Глава 1

1086 год

— Чует мое сердце, он что-то затевает. Этот человек только и знает, что обдумывает, как бы еще чего-нибудь прибрать к своим рукам, — в волнении сказал лаэрд Айон Кэнедис, владелец Дальнего острова.

— Ты прав, отец, — поддержала его Аллора, однако слушала она его в тот момент весьма рассеянно.

Несмотря на причины, которые привели их в Лондон, Аллора была совершенно заворожена этим городом. Мало попутешествовав в свои почти семнадцать лет, она была совсем не готова к лихорадочной суете и шуму городских улиц. Дома здесь стояли очень близко друг к другу, и на сравнительно небольшом пространстве жизнь била ключом.

Под ее окном, совсем рядом, рыбаки распродавали улов, уличные торговцы громко расхваливали свой товар, и даже маленькие дети, одетые в лохмотья, с грязными мордашками, но настырные, бегали по улицам, предлагая прохожим, купить букетики цветов, что было совсем нелишне, ибо в воздухе ощущалось зловоние от городских нечистот. На улицах, изборожденных глубокими колеями и очень грязных, царило большое оживление. А какое здесь было смешение языков! То здесь, то там слышались и старый англосаксонский, и ломаный французский, на котором говорили норманны: одни, очевидно, стремились как можно скорее вписаться в установленный норманнами порядок, а другие решили не иметь с завоевателями ничего общего. До Аллоры доносились крики, лай собак, а когда мимо проходили королевские солдаты, долетали какие-то непонятные резкие команды.

Отец не хотел брать ее в Лондон; но она настояла на своем. Всю жизнь Аллора только и слышала всякие ужасы о чудовищных норманнах и теперь, находясь в опасной близости от них, испытывала чувство страха и любопытство.

Заложив руки за спину, Айон ходил из угла в угол по гостиной в особняке, предоставленном ему в Лондоне и расположенном неподалеку от личной резиденции короля — крепости, которую король вскоре после взятия города приказал построить, чтобы держать лондонцев под контролем. Крепость назвали Белой башней. Это было внушительное сооружение с апартаментами самого короля и членов королевской семьи, в которых они жили, когда бывали в Лондоне, и помещением для многочисленной королевской прислуги.

Айон ненавидел короля, но в его присутствии тщательно скрывал свои чувства. Ради дела, по которому они приехали сюда, он был готов даже сесть за один стол с королем-ублюдком и поддерживать с ним светскую беседу на презренном нормандском наречии французского языка, на котором говорил Завоеватель.

Только находясь в безопасности своих владений — на пограничных землях с Шотландией, где король Малькольм III давно уже предоставлял тихую гавань любому стороннику старого порядка в Англии, — люди, подобные Айону Кэнедису, осмеливались прямо и откровенно высказывать все, что думали о Вильгельме.

Аллора, посмотрев на отца, тихо вздохнула и стала снова глядеть в окно. Конечно, она разделяла чувства отца. Проезжая по земле графства Йоркшир, она видела, как опустошил ее король в отместку за неповиновение, и подумала, что потребуется не один десяток лет, прежде чем графство снова превратится в цветущий край. Она была горячей сторонницей старого порядка и всем сердцем сочувствовала обездоленным людям, согнанным с земли и оставленным без крова.

Хотя ее это непосредственно не касалось. Дальний остров и большая часть пограничного района, которым владела ее семья, являлись, по утверждению Вильгельма, английской территорией. Но сами они считали, что уже не одну сотню лет Дальний остров представлял собой маленькое королевство в королевстве. Многие годы остров был теснее связан с Шотландией, расположенной к северу, чем с Англией, расположенной южнее. Теперь соседние лорды платили дань шотландскому королю Малькольму. И несмотря на то что Вильгельм не был согласен с этим, ему хватало забот на других территориях, где против его владычества один за другим поднимались мятежи. Поэтому предъявить свои права как абсолютный сюзерен на Дальний остров и близлежащие земли он не мог.

На Дальнем острове можно было бы жить спокойно не слишком ощущая власть Вильгельма Завоевателя, если бы Дядюшка Роберт, объединившись с другими безрассудными лаэрдами, не отправился на юг, чтобы помочь очередному мятежу, вспыхнувшему в Нортумберленде. Мятеж был быстро подавлен, а Роберта схватили. Айон Кэнедис, глава семьи и не такой человек, кто допустил бы заточение младшего брата на долгие годы или даже его казнь за измену, немедленно послал гонцов в Лондон, дабы узнать условия его освобождения.

Вильгельм, по мнению Аллоры, был человеком хитрым и коварным, способным на жестокие поступки, в чем она имела возможность убедиться, когда находилась в одном северном районе, где он применил карательные меры. Самого Вильгельма она видела мельком, у входа в личные королевские апартаменты, вместе с отцом в толпе знати ожидая аудиенции. И он произвел на нее впечатление. Невысокий, король был широкоплечим и мускулистым, как и подобает человеку, который войнами утверждается в жизни. Годы и сражения оставили свой след на его лице — загрубелом, но волевом и запоминающемся. Его глаза, казалось, видели все, взгляд был пронзительным, цепким и оценивающим. И Аллора почувствовала его взгляд на себе в те несколько минут, когда он разговаривал с ее отцом и любезно благодарил за приезд в Лондон. Он заверил, что они, несомненно, придут к согласию. Но стоило на мгновение Вильгельму прикоснуться губами к ее руке, тихо промолвив «мадемуазель», как она ощутила странную дрожь, будто прикоснулась к мощному источнику энергии. И по глазам отца Аллора поняла: он знал, чего именно потребует король в обмен на освобождение Роберта.

Отец нервничал.

— Боюсь, — пробормотал он, — что эта последняя авантюра Роберта нам дорого обойдется.

Аллора спрыгнула с подоконника и, подойдя к отцу, положила руку ему на плечо. Они сели перед горящим камином погреться.

— Отец, тебе не следует беспокоиться, — сказала Аллора, заранее зная, что ее совет равносилен просьбе перестать дышать. — Королю нужны ты и твоя поддержка. Он поселил нас в удобных апартаментах, предоставил личных слуг, а вечером за ужином в резиденции короля мы увидим дядюшку Роберта, с которым здесь обращаются не как с узником, а как с заложником, хотя король и обвиняет его в измене. Все образуется, отец, я в этом уверена. Побереги себя и перестань излишне волноваться.

Айон рассеянно похлопал дочь по руке.

— Налей-ка мне вина, — сказал он. — По крайней мере, хоть вино здесь хорошее, в этом Лондоне. Ублюдок приказывает доставлять ему самые тонкие вина из Франции.

Подойдя к круглому столику возле окна, Аллора начала наливать вино, но приостановилась, привлеченная звуками с улицы.

Фанфары торжественно возвещали о появлении войска. Улица задрожала от цокота копыт и печатного шага воинов.

Вооруженных людей Аллора видела всю свою жизнь у ее отца были в услужении сто опытных телохранителей, У соседних танов, его союзников, и у других владельцев пограничных земель тоже имелись свои отряды. Но такого великолепного зрелища, как сейчас, она еще никогда не наблюдала.

Во главе войска ехал всадник, за которым следовал знаменосец с развевающимся синим с золотом флагом. Разглядеть изображение на гербе не удавалось, но даже его цвета привлекали к себе внимание. Как и всадник, который ехал впереди…

Взглянув на него, Аллора неожиданно вздрогнула. Она не могла видеть его лицо из-за низко опущенного шлема, закрывавшего всю его голову и украшенного с обеих сторон серебряными рогами. Но подумала, что, наверное, один вид его на поле боя должен приводить противника в оцепенение. В кольчуге и длинной ярко-синей с золотом тунике, в темных кожаных рейтузах, он восседал на мощном серебристо-белом коне с густой развевающейся гривой и белым хвостом, с седла свешивались огромный меч и щит. Он ехал по узкой улочке, и жители города приветствовали его восторженными криками. Казалось, они лезли прямо под копыта коня в желании хотя бы на мгновение прикоснуться к всаднику. И он, подняв руку в латной рукавице, приветствовал их.

Несмотря на стройность рядов войска, Аллора заметила на лицах воинов сильную усталость — очевидно, они возвращались с поля боя. Многие поддерживали друг друга на ходу, на туниках виднелись пятна крови. На предводителе туника была разорвана и испачкана грязью, но он держался в седле очень прямо, хотя и в его позе чувствовалась усталость.

На какой-то миг Аллоре показалось, что, поравнявшись с ее окном, он чуть замедлил шаг. Приподняв сверкающий серебряный шлем, всадник пристально взглянул на нее. Пораженная взглядом его темных глаз, она тоже внимательно посмотрела на него, но почувствовала, что краснеет, и торопливо отошла от окна. Войско продолжало шествие и еще долго раздавались тяжелый топот копыт и четкая поступь ног. Сколько их здесь, воинов Завоевателя, во главе с военачальником в серебряном шлеме, украшенном рогами?

Двести? Больше? Или только казалось, что их очень много, потому что они заполнили собой узкую улочку?

Аллора посмотрела на отца, стоящего рядом и тоже пристально вглядывающегося в ряды проходящих мимо окна воинов.

— Ага, вот и он появился, — пробормотал Айон, — знаменитый граф Уэйкфилд…

Тон, которым это было произнесено, удивил Аллору. В нем были и горечь, и восхищение.

— Кто это? — спросила она.

Отец, будто не слыша вопроса, тихо продолжал:

— Возвращается из Нормандии.

— В Нормандии восстание?

— Люди всегда восстают, когда кто-нибудь старается прибрать к рукам слишком много, как это делает Вильгельм. А потом и дробит свои владения: Англию — одному сыну, Нормандию — другому. А тот, кому досталась Нормандия, уже приносит своему отцу немало головной боли. — Отец печально покачал головой. Затем погладил блестящие волосы дочери и нежно улыбнулся ей. — В этом отношении, доченька, мне повезло. Твоя мать всегда думала, что мне хотелось сына, но я и представить себе не могу, что бы делал без тебя. И без всех моих родных, кто сейчас со мной, — брата, семьи, всего моего рода. Не могу себе представить, что пришлось бы воевать за то, что я имею право им оставить!

— Отец, — искренне воскликнула она, — я буду молить Бога, чтобы ты жил вечно!

— Полно, полно, ни одному человеку не дано жить вечно. Как видишь, Вильгельм это понимает… Поэтому я благодарен судьбе, что Дальний остров будет принадлежать тебе и что Роберт и вся моя семья будут всегда с уважением относиться к моим желаниям. Мы не такие, как они. Мы совсем другие.

Аллора с сомнением выгнула бровь, но не возразила. Ей уже приходилось видеть, как грубые лаэрды пограничных земель бьются друг с другом, как дикари, из-за оставленных в наследство горного участка или прибрежной полосы. Но, тем не менее, они соблюдали свои законы и взаимно уважали право каждого на частную собственность.

Возможно, именно такого уважения и не хватало норманнам?

В созерцании триумфального шествия войска через город к королевской резиденции была и полезная сторона это отвлекло отца от тревожных мыслей о Роберте и Вильгельме, и он продолжал следить взглядом за молодым нормандским дворянином.

— Так кто же это такой? — снова спросила Аллора. — Наверное, презренный тип, самый худший из всех королевских приспешников? — Она явно вызывала отца на откровенность.

Но Айон медленно покачал головой, потом налил вина в бокал и отпил глоток.

— Нет, он молод и отважен. И у него хорошая голова на плечах, что было понятно с детства. Он не из тех, к кому Можно относиться пренебрежительно, дочь. Если окажешься рядом с ним — будь осторожна!

— Отец, едва ли я когда-нибудь окажусь рядом с ним, — сказала удивленная Аллора.

Айон устало вздохнул и устремил взгляд на улицу, где остались лишь пыль и грязь после промаршировавшего войска.

— Вильгельм пригласил нас сегодня на ужин в свою резиденцию, Аллора. Этот его приближенный тоже будет там. Держись от него подальше, дочь, и не болтай лишнего.

Она укоризненно вздохнула.

— Отец, я не собираюсь ставить под угрозу твое положение здесь. И буду очень дипломатична в разговоре. Норманны ведь тоже ценят дипломатию.

— И все-таки будь осторожна.

В это время кто-то сильно застучал в парадную дверь. Выглянув из окна, лаэрд Мон увидел мальчика-посыльного и крикнул:

— В чем дело, паренек? Ты своим стуком мертвого можешь разбудить!

Мальчишка лет двенадцати с большими оттопыренными ушами, ясными глазами и улыбчивой мордашкой торжественно сложил руки и низко поклонился Айону.

— Король ждет вас в своей резиденции отужинать с ним, милорд! — крикнул он в ответ и снова поклонился. — И вашу дочь, молодую леди. Поторопитесь, милорд, ведь король просит вас сесть за его стол и надеется, что вы окажете ему эту небольшую любезность.

— Хм-м, небольшую любезность! — тихо пробормотал себе под нос Айон.

— Так вы скоро будете готовы, милорд?

— Будь спокоен, паренек. Если тебе приказа но сопроводить нас, то долго ждать не придется.

Аллора взглянула на отца и быстро направилась, в свою комнату. Торопливо покопавшись в дорожном сундуке, она отыскала вуаль, подходившую к ее наряду — золотисто-янтарной льняной тунике с длинными рукавами с разрезами, надетой на тонкую рубашку, красиво вышитую стеклярусом. Тончайшая вуаль удерживалась на голове с помощью обруча из золотой и серебряной полосок, и не скрывала блеска волос. Аллора вдруг почувствовала решимость показать этим норманнам, что лаэрды пограничных земель вовсе не варвары, какими их нередко считают.

Она возвратилась в гостиную и выжидательно взглянула на отца.

— Хорошо я выгляжу, папа?

Он ответил не сразу.

— Надо было оставить тебя дома, Аллора!

Она огорчилась и, нахмурив лоб, спросила:

— Тебе что-нибудь не нравится?

— Наоборот, все прекрасно. Именно это меня и страшит, — тихо ответил он, протягивая ей руку. — Идем, дочь. Сейчас нам предстоит посетить львиное логово, понимаешь?

Аллора ободряюще улыбнулась. Взяв отца под руку, она решительно произнесла:

— Мы добьемся всего, чего хотим! Не забывай, отец, что ты обладаешь большой властью. Ты нужен Вильгельму!

Он неуверенно хмыкнул в ответ. А ей хотелось услышать что-нибудь обнадеживающее.

На улице они сели в экипаж, который король прислал за ними, — закрытую карету с красиво обитыми мягкими сиденьями и бархатными занавесками.

Аллора снова как завороженная с восхищением разглядывала все, что встречалось на пути, познавая новый для нее мир. Дома все самое интересное происходило в отцовском замке, куда любили приезжать талантливые люди, ученые из разных стран. Монахи, разместившись на верхнем этаже замка, трудились над уникальным изданием Евангелия. В дом отца приезжали также музыканты-лютнисты, танцоры, фокусники. Бывали даже греческие ученые, познакомившие ее с шедеврами древней драматургии. Аллора вспомнила, как, услышав рассказ о смерти благородного и мудрого Сократа, обвиненного в государственной измене и отравленного, она расстроилась до слез.

Греческого философа обвинили в том же, в чем сейчас обвиняют Роберта.

Она постаралась прогнать грустные мысли, убеждая себя, что ни с дядюшкой, ни с отцом, ни с ней самой ничего плохого не произойдет. Если бы ублюдок хотел убить Роберта, он давно бы это сделал.

Но отец прав — Вильгельм хитер, ему не смерть их нужна. Но в таком случае…

Миновав ворота, они приблизились к Белой башне. Там было оживленно и многолюдно, как на городских улицах, множество воинов в доспехах, много лошадей и собак. То здесь, то там раздавались взрывы женского смеха, и Аллора покраснела, почувствовав на себе взгляд отца.

Она не была наивной, как, возможно, он себе представлял, и, много чего наслушавшись от своих замужних родственниц, хорошо понимала, что женщины, чей хриплый смех звучал в наступающих сумерках, были проститутками. «Где армия, — назидательно сказала ей как-то одна из кузин, там наверняка есть и женщины!»

Кузина Элизабет брезгливо поведала ей, что брак это то, что приходится терпеть. А кузина Бриджит, подмигнув, добавила, что терпеть можно по-разному. И частенько смеялась со своим женихом Кинаном именно таким смехом, какой сейчас доносился до Аллоры.

Конечно, Аллоре и раньше приходилось видеть маркитанток, неопрятных шлюх, которые часто шли за воинами с Северо-Шотландского нагорья. Здешние женщины были рангом выше. Хорошо одетые, надушенные, они вызывали у нее такое же любопытство, как и все остальное в этом удивительном городе Лондоне.

— Ну, вот мы и прибыли! — воскликнул ее отец, раздвигая пошире занавески на окошках. Экипаж остановился, и возница, торопливо обогнув его, поставил возле задней дверцы скамеечку, чтобы им было удобнее спуститься вниз. Они сразу же смешались с толпой людей, приглашенных на ужин с королем.

Опасения, что их с каким-то умыслом одних зазвали на вечер, сразу же отпали — в мерцающую в сумерках башню прибыло не менее пятидесяти гостей, и все они сейчас поднялись по лестнице в верхний зал. Здесь тоже было очень шумно от множества людей. По залу бродили огромные собаки, суетливо проносились одетые в ливреи королевских цветов слуги, нагруженные подносами с фруктами и сладостями. Миловидные молоденькие служанки предлагали гостям вина и меды.

— Айон! — вдруг послышался знакомый голос. — Айон! Брат!

Дядюшка Роберт! С первого взгляда на него можно было сказать, что это человек действия, в отличие от старшего брата Айона, обычно обдумывающего фразу и не позволяющего гордости или гневу заставить себя поступать слишком поспешно или опрометчиво.

Братья крепко обнялись. Роберт, немного ниже ростом, но шире в плечах, улыбающийся, отпрянув от Айона, сгреб в медвежьи объятия Аллору. Поцеловав ее в макушку, он чуть отстранился, разглядывая ее.

— Не так уж много времени прошло с тех пор, как я видел тебя в последний раз, девочка. А ты уже успела стать настоящей леди. Наверное, юный дуралей Дэвид ждет не дождется твоего возвращения!

Аллора слегка покраснела — Дэвид Эдинбургский уже давно намеревался просить ее руки. Она была уверена, что отец благословил бы их союз, и сами они на редкость хорошо ладили друг с другом. Однако арест Роберта и возможная угроза его жизни заставили отложить на время все дела.

— Ему нечего тревожиться за меня, — поспешила возразить она, беря дядюшку под руку, — у меня верное сердце. Это за тебя, старый дуралей, мы все безумно боимся.

Роберт громко расхохотался, потом, понизив голос, сказал:

— А мы все-таки натянули нос этому нечесаному ублюдочному королю, а? Он завладел Англией, но только не землей свободных скоттов!

Пора было призвать его к осторожности — не время нарываться на ссору. Нахмурив брови, Айон предупредил:

— Все это так, Роберт, но дело принимает весьма серьезный оборот. Вильгельма многие называли за его спиной ублюдком. Однако никто не осмеливался сказать это в его присутствии.

— Меня здесь не охраняют, — быстро пояснил Роберт. По крайней мере, в этом большом зале, где собралась целая толпа приспешников короля. Он довольно хорошо относится к своему племяннику, и я пользуюсь определенной свободой. Так что не стоит слишком тревожиться, Айон. Ублюдку что-то нужно — к счастью, не моя жизнь, — и мы скоро узнаем, что именно.

В камине неожиданно треснуло полено и высоко взметнулось пламя. Тявкнув, отскочила от упавшего горящего уголька собака. В этот момент в зале смолкли голоса и все взгляды обратились на входившего в дверь человека.

Аллора тоже посмотрела на него — широким уверенным шагом он направлялся к главному столу.

Походка самонадеянного человека, но чему удивляться?

Норманны…

Однако кем бы ни был этот человек, он приковывал к себе всеобщее внимание: очень высокого роста, с густыми черными как вороново крыло волосами, подстриженными не так коротко, как у большинства его соплеменников, и тонзура не выстрижена. Одет довольно просто: бриджи терракотового цвета заправлены в сапоги, ярко-синяя, расшитая золотом туника до колен поверх белой сорочки с длинными рукавами.

Когда он подошел ближе у Аллоры замерло, а потом учащенно забилось сердце. Она не поняла, какие чувства он вызвал в ней, — это был не страх, но будто по спине пробежали мурашки и сердце сковало холодом. Воин был поразительно красив, но при этом суров и неприступен. Лицо его, словно высеченное из гранита, имело почти правильные черты — прямой нос, крепкий решительный подбородок, высокие, с бронзовым загаром скулы, глубокие темные глаза, поблескивающие непокорным огоньком в свете камина, черные как уголь брови, вычерченные высокими полукружиями, — удивительно привлекательное лицо, прекрасное, но и отталкивающее своей суровостью.

Оно завораживало не ее одну — все присутствующие, очевидно, испытывали то же самое, ибо не сводили с него глаз. А он с какой-то гипнотизирующей легкостью быстро приближался к королю.

К удивлению Аллоры, нормандский король, восседающий на особом резном стуле, поднялся, чтобы приветствовать этого воина. Их разделял стол, на котором стоял массивный серебряный поднос с жареными угрями. Однако Завоеватель даже потянулся через стол, чтобы обнять гостя, и тепло обратившись к нему, предложил:

— Выпейте, друзья мои, за его здоровье! Поприветствуйте вернувшегося домой великого воина. Там, где не смогу пройти я, пройдет он!

Все присутствующие оживились, стали подходить к новому гостю. Аллора хотела спросить у отца или дяди, кто это такой, но вдруг догадалась, что, должно быть, это и есть могущественный граф Уэйкфилд, тот самый воин, который днем проезжал мимо ее окна, восседая на мощном коне. Воин, на котором был надет удивительный шлем.

Аллора снова почувствовала, как по спине пробежал холодок, — не зря предупреждал ее отец…

О чем он ее предупреждал? Она вспомнила, что у отца не было ненависти к этому человеку, однако… Отец отнесся к нему настороженно. Понятно, ведь граф Уэйкфилд приближенный короля, и это уже само по себе вызывает беспокойство. Отец хотел предупредить ее держать язык за зубами.

Она оглянулась, отыскивая среди гостей отца и дядю. И когда стала пробираться к ним, перед ней неожиданно возник какой-то нормандский лорд — гладко выбритый, с коротко остриженными волосами и хитрой худощавой физиономией. Одет он был в длинную тунику, отороченную мехом.

Норманн обхватил ее и приподнял над полом. В считанные секунды она оказалась прижатой спиной к стене в темном алькове большого зала. У нее мелькнула мысль, что это место, несомненно, не раз использовалось для свиданий, но она почти не испугалась.

— Сэр, отпустите меня, пожалуйста, — произнесла Аллора довольно миролюбиво.

Однако мужчина, не слушая, пожирал ее похотливым взглядом.

— Ах, мадемуазель! Какое удовольствие держать в объятиях такое обворожительное создание, особенно после длительного и опасного похода! Какая волшебная фея принесла вас сюда? Может быть, боги, обитающие в Валгалле, одолжили вас на этот вечер? Прошу вас, прекрасная леди, скажите, кто вы такая?

Он говорил вежливо, и слова льстили ее самолюбию, но глаза пугали голодным блеском, а в тоне слышалась насмешка. Аллора стиснула зубы — не от страха, а потому, что стала терять терпение.

Но отделаться от него, не ответив на вопрос, она не могла.

— Ошибаетесь, сэр, — сказала она, — меня никто не присылал из Валгаллы ради вашего удовольствия. И я совсем не богиня, а скорее демон из самого варварского северного края. А теперь, сэр, может, вы оставите меня в покое?

Он поставил ее на пол, но не выпустил из рук. Ее поразила наглость этого знатного господина. Даже нормандский лорд должен был понять, что она гостья, приглашенная самим королем.

— Но я влюбился! Влюбился с первого взгляда! воскликнул он и, к ее ужасу, дерзко попытался поцеловать в губы. — Господи! Если это увидит ее отец или дядя, здесь сразу же начнется побоище! Нет, она не вскрикнет и не привлечет к себе внимания. Да и среди шума множества противных нормандских голосов помогли бы разве только душераздирающие вопли.

Своим характером Аллора иногда больше походила на дядю, чем на отца, — быстро отведя назад ногу, согнутую в колене, она резко ударила мужчину в пах.

Он издал глухой стон, потом побелевшими от боли губами произнес сквозь стиснутые зубы:

— Леди, вы проклянете тот день и час, когда осмелились ударить меня! — Он побагровел и впился пальцами в ее плечи.

Но вдруг замолчал, не договорив фразы и как-то странно пискнув. Пальцы его разжались, и, вытащенный рывком из темного алькова, он осел на пол в нескольких футах от нее.

— Д’Анлу! — прохрипел он, ловя ртом воздух.

— Все-таки ты, де Фриз, самый большой дурак во всем христианском мире! Черт возьми, что ты тут вытворяешь?

На плечо Аллоры опустил ась рука, которая не слишком нежно возвратила ее назад, к камину. Слова благодарности, рвавшиеся с языка, замерли на губах — ее спаситель едва взглянул в ее сторону. Она была уверена, что он даже не знает, кто она такая.

Она же его узнала. Презренный граф Уэйкфилд.

— Вильгельм оторвет тебе голову, если ты не образумишься, милорд! — раздраженно произнес он. — Сейчас же извинись перед леди!

— Она не леди, — угрюмо буркнул де Фриз. — Она демон с севера, как сама только что сказала, и, будьте уверены, совершенно права.

Аллора почувствовала на себе взгляд Уэйкфилда — острый и заинтересованный.

— С севера? Уж не дочь ли старого Айона, принцесса Дальнего острова? — спросил он. Ситуация, кажется, начала его забавлять.

«Он не любит де Фриза, — подумала Аллора, — но, как и я, не хочет превращать этот зал в поле брани».

А что касается ее… Она для него всего лишь предмет, от которого надо избавиться и забыть. Но прежде стоит довести начатое до конца.

— Извинись, — снова приказал он де Фризу, не отводя взгляда от Аллоры, но и не прикасаясь к ней. Глаза у него были не черные и не карие. Они были темно-синего, пожалуй, даже кобальтового цвета.

«Взгляд острый, как лезвие его меча», — подумала Аллора.

— Мне не нужны извинения дикаря, — спокойно произнесла она, хотя в ее голосе еще слышались нотки возмущение.

— Брет, клянусь, она очень больно ударила меня, — взмолился де Фриз.

— Больно ударила тебя? Стыдись, де Фриз! Перед тобой юная леди, очаровательная принцесса Дальнего острова! Где твоя мужская гордость? Пошевели мозгами: она всего лишь хрупкая малышка! — насмешливо проговорил Уэйкфилд, не заботясь о том, что его слова действовали на Аллору раздражающе. Возможно, на первый взгляд она и производит впечатление «хрупкой малышки», но он бы очень удивился, узнав, какая она сильная.

А может, и не удивился бы. Ведь де Фриз — мужчина довольно крупный, а Уэйкфилд отбросил его, как сломанную ветку.

— Вот погоди, ударит она тебя, тогда заговоришь по-другому, великий лорд Уэйкфилд, — сердито проворчал де Фриз.

— Нет, меня она не ударит. — Уэйкфилд окинул Аллору взглядом С ног до головы. — Ведь я же не дурак, чтобы ставить себя в такое положение, когда ей пришлось бы защищаться. Повторяю: она всего лишь хрупкая маленькая леди, И я не допущу здесь кровавой потасовки из-за нее!

— Не надо кровавой потасовки, — торопливо согласилась Аллора. — Но я не такая уж и маленькая, милорд! Клянусь, что могу быть сущим демоном, которого следует побаиваться. И могу стать им, если вы оба сию же минуту не оставите меня в покое!

Она сердито взглянула на Уэйкфилда. Наверное, его удивила ее резкость, и он сказал:

— Я не боюсь демонов, леди. Особенно таких, у которых молоко на губах не успело обсохнуть. — В его голосе прозвучала едва заметная насмешка.

Как точно он знал, чем ее можно уязвить!

Но не такая уж она юная! Многие женщины в ее возрасте выходят замуж. Однако среди тех, кто давно играет в такие игры, она, возможно, производила впечатление наивного ребенка.

Граф Уэйкфилд, должно быть, услышал, как она в ярости скрипнула зубами, и это позабавило его еще больше. Но не успела она ему ответить, как он сердито обратился к де Фризу:

— Леди с Дальнего острова — гостья короля, де Фриз. — Немедленно извинись перед ней!

Поджав тонкие губы, де Фриз недовольно поклонился ей.

— Прошу извинения, леди, — пробормотал он и, круто повернувшись на каблуках, исчез.

— А теперь, милорд, — обратилась Аллора к Уэйкфилду, — может быть, вы позволите мне уйти?

— Нет, леди, не могу! Ваш отец и король послали меня разыскать вас и сопроводить к столу. Я рад, что успел прийти вовремя.

— Вовремя? — небрежно переспросила она, склонив голову набок.

— Я был рад помочь вам в неприятной ситуации, — дипломатично пояснил он.

— Поверьте, дорогой Уэйкфилд, когда вы появились, ситуация уже изменилась в мою пользу. Я вполне смогла сама позаботиться о себе.

Черные полукружия бровей удивленно взметнулись вверх.

— Вас затащили в этот темный уголок, леди. Уж не думаете ли вы, что де Фриз так легко отказался бы от своего намерения?

— Я его чуть не изувечила.

— Он всего лишь переводил дыхание.

— Я его сильно ударила. Он сам сказал вам об этом!

— Неужели? — насмешливо произнес Уэйкфилд, поглядывая на нее сверху вниз.

— Именно так!

— Ну что ж, как видно, и опасность, и чувство благодарности — все уже позади. Король приглашает вас к столу.

— Король может подождать.

— Короли не ждут, миледи.

— Даже те, кто незаконно захватывает короны?

— Особенно те, кто незаконно захватывает короны.

Ее озадачили его слова, ибо она была уверена, что он станет рьяно защищать право Вильгельма на английский престол.

— Тем более Завоеватель, — тихо добавил он.

— Ублюдок, — услышала она себя и сразу пожалела о сказанном.

Ведь не зря предупреждал отец, чтобы она держала себя в руках и не говорила лишнего!

Граф Уэйкфилд внимательно посмотрел на нее, но она не могла прочесть по глазам его мысли. Он произнес, пожав плечами:

— Ублюдок — и, тем не менее, Завоеватель.

— Меня он не завоевал.

— Позаботьтесь о том, чтобы он этого не сделал.

— Я не англичанка.

— Это спорный вопрос.

— Не спорный, если я откажусь его обсуждать.

Его глаза со стальным отливом сверкнули.

— Вы должны научиться проявлять гибкость, красавица. Во время сильного ветра она позволяет выстоять и не сломаться, — сказал он. — Позвольте предложить вам руку, миледи.

Взять его под руку? Да ей хотелось сломать эту руку! Но она вспомнила, с какой легкостью он отшвырнул де Фриза. Как пушинку!

Он не осмелится ничего сделать ей! По крайней мере, здесь, во дворце!

И все же она боялась… Боялась почувствовать его огонь и энергию. Его силу. Ей хотелось убежать от этого человека…

Но потом вернуться и посмотреть, что он будет делать.

— Я обращаюсь к вам, леди! — Черные брови снова удивленно выгнулись.

И она, понимая, что значит быть гибкой, высоко подняла голову и — дрожащими пальцами — оперлась на предложенную ей руку Уэйкфилда.

Глаза ее горели, внутри все дрожало; ей и на самом деле показалось, будто она прикоснулась к горячему металлу.

Словно сама судьба предупреждала ее…

Загрузка...