Неизбежность (ЛП)

Глава 4 Регистрация

Я проснулась от острой боли на щеке, как будто во сне меня кто-то ударил по лицу. Коснувшись лица рукой, я жду, что удар повторится. Страх, словно змеиный яд, начинает медленно покидать мое тело, позволяя мне вздохнуть с облегчением.

Я включила лампу, и посмотрела на часы — три часа ночи. Я знаю, что должна снова лечь и заснуть еще на несколько часов, но не могу. Я вся потная и испуганная, как будто, в течении нескольких часов во сне, боролась с монстрами. Уставшая, я сажусь в постели, на столе стоит серый ящик с инструментами и коробка.

Мое сердцебиение участилось, я вспомнила, как поранила палец резаком. Подняв палец, я рассматриваю его под мягким светом лампы. Там ничего нет, никаких рубцов или покраснения, просто гладкая кожа.

Дрожащей рукой я, потянулась к резаку, чувствуя его холодную тяжесть. На лезвии, все же, еще видна капля засохшей крови. По моим жилам течет такая же красная кровь, как и у других, все в норме. Я аккуратно провожу пальцем по краю лезвия, оно сверкает в темноте. Думаю это бритва Оккама.

Простая теория: первое предположение обычно оказывается правильным.

Прежде чем я осознаю что делаю, я сильнее нажимаю пальцем на лезвие, пока на нем не образуется порез. На лезвие капает кровь. В упор смотрю на порез; прошло пару минут, и кровотечение останавливается, еще через пару минут и он срастается, еще через пару минут, он превратился в маленькую красную полоску. Приблизительно через десять минут, моя рана полностью исчезает.

Самое простое всему этому объяснение заключается в том, что я настоящий фрик.

— Что со мной происходит? — в слух шепчу я, свернувшись на кровати калачиком.

Я слишком напугана, чтобы выключить лампу, засыпая, я сжимаю лезвие в руках. Немного успокоившись, я чувствую усталость, как будто совсем не спала. Открыв глаза, я собираюсь пойти единственное кафе на территории кампуса. Оно называется «Сага» потому что это, миниатюрный островок еды.

Я беру сваю сумку и нахожу в ней карточку кафе, с помощью которой я могу быстро перекусить перед регистрацией. Выбор еды — это то, что я не люблю в кафе — просто ужас. Я выбираю банан и хлопья с молоком. Взяв свой поднос, я ищу свободный столик.

Быстро нахожу табличку со схемой для первокурсников и вижу друзей Рассела — Мейсона и компанию. Я ищу любой признак присутствия Рассела, но, очевидно, что его там нет.

Разочаровано, я осматриваюсь вокруг, чтобы посмотреть, не сидит ли он за другим столом.

Я не нахожу Рассела, но вижу Фредди. Он сидит один, спиной к большому панорамному окну. Проходя мимо столиков, заполненных болтающими студентами, пройдя примерно половину пути к столику Фредди, я слышу, как меня кто-то окликает. Обернувшись на голос, мои глаза расширяются от удивления, когда я вижу Мейсона, который зовет меня.

— Женевьева! Эй, Женевьева! Садись за наш столик! — с энтузиазмом кричит он.

Скептически я рассматриваю стол, полный молодых людей, и думаю, что это самое неудобное место, находясь в одиночестве за столом, полным первокурсников.

— Спасибо, — отвечаю я Мейсону — но я обещала другу позавтракать с ним. Извини, может быть в другой раз?

Не дожидаясь его ответа, я иду к столику, за которым сидит Фреди.

— Я не могу рассказать тебе, как я психовала, когда искала тебя! Могу я позавтракать с тобой? — садясь на свободное место рядом с Фредди.

— Эй, Эви! Конечно, — удивленно говорит он.

— Что с тобой случилась прошлой ночью? Я немного беспокоился за тебя. Я искал тебя, но в автобусе тебя не было, а Рассел ничего не сказал о тебе.

— Хм, я опоздала на автобус, и поэтому назад пришлось идти пешком. Извини, что заставила тебя, беспокоится, — объясняю я.

Его брови взлетают вверх.

— Ты не должна была возвращаться назад, это опасно, — смеясь, говорит он мне, продолжая завтракать.

— Спасибо Фредди. Напомним мне еще раз, за что я люблю тебя, — с сарказмом говорю я, но тут же улыбаюсь ему, потому что знаю, он всего лишь поддразнивает меня.

В этот момент, мимо проходящий парень говорит:

— Привет Женевьева, завтракаешь?

— Привет, — в недоумении говорю я, глядя на него. Я его не узнала.

Повернувшись к Фредди, я спросила:

— Ты его знаешь?

— Хм, я не знаю, как его зовут, но думаю, он живет в Брейди, — сказал Фредди.

— Как он узнал, кто я? — спросила я скорее саму себя.

— Оо, это все из-за справочника для новичков, который раздает материнский клуб. С твоей фотографией и биографическими данными.

Когда я тупо киваю, он продолжает:

— Так, куча парней из общежития собрались вместе и, используя справочник, составили рейтинг девушек-первокурсниц. Я думаю по стандартной десяти бальной шкале. У тебя действительно высокий рейтинг. Более того, все дают тебе больше десяти во всех категориях. Я не знаю, как ты оказалась в данной категории, но я знаю, что ты есть в категории «блестящая задница»…

Кровь отхлынула с моего лица. Я почти опустила голову на руки, чтобы скрыть мое смущение.

— Ты, должно быть, шутишь! — я застываю, все это овладевает мной.

— Не-а. На самом деле, я продал свой каталог ребятам из одного общежития на территории кампуса. Они дали мне за него, пятьдесят баксов. Я думаю, они используют его для знакомства с новенькими девушками, и для того, чтобы узнать о потенциальных обязанностях перед ними, — усмехается он.

— Это так тошнотворно… я думаю, что мне плохо. Хочешь мои хлопья? Потому что я не голодна, — спросила я, с отвращением толкая к нему мой поднос. И как ты мог продать им свой справочник, зная, что они собираются с ним делать?

— Эви, это просто экономика один на один: предложение и спрос, — объясняет он, беря мои хлопья, и корча гримасу.

— Это так тошнотворно, — говорит он, повторяя мою предыдущую реплику, — как ты это ешь?

В ответ я смеюсь, наблюдая за тем, как он пытается прогладить ложку овсяных хлопьев.

— Ладно, проехали, но, что было в материнском клубе. Они получают гневные письма с жалобами за нарушение конфиденциальности! — страстно говорю я.

— Ты собираешься подписать письмо? — спрашивает Фредди, откинувшись назад в своем кресле, словно оценивая мое негодование.

— Наверное, нет, — раздраженно говорю я.

— Ну, удачи! Власть народу и все такое! — говорит Фредди, с саркастической улыбкой, выбрасывая кулак.

— Я не знаю, о чем ты беспокоишься, как я уже сказал, они дают тебе десятку.

Пока он говорит, он держит руки ладонями вверх, чтобы показать мне свою точку зрения.

— Это мерзко, Фредди, — отвечаю я, чувствуя, что пять начинаю краснеть.

— Что у нас сегодня? — спрашиваю я, пытаясь сменить тему.

— У меня есть время, до регистрации, так то я могу посидеть здесь. До обеда, возможно, сходить купить книги. Зайти в общежитие, а в четыре идти в конференц-зал. Ты знаешь правила, бла-бла-бла, ни каких девушек подпирающих открытые двери, бла-бла-бла. Я не знаю, во сколько обед, — пожимает он плечами.

— Я тоже собираюсь зайти в общежитие, а в четыре идти в конференц-зал. Хочешь встретиться здесь в обед, примерно в пять тридцать? — спрашиваю я, в надежде, что он скажет «да».

Я понимаю, что мне очень комфортно с ним общаться.

Он действительно забавный.

— Конечно, я принесу плакат, и ты сможешь увидеть всех первокурсников, которые ходят на протест, — смеется он, когда я бросаю в него мою смятую салфетку.

— Ладно, мне пора бежать. Пожелай мне удачи в распределении классов, Фредди, — сказала я, собирая свои вещи.

— Удачи тебе, Эви, — говорит он, но когда я начинаю отходить от него, он окликает меня.

— Эви, — я поворачиваюсь, и вижу, как он повторяет слава десять, и снова поднимает руки вверх.

Он снова пытается заставить меня чувствовать себя плохо из-за справочника. Я думаю, у него доброе сердце, в праведном гневе я показываю ему кулак, и машу на прощанье.

Регистрация проходит в одном здании с кафе, только ниже этажом. Входя в здание, я предчувствую, что Рид Веллингтон будет просто в ярости Он должен быть где-то там, думаю я, останавливаясь, на полпути вниз и в страхе хватаюсь за перила.

Утром, я запретила себе вспоминать о, произошедшим накануне вечером. На самом деле, я пыталась все это блокировать, но теперь, все это снова вернулась ко мне.

Что он сделает, когда снова увидит меня? — я чувствую, как страх, словно змея, ползет по моим венам.

В общественном месте он ничего не сможет сделать со всеми этими людьми. Ты в безопасности, убеждала себя, отцепляясь от перил и заставляя себя продолжить спускаться дальше. Выйдя на лестничную площадку, я подхожу к столу, за которым сидит скучающая студентка и подает мне регистрационную карточку с моим именем. Она подает мне регистрационную карточку с сеткой занятий, и я начинаю выбирать предметы для моего курса. Английский и математика, то, что мне нужно.

Я перехожу к научным классам и врезаюсь в стену, ну, может быть, не совсем в стену, а Рида.

Он сидит за регистрационным столом, предназначенном для записи в классы естественных наук высшей категории.

Передо мной стоят студенты, у меня есть время на то, чтобы изучить Рида, пока он помогает студенту выяснить расписание его класса. Рид наклоняется к списку студента и указывает первокурснику, где тот должен записаться в его класс.

Его широкие плечи расправились под футболкой, и под ней виднеется несколько рельефных мышц. Он очень горяч, неохотно думаю я. Бабочки в моем животе начинают порхать сильнее, когда я подхожу ближе.

Когда подходит моя очередь я кладу ему для записи мой список, но он даже не поднимает глаза. Вместо этого, он изучает ручку в своих руках, как будто в ней содержится тайна вселенной.

Я пытаюсь прочитать выражение его лица, чтобы понять, как он реагирует на меня, но его лицо остается бесстрастным. Положив перед ним лист с моим расписанием, я жду. Он молчит, не двигается, игнорирует меня. Скрестив руки на груди, я тяжело вздыхаю, переминаясь с ноги на ногу. Наконец я решаю прервать молчание. Я прочищаю горло

— Пожалуйста, Рид, могу ли я записаться на естественные науки к доктору Фарроу, в кабинет номер двести пятьдесят, в 9:00, по понедельникам, средам и пятницам? — спрашиваю я вежливо, насколько это возможно, пытаясь сделать вид, что у меня не было с ним перепалки менее двадцати четырех часов назад.

Даже не поднимая глаз, Рид устало говорит:

— Нет.

— Он уже заполнен? — подавленно спрашиваю я.

— Как на счет естественных наук в кабинете двести, с доктором Герц, в 11:00, по понедельникам, средам и пятницам? — говорю я, пытаясь найти свободное место в своем расписании.

— Нет, — снова говорит Рид, скрещивая руки на груди.

— Нет… потому, что нет мест, или нет, потому, что я не могу изучать естественные науки? — с подозрением спрашиваю я, наблюдая за его напряженной челюстью.

— Нет, потому, что тебя не должно быть здесь. Нет, потому, что ты должна перевестись в другое место.

Нет, значит, нет, — говорит Рид, он хмурится, и его волосы падают ему на лоб.

— Почему? Почему я не должна быть здесь? Что с тобой? — раздраженно спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы я извинилась перед тобой за перепалку? Окей, прости, пожалуйста, за перепалку. Может быть, это было лишнее, но ты первый начал жутким голосом управлять Расселом. Слушай, я знаю, что ты здесь, словно большая рыба в маленьком пруду. Но, я просто хочу получить лучшее образование. Я просто хочу записаться на естественные науки. Пожалуйста, — по-видимому, моя гордость будет не слишком задета, если я немного унижусь перед ним.

Позади меня стоит студент, чтобы тоже зарегистрироваться на естественные науки. Рид посмотрел на него с вырождением досады на его прекрасном лице.

Я хочу прикоснуться к его щеке, чтобы успокоить его, но прежде чем я переключаюсь, Рид обращается к студенту позади меня, говоря низким голосом:

— Сейчас я занят. Подходите через час.

Эхом, я слышу подтекст в голосе Рида. Без слов, студент немедленно уходит.

Зеленые глаза Рида снова потускнели, как будто ничего не произошло. Его брови задумчиво поднимаются, и он спрашивает:

— Это то, о чем ты думаешь? Что я большая рыба и у меня есть превосходство перед тобой.

Уголки его губ в раздражении подрагивают, прежде чем он говорит:

— Что если я тебе скажу, что мы не в пруду? Что мы оказались в океане с коралловыми рифами, в который в скором времени будет наводнен, худшим видом акул, которых привлекают только такие рыбки как ты?

— И какая же рыба привлекают акул? — слабо спрашиваю я, интересно, кто из нас более сумасшедший, он, или я.

— Рыба, которую они никогда ни видели прежде. Вид рыбы, которая может изменить экосистему океана в целом, — отвечает он, наблюдая за мной.

У меня уходит секунда, на то, чтобы обработать его ответ. Я засмеялась, но даже для моих ушей, он кажется фальшивым. Фальшиво я улыбаюсь, и отвечаю:

— Это особенная рыба… и где в этом огромном океане водятся эти рыбы, вы знаете, как избежать акул?

— Во всем океане для маленьких рыбок, не существует безопасного места, в этом мире, — категорически говорит Рид и, кажется, в его голосе слышится намек на жалость.

Жалость в его голосе, пугает меня больше, как если бы он посмеялся надомной. Я чувствую себя раздавленной, и внезапно мне становится трудно дышать.

— Хорошо, — смогла выдавить я, — что если я останусь, и попытаюсь поучиться здесь, до того, как эти акулы прибудут сюда? Я обещаю, что не буду выдавать тебя им.

— Акулы узнают обо мне, и без твоей помощи. У них отличное обоняние, — спокойно сказал Рид.

— Но если они придут за мной, зачем им возиться с тобой? В конце концов, со мной у тебя нет ничего общего. Это не так, ты мне помогаешь. Я почти уверена, что ты меня ненавидишь. Это может навлечь на тебя акул.

Мой голос дрогнул, и я добавила: — Я не могу вернуться домой. Я приведу акул туда, не так ли?

Рид торжественно кивает.

— Нет, я не могу этого сделать, у меня есть дядя, который меня любит… — говорю я, проведя дрожащей рукой по моему лбу. Я думаю, почему я не могу думать? — Шок — может быть паника. Я глубоко вздыхаю, прежде чем спросить:

— Так, поскольку ты знаешь, что я не рыба, и я знаю, что ты не рыба, так что, как это нас касается?

Рид встал со стула и наклонившись через стол, кивнул мне, чтобы я сделала тоже самое. Его щетина коснулась моей щеки, он прошептал:

— Это заставляет нас полностью и бесповоротно сжиматься.

Мне нужен кто-нибудь, потому что я ничего не поняла, с того, что он сказал, и рядом с ним я чувствую себя опьяняюще.

— Я не это имею в виду, — шепчу я. Я имею в виду…

— Я знаю, что ты и имеешь в виду, — от осады рычит он.

— Я понимаю, что ты хочешь оставить меня кристально чистой, но хоть на секунду посмотри на это с моей точки зрения.

— Что бы ты сделал, если бы нашел того, кто знает что с тобой? На озере, ты спросил меня о моем отце, помнишь? Что ты о нем знаешь? — спрашиваю его я, пытаясь скрыть растущее отчаяние.

— Я не знаю, кто твой отец? — уклончиво говорит Рид.

— Ладно, но ты подозреваешь, что это он? — спрашиваю я с упорным постоянством.

Взгляд Рида смягчился:

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Может быть, я еще не решила. Я подумала, что если бы у меня было немного времени, чтобы я смогла во всем разобраться, но видимо, я не права, — мягко говорю я. — Не бери в голову. Я должна знать, то, что ты знаешь. Ты должен рассказать мне, что происходит. Может быть, ты скажешь мне, почему я продолжаю снова и снова видеть один и тот же кошмар.

— У тебя было видение? — внезапно спрашивает он, ища ответ на моем лице.

— Ну, я не уверена, что ты можешь называть это «ведением». Скорее, это кошмар, который повторяется каждую ночь. Как ты думаешь, что это значит? — спрашиваю его я.

Его губы были плотно сжаты.

— Ты знаешь, но ничего мне не скажешь? — в отчаянии спрашиваю я. — Ладно, как на счет более простого вопроса. Почему каждый раз, когда я тебя вижу, в моем животе словно порхают тысячи бабочек? И я не имею в виду, что когда я вижу тебя, а имею в виду, до того, как вижу тебя, — поинтересовалась я, ища его лицо.

Этот вопрос заставляет его удивиться, потому что его лицо изменяется от угрюмого, до самодовольного, но он не отвечает.

— Я могу сказать одно, я буду сожалеть о том, что задала тебе этот вопрос, — говорю я, бормоча про себя.

Он перестает улыбаться, и говорит:

— Я не могу тебе ничего сказать. Может быть, ты, что-то совершенно другое. И прежде чем что-то делать, я должен быть совершенно уверен. Если ты та, кто я думаю, ты не поверишь мне, и не захочешь доказательств, и я не могу тебе сейчас их дать. Я даже не знаю, должен ли помогать тебе, — мрачно говорит он. — Но поскольку ты здесь, и видимо здесь живешь, мы должны посмотреть, что можем сделать, чтобы скрыть тебя, по крайней мере, до тех пор, пока я не буду в тебе уверен.

— Почему я должна тебе верить? — спрашиваю я, прищурившийся. — Ты не скрываешь того, что ненавидишь меня.

Его взгляд смягчился.

— Ненавижу тебя? — спрашивает он. — Не так сильно, как ты думаешь.

А тут еще это… что это было… бабочки? Это не плохо, или плохо?

Я почти верю в то, что он дразнит меня; разве это не самое смешное объяснение, которое я когда-либо слышала.

— Я знаю, что пожалею, что задала тебе этот вопрос, — краснея от стыда, бормочу я. — Я просто переживаю, какой скучной стала моя жизнь.

— Ты хочешь быть осторожной, да Женевьева? — спрашивает он, беря из моих рук регистрационную карточку.

Сглаживая ситуацию, он добавляет в список моих предметов в девять часов класс физики доктора Фэрроу.

— Что ты говоришь? Я так, растерялась, — говорю я, беря свою карточку, едва взглянув на него. — Так на чем мы сейчас остановимся?

— Мы не будем принимать какие-либо решения, пока не узнаем, больше друг о друге, — просто сказал Рид, с непринужденной грацией, которую трудно с имитировать, садясь в свое кресло.

— Итак, когда я узнаю, что ты знаешь обо мне? — спрашиваю я, не желая его отпускать. Когда он пожимает плечами, я задаю вопросы, ответов на которые боюсь больше всего.

— Как долго это будет продолжаться… я имею в виду, как много пройдет времени, пока акулы начнут кружиться, и кто такие акулы, и зачем им я?

- Женевьева, это твое призвание, — говорит Рид, сидя неподвижно. — Лучше поторопись записаться на все занятия.

Я киваю в знак согласия. Как в тумане я иду к следующему столу, и прихожу в себя только тогда, когда понимаю, что кто-то дает мне мой студенческий билет с моей фотографией. После этого, я очень быстро заканчиваю регистрацию.

Я должна была испытывать эйфорию от заполнения моего расписания, но вместо этого чувствую страх от того, что не смогу часто его видеть.

Закончив с регистрацией, я иду в союз. В автомате покупаю бутылку воды. Видимо, чувство страха, заставляет много пить. Сделав быстрый глоток, чтобы очистить горло, я ищу указатель с направлением в союз, и посмотреть, там ли еще Рассел.

Я увидела его, сидящим возле окна. Его легко найти, потому, что даже сидя он высокий. Рассел вытянул под столом свои длинные ноги, его рыжеватые волосы спадали на лоб, глаза внимательно изучал таблицу.

Кажется, он игнорировал весь хаос, происходящий вокруг него. Когда я шла к Расселу, то чувствовала энергию толпы вокруг меня. Будучи в студенческом союзе, словно в центре военной операции, где вместе шли несколько различных единиц измерения, но как союзники, ни один из них не доверяет другому.

Первокурсники и новички сидели вместе. Их было легко найти, так как на них была новая форма. Они казались мне новобранцами, недавно устроившимися на фирму, и пока еще ничего не делали.

Братство занимает свое место в союзе. У них совершенно другой характер, они еще новички, но изображают опытных и уверенных в себе.

Пока я изучаю таблицу, я слышу разговор одного из братьев о коррупции:

— Я пытался установить и проверить его прошлой ночью, но он был выключен…

В женских клубах есть такие же братства, но их отличия в том, что они не бросаются на потенциальных первокурсницах. Они отделились от своей группы, провели разведку и назначали должности. Я услышала сестру из женского клуба:

— Я думала, что она просто симпатичная, но она просто шикарна… издалека она довольно… но в близи она… Давайте назовем ее просто уверенной, может быть сейчас… ребята, что вы думаете?

Но самым смертельным на сегодняшний день, является снайперское подразделение. Они перечислены в таблице, ребята сидят вокруг своей следующий цели, и спорят друг с другом относительно того, у кого больше пистолет и сколько патронов у них в упаковке.

Я почти подошла к столу Рассела, когда ко мне на двенадцать часов подошел снайпер. Ухмылка на его лице говорит мне, что его больше волнует, справится ли подразделение со своей задачей, в отношении со мной. Он пытается скрыть свою ухмылку и в последнюю секунду улыбается и говорит:

— Ты Женевьева?

— Эээ. привет, — запинаюсь я.

— Ты только что зарегистрировалась? — спрашивает он, прежде чем подойти к соседнему столу. Я проследила за ним, все рядом стоящие студенты смотрели на нас.

— Эм… да… А мы знакомы? — спрашиваю я, у него.

— Я Тодд, из общежития Сигма, — выпятив грудь, надменно сказал он. — Я видел твою фотографию в каталоге новичков.

Я краснею, когда осознаю, что он только что сказал.

— Хм… я извиняюсь… э-э… Тодд, но я здесь, чтобы встретиться с другом. — Говорю я, жестом указывая на Рассела.

— Так может быть… я проскакиваю мимо него.

Ребята из его группы начали кричать ему, что он попал в цель.

— Я, наверное, просто промахнулся с выстрелом, и получила статус «убитый».

Подойдя к столу Рассела, выдвигаю стул напротив. Сажусь и улыбаюсь, потому что до этого момента, я не понимала, с каким нетерпением ждала встречи с ним.

— Эй, Рассел, я так рада, что ты здесь!

— Угу, спасибо, — отвечает он, подняв брови.

Взглянув на меня, он улыбается и смотрит на меня с любопытством. Затем, он протягивает мне номер, прежде чем снова заняться своим делом, не обращая на меня внимания.

— Я даю тебе реквизит для того, чтобы сконцентрировать в нем весь шум.

— Что ты изучаешь? — спросила его я, указывая на инструменты лежащие перед ним.

— Это аудио книга. Мы должны держать ее внизу, — резко говорит он.

— Ладно… Эй, не поверишь, что со мной сегодня произошло. Ты знаешь, что в каталоге материнского клуба публикуют фото всех первокурсниц? — спросила я.

— Конечно, я получил его, — озадачено глядя на меня, говорит он.

— Хорошо, я полагаю, что люди изучают ее, как ты изучаешь эту книгу, потому что когда я иду, меня окликают по имени ребята, которых я никогда не встречала. Это немного подозрительно, — с натянутой улыбкой говорю я, потому что чувствую себя не уютно из-за действий Рассела.

Он похолодел, я определенно почувствовала на моем конце стола арктический воздух.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он.

— Хорошо, это своего рода ирония, чтобы выяснить, что я знаю. Ты прочел мое имя в справочнике?

Я уставилась на него округлившимися глазами.

— Ха-ха, ты смешной, Рассел. Ты знаешь, кто я, — говорю я, — но, посмотрев на его лицо, я вижу, что он растерян.

— Как меня зовут, Рассел? — умоляюще спрашиваю я.

Он нахмурился.

— Ну, я начинаю подозревать, что должен знать ответ на этот вопрос.

Все это кажется мне знакомым, но… Он протягивает руку, и касается моих волос. Он закрывает глаза, и говорит:

— Я все время вижу красный цвет… то имеет какой-то смысл?

— Ты уже давно видишь красный, с тех пор как встретил меня. Ты помнишь, нашу вчерашнюю прогулку к озеру? — с надеждой спрашиваю я.

Его сексуальные карие глаза смотрели прямо на меня.

— Я… эээ, помню… то… озеро… моя голова начинает болеть, как только я вспоминаю, — говорит Рассел, отпустив мои волосы и закрыв лицо ладонями.

— Там были мы… и кто-то еще… и мне пришлось уйти, но я хотел остановиться… сел в автобус… я должен вспомнить… Эви! — глядя на меня, говорит он, с потрясенным видам.

Он переживал.

— Я в порядке, Рассел, я… я в порядке… все нормально. Ты не просто ушел, — говорю я, вставая со стула и подходя к нему. Я взяла его за руку и сжала ее.

— Как ты себя чувствуешь? — с беспокойством спрашиваю его я.

— Я чувствую себя так, как будто играл в футбол без защитного шлема, — сердито отвечает он, — и атакующий защитник не может кого-то блокировать.

— О, значит, ты знаком со стилем игры, команды, из моей бывшей гимназии.

— Это печально, — стала дразнить его я. Какое-то время, я изучаю его, он обхватывает голову руками, тогда я говорю задумчивым тоном — Обещай мне. Когда ты пойдешь, и поговоришь с Ридом? Хорошо, что ты делал прошлым вечером, кода мы расстались, ты видел его сегодня утром?

— Эээ, я не знаю, о чем ты говоришь, но я мог бы принять аспирин, — уклончиво говорит он.

— Рассел, — сердито говорю я, отпуская его руку.

Вскочив со стула, я возвращаюсь на свое место.

— Я же просила тебя, не ходить за мной, — я прищурилась. — Ты знаешь, я видела его сегодня утром, и я заметила, что обе его руки до сих пор связаны, так что я предположила, что ты вышел на большую дорогу. О чем ты только думал? Рид, это действительно опасно, — спросила я. Порывшись в своей сумке, я нашла маленькую бутылочку воды и аспирин, который положила перед Расселом.

Я подталкиваю бутылку воды к нему.

— Черт, Эви! — восклицает он, после того, как принимает аспирин. — Так ты говоришь, что для тебя это нормально, чтобы поговорить с… этой… вещью, но я не признаю этого? — сердито спрашивает Рассел.

— Это именно то, о чем я тебе говорю. Я тебе говорила, его голос на меня не действует.

Я могу общаться с ним, без того, чтобы он контролировал мой разум, — защищаясь, сказала я. — Когда ты с ним говорил? Можешь вспомнить хоть один ваш разговор?

Рассел снова спрятал свое лицо в ладонях, так словно его голова весит тонну. Из под майки, был виден его бицепс, отвлекая меня от моих мыслей.

— Я видел его сегодня утром, когда шел по кампусу, после утренний тренировки, — приглушено говорит он.

— И что ты сказал? — после короткой паузы, быстро подталкиваю я.

— Ну, это между нами, мужчинами, сейчас, правда? — спрашивает он.

— Ну, между мужчиной, и о том, что за ерунду он…

Рассел понял то, в чем не хотел признаваться даже самому себе.

В том случае, если Рид не человек… — и что потом, если это действительно так? И кто я?

— Так Рид, внушил тебе забыть о том, что произошло прошлой ночью, не так ли? — спрашиваю я, стараясь собрать все воедино.

— Нет, если бы он это сделал, то я бы, наверное, сейчас так не бесился.

— Нет, он сказал, что-то вроде, «забудь о Женевьеве, она не для тебя».

Я готова была рассмеяться, потому что Рассел попытался с имитировать голос Рида. Но я не смеюсь, потому что, то, что он сказал, посылает по моему телу дрожь.

— Ох, — задумчиво говорю я. — Но, во всяком случае, ты вспомнил обо мне. Не сразу конечно, но ты сделал это… но не без последствий, — сказала я. — Это очень важно… ты должен быть настойчивее, — запинаясь, говорю я.

— Я всегда хочу чего-нибудь, — отвечает он.

— Ну, это выглядит так, как будто мой друг может навредить твоему здоровью, Рассел, — печально сказала я.

— Как это? — напрягаясь, спрашивает Рассел.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Тебе не достаточно того, что тебе стерли память? Это не твоя проблема. Спасибо за помощь, но это моя проблема. Я не собираюсь упрощать тебе задачу.

— Мишенью для чего, Эви? Ты знаешь больше, чем говоришь? — осуждающе сузил глаза Рассел.

— Это сложно, Рассел. Я действительно не знаю, что происходит. Я еще не успела над этим подумать. Мне просто нужно подумать, — говорю я, тоже выпивая аспирин.

Рассел смотрит на меня несколько мгновений, а потом говорит:

— Ладно, ты можешь не говорить со мной о том, что случилась, но… я понимаю, что… тебя здесь приняли по-другому, чем большинство новеньких девушек. Я думаю, ты более независима и менее склонна обращаться за помощью, даже тогда, кода она тебе нужна.

— Мне не нужна помощь, — начинаю отрицать я, но он поднимает руку, чтобы остановить меня.

— Теперь я не знаю, как я могу помочь тебе, — добавляет он, сузив свои карие глаза. — Я не достаточно понимаю, для того, чтобы помочь тебе. Но я твой друг, и сделаю все что смогу, и может быть… когда, ты будешь готова, то сможешь сказать мне то, что знаешь.

Когда он закончил, я потеряла дар речи. Он едва знает меня, и за последние двадцать четыре часа, он был подвергнут такому, отчего другие бы в ужасе убежали.

Мои глаза наполнились слезами. Я хочу обнять его, хочу оттолкнуть его, я хочу отблагодарить его, защитить его, я хочу рассказать ему обо всем, и я хочу, чтобы он оставался в неведении относительно всего этого.

— Ну, красавица, ты начала в своей голове такой адский бой. Как на счет того, чтобы просто пойти и посмотреть, нужные книги в книжном магазине на нижнем этаже. Это достаточно простая задача, чтобы выполнить ее прямо сейчас, — говорит Рассел, подходя ко не и подавая мне руку.

Мы вместе пошли в книжный магазин. Мы купили некоторые книги, которые нам нужны. Меня радует, что Рассел предложил помочь мне с книгами, потому, что я подумала, что мне нужен подъемный кран, чтобы донести их до моей комнаты.

— Как ты собираешься нести все эти книги, Рассел? Со всеми нашими книгами, нам понадобится вагон, — сказала я.

— Как, — говорит Рассел, начиная класть по паре книг, в наши сумки. Остальные книги он сваливает, как попало в кучу.

— Если я могу взять твою сумку, то мы можем зайти в Брейди.

Я следую за Расселам на улицу, ведущую в Брейди. Когда мы подходим к дверям в холле, он кладет книги на пол и сортирует их. Заталкивает мои книги в наши сумки, поднимая свою стопку, он спрашивает:

— Может, ты подождешь здесь, пока я занесу свои книги в свою комнату? Не думаю, что когда-нибудь привыкну к тому, чтобы вокруг меня не было девчонок.

Это так неестественно. Он намекает на то, что в будние дни я даже не смогла бы войти в холл мужского общежития.

— Ах, так ты игрок, — говорю я, дразня его.

— Это не то, что я имел в виду, красотка. Просто у меня есть две младшие сестры, возле которых постоянно находятся их друзья. Сейчас здесь нет. Это почти болезненно, не слышать их разговор со скоростью «сто миль в час» о всяких пустяках, — говорит он.

— Оо, понимаю. У тебя есть сестры? Как их зовут? — спрашиваю я, пытаясь представить Рассела, забоявшегося о двух маленьких сестер.

— Если я скажу тебе, обещаешь не смеяться? — спрашивает он.

— Конечно, а в этом может быть, что-то плохое? — хмурясь, спрашиваю я.

— Та, которая на два года младше меня — Скарлет, а которая младше меня на четыре года — Мелани, — извиняющимся тоном говорит он, и ждет, смогу и я провести параллели.

— Рассел, как тебе удалось избежать имени Ретт, или не дай бог, Эшли? — спрашиваю я, разу вспоминая «Унесенные ветром».

— Ну, моего папу зовут Рассел, так что я должен поблагодарить его за это, — с облегчением говорит он, что я не смеюсь над ним.

— Ты младший, — говорю я, улыбаясь, представляя образ красной Южной семьи.

На что это похоже? Расти с родителями, и двумя младшими сестрами в красивом городе, в котором ты — звезда футбола. Звучит идеально, думаю я.

— На самом деле, я третий. Моего дедушку тоже звали Рассел.

Двери открываются, и из комнаты выходит парень. Рассел кричит ему:

— Ты не мог бы придержать дверь? Я сейчас вернусь, красавица.

— Ладно, — говорю я.

Когда молодой человек подходит ко мне, я неловко улыбаюсь. Чувствуя себя бездельницей, я подхожу к огромному дереву, растущему недалеко от тротуара. Весь университетский городок усеян небольшими дубами и кленами. Не могу дождаться, когда с них начнут падать листья и распустятся цветы в середине осени, Крествуд будет выглядеть просто волшебно. Услышав, как хлопнула дверь общежития, я меняю свою позицию у дерева и сморю на него. Рассел приближается ко мне.

— Готов? — спрашиваю я.

— Да, есть охота. Давай сначала поедим, так как здесь есть кафе, и мы можем получить твои оставшиеся книги, — говорит он, и я киваю, соглашаясь.

— Подожди секунду, я возьму это, — говорит он, наклоняясь, чтобы поднять с земли мою сумку.

Когда он наклонился, из под его воротника показалось ожерелье, сияя в солнечном свете. Я замираю, смотря на две серебряные подвески, лежащие на футболке, висевшие на коричневом кожаном ремешке. Почти задыхаясь, я узнаю ожерелье из моего сна — моего кошмара, я шепчу:

— Рассел, твое ожерелье… это круто… где ты его взял?

— Э-э, это? — спрашивает он, поднимая вверх одну круглую подвеску. — Это, как бы, шутка моей семьи, красотка.

— Твоя семейная шутка? — переспрашиваю я, чувствуя слабость.

— Да, это длинная история. Идем в кафе, я объясню, что имею в виду, за обедом, — говорит Рассел, беря меня за руку.

Мы вместе идем в кафе. После того, как мы получаем свой заказ, я изучаю ожерелье Рассела со своего места. Одна из подвесок, выглядит как потускневший серебристый круг, а другая, выглядит как вытянутая восьмерка.

Затаив дыхание, я смотрю на него:

— Рассел, твое ожерелье…

Я хочу протянуть руку и коснуться ее, но мои руки дрожат, так что, чтобы скрыть это, я кладу их на колени.

— Ах, да, верно, — говорит Рассел, беря первую подвеску. — Это круг, и я объясню его значение через секунду.

Он отпускает его и берет в руку вытянутую восьмерку.

— Это, символ бесконечности. Чтобы понять мою семейную шутку, ты должна знать, что мой папа — учитель математики, в средней школе, он вернулся домой и его тоже зовут Рассел. Он говорил что-то о математическом парадоксе под названием «Парадокс Рассела»

— Ты слышала о нем?

— Нет, — отвечаю я, качая головой и делая глоток воды.

— Ну, понимаешь, эту логическую задачу, придумал математик по имени Бертрам Рассел. Так вот, я не большой поклонник математики, как и мой папа, так что мне проще объяснить это словами «потому что для меня так легче». Вот это утверждение: «это утверждение ложно.» Сейчас, если утверждение ложно, то оно истинно; и если утверждение истинно, то оно ложно.

На мгновение я задумываюсь о сказанном, пока в моей голове не появляется мысль.

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Если утверждение ложно, то есть оно не соответствует действительности, тогда правильнее будет сказать, — это ложно, так что утверждение действительно верно, но если это так, то было бы ложью сказать, что это ложь, так что это не могло быть правдой. Это звучит, как поймать двадцать два.

— Правильно, ты умная, рыжик, я не буду тратить время на выяснение всего этого. Это, то, что я называю прочным кругом; я не могу с ним помочь, но он круглый, очень круглый. Ну, я уже говорил тебе, что я довольна упрямый. Моя семья считает, что я могу быть довольно упрямым, и что, как правило, хожу кругами, чтобы получить то, что хочу. Моя мама называет меня парадокс, потому что иногда я могу быть непоследовательным в своих логических умозаключениях, — говорит он, улыбаясь мне.

— Мой папа добавил к нему знак бесконечности, чтобы выразить тот факт, что это мой вечный недостаток, — говорит он, улыбаясь, я ищу в его лице связь, которая поможет мне разгадать эту головоломку.

— Рассел, есть кое-что, что ты должен знать, — сбивчиво говорю я.

— Вот как? Что, рыжик? — спрашивает Рассел.

— Твое ожерелье сниться мне каждую ночь, — тихо говорю я.

Я вижу, как на его лице появляется улыбка, и он изучает меня, затем его улыбка подрагивает.

— Ты не врешь?

— Еще до того, как я пришла в колледж, я видела это ожерелье в своих снах… в своих кошмарах, — говорю я, смотря вниз, чтобы не видеть, как он смотрит на меня как на сумасшедшую.

— Я не знаю, что это означает, но я знаю, что я должна…

— Должна что? — подсказывает мне Рассел, смотря на меня, когда я снова поднимаю на него глаза.

— Я должна как-то защитить его, — говорю я.

— Защитить его от чего? — тихо спрашивает он меня.

— Я не знаю, но он ужасно волнуется, и я не могу перестать видеть эти сны, — говорю я, надеясь, что он не будет надо мной смеяться.

— Что это значит? — спрашивает меня Рассел. — Ты экстрасенс?

— Я не знаю. Я так не думаю. Раньше, со мной никогда такого не было. Это началось после того, как меня приняли в Крествуд, — отвечаю я.

Рассел смотрит по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. Когда он убедился, что нас никто не подслушивает, то наклоняется ко мне и говорит:

— Черт, Эви, что за дерьмо ты говоришь.

Это как ESP, в конце он взрывается, не в силах скрыть своего волнения.

— Ладно, да, это как один из вариантов. Другой вариант заключается в том, что я немного сумасшедшая, — говорю я в ответ.

Удивительно, но я начинаю думать, что предпочитаю второй вариант.

— Я даже не знаю, зачем сейчас тебе все это рассказываю. Мы друг друга практически не знаем. По сути, этим утром, ты еще не знал меня. Просто, межу нами, есть еще что-то. Я не могу понять что это, но я это чувствую, и не могу это объяснить.

Перестань говорить о таком, идиотка! — Думаю я про себя. Он понятия не имеет, о чем ты говоришь.

Но Рассел удивляет меня, сказав:

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Это так, словно ты ищешь кого-то, но не знаешь, что ты ищешь в действительности. Это как найти часть себя, о потере которой ты и не знал… черт, я рассуждаю как девчонка. Я не могу объяснить это, но я знаю, о чем говорю.

Мы замолкаем на некоторое время, обдумывая слова, друг друга, потом Рассел говорит:

— Может быть, в Риде нет ничего плохого. Ты уверена, что именно я должен быть здесь?

Кода он видит на моем лице гнев, он спрашивает:

— Ты рассказала обо всем этом родителям?

Мое молчание, подталкивает его к правильным выводам.

— Ты еще не рассказала им? Но почему нет, Эви?

Стараясь не смотреть на него, я беру свой поднос и несу на конвейерную ленту. Поставив свой поднос, я повернулась, чтобы вернуться к столу, но наткнулась на Рассела, который стоял прямо позади меня, держа свой поднос.

— Извини, — бормочу я, пытаясь его обойти, но Рассел кладет вою руку мне на плечо, удерживая меня на месте.

Оставив свой поднос, он берет наши сумки, с моими книгами мы вместе выходим из кафе Прежде чем я осознала это, мы были уже на середине двора. Когда мы отходим достаточно далеко, от того, чтобы нас мог кто-нибудь услышать, я кричу:

— У меня нет родителей. У меня есть дядя Джим, который любит меня больше чем кто-либо в мире, и это также как иметь родителей. Я могу рассказать ему что угодно, но даже не знаю, что происходит, и как я объясню ему это?

Я знаю, что он пытался поверить мне, но если бы его не было со мной на озере, поверил бы он мне хоть немного? Этот вопрос был риторическим, потому что я уверена, что ответ будет «нет».

— И я чувствую, что должен быть здесь, поэтому я не уйду!

— Ну, красавица, я думаю, что скажу да? Вроде это тебя притягивают опасности, не меня? — риторически спрашивает он, со сладкой улыбкой. — Так, этот дядя Джим не любит ловить рыбу?

— Потому что дом, где мы жили, с моим папой, находился возле небольшого озера, где было много рыбы. — Он больше техник, чем спортсмен.

— Он может сказать, почему мой компьютер блокируется и перезагружается через каждые пятнадцать минут? — неожиданно спрашивает Рассел.

— Уверена, дай мне свой IP-адрес, и я отправлю его ему, по емайлу. Когда вернешься в свою комнату, включи компьютер, и убедись, что у тебя есть доступ в интернет. Скажешь, что тебе нужно, и он попытается это исправить.

— Ты серьезно? — в изумлении спрашивает Рассел.

— О-о, есть одна вещь, к которой дядя Джим относятся очень серьезно — это техника. У тебя есть брандмауэр? — спрашиваю я.

— Ммм, думаю, нет, — отвечает он.

— Рассел, тогда не удивительно, что он не работает. Ты знаешь, как легко проникнуть в твой компьютер? Не говоря уж о том, что твой компьютер открыт для атак вирусов, червей и троянов. Мы приобретем тебе брандмауэр! — непреклонно говорю я.

— Ладно! Мы получим брандмауэр на пожарной станции, — с сексуальной улыбкой ответил он.

— Теперь объясни мне, что такое IP-адрес и троян, — говорит он, демонстрируя насколько он, не разбирается в компьютерах.

Я закатила глаза.

— Когда ты в четыре часа придешь на собрание, поговори с Фредди. Я думаю, он знает, что такое IP-адрес, и это поможет тебе починить твой компьютер. За ужином, я спрошу у него.

— Ты ужинаешь с Фредди? — спрашивает Рассел, когда мы остановились перед Йетсам.

В его голосе слышалась сталь, которую я не слышала раньше. Это звучало подозрительно, как будто Рассел ревнует.

— Да, я его спросила, хотел бы он со мной поужинать, когда мы завтракали этим утром, — говорю я, замечая, что Рассел опустил глаза.

— Ты тоже можешь прийти. В этом нет ничего особенного.

— Окей, — облегченно говорит Рассел. Я хотел бы прийти. Сегодня вечером тренер планирует собрать команду на поле колледжа, для общего ужина. Он пытается способствовать «единству команды». Не думаю, что смогу освободиться от него, по крайней мере, до семи.

— Там еда может быть лучшее, чем в Саге.

— Ну, это само собой разумеется. Так, когда мы снова увидимся? — спрашивает он с улыбкой, показывая на щеках милые ямочки.

— Я не знаю. Как на счет завтра? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, когда я перестану удивляться его заинтересованности ко мне.

— Как на счет сегодняшнего вечера? Мы могли бы встретиться после ужина, — предложил Рассел.

— Ладно, — согласилась я, с немного ускоренным сердцебиением в груди.

— У тебя есть телефон? Я могу позвонить тебе или прислать сообщение, после окончания ужина на поле? — спрашивает он, доставая свой телефон из сумки.

— Конечно, — я диктую ему свой номер, и он вносит его в контакты своего телефона.

Найдя свой телефон на дне своей сумки, я забиваю его номер. Потом Рассел протягивает мне мои книги из своей сумки.

— Я увижу тебя сегодня вечером, — говорит он, улыбаясь, и пошел прочь.