Нектар любви

Глава тринадцатая

В пятницу утром Дженни вырвало. Она объяснила это стрессом. Но, когда все повторилось и на следующий день, а потом опять и опять, она поняла, что причина в другом.

Саванна уверяла ее, что это пройдет, но Дженни была обеспокоена: получалось, что у нее секрет от Шейна и что она вынуждена его скрывать.

После возвращения они лишь несколько раз прогулялись вместе, разговаривая о том, как он себя чувствует, и, если не считать двух-трех прощальных поцелуев, отношения их были чисто платоническими. Но что случится, когда Шейн придет в себя и они снова будут спать вместе? Если ей станет плохо в туалете? Конечно, лгать она не собирается. Но вдруг он узнает о беременности до того, как признается ей в любви и заговорит о супружестве? Каковы его истинные чувства?

В глубине души, однако, Дженни хранила надежду, что Шейн скажет ей те слова, которые она жаждала услышать.

Но он так ничего и не сказал. Прошла неделя, наступила следующая пятница, и до Рождества осталось семь дней. Тошнота усиливалась… Надежды Дженни меркли, меркли, меркли…

В тот день, ближе к обеду, Мэри зашла, как обычно, проведать маленького Криса. Покачивая его колыбельку, смущаясь и пряча глаза, она объявила, что они с Баком решили пожениться. Подруги пришли в восторг, заулыбались, поздравили ее. Потом Мэри добавила:

— Мы будем жить в моем доме в резервации. Бак считает, что пора отсюда уезжать.

В это мгновение в комнате бесшумно появился Макс. Невольно услышанная новость повергла его в шок. Саванна бросилась на шею свекру.

— Крис просто молодец, вы только посмотрите на эти круглые щечки! Он прибавил не меньше фунта.

Макс покорно шел за Саванной, буксировавшей его за рукав, к колыбельке малыша. Он осторожно дотронулся пальцем до животика своего внука, несколько обеспокоенный, что маленькое вздутие в области пупка не рассасывается. Слава Богу, больше никаких проблем. Удовлетворенный осмотром, он сдержанно улыбнулся и засобирался.

— Я, пожалуй, оставлю вас одних, девушки, не буду мешать. Мне просто хотелось навестить моего любимого пациента, — и прежде, чем Дженни успела что-то сказать, он повернулся и вышел.

— Бедный Макс, — вздохнула Саванна. — Сколько ему пришлось пережить с тех самых пор, как… — она замолчала, увидев, что Мэри смущенно опустила глаза.

Макс был на кухне с Ханной, когда заметил Мэри, проходившую мимо дверей, и остановил ее.

— Мэри, вы не могли бы побыть здесь с Ханной некоторое время? Мне нужно поговорить с Баком.

Мэри помедлила, но, увидев, что Ханна за спиной Макса энергично кивает головой, согласилась, и Макс вышел.

На подходе к дому Бака Макс замедлил шаг. Прошло больше двадцати пяти лет с тех пор, как он поднимался по этим ступеням. Сейчас ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы подойти к лестнице. Как, впрочем, и в тот раз, двадцать пять лет назад.

Он громко постучал в дверь, внутренне собрался, чтобы чувствовать себя уверенным, хотя на душе скребли кошки. Что он скажет этому человеку, который зачал Шейна? То, что он спал с Кристиной, уже не отзывалось болью в его сердце. Но теперь, когда Шейн знал правду, надо было что-то сделать, чтобы сбросить тяжелое бремя лжи, которое давило на них все эти долгие годы.

Бак открыл дверь и отступил назад, кивнув Максу, чтобы тот входил, и Макс вошел, немного бравируя. Наверное, впервые в жизни он радовался, что выше ростом и моложе Бака, что хоть в этом превосходит его.

— Нам надо поговорить, — сказал Макс, стоя вплотную к Баку и глядя на него сверху вниз.

— Да, — ответил Бак, не моргнув глазом. Он жестом пригласил его сесть на протертый диван перед закопченным камином.

Макс, помедлив, сел на стул рядом с диваном.

Бак выдвинул из-под обеденного столика новый, еще покрытый полиэтиленом стул, и уселся на него, сложив руки на коленях, молча ожидая, что скажет Макс. Его молчание укололо Макса, но он вспомнил, что сам был инициатором встречи, поэтому и начинать ему.

— Я слышал, Мэри сказала девушкам, что вы хотите пожениться. Прими мои поздравления.

— Спасибо. — Бак смотрел на него прямо, не моргая.

Макс разглядывал угасающий огонь в камине, надув щеки.

— Она говорила, вы собираетесь вернуться в резервацию…

— Все правильно.

Макс готов был взорваться. Эти его руки, неподвижно лежащие на коленях… Как может Бак быть так спокоен? Макс покачал головой, тяжело вздохнул. Зачем он вообще приперся сюда, какого черта? Что выяснять! И так все ясно!

Наконец после долгой, томительной паузы Бак заговорил, медленно подбирая слова:

— Он твой сын… не мой. Я навсегда останусь для него тем, кто рассказывал ему о лошадях. — Он помолчал немного, затем снова заговорил, еле слышно: — А тебя он всегда будет называть отцом. Так и должно быть.

Макс сидел, локти на коленях, подперев ладонями лицо, глядя на шкуру медведя, распростертую на полу между ними. Шейн сказал ему почти в точности те же слова, но в устах Бака они означали совсем другое — им незачем враждовать.

Да. Всего несколько слов — и весь пар вышел. Незачем враждовать. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как последние угольки ненависти гаснут в его душе.

— Каждый раз, — заговорил Макс и сам удивился, сколько чувства проступает в голосе помимо его воли, — когда меня подолгу не было здесь, ты оставался с ним. — Затем добавил, глядя Баку прямо в глаза: — Шейн хороший парень. Отчасти оттого, что… В общем, я тебе очень благодарен за него.

— Да нет, не надо преувеличивать. Шейн был хорошим парнем еще до того, как ты уехал в Энн-Арбор. Я лишь немного направлял его, вот и все.

Они долго сидели молча, думая каждый о своем. Солнце зашло за гору Мо-Джо, и комната стала погружаться в полумрак. Бак встал, неторопливо подошел к торшеру у дивана и потянул за шнурок. От неожиданно вспыхнувшего света Макс заморгал и как будто очнулся.

— Когда вы уезжаете?

— Мэри хочет побыть с Дженни на Рождество. Так что после праздника.

— Шейн еще не пришел в себя после… Он, возможно, будет теперь относиться по-другому…

— Ему нет нужды делать выбор между нами.

— Мы это знаем. А он? — Макс встал и начал ходить взад-вперед около камина. — Ты готов продолжить разговор?

— Конечно. Пива хочешь?

Макс хотел отказаться, потом пожал плечами:

— Почему бы и нет?

После третьего стакана они выработали план поведения, чтобы помочь Шейну поскорее успокоиться, да и всем остальным тоже.

Макс попрощался и пошел домой через конюшни, короткой дорогой, и скоро был у бокового крыльца. Открыв дверь, он увидел Шейна.

— Шейн, подожди-ка. — Макс шлепнул его по плечу и широко улыбнулся. — Тебе женщины не говорили?

Шейн почувствовал запах пива и машинально разогнал воздух ладонью.

— Уже Рождество справляешь, отец, — усмехнулся он. — Что мне женщины должны были сказать?

— О-о-опс. — Макс машинально прикрыл рот. — Ну… я не думаю, что Бак будет против, если я скажу. Мы с ним сейчас выпили пива вместе. Отпраздновали хорошую новость.

Услышав такое, Шейн подумал, что папаша действительно пьяненький.

— Ты — с Баком? Отец, о чем ты говоришь?

— Бак и Мэри женятся. Это что, не событие?

— Ну, да… — сказал Шейн осторожно, прикидывая в уме, сколько отец мог выпить. Одна-две порции любого алкоголя всегда были для него нормой. — Погоди, погоди… ты говоришь, что заходил к Баку, вы выпили пива и отмечали…

— Тут не только это, — сказал Макс, сжимая плечо Шейна. Дурацкая счастливая улыбка вдруг исчезла с его лица. — Я надеюсь, ты не расстроишься, сынок, но они решили жить в доме Мэри в резервации. Поверь мне, я не просил его уезжать. Пусть они остаются на ранчо хоть навсегда.

Шейн видел, что отец говорит правду. Всю эту неделю он чувствовал: что-то назревает. Макс прервал задумчивость Шейна:

— Здесь, вообще-то, есть и хорошая сторона: ты можешь взять дом Бака себе, если хочешь.

Шейн удивленно посмотрел на отца — как такое могло прийти ему в голову? Но идея ему понравилась.

— И ты не будешь против?

Макс подумал секунду, прежде чем ответить.

— Конечно, нет. Я не буду против. Всем нам нужно жизненное пространство… Мне кажется, тебе было бы там очень удобно. Да, да. Там можно прекрасно жить, и со временем этот дом станет для тебя родным. — Голос Макса наполнился энтузиазмом. — Ты мог бы, как всегда, обедать вместе с нами, но отдельный дом, свой дом — это нечто особое, то, что нужно каждому. Дом для тебя и… Дженни.

Довольный, что все наконец встает на свои места, Шейн обнял Макса.

— Спасибо, папа, что поговорил с Баком… за все…

Когда Шейн переступил порог кухни, вся семья, за исключением отца, сидела за столом вокруг блюда с горячей закуской; все громко разговаривали и смеялись. Как только вошел Шейн, шум затих, наступило неловкое молчание.

Черт побери! Неужели за эти дни он стал таким занудой?

Шейн снял куртку и сел за стол.

— Ребята, если я вам помешал, не обращайте на меня внимания, — сказал он с чересчур широкой и поэтому не совсем естественной улыбкой. — И не сердитесь за то, что я утащу вашего повара на несколько минут. — С этими словами он взял Дженни за руку и повел ее на лестницу. Его уже не волновало, как все это будет выглядеть. Надо было поговорить наедине. Ее комната подходила.

Дженни казалась ошеломленной, но не сопротивлялась. Джош присвистнул, а Райдер крикнул им вслед:

— Вы там недолго!

Саванна дернула его за рукав, чтобы он замолчал.

Дженни еле успевала за ним, перепрыгивая через две ступеньки. Сначала она была озадачена, а сейчас ей стало смешно. Что бы ни случилось, она знала: все к лучшему. Наконец-то этот медленно двигающийся, медленно разговаривающий ковбой начал подавать признаки жизни! Она так долго ждала.

Не успела дверь за ними закрыться, как Шейн резко повернулся, наугад хлопнув ладонью по выключателю, погасил свет и впился в Дженни долгим, страстным поцелуем. Подобный энтузиазм рассмешил ее, и Дженни вырвалась из его объятий. Увидев детскую обиду на его лице, она сама подошла к нему, и тотчас знакомое полуобморочное состояние вернулось, комната поплыла, и она стала медленно тонуть…

— Извини меня, Джен, — начал он, когда она немного пришла в себя. — Я в последнее время отдалился от тебя. Знаешь… по-моему, теперь все пойдет как надо. Кстати, ты слышала новость о Баке и Мэри?

Дженни кивнула и прикусила нижнюю губу, втягивая в себя воздух носом. Наконец не выдержала — побежала в ванную и заперла дверь за собой. Чтобы заглушить звук, полностью открыла кран и только потом встала на колени.

— Дженни! Что с тобой?

Первый приступ прошел, и она успела сказать только одно слово:

— Плохо.

— Привести отца?

— Нет! — заорала она так, что сама испугалась своего голоса.

Спустя еще несколько секунд он спросил:

— Тебе помочь? Принести что-нибудь?

— Крекеры и чай.

Саванна говорила, что это простое средство помогает.

Дверь хлопнула — Дженни умылась, прополоскала рот.

— Обалдеть! — сказала она в зеркало своему отражению. — Все по секундам.

Она завернула кран, вытерла лицо, чувствуя смертельную усталость. Было немного жаль себя.

Услышала, как вошел Шейн. Дженни открыла дверь, шаткой походкой вышла из ванной.

Он взял ее за локоть, бережно повел к креслу-качалке у окна, усадил, затем поставил ей на колени поднос с горячим чаем и крекерами. Она взяла крекер, стала медленно жевать, думая о чем-то своем. Действительно, стало полегче.

— Ты что, всегда это ешь? — спросил он. — Или, может быть, у тебя грипп?

Голос его был так участлив, что она почувствовала слезы на глазах.

Нет, сказала она себе. Плакать не будем.

Но, когда все-таки посмотрела на него, из глаз выкатилось несколько слезинок.

— Дженни! Объясни же наконец, что с тобой! — он встал рядом с ней на колени.

— Я… я беременна.

Какую-то долю секунды она видела на его лице потрясение и счастье одновременно, затем все это сменилось на гнев. Он медленно отстранился и спросил, глядя на нее сверху вниз:

— Когда ты узнала?

Дженни взяла с подноса салфетку, вытерла лицо.

— Недавно.

— До аэропорта?

Дженни закрыла глаза, подавила приступ тошноты.

— Да.

Шейн молчал.

Дженни заглянула ему в лицо — оно подергивалось. Она никогда не видела его таким разгневанным. Ненависть в глазах. В этих глазах всего несколько минут назад она видела любовь.

— И хотела уехать в Детройт, не сказав мне?

По мере того как она стала понимать его реакцию, ее тоже начало разбирать зло.

— Не смотри на меня такими глазами! Ты исчез. Что я должна была подумать? Ты ведь не сказал, что любишь меня…

— Ты не знала, как я к тебе отношусь? — заорал Шейн, прерывая ее. — Думаешь, у меня было с кем-нибудь что-то подобное?

Он повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.