Необоснованные претензии

Глава 25

Ему нравилось прикасаться к ней, чувствовать гладкую кожу под пальцами, чувствовать, как сокращаются мускулы, когда его пальцы поглаживали ее живот. Он поднял руку над ее головой и сказал:

— Я хочу наполнить тебя всю. Элизабет рассмеялась, хотя его голос звучал серьезно.

— Хочешь, чтобы я стала толстухой, вроде тех, что выступают в цирке, моряк?

— Нет, хочу, чтобы ты была беременна и паслась на моем заднем дворе.

Она опустила голову, чувствуя себя дурой.

— Я не пользуюсь противозачаточными средствами.

Джонатан опустил руку и оставил ее покоиться на ее бедре.

— Тогда давай завтра поженимся в Ньюкасле.

— Мне нравится твоя манера разрешать проблемы, — сказала Элизабет. Она посмотрела на свое кольцо с алмазами и сапфирами на левой руке.

— Джонатан, к вопросу о детях и обо всем остальном…

— Гм?

Его зубы слегка прикусили кожу у нее на животе, язык провел по животу в направлении пупка.

— Вот почему вышла замуж за Тимоти. Его рука рванулась вверх, а голос недоверчиво спросил:

— Потому что ты от него забеременела? Элизабет так долго хранила это глубоко, глубоко внутри. А теперь все всколыхнулось, и она снова испытала ту прежнюю боль, и унижение, и безнадежность, которую отчасти компенсировало чувство благодарности.

— Я знаю, что люди делятся на два лагеря. Большинство считает, что я вышла за Тимоти из-за денег. Мнение меньшинства заключается в том, что я вышла за него, потому, что хотела обрести в нем отца, — на этот раз нежного и любящего. На самом деле ни те, ни другие не знали правды.

— Так что же случилось, Элизабет? Он оторвался от нее и лежал теперь на боку, опираясь на локоть. Затем нежно отвел волосы от ее лица за ухо.

— Я встречалась с одним человеком, тоже пианистом — итальянцем из Милана, очень талантливым. Однажды ночью он меня изнасиловал. Ему льстило, что я была девственницей и слыла недоступной. Я сказала ему, что пойду в полицию. А он просто расхохотался. Он сказал, что всем известно, что я к нему неравнодушна, и что все будут смеяться надо мной, и моя карьера будет погублена. По-видимому, он всюду хвастал, что одержал верх над ледяной Элизабет Ксавье и затащил ее в постель. Я была в ярости, но поняла, что он прав, поэтому в конце концов уползла, поджав хвост и сказав ему, что никогда больше не захочу его видеть. К этому времени я познакомилась с Тимоти и, сказать по правде, привязалась к нему. Он и в самом деле походил на благожелательного отца, но в то же время был очень умным, очаровательным и всегда точно знал, чего хочет. Никогда до этого не встречала никого, похожего на него. Как-то раз он пришел ко мне на квартиру, а я все время плакала, даже хотела умереть, потому что выяснилось, что я беременна и не знала, что делать. Меня вырастили в уважении к жизни, поэтому аборт для меня был немыслим. Я рассказала Тимоти все.

Джонатан увидел боль в ее глазах и потряс за плечи.

— Поэтому ты вышла за него замуж?

— Да, но прежде Тимоти избил его чуть не до смерти — сделал из него отбивную котлету. Он вернулся в Италию, как только вышел из больницы. Потом Тимоти попросил моей руки. Я вышла за него замуж. Двумя месяцами позже потеряла ребенка — случился выкидыш. Конечно, все считали, что беременна от Тимоти. До того, как я потеряла ребенка, Тимоти только улыбался, когда мы говорили об этом, и сказал, что хотел его. Он сказал, что ребенок должен унаследовать мой талант. В то время Тимоти увлекся музыкой и покровительствовал ей.

Джонатан сжал ее в объятиях:

— Мне жаль, Элизабет. Мне так жаль.

"Чертов подонок! Я бы его кастрировал. Лично, собственными руками. И женился бы на ней, как это сделал Тимоти Карлтон. Старик повел себя благородно”.

— Это случилось так давно. Столько времени прошло с тех пор. Тимоти буквально спас меня. Хотя я его не любила, но чувствовала себя рядом с ним в безопасности и готова была сделать что угодно для него, все, что он пожелает.

Он держал ее в объятиях и не говорил ничего, ибо опасался, что ярость прорвется, если он только откроет рот, а это ни к чему.

Через некоторое время она произнесла:

— Видишь ли, жизнь продолжается, и так шло до тех пор, пока Тимоти не стал скучать со мной. Я привлекала его к себе своим талантом, но существовали и другие талантливые женщины, необязательно в музыкальной сфере. Последняя в его жизни привязанность, которую Род Сэмюэлс ухитрился утаить во время процесса, художница, которой в то время было примерно столько же лет, сколько мне, когда мы с ним познакомились. Тимоти был неплохим человеком, Джонатан, пойми. Он никак не хотел смириться с тем, что старел, что смертей. И я решила устраниться. Мне не нужны были его деньги, ведь я могла сама заработать на жизнь. В ночь, когда его убили, у меня не оказалось алиби, потому что я бродила целый вечер, вместо того чтобы пойти на благотворительное собрание. Кристиан, должно быть, каким-то образом узнал об этом собрании и о том, что я должна быть там в обществе еще пятисот людей, которые могли бы клятвенно подтвердить, что я находилась далеко от дома в ту роковую минуту. И тогда он вонзил этот изысканный серебряный нож для колки льда в грудь Тимоти.

— Из-за тебя, — сказал Джонатан медленно, — он убил Тимоти из-за тебя.

— Не совсем из-за меня, — ответила Элизабет, хмурясь. — Не из-за меня, а из-за той, которую придумал в своем воображении.

— Интересно. Почему он просто не предпочел просто познакомиться с тобой, узнать тебя ближе. В конце концов мог быть и развод, ради всего святого, почему он предпочел убийство? Конечно, не для того, чтобы жениться на богатой вдове. У него самого денег куры не клюют.

— Его образ мыслей.., я его не понимаю. И порой начинаю думать, что его чувства не вполне нормальны.

— Я бы скорее назвал это манией. А теперь ты представляешь для него угрозу.

Она обняла его и уткнулась лицом в шею.

— Ты первый мужчина, который пожелал меня ради меня самой, а не ради той, рожденной фантазией и совсем непохожей на других.

— Да ты и в самом деле не похожа на других, — сказал он, улыбаясь, — неужели ты воображаешь, что я мог влюбиться в обычную, ординарную женщину? Я люблю твой талант, Лиззи. Возможно, когда-нибудь я выпущу тебя из постели и заставлю поиграть мне на фортепьяно.

Она попыталась улыбнуться, но у нее плохо получилось.

— Когда же это кончится, Джонатан? На этот вопрос у него не было ответа, и вместо того он занялся с нею любовью и на время заставил ее забыть обо всем, И сам забыл.

Забыл даже о пистолете 22-го калибра в ящике письменного стола и о пулях, которыми зарядил его.

Кэтрин смотрела на Брэда через письменный стол бабушки. Она чувствовала себя сильной. Она чувствовала, что теперь сама себе хозяйка.

— Когда ты отменишь свою свадьбу с Дженни?

— Все уже раскручивается. Ее отец взялся за дело. Он хочет отправить сегодня Дженни в Англию самолетом. Уже купил ей билет.

— Слава Богу. Тогда в чем дело, Брэд?

— Калифорния. Попытаться начать все сначала. Я хочу уговорить Трента вернуться сюда, помнишь, мы говорили об этом.

— Похоже, дети интригуют за спиной взрослых! — В дверях они увидели Майкла Карлтона. “Господи, как он постарел, с этой отвисшей нижней челюстью, — подумала Кэтрин, внимательно вглядываясь в него. — И это могущественный человек, правая рука бабушки. Он даже выглядел теперь так, будто надел чужую одежду, на размер больше”.

— Нет, дядя Майкл, — сказала Кэтрин медленно, сама удивляясь своей твердости и спокойствию, — мы вовсе не интригуем, просто настала пора жить своим умом и распоряжаться своей жизнью.

— Это продлится только до тех пор, пока ваша бабушка не встанет на ноги.

Голос прозвучал ворчливо, в нем слышалось: ну вот, еще один сюрприз!

— Возможно, у вас так и будет, дядя, — сказала Кэтрин. — Но не у нас. — Кэтрин поднялась, в первый раз заметив, что свет из огромных окон падал ей на спину, а Брэду и Майклу в лицо. Она где-то слышала, что это позиция силы.

— Брэд женится на Дженнифер Хенкл, как и хочет ваша бабушка, — сказал Майкл, и глаза его сузились.

— Ни в коем случае.

— Фотографии…

— Хватит, дядя Майкл, — сказал Брэд. — Я уезжаю в Вашингтон, а потом отправлюсь в Калифорнию.

— Твоя бабушка немедленно потребует, чтобы ты вернулся.

— Я нашла негативы фотографий, дядя Майкл, — сказала Кэтрин. — Брэд и я большинство из них уничтожили.

Майкл переводил глаза с одного на другого. Неблагодарные маленькие негодяи. Он поговорит с Лореттой, уж она-то сумеет покончить с этой неразберихой.

— Ну, ну, посмотрим, — сказал Майкл и, косолапя, вышел из комнаты.

— А ты что собираешься делать, Кэти?

В ее глазах зажглись огоньки:

— Я еду в Бостон, а там.., там увидим.

Она обошла письменный стол и подняла глаза на брата, потом обняла его.

— Удачи, Брэд. И позвони мне, когда выпутаешься из этой истории.

— Понял, детка.

— Я люблю тебя, Брэд, и не забывай, что теперь мы сами строим свою жизнь. Никому не позволяй сломить тебя.

Он смотрел, как она выходит из комнаты, и заметил, что качает головой. Ему пришли на память старые фотографии Лоретты, виденные им в каком-то давно забытом альбоме. И, если память не сыграла с ним шутки, то он готов был утверждать, что Кэти похожа на нее. Будущее, думал он, обещает много интересного.

— Где Элизабет Карлтон?

Лейтенант Дрейпер поднял голову и встретился глазами с Моретти, стоявшим в двери его офиса.

— Можете хоть вывернуть меня наизнанку — не знаю. Отбыла в неизвестном направлении и не могу сказать, что осуждаю ее. Почему бы и нет? Кому какое дело?

— Мне. Я не могу выбросить из головы эти чертовы часы, и поэтому меня интересует, где она.

— Все это ложь, вы же знаете, что она…

— Вам не удалось опровергнуть все, что известно об алиби Хантера? — перебил Моретти. У него закралось подозрение, что Дрейпер — просто-напросто осел.

— Нет, медицинская сестра предана ему бесконечно. Я хочу сказать, мы, собственно, не потрошили ее по-настоящему, но она убедительна и заслуживает доверия…

— Да, точно так же, как доктор Кристиан Хантер.

— Слушайте, вполне возможно, что это несчастный случай, а шофер испугался и сбежал, поняв, что попал в переплет.

— Знаете что, Дрейпер? — сказал Моретти, поворачиваясь, чтобы выглянуть из грязного окна. — Ужасно неприятное ощущение, когда начинаешь думать, что в чем-то ошибался, что о ком-то неверно судил, особенно если был уверен в своей правоте и с пеной у рта ее доказывал. Направьте все усилия на то, чтобы разыскать Элизабет Карлтон, пошлите своих шпиков. Мне надо с ней потолковать.

Дрейпер наблюдал, как этот надутый индюк Моретти выходит из офиса. Должно быть, он впадает в маразм.

— Ты уверен, что хочешь этого, Джонатан? В голосе ее звучала нервозность, он обнял и прижал ее к себе.

— Да. А как ты, Лиззи? Она ткнула его в живот:

— Все-таки это ужасное имя.

— Ну, давай попробуем образовать что-нибудь другое — например, Лизет — Лизон — Лизун или Лизунья и даже такое слово, как “лизоблюд”.

— И все же мы так мало знаем друг друга.

— Для меня достаточно того, что я могу в пять минут привести тебя к одному знаменателю.

— Джонатан, я серьезно, ведь это на всю жизнь!

— Боже мой! Ты, конечно, права! Кстати, а где мы будем жить?

Элизабет подумала, что ему уже надоела ее нерешительность. “Выйти замуж! Все смешалось, все запуталось!” И она знала, знала, что с Кристианом Хантером ей не удастся распроститься так просто, что он не исчезнет. О нет, он был где-то поблизости, выжидал.

— Ты готова, любовь моя? Судья Коламбус к вашим услугам. Он ждет.

Она посмотрела ему в лицо, увидела в нем понимание и нежность и медленно кивнула.

Миссис Эверет провела их в комнату судьи. В черной мантии он выглядел прямо как епископ.

Внезапно Элизабет схватила Джонатана за руку и тряхнула ее.

— Послушай, — сказала она спокойно, насколько ей это удалось. — Если мы поженимся, ты окажешься под ударом, как и я. Я не могу этого допустить. Слишком опасно. Кристиан Хантер не забудет, я знаю!

Он должен был позволить ей уйти, бежать одной.

Ее рука была влажна, а ногти впились в его ладонь.

— Ты готова?

— Подумай как следует, Джонатан!

— Значит, не готова. — Он вздохнул и подождал несколько минут.

— Мистер Харли?

Миссис Эверет не нравилось это промедление. Судья Коламбус занятой человек, а эти двое пребывали в каком-то оцепенении. В конце концов они взрослые — не дети.

— Минутку, — сказал спокойно Джонатан. — Моя невеста никак не может решить вопрос о своих денежных вкладах.

— Я положу этому конец, черт возьми! Перестань обращаться со мной покровительственно. Я не дурочка, а ты не супермен.

— Давай поженимся, Элизабет. Сейчас же. Он провел ладонями по ее рукам — вверх и вниз, слегка массируя.

— Послушай меня, я уже попал под прицел. Если Хантер охотится за тобой, он скоро узнает обо мне. Этот человек безумен. Разве ты не видишь, поженимся мы или не поженимся, что это уже не имеет значения? Мы не можем, — сказал он с расстановкой, глядя ей прямо в глаза, — мы не можем позволить диктовать нам правила игры и управлять нашей жизнью.

Элизабет почувствовала, что на глаза ей навернулись слезы. Она шмыгнула носом.

Джонатан притянул ее к себе.

— Я тоже напуган. Но я не хочу дрожать от страха в одиночестве.

Прижавшись к его плечу, она выругалась сквозь зубы, но достаточно громко, и Джонатан улыбнулся. Выражение лица миссис Эверет не изменилось, поэтому Джонатан решил, что она не слышала.

— О, черт бы тебя побрал, ладно, я согласна!

Через пятнадцать минут Джонатан и Элизабет Харли вышли из здания суда в Ньюкасле. Ни миссис Эверет, ни судья Коламбус не узнали Элизабет. Она благодарила Бога за это небольшое везение. Весь день Джонатан опасался, что газетчикам станет известно об их браке, но, когда это случилось, никто их не беспокоил.

Джонатан чувствовал себя потрясающе. Во время недолгой церемонии он совершенно забыл о Кристиане Хантере и надеялся на то, что Элизабет — тоже. Он сделал попытку улыбнуться.

— Сначала поедим или ты позволишь мне отвезти тебя обратно в хижину, чтобы дать волю своей похоти?

— Почему бы и нет? У меня такое чувство, что это неплохая мысль.

Часом позже они лежали перед огнем. Джонатан играл ее сосками, лаская их и чмокая при этом, что вызывало у нее смех. Затем он придвинулся ближе и начал целовать ее в губы, перемежая поцелуи с нежными и страстными словами.

И, доведя ее до оргазма, как всегда, не отрываясь, смотрел в ее лицо, думая: она моя жена. Моя на всю жизнь.

— Боже, — сказала Элизабет, чувствуя, как его тело соскользнуло с нее. — Мы оба мокрые, как свиньи.

— Свиньи, — сказал он и прикусил мочку ее уха.

— Никогда не думала, что у меня будет два мужа, — сказала Элизабет тихо, пытаясь думать вслух, чтобы проверить, не сон ли все это.

Он ничего не ответил, и она заподозрила, что он уснул. Его нога покоилась на ее бедре.

— Я никогда не предполагал, что у меня будет две жены, — сказал Джонатан, проводя рукой по ее телу и обнимая за талию. — Нам обоим повезло.

— Ты — это целый мир.

— И это наш медовый месяц. Как французы называют оргазм? Ах, да, маленькой смертью. Так вот, это наш медовый месяц. Завтра мы подумаем о настоящем мире, завтра, как говорила Скарлетт.

Но в этот момент он думал о своем автоматическом пистолете 22-го калибра, и пулях к нему, и о Кристиане Хантере. Где-то в глубине души Джонатан хотел, чтобы он явился, Джонатан хотел его уничтожить, чтобы Элизабет никогда больше не испытывала страх.

И тогда и он сам бы избавился от страха навсегда. К несчастью, он очень хорошо осознавал, что далеко не супермен.

Они уснули, лежа на одеяле между двумя валунами у самого океана. Над головой ярко светило солнце, и для декабря погода была немыслимо теплой, а вино довершило остальное.

Элизабет лежала, зарывшись головой в его плечо, а рука Джонатана обнимала ее бедро.

В какой-то момент между сном и бодрствованием солнце вдруг спряталось — его закрыла какая-то тень. Стало прохладно, зябко. Он притянул Элизабет ближе. Потом его глаза мгновенно раскрылись.

Он смотрел прямо в жерло автоматического черного пистолета. Потом его взгляд проследовал выше и уперся в лицо мужчины, державшего оружие. Человек выглядел изможденным, щеки его запали, будто он не спал неделю.

Кристиан Хантер.

Джонатан метнулся, чтобы попытаться встать.

— Даже и не думайте об это, Харли. Кристиан стоял и смотрел на него сверху вниз добрых десять минут. Последние два дня он следовал за ними по пятам, наблюдая, подглядывая ночью в окна, когда они занимались любовью; он видел их смеющимися и болтающими.

Он выжидал. Он хотел усыпить их бдительность. Элизабет дала этому человеку все то, в чем отказала ему. Отказала в любви и преданности. И в своем теле. Он пытался вспомнить, было ли такое, чтобы она смеялась вместе с ним.

Пистолет метнулся в его руке. “Нет, нет, спокойно, — сказал он себе. — Теперь ты победил. Теперь ты будешь им приказывать”.

Элизабет услышала голос, но подумала, что видит кошмарный сон. Затем почувствовала, как ее руку сжимают. Странно: кошмар не должен был быть связан с физическими ощущениями.

— Джонатан, — пробормотала она.

— Проснитесь, дорогая Элизабет. Этот голос не принадлежал Джонатану. Это был не…

— О, нет!

— Привет, Элизабет. Вы, возможно, видели во сне меня? Или думали об этом кретине, мужлане, за которого вышли замуж? О да, я вижу обручальное кольцо.

— Как вы нашли нас?

Голос Харли звучал на редкость спокойно, но Кристиана нелегко обмануть, во всяком случае, ту его часть, которая еще была способна наблюдать и анализировать.

— Сядьте, Элизабет, и присоединяйтесь к нашей компании.

Где-то в глубине души она знала, что он придет.

— Все в порядке, Лиззи, — сказал Джонатан, помогая ей сесть.

Она почувствовала, как его рука сжимает ее плечо. Чтобы подбодрить, но, конечно, ничего не могло ее подбодрить и успокоить.

— Лиззи? Впрочем, теперь, когда вы с ним, вам подходит это имя.

— Кристиан… — Она почувствовала, что во рту у нее пересохло.

— Как вы нас нашли? — повторил Джонатан, прикидывая, каково расстояние между ним и Хантером, между ним и пистолетом. Этим чертовым пистолетом. Его пистолет 22-го калибра в хижине. Заперт в ящике письменного стола. Он не хотел пугать Элизабет, не хотел, чтобы она о нем знала. Он разыгрывал из себя героя-мужчину, способного защитить свою женщину, и вот, поглядите, что из этого вышло.

— Ну, это не составило особого труда, — сказал Кристиан и улыбнулся им, глядя сверху вниз. Он отступил, сел на камень и скрестил ноги в щиколотках.

— Эта ваша попытка, Элизабет, бежать в Филадельфию поездом была довольно глупой. Конечно, я видел, как вы садились в поезд. Потом позвонил в Филадельфию своему осведомителю. Естественно, за вами установили слежку. Когда я узнал, что имя мужчины Джонатан Харли, все, что мне оставалось сделать, навести справки. Вы знаете, что вопросы владения собственностью — общее достояние. Даже если речь идет о собственности, укрытой в таком месте, как штат Мэн.

— Почему вы ждали так долго? Неужели это ее голос? Такой спокойный и отчужденный.

— Из-за нью-йоркской полиции, Элизабет. Они заинтересовались смертью Сьюзен. Конечно, задавали вопросы, и, конечно, мне хотелось сделать приятное лейтенанту Дрейперу. Он ушел с улыбкой на своем дурацком лице. Вы знаете, он по-настоящему ненавидит вас. Считает лживой сукой. Я готов был согласиться с ним, но не решился делать такое заявление публично. Это был бы неумный ход. Кроме того, вы же знаете, моя медицинская сестра так доверчива и предана. Она поверила всему, что я ей сказал.

Джонатан исподтишка всматривался в него, ища черты безумия, и, честно говоря, то, что он видел, не вызывало у него леденящего страха. Он выглядел как английский аристократ, с этим худощавым лицом и тонкими чертами, длинными узкими руками, в этом твидовом пиджаке и вельветовых штанах. Интересно, почему Элизабет не влюбилась в него? Красив, хорошо воспитан и богат. Однако она на него не клюнула.

— Это место не поражает изысканностью, Харли, но если ваша цель — скрываться и трахаться, то вполне сойдет. Кстати, почему вы женились на этой лживой сучке? Из-за денег?

— Я женился на ней потому, что у нее хватило здравого смысла дать вам от ворот поворот.

Джонатан заметил, как длинные стройные пальцы напряглись и сжали рукоятку пистолета. Ему не следовало давать воли языку.

— Чего вы хотите, Кристиан? Кристиан теперь смотрел в упор на Элизабет, и взгляд его был одновременно нежен, холоден и смертоносно жесток.

— Я хочу, чтобы вы страдали, моя дорогая, хочу, чтобы вы умерли.

Пистолет дернулся у него в руке и оказался нацеленным на Джонатана.

— Нет, Харли, не двигайтесь! Даже и думать об этом не смейте. Если вы будете славным, послушным мальчиком, я, возможно, позволю вам умереть скорее и меньше мучиться, чем Элизабет.

Джонатан обхватил ее руками и притянул ближе к себе. Солнце скрылось за облаком, и он почувствовал, как по телу Элизабет пробежала дрожь.

— Я немного поразмышлял, как убить вас обоих, чтобы было похоже на несчастный случай. В противном случае мне придется доживать свой век в Южной Америке. Дрейпер и Моретти ненавидят вас, Элизабет, но они не дураки и, кроме того, поклялись блюсти правосудие, что бы ни было. А теперь, мне кажется, я хочу пить. Смотреть на вас двоих скучно и утомительно. Не пойти ли нам в вашу хижину, Харли?

Он собирался поиграть с ними, понял Джонатан, и его затопило чувство облегчения. Он будет барахтаться и показывать им свое величие. Прекрасно. Блестяще. Теперь он должен молить Бога, чтобы ему пришла в голову какая-нибудь идея. Ведь его пистолет в ящике письменного стола, и поэтому оставалась надежда.

— Идем, Лиззи, — сказал он, помогая ей встать.

— Не смейте ее так называть!

Джонатан замер на месте, такая ярость зазвенела в этом голосе. Он посмотрел на Кристиана, и теперь убедился, что тот безумен.

— Ладно, не буду. Вы хотите пить, Хантер? Кристиан не удостоил его ответа.

— Идите сюда, Элизабет, вы пойдете со мной.

Она оцепенела и чувствовала, как Джонатан весь сжался рядом с ней. Потом сделала шаг вперед, еще шаг.

Она размышляла, уж не ринуться ли на него. Возможно, тогда Джонатан смог бы спастись. Да, он быстр и ловок, он силен. Расстояние между ними казалось ей бесконечным — один шаг, еще один, и при каждом шаге в ее мозгу проплывали живые картины, собственно, не картины, а фрагменты картин. Вот она в школе, играет рождественские гимны, на ней красно-зеленое платье, и она жалеет, что не может петь, и хочет петь, а не играть. А вот она в Париже с Клодом, впервые осматривает Лувр и кажется себе такой незначительной.

Еще шаг. Она спасет его. Она чувствует себя сильной. Она владеет собой.