Глава 5

Джонатан Харли чувствовал, что его головная боль усиливается: теперь у него стучало в левом виске, непроходящая боль вынудила закрыть глаза и сесть совершенно тихо и неподвижно. Он подумал было позвать миссис Максуэлл и попросить ее принести аспирин, пока не услышал пронзительный голос жены, требовательно звавший его.

Ему предстояла еще одна сцена, еще одно соревнование по крику, не сулившее выигрыша никому. “Сколько перемен, — думал он, — моя жена стала чужой, неузнаваемой и непонятной”. Ему следовало перестать думать о Роз еще три года назад, когда он узнал об итальянском жиголо [16], которого она встретила во время круиза на теплоходе. И спала с ним. И призналась ему в этом.

— Джонатан!

Он чувствовал, что глаза его покраснели, и он не мог сфокусировать взгляда. Он слышал свой голос, лишенный выражения из-за нараставшей боли.

— Сюда, Роз. — И после паузы:

— Принеси аспирин.

Она этого не сделала.

— В чем дело? — спросила Роз, входя в его кабинет. Новое вечернее платье вихрем закручивалось при ходьбе вокруг щиколоток. От сверкания алмазов у нее на шее резало глаза.

— У меня ужасная головная боль, — сказал он. Она рассмеялась.

— Предлог, пригодный для женщины, дорогой. Но я пришла не для того, чтобы справиться, не хочешь ли ты лечь в постельку. Ты еще не одет. Бенбриджи ждут нас через тридцать минут.

— Я не иду, — ответил он. — Я говорил тебе на прошлой неделе и вчера вечером, что не собираюсь идти. Там будет по меньшей мере пятьдесят человек гостей, и моего отсутствия никто не заметит. Иди, Роз, повеселись.

В эту минуту она его ненавидела, ненавидела по-настоящему. Он говорил с ней таким тоном, будто она надоевшая и бестолковая прислуга. Ему наплевать на нее.

— Там будут мои родители. На случай, если ты забыл, кто они, Джонатан, напомню, что это Пилсоны. Эндрю Пилсон с супругой. Они рассчитывают тебя увидеть — Передай им мой самый нежный привет.

— Подонок — Пожалуйста, Роз, у меня голова раскалывается. Если хочешь ругаться, то отложи на время.

— Все и всегда ждут тебя, верно? Ты знаменитый Джонатан Харли. О, да, теперь-то ты знаменит. Но если бы не мой отец…

— Роз, ты же не хочешь опоздать?

— Ты монстр, эгоистичный, гнусный монстр! Я не сомневаюсь, что, как только я окажусь за дверью, ты тут же умчишь куда-нибудь и твоя головная боль улетучится мигом, как по волшебству, а твоя маленькая потаскушка будет пускать слюни по поводу каждого сказанного тобой слова. С кем ты сейчас трахаешься, дорогой?

— Ни с кем, Роз. “И тем более с тобой, женушка”.

— Разумеется, я не ждала от тебя честного, искреннего ответа. Ты пойдешь со мной, Джонатан. Ты должен пойти. Ты не посмеешь унизить меня снова.

— А я тебя разве унижал? Вот так новость!

— Ты такой спокойный, так владеешь своими чувствами, да? Ты просто превратился в робота, и никаких чувств у тебя не осталось.

— А я-то думал, что я монстр, — ответил он и пожалел, что не промолчал. Он просто хотел остаться один на один с аспирином в пустой и тихой комнате.

— Тебе плевать на всех, так ведь? Ничего тебя не касается, кроме твоих чертовых дел. И, конечно, твоих легкодоступных, дешевых женщин.

— Конечно, мне небезразлична “Хартли электронике”. Если бы я был равнодушен к своей компании, ты не носила бы бриллиантов, Роз. У тебя не было бы горничной, кухарки, экономки и шофера. А дешевых женщин нет и в помине.

Его губы изогнулись в улыбке.

— Если бы я путался с женщинами, мне некогда было бы заниматься делами.

Она почувствовала, как в ней поднимается гнев. Невозможно одержать над ним верх, таким спокойным, так ясно выражающим свои мысли. Его невозможно загнать в угол — на все есть доводы и отговорки.

— Так ты признаешь, что у тебя были другие женщины?

— Только одна три года назад, как тебе хорошо известно. Это была маленькая и недостойная месть, признаю.

— Ты будешь вечно попрекать меня связью с Пьетро, пока меня не вырвет?

Ее голос пресекся — похоже, она сейчас зарыдает, и он молил Бога, чтобы обошлось без очередной истерики.

— Он хотел меня, он считал меня красивой и непохожей на других.

— Роз, вырвет не тебя, а меня, и Пьетро тут ни при чем. Пожалуйста, отправляйся на свою вечеринку и проводи там время, как захочешь, веселись.

Она стояла, очень тихая, глядя на картину на стене за его спиной, изображавшую коттедж в Нантакетте. Краски мягкие, а пейзаж суровый. Странно, как это художник сумел передать разницу в цвете. Рядом с картиной висела фотография — на ней были запечатлены они оба на пляже. На заднем плане коттедж. Фотография была сделана три года назад. На Джонатане выцветшие джинсы и простая белая рубашка, рукава закатаны до локтей, на ногах теннисные туфли. На ней шорты и бюстгальтер, ноги босые, а длинные светлые волосы ветер задувал в лицо. Оба они улыбались и казались абсолютно счастливыми. Но это было так давно. Он выглядит так же, подумала Роз, разглядывая мужа, сидящего за письменным столом. Черные-черные волосы, оливковая кожа и глаза, темные, как безлунная ночь, — эту чепуху она сказала ему когда-то, много лет назад. Они были парой, приковывавшей взгляды. Джонатан, высокий и поджарый, как теперь и всегда, бегун и спортсмен, и она — маленькая, светловолосая и очень белокожая. Внезапно она почувствовала, что намного старше этой улыбающейся молодой женщины на фотографии, почувствовала, что внутри у нее образовались морщины и что она ни на что не годится.

Роз произнесла медленно, глядя прямо на него:

— Если ты не пойдешь, Джонатан, я уйду.

— Хорошая мысль. Не веди машину сама, особенно если собираешься пить.

Но он знал, что она имеет в виду, и она знала, что он ее понял. Они смотрели друг на друга, не отводя взгляда, столь далекие и чуждые после восьми лет брака. Враги?

"Чужак в чужой стране? Чужак из чужой страны?” Он не мог вспомнить, как его называли когда-то. Роз больше ничего не сказала, повернулась на каблуках и вышла из кабинета, хлопнув дверью.

Джонатан не сделал ни одного движения. Конечно, ему следует развестись с ней, и так в конце концов и случится, но он старался не думать об этом даже во время их самых ожесточенных ссор. За последние три года он работал больше, чем за всю свою предыдущую жизнь в деловом мире. Стал настоящим трудоголиком. Так часто поступают трусы, а он и был трусом, трусом, страдающим от чудовищной головной боли. Он заставил себя подняться на ноги, чтобы поискать аспирин.

Около десяти часов вечера почувствовал себя по-человечески, то есть достаточно хорошо, чтобы вернуться к работе. Заняться чем угодно, только не думать о Роз и ее угрозе. Когда-то она была Рози, его Рози, нежная и сладостная. Давным-давно. Он думал о компании, о его компании электронного оборудования, которую создал он сам. Конечно, вначале ему помог отец Роз, но теперь она принадлежала ему и только ему. Ему тридцать пять. Десять лет жизни вложено в компанию. Развод вызовет трещину не только в его жизни, но и в компании. Пока он сохранял контроль над компанией, неограниченный контроль, но развод и договор о разделе имущества воспрепятствуют дальнейшему расширению, возможно, даже он окажется в опасной близости к обладанию всего лишь пятьюдесятью процентами акций. Эта мысль его ужасала, особенно теперь, когда один из его близких друзей, Питер Энкер, рассказал о слухах, которые привез его приятель из Нью-Йорка. Сведения о его компании вынюхивала “Карлтон индастриз”. АКИ, то есть “Аберкромби-Карлтон индастриз”. Этот до нелепости разветвленный конгломерат нуждался в хорошо развитой и прочной, а также доходной компании по электронике высокого класса, хорошо технически обеспеченной, чтобы продолжать развивать свою обувную промышленность, сталелитейные фабрики, отели за границей, текстильные компании, издательство и только Богу известно, что еще. Сердце его сжалось, как всегда, когда он думал об угрозе слияния. Кто, черт бы его побрал, управлял этим расползающимся в разные стороны осьминогом?

Но от совета директоров он не мог услышать ни звука, ровным счетом ничего. Он вспомнил, что молодая жена Тимоти Карлтона была обвинена в его убийстве, а потом оправдана. В связи с этой историей акции этого конгломерата опасно заколебались, и “Уолл-стрит джорнэл” без конца распространялся на эту тему, но все они не теряли спокойствия. Семья Роз владела достаточным количеством акций, чтобы там, где сочтет нужным, употребить давление, — совет директоров был всего лишь сборищем стариков, согласных на все.

"Это всего лишь слухи — не более. Я достаточно давно занимаюсь бизнесом, чтобы понимать — за этими слухами скорее всего ничего не стоит”.

Сыновья Карлтона? Это они управляют компаниями Карлтона? Или брат Тимоти, Майкл? Столь же маловероятно, как если бы во главе его империи стояли сыновья. Как имя старшего? Кажется, Брэд Карлтон, испорченный, избалованный, распущенный подонок, какого свет еще не родил. Он опасен, очень опасен.

Джонатан заставил себя успокоиться. Из верхнего ящика письменного стола вытащил желтый блокнот и начал методично записывать в него вопросы. К концу недели он получит на них ответы. Почерк его был четким, строчки ровными.

Кто в действительности управляет этим чудовищем?

Его слабости?

Джонатан сделал паузу. Он мог бы записать еще добрую сотню вопросов, требовавших ответов, но прежде ему надо узнать, кто приводит этот механизм в действие теперь, когда Тимоти умер. Обычно все сводилось к одному человеку и его искусству маневра, его владению тактикой и стратегией, к ресурсам, которыми он располагал. Но когда Джонатан начал писать снова, в его списке появились вопросы, с которыми ему предстояло столкнуться, начни он дело о разводе, и он почувствовал, как свирепая головная боль возвращается. Он почувствовал себя еще хуже, когда осознал, что теперь из его списка ушел вопрос о наследнике. Его трехмесячный сын Алекс умер в своей колыбели. Однажды утром они нашли его мертвым, хотя он и не болел. Медики назвали это “синдромом внезапной младенческой смерти”. Долгое время он не мог с этим примириться, принять необратимое, а Роз, в это время еще Рози, не желала больше иметь детей, и в то время он не мог осуждать ее. Но теперь, по прошествии пяти лет, поздно об этом думать.

Нет, он не выпустит свою компанию из-под контроля, не допустит этого несчастья. Пойдет на что угодно. На что угодно.


Брэд Карлтон восседал за письменным столом отца и мелкими глотками пил свой кофе из изящной, хрупкой фарфоровой чашки. Никто не сказал ни слова, когда он вселился в это помещение, и он намерен и далее здесь оставаться. У этой суки нет ни малейшего шанса выкурить его отсюда.

Когда его личная секретарша Нэн Бриджес позвонила ему и сказала, что его хотят повидать двое джентльменов, он ответил ей: пусть подождут. Медленно, очень медленно привел в порядок бумаги на столе, поднялся на ноги и нажал кнопку зуммера.

Брэдли улыбнулся вошедшим в его офис джентльменам и выждал с минуту, прежде чем встать.

— Мистер Карлтон, — сказал тот, что повыше. — Я Кой Сиверстон, а это Адриан Марш. Мы здесь по поручению главного администратора АКИ Элизабет Карлтон. Мы просим помощи вашего инспектора, так как собираемся немедленно приступить к проверке ваших личных деловых расходов.

Брэд кивнул мужчинам:

— Понимаю. Что-нибудь еще, джентльмены? Кой прочистил горло, и Брэд увидел, что один из его передних зубов с золотой коронкой.

— “Карлтон текстил компани”, “Бруммер-Карлтон Ламбер компани” и “Морисси-Карлтон фуд компани”.

— Короче говоря, три компании, над которыми я осуществлял автономный контроль, еще когда мой отец был жив.

— Верно.

— Полагаю, вы снеслись с президентами компаний?

— Да, сегодня утром. — Брэд только улыбнулся и махнул рукой, отсылая их.

— Ну и приступайте.

Кой посмотрел на него с удивлением и почувствовал, что Адриан тоже изумлен. Судя по тому, что они слышали о Брэде Карлтоне, он должен был начать орать и ругаться, то, что называется “качать права”.

— Очень хорошо, — сказал Кой, и они вышли.

В течение следующего часа их люди начали копаться в книгах компаний.

Три дня спустя, в четверг вечером. Род Сэмюэлс позвонил Элизабет.

— Ну, они закончили работу, — сказал он.

— И? — спросила Элизабет.

— Все шито-крыто, то есть, я хочу сказать, книги в порядке. Похоже, старина Брэд потерял кое-какие деньги, но нет следов мошенничества. Я готов поклясться…

— Вы должны быть довольны. Род. Сын, обкрадывавший отца, — едва ли вы смогли бы принять легко такое.

Род молчал, и Элизабет поднесла трубку к другому уху.

— Но я знал, Элизабет, я знал, что он берет деньги на собственные нужды. Кой сообщил мне, что Брэд был так спокоен и сдержан, будто он калифорниец, которого интересует только высота волн в океане. А Брэд вовсе не таков. Он самый несдержанный, самый эмоциональный из всех Карлтонов, если его разозлить. Тут что-то нечисто.

— Похоже, на этот раз чутье вас подвело, Род. Может быть, вы ошиблись насчет Брэда. Может быть…

— Черта с два!

С минуту она помолчала.

— И что вы собираетесь теперь делать?

— Выяснить, кто проболтался этому гаденышу.

— Ну, даже если это и так, какая теперь разница? Мне кажется, что мы теперь должны вырваться вперед, а не тратить время и силы на то, чтобы пригвоздить к позорному столбу Брэдли. Так ли он важен для компании? Кстати, я прочла те три книги по организации бизнеса, которые вы мне дали. Я их изучала до тех пор, пока у меня глаза не покраснели, и чувствую себя дура дурой, будто они написаны не по-английски, а на тарабарщине какой-то. Хотя я понимаю слова, они имеют другой смысл. Ну например: “доходы от вложений”, “соотношение между заработком и ценами”, “приток денежной массы”. Это поразительно, я никогда не слышала о Комиссии по ценным бумагам и биржам. А потом все эти правила и ограничения.

Он улыбнулся в телефонный микрофон.

— Об этом можете не беспокоиться, Элизабет. Вам и не нужно понимать все, пока еще не нужно, и долго будет не нужно. Я организовал пресс-релиз для журналистов, встречу с советом директоров, встречу с президентами компаний. Вы должны быть спокойной и очаровательной. Составители речей и докладов Тимоти — а теперь уже ваших — готовят черновики вашего выступления. Я сам буду на этих встречах, а также ваши исполнительные директора из штаб-квартиры.

"Это безумие”, — подумала Элизабет. Но теперь она уже зашла слишком далеко, чтобы сказать “нет”, даже если ей это и казалось единственно разумным. Вместо этого Элизабет заметила:

— Не понимаю, как вы сумели сохранить все это в секрете, Род?

— Карлтоны вовсе не хотели сообщать, что они уже больше не контролируют АХИ. Видите, Элизабет, они ждут, пока вы сдадитесь и признаете свое поражение.

— Что это — стратегия или тактика? — недоуменно спросила она.

— Вы изучили организационные карты?

— Да. Более или менее, — сказала она. И слава Богу, что он не видел ее гримасы.

— Ладно. Попытайтесь запомнить, какому имени соответствуют определенные функции. Хорошо? И не волнуйтесь, Элизабет.

— А Брэд там будет?

— Конечно. И Майкл тоже. Что же касается Уильяма Карлтона, то он теперь в Австралии, и лучше его не беспокоить. Ну, уж Лоретта, конечно.

Элизабет сглотнула.

— Элизабет! Пресса из-за всего этого обезумеет. Готовьтесь. Взрыв произойдет в ближайший месяц. Отклоняйте все предложения проинтервьюировать вас. Будьте тверды — вы еще не знаете, насколько настойчивыми могут быть репортеры “Форчун”. Ладно?

Что она могла сказать? Слова “никаких комментариев”, кажется, стали ее второй натурой.

— Когда предполагается первое заседание?

— Я пришлю вам нового исполнительного секретаря сегодня, и он все с вами обсудит.

— Это Адриан Марш. Верно?

— Да. Выпускник Гарвардской школы бизнеса.

Он начал заниматься вложением средств в банковское дело, а потом вошел в совет директоров АКИ пять лет назад. Женат, двое детей, умен, как черт. Как я уже сказал, он вундеркинд. Его впечатления о людях всегда поразительно верны и точны, и он знает все операции.

С минуту он помолчал. Потом произнес:

— Если вы с ним не поладите, сразу дайте знать.

— Не беспокойтесь. Я буду вести себя, как ангел.

— Еще один момент, Элизабет. Адриан лоялен. Он предан компании до мозга костей, и всех предателей мы выкорчуем своевременно.

"Предателей”, — подумала она. Точное слово — разве она не во вражеском стане?

— И вот еще что. Я сказал Адриану, что если он справится с этой задачей, то станет вице-президентом по вопросам стратегического планирования.

Адриан Марш, думала Элизабет, когда в этот же день он явился к ней домой, больше похож на громилу-телохранителя, чем на исполнительного секретаря. Крепко сколоченный, тяжелый, но не толстый, просто настолько мускулистый, что казался громоздким. У него была кожа оливкового цвета, глаза темные, а челюсть квадратная. Говорил он медленно, мягким и очень глубоким голосом, с явным акцентом. Кажется, добр, по крайней мере к ней.

— Я буду отчитываться только вам, миссис Карлтон, — сказал он, пожав ей руку и усаживаясь. — Вы можете мне доверять, хотя я понимаю, как вам трудно после всего кошмара, через который вы прошли. Я прекрасно знаю все операции. И знаю людей. Однако, если мои советы покажутся вам неприемлемыми, надо только сказать об этом. Я знаю, что мое имя “Адриан” мне не подходит. Все мои друзья зовут меня “Адман” [17]. Я буду отвечать почти за все. А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы выпить стакан воды.

Тяжело переваливаясь, Марш медленной и размеренной походкой направился на кухню, оставив Элизабет на диване, окруженную бумагами и морем отчетов. Она улыбнулась ему вслед.

К концу двухчасовой беседы с ним, к своему удивлению, Элизабет почувствовала, что больше не волнуется. Она ощущала возбуждение и даже некоторую уверенность в себе. И позже поняла, что все это — заслуга Адриана. Он ни проявил ни снисходительности, ни желания покровительствовать или руководить ею, просто давал объяснения. Под конец Адриан сказал ей со своей медлительной улыбкой, открывавшей кривой передний зуб:

— Большая часть этих материалов, миссис Карлтон. — макулатура, подготовленная бумагомарателями, чтобы показать, что они чем-то занимаются Завтра, как я понимаю, вы придете в офис. Мой офис находится рядом с вашим. И мы изучим бумаги и посмотрим, что они собой представляют.

Она принудила его признать, что он предпочитает минеральной воде “Херши”, и оказалось, что он пьет только эти два напитка. Ни капли спиртного.

— Это давняя привычка, еще со времен колледжа, когда я играл в футбол, — признался он ей, Она наблюдала, как сокращаются мускулы на его массивной шее, когда он одним большим глотком отправил напиток себе в желудок.

— И еще одно, миссис Карлтон, — сказал он, уже стоя у двери, — ваш офис.

Она посмотрела на него, не понимая, — Я ничего не хочу там менять, — сказала Элизабет, думая, что он имеет в виду новую меблировку.

— Боюсь, вам все же придется кое-чем заняться, — сказал Адриан. — Видите ли, туда вселился Брэд Карлтон.

Она почувствовала, что желудок ее свело судорогой.

— Почему?

"Потому что он наглый тип”.

— Думаю, теперь не имеет значения, почему он гак поступил. Задача в том, чтобы именно вы, мэм, лично вы, велели ему убраться оттуда вместе со всем скарбом.

Элизабет почувствовала, что сердце ее забилось чаще. Страх — ее охватил животный страх перед возможными неприятностями, страх перед конфликтом, страх поражения — не исключено, что она будет выглядеть, как полная дура.

— Я буду с вами, миссис Карлтон. Ваша задача — просто проявить твердость, и к десяти утра он оттуда уберется.

Адриан пожал ее руку, и она ощутила его силу и надежность.

В эту ночь Элизабет спала крепко, хотя и не виделась с Роуи, он был в Бостоне и собирался вернуться в Нью-Йорк в конце недели.


— Что вам надо?

— Доброе утро, Брэдли, — сказала Элизабет, голос ее был спокоен и тверд, а на губах мерцала легкая улыбка.

Она знала, что он ненавидел, когда его называли “Брэдли”. Тимоти всегда так звал сына, если был им недоволен. Адриан стоял рядом, возвышаясь как скала, одетый в темно-синий костюм-тройку.

— Я повторяю вопрос: чего вы хотите, мэм, или мне следует назвать вас “овдовевшей экс-мачехой”?

Элизабет почувствовала первые признаки гнева, но Адриан не выказывал ни малейшего стеснения от этой сцены, казалось, он даже слегка забавляется происходящим, но одновременно уверен — не уступит. Элизабет сглотнула и произнесла:

— Это мой офис, Брэдли. Пожалуйста, вернись в свой прежний кабинет и сделай это немедленно.

— Нет.

Адриан почувствовал, что она поколебалась. И, медленно растягивая слова, так, что его вирджинское произношение стало особенно заметным, сказал:

— Я полагаю, мистер Карлтон, вы сделаете так, как того требует миссис Карлтон, в противном случае мне придется вызвать охранников, чтобы они вам помогли.

Брэд молча внимательно смотрел на него. Он, конечно, слышал об Адриане Марше как о блестящем работнике. Как же его прозвали? Ах, да, Адманом — твердым, как алмаз. Выглядит как атлет-тупица, и все же…

Брэд заставил себя улыбнуться. Медленно повернулся и плюнул на стол Тимоти, потом посмотрел Элизабет прямо в лицо, взял свой кейс и вышел, не сказав ни слова.

Элизабет трясло.

— Присядьте на минуту, мэм, — сказал Адриан. Он накрыл, как чашечкой, своей мясистой ладонью ее локоть и подвел к дивану.

— Вы вели себя великолепно. Действительно великолепно.

— Он уволил Миллисент Стейси, секретаршу Тимоти?

— Да, уволил.

— Не можете ли вы ее вернуть, Адриан?

— Конечно. Ей понадобятся еще две помощницы. Вне всякого сомнения, после ленча она уже будет здесь.

Элизабет все еще казалась бледной, и он принес ей стакан воды. Как, удивлялся он, эта хрупкая и трогательная женщина сможет руководить огромной компанией? У нее не было никаких данных, чтобы управлять АКИ со всеми его сложными ответвлениями. Хотелось защитить ее, поучить, а ведь когда ему предложили этот пост, у него возникло желание завыть. Но Адриан был неглуп и понимал, что, обладая способностями, сможет быть властью и силой, скрывающейся в тени трона. Он не обидит ее Нет, право, не обидит и не огорчит.

Он поймал себя даже на отеческих чувствах, хотя был всего на три года старше.

— Итак, — сказал он, — выпейте воды и соберитесь с силами. Сегодня у нас уйма дел.

Элизабет с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться, когда в офис вошла Миллисент Стейси, бросила на нее нежный взгляд и по-матерински похлопала по руке, сказав, что ей не о чем беспокоиться.

Загрузка...