Глава 2

Лиз уставилась на закрытую дверь. Да как он посмел ее запереть?! От злости у нее выступили на глазах слезы. Но жизнь с Джоном научила ее двум важным вещам: умению сохранять самообладание и способности здраво рассуждать.

— Значит, я упрямый ребенок? — вслух произнесла Лиз и скорчила гримасу.

Она откинула одеяло и выскользнула из кровати. На какой-то миг комната закружилась, но Лиз подождала, пока головокружение прошло и подошла к окну. Ровные газоны мягко спускались к высокой, изогнутой буковой изгороди, а вдалеке на фоне неба четко вырисовывались зубчатые очертания замка Кенилворт. Повсюду виднелись цветущие кустарники, приземистые деревья и аккуратные клумбы с розами. Видимо, все это было здесь уже очень давно.

Лиз с усмешкой подумала, что о таком доме можно только мечтать. Такой может себе позволить только очень богатый человек. Интересно, принадлежит ли поместье Бретту Дентону?

Лиз с трудом подняла тяжелое окно и, накинув на плечи теплый халат, выглянула. Да, прелестный пригородный дом из розового кирпича с величественным фасадом и рядами длинных прямоугольных окон. Она высунулась дальше и заметила нечто, заставившее сердце забиться быстрее. Наверное, архитектор или сам хозяин устали от классической простоты и решили добавить скромный штрих — узкий каменный балкончик с низкими каменными декоративными балюстрадами огибал дом по кругу.

Пока Лиз изучала балкон, в голове созрел план. Если удастся найти одежду, то она сможет уйти по балкону. Если повезет, одно из соседних окон окажется незапертым. А потом — алле! — вниз по лестнице и вон из дома. Полиция Кенилворта поможет ей найти Джона. Возможно, он уже вернулся. А если нет, то она обратится за помощью к соседям.

Лиз покопалась в шкафу и среди дорогих платьев и костюмов отыскала голубые брюки и белый свитер. Там же нашлось нейлоновое белье, а в комоде пара сандалий.

Через пять минут Лиз уже открывала соседнее окно. Комната была такого же размера, как та, где она провела ночь, но обставлена по-другому. Спальня была светлой и современной, эта же комната — темной, в викторианском стиле. Тяжелые красновато-желтые комоды, массивный письменный стол, стулья, обтянутые темно-зеленым бархатом. Постель накрыта толстым белым пуховым одеялом и наполовину скрыта от глаз китайской ширмой с вышитыми алыми драконами.

Затаив дыхание, Лиз залезла на подоконник и, спрыгнув на пол, на цыпочках прошла по комнате. Ступни тонули в лохматом белом ковре, и, когда с пола внезапно подскочило нечто, что она прежде приняла за бугорок, у «преступницы» вырвался сдавленный крик. Бугорок оказался белым персидским котом, и тут же за спиной раздался слабый, словно шелест тростника, голос:

— Кто здесь? Это вы, сестра?

Лиз обернулась и увидела в постели на высоких подушках старика. Его белоснежные волосы обрамляли хотя и изможденное болезнью, но все же прекрасное лицо. Оно напомнило Лиз портреты Рембрандта в Национальной галерее, лицо, на котором отражались доброта, сострадание, великодушие.

Лиз не стала медлить, подошла к постели и тихо прошептала:

— П-простите, я не хотела вас будить.

Опять она стала заикаться!

— Я п-просто…

Лицо старика мгновенно изменилось, словно озарилось светом новой жизни.

— Элизабет, ты здесь! Бретт сказал мне, что ты приедешь, но я не смел верить. Мое милое дитя!

Его выцветшие голубые глаза, глядевшие куда-то в одну точку, наполнились слезами. Лиз поняла, что старик слеп.

— Н-но я не… — пробормотала она.

— Не говори ничего, дитя. Ни слова больше. Все уже позади. — Он протянул к ней руки. — Если бы я только мог видеть тебя, Элизабет. Они сказали тебе, что я ослеп? Какая нелепость!

Он все говорил и говорил, и Лиз была не в силах остановить его.

— Я ведь никогда раньше не болел. Я был просто упрямым стариком, который хотел все делать по-своему. Но ты меня простила и вернулась. Не оставляй меня, Элизабет. Пожалуйста, останься!

Голос задрожал и прервался. Лиз присела на краешек постели и накрыла теплой рукой тонкие пальцы старика. Его голова откинулась на подушки, он выглядел очень усталым.

— Теперь я могу отдохнуть, — еле слышно прошептал он.

Его веки опустились, казалось, он заснул.

Лиз сидела, держа его за руку и напряженно думала. Фрагменты мозаики начали складываться в единое целое. Рядом с ней в самолете сидела красивая девушка с туманными лиловыми глазами. Она тоже заикалась. А прошлой ночью в машине Бретт Дентон сказал что-то о Джи Би, который все время спрашивает о ней.

Теперь другая Элизабет в больнице, а Лиз оказалась на ее месте. Что будет потом? Словно в ответ на ее вопрос, отворилась дверь, и появилась сиделка в белом халате. За ней стоял Бретт Дентон. Увидев у постели незнакомку, сиделка отреагировала мгновенно. На ее пухлом приятном лице одновременно отразились удивление и неодобрение, она шагнула вперед, но Бретт опередил ее:

— Все в порядке, сестра. Я объясню позже.

Он подошел к постели и склонился над стариком:

— Славу богу, наконец-то заснул.

Потом он перевел взгляд на Лиз, которая по-прежнему держала тонкую руку старика. Она приготовилась встретить гнев Дентона, но вместо этого заметила в его глазах только ужасную усталость.

— Пойдем, Элизабет? — предложил он, взял ее за руку и вывел из комнаты.

Они остановились в широком, застеленном ковром коридоре и посмотрели друг на друга. Лиз почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Она быстро произнесла:

— Простите, я не могла оставаться в комнате, как пленница.

Бретт раздраженно махнул рукой и, сузив глаза, посмотрел на нее. Нелепо, но Лиз показалось, будто он оценивает ее, прикидывая, подойдет ли она для ответственного дела.

Наконец он сказал:

— Слушайте, это может показаться очень странным, но вы должны быстро принять решение. Нет времени все объяснять, потому что мне сейчас нужно в больницу. То, о чем я прошу, очень важно, и вы должны поверить мне на слово. Не могли бы вы остаться здесь, пока я не вернусь? Просто остаться и не задавать вопросов? Пожалуйста.

Лиз ощутила тревогу. Все это ей не нравилось. Она не виновата в том, что оказалась здесь, и, если сейчас решит уйти, никто не посмеет ее удержать.

— Но почему я… — начала она.

— Пожалуйста, — прервал Бретт, — да или нет.

Лиз взглянула на него: следы усталости на лице, напряжение в голосе… Она почувствовала, что он хватается за нее как утопающий за соломинку. Внезапно ей захотелось помочь.

— Ладно, я остаюсь.

Он глубоко вздохнул:

— Какое облегчение. Спасибо вам. Располагайтесь.

Он зашагал прочь по коридору, и Лиз, глядя ему вслед, поняла, что он уже забыл о ней. Девушка улыбнулась и отперла дверь своей комнаты.

Когда часы пробили шесть, вернулся Бретт Дентон. Как только он вошел, Лиз заметила в нем перемену. Как будто порвалась натянутая струна. Она сидела на стуле у окна, он взял другой стул и пододвинул к ней. Его первый вопрос прозвучал необычно:

— О вас хорошо позаботились?

— Да, прекрасно, спасибо. Миссис Джексон принесла мне великолепный обед.

Он искоса взглянул на нее и сказал:

— Хорошо.

Последовало долгое молчание, она поняла, что Дентон подыскивает слова. Наконец он произнес:

— Я должен перед вами извиниться. Прошу меня простить.

— Конечно, — сдержанно ответила Лиз.

Он поднял брови:

— Какой вы чопорный ребенок, Элизабет. А как вас называют дома?

— Все зовут меня Лиз. Только мой сводный брат Джон иногда называет меня полным именем, и он…

— Да?

Что она могла сказать про Джона?

— Он такой сухой. Возможно, мне это только кажется, потому что он намного старше меня. Почти на пятнадцать лет.

— Вы живете с ним?

— Сейчас нет. Жила немного после смерти отчима. Потом я устроилась на работу и переехала в Лондон.

— И вчера вы возвращались из отпуска?

— Нет, я уволилась с работы.

Лиз замолчала, заметив огонек в его глазах, и поняла, что этот вопрос его интересует.

— Это важно? — Она гордо вздернула подбородок.

— Возможно, — медленно и очень серьезно ответил он.

Голос Дентона был настолько суров, что Лиз позабыла о своем негодовании и ждала, что он скажет. Но Бретт молчал. Он отвернулся к окну и смотрел в сад, подперев подбородок рукой. Мужчина полностью погрузился в свои мысли, и Лиз, откинувшись на спинку стула, впервые смогла хорошенько рассмотреть его. Такого человека нельзя сразу забыть. Она отметила выступающие скулы, загорелую кожу, сурово сжатые губы, задумчивые темные глаза, черные волосы. Ничего от англосаксонского типа. Должно быть, он родом из южной страны, где палит солнце и мужчины по-прежнему хозяева, а женщины покорно подчиняются им. Совершенно не ее тип мужчины.

Это впечатление было настолько ярким, что, когда Бретт обернулся и спросил:

— Значит, сейчас вы можете располагать временем по своему усмотрению? — Лиз невольно ответила:

— Да, я свободна. — Слишком поздно она осознала свой промах и раздраженно заметила: — Если, конечно, не считать того, что меня ждет брат.

Бретт покачал головой:

— Нельзя делать две вещи одновременно. Вы сами сказали, что он не получал вашей телеграммы, так как его нет дома.

— Слушайте! — свирепо начала Лиз. — Я не обязана…

— Конечно нет, — перебил он. — Помолчите минутку, и мы все обсудим.

Он наклонился к ней, глядя прямо в глаза:

— Постараюсь объяснить вам подробнее. Остановите меня, если что-нибудь упущу.

Он потер лоб.

— Кстати, вы верите в судьбу?

— В судьбу? Вы хотите сказать, что все происходит, потому что…

— Потому что должно.

— Не знаю, думаю, да.

— И я теперь тоже. Слушайте, во-первых, я привез вас по ошибке из-за странного стечения обстоятельств. Во-вторых, когда узнал правду, то решил удостовериться, что не причинил вам вреда. Боюсь, я вел себя несколько опрометчиво, но я уже извинился. Конечно, я не собирался вас задерживать, но теперь все изменилось.

Что-то в его голосе заставило Лиз испугаться. Она широко раскрыла глаза:

— Вы хотите сказать, что собираетесь помешать мне уйти отсюда?

— Ради всего святого, за кого вы меня принимаете? Нет, мне кажется, когда вы все поймете, то сами решите, что должны остаться.

— Почему?

— Никто не просил вас заходить в ту комнату. К тому же вы ввели в заблуждение старого слепого человека. Ведь так?

— Это нечестно. Я не хотела, но он болен, и я не м-могла… — Лиз начала заикаться.

— Ладно, ничего не говорите, я все понимаю. Вы меня тоже одурачили, помните?

— Я?

— Ладно, забудем, я неверно подобрал слово. Скажем, я обознался.

Лиз промолчала.

— Так о чем я говорил? Да, факты. Так вот, человек в той комнате — не кто иной, как Дж. Б. Рокингтон.

— Рокингтон? Тот самый Рокингтон?

Бретт коротко кивнул:

— Есть только один Дж. Б. Рокингтон — архитектор.

«И миллионер», — подумала Лиз. Она вспомнила высокие офисные здания, школы, супермаркеты, жилые кварталы, и среди стальных балок и бетономешалок вездесущий ярко-красный плакат с большими черными буквами: «Рокингтон».

— Джи Би — мой работодатель. Но не только. Он мой друг и человек, много сделавший для меня. Джи Би мне очень дорог. Простите, если это покажется вам необычным, но это правда.

— Продолжайте.

— Джи Би растил свою внучку Элизабет с самого детства. Его сын погиб на войне, а жена сына, мать Элизабет, вскоре умерла. Джи Би обожал Элизабет, жил ради нее. Но примерно год назад у них случилась серьезная размолвка впервые в жизни, из-за мужчины. Он был актером, снимался в фильмах. Джи Би выбор внучки не одобрил, разразился большой скандал, и она уехала. Джи Би не смог с этим смириться. Он ни разу о ней не заговорил и спрятал все ее фотографии. Но я уверен, старик чувствовал, что Элизабет вернется. Ее комната все время оставалась в прежнем виде, и вся одежда… Да вы и сами видели.

— Это ее комната? И она собиралась вернуться?

— Только потому, что мне удалось найти ее в Италии и уговорить. Вчера она позвонила и сказала, что вылетает. Остальное вы знаете. — Темные глаза Бретта серьезно глядели на Лиз. — Вы понимаете, на что я намекаю? Понимаете, в какое положение вы поставили себя и всех нас, войдя в эту комнату?

Лиз поежилась:

— Не совсем.

— Тогда придется объяснить. Очень больной старый человек цепляется за жизнь в надежде примириться с внучкой, которую любит больше всего на свете. Она к нему возвращается, он слышит ее голос, касается руки. По воле случая не проясняется, что это лже-Элизабет. Что с ним будет, если внучка опять исчезнет безо всяких объяснений?

Лиз медленно перевела дух.

— Вы хотите сказать, что я должна притворяться другой Элизабет? Но ведь рано или поздно он все равно догадается.

— Думаю, вы не правы. Джи Би уже вас принял, а первый шаг самый ответственный. Он очень больной, совершенно слепой, и ему не долго осталось жить.

Лиз поднесла ладонь ко рту. Быть старым и слепым, знать, что ты умираешь и что между тобой и тем, кого ты любишь больше жизни, огромная пропасть… Нет ничего страшнее этого.

— Не знаю, смогу ли я. Но ведь это ненадолго? Когда Элизабет поправится, мы ему все объясним.

Бретт сжал губы, и впервые Лиз поняла, какие силы он прикладывает, чтобы держать себя в руках.

— Элизабет умерла сегодня днем во время операции.

Лиз отпрянула:

— Нет! Нет! Какой ужас! Я не могу в это поверить.

— Боюсь, вам придется.

Раздался стук в дверь, и в проеме появилось лицо сиделки.

— Мистер Рокингтон проснулся, ему немного лучше. Он просит позвать внучку.

Она стояла, терпеливо ожидая Лиз. Бретт тоже поднялся. Лиз пришлось быстро принимать решение.

Бретт протянул ей руку:

— Элизабет?

Все происходит, потому что так должно быть.

— Я пойду, — ответила она, подавая ему руку.

Он улыбнулся. Конечно, Бретт ни на миг не сомневался, что она подчинится его воле. У двери комнаты Лиз остановилась и тихо спросила:

— Как мне его называть?

— Джи Би. Так его называла Элизабет. Все зовут его Джи Би.

Лиз кивнула.

— Вы останетесь?

— Нет. Просто поболтайте с ним, и все будет хорошо.

Бретт сильно сжал ее руку.

— Но я многого не знаю.

Он глубоко вздохнул. Возможно, это было скрытое раздражение.

— Понимаете, Джи Би давно болеет, и его память почти девственно чиста. Не думаю, что он захочет много говорить. Будьте ласковы, это все, что нужно. Если чего-то не поймете, поступайте в зависимости от обстоятельств. Обещаю, Элизабет, я как можно скорее введу вас в курс дела. Сейчас мне нужно идти, но вечером мы еще увидимся.

— Я сделаю, что смогу, — ответила Лиз и медленно направилась к постели больного.

Сиделка весело произнесла:

— К вам пришла внучка, мистер Рокингтон.

Она пододвинула к кровати маленький стул с плетеной спинкой, вышла из комнаты и закрыла дверь.

— Элизабет, ты здесь, дорогая моя? Я боялся, что это был сон.

Действительно, голос старика несколько окреп.

— Я здесь, Джи Би. Я здесь, — ответила она и поцеловала его.

Лиз не помнила ни своего отца, ни одного из дедушек. Ее мать повторно вышла замуж, когда Лиз была ребенком, но отчим был холодным, чужим человеком, который не мог подарить ей ни любви, ни внимания. Прикоснувшись к сухой, морщинистой щеке Джи Би и увидев его любящее лицо, Лиз почувствовала, что ее глаза наполнились слезами.

Он протянул руки к ее лицу:

— Милое дитя мое, ты плачешь. Ты не должна плакать из-за меня. Я достаточно пожил и теперь готов уйти. — Он улыбнулся. — Нельзя быть таким жадным.

— Не говори так, — попросила Лиз и ощутила в горле комок.

Старик закрыл глаза:

— Элизабет, ты здесь?

— Да, я здесь.

— Ты одна?

— Да.

— Скажи мне, радость моя, ты вышла замуж за этого человека?

Лиз улыбнулась. Теперь она может сказать правду.

— Нет, не вышла. Я поняла, что не люблю его.

Старик медленно кивнул:

— Я рад. Мне очень жаль, что он причинил тебе боль. Но я рад, что ты по-прежнему свободна. Знаешь, на что я всегда надеялся, дитя мое?

— На что?

— Мне кажется, ты должна знать. Я всегда мечтал, чтобы вы с Бреттом были вместе. Но он был очень гордым мальчиком, а повзрослев, совсем не изменился. Знаешь, почему он никогда не попросит тебя стать его женой, Элизабет?

Легкая улыбка застыла на его губах, и Лиз поняла, что старик погрузился в сон. У постели появилась сиделка и сняла часы, чтобы померить пульс старика. Девушка поднялась.

— До свидания, Джи Би. Я скоро опять приду к тебе, — прошептала она, не будучи уверенной, что он ее слышит.

Вернувшись в свою комнату, Лиз села у окна. Внезапно она почувствовала себя ужасно усталой физически и морально. Столько всего случилось менее чем за неделю. Неужели только в прошлую пятницу она отправилась в аэропорт, чтобы лететь в Южную Африку к Терри? Она была так счастлива. Но любовь к Терри обернулась пыткой.

Лиз смотрела в сад. Кусты сирени тонули в серых сумерках. Розовые клумбы окутывал пушистый туман. Белый персидский кот, испугавший ее утром, пробежал по газону и исчез в кустах. Вдалеке на бледном небе виднелись очертания замка Кенилворт.

Вечер был таким спокойным, а Лиз так устала. Ей не хотелось ни думать, ни чувствовать. Она прислонилась головой к спинке стула и уснула. Разбудило ее прикосновение к плечу. Она зажмурилась от яркого света и увидела стоящего рядом Бретта Дентона. С ним был другой мужчина, который показался ей знакомым: довольно молодой человек в сером костюме, с гладкими светлыми волосами и в очках в золоченой оправе. Да, конечно, это врач, который осматривал ее прошлой ночью.

— Я привел доктора Уинтера, — сказал Бретт.

Доктор уселся на стул рядом с Лиз, а Бретт направился к двери.

— Я вас пока оставлю, Колин. Увидимся внизу.

Когда дверь закрылась, врач повернулся к Лиз:

— Как вы себя сегодня чувствуете?

— Намного лучше, спасибо. Весь день мне было хорошо, но под вечер я устала и заснула.

Лиз выпрямилась и разгладила на коленях брюки.

— Неудивительно, что вы устали после всего, что случилось, — сухо заметил врач. — Бретт мне все рассказал.

— Все…

— Да, и о своей безумной идее тоже.

— Вы думаете, что она безумная?

Если врач осудит план Бретта, то, может, Лиз сможет уехать. Но что тогда будет с Джи Би?

— Вы хотите услышать мнение друга семьи?

— Думаю, да.

— Главнее всего здоровье Джи Би.

— Вы считаете, ему пойдет на пользу вера в возвращение Элизабет?

— Это ему уже помогло. Сегодня его сердце работает лучше, чем раньше. Счастье — мощное лекарство.

Врач говорил приятным, спокойным голосом.

— Да, — ответила Лиз и нахмурилась.

— Но вы по-прежнему обеспокоены?

— Немного. Все произошло так внезапно, и я не знаю, имею ли право обманывать его. Мне кажется, я чувствую себя виноватой.

Врач покачал головой:

— Не стоит. Чувство вины — роскошь, которую никто не может себе позволить. Это всего лишь чувство жалости к самому себе.

— Значит, вы считаете, я поступила правильно, согласившись?

Доктор улыбнулся:

— Уже слишком поздно, чтобы делать выводы. Скажем, я считаю, вы поступили очень смело и человечно. И так и сказал Бретту.

Щеки Лиз покраснели.

— Не знаю. Я виновата в том, что все так вышло. Если бы я не вошла без спросу…

— Да, это мне тоже известно. Я бы на вашем месте так не переживал. Бретт может быть слишком суровым.

Лиз кивнула:

— Я это уже поняла. Но как многого я знаю.

Она смущенно потерла лоб.

Ей хотелось задать один вопрос, но знала, известен ли доктору Уинтеру ответ, де чем она смогла придумать, как спросит сказал:

— А теперь давайте еще раз взглянем на ваши синяки.

Через десять минут врач складывал инструменты в кожаный портфель. Лиз сидела в постели и натягивала свитер.

— Все идет прекрасно, — заметил доктор. — Вам повезло.

— Да, это точно.

Он взял портфель.

— Я каждый день прихожу проведать мистера Рокингтона, поэтому осмотрю вас еще раз. В любом случае буду держать Бретта в курсе.

Он улыбнулся Лиз. Милая девушка, подумал он, стройная, молодая и очаровательная, с глубокими серыми глазами. Было что-то трогательное в том, как она откидывала назад голову, и в том, как ее светлые волосы завивались у шеи.

Колину Уинтеру стало вдруг неприятно, что Бретт Дентон использовал эту девушку. Конечно, он понимал сложность ситуации, однако бессовестно вмешивать сюда эту ранимую юную леди. Колин решил следить за ходом событий, и, возможно, когда Лиз уже не будет его пациенткой…

— Вы хорошо знаете мистера Дентона? — спросила Лиз.

— Довольно хорошо. Мы учились в одной школе. После этого какое-то время не общались, но недавно опять встретились. Если вы беспокоитесь, могу утешить: Бретт Дентон — человек безупречной честности.

Лиз заметила улыбку доктора, и он показался ей простым и симпатичным человеком. Возможно, ей стоит спросить его.

— Доктор Уинтер, я хотела бы задать вам один вопрос…

— Слушаю.

— Просто…

Лиз замолчала. Нет, она не сможет. Вопрос показался ей слишком личным. Даже если он знает ответ, Лиз не сможет объяснить, почему это ей так важно. Она поспешно придумывала, что бы такое спросить.

— Я хотела спросить у вас про мистера Рокингтона. Мистер Дентон считает, что он не поправится, но я хочу знать… Мне известно, что врачи не должны говорить о своих пациентах.

— Ничего страшного. В данных обстоятельствах вы имеете полное право спрашивать, а я имею право дать вам прямой ответ. Если не произойдет чудо, он не проживет больше нескольких недель. Это мнение лучших специалистов, которые осматривали его. Мы можем только немного облегчить его состояние.

Лиз кивнула. Это был не тот вопрос, который она хотела задать, но все равно сказанное было ей важно.

— Спасибо, что ответили.

Когда доктор ушел, Лиз стала ждать Бретта. Что он сказал утром? «Увидимся с вами вечером, когда я вернусь». Ей будет легче, когда она разберется в ситуации. Ее пугало, что ее бросили на сцену, как найденную в последний миг ученицу, которая не разбирается в пьесе и ничего не знает о других актерах.

Маленькая служанка принесла ужин — свежую лососину, салат и клубничный мусс. Лиз хотела спросить, что делает Бретт, но передумала. Он придет, когда сочтет нужным. Уже стемнело, и Лиз ужинала при свете настольной лампы. За окном сад погрузился в ночь. На черном небе ярко сияли звезды. Где-то у дома раздался шум двигателя, потом затих вдали. Наверное, уехал доктор Уинтер.

Дверь соседней комнаты несколько раз открывалась и закрывалась. В коридоре слышались тихие голоса, возможно, пришла ночная сиделка.

Через полчаса служанка вернулась за подносом и принесла глянцевый журнал.

— Миссис Джексон подумала, что вы захотите что-нибудь почитать, мисс.

Когда она вышла, Лиз его пролистала, но фотографии свадеб, охоты и скачек были ей неинтересны. Она отбросила журнал и стала мерить шагами комнату. Почему не пришел Бретт?

Время медленно ползло, отмечаемое тихими ударами часов. Половина девятого. Девять. Половина десятого. Десять. Примерно в три минуты одиннадцатого в дверь постучала Этель. Она принесла бисквиты и шоколадно-молочный коктейль и бережно поставила поднос на низкий столик у окна.

— Я задвину шторы, мисс, а то налетят комары.

Служанка закрыла окно и задвинула парчовые шторы.

— Миссис Джексон легла спать, мисс Элизабет. У нее случился приступ артрита. Вы что-нибудь хотите?

Лиз улыбнулась порхающей по комнате служанке с розовыми щеками и курчавыми волосами.

— Нет, спасибо, Этель, ты отлично позаботилась обо мне.

Щеки девушки покраснели от признательности.

— Спасибо, мисс. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Этель.

С закрытыми шторами в комнате стало страшновато. Когда служанка ушла, Лиз опять раздвинула шторы. Лучше пусть ее покусают комары, чем это ужасное чувство удушья. Она выпила коктейль, откусила сухой бисквит, который, была уверена, застрянет у нее в горле, и задумалась. Лиз всегда считала себя практичным человеком, не склонным испытывать страх. Должно быть, это следствие аварии и того, что случилось после.

Но теперь ее ладони были влажными, а дыхание неровным. Как нелепо. Она не позволит превратить себя в истеричку. Вряд ли Бретт Дентон сдержит свое обещание. Вероятно, он уже ужинает и позабыл про нее.

Лиз открыла дверь и стала медленно красться по коридору. Она осторожно спустилась по лестнице, ноги в сандалиях на резиновой подошве бесшумно ступали по дубовым ступеням. Одна из дверей была приоткрыта, и Лиз заглянула внутрь. Это была маленькая комната, обставленная как кабинет, с красным ковром, полками, заставленными книгами, кожаными стульями и массивным письменным столом.

На столе стоял поднос с ужином. Он был не тронут. За столом сидел Бретт Дентон, держа в руках фотографию в серебряной рамке, и даже из-за двери Лиз безошибочно узнала на ней девушку, летевшую в самолете.

Бретт сидел спиной к двери, и Лиз не видела его лица, но низко опущенная голова, согнутые плечи, напряженные руки, держащие фотографию, — все давало ей ответ на вопрос, который она не посмела задать доктору Уинтеру.

Элизабет любил не только Джи Би. Бретт тоже ее любил. Любил, несмотря на то что она сбежала с другим мужчиной, несмотря на то что умерла. Лиз поняла, что никогда не узнает всю историю. Она здесь чужая. Тихо повернувшись, она вернулась в спальню.

Когда Лиз закрыла дверь, то уже ничего не боялась. Вид Бретта Дентона придал ей уверенности. Он не был жестоким и безжалостным человеком, он умел страдать, у него были чувства. Ничто не изменилось, но Лиз знала, что сыграет свою роль до конца. Чувствуя, что сбросила с плеч тяжкий груз, она разделась, скользнула в постель и почти сразу же заснула.

Загрузка...