Неожиданно мать!

Тридцать шестая. Неожиданно, мать!

— Что дальше, истеричка? — спросил Роман.

Его голос был сиплым и отстраненным, будто все еще из параллельной вселенной, и Мотя от его звучания вздрогнула и судорожно выдохнула.

Ей казалось, что она не в своем теле. Что оно вибрирует и расщепляется на части, а душа мечется где-то между и не может никак найтись и угомониться.

«Только не испорти… только ничего не испорти» — умоляла она про себя, прижимаясь лбом к его груди.

А Роман в свою очередь думал про себя, что неплохо было бы прямо сейчас не затягивать со всем этим и оторваться уже. Иначе можно зайти слишком далеко.

И не то чтобы не получалось. Что уж там, взял и вышел из комнаты. Да хоть на тот же балкон, но в горле катастрофически сохло, глаза упорно закрывались, а пальцы никак не могли разжаться.

— Я н…

«…не истеричка?» — подумал он.

— …не знаю, — ответила она.

И вот за что ее любить?

Неразумное, наивное существо. Верит в доброту и всякое такое, но сама же говорит, что невероятная болтушка и вообще ей доверять не стоит. Преступница! Без образования, без толковой цели. Бесцеремонная и наглая. Эгоистка местами, а местами до глупости щедра. У нее все, на самом деле, «до глупости». И куда не сунься везде она оставила свои следы.

— Ну же, — хрипло поторопил он. — Чего ты хочешь? Чтобы я тебе что-то обьяснил? Оправдался? М?

— Нет, я…

— Тебе интересно, почему я во второй раз сделал это?

— Нет.

— Ты думаешь, что я влюблен?

— Нет, — в ее глазах закипели слезы.

— Ты думаешь, что победила?

— Нет.

— Что, теперь до счастливой семьи с картинки рукой подать?

— НЕТ!

— Ты думаешь… что…

— Я вообще о тебе не думаю, ясно? — воскликнула Мотя, развернулась так, что хлестнула Романа по лицу волосами и бросилась к двери, чтобы начать неистово в нее колотить.

Ее кулаки отбивали сумасшедший ритм, служа аккомпанементом крикам:

— Выпустите! Немедленно! Ну же!

Она топала ногами и пару раз двинула по двери коленом.

— Мотя, — строго произнес Роман и даже попытался ее поймать, но она увернулась и злобно на него посмотрела.

— Выпустите меня!

Валерия Сергеевна сдалась.

Дверь открылась, и Мотя вылетела пулей из спальни, даже не посмотрев напоследок на Романа.

— Сын? — строго вздернула бровь Валерия Сергеевна. — Что ты натворил?

— Ничего особенного, — процедил Роман и ушел на балкон.

Там сел в кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Ему показалось, что все это безумие. А еще, что матери тут быть не должно. Что они должны были остаться с Мотей и одни и все… решить? А что именно?

Что тут решать!? Глупая девчонка возомнила о себе лишнего, а он просто поцеловал ее и что с того? Так бывает. Поцелуи не носят в себе три чемодана смысла! Они случаются, и иногда просто из банального желания. В конце концов он ее голой видел! И чем это не повод? Некоторым его друзьям вполне было бы достаточно такого для того, чтобы признаться девушке в любви, а на утро про все забыть.

Что такого в поцелуе? Почему она считает, что он влюбился?

Почему она сказала, что не влюблена? К чему эти игры?

Остро захотелось, чтобы стало как раньше. Чтобы она врала, что что-то чувствует, а он игнорировал это, но делал вид, что верит.

А лучше вообще без нее.

И от этой мысли засосао под ложечкой.

Тревожный звоночек.

Никогда Роман не думал о том, что кого-то в его жизни не станет, и никогда от этой мысли не ощущал чего-либо особенного, кроме безразличия.

Каждый человек волен делать то, что хочет. Роман никому не хозяин!

К Кире у него был интерес простой и яркий, как фото в ее инстаграме. Молодая веселая девчонка, молодой парень. Общее увлечение, экстрим. Хорошая компания. Она хотела свадьбу, а он мог себе это позволить.

— Если хочешь, давай, — пожал он плечами и она закатила вечеринку, где все кругом радовались, а жених и невеста говорили о своей любви и дружбе.

Оба понимали, что это просто веселый праздник для друзей, и никто не верил в союз на века.

А что такого? Почему нет? Что сакрального в штампе?

И так всю его жизнь. Отношения — да запросто. Но если что — никто никого не держит. Да и зачем? Всем от кого-то что-то нужно. Даже родители заводят детей ради стакана воды в старости, иначе к чему эта набившая оскомину фраза, которая должна мотивировать всех чайлдфри?

Открылась балконная дверь и Роман дернулся, но потом почувствовал запах маминой «Шанели» и постарался сделать вид, что у него развязался шнурок.

— Не притворяйся, — холодно хмыкнула она.

— Идея была глупой, мама. Зачем ты устроила этот детский сад?

— Затем же, зачем и всегда. Для твоего блага.

— Мне уже не шесть. Хотя и в шесть это было насилием над личностью.

— У тебя очень милый сын.

Роман скривился.

— И я бы хотела, чтобы из вас с Мотей вышла такая же милая семья.

— Если ты нас заперла, значит понимаешь, что это не так?

— Я хотела, чтобы вы расслабились и ушли от всех забот и…

— Мама. Не нужно водить меня за нос. Мы оба знаем, что твои идеи почти всегда граничат с маразмом. Не втягивай в это никого. Мотя — хорошая девчонка. Она… не интриганка, как ты, это же очевидно. А твои махинации слишком легко раскрыть.

Он встал с кресла и обогнул мать:

— Может уедешь? Папа ждет.

Валерия Сергеевна хмыкнула.

— И ты тут же выставишь эту девочку за дверь? — жалобно мяукнула Валерия Сергеевна. — Тогда к чему этот спектакль? Выгони сейчас, если ты все знаешь…

— Но она не знает, — ответил Роман без улыбки.

— Значит, нравится? — Валерия Сергеевна заметно напряглась. Ее двойная игра стала такой сложной, что можно было запутаться, кому и что она говорила. — Иначе ты бы ее уже выгнал… Когда ты узнал? Вчера?

— Я… — он запнулся. — Пойду выпью кофе.

И вышел, так и не ответив самому себе на заданный матерью вопрос.

Валерия Сергеевна потерла ручки и закусила губу. Ее положение стало удручающе шатким, зато какие сыновьи секретики всплывали на поверхность… Все стало очень интересно.

— Мне уже не шесть, мама, — передразнила она. — Я заставила тебя есть кабачок! И жениться по любви заставлю!