Глава 10

На следующее утро, когда первые лучи солнца едва коснулись верхушек деревьев, окрашивая их в нежно-розовый цвет, словно художник, пробующий кистью новый оттенок, я уже вовсю хлопотала. Подъем ни свет ни заря был привычным делом для сельской жительницы, закаленной трудом и заботами, но сегодня он ощущался как нечто особенное — предвкушение большого дня, смешанное с тревожным трепетом, буквально гнало меня вперед. Сердце билось быстрее, чем обычно, отзываясь на эту смесь надежды и опасения, что клубилась во мне. Геннадий, проснувшись раньше всех, восседал на оконной раме, как черный страж, и, постукивая клювом по стеклу, с настойчивостью старого будильника подгонял меня, словно боялся, что я пропущу судьбоносный час. Умывшись ледяной родниковой водой, чтобы окончательно прогнать остатки сна, оставившего за собой лишь легкую дымку в сознании, я наскоро позавтракала вчерашней кашей, запивая ее травяным чаем, и была готова покорять этот мир.

Первым испытанием было запрячь лошадь в старенькую повозку. Было видно, что старушка этой телегой пользовалась редко. Мою догадку подтвердил Геннадий, который рассказал, что старуха перед смертью была так плоха, что продала свою старенькую лошаденку, так как не было сил уже за ней ухаживать. А телегой она не пользовалась пару лет, поэтому та была в очень плачевном состоянии. Да и опыта у меня в этом деле не было, поэтому я сделала, как смогла.

Лошадь, почуяв утреннюю суету и почувствовав мое нетерпение, встретила меня радостным ржанием, отдающимся гулким эхом в утренней тишине, и нетерпеливо перебирала копытами, словно тоже предвкушала предстоящую поездку. В ее глазах искрился озорной блеск, как будто она знала, что сегодня нас ждет какое-то приключение. Ну правильно. С момента, как я поселилась в этом месте, я не ездила верхом и выпускала ее из сарая, только чтобы она прогулялась во дворе. Осторожно накинув уздечку и закрепив кожаные постромки, я принялась осторожно грузить на телегу тяжелые бочоночки с соленьями, стараясь распределить вес равномерно, словно играя в сложную головоломку, чтобы не перегружать бедную лошадь и сохранить в целости свой драгоценный товар. Каждый бочонок был любовно обернут домотканой тканью с вышитыми цветами. Геннадий не одобрял мою расточительность, но я использовала все скатерти и ткани, что нашла в сундуках старухи. Я хотела уберечь мои заготовки от неизбежной тряски в пути и придать прилавку, для которого хотела использовать эти ткани, праздничный вид. Аджика, обжигающая своим ароматом, лечо, искрящееся яркими красками овощей, соленые огурчики, хрустящие и ароматные, — чего только не было в моем арсенале. На следующий свой выезд я вообще хотела и капусточки насолить. Уверена, она как раз поспеет к этому времени, с волшебной-то скоростью роста у заговоренных семян. Можно сказать, я собрала всю щедрость лета в эти скромные бочоночки.

Наконец, закончив погрузку и убедившись, что все надежно закреплено, я вздохнула с облегчением, чувствуя, как груз ответственности немного отступает. Забралась на деревянную телегу, устраиваясь поудобнее на старой подушке, и легонько тронула лошадь вожжами, нашептывая ей ласковые слова ободрения. Лошадка послушно тронулась с места, и мы неспешно выехали со двора, оставляя за собой клубы пыли на проселочной дороге, как дымку воспоминаний. Геннадий, взлетев с моего плеча, кружил над нами, словно черный ангел-хранитель, издавая свои подбадривающие звуки, смешное карканье, казавшееся мне теперь самой прекрасной музыкой.

Дорога до городка выдалась долгой, но живописной, словно путешествие по сказочной стране. Поля, усыпанные полевыми цветами, качающими головками на ветру, перелески, наполненные пением птиц, перекликающихся своими голосами в утренней дымке, — все это успокаивало мою душу и настраивало на позитивный лад, унося тревожные мысли прочь. Разглядывая этот простой и прекрасный пейзаж, я мечтала о том, что все мои труды не окажутся напрасными, что люди оценят мои соленья и что я смогу прокормить саму себя. К тому времени, как я подъехала к рыночной площади, солнце уже стояло высоко в небе, заливая все вокруг своим теплым светом, и рынок гудел, как потревоженный улей, наполненный голосами торговцев и покупателей, смехом детей и запахами всевозможных яств.

Найдя свободное место у края площади между торговцем медом и продавцом глиняной посуды, я припарковала телегу и принялась обустраивать свой прилавок, стараясь создать привлекательный вид для потенциальных покупателей. Развернула полосатую скатерть, найденную в сундуке у запасливой старухи, расставила бочоночки, стараясь выставить напоказ самые красивые, выложила небольшие мисочки с образцами для дегустации, украшенные веточками укропа и петрушки. Сердце бешено колотилось от волнения, но я старалась сохранять спокойствие и улыбаться проходящим мимо людям, надеясь, что моя улыбка сможет растопить лед недоверия, который, я чувствовала, уже сковал все вокруг меня. Геннадий, усевшись на край столба, к которому я привязала поводья, нахохлившись и насупившись, внимательно наблюдал за происходящим, словно мой личный охранник, готовый в любой момент броситься на защиту хозяйки.

Сперва люди проявляли ко мне исключительно дружелюбие, будто не зная ничего о дурной славе моего дома. Подходили, интересовались товаром, хвалили аромат, расспрашивали о рецептах.

— Ох, какие у вас огурчики аппетитные! — воскликнула пожилая женщина с корзинкой в руках, разглядывая мои соленья с пристальным вниманием. — Сама вырастила и засолила?

— Конечно, сама! — ответила я с гордостью, стараясь придать своему голосу уверенности. — Все с собственного огорода.

— А что это у вас тут такое яркое, аж глаз слепит? — поинтересовался мужчина с густой бородой, указывая на бочонок с аджикой, словно боясь к нему прикоснуться.

— Это аджика, — объяснила я, видя его опаску. — Острая приправа. Собственноручно приготовленная по старому семейному рецепту. Попробуйте, дяденька, не пожалеете, — если честно, я растерялась и не знала, как уважительно обратиться к мужчине.

Мужчина, поколебавшись, все же взял деревянную ложку и зачерпнул аджику из мисочки и с осторожностью поднес к губам, рискнул попробовать. Его лицо мгновенно исказилось от остроты: он закашлялся, прослезился, но при этом остался доволен.

— Ух, огонь! — воскликнул он, отплевываясь и хватаясь за живот. — Настоящий огонь. Беру! Пару кувшинчиков.

Казалось, все складывается как нельзя лучше и мои надежды начинают сбываться. Но стоило кому-то узнать, что я — та самая вдова, живущая в старом доме, который в народе считали проклятым, полным призраков и нечисти, как отношение ко мне резко менялось. Шепот, косые взгляды, недоверие — все это чувствовалось в каждом жесте, в каждом слове, словно я заражена какой-то опасной болезнью.

— Это же она… Аэлита… Та самая… из проклятого дома, — услышала я, как перешептываются две молодухи, одетые в яркие сарафаны, прикрывая рты ладонями, словно боясь выпустить слова вслух.

— Говорят, у нее там всякая нечисть водится. По ночам то воет кто-то, то светится, — прошептала одна, оглядываясь по сторонам с суеверным страхом в глазах.

Но, как ни странно, именно этот слух сыграл мне на руку, принося сомнительную рекламу. Из любопытства, а может, и из суеверия люди стали подходить к моему прилавку, чтобы разглядеть меня получше, заговорить. И, конечно же, многие покупали мои соленья — то ли чтобы задобрить "ведьму", то ли чтобы проверить, действительно ли они обладают каким-то необычным, волшебным вкусом, словно я добавила в них секретный ингредиент, добытый в потустороннем мире.

— Правда, что у вас в доме духи живут? — осмелилась спросить одна из молодух, та самая, что шепталась с подругой, покупая у меня соленые огурцы, словно покупая билет на аттракцион.

— Духи? — переспросила я, делая вид, что ничего не понимаю, хотя прекрасно знала, о чем речь. — Какие духи, девица? У меня только кот Василий живет. Черный как ночь, но очень ласковый, кстати. Мышей ловит исправно, — у девушки расширились глаза от страха, и я поняла, что зря про кота сказала и про то, что он черный. Сразу же вспомнила, что у ведьм в сказках обычно коты-то и жили и как раз таки черные. Но сказанного не воротишь, как говорится.

— Да не кот, а нечисть! Говорят, вы там с чертями водитесь. И по ночам всякие обряды колдовские проводите! — выпалила другая, осмелев, словно выплеснула свои собственные страхи.

Я только рассмеялась в ответ, стараясь не показывать ни капли раздражения.

— Ну что вы такое говорите, девушки! — воскликнула я, разводя руками. — Какие черти? Я обычная женщина, землю пашу, соленья кручу. Если и вожусь с чертями, то только в огороде — сорняки выдираю. Вот они у меня настоящие черти, не дают проходу, — в попытке отшутиться я, кажется, начала заговариваться, так как моя шутка про чертей хоть и вызвала веселые улыбки. Но, как мне показалось, это было лишь напускное.

— А что это у вас за ворон такой ученый сидит? — поинтересовался пожилой крестьянин в вышитой рубахе, почесывая затылок и разглядывая Геннадия с любопытством. — Спит, что ли, или сторожит? Не улетит?

— А этот? — я не стала открещиваться от птицы. — Спасла его, крыло подлечила, вот он за мной и летает теперь, — с улыбкой ответила вопрошающему, надеясь, что в этом не увидят ничего дурного.

Геннадий, услышав мои слова, покачал головой и, как мне показалось, даже глаза закатил бы с удовольствием. Можно было бы стукнуть крылом себе по лбу, он бы и это, наверное, сделал. Но он сдержался.

Потихоньку торговля пошла в гору. Люди покупали соленья, рассказывали свои истории, спрашивали советы, жаловались на жизнь, сплетничали о соседях. Я старалась быть приветливой и внимательной ко всем, слушать, сочувствовать, улыбаться и, кажется, постепенно завоевывала доверие местных жителей, развеивая мрачные слухи, витающие вокруг моего имени.

К вечеру, когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в багряные и золотые тона, почти все мои бочоночки оказались распроданы. Уставшая, но довольная, я собрала остатки товара, аккуратно сложила скатерть, запрягла лошадку и отправилась в обратный путь, глядя на алые краски заката и улыбаясь своим мыслям. Геннадий, кружась надо мной, весело перекаркивался, радуясь успешному дню, никак не комментируя мои ляпы и промахи. Но думаю, это пока мы не окажемся наедине. Полагаю, что тогда он выскажет мне все с лихвой, но пока что я наслаждалась тишиной и вечерней прохладой.

Вернувшись домой, я с облегчением выдохнула. Вот и день подошел к концу, а в воздухе витал густой запах полыни и нагретой солнцем земли. Проклятый домик старухи, ставший моим домом, стоял на самой окраине поселения, словно сторож, наблюдающий за извилистой рекой, серебряной лентой стекавшей в долину. Леса здесь, к сожалению, не было и в помине. Только поля да редкие рощицы вдалеке, синеющие в дымке. А поселение наше ютилось вдоль узкой полоски плодородной земли, прижатой к реке. Лошадка нетерпеливо перебирала ногами, предвкушая отдых и заслуженное угощение. Первым делом я принялась осторожно выгружать из телеги остатки бочонков с соленьями, которые не удалось продать. Остатки были совсем небольшие — на донышке аджики, пара вялых огурчиков в рассоле. "Ничего страшного! — подумала я. — Сама доем, с картошечкой самое то!"

Распрягла кобылку, погладила ее по шее, поблагодарив за хорошую работу, и отвела в стойло, что было в ветхом сарае. Насыпала ей отборного сена с лугов за рекой и налила в ведро свежей воды из колодца, звенящего своей прохладой даже в самую жару. Лошадка жадно накинулась на еду, благодарно пофыркивая, и я улыбнулась ей в ответ.

— Ну что, Геннадий, — обратилась я к ворону, который уселся на деревянный набалдашник колодца и внимательно наблюдал за моими действиями. Протянула ему кусочек сухаря, припасенного специально для него, — удачный день выдался, а ты сомневался. Что помалкивал-то всю дорогу?

Геннадий презрительно хмыкнул, словно старый ворчун, недовольный моей наивностью. Перо на его голове чуть взъерошилось от его презрительного настроения.

— Рано радуешься, Аэлита, — прокаркал он, ловко подхватив сухарь клювом. — Это всего лишь первый день. Завтра торговля может и не пойти. Люди любопытство свое удовлетворили и больше не придут. А твоя аджика им, может, и вовсе пережгла все нутро.

Я только посмеялась над его опасениями. Он всегда был таким пессимистом. Вечно найдет повод для грусти и мрачных мыслей. Наверное, сказывается его жизнь вблизи людей. Видел он всякое.

— Ну что ты такое говоришь? — возразила я, качая головой. — Все хорошо складывается. Не стоит думать о плохом, а то беду накличешь. Надо верить в лучшее. Нельзя все время жить в страхе.

— Верить-то надо, — проворчал Геннадий, — но и бдительность терять нельзя. Люди — народ переменчивый. Сегодня хвалят, а завтра камнями закидают. Особенно если ты им аджики слишком много нальешь. Или слишком мало, — и Гена то ли хмыкнул, то ли каркнул, я не поняла.

Я махнула рукой, показывая, что не хочу продолжать этот разговор. Не собиралась я позволять Геннадию портить мне хорошее настроение своими мрачными прогнозами. Сегодня был хороший день, и я намеревалась насладиться этим моментом.

— Все, Геннадий, хватит ворчать. Лучше помолчи, а то я из тебя суп сварю, — шуточно пригрозила я ворону, который от возмущения аж крыльями замахал и бросил в мою сторону гневный взгляд. — Хотя, наверное, бульон из тебя будет горчить, да и костлявый ты сильно.

Ворон только фыркнул в ответ и отвернулся, показывая мне свое недовольство. Я снова посмеялась и вернулась к домашним делам. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая реку в багрово-золотые тона, и нужно было успеть еще многое сделать до наступления темноты.

Пошла в огород, что раскинулся за домом до самой реки. Земля была сухая, и растения нуждались во влаге после жаркого дня. С удивлением заметила, как много всего поспело: помидоры покраснели, наливаясь соком, огурцы радовали урожаем, да и кабачки выросли до огромных размеров, грозясь лопнуть.

— Вот это да! — воскликнула я, осматривая свой урожай. — Завтрашний день надо посвятить новым заготовкам, иначе все это добро испортится.

Наполнив ведро водой из колодца, принялась поливать грядки, наслаждаясь запахом свежей земли и душистой зелени петрушки. Вода приятно холодила руки, а воздух был наполнен ароматом спелых овощей и речной свежести. Закончила полив уже в сумерках, когда на небе начали появляться первые звезды, словно рассыпанные бриллианты на темном бархате.

Уставшая, но в хорошем настроении, я направилась в дом. Быстро поужинала остатками вчерашней каши, прибралась на кухне, напевая себе под нос незатейливую мелодию, и, завалившись в кровать, моментально уснула. Предвкушение завтрашних хлопот и радость от успешного дня переполняли меня. Я и не заметила, как провалилась в глубокий безмятежный сон. Ночь окутала мой маленький домик своим темным теплым покрывалом, а Геннадий, усевшись на самой высокой точке крыши, внимательно сторожил мой сон, настороженно наблюдая за тихими водами реки.

Загрузка...