Непокорная невеста, или Аджика по - попадански

Глава 1

— Да чтоб тебя огородное пугало пробрало, — проворчала я, силясь укрыться от ледяной шрапнели града, обрушившейся на мою и без того измученную поясницу. Едва успела дотянуть спину до спасительного порога теплицы, как ливень превратил меня в жалкое подобие мокрой курицы. И это в самом начале июля! Клялись ведь синоптики, клялись, что будет солнце. Предатели.

Дождь с остервенением колотил по поликарбонату, словно пытаясь пробить тонкую защиту. Грохот был такой, что заглушал даже мои собственные мысли. Но сквозь шум пробивался знакомый успокаивающий аромат: влажная земля, сочная зелень и… предвкушение. Вожделенное предвкушение сотен банок, тесно выстроенных на зимних полках, словно маленькая армия, готовая отразить любую хандру. Аджика, лечо, соленые и пикантные маринованные помидорки… Ради этого стоило терпеть и удушливую городскую духоту, и вечные пробки, и, чего уж греха таить, ворчание соседей.

Ох уж эти соседи. Вечно им что-то не так. "Опять твои помидоры весь свет загораживают! Своих, что ли, мало?" — фыркает баба Зина, будто я виновата, что мои "Черные принцы" растут как на дрожжах. Зато какие они у меня… Ммм, закачаешься. Сладкие, с едва уловимой кислинкой, мясистые, сочные… Идеальные для аджики. Такая приправа в магазине не продается. Это вам не уксус один с томатной пастой.

Я огляделась, прохаживаясь между рядами. Теплица была моим маленьким уютным царством, местом, где душа отдыхала от суеты и проблем. Здесь каждая грядка, каждый кустик были взращены с любовью и заботой. Вот "Бычье сердце" наливается соком, готовое вот-вот лопнуть от сладости и спелости. Рядом "Сливки" — вытянутые, плотные, словно созданные для маринования. А там, в укромном углу, мои любимчики. Те самые "принцы", на которые у меня особые планы, ведь вкуснее и ароматнее помидоров я в жизни не ела.

Я любовно провела ладонью по шершавому, влажному от воды листу томата. Какое все-таки чудо эта природа. Из крошечного семечка меньше булавочной головки вырастает такой статный красавец, щедро одаривающий тебя своими плодами. Главное — вовремя поливать, подкармливать, да и поговорить с ними не помешает. Да-да, я разговариваю со своими помидорами. Может, кто-то и посмеется, но я уверена: они меня слышат. Чувствуют мою заботу и от этого растут еще лучше.

Дождь и не думал утихать. Я присела на краешек старенького деревянного ящика, наблюдая за бурным потоком, стекающим по прозрачной крыше теплицы. Как же здесь хорошо, спокойно. В душном городе такой тишины днем с огнем не сыщешь. Никакого раздражающего гула машин, только умиротворяющий шелест листьев и успокаивающий шум дождя. Почти медитация.

Внезапно мое внимание привлекло какое-то странное свечение. Оно, словно призрачный огонек, исходило от куста "Черного принца", расположенного в самом дальнем и темном углу теплицы. Там, где сырость чувствовалась особенно остро, а солнечные лучи практически не доставали до земли. "Что за чертовщина?" — пронеслось в голове.

Прищурившись, я попыталась получше разглядеть источник света. Свечение было слабым, мерцающим, едва различимым сквозь густую листву. Но оно определенно было. Оно пульсировало каким-то таинственным, завораживающим образом, словно внутри куста горел крошечный, но очень яркий огонек. Может, это обыкновенный светлячок залетел? Но откуда ему взяться в такую ненастную погоду?

Непреодолимое любопытство, вечный двигатель всех моих безумных поступков, постепенно брало верх над осторожностью. Я решительно поднялась с ящика и, стараясь не задеть нежные кусты, направилась к таинственному "Черному принцу". Подойдя ближе, я окончательно убедилась: это было не живое насекомое. Точнее, свет исходил не от него. Это был какой-то совершенно необычный, пульсирующий, словно живой, свет, идущий прямо от одного из помидоров.

Помидор на первый взгляд выглядел совершенно обыкновенным. Большой, идеально круглый, с насыщенной темно-бордовой, почти черной кожицей. Но он источал какое-то неземное, завораживающее сияние. Оно казалось теплым, манящим, словно звало меня к себе, обещая невероятные открытия и приключения.

Я просто не могла отвести от него взгляда. Все внутри меня кричало, что это не просто овощ. Это что-то намного большее. Что-то, что может навсегда изменить мою привычную размеренную жизнь.

В голове завертелась безумная карусель вопросов: “Что это такое? Откуда оно взялось? И что произойдет, если я осмелюсь до него дотронуться?”

Инстинкт самосохранения, словно заржавевший будильник, настойчиво вопил, предупреждая об опасности, уговаривая меня остановиться, вернуться к ящику и благоразумно забыть об этом странном явлении. Но любопытство, этот коварный искуситель, оказалось намного сильнее. Поддавшись его напору, я нерешительно протянула руку к светящемуся помидору.

Пальцы, похолодевшие от волнения, робко коснулись прохладной бархатной кожицы. И в этот самый момент… реальность вокруг меня словно рассыпалась на тысячи осколков.

Ослепительная вспышка света ярче солнца пронзила меня насквозь. Резкий, ни с чем не сравнимый запах озона ударил в нос, заставляя закашляться. Возникло жуткое, непередаваемое ощущение свободного падения в какую-то бесконечную ледяную бездну. А затем густая, всепоглощающая темнота.

Что это было? Сон? Галлюцинация, вызванная переутомлением и духотой в теплице? Или… меня током шарахнуло?

Хотя откуда в теплице на грядке с помидорами возьмется электричество?

Медленно шевелю руками. Чувствую тиски, сдавливающие виски до невыносимой боли. Каждый удар сердца отдается гулким эхом в черепной коробке, заставляя перед глазами плясать оранжевые, фиолетовые и ядовито-зеленые искры. Во рту пересохло так, словно я пролежала неделю в пустыне, и язык казался шершавым куском наждачной бумаги. Я попыталась приподняться, чтобы хоть немного облегчить мучения, но тело, словно чужое, откликнулось лишь тупой ноющей болью в каждой клетке. Легкие горели, словно их наполнили раскаленным углем.

— Госпожа! Очнулись. Слава небесам! — услышала я встревоженный, доходящий почти до истерики женский голос. В нем слышалось искреннее облегчение и… страх?

Я медленно открыла глаза, с трудом фокусируя взгляд. Надо мной склонилось взволнованное лицо молодой женщины. Испуганные расширенные глаза цвета осенней листвы, взъерошенные каштановые волосы, выбивающиеся из-под небрежно заколотого пучка. На ней был простой серый передник, явно не новый, местами залатанный, а руки выдавали тяжелую работу — красные, шершавые, с потрескавшейся кожей. Она смотрела на меня с такой неподдельной тревогой, что я невольно почувствовала к ней симпатию.

— Как вы себя чувствуете, госпожа Аэлита? Может, позвать лекаря? Я мигом! — продолжала тараторить женщина, хватая меня за руку. Ее пальцы были прохладными и немного влажными.

— Аэлита? — прохрипела я, чувствуя, как горло саднит от каждого слова. Я попыталась осмотреться, осознать, где я нахожусь. — Где я?

Комната была огромной, явно предназначенной для особы королевских кровей, но убранство отличалось какой-то вычурной, нарочитой старомодностью, словно сошедшей со страниц исторического романа. Тяжелые бархатные портьеры винного цвета, почти полностью задернутые, пропускали лишь тонкие полоски приглушенного света. Массивная дубовая мебель, словно выросшая из пола, казалась неподъемной. Резные подсвечники из потемневшего серебра с оплывшими восковыми свечами источали слабый удушливый аромат. И в центре всего этого — огромная кровать с балдахином, задрапированным тяжелой тканью, на которой я лежала, чувствуя себя мухой, угодившей в паутину. Всё это выглядело скорее как декорации к историческому фильму, а не как реальное место. От всего этого веяло пылью веков и затхлостью.

— Вы в своей комнате, госпожа. В родовом поместье Верденов, — ответила женщина, облегченно выдохнув, словно с ее плеч упал неподъемный груз. — Вы были без сознания почти сутки. Мы уж думали… — она осеклась, не договорив, но в ее взгляде я прочитала невысказанное: "…что вы умрете".

— Родовое поместье Вердена? Сутки? — мой голос звучал чужим, слабым и дрожащим. Я попыталась сесть, опершись на локти, но резкая пронзительная боль в голове заставила меня снова рухнуть на подушку, обессилено застонав.

В голове творился хаос, настоящий мозговой штурм, в котором сталкивались осколки двух жизней. Обрывки воспоминаний, словно осколки разбитого зеркала, хаотично мелькали перед глазами, не желая складываться в единое целое. Вот я, Надежда из Подмосковья, в фартуке и с закатанными рукавами упаковываю банки с аджикой, сделанной из помидоров, любовно выращенных на своей грядке… а вот… бал, ослепительный свет люстр, какие-то незнакомые надменные лица, звенящий хрусталь бокалов, наполненных искрящимся напитком… и меня называют Аэлита. А потом внезапная всепоглощающая темнота. И вот я здесь, в этой странной комнате, в этом чужом теле.

— Что случилось? — спросила я, стараясь говорить медленно и обдуманно, чтобы не выдать свой ужас и растерянность. Каждое слово давалось с трудом, как будто я пыталась продраться сквозь густой туман.

Женщина, которую, кажется, зовут Бетти, с сочувствием посмотрела на меня.

— Вы упали в обморок после примерки свадебного платья, госпожа. Бедняжка, вы совсем измучили себя диетами, чтобы угодить жениху. А ведь вы и так красавица, — в ее голосе слышалось искреннее сочувствие, но в то же время и легкий укор.

Свадебное платье? Жених? Что за бред? Мозг отказывался воспринимать эту информацию, словно она была написана на незнакомом языке.

— Госпожа, ну как можно так себя изводить? Такая хворая да бледная… Как бы лорд Кронберг не отказался от свадьбы. Он ведь такой видный мужчина, — добавила другая женщина, внезапно вошедшая в комнату. Она была постарше Бетти, с суровым лицом, изрезанным морщинами, и властным оценивающим взглядом, от которого становилось не по себе. Осанка выдавала в ней человека, привыкшего командовать. Видимо, старшая горничная или даже экономка.

— Марта! Что ты такое говоришь! Нечего госпожу пугать, — одернула ее Бетти, бросив на старшую горничную осуждающий взгляд.

— Я лишь правду говорю, Бетти. Госпоже нужно больше отдыхать и хорошо питаться, а не голодать перед свадьбой, — буркнула Марта, недовольно поджав губы. В ее голосе слышались раздражение и какое-то скрытое недовольство.

Я слушала их перебранку, пытаясь собрать воедино разрозненные обрывки информации, словно собирала пазл в кромешной тьме. Свадьба. Лорд Кронберг. Диеты. Родовое поместье. Всё это не складывалось в цельную картину, не имело никакого смысла. Что-то здесь было не так. Слишком не так. Слишком нереально. Слишком… чуждо.

— Просто… плохо себя чувствую, — пробормотала я, снова закрыв глаза, стараясь спрятаться от этой пугающей реальности. — Голова сильно болит.

— Я сейчас принесу вам травяной отвар, госпожа. Он поможет снять боль, — тут же засуетилась Бетти, готовая выполнить любой мой каприз.

— И отдохните. Вам нужно набраться сил перед завтрашним днем, — добавила Марта, бросив на меня долгий оценивающий взгляд, словно прикидывая, сколько времени потребуется, чтобы привести меня в божеский вид.

Завтрашний день? Что будет завтра?

Когда горничные, наконец, покинули комнату, оставив меня в тягостной тишине, я попыталась собраться с мыслями, отделить зерна от плевел. Было очевидно, что я попала в тело другой девушки, Аэлиты из какого-то поместья Вередена. И эта Аэлита должна выйти замуж за какого-то лорда Кронберга. Но почему я ничего толком не помню? Вернее, я отчетливо помню свою жизнь, свою аджику, свою уютную, хоть и тесную квартиру в Подмосковье… А вот воспоминания Аэлиты — лишь размытые обрывки, разрозненные картинки, как кадры из старого испорченного фильма.

Нужно было разобраться во всем этом кошмаре и как можно быстрее. Но для начала не выдать себя. Не показывать, что я не та, кем кажусь. Иначе кто знает, что меня ждет в этом странном, пугающем мире, где правят лорды, а девушки голодают ради удачного замужества.

В дверь постучали. Громко, требовательно.

— Войдите, — сказала я, стараясь придать своему голосу уверенности, которая, как мне казалось, давно покинула меня.

В комнату вошла женщина средних лет. Высокая, статная, одетая в дорогое платье из темного шелка, подчеркивающего ее бледную кожу. У нее были строгие аристократические черты лица и холодный пронизывающий взгляд серых глаз, от которого мурашки пробежали по коже. Что-то подсказало мне, что это мать Аэлиты.

— Аэлита, ты очнулась, — сказала она, подходя к кровати с каким-то отстраненным, равнодушным видом. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, мама, — ответила я, стараясь копировать тон и манеру речи, которые всплывали в моей памяти из обрывков воспоминаний Аэлиты. — Просто небольшая слабость.

Мать присела на край кровати, не касаясь меня, словно боялась запачкаться, и взяла меня за руку. Ее прикосновение было холодным и сухим, словно прикосновение мраморной статуи.

— Послезавтра приедет лорд Кронберг, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. В ее взгляде не было ни капли тепла или сочувствия, лишь холодный расчетливый блеск. — Он приедет, чтобы познакомиться с тобой и решить, когда будет свадьба. Я надеюсь, ты прекратишь дурить и приведешь себя в порядок.

Я сглотнула, чувствуя, как в горле образовался ком. Постаралась не выдать своего волнения, своего страха.

— Я… я понимаю, мама, — промямлила еле слышно, но на самом деле хотелось заорать, что я не Аэлита, а пленница ее тела, и потребовать, чтобы меня отправили обратно в мое собственное тело. Да, не такое юное и подтянутое, но зато мое. Но какая-то часть меня знала, что эта истерика ничего не даст, и потому я продолжила изображать Аэлиту.

— Не “понимаю”, а сделаешь! Этот брак очень важен для нашей семьи. На кону стоит наше будущее, наше положение в обществе. Не смей его сорвать своей глупостью и капризами, — отрезала мать, сжимая мою руку до боли. — Тебе нужно выглядеть безупречно. Забудь о своих дурацких диетах. Наберись сил. И постарайся произвести хорошее впечатление на лорда Кронберга. Он не потерпит капризных и болезненных девиц.

— Хорошо, мама, — покорно ответила я, опуская глаза. Я понимала, что спорить бесполезно. В этой женщине не было ни капли материнской любви, лишь холодный расчет и стремление к выгоде. Не удивительно, что девушка до смерти себя измучила диетами.

Мать отпустила мою руку и встала с кровати будто с облегчением.

— Я надеюсь на тебя, Аэлита. Не разочаруй меня, — закончила разговор женщина.

И с этими словами она вышла из комнаты, оставив меня наедине со своими мыслями и страхами. В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием свечей.

Сутки. У меня есть всего сутки, чтобы разобраться во всем этом безумии, в которое я попала. Сутки, чтобы понять, кто я теперь — Аэлита, обреченная на брак по расчету, или всё та же Надежда из Подмосковья, случайно попавшая в чужое тело, в чужую жизнь. Сутки, чтобы решить, хочу ли я выйти замуж за какого-то лорда Кронберга, которого я даже не знаю и который, судя по всему, является не принцем на белом коне, а лишь средством для достижения цели.

И самое главное — сутки, чтобы понять, как вернуться домой. К своей аджике, к своим любимым грядкам, к своей нормальной, пусть и не такой роскошной, но зато своей жизни. Потому что эта новая жизнь с ее поместьями, лордами, свадебными платьями и холодными расчетливыми матерями мне совсем не нравилась. И я была готова на всё, чтобы сбежать отсюда как можно скорее. Но как? Это был вопрос, на который у меня пока не было ответа. И это пугало больше всего. Это сковывало страхом, лишало сил и надежды. Но я знала одно: я не сдамся без боя.