Непокорная невеста, или Аджика по - попадански

Глава 4

В столь поздний час я никак не ожидала, что в таверне будет полно посетителей. Думала, что время позднего ужина уже прошло. Может, они все ехали с ярмарки, а может, название таверны "Приют усталого путника" говорило само за себя, и все уставшие путники сами стекались в это заведение, не знаю.

Дверь таверны открылась с тихим скрипом, впуская меня в прохладную полутьму. Запах внутри был густой и насыщенный: терпкий аромат пенного напитка смешивался с дразнящими ноздри запахами жареного мяса и какой-то неуловимо пряной специи, рождая в желудке предательское урчание.

Я прошла к стойке и обратилась к трактирщику.

— Мне бы перекусить чего-нибудь, любезный, — как звучит уважительное обращение в этом мире, я понятия не имела и решила быть осторожной, используя то, на что никто не должен обидеться.

— Присаживайтесь, — бросил мне трактирщик устало.

Я выбрала свободный стол в самом дальнем углу, подальше от шумных компаний, и ко мне подошел старик, видимо, помощник трактирщика.

— Что прикажете, госпожа? — спросил он, приближаясь. Его лицо, покрытое сетью морщин, говорило об опыте прожитых лет, а еще о долгих годах, проведенных в поле. Да и в таверну, он, наверное, устроился не так давно. Не было в его взгляде того безразличия и пренебрежения, которое я ожидала увидеть у опытного подавальщика. Он устало протер засаленную столешницу грязной тряпкой, оставляя за собой влажный след.

— Миску похлебки, самой простой, и кусок хлеба, пожалуйста. И воды, — ответила я, чувствуя, как пересохшее горло умоляет о влаге.

Не успела я сделать и пары глотков прохладной воды, ощущая, как она живительной влагой наполняет каждую клеточку моего тела, как к моему столу приблизилась компания подвыпивших мужчин. От них несло дешевым пойлом и грубой животной наглостью. Взгляды их были липкими и бесцеремонными, словно ощупывали меня. Я почувствовала, как по спине пробегает неприятный холодок.

— Что это у нас тут за красотка? — прогнусавил один из них, окинув меня оценивающим взглядом. Его глаза, мутные от выпитого, скользили по моей фигуре, заставляя меня невольно поежиться.

Я постаралась не обращать на них внимания, делая вид, что увлечена своим скромным ужином. Внутри меня поднималась волна раздражения, но я старалась держать себя в руках.

— Ты одна здесь, милая? Может, проведешь с нами ночь? Мы щедро отблагодарим, — продолжил он, наклоняясь ко мне и источая запах прокисшего пенного. Его слова прозвучали как грязное предложение, и в моей груди закипела ярость.

Мое терпение было на пределе как натянутая струна.

— Я не продаюсь, — отрезала я, глядя на него с презрением, стараясь вложить в свой голос как можно больше холода и отвращения. — И вообще, оставьте меня в покое.

В их глазах, и без того налитых кровью, вспыхнул гнев. Лица их исказились в гримасе злобы.

— Смотри, какая гордячка. Да ты должна быть счастлива, что мы вообще обратили на тебя внимание, — прорычал один из них, хватая меня за руку. Его хватка была грубой и сильной, пальцы больно впились в мою кожу.

Я попыталась вырваться, ощущая, как страх начинает сковывать меня.

— Отпусти! — закричала я, стараясь освободить руку. Мой голос дрожал, выдавая испуг, который я тщетно пыталась скрыть.

— А не то что? — усмехнулся он, наклоняясь ко мне так близко, что я чувствовала его горячее дыхание на своем лице. В его глазах читалось неприкрытое намерение.

В этот самый момент, когда я уже была готова к худшему, из дальнего темного угла таверны, где сидел одинокий путник в плаще с глубоко надвинутым капюшоном, раздался тихий, но властный голос, прорезавший шум и гам таверны, словно острый клинок:

— Оставьте девушку в покое.

Мужчины замерли как по команде. Я почувствовала, как рука, державшая меня, ослабла, словно ее поразил паралич. Они переглянулись, и на их лицах, еще секунду назад выражавших злобу и вожделение, отразился явный страх, словно они увидели перед собой самого дьявола.

— Да ладно, не стоит из-за нее мараться, — пробормотал один из них, избегая встречаться со мной взглядом. И вся компания, словно побитые псы, быстро ретировалась, оставив меня в полном недоумении. В груди поселилось странное чувство облегчения, смешанное с благодарностью и любопытством.

Я хотела поблагодарить своего спасителя, но он оставался неподвижным в своем углу. Его лицо по-прежнему скрывала глубокая тень капюшона, и я не могла рассмотреть ни единой черты.

Трактирщик с облегчением вздохнул и вытер пот со лба, еще бы, он только что избежал неприятностей и даже мебель вся оказалась цела.

— Любезный, у вас не окажется комнаты, чтобы отдохнуть с дороги? — я посмотрела на сморщенного старика.

— Комнаты все заняты, — и мужчина выразительно посмотрел на ту самую компанию из подвыпивших мужчин. — Но если леди не брезгует и не боится лошадей, то могу предложить сеновал на конюшне.

— Леди не брезгует и не боится лошадей, — усмехнулась я на свои же слова. Леди сейчас в таком состоянии, что ничем, наверное, уже не брезгует, тем более сеновал не самое плохое место. Я согласилась, чувствуя, что усталость берет верх над осторожностью. Лишь бы только добраться до места, где можно было бы просто вытянуть ноги и уснуть.

— Тогда я приготовлю одеяла, — ответил мужчина. — И принесу еду, — его глаза выражали сочувствие и понимание.

Я быстро поела, стараясь не привлекать к себе внимания той самой компании, которая продолжила напиваться. А когда закончила с едой, то поспешила на конюшню, провожаемая стариком, который нес пару шерстяных одеял.

В конюшне пахло теплым сеном, лошадиным потом и еще чем-то терпким и землистым. В полумраке я поблагодарила старика и сказала, что дальше справлюсь уже сама.

Тело ныло от усталости, а голова гудела от пережитого.

Я не успела еще расстелить принесенные помощником трактирщика одеяла, как дверь тихонько скрипнула, нарушая тишину конюшни. В полумраке я увидела смутный силуэт. Тот самый незнакомец в плаще. Мое сердце забилось быстрее, а по спине пробежали мурашки.

— Я… я хотела поблагодарить вас, — пробормотала я, чувствуя, как легкое смущение окрашивает мои щеки. — За то, что заступились за меня.

Он молчал, не двигаясь с места. Я не видела его лица, но чувствовала на себе его взгляд, проникающий сквозь полумрак. В воздухе повисла напряженная тишина, словно перед грозой. Затем он сделал несколько шагов ко мне, и в следующую секунду его губы коснулись моих.

Это было неожиданно и дерзко. Я отшатнулась, словно меня ударили током, чувствуя, как гнев, уже было утихший, вспыхивает во мне с новой силой. Недолго думая, поддавшись импульсу, я влепила ему звонкую пощечину.

Он отступил, а я замерла, ожидая реакции. Если он захочет, он меня одной левой прихлопнет, а потом смахнет то, что осталось, словно я пыль.

— Простите, — пробормотал он, словно очнувшись. — Я… я неправильно вас понял. Думал, вы хотели меня отблагодарить.

— Хотела, — кивнула я, поежившись. Все же не очень комфортно разговаривать с человек, лица которого ты толком не видишь. — Но хотела поблагодарить словами.

"А не тем, что ты там себе придумал", — хотела добавить, но не стала. Нечего нарываться еще сильнее, чем я и так влипла.

— Да я же сказал, не так вас понял, — затем он развернулся и вышел из конюшни, оставив меня одну в недоумении и ярости.

Я села, прижав руку к пылающей щеке. Как он мог так подумать? Неужели он решил, что я готова отблагодарить его за защиту таким образом? В груди клокотали обида и гнев.

Запястье нещадно ныло. Наверное, я ушибла его, когда дала ему пощечину. Нужно было сдерживаться, но как можно было оставаться спокойной после всего этого? Я попыталась рассмотреть руку в полумраке, но ничего не увидела. Решила отложить это до утра.

Но сон не шел. Я ворочалась, чувствуя, как злость, обида и какое-то странное, необъяснимое любопытство переполняют меня. Кто он? Почему он так поступил? Почему его голос заставил тех грубиянов замолчать? И почему у меня так болит запястье? Я забралась между тюками с сеном и, расстелив одеяла, легла. Закрыла глаза, пытаясь отогнать навязчивые мысли, но образ незнакомца в плаще преследовал меня, смешиваясь с запахом сена и лошадей. В голове крутилась лишь одна мысль: "Кто ты, мой странный спаситель?"

Усталость сковала меня невидимыми цепями, пригвоздив к грубой соломе конюшни, несмотря на бурю переживаний и мрачных мыслей, терзавших мой разум, я провалилась в беспокойный сон, словно в омут, и проспала до самого обеда. Пробуждение же было резким и болезненным — яркий, наглый солнечный свет безжалостно пробивался сквозь щели в ветхих стенах, ослепляя и обжигая. Тело ныло от неудобного ложа, каждый мускул протестовал против вчерашней тряски и пережитого страха. Голова же была тяжелой, словно налита свинцом, и в ней гулко отдавался каждый удар сердца. Но, как ни странно, сон, хоть и тревожный, немного примирил меня с унылой действительностью. Я решила, что нельзя позволять вчерашним событиям тянуть меня на дно. Нужно было двигаться дальше, к своей цели, какой бы туманной и далекой она ни казалась.

Бросив взгляд на левую руку, я поморщилась. Снова рука болела, напоминая о себе. Осмотрев ее, я не обнаружила ничего критичного. Лишь багровый след от грубого захвата пьяного увальня, что бесцеремонно предложил мне разделить с ним ночь. "Само пройдет", — успокоила я себя, хотя где-то в глубине души затаился неприятный холодок. Я сейчас не в том положении, чтобы обращаться к местным коновалам, да и вряд ли они смогут предложить что-то лучше, чем припарки из подорожника.

В таверне было на удивление тихо и спокойно — гораздо меньше народу, чем вчера. К счастью, подвыпившая компания, отравившая мне вечер, бесследно исчезла. Я с облегчением выдохнула и заказала себе плотный обед, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Трактирщик, словно избегая зрительного контакта, молча поставил передо мной дымящуюся миску с густой овсяной кашей и щедрый ломоть свежего, еще теплого хлеба. Старик-помощник тоже не проронил ни слова, лишь скользнул по мне быстрым оценивающим взглядом. Покончив с едой, я расплатилась и поспешила покинуть это негостеприимное место, чувствуя себя здесь чужой и нежеланной.

Моя верная Леди радостно заржала, увидев меня, и я, ощутив слабый укол вины за то, что оставила ее на столь долгое время без присмотра, направилась прочь от таверны, поблагодарив молчаливого старика, который ловко оседлал мне кобылу. На душе было немного тревожно, словно предчувствие беды, но я упорно старалась гнать прочь мрачные мысли. Впереди меня ждала неизвестность, полная опасностей и неожиданностей, и я должна была быть готова ко всему. Проехав всего несколько километров, я почувствовала, как ноет запястье, словно напоминая о вчерашнем происшествии. Остановившись у прохладного ручья, весело журчащего среди камней, я смочила обожженную болью руку холодной водой и внимательно осмотрела ее. На месте, где грубиян схватил меня, синяк стал еще темнее. " Надеюсь, он мне ее не сломал", — подумала я, стараясь не поддаваться панике, и продолжила свой путь, натянув поводья.

Не успела я отъехать далеко, как услышала позади себя топот копыт. Сердце тревожно екнуло. Обернувшись, я увидела, что меня догоняет всадник. Кровь застыла в жилах от нехорошего предчувствия. Это был тот самый незнакомец в темном плаще, чей образ никак не желал покидать мою память. Он подъехал ко мне и остановился, сохраняя дистанцию и не говоря ни слова. Его лицо по-прежнему скрывала непроницаемая тень капюшона, но я кожей чувствовала на себе его пристальный прожигающий взгляд. Меня охватила необъяснимая тревога, смешанная с робким любопытством.

— Простите меня за вчерашнее, — эхом разнесся по лесной тишине его приглушенный голос. — Я был неправ, и мне стыдно за свое поведение. Позвольте загладить свою вину. Я провожу вас до ближайшего города. Там вы сможете найти себе надежных попутчиков и не бояться больше ничьих приставаний. В одиночку по дорогам сейчас ездить опасно, особенно для такой юной особы, как вы.

— Хорошо, — осторожно ответила я, пристально косясь на таинственного незнакомца, который упорно старался скрыть свое лицо от посторонних глаз. Мне было до неприличия любопытно, кто же скрывается под этим набившим оскомину капюшоном. Но не могу же я просто попросить его откинуть его, чтобы удовлетворить свое праздное любопытство? Может быть, у него лицо изуродовано шрамами или ожогами, поэтому он и прячет его в тени, и с моей стороны будет верхом бестактности проявлять к этому повышенный интерес. — Но кто вы? Почему вы решили мне помочь?

— Просто ваш случайный попутчик, — было слышно, как мужчина тихо хмыкнул, словно моя настороженность показалась ему забавной. — Уверяю вас, я не причиню вам никакого вреда, — такая простая фраза, произнесенная так уверенно и искренне, должна была успокоить меня, но но внутреннего умиротворения не было. Воспоминания предательски подкинули в сознание вчерашний дерзкий поцелуй, от которого по коже пробежали мурашки, и ту волну странных противоречивых эмоций, которые он во мне тогда всколыхнул. Я не знала, чего ждать от этого загадочного человека, и это пугало меня больше всего.

Я продолжала буравить его взглядом, отчаянно пытаясь выжечь хоть искру правды на этой безупречной, словно выточенной из камня маске. "Случайный попутчик", значит? Слова повисли в воздухе, как сорвавшийся с иссохшей ветки лист. Хрупкие, ненадежные, словно мираж в пустыне. Но, признаться, других вариантов у меня просто не было. Отказываться от помощи сейчас — верх несусветной глупости. Особенно когда в ушибленном запястье пульсировала невыносимая боль, а где-то глубоко под ложечкой скреблась ледяная лапа необъяснимой тревоги. До города добраться с проводником, пусть и таким загадочным, казалось единственным разумным выбором.

— Хорошо, — повторила я, стараясь вложить в голос ту уверенность, которой отчаянно не хватало внутри. — Тогда поедем вместе. Но… — я запнулась, собирая осколки храбрости в кулак, — никаких "неправильно понятых благодарностей", ладно? — колкость сорвалась с языка быстрее, чем я успела ее одернуть. Досадливое тепло залило щеки, и я тут же пожалела о сказанном. Злить человека, от которого исходила едва сдерживаемая мощь, было не просто неразумно, самоубийственно.

К щекам предательски прилила краска, выдавая с головой смущение и волнение. Незнакомец лишь тихо усмехнулся, и этот звук, тихий и мягкий, словно шелест опавшей листвы под ногами, почему-то заставил сердце болезненно сжаться. Словно от удара. Вот же наваждение. Стоило хоть немного расслабиться, поверить в ложную безопасность, как воспоминания о том мимолетном обжигающем прикосновении его губ огненной волной прокатывались по телу. Нужно было собраться, держать себя в руках, сохранять дистанцию. Не поддаваться на его провокации, какими бы они ни были.

Мы тронулись в путь. Молчание давило, словно тяжелый саван, прерываемое лишь монотонным шелестом леса, скрипом кожаной сбруи и глухим топотом копыт, размеренно отсчитывающих километры. Незнакомец словно нарочно держался на почтительном расстоянии, всем своим видом давая понять, что не собирается нарушать мое личное пространство. Я украдкой поглядывала на него, пытаясь уловить хоть что-то в непроницаемой тени, которую отбрасывал глубокий капюшон. Но лицо оставалось скрытым, словно тщательно оберегаемый секрет. Лишь иногда проблескивала бледная полоска кожи на волевом подбородке. Он казался погруженным в собственные мысли, отрешенным от окружающего мира, словно его душа блуждала в далеких и недоступных краях. Миллионы вопросов терзали меня, крутились на языке, но я сдерживала себя, стиснув зубы до боли. Не стоит совать нос не в свое дело, особенно зная, что в ответ может последовать лишь ледяное молчание и некоторое отчуждение.

И все же, несмотря на всю мою осторожность, на все недоверие, что-то в этом незнакомце манило меня, словно мотылька на огонь. Может быть, эта нечеловеческая сила, которую я ощутила еще в трактире, когда он одним лишь голосом усмирил пьяную ярость разбушевавшихся посетителей? Или таинственность, окутывающая его непроницаемой темной дымкой, не позволяющей заглянуть в глубины его души? А может, простое извечное женское любопытство, подогреваемое ощущением запретности, опасности, таящейся в каждом его движении? Не знаю. Но ехать рядом с ним было… странно успокаивающе. Зная, что рядом есть кто-то сильный, кто сможет защитить меня от опасностей, подстерегающих на этой проклятой дороге.

Без приключений, не обменявшись ни единым словом, мы добрались до города, когда вечерние тени начали сгущаться. Живот сводило от голода, и я чувствовала себя некомфортно, но было неловко жаловаться или просить об остановке, поэтому, когда мы, наконец, добрались до таверны, я была готова съесть целого слона и попросить добавки. Незнакомец, не говоря ни слова, проводил меня к дальнему укромному столику в углу, а сам с каким-то странным, неуловимым выражением на лице направился к трактирщику. О чем-то недолго, но оживленно переговорив с ним, он бросил на меня долгий изучающий взгляд, словно пытался прочесть мои мысли, и вышел из таверны, растворившись в сгущающейся тьме. Сперва я подумала, что он пошел позаботиться о лошадях, дать им отдохнуть после долгой дороги, но время шло, а он все не возвращался. Когда же ко мне, тяжело ступая, подошел трактирщик с подносом, на котором аппетитно дымилась еда, мое терпение окончательно лопнуло.

— О чем вы говорили с моим… — помимо воли промелькнула мысль, что я даже имени его не знаю. — спутником? — выдавила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

— Он заказал вам ужин, милая леди, — ответил трактирщик, ставя передо мной дымящуюся миску с наваристой мясной похлебкой. Желудок издал утробное урчание, словно зверь, пробудившийся от долгой спячки, стоило мне только вдохнуть этот восхитительный аромат. — И, к слову, снял для вас комнату, — добавил мужчина как бы невзначай, словно делился незначительной новостью.

— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя стыд и вину за то, что не могу поблагодарить его лично. С жадностью схватила деревянную ложку, готовая наброситься на еду, как дикий зверь.

— А он не сказал, когда вернется? — робко спросила я, заметив, что еду трактирщик поставил только для меня одной, и сердце быстро забилось в груди, предчувствуя недоброе.

— Он… Он сказал, что не вернется, — трактирщик удивленно вскинул густые косматые брови, словно не понимал этого вопроса. Его слова оглушили меня, словно удар грома среди ясного неба. Он ушел? Просто так? Бросил меня здесь, в этом чужом и незнакомом городе, не сказав ни слова?

Позориться расспросами я больше не решилась. Его поведение казалось мне диковинным ребусом, однако выносить сор из избы и обсуждать своего спутника с трактирщиком было ниже моего достоинства. Я поужинала в уединении, и вскоре дочь трактирщика проводила меня в комнату, которую предусмотрительно снял мой спутник. За эту заботу ему, безусловно, стоило сказать спасибо, однако он даже не попрощался… это задевало.

Вскоре девушка принесла большую лохань, и вместе с молчаливым работником они довольно быстро наполнили её горячей водой. Оказывается, он позаботился и о ванной. Я благодарно улыбнулась девушке и работнику и, дождавшись, когда они покинут комнату, плотно заперла за ними дверь. Скинув с себя вместе с одеждой дорожную пыль и усталость, я блаженно погрузилась в обжигающую воду, чувствуя, как тепло растекается по измученному телу, унося прочь напряжение. Но мысли в голове не унимались, роились, словно потревоженный улей. Куда он ушел? Что послужило причиной его спешного отъезда? Неужели я сказала или сделала что-то не так? Или я просто наскучила ему, как надоедает случайный попутчик в долгой дороге? Обида жгла изнутри, смешиваясь с горьким разочарованием. Я чувствовала себя бездомным котенком, которого приютили на время, а затем вновь бросили на произвол судьбы.

После водных процедур я завернулась в большую льняную простыню, заботливо приготовленную для этих целей, и, быстро высушившись, достала из сумки комплект сменного белья, мысленно хваля себя за предусмотрительность и мою догадливость, что взяла с собой одежду, когда сбегала. Свежее платье вернуло мне ощущение себя, и я даже с некоторым любопытством огляделась вокруг.

Комната оказалась простой и скромной: кровать, стол, стул, небольшой шкаф. Ничего примечательного. Но всё было чисто и уютно, и это уже немало значило. Несмотря на то что мужчина оставил меня, он не желал покидать мои мысли. Кем он себя возомнил, чтобы вот так молча бросить меня, словно я какая-то безделушка, которую можно оставить без объяснений? И вроде бы я чувствовала благодарность за проявленную заботу, но в то же время внутри поселился неприятный осадок.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. Городок жил своей обычной ночной жизнью: по мощеным улочкам сновали редкие прохожие, доносились приглушенные голоса и обрывки смеха. А его нигде не было видно. Словно растворился в ночи, исчез без следа. Я тяжело вздохнула и отошла от окна. Пора спать. Утро вечера мудренее, как говорится. А завтра нужно будет решать, что делать дальше и куда двигаться.

Я решила в этом городке продать все те украшения, что захватила с собой. Я опасалась, если по моим следам пустится погоня, то они могут выйти на украшения. И лучше это будет недалеко от поместья, так как дальше я могла ехать куда угодно. Этот городок был своего рода транспортной развязкой для путешественников. Отсюда я могла примкнуть к любому каравану или сесть на почтовый или грузовой экипаж, а могла уехать в гордом одиночестве. Я так и планировала сделать, так как опасалась, что меня смогут выследить мои преследователи.

Забравшись под теплое шерстяное одеяло, я долго ворочалась, не в силах уснуть. В голове вновь и вновь вспыхивали обрывки воспоминаний о совместном путешествии, ощущение его силы и уверенности рядом. Почему он так внезапно исчез? Может быть, его ждали какие-то неотложные дела? Или он просто не захотел обременять себя дальнейшей компанией случайной попутчицы? В конце концов, какое ему дело до меня?

Наконец, измученная переживаниями, я провалилась в беспокойный сон. Но даже в полузабытьи я не могла отделаться от навязчивого ощущения, что за мной кто-то наблюдает. Будто его взгляд, такой пронзительный и изучающий, преследовал меня даже в царстве Морфея. И эта мысль не давала мне покоя, заставляя вздрагивать и метаться во сне.