Несмотря на то что вода была теплой, Кейт дрожала, глядя на Донована. Годы физической работы изменили его тело – накачанные мышцы на груди и руках и пара шрамов. Он расстегнул пояс джинсов. Не раздеваясь дальше, Донован наклонился над ванной и нежно прикоснулся губами к ссадине на щеке Кейт.
– Ты так волнуешься, что вот-вот выпрыгнешь из своей кожи. Еще не поздно передумать. Но скоро будет поздно.
Она обхватила его за шею и повернула лицо, чтобы их губы встретились. Патрик, Патрик. Она узнала бы эти губы и этот поцелуй где угодно. Теплый, жесткий, родной. Это был медленный, нежный поцелуй-приглашение, поцелуй-открытие. Она ощущала его желание. Страх сменился напряжением совсем другого рода.
– Я не передумаю. Обещаю, – прошептала она. – А ты, Патрик? Ты уверен, что хочешь близости с тем, кто чуть не зарезал тебя?
Он поймал ее руку и на мгновение прижал к своему сердцу.
– Я сам вынудил тебя сделать это, Кейт.
За прошедшие годы он научился терпению. Вместо того чтобы вслед за первым поцелуем настоять на следующем, Донован, раздевшись, скользнул в другой конец ванны. Уровень воды поднялся, когда его сильные ноги обхватили ноги Кейт. Им обоим пришлось согнуть колени, чтобы удобно разместиться.
– Я думаю, что этот проект требует серьезной разработки. – Он погладил ее бедро своей ногой. Медленно. Сексуально.
Потом поймал губку, плававшую в ванне, и немного потер себя. Подумав, что ему, наверное, понравится гидромассаж, она включила вихревые потоки. Донован откинулся назад, а маленькие водовороты закружили вокруг него.
– Как приятно. Надо почаще пользоваться этим дома. Обычно я просто принимаю душ.
Его рука поползла вверх по ее ноге, перейдя под коленом с внешней стороны на внутреннюю. Костяшками пальцев он лениво поглаживал ее бедро. Она затрепетала. Ему было так легко возбудить ее…
– Душ – это хорошо, когда надо помыть голову. А ванна – для настоящего расслабления.
– Я хочу расслабиться.
– Как странно – когда мы впервые были вместе, и даже не на свидании, то секс казался легким и естественным. А сейчас я вся напряжена.
– Ничего странного. – Его ладонь скользила по ее икре так же медленно, как звучал его голос. – В ту ночь мы оба повиновались инстинкту – высшему, а не просто зову гормонов. Но с той поры произошло так много всего. Неудивительно, что у тебя большие сомнения.
– Я слишком много думаю. Ты часто говорил мне об этом, и был прав.
Когда Кейт лежала, придавленная и напуганная, в подвале старого отеля, она сделала несколько неприятных открытий относительно самой себя.
– Мы живем с ощущением вины, Патрик. Я с самого начала плохо справлялась с ситуацией. И… наверное, потому не принимала нашу проблему всерьез, что примирение всегда было фантастическим.
– Великолепный секс обычно маскирует более глубинные проблемы. Для меня тот факт, что нас все еще тянуло друг к другу, означал: ничего по-настоящему плохого не происходит, – признался Донован. – Это давало возможность не задумываться о собственном поведении. Поскольку я удовлетворял свою женщину, значит, был настоящим мужчиной. Кейт, я не хочу, чтобы сегодня что-нибудь напомнило тебе о… нашем последнем свидании. Поэтому ты начинай и делай то, что хочешь и когда хочешь. Ты главная.
Она внезапно поняла: он угадал, какая тревога ее гложет.
– Главная. Мне это нравится.
Теперь она была сверху, ее груди касались его груди, а тело – его тела.
– Намного лучше, чем быть жертвой.
Она ласкала его, покусывала, целовала, гладила широкие плечи и покрытую темными волосами грудь. Прижималась губами к неровной верхушке шрама на руке. Сквозь опьяняющий розовый аромат она ощущала его собственный запах. Уникальный, возбуждающий.
– Помнишь ту ночь на пляже в Антигуа, в наш медовый месяц?
– Конечно. Лунный свет и безумие.
Его тело ожило, его руки нежно легли ей на бедра.
– Я старалась забыть, но не смогла.
Бархатистое ощущение его напряженного пениса было безошибочно ясным. Она терлась о него, дразня себя не меньше, чем Донована. Он удержал бедра Кейт, притягивая ее ближе. Она хотела власти и получила ее. Власти не физической силы, а обоюдной страсти, желания, горящего в крови. Кейт все кружила над ним, целуя, поглаживая и лаская, едва осмеливаясь верить, что они действительно вместе после стольких лет.
Когда она не могла больше терпеть, то подняла бедра и впустила его в себя. Донован застонал, выгнувшись, весь напрягся, проникая в нее все глубже. Было так хорошо, так правильно ощущать его внутри себя. Она обхватила его за талию, пока ее тело вело его в вечном танце проникновения и отступления. Кейт не знала, где заканчивается она и начинается он, знала только, что вместе они – одно целое, объединенное страстью и ждущее наслаждения.
Время вернулось, взорвавшись, когда она забилась в экстазе, прижимаясь к нему, потеряв всякий контроль над собой. Освобождение нахлынуло на него, его руки обхватили Кейт с железной твердостью, и он издал долго удерживаемый стон невыносимого наслаждения. Кульминация и завершенность – от этого она почти отвыкла за многие годы… Чувствуя головокружение и слабость, Кейт лежала у Донована на груди.
– Боже мой, Патрик, я так скучала по тебе. Так ужасно скучала.
– Кара. – Он поцеловал ее в висок, щеку, ухо. – Кариссима.
Самая дорогая. Он всегда оставлял ласковые слова для самых интимных моментов. Эйфория быстро испарилась. Кейт поняла, что их страсть сильна, как всегда. Но еще она осознала – в который раз! – что только этого недостаточно. Втайне она надеялась, что если ей хватит смелости предстать уязвимой, слабой, то страхи покинут ее и они с Донованом смогут общаться без тени прошлого. Вместо этого страх кристаллизовался в ужасное убеждение, что она – на грани пропасти. Что любовь к нему опустошит ее душу. Что же теперь делать? Джинн страсти выпущен из бутылки и не вернется туда.
Где-то зазвонил телефон, разрушив все настроение. Донован застонал, когда она поднялась и выбралась из ванны.
– Не уходи, – запротестовал он. – Кто бы там ни был, он может оставить сообщение на автоответчике.
– Мы же не останемся в ванне навсегда. А то сморщимся, как чернослив.
– Тебе и это пойдет.
Роняя капли, она подняла трубку.
– Алло? Да, мистер Глейзер. Как мило с вашей стороны. Я в порядке. – Она закатила глаза, повернувшись к Доновану.
Поскольку не было никакого смысла оставаться в ванне, он выбрался и обернул вокруг бедер полотенце. Потом взял другое и принялся вытирать изящные изгибы спины Кейт. У нее перехватило дыхание, когда он обвел полотенцем ее бедро и медленно двинулся вниз, подхватывая капельки воды.
– Да, Донован заезжал, чтобы узнать, как мои дела. Он очень… добросовестный.
Донован нахмурился, увидев уродливые синяки, полученные ею сегодня. На бедре, которым Кейт ударилась об пол, виднелось огромное бордовое пятно, и еще дюжина мелких красовалась на других местах. Он прикоснулся к каждой отметине легчайшим поцелуем, как бы желая стереть, залечить их.
Кейт протянула ему махровый халат.
– Пора позвонить, чтобы сюда доставили еду.
Что может быть лучше, чем тихий вечер, проведенный вместе и с твердой уверенностью в том, что ожидающая кровать не останется пустой? Но постепенно Донован начал понимать, что Кейт не вполне разделяет его настроение. Она была мила и не уклонялась от его ласк, но говорила мало, а в темных глазах поселилась тень, которую он не мог распознать. Он поймал ее руку, переплетя пальцы и притянув ее поближе.
– Дама по-прежнему главная?
– Думаю, теперь твоя очередь брать власть в свои руки.
Он рывком развязал поясок ее халата.
– Ты знаешь, что я сейчас затею.
– В чем-то ты совсем не изменился.
Поворотом плеч она освободилась от халата. Одну стену сплошь покрывали зеркала, отражая двух Кейт, умножая красоту. Желание вспыхнуло с безумным жаром. Донован чувствовал себя так, словно он десять лет погибал в пустыне и его жажду все никак нельзя было утолить.
В освещенной только свечой комнате он употребил все свое умение и терпение, все интимное знание ее тела, чтобы удерживать Кейт на грани, пока она не заплакала от невыносимости желания. Они слились, как дикие звери, переворачиваясь и корчась, теряя и снова обретая, пока не обессилели и не остались, задыхаясь, лежать в объятиях друг друга. И хотя его тело испытывало насыщение, в душе жила боль, не желавшая уходить. Он уткнулся лицом в ее шелковые волосы, вдыхая еле слышный аромат роз.
– Ты все еще боишься меня?
– Я… не то чтобы боюсь. Скорее… нервничаю.
– Я хотел бы поклясться, что перерос свою опасную гневливость. Но, боюсь, это не совсем так. Все, что я могу обещать, – что больше не ударю тебя. Но физические удары не всегда самые страшные, верно?
– Слишком верно. Доверие – это такая хрупкая вещь. Легко разбить и трудно, если вообще возможно, починить.
– Я люблю тебя. Это никогда не изменится.
Кейт уткнулась лицом в подушку, и он понял, что она плачет. Донован осторожно гладил ее, пытаясь успокоить.
– Неужели все так плохо, кара? Конечно, нет.
– Я все еще боюсь, Патрик. Ты – такая большая часть меня. Когда ты порежешься, у меня течет кровь. Но если бы мне пришлось остаться с тобой, я бы погибла. Я не могу себе представить, что мы до конца года будем любовниками, а потом просто разойдемся. Я… думаю, мне надо вернуться в Калифорнию сейчас, пока не стало хуже.
Он не мог еще раз потерять ее. Нет.
– Пожалуйста, не спеши, Кейт. Мы ведь многого достигли за два месяца. Большего, чем каждый из нас считал возможным. Дай нам время.
Она не ответила, но и не отвернулась. Прижимая ее к своему сердцу, он успокаивал себя этой мыслью. Кейт не отвернулась.