Неприятности в Валентинов день

Глава 5

— Регина Клэдис хочет свести тебя со своим сыном, Тиффером.

Роб взялся за ручку «Бронко» своей матери и открыл дверцу автомобиля.

Какой-то частью сознания Саттер понимал, что Грейс о чем-то ему рассказывает, но на смысл слов внимания не обращал. Все его мысли были о Кейт Гамильтон и их разговоре. Она не только ошибочно полагала, будто Роб не помнит ночь, когда Кейт предложила ему себя, но и, похоже, эту тему не желала затрагивать вообще. Не то чтобы он винил ее в этом, но, в любом случае, Роб попытался дать новой знакомой хороший совет касательно съёма парней в барах. А еще он попытался пошутить. Очевидно, у Кейт чувство юмора отсутствовало. — Регина думает, что ты латентный гомосексуалист.

Эта фраза привлекла внимание Роба, и он оглянулся через плечо на мать:

— Что???

— Насколько я знаю, Тиффер, это который исполняет женские роли, взял отпуск на все пасхальные каникулы, чтобы приехать домой. Регина думает, что он — хорошая партия.

Саттер нахмурился.

— И при чем тут я?

Грейс поднырнула под рукой сына и бросила сумку с покупками на пассажирское сидение.

— Просто, по словам Регины, Иона рассказывает всем в «Кози Корнер», что ты гей.

Роб слышал и раньше эти сплетни, но не придавал им значения. Надеялся, что если будет их игнорировать, они постепенно утихнут. Ему следовало быть умнее.

Поставив одну ногу в салон, Грейс замерла и посмотрела в глаза сыну:

— Разумеется, если это правда, то ничего страшного. Ты мой ребенок, и я всегда буду на твоей стороне, неважно, кого ты любишь.

— Ради всего святого, мама, — вздохнул Роб, — ты же знаешь, что я не гей.

— Знаю, — улыбнулась Грейс. — Как думаешь, что нам теперь делать?

Саттер поднял глаза к серому, затянутому облаками небу и вздохнул, обдумывая последствия. В большом городе, возможно, никто бы и внимания не обратил на слухи. Но в городишке, вроде Госпела, они могли навредить бизнесу. В этом случае Робу пришлось бы закрыть «Саттерс Спорт» и уехать, чего ему совсем не хотелось.

— Не знаю, — ответил он, снова взглянув на мать.

Роб ощущал себя настолько беспомощным, что был близок к тому, чтобы схватить первую попавшуюся женщину и взять ее прямо на главной улице: только такой поступок мог изменить ситуацию.

— Как думаешь, может, это Харви Миддлтон пустил слух, чтобы подорвать твой бизнес?

— Нет.

Роб не думал, что владелец «Ружей и инструментов Сотута» стал бы распускать сплетни. Харви был славным малым, и ему едва хватало сил управляться с собственным магазином.

— Тогда кто, по-твоему, начал все это?

— Понятия не имею. — Роб покачал головой: — В любом случае, с чего кому-то в это верить?

Вопрос был риторический, однако Грейс решила на него ответить:

— Может, потому что ты больше ни с кем не встречаешься?

Робу не хотелось обсуждать с матерью свою личную жизнь. Не только потому, что они уже и прежде беседовали на эту тему. Но еще и потому, что разговоры о свиданиях неизбежно заставляли его думать о сексе. Отсутствие которого было настоящей проблемой и определенно не было тем, что мужчина захочет обсуждать со своей матерью.

— Ты тоже ни с кем не встречаешься, — заметил Роб и пристально посмотрел на дверь «M&С».

Внутри магазина не было видно и следа некоей самоуверенной, нахальной рыжеволосой девицы. «Не льсти себе. Я вообще не задаюсь вопросами насчет тебя, — сказала она. — Не говоря уж о размере твоих принадлежностей». Что казалось не совсем справедливым, поскольку он в последнее время очень много думал о татуировке, которая предположительно имелась у нее на попке.

— Мне кажется, пришло время нам обоим снова начать ходить на свидания.

Саттер вновь посмотрел на мать и полушутливо поинтересовался:

— У тебя есть кто-то на примете?

Насколько ему было известно, мать почти ни с кем не встречалась с тысяча девятьсот восьмидесятого, когда умер его отец.

Грейс покачала головой и села в машину.

— Нет. Не совсем. Я просто подумала, может, нам обоим стоит побольше бывать на людях? И чаще задумываться о жизни, а не о работе.

— С моей жизнью все в порядке.

Грейс наградила его тем самым «можешь-лгать-самому-себе-но-не-смей-лгать-своей-матери» взглядом и потянулась к дверце.

— Сегодня в клубе я буду читать свое новое стихотворение. Ты должен заглянуть.

О, черт, нет!

— На выходные я уеду, чтобы повидать Амелию, — лучшая отговорка, что пришла Робу в голову, учитывая необходимость срочно придумать оправдание.

Не очень убедительно, зато правдоподобно.

Захлопнув дверцу, Грейс завела мотор.

— Но ведь собрание продлится не все выходные, — заметила она, опустив стекло.

Роб читал стихи матери и, хотя он не был великим знатоком изящной словесности, знал, что ее сочинения были плохими.

Ну просто из рук вон.

— Через две недели я открываю магазин, и у меня куча дел, с которыми нужно разобраться, чтобы уложиться в срок.

Что также было правдой, но такой же неубедительной, как и предыдущее оправдание.

— Отлично. Я куплю Амелии какую-нибудь безделушку. Перед отъездом приходи в клуб.

Саттер рисковал задеть чувства матери, но скорее согласился бы получить удар шайбой по яйцам, чем отправиться на поэтический вечер.

— Я правда сегодня не могу.

— Я тебя слышала. — Грейс включила заднюю передачу и, выезжая, добавила: — Если передумаешь, начало в семь.

Роб стоял на пустой парковке и смотрел вслед машине матери. Он взрослый мужчина, ему тридцать шесть лет. Когда-то он впечатывал игроков в бортик и показывал им, где раки зимуют. Был самым устрашающим хоккеистом НХЛ и первым в Лиге по числу штрафных минут. Его называли Кувалдой в честь первого «Хаммера», Дейва Шульца.

А сегодня он собирался на собрание в клубе, где, как Роб знал, соберутся пожилые леди, чтобы послушать стихи его матери. Ему оставалось только молиться, чтобы новая поэма оказалась лучше, чем та, про голодных белок.

Вечер поэзии в Госпеле начался ровно в семь с обсуждения предложения издать сборником стихотворения членов общества и продать его этим летом на «Rocky Mountain Oyster Feed and Toilet Toss». Нынешний председатель, Ада Довер, стояла за кафедрой перед старейшинами общества.

Стулья расставили в длинной комнате. На вечере присутствовали где-то двадцать пять леди… и Роб. Он нарочно опоздал на полчаса и сел в пустом ряду у двери. Когда настанет время чтения стихов, решил Саттер, он сможет по-быстренькому улизнуть.

— Мы не можем позволить себе палатку на ярмарке, — заметил кто-то.

Роб увидел, как его мать, сидевшая на несколько рядов впереди, подняла руку.

— Мы можем продать сборники в палатке «Женушек-мастериц». Все равно большинство из нас входит в их состав.

— Готова поспорить, сборники разойдутся быстрей, чем чехлы для салфеток в прошлом году.

Роб закатал рукава серого свитера и задумался, не так ли назывались эти вязаные штуковины, которые его бабушка обычно надевала на запасной рулон туалетной бумаги. Помнится, чехол был весь в кружевах и с головой куклы на верхушке.

Справа открылась задняя дверь, и когда Саттер поднял глаза, то увидел Стэнли Колдуэлла, выглядевшего так, будто пришел на прием к зубному врачу. Вслед за пожилым джентельменом, с порывом холодного ночного воздуха, в комнату проскользнула его внучка, излучая еще меньше энтузиазма. Стэнли заметил Роба и подошел к нему:

— Не возражаешь, если мы присядем рядом?

Роб посмотрел мимо Стэнли на Кейт, на ее волосы, волнами спадавшими на плечи, на блестящие розовые губы. Внимание Кейт было приковано к председателю собрания: она изо всех сил притворялась, что Саттера здесь вообще нет.

— Пожалуйста, — ответил он и встал.

Стэнли прошел к третьему от входа стулу и остановился, оставив свободным место рядом с Саттером. Кейт наградила деда испепеляющим взглядом, когда протискивалась мимо Роба: рукав ее куртки оказался в дюйме от его свитера. Бледные щеки Кейт порозовели от холода, и аромат ее прохладной кожи наполнил грудь Саттера.

На краткий миг их взгляды встретились, и темно-карие глаза Кейт засветились неприязнью. Такое откровенное проявление чувств должно было задеть его, но этого не случилось. По неизвестной причине, которую он не мог понять, его тянуло к Кейт Гамильтон сильнее, чем к любой другой женщине за долгое время. Саттер не стал обманывать себя. Все дело в сексе. И ни в чем ином. Вполне логично, учитывая обстоятельства их знакомства. Роб не расстроился по поводу этого чисто физического влечения. Не то чтобы он вообще стал бы расстраиваться из-за такого. Каждый раз, когда он смотрел на Кейт, он видел женщину, которая предложила ему себя. Женщину, которая хотела продемонстрировать ему свой голый зад.

Дед с внучкой уселись, и Стэнли перегнулся через Кейти к Саттеру со словами:

— Никогда бы не подумал, что встречу тебя здесь.

Роб переключил внимание с Кейт на ее деда:

— Сегодня моя мать читает поэму. У меня не было выбора. А какое у тебя оправдание?

— Кейти свела на нет мое алиби, и Регина целый день названивала с угрозами, что заедет за мной и отвезет меня лично. — Стэнли указал на внучку: — Я заставил Кейти прийти, раз уж она во всем виновата.

Та скрестила руки под грудью, слегка поджала губы, но ничего не сказала.

Стэнли снял куртку из овечьей шерсти и положил на колени:

— Я что-то пропустил?

Роб покачал головой:

— Нет.

— Проклятье.

Стэнли откинулся на спинку стула. Роб, начав с рыжей макушки, одарил Кейт долгим взглядом. Она, конечно, его раздражала, но это неважно. Саттер всегда был большим поклонником натуральных рыжуль, а смотреть на локоны Кейт — это словно глядеть на огонь. В ночь их встречи в «Дучин Лаундж» первое, на что Роб обратил внимание, помимо гладкой белой кожи и больших карих глаз, были эти волосы.

Сегодня Кейт казалась холодной и невозмутимой, но чем дольше он ее изучал, тем сильнее ее полные губы кривились в недовольной гримасе. Руки были по-прежнему скрещены под грудью, длинные ноги, закинутые одна на другую, казались бесконечными. Кейт надела черные брюки и сапоги на шпильках. Такие, к которым больше всего подошли бы соответствующий кнут или плетка. Чертовски верное сочетание.

— Прошу внимания всех, — призвала с кафедры Ада Довер, заставив Роба посмотреть в ее сторону. — Рада приветствовать всех присутствующих на нашем ежемесячном собрании. Особенно новичков в последнем ряду.

Стэнли сжался, а Роб и Кейт сползли немного ниже со своих стульев, но оба были слишком высокими, чтобы спрятаться полностью.

— Как всем вам известно, сегодня у нас поэтический вечер. Многие из нас принесли свои произведения. После того, как каждый представит нам свое творчество, мы перейдем к неофициальной части собрания. — Ада сверилась с записями и продолжила: — Первой начну я, за мной будет Регина Клэдис.

Когда Ада принялась читать длинное стихотворение про своего пса, Сникера, хладнокровие Кейт дало еще одну трещину. Началось все со слегка раздраженного покачивания правой ноги, но спустя еще несколько минут истории Сникера, покачивание переросло в нервные, едва заметные пинки.

Ада перешла к заключительной строфе:

Он кареглаз,

И только он

Бежит на мой зов: «Сникер!»

Язык, как роза,

Шерсть, как шелк,

Мой звонкий, сладкий Сникер!

Нога Кейт замерла, и Робу почудилось какое-то бормотание, что-то вроде: «Боже милосердный!».

Стэнли закашлялся в кулак, пытаясь скрыть смех, и Саттер испытал облегчение при мысли, что его мать оказалась не единственной плохой поэтессой в этой комнате.

Следующей вышла Регина и прочла стихотворение о библиотеке, в которой она работала. После Регины Иона Осборн поставила магнитофонную запись, и равномерные звуки «бум-боп-боп-бум» наполнил помещение. Под аккомпанемент ударных Иона прочла стихотворение под названием «Если б я была Бритни Спирс». Оно оказалось веселым — намного лучше, чем собачья история от Ады. Кейт снова начала слегка покачивать ногой, затем остановилась, и ее длинные пальцы начали сражаться с крупными пуговицами куртки. И, пытаясь высвободиться из рукавов, задела плечом Роба. В этот момент Кейт была похожа на человека, который старается выпутаться из смирительной рубашки.

Саттер нагнулся и прошептал ей прямо на ухо:

— Подними волосы.

Кейт прекратила свое ерзанье и краешком глаза посмотрела на него. Она выглядела так, будто готова была поспорить. Разразиться очередной речью на тему «Я сама могу о себе позаботиться». Она открыла рот, закрыла, затем провела рукой по тыльной стороне шеи, повернула запястье и собрала волосы. Приподняла их, и Роб протянул руку к ее куртке. Когда Кейт наклонилась вперед, он потянул воротник вниз. Она высвободила руку и выпрямилась, отпустив волосы. Они рассыпались мягкой волной и задели тыльную сторону ладони Роба. Тысячи прядей рыжего шелка коснулись его кожи и обвились вокруг пальцев. Если бы он повернул ладонь вверх, то мог бы сжать их в кулаке. Уже долгое время он не ощущал тяжесть и мягкость женских волос в руках. Или ласкающих его грудь и живот. Неожиданное и в то же время нежеланное возбуждение охватило Роба.

Кейт посмотрела на него и улыбнулась — впервые с момента их знакомства в Сан-Вэлли.

— Спасибо, — поблагодарила она и высвободила вторую руку.

— Не за что.

Роб перевел взгляд на кафедру и скрестил руки на груди. Его жизнь стала жалкой. Волосы Кейт задели его ладонь, эка важность! Было время, когда он, вероятно, и не обратил бы внимания на такую мелочь. Когда его внимание было бы сосредоточено на том, как снять с нее лифчик, а не на ее волосах.

Саттер не знал, что чувствует к Кейт Гамильтон. Вряд ли ему нравилось в ней что-то кроме восхитительного тела и агрессивного вида обуви. Она уже запугала нескольких мужчин в городе. Они теперь считали, будто Кейт собирается сделать себе кошелек из их мошонок. Роб не был уверен, так ли уж они неправы. Почему же он думал о Кейт такое, что ставило под угрозу его собственную мошонку?

Он и правда представления не имел, но, может, дело в том, что та Кейт, которую все тут знали, разительно отличалась от женщины, встреченной им в баре в Сан-Вэлли. В ту ночь она была нежной, страстной, манящей. Она была искушением, завернутым в прекрасную упаковку, но она была искушением, от которого Роб отказался. И все еще был в силах отказаться.

«Стоит ли она того, чтобы умереть? — спросил голосок в голове у Саттера. — Стоит ли она твоей жизни?» Кейт красива. Никаких сомнений на этот счет, но, как и всегда, ответ был «нет». Нельзя было предсказать, когда нежная, страстная, манящая женщина превратится в богомола.

Следующей на подмостки поднялась Иден Хансен. Она была одета в фиолетовое с головы до ног — в буквальном смысле, и Роб сосредоточился на ее пурпурного цвета волосах и тенях. Если что-то и могло спугнуть из его головы мысли о сексе, так это Иден. Ее стихотворение называлось «Десять способов как убить мерзкую крысу» и рассказывало о ее зяте, Хэйдене Дине. Она не упомянула его имени, но все, кто ее знал, понимали, что Иден имеет в виду мужа своей двойняшки, Иди. Под конец стихотворения слушатели не знали: аплодировать ли мисс Хансен или обыскивать на предмет наличия хорошо спрятанного оружия.

Роб наблюдал, как через несколько рядов от них его мать продвигается вперед. Грейс положила текст на кафедру и начала:

Старость — словно никотин,

Несет слабость, сеть морщин.

Вот и зад обвис твой шибко,

Сам ползешь ты, как улитка.

Как бы не решил кто, что выход лишь один…

Роб оперся руками на колени и опустил взгляд. А мамочка, похоже, всерьез поработала со словарем рифм.

Кто моложе вдвое —

Платят тем с лихвою,

Думают, они умнее.

Но сдаваться я не смею

И с тоски не вою.

Выступление заняло несколько минут. Грейс перечислила по нарастающей все признаки старости и закончила на такой ноте:

Жизнь стала спокойной, какая там драма?

Угасли страсти, как гора Фудзияма.

Но в отличии от нее

Я жива и беру свое —

И еще задаст вам перцу мама!

— Святые угодники, — простонал Роб, все так же не поднимая глаз от носков ботинок.

Он почувствовал, как Кейт перестала покачивать ногой, и услышал, как в полной тишине Стэнли Колдуэлл едва различимо прошептал:

— Это было изумительно.

Роб повернул голову, чтобы посмотреть на Стэнли. Пожилой джентльмен, похоже, не шутил.

— Лучше всех, — заявил он.

— Лучше, чем стихотворение о Бритни? — Кейт посмотрела на деда так, будто тот сошел с ума.

— О, да. Разве ты так не считаешь?

Она заправила за ухо волосы и, вместо того, чтобы лгать, честно ответила:

— Рифма кое-где хромает.

Стэнли нахмурился, кончики его усов опустились.

— Ну, а я могу сказать, что стихотворение Грейс о жизни, о том, каково это — становиться старым. Оно о мудрости и жизни в мире с самим собой. Оно тронуло мою душу.

Роб положил руки на колени, не сводя глаз со своего приятеля. Стихи мамы были обо всем этом? Он услышал лишь, что Грейс опасается, как бы ее не отправили в утиль, и что она — горячая штучка. Ни один нормальный сын не стал бы принимать во внимание ни тот ни другой факт.

Грейс улыбнулась, возвращаясь на место, и Робу пришлось промучиться еще три выступления, прежде чем началась «неофициальная» часть мероприятия. Саттер извинился перед Стэнли и Кейт и отправился на поиски матери, которую обнаружил возле стола с напитками. Он и Колдуэлл были единственными мужчинами на собрании, но ни за какие коврижки Саттер не собирался разгуливать по залу и вести светскую беседу: что в Госпеле означало торчать рядом с местными кумушками и сплетничать.

— Как тебе мое стихотворение? — поинтересовалась Грейс, протягивая сыну печенье с каким-то желе посередине.

— Думаю, оно даже еще лучше, чем та поэма о белках, которую ты читала мне на прошлой неделе, — ответил Роб, откусывая от предложенного лакомства.

Он запил печенье игристым пуншем, который подала ему мать. Жидкость с фруктовым вкусом опалила желудок.

— Что это?

— Немного виски, капелька бренди, чуть-чуть шампанского. Если выпьешь слишком много, у нас есть специальные водители.

Вообще-то Роб не собирался задерживаться здесь так долго, что ему понадобился бы водитель.

— Тебе не показалось, что строчка про гору Фудзияма была слишком странной?

Да.

— Нет. Кстати, Стэнли Колдуэллу понравилось твое стихотворение. Он сказал, что оно изумительное. Что оно тронуло его душу.

Уголки губ Грейс приподнялись.

— Правда?

— Ага.

Если мать думала, что заставит остаться его здесь подольше, подсовывая выпечку и пунш, то она ошибалась. Как только он сумеет проглотить это сухое печенье, то уйдет.

— Он думает, что твое стихотворение лучше всех.

— Стэнли — милый мужчина, — улыбаясь, сказала Грейс. Морщинки лучиками расходились от уголков ее глаз к вискам, доходя до корней тронутых сединой волос. — И он так одинок с тех пор, как не стало Мелбы. Возможно, мне стоит как-нибудь пригласить его на ужин.

Роб оглянулся на Стэнли, стоявшего в нескольких шагах от них и осажденного толпой седеющих одиноких леди. Свет сиял на его лысой голове так, будто он отполировал ее жидкостью «Пледж». Взгляд Колдуэлла беспокойно метался по залу в поисках спасения. Глаза деда остановились на Кейт, стоявшей чуть поодаль у стола и глотавшей пунш так жадно, точно слетевший с катушек пьяница.

— Тебе нравится Стэнли Колдуэлл? — спросил Роб у матери, запихивая в рот остаток печенья.

— Только как друг. Он всего на шесть лет меня старше, — Грейс отпила из своего бокала и прибавила: — У нас много общего.

Роб осушил стакан, поставил его на стол и сказал, натягивая куртку:

— Мне пора.

Но прежде чем успел сделать хотя бы шаг в сторону двери, Регина отрезала ему путь к отступлению.

— Твоя мать говорила с тобой насчет Тиффера? — спросила она.

— Да, — понизила голос Грейс, — мы это обсудили.

Роб нахмурился и огляделся, чтобы узнать, не слышал ли кто Регину:

— Я не гей.

Несколько долгих секунд она смотрела на него сквозь эти толстые линзы, от которых ее голубые глаза казались огромными.

— Ты уверен?

Роб скрестил руки на груди. Уверен ли он?

— Да. Абсолютно.

Плечи Регины поникли под тяжестью ее разочарования.

— Как жаль. А ты бы стал такой хорошей партией для Тиффера.

Отличная партия для трансвестита? Ну, это уже не лезло ни в какие рамки и начало порядком надоедать.

— Регина, а ты не знаешь, кто пустил этот ужасный слух? — спросила Грейс.

— Не уверена. Мне рассказала Иона, но я не знаю, где она это услышала, — Регина повернулась к кучке людей неподалеку и окликнула: — Иона! Где ты услышала сплетню, что сын Грейс — гей?

При этих словах все, кто окружал Стэнли, одновременно повернулись и уставились на Роба. Тот почувствовал себя так, словно стоял в луче прожектора, и впервые с того момента, как услышал сплетню, Саттер вышел из себя. До сегодняшнего дня ему было плевать, кто пустил слух. Ему просто хотелось остановить это, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Прежде чем он набросится на эту горстку деревенщин, чтобы доказать что-то. Не то чтобы он не мог постоять за себя.

— Я узнала, когда делала прическу в «Завейся и покрасься». Мне сказала Ада. А где услышала она — понятия не имею.

Ада приложила костлявый палец к тонким губам и после минутного размышления выдала:

— Это внучка Стэнли сказала, что ты гей.

Все взгляды обратились на Кейт. Но та, казалось, ничего не замечала, пока не поставила пустой стакан и не огляделась:

— Что?

— Это была ты.

Кейт слизала с губ остатки пунша и обвела взглядом присутствующих. Они все пялились на нее так, будто она совершила что-то дурное. Ну да, пропустила несколько стаканчиков. И что? Это было необходимо после целого вечера плохой поэзии в компании Роба Саттера. Он вынудил Кейт улыбнуться, оказался таким огромным и занимал так много места, что ей пришлось сутулиться, чтобы не задеть его плечом. А теперь у нее болела шея. Это стоило одного или двух стаканов пунша.

— Что? — снова спросила она, так как все продолжали на нее смотреть.

В чем, собственно, проблема? В чаше еще остался пунш.

— Что я такого сделала?

— Ты первая сказала, что сын Грейс — гей.

— Я? — Кейт со свистом втянула воздух. — Я такого не говорила!

— Говорила. Когда пробивала мне персики, ты сказала, что ему не нравятся женщины.

Кейт напряглась и с трудом припомнила свою беседу с Адой о владельце магазина спорттоваров, что находился напротив «M&С».

— Подождите-ка, — она подняла руку. — Я не знала, о ком вы говорите. Я до того момента никогда не встречала мистера Саттера.

Роб приподнял бровь, намекая, что она лжет.

— Честное слово, — поклялась она, — я понятия не имела, что Ада говорит о тебе.

Судя по выражению его зеленых глаз, Саттер ей не верил.

— Некрасиво пускать слух о том, кого не знаешь, — упрекнула ее Иона так, словно Кейт нарушила какие-то правила сплетников.

Это же просто бред! Всем известно, что для сплетен есть только одно правило: если человека нет в комнате, то про него можно нести все что угодно.

— Кейти, — сказал ее дед, качая головой, — тебе не следовало распускать сплетни.

— Я не делалa ничего такого!

Кейт знала, что она не распускала никаких сплетен, но судя по лицам окружающих, никто ей не верил.

— Ну и ладно. Думайте, что хотите, — отрезала она и резким движением надела куртку.

Ни в чем она не виновата: если уж на то пошло, Кейт считала Роба импотентом, а не геем.

Настоящее безумие. Ее обвинили в распространении сплетен в городе, который сплетнями жил и дышал. Ей никогда не понять этих людей.

Кейт перевела взгляд с Роба, который, казалось, хотел ее придушить, на остальных в комнате. Может, они и выглядели нормальными, но таковыми не являлись. Если она не поостережется, то рискует стать одной из них.

Еще одной ненормальной в городе сумасшедших.