Восьмая глава

Через две недели после Дня пожарного Шкаф слег с гриппом. Он стойко боролся с недомоганием целые сутки, но к концу второго дня ему до смерти надоело болеть. И чем сильнее ему надоедало, тем хуже он себя чувствовал.

— Апчхи, — чихнул он, едва успев прикрыть рот и нос бумажным носовым платком. Тщательно высморкавшись, он швырнул промокшую салфетку в мусорную корзину, стоящую недалеко от кровати. На часах было три минуты седьмого.

Кизия влетела в спальню, неся в руках большой стакан апельсинового сока и кружку, от которой валил пар. Она уже успела переодеться в строгую темно-голубую униформу пожарного. Хотя в покрое рубашки и брюк не было ничего сексуального, они подчеркивали гибкость ее стройной фигуры. Сегодня у Кизии был выходной, но ее вызвали на работу из-за эпидемии гриппа.

— Не нравятся мне эти звуки, — заметила она, щелкнув языком.

— Не волнуйся, — буркнул Шкаф. — Со вребенеб бне станет небного лучше.

Кизия поставила стакан и кружку на тумбочку у кровати. Уголок ее чувственного рта дернулся, словно она пыталась сдержать улыбку. Хорошенькое дело, — обиженно подумал Шкаф. — Я тут болею, а ей смешно.

— Сок я только что выжала, — объявила она подозрительно радостным тоном. — Целый кувшин для тебя. Я поставила его в холодильник рядом с куриным супом. Кстати, вот травяной чай.

Шкаф поморщился.

— Травяной? А на вкус как вареные опилки!

Кизия выпрямилась, окинув его слегка насмешливым взглядом, которым испокон веку женщины выражают свое превосходство над нытиками-мужчинами. Шкаф вспомнил, что его мама точно так же смотрела на Вилли Лероя Рэндалла, когда тот валялся в постели с тяжелым случаем отравления.

— Если ты различаешь вкус, значит, тебе полегчало, — медовым голоском продолжила Кизия. — Вчера ты клялся, что можешь выпить стакан текилы с перцем и совершенно ничего не почувствуешь.

Шкаф попытался иронически расхохотаться, чтобы пристыдить свою насмешливую подругу. К сожалению, первое же «ха-ха» застряло в его воспаленном горле, перейдя в приступ кашля.

Откашлявшись и прочихавшись, Шкаф в изнеможении откинулся на подушки. У него ныла каждая косточка. Грудь болела так, словно Шабаз прыгала на ней, как на батуте.

— Ой, милый, — с неожиданным состраданием воскликнула Кизия. Она наклонилась и приложила к его лбу прохладную ладонь. А затем поцеловала его в висок. На безумно краткое мгновение Шкаф поверил, что чувствует ее возбуждающий запах. — Как жаль, что ты так разболелся.

Шкаф взглянул на нее мутными глазами. Этот грипп уже сидел у него в печенках. Но надо признать, не так уж неприятно, когда с тобой нянчится красивая женщина. Если не считать противного горячего питья, которым Кизия пыталась его пичкать, и ее постоянных высказываний о том, что больные мужчины ведут себя хуже детей, она ухаживала за ним как настоящая сестра милосердия.

Быть может, это убедит ее окончательно, — внезапно подумал Шкаф. — Быть может, увидев его таким несчастным и страдающим, она смягчится и перестанет сопротивляться…

Шкаф выбросил эту мысль из головы. Он был чертовски зол на себя. Что, во имя всего святого, заставило его так думать? Меньше всего на свете он хотел, чтобы Кизия Лоррейн Кэрью согласилась выйти за него из жалости! Пусть уж лучше просит еще «времени» на изживание своих страхов.

— Шкаф? — окликнула его Кизия, снова погладив по голове. Она смотрела на него с нескрываемым сочувствием. — Маленький? Что случилось?

— Ничего, — хрипло ответил он. — Я в порядке.

— Ты плохо выглядишь. — Она снова щелкнула языком и нахмурилась, между ее бровями залегла тонкая вертикальная морщинка. — Знаешь, по-моему, твоя мама права. Эти лекарства не помогают. Может, тебе надо еще раз обратиться к врачу и…

— Нет!

После столь категоричного отказа Шкафа снова потянуло чихнуть. Он нащупал салфетку и поднес ее к носу. Высморкавшись как следует, он смог наконец продолжить.

— Не надо врача, — заявил он. Мама и так замучила его уговорами во время своего вчерашнего визита. Не хватало, чтобы и Кизия к ней присоединилась. Вообще-то, он очень уважал врачей. Но старался держаться от них подальше. Больницы его пугали. Они напоминали о долгой и мучительной борьбе его отца с раковой опухолью.

— Но…

— Никаких, — он кашлянул, — врачей!

— Ладно! Ладно! — сдалась Кизия. — Никаких врачей. — Она взглянула на часы и поморщилась. — О Боже. Смотри, сколько времени. Мне надо бежать, Шкаф.

— Беги, крошка, — сказал он, уткнувшись распухшим носом в пачку салфеток. — Я выживу.

Кизия еще раз чмокнула его в макушку и умчалась на дежурство.


Выпив большую часть апельсинового сока, Шкаф задремал. Проспав около часа, он проснулся от собственного чиха. Некоторое время он лежал, уставившись в потолок и хрипло дыша через рот, а затем вылез из кровати и побрел в ванную. Там он сделал множество полезных вещей, в том числе вылил травяной чай в унитаз и слил воду, прежде чем вернуться в постель.

Где-то в простынях затерялся пульт от маленького телевизора, стоящего на комоде. Шкаф отыскал его, включил телевизор и начал перескакивать с канала на канал, пока не наткнулся на выпуск новостей. Через несколько минут он решил, что видел все это раньше — скандал в Вашингтоне, беспорядки на Ближнем Востоке, заявление ученых о том, что еще одна из маленьких радостей жизни оказалась вредной для здоровья — и переключил на другую программу. В конце концов, он остановился на английском документальном фильме о природе Африки.

Передача уже подходила к концу, когда зазвонил телефон. Шкафу не хотелось снимать трубку, но что-то… какой-то необъяснимый толчок… заставил сделать это.

— А-а-апчхи, — чихнул он прямо в трубку. На часах было двадцать четыре минуты восьмого. Интересно, как дела у Кизии? Хотя Шкаф не сомневался в ее способностях, но знал по опыту, что в чужой бригаде работать нелегко.

— Шкаф?

Это была Кизия. Ее взволнованный голос подействовал на Шкафа, как сильнейший антибиотик. Его уши, нос и горло внезапно прочистились сами собой.

— Я здесь, киска, — сказал он, сев в кровати.

— Джексон у тебя?

— Джексон? — Шкаф нахмурился, вспомнив, что его друг должен был закончить работу в то самое время, когда начиналась смена Кизии. — Нет, конечно нет. А что?

— На станцию поступило сообщение о пожаре рано утром, за два часа до конца первой смены. В многоэтажке. Один человек погиб. Маленькая девочка. Задохнулась в дыму, наверное, потому что ожогов на ней не было. Джексон вынес ее из огня.

Нет, — подумал Шкаф с грустью. Он закрыл глаза. — Боже… нет.

Смириться с гибелью человека всегда трудно. А тем более, с гибелью ребенка. Когда умирает взрослый, можно утешиться тем, что он хоть сколько‑то, но успел пожить. А маленький человечек…

Однажды, в самом начале своей карьеры, Шкаф тоже вынес из огня мертвого младенца. Это впечатление оставило глубокий шрам в его душе. Он знал, что будет видеть этого ребенка в кошмарных снах до конца своих дней.

— Шкаф?

Он открыл глаза.

— Я все еще здесь, малыш. Это тебе Джексон рассказал?

— Не-а. Я видела его мельком во время пересменки. Он очень плохо выглядел, Шкаф. Казался совсем опустошенным. И взгляд у него был такой измученный. Я слышала, что капитан предложил ему обратиться к психологу, но Джексон резко отказался и заявил, что у него нет времени. Я думала, что он поедет к тебе. Чтобы… обсудить… это.

Шкаф глубоко вздохнул.

— Ну, если он и собирался ко мне, то пока не доехал. Я буду его ждать. И попробую дозвониться к нему домой.

— Хорошо. — Кизия помолчала секунду, а затем добавила, кашлянув. — И еще, насчет умершей девочки. Мне сказали, что ее имя — Анна.

— О… нет.

— Вроде бы так звали его жену, да?

— Ага. — Шкаф печально покачал головой, сочувствуя другу. — Анна.

— И это все осложняет.

— Вот именно. — Жена Джексона умерла от рака восемь лет назад, когда Лорелее только-только семь исполнилось. Шкаф иногда думал, что чтобы справиться со своим горем Джексону понадобилось больше мужества, чем требуется на самых страшных пожарах.

Кизия вздохнула.

— В общем, я подумала, что надо тебя предупредить. Чтобы ты смог… достучаться до него.

— Спасибо, что позвонила.

— Тебе уже лучше?

Он поморщился.

— Это всего лишь простуда, Кизия Лоррейн. Сравни с тем, что пришлось пережить Джексону…

ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!

Шкаф умолк, услышав в трубке сигнал тревоги. Спустя секунду до него донесся голос диспетчера. Несмотря на болезнь, его тело отреагировало мгновенно. Пульс ускорился, в крови повысился уровень адреналина. Он безуспешно пытался разобрать слова диспетчера.

— Мне надо идти, — сказала Кизия, повысив голос.

Шкаф ощутил внезапный прилив страха, сообразив, что означает такой сигнал. Ему было бы намного легче закончить разговор, если бы он не знал этого. Обычные люди тоже понимают, насколько опасна профессия пожарного. Но только мужчины и очень немногие женщины, занимающиеся этим делом, знают всю горькую правду.

— Будь осторожна, киска, — сказал он. У него сдавило грудь, но вовсе не от простуды.

Женщина, которую любил и на которой хотел жениться Ральф Букер Рэндалл, бросила трубку. Слышала ли она его совет, он так никогда и не узнал.


В течение следующего часа Шкаф набирал номер Джексона тысячу раз. Но постоянно натыкался на автоответчик. Сначала его удивляло, что Лорелея не берет трубку, но затем он вспомнил, что в начале августа девочка уехала в гости к бабушке с дедушкой.

И слава Богу, что ее нет дома, — подумал Шкаф. Ему всегда казалось, что ясноглазая дочурка Джексона слишком сильно беспокоится из-за папиной работы. А если Джексон действительно так расстроен, как говорила Кизия…

Уж лучше избавить Лорелею от подобных переживаний.

Шкаф некоторое время размышлял над тем, не стоит ли встать, одеться и съездить к Джексону самолично. Здравый смысл заставил его отказаться от этой затеи. После такого количества проглоченных таблеток, небезопасно садиться за руль. Как раз на прошлой неделе он слышал о несчастном случае с водителем, наевшимся лекарств и задремавшим прямо посреди оживленного шоссе. Мало того, что он разбил собственную машину, так еще и врезался в фургон с пятью пассажирами.

В конце концов он вспомнил о рыжеволосом психиатре, с которой познакомился две недели назад на празднике. Он и вправду считал, что между Фебой Донован и Джексоном Миллером что-то намечается, только они оба никак не могут это понять.

Но все же…

Шкаф набрал номер.

— Справочная, — ответил приятный женский голос. — Какой город вас интересует?

— Атланта.

— Фамилия абонента?

— Донован. По буквам: Д, как добро, О, Н, О, В, как Виктор, А, Н. Имя: Феба. Адрес… — он продиктовал.

— Подождите, пожалуйста.

Он подождал. Кашлянул пару раз. Вытер нос и бросил использованную салфетку в корзину у кровати. За последние два дня он извел столько бумаги, что хватило бы на целое дерево.

В трубке что-то щелкнуло.

— Спасибо, что подождали, — сказал голос с нечеловечески правильным произношением. — Запишите номер…

Шкаф выслушал, повесил трубку и набрал семь названных цифр.

Гудок.

Нет ответа.

Еще гудок.

Опять ничего. Ну давай же, Феба, — нервничал Шкаф, постукивая пальцами по аппарату. Он взглянул на часы. Две минуты десятого. Может, она любит в выходные поспать подольше.

Трубку сняли.

— Алло, — хрипло каркнули в ответ. Голос показался Шкафу незнакомым. Даже не понятно, мужской он или женский.

Номером ошибся? — подумал Шкаф. Или у Фебы Донован кто-то…

— Алло?

Уже хорошо. Голос женский. И вроде бы с бостонским акцентом.

— Феба? — спросил Шкаф.

Последовала выразительная пауза. Затем, подозрительно:

— Кто это?

По-видимому, она его тоже не узнала.

— Шкаф Рэндалл.

— Шкаф? — Феба повторила его прозвище с удивлением и даже с некоторым испугом. — Какой у тебя жуткий голос!

— Подхватил… — он умолк, отвернулся и кашлянул, — …простуду.

— А. — Она слегка успокоилась. — Сочувствую. У нас в больнице тоже грипп ходит.

— Ага, могло быть и хуже. — Он снова откашлялся. — Слушай, Феба. Чего я звоню… Джексон не у тебя?

Шкаф услышал в трубке сдавленный вздох и понял, что шокировал ее своим вопросом. Но чем больше он думал о Джексоне, тем сильнее беспокоился.

— Ты хочешь сказать… здесь? Со мной?

— Ага.

— Нет. Джексона здесь нет. А почему ты…

Он не дал ей договорить. И оправдываться не стал.

— Ты не знаешь, он вернулся с работы?

Наступила тишина.

— Нет, не знаю, — ответила Феба через несколько секунд. — Что-то случилось?

В ее вопросе звучала тревога. Это многое говорило о ее чувствах к Джексону. Шкаф понял, что не ошибся, когда решил ей позвонить.

— Я… — он закашлялся снова, всерьез разозлившись на дурацкую простуду — не знаю. Сегодня утром был пожар. Погибла маленькая девочка. Джексон нашел ее и вынес из дома. Как я слышал, она не обгорела. Но уже была мертвой. Задохнулась в дыму, наверное. Большинство людей из-за этого гибнут, а вовсе не от огня.

— О Господи, — в ужасе прошептала Феба.

— Сегодня Кизии пришлось выйти на работу. Похоже, гриппом заразилась половина департамента. В общем, она позвонила мне и рассказала. По ее словам, Джексон казался совсем убитым, когда она видела его во время пересменки. Капитан предложил ему обратиться к психологу. Джексон отказался и уехал. Я думал, что он заскочит ко мне, но…

Шкаф умолк, не закончив.

— Ты пытался с ним связаться? — спросила Феба.

Он поморщился.

— Я звонил ему через каждые пятнадцать минут с половины восьмого. И каждый раз натыкался на автоответчик. — Шкаф рассерженно шмыгнул носом и глубоко вздохнул. Его давнишняя ненависть к автоответчикам внезапно вырвалась наружу. — Черт, я терпеть не могу эти штуковины!

— А его мать?

Шкаф задумался. Он встречался с Луизой Миллер раза два от силы. Хотя она была с ним исключительно вежлива, он чувствовал в ней какую-то холодность. Поначалу он решил, что она недолюбливает афроамериканцев. Но впоследствии заметил, что она так же неприветлива и с собственным сыном. Похоже, ей очень не нравится профессия Джексона.

— Шкаф? — настойчиво повторила Феба.

— Я не думаю, что Джексон поедет с этим к своей маме, — сказал Шкаф, очень тщательно подбирая слова.

Они долго молчали. Шкаф терпеливо ждал, зная, что она смущена его ответом.

— Шкаф? — сказала наконец Феба.

— Я… — он тщетно попытался сдержать кашель, — слушаю.

— Я не вижу пикап Джексона. Он всегда оставляет его на дорожке, когда возвращается домой с работы.

Шкаф снова взглянул на часы, его тревога нарастала.

— Ой, черт.

— Шкаф, не думаешь же ты… — Она внезапно умолкла, но направление ее мыслей было очевидным.

— Не знаю, что и думать, — честно ответил он. — Может… может, Джексон просто ездит по городу, пытаясь успокоиться. Может, он куда-нибудь заскочил позавтракать. Или в церковь. Я бы так поступил. — Шкаф глубоко вздохнул, молясь, чтобы Джексон нашел источник исцеления от мучившей его боли. — Рано или поздно он вернется домой. И тогда ты не могла бы позвонить мне? Мой номер…

— Подожди. — Шкаф мог ясно представить себе, как она ищет карандаш и бумагу. Через секунду она продолжила, — Готово. Диктуй.

Он назвал номер телефона, трижды шмыгнув носом.

— Ты был у врача? — резко спросила Феба.

— Ага. — Он высморкался. — Этот парень прописал мне кучу лекарств. А Кизия наварила огромную кастрюлю куриного супа по маминому рецепту. Если таблетки не помогут, то супчик и мертвого на ноги поставит.

— Что ж, пожалуйста, лечись как следует. — Похоже, ее совет не был формальным, а шел от чистого сердца. Несколько секунд Феба молчала. А затем добавила, — Шкаф, если… если Джексон позвонит…

— Я сообщу тебе, Феба.


Джексон Миллер позвонил Ральфу Рэндаллу много часов спустя, но связываться с Фебой Шкафу не пришлось. Джексон сообщил, что звонит ему от своей рыжеволосой соседки по дому, рассчитанному на две семьи.

Что именно произошло между Фебой и Джексоном, Шкаф не стал спрашивать. Не потому, что это было «нетактично». Но что-то в голосе Джексона подсказывало, что он обратился за поддержкой в правильное место… и к правильному человеку.

Загрузка...