Несносный босс или курс выживания для миллиардера

Глава 21.Перемирие

Ладно, надо признать, что мне его идея понравилась. Нет, Котову я, конечно, этого не скажу, но и впрямь его слова заставили задуматься, а какими бы мы могли быть друзьями?

Все пять лет работы вместе мы живем в состоянии вечной и непрекращающейся войны. Пикировки, споры, подколки – это уже что-то естественное в наших отношениях. А вот нормально поговорить или просто лишний раз улыбнуться друг другу без подтекста? Не знаю, получится ли у нас, но ведь ничто не мешает попробовать?

Завтрак готовим вместе. Что выглядит слегка непривычно, но-о-о мне нравится. Я делаю горячие бутерброды, а Котов готовит для нас смородиновый чай, который нашел в заначке где-то у мамы в шкафу.

Разговор пока особо не вяжется, но, думаю, дело исправит поход в лес за грибами. Тем более погода сегодня позволяет. Солнышко припекает, а птички так зазывно поют в роще неподалеку, что сама судьба.

–Так, сейчас, – кричу из кладовки, где мама хранит новенькие резиновые сапоги и старомодные лукошки под грибы.

Выуживаю две аккуратные плетеные корзинки и две пары резиновых сапог.

– Просто, чтобы ты знала, вот в чем-чем, а в грибах я не разбираюсь, – разводит руками Котов, тут же натягивая на ноги сапоги и по-джентельменски придерживая для меня куртку.

– Проще простого, главное, не набери мухоморов. Думаю, их-то ты знаешь?

– Все не настолько плохо, – смеется Антон, подхватывая корзинки.

Так как наш дом крайний в поселке, до леса нам с Антоном рукой подать. Солнышко припекает гораздо сильнее, чем я думала, поэтому уже через десять минут я скидываю с себя куртку, повязав ее на поясе. А еще через десять на небо набегают серые тучи, которые к вечеру предвещают сильный дождь.

Осень полностью вступила в свои законные права. Листья деревьев окрашены в яркие цвета от желтого до красного, и с каждым дуновением ветра их опадает все больше и больше. Трава под ногами хрустит, а в лесу стоит такая умиротворяющая тишина, что с трудом давлю в себе желание остановиться и хоть на секундочку прикрыть глаза, впитывая в себя звуки осеннего леса.

– Знаешь, я уже и не помню, когда последний раз гулял по лесу, – нарушает тишину мужчина, идя следом за мной, пока мы чуть углубляемся в чащу.

– Я удивлена, что живя в бетонных джунглях, ты вообще знаешь, что такое лес, – улыбаюсь, но тут же мысленно себя ругаю за несдержанность.

– Перемирие, Аристова, помнишь? – укоризненно щиплют меня в бок.

– Прости, – прикусываю свой острый язычок. – Просто, правда, неужели не надоело?

– Что?

– Бетон, бетон, бетон, асфальт, дым, загазованность, машины, шум…

– Я понял, – смеется Антон, догоняя меня, и, пряча руки в карманы брюк, пожимает плечами. – Когда ты в городе и у тебя куча работы, тебе некогда об этом думать.

– Хм… не могу не согласиться.

– А ты, значит, не городская девчонка?

– Что, это так очевидно? – кошусь в сторону Котова, который бросает на меня задумчивый взгляд.

– Я в хорошем смысле, если что, – улыбается спутник, нагибаясь и подхватывая с земли фиолетовый цветочек. – И да, это заметно. Думаю, девяносто девять процентов городских не то, что не знали бы, как колоть дрова, они даже не нашли бы топор.

И даже не знаю, что это: похвала? Комплимент? Поэтому просто пожимаю плечами, уже собираясь идти дальше, как дорогу мне преграждают. Я и удивленно выдохнуть не успеваю, замирая, как зачарованная, когда Котов аккуратным движением пальцев убирает прядь моих волос с лица и цепляет за ушко тот самый миленький полевой цветочек. И смотрит так внимательно, таким пронзительным взглядом, полным тепла. Прямо как будто лучами солнца мое лицо обжигает. Странно это все. Необычно как-то.

– Я тоже, – говорит Антон, заставляя отмереть, и, приобнимая за плечи, заставляет идти дальше.

– Что тоже?

– Из небольшого города.

– Да ладно?

– И совершенно точно не родился с золотой ложкой во рту, Аристова! – торопливо перебивает меня Котов. – Родители обычные люди, всю жизнь проработавшие за копейки на заводе. В свое время всеми правдами и неправдами пытались и меня туда заманить, – выдает как на духу мужчина, посмеиваясь. – Как видишь, не получилось. Сразу после школы я уехал. Без денег, без работы, но с недюжим желанием покорить столицу. Ну и как видишь… – замолкает Котов, все еще ненавязчиво увлекая меня за собой. А я, кажется, даже забыла, как ногами переставлять, настолько услышанное не укладывалось в моей голове.

– Шутишь?

– Нет, – и правда, в тоне ни намека на шутку. – Я вполне серьезно. Смысл мне тебе врать, Поля? Да и к тому же эта информация точно не является тайной за семью печатями. Вернемся к цивилизации, и гугл тебе в помощь, – посмеивается Котов.

– Я искренне считала, что ты из столицы. Уж слишком тебе… м-м-м, – поджимаю губы, подбирая слова потактичней, – подходит такой образ.

– Беззаботного, совершенно не приспособленного к реальной жизни раздолбая? – усмехается Антон, умело обобщив все мои мысли о нем в одно емкое предложение. Хотя, положа руку на сердце, я могу сказать, что с момента приезда сюда мое мнение касательно его персоны начало меняться. Нет, он все такой же вредный, упрямый, самовлюбленный эгоист Котов, но… мужик. Ладно, не могу не признать, что впервые за столько лет я увидела в нем не только босса, руками водящего в большой корпорации и имеющего все, что движется, но еще и настоящего мужчину из разряда: сказал – сделаю. И это поистине стало для меня открытием. А еще, оказывается, Антон Сергеевич может быть джентльменом, когда того хочет. И жизнь простых смертных ему не чужда. Да и вообще…

– Первый есть! – прерывает ход моих мыслей довольный возглас Антона, а я так задумалась, что и не заметила, когда он вильнул за соседнее дерево и с довольной улыбкой ребенка, которого сейчас похвалят, идет ко мне с… увы и ах, поганкой в руках.

И смеяться хочется, а совесть-зараза не позволяет. Старается ведь.

Я уже и успела забыть, что мы вообще-то не для праздной прогулки в лес вышли.

Домой возвращаемся, вдоволь нагулявшиеся и уставшие, но безумно счастливые. Грибов мы собрали, конечно, не три ведра, но на ужин к картошечке вполне себе хватит. Собственно, так же, как и моих кулинарных талантов сей шедевр приготовить.

И когда ближе к вечеру на столе вырастает блюдо с соленьями, припасенными предками на зиму, а со сковородки, шкварча, благоухает наш ужин из свежей картошки и самолично добытыми грибами, Антон в очередной раз меня удивляет. Со словами:

– Чего-то этому столу не хватает, – поднимается и уходит. Но и пары минут не проходит, как хитрый котофей возвращается с бутылкой подозрительно знакомой мне жидкости в руках. Он точно не оценивает трезво возможные масштабы “трагедии” после пропущенных пары рюмок этого исконно деревенского… кхм… алкоголя.

– Привет от тети Томы, – ставит по центру стола самогонку Котов и тащит два граненых стакана, которые на даче заменяют и бокалы, и рюмки, и прочие сосуды. Универсальная вещь.

– А когда ты… – хотела сказать “успел”, но мужчина меня опережает:

– Вчера.

– А-а-а, так это ее заяц скачет в спальне род… – ох, вот это сболтнула! Главное, вовремя прикусила язык и спрятала невинные очи в пол. – Кхм, в спальне.

– Ее. Кстати, надо вернуть бедную животинку. Пусть еще поживет чуток.

– А ты уверен, что нам нужно это пить? – с сомнением провожаю взглядом руку Антона, которая наклоняет бутылку и щедро, спасибо, что не до краев, наполняет два стакана. – И вообще ты уверен, что ты раньше пил самогон, Котов?

– Да брось, что такого, если чуть отпразднуем примирение?

– Перемирие. Временное! – вскидываю палец вверх. – И-и-и… – кручу в руках посудину с жидкостью, – это не коньяк, его пьют как водку, маленькими порциями.

– Дели, – выдают гениальное мне в ответ и пожимают плечами. Вопрос о “знакомстве его с самогоном” остался мастерски проигнорированным.

– Нет, это точно плохая идея. Самая плохая из всех твоих плохих идей.

– У меня не бывает плохих идей, Аристова, – подмигивает мой наглый босс и тянет руку, чокаясь своим стаканом о мой. – У меня бывают идеи мало тебе понятные, в силу твоей неосведомленности в некоторых вопросах.

Ого. Тут мой расслабившийся за пару дней “отпуска” мозг жалобно скрипнул шестеренками. Что это значит? О чем это я не осведомлена? Может быть, я чего-то не понимаю? Еще и взгляд его этот снисходительный, и пауза интригующая. Что бы это могло значить? Мне казалось, что в личной жизни Котова я осведомлена даже лучше, чем в своей. Хм…

– И все-таки, – слабо, но пытаюсь настоять на своем. – Мы не можем контролировать последствия этого адского пойла, – заламываю бровку, но мое сопротивление начальство только забавляет.

– Выдохни, Поля. Мы же не собираемся напиваться до беспамятства.

«Что, правда? Ну вот, а я-то думала!» – язвит подсознание.

Но, с другой стороны, мужчина прав. Мы оба люди взрослые, более-менее адекватные и очень надеюсь, что ситуация не выйдет из-под контроля. Мы всего-то сделаем по глоточку. А потом по второму, третьему, четвертому и за дружеской беседой и вкуснейшим ужасом пропадем для всего мира практически до глубокой ночи.

А потом?

А потом та самая самогоночка решила ударить в голову, и мне жуть как захотелось посмотреть на звезды. Не знаю, сколько их я хотела увидеть на небе в двенадцать ночи осенью, но моему огорчению не было предела, когда оказалось, что все небо затянуто тучами. А дождь, который так и не собрался пойти вечером, начал накрапывать сейчас. И я, хоть убейте, не пойму, почему мне так смешно! Меня просто разово пробивает на дикий и безудержный хохот. Котов, который, кажется, менее пьян, чем я, поглядывает на меня с улыбкой и практически волоком затаскивает сопротивляющуюся вредную Аристову обратно в дом, когда дождь уже не на шутку разошелся.

– Это была о-о-очень и о-о-очень плохая... и-и-идея! – с трудом выговариваю я заплетающимся языком, подпирая спиной стену. – Все так кружится и кружится, и… уху-у-у… – опять хохот. Ощущение, будто мозг помахал ручкой и капитулировал. Хотя, похоже, так оно и есть. Б-р-р, это все теть Тома и ее волшебная самогоночка.

Так. Стоп, Полина.

Давай.

Крутим головой, закрываем глаза, вдох-выдох, делаем серьезный вид и берем себя в руки. Не хватало еще, чтобы Котов меня в таком состоянии видел! Стыдно до ужаса, а потом еще и шуток не оберешься. Хотя… нет, смех без причины – точно признак того, что у обладательницы этого хохота не все дома. Но что делать, если мне так чертовски классно? Легко и ужасно весело!

– Это все ты виноват! – тычу пальчиком в мужскую грудь, улыбаясь. – Точно.

– Мы пили одинакова, Аристова. Кто же знал, что тебя так быстро и мило развезет, – смеется Антон, и я даже возмущенно возразить не успеваю, как мужчина дергает меня за руку, “отлепляя” от стены и заключая в кольцо рук, говорит:

– А теперь потанцуем?

– Что? – о, а это кажется у меня получилось спросить трезвым и бодрым голосом.

– Давай потанцуем, Полина? – повторяет Котов, уже и без моего на то согласия увлекая меня за собой в гостиную.

– Но тут нет музыки! – выдаю вполне логичный ответ. Однако Антону это явно не мешает. Он наступает. Не выпуская из рук и не разжимая объятий. Даже наоборот, сильнее прижимая к своей внушительной фигуре, заставляет меня пятится назад. И если бы не его руки, я бы точно уже где-нибудь приземлилась пятой точкой на пол.

– Если тебе нужна музыка, я могу спеть.

Но это странно! Хочется завопить, но не можется. Потому что от его мягких, плавных движений, которыми он ведет меня в этом… танце под мерный треск дров в камине я таю, как кусочек льда на солнце. Стремительно теряю все остатки трезвости, дурея уже не от самогонки, что гуляет в крови, а от его взгляда глаза в глаза. Слишком внимательного и глубокого взгляда сверху вниз, в котором столько… сколько чего? Ай, святые ежики, не знаю! Моя голова отказывается думать совершенно! Я попросту тону.

– Чего пыхтишь? – ухмыляется Котов, заставляя меня крутануться на носочках и снова влететь в его объятия. Божечки, как вкусно от него пахнет. Просто м-м-м. И последнее, кажется, я произнесла вслух. Упс.

– М-м-м? – мычит мне на ушко, передразнивая Антон, а на мои щеки набегает легкий румянец. Он услышал. И точно понял, что я имела в виду. Ох, Полина-Полина, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Вот… – выдыхаю, пыхтя, – вот, что они в тебе находят, а? – выдаю обиженно. Сама не понимая, почему я решила именно этот разговор сейчас завести. Рука на моей талии сжимается сильнее, а с мужских губ сходит плутоватая улыбка.

– Кто они?

– Женщины. Твои бесчисленные ночные пассии, которых я все пять лет с тебя снимала! – осталось для полноты картины надуть губы, что я и делаю.

Нет, частью мозга я понимаю, “что”. Но всем сердцем отказываюсь это принимать.

–То есть ты до сих пор считаешь, что любить меня не за что? – мне кажется, или в голосе Котова прорезались стальные нотки недовольства. – Столько лет, Аристова, и все еще...

– Но это не любовь! – говорю, возмущенно округляя глаза. – Это… это… похоть. Любить можно одну, но не тысячи. – неосознанно сжимаю ладошку на мужском плече.

Ох, в какие дебри меня понесло. И кого я тут под градусом жизни учить надумала?

– А что делать, если эта “одна” с упертостью барана игнорирует меня уже несколько лет?

– О-о-о, правда? – даже на мгновение запинаюсь о собственные ноги от неожиданности. Благо, руки котика на месте и держат более чем уверенно. Особенно если учесть, что примерно полбутылки той убойной самогоночки уже нет.

– Так ты… – выходит удивленно и на выдохе, – да нет! Или да? – щурюсь. – Не-е-е, я бы знала. Нет, не может быть, – качаю головой. –Я твое женское окружение знаю от и до, и твое расписание тоже. Ты меня дуришь, да? Или эта таинственная незнакомка, которую я за пять лет ни разу не поймала? Или наоборот, я ее встречала? Мы с ней знакомы? Может, я что-то упустила? Кхм… но вроде каждое утро новые лица, а память на лица у меня хорошая, так что…

Боже, Аристова, заткнись! – командует подсознание.

– Полина! – судя по тону, Котов с ним согласен.

– Нет. Не думаю, что я бы что-то пропустила, – но мой словесный поток не остановить. И я даже не сразу соображаю, что мы уже не танцуем, а просто стоим в обнимку посреди гостиной. У меня припасено еще слишком много вопросов. – Так кто она? Давно вы знакомы? Почему ты ничего не делаешь, если она тебе нравится, м? Да ты же… ты же… Почему ты смеешься? – спрашиваю растерянно, когда мой несносный босс начинает тихонько и от души хохотать. – Что я такого смешного сказала? – и смотрит на меня, ну прямо как на глупого маленького ребенка.

–Ты невероятно мила, когда пьяна, Полина.

Ну, вот и все. Вот и убил он на корню весь мой благородный порыв устроить его неустроенную личную жизнь. Мне бы обидеться, но не могу. Мысли побежали совершенно в вопиюще неправильную сторону. А глаза сами собой решили спуститься на горячие губы мужчины, изогнутые в соблазнительной ухмылке, да на них же и залипнуть.

Почему в доме так душно? Дышать же нечем просто! Может, мы с печкой перестарались?

– Значит… не скажешь, да?

– Я отвечу на все твои вопросы завтра, если ты вообще их вспомнишь, – обещает мне Антон, хватая пальцами за подбородок и заставляя поднять взгляд глаза в глаза. И лучше бы он этого не дела, потому что снова с головой меня накрыла странная эйфория. И следующие слова вылетели слишком поспешно:

– Поцелуй меня, – шепотом и на выдохе.

– Что?

Зачем? Как? Почему?

У-у-у, не знаю-ю-ю! Просто… хочу. Хочу узнать, каково это – целовать того самого вредного, самовлюбленного, заносчивого Антона Котова, что все пять лет отравляет мою жизнь! Просто чувствую, как мое сердце бьется в груди, а оно ведь так никогда не билось. Безумно, стремительно, на разрыв. Чувствую, как руки начинают мелко дрожать, а вместе с ними и я вся. Словно все тело охватила лихорадка. Чувствую, как колени подгибаются, а ноги становятся ватными. И что другого такого момента, возможно, никогда и не будет. И ладно бы с ним, с этим моментом! Но я… хочу.

А вот Котов медлит, нежно и осторожно обхватывает ладонью за затылок, путаясь в моих волосах, и поджимает губы, словно ведет какую-то одному ему понятную внутреннюю борьбу.

– Не искушай, Аристова, – говорит мой босс строго, но и его голос дрожит, срываясь на шепот. – Я не из тех благородных рыцарей, что откажутся от предложенного. Предупреждаю.

– Боишься? – возвращаю мужчине его же вопрос, что он озвучил мне утром, предлагая это “перемирие”. – Боишься, что не понравится? – спрашиваю и, кажется, даже перестаю дышать. Ведь и сама боюсь. До ужаса боюсь любого его ответа, любого его решения. Его отказ будет унизительным для меня. А согласие грозит стать огромной проблемой для нас обоих. Однажды наша общая любовь к авантюрам закончится очень и очень печально.

– Как раз наоборот, Полина. Боюсь, что слишком сильно понравится, и мы с тобой уже не сможем остановиться. Пять лет, малышка, я не железный, – говорит Антон загадочно, и мне бы отступить.

Прав.

Ух, как чертовски он прав! Но-о-о слава теть Томиной самогонке, которая делает за меня то, на что я ни в жизни бы не решилась сама!

Привстав на носочки и обхватив ладонями колючие щеки мужчины, закрываю глаза и, прежде чем Котов успевает меня остановить, целую. Едва касаюсь своими губами его открытых в удивлении горячих губ.

Мгновение. Ровно столько длится моя уверенность в своих действиях. И ровно столько длится наш первый с Котовым поцелуй. Топорный, странный, детский. И когда это мгновение проходит, я испуганно отстраняюсь от застывшего подобно статуе Котова и опасливо вскидываю взгляд, по-прежнему держа ладошки на его щеках.

Он стоит и не шелохнется. О том, что мужчина вообще понял, что сейчас произошло, говорит только его тяжелое дыхание и взгляд. Зеленые глаза стали по-настоящему черными, как сама ночь. Беззвездная и безлунная, совершенно непроглядная тьма. Ох, а что я там вижу! Все его намеки и предупреждения не творить глупости, буквально полыхают огнем.

– Я… не… – не знаю, что мой резко протрезвевший от такого глупого поступка мозг хотел ему сказать, но язык по-прежнему заплетался. Только теперь уже кажется не от градуса в крови, а от предчувствия, что лучше бы мне как можно скорее убраться с поля его зрения.

– Кхм… прости, – выходит резко и сдавленно. Я нехотя отстраняюсь, теряя тепло его тела и аромат парфюма, что словно облаком окутывал последние, а кстати, сколько? Час? Два?

– Прости, – зачем-то повторяю и отступаю в сторону спальни, а потом, не выдержав, разворачиваюсь, стыдливо пряча взгляд, и, чуть не сшибая плечом декоративную вазу, нарисовавшуюся на моем пути, спешу скрыться “с места преступления”. И мне почти это удалось!

Я так думала.

Наивно полагала, что мы оба об этом забудем, как о дурацкой шутке с баннером. Но…

Неожиданно меня дергают за локоть. Вздох, и я уже прижата спиной к стене, а Котов, подхватив меня на руки, усаживает себе на бедра. И ни разу не церемонясь и не строя из себя невинность, буквально впивается своими губами в мои, сминая и не просто предлагая продолжить. Требуя. Кусает, рычит, заставляет ответить!

Его руки нетерпеливо странствуют по моему телу, а я запускаю пальчики в его шевелюру и мысленно раз за разом отвешиваю себе подзатыльники, приказывая прекратить! Немедленно перестать получать такое колоссальное, сногсшибательное удовольствие от движения его губ, языка, от бесстыдных ласк и его полной потери самоконтроля.

Я думала, что до этого мое сердце готово было разорваться от частоты биения? Нет. Вот сейчас.

И мне бы прервать это сладкое безумие и влепить звонкую пощечину наглецу, но не могу. Не могу и не хочу.

Антон подхватывает меня на руки и несет в спальню. Времени, чтобы остановиться и подумать – нет. Я горю, и он горит. Знаю, чувствую, какой пожар полыхает у него внутри. Это видно по торопливым движениям рук, слышно по его тихим грудным стонам, больше похожим на рык, когда с ходу в маленькой теплой спаленке мы падаем на старую кровать. Наваливается сверху и пробирается руками под края моей кофточки, разгоняя мурашки прикосновениями своих грубых ладоней к моей разгоряченной коже.

У нас всего пару секунд, чтобы перевести дыхание и всего один взгляд глаза в глаза, который нам обоим дает понять, что тормоза сорвало напрочь. Не знаю, о чем в этот момент думает Котов, а я о том, что завтра утром буду ужасно жалеть о сделанном. И о том, что пресечь это сейчас, нет никаких сил.

Я не понимаю, что за бунт решило устроить мое тело, ставшее вдруг таким податливым в его умелых… чертовски умелых руках! Но зато теперь я понимала, почему женщины пачками готовы вешаться на Котова. Он был фееричным любовником, и точно знал, как доставить женщине истинное удовольствие.

Чувство времени, мысли, звуки – все теряется в моменте, когда моя одежда отлетает куда-то в сторону. Когда я, вконец осмелев, тяну за края мужской футболки, заставляя ее снять, и поистине поражаюсь своей смелости, нащупывая руками пуговицу на его джинсах.

С губ срывается тихий стон, когда губы Антона касаются шеи в легком поцелуе и начинают свое тягучее, неторопливое и жаркое странствие все ниже и ниже, подбираясь к груди. Спина выгибается, а по телу прокатывается волна возбуждения, трансформируясь в ноющее, требующее продолжения чувство сладкой боли.

Его руки ласкают, сжимают, щипают. Его губы мучают, кусают, и, когда между нами не остается совершенно никаких преград, я упираюсь ладонями в грудь Котова и забираюсь на него верхом. Ошеломление, шок в его глазах длятся недолго, и меня снова настойчиво тянут на себя, требуя поцелуй. Я с наслаждением провожу ноготками по мужскому каменному прессу, слегка оцарапывая и надавливая, слыша тихий рык. И в тот момент, когда наши губы встречаются в диком танце языков, я заканчиваю эту пятилетнюю пытку желаниями, совершенно не представляя, как мы будем смотреть в глаза друг другу завтра утром.

Это было совершенно неправильное решение – остаться с ним наедине на целую неделю. Неверное, ошибочное, провальное!

А вообще, во всем виновата бесстыдная, глупая и совершенно бесстрашная самогонка! Чтоб ее!