Нет моей вины

Глава тринадцатая

— Нижнее белье — ваш лучший друг. Вы можете экономить на всем, но только не на том, что привязывает к вам мужчину. Ваш эротизм, ваша чувственность, ваше тело — ваш козырь. Некрасивых женщин нет, есть те, которые не хотят быть красивыми, и те, которые прячутся от мужчин. Вот эти две последние категории — выбросьте их из головы, но остальные — самки, хищницы, с которыми вам придется драться за мужчину каждый день, каждый раз, каждую секунду. Он все равно будет смотреть на других женщин, и ваша задача — сделать так, чтобы он, посмотрев, сделал выбор в вашу пользу…

Радио в телефоне работало плохо, батарея садилась, и Кира, вздохнув, вытащила наушники и выключила трансляцию. В приемной было тихо, голоса из кабинета Крутова не доносились, хотя Кира точно знала, что люди еще не ушли: по коридору ходил хмурый охранник очередного клиента.

По дороге к адвокату Киру застал внезапный ливень. Она могла забежать в любой магазин, но зашла почему-то в церковь.

— Куда в штанах, голова непокрытая! — зашипела на нее какая-то бабка. — Морда перемазана!

— Простите, — опешила Кира. — Я… я в первый раз.

Бабка немного смягчилась.

— На вот, подвяжись и голову покрой, — велела она и сунула Кире два потрепанных, несвежих платка. — Вон там за здравие, там за упокой. Свечи купи.

Кира не хотела покупать никакие свечи, тем более что и денег у нее при себе почти не было, только на проезд, но она покорно заплатила сто рублей под пристальным взглядом бабки.

— Чего ревела-то? — буркнула бабка. Народу было немного, все столпились полукругом возле батюшки, что-то пели, бабке было скучно. — Муж бросил?

Кира присмотрелась к ней внимательнее. Нет, не бабка, в полутьме показалось. Женщина, может быть, лет на пять постарше нее самой, но платок ее старит, и речь… своеобразная.

— Давно бросил, — Кира попыталась улыбнуться. — Очень давно. Да нет… не муж.

— Раз пришла, значит, бог привел, — наставительно заметила женщина. — Что бы ни случилось, покайся. Попостись и покайся.

Кира не знала, в чем ей надо каяться. В том, что сделал Леня? В том, что она чувствует что-то к человеку, который собирается отправить ее сына на скамью подсудимых? Даже не так: что она готова ответить на чувства этого человека?

— Крещеная? — продолжала допрос женщина.

«Хорошо, что не она следователь...»

— Я не знаю, — пожала плечами Кира. — Наверное. А может, и нет. Бабушка могла покрестить, но она умерла давно. — Она подумала какое-то время. — И что теперь делать?

Но женщина ответа на этот вопрос не знала, а если и знала, то ей было все равно.

— Помолиться-то можешь, — сказала она. — А насчет крещения у батюшки узнай. Да не сейчас, сейчас он служит!

Но Кира и не собиралась идти к батюшке прямо сейчас. Она отошла, села на лавочку, стала рассматривать людей. Видела она их всех только сзади, но ей казалось, что сюда никто не пришел просто так, как она.

«Интересно, во что они верят, — подумала Кира. — В Бога? Или во что-то еще? Если бы я верила в Бога, мне было бы легче сейчас?»

Поразмыслив, она решила, что нет. Если только строгие религиозные нормы запретили бы ей отвечать Валентину. Но все остальное это бы не исправило.

А не отвечать она не хотела.

В первый раз жизни она ощутила себя желанной. Даже не тогда, когда по молодости встречалась с парнями, не тогда, когда забеременела от Виктора. В тех ее связях было что-то от удовлетворения чужого желания, не ее. Ее хотели — она соглашалась, не видя повода для отказа. С Виктором было, возможно, немного иначе, но Виктор и сам был какой-то не от мира сего.

Сейчас при одном воспоминании о разговоре с Валентином Кира получила такой всплеск совершенно неуместных в храме эмоций и ощущений, что вылетела, едва успев сорвать с себя платки. Подумать, почему ее так трясет и трепет, Кира смогла только на улице. Нехватка секса? Кира никогда не обладала повышенным темпераментом. Ей вполне хватало раз в месяц стыдливо закрыться в ванной. Ее даже не возбуждали эротические романы — куда интереснее было не описание секса, а история отношений. Гормоны? Но для климакса еще рановато.

Желание в глазах мужчины, которое она прочитала?

Так значит, все эти книги не врут?

Так оно и бывает?

Кира прислонилась к какой-то заплеванной поколениями местных интеллигентов стене. Открытие ей не нравилось, но с ним теперь приходилось жить.

Потом она вспомнила, что ей надо позвонить адвокату. Как бы ни сильно захлестнула ее эта страсть, у нее был сын, которого она все еще могла вытащить из петли. Или не могла, но обязана была попытаться.

И теперь она сидела в приемной, ожидая, пока Крутов примет ее. За окном темнело, начиналась гроза. Дом был на другом конце города, утопавшего сейчас в потоках грязной воды: почему-то при ремонте дорог в последние десять лет стали забывать про стоки.

Адвокат появился неожиданно, и охранник из коридора исчез. Наверное, где-то был второй вход — или выход, чтобы клиенты меж собой не пересекались.

— Вы что-то хотели? — без приветствия, очень измученно произнес адвокат. Судя по его лицу, разговор у него только что был не из легких, и в руках он вертел ключи от машины.

— Я знаю, что вы уже вели похожее дело, — так же без предисловий сказала Кира, — и знаю, что вы смогли доказать невиновность. Вам нужны деньги — я заплачу, сколько скажете.

Адвокат с надеждой посмотрел на входную дверь.

— О каком деле вы говорите?

— О сына чиновника. Которого вы тогда спасли от растраты.

Кира выразилась как-то криво, и адвокат несколько секунд рассматривал ее, как диковинного зверя, щурясь и будто не веря своим глазам.

— Вы про Мельникова? — наконец сообразил он. — Оно не похожее. Не совсем. Да, статья была одна, но обстоятельства совершенно другие. Разумеется, рассказывать их вам я не стану, хотя журналисты что-то писали. Но о подробностях дел моих клиентов вы узнаете точно не от меня.

Кира сегодня была намерена сбить спесь со всех замешанных в этом деле людей.

— Вы доказали, что не было изнасилования. Там доказали, докажите сейчас. Считаете меня нищебродкой, допустим, но допустите также, что деньги у меня сейчас есть. Немалые деньги, и я готова их вам заплатить.

Может быть, чиновник Мельников расплатился с этим адвокатом человеческими душами.

— Я не могу доказать ничего против экспертизы, поймите. Я мог бы напирать на то, что есть процессуальные ошибки. Что эксперт был пьян, что девушка обозналась, что соседки глухие, что полицейские, приехавшие на вызов, ошиблись дверью и их сюда никто не вызывал. Вы этого хотите? Меня поднимут на смех, но представим, что это я переживу. В деле нет процессуальных ошибок. Если бы они были, я бы на них указал. — Кира позволила себе не поверить этому заявлению. — Все свидетели говорят одно и то же, хотя свидетелями они, по большому счету, и не были. И ваш сын ничего не отрицает.

Кира вспомнила советы с юридических форумов.

— Он может изменить свои показания, так?

— Так, — кивнул адвокат. Несчастные ключи он уже чуть не переламывал пополам. — Но это все равно ничего не изменит. Таких дел у любого судьи по стране наберется под сотню. С одинаковыми показаниями, виляющим подсудимым, заявительницей, забирающей заявление. Есть экспертиза, вы помните? Та самая, которая хоть в учебник. В десятках копий. Ее видел даже судья, отпустивший вашего сына под подписку. Она есть в материалах дела и уже никогда никуда не исчезнет. Понимаете, нет? С этим делом все решено с самого начала. Если бы не было заявления — не было бы и дела. Не было бы экспертизы, не было бы ничего. А сейчас извините, но мне нужно закрыть офис. Мне еще ехать за триста километров.

— Я могу… мой сын может отказаться от ваших услуг, — заметила Кира.

— А это сколько угодно! До свидания.

Он, возможно, хотел бы сказать «убирайтесь вы к черту».

Но, конечно же, он этого не сказал.