Невесомость (СИ)

— А что ты так его защищаешь?! — дала отпор Оксана, явно не ожидая такой реакции от всегда позитивной, неконфликтной Карины. Даже мы с Викой этого не ожидали, как и всего происходящего. — Может, ты знаешь правду? Так расскажи её! А меня унижать не надо, я ничего не придумывала!

— Ничего говорить я не собираюсь! В отличие от таких глупых кур, как ты, я умею уважать личное пространство людей!

— Если бы умела, то не бросалась сейчас оскорблениями в мой адрес!

— Оксан, — вмешалась Вика, всё ещё в не понимания случившегося. — Выйди, ладно? Я знала, что рядом с тобой не бывает ничего хорошего.

— Не надо, Вик, я сама уйду, — резко вскочив с дивана и на ходу схватив с пола свою сумку, проговорила Карина дрожащим голосом.

Оставлять Карину и оставаться в этом месте было нельзя. Словно по инерции я также стремительно схватила сумку и направилась в прихожую, отчетливо слыша, как Вика с Оксаной продолжили ругаться, а из колонок пронзительно пел солист "Placebo": "Enjoy the ride, the medicine show, and thems the breaks for we disigner fakes…".

Всё смешалось в одну кучу. Всё резко поменяло свой цвет, свои очертания, всё стало похоже на паутину, в которой запуталось прошлое и настоящее. Я перестала что-либо понимать. Карина, мама, дядя Паша, Денис, его грустные глаза, его тепло, страх это потерять, страх потерять семью, страх одиночества, страх правды… Я устала бояться. Было ясно, что сказанное Оксаной не имело никакой цены, однако этот эпизод, её с уверенностью сказанные слова: "И узнав о ребенке, он решил смотать удочки" ярким отпечатком легло на сердце. Конечно, я ни за что бы не поверила, что Денис был на такое способен, но слухи не рождаются из ниоткуда. И отныне было понятно, что прошлое этого парня, прошлое парня, который никогда больше мне не откроется, было гораздо болезненнее и темнее, чем я могла себе представить. В его жизни случилось что-то такое, что не просто сломало его привычную жизнь, а сломало его самого изнутри. Оставило раны, которые, возможно, до сих пор были не затянуты. От осознания этого хотелось кричать от боли, от собственной вины, от чувств, которые я не могла выпустить на волю.

— Карин, ты ведь знаешь Оксану, нечего принимать её слова так близко к сердцу, — пыталась успокоить её Вика, когда мы опустились на скамейку в каком-то незнакомом дворе. — Такое поведение в её стиле, и я уже к этому привыкла.

— Мне просто обидно, что она сидела и так нагло, слепо поливала Дениса грязью. Она даже представления не имеет, через что ему пришлось пройти, — прошептала Карина с болью и горечью в голосе. — Нельзя так.

— Значит, тебе всё же известно, что случилось на самом деле? — с пониманием продолжала Вика тоном, лишенным и доли давления.

— Да, но это не моя тайна, Вик. Я очень вам с Анжелой доверяю, очень люблю, но не могу сказать.

— И не нужно, — обняла я Карину. — Мы всё понимаем, правда Вик?

— Конечно! Я не поверила ни единому услышанному слову. Денис не производит впечатление человека, который мог бы бросить свою девушку, зная, что она в положении. Да, он закрытый, — говорила Вика, — но не подлый.

— Я единственно только боюсь, как бы Оксана не растрезвонила эти сплетни кому-нибудь ещё. Если, не дай Бог, по классу пойдут слухи, Денис снова замкнется в себе, а он только-только начал открываться, — сглотнув, сказала Карина, глядя в сторону детской площадки, на которой под присмотром родителей играло несколько детишек. В этом я с ней была полностью согласна. Денис закрыл дверь мне, но если он закроется ото всех остальных, я никогда себе этого не смогу простить, думала я.

— Я поговорю с ней, может, в моей сестре ещё осталось что-то человеческое.

— Спасибо, — улыбнулась Карина, и в те секунды я то ли с грустью, то ли с радостью осознала то, что Денис был важен моей сестре так же, как и мне.

18 глава

Одна семья

(Карина)

15 мая

— Доброе утро, школоте! — раздался из трубки телефона теплый, до невозможности родной, веселый голос Кости. — Не отвлекаю, Карин?

— Привет, Кость, — улыбнулась я, зная, что он наверняка это почувствовал. Костя всегда был для меня спасательным жилетом, и тем утром его ранний звонок подействовал на меня лучше любого энергетика и антидепрессанта. — Мы тут как раз с Анжелой о тебе говорили.

— Мм, — заинтересованно протянул он. — О чём же?

— Скажу только при одном условии.

— Ой, начинается, — в голос рассмеялся Костя. — Женские штучки!

— Никакие не штучки, — запротестовала я. — Ну, как говорится, раз не хочешь, то…

— Сто-оп! Стоп! Стоп! Хочу. Что нужно сделать?

— Ничего особенного, просто прийти к нам сегодня вечером в гости, — ответила я, ощущая, как до невозможности сильно соскучилась по человеку, чей голос с детства пробуждал во мне чувство защищенности. — Ты не против?

— Карин… — мягко проговорил Костя, выждав паузу. — Конечно, приду. Ты прости, что всю неделю практически не давал о себе знать.

— Я всё понимаю, Кость, не извиняйся. Только пообещай, что больше не будешь так пропадать!

— Обещаю, — я не видела, но чувствовала, что его лицо озарилось светлой, искренней улыбкой. — Тем более, что я позакрывал свои долги в универе и теперь снова полностью свободен до сессии. Я уже умираю без репетиций.

— Это взаимно! У меня у самой ощущение полнейшей пустоты без музыки. И без вас, Кость. Но счастье, что есть Анжела.

— Именно, благодаря ей, я спокоен за тебя, когда не рядом, Карин. Кстати, большой Анжеле привет. Передай, что сегодня намечаются небольшие вечерние посиделки. Ну, это если вдруг она ещё не запланировала вечером никуда идти.

— Хорошо! — пообещала я, прислушиваясь к шагам в прихожей. — Кость, ну всё, мне нужно собираться, Анжела уже, кажется, обувается.

— А, конечно, школа — это святое, — проговорил он нежно, без доли иронии в голосе, с какой обычно говорят про школу. — Тогда до вечера, Карин! И ещё: постарайтесь много не кушать до ужина, хорошо? Вас ожидает небольшой сюрпрайзик.

— А вот это с удовольствием! — обрадовалась я, с нетерпением предвкушая вечер. — Всё, Кость, удачного тебе рабочего дня! Я побежала!

— До вечера!

Несколько минут общения с Костей — и всё, моё настроение достигало прежней планки, колеблясь между "я счастлива!" и "я до безумия счастлива!". Вот что такое настоящий друг. Так было всю жизнь. Костя — это мой свет. Это моя опора, защита, моя жизнь. Я не была бы тем человеком, коим являюсь, не встретив однажды темноволосого, взъерошенного мальчика, постоянно напевающего: "With the lights out, it's less dangerous! Here we are now, entertain us! I feel stupid and contagious! Here we are now, entertainus!". Теперь же этот мальчик вырос, исполнял свои собственные авторские песни, имел всё тот же творческий беспорядок на голове (но нужно заметить, что беспорядок этот безгранично ему шёл и придавал некого шарма и без того очень обаятельному Косте), но моё отношение к нему ничуть не изменилось. Я, как и тогда, будучи девятилетней девочкой, потерявшейся в событиях своей жизни, продолжала ценить и любить своего друга. Он был одним из немногих, кто знал мои слабые стороны. Кто видел меня видел меня в самые страшные минуты жизни. А ничто так не сближает людей, как вместе пережитое горе.

— А сегодня Костя придет вечером в гости! — пропела я, чувствуя, как эмоции радости били из меня мощнейшим потоком, и всё моё существо было не в силах этому противостоять. Эмоции — вот что являлось по жизни плюсом и минусом моего характера.

— Значит, он уладил свои дела в институте?! — радостно спросила Анжела, оторвавшись от завязывания шнурков на кедах. — Я очень за него рада!

— И я безумно рада, наконец, вернемся в прежнее русло!

— Косте удалось поднять тебе настроение, — заметила с теплом Анжела, что было бы бессмысленно оспаривать, и я понимала это. — Ты так засветилась, Карин, это дорогого стоит.

Тема наших отношений с Костей между мной и Анжелой после поездки на дачу стала закрытой. Однако я по-прежнему чувствовала себя неловко, когда слышала лишь какой-то незначительный на то намек.

— Просто мы давно с ним не виделись, и…что скрывать, мне очень не хватает его, — старалась я объяснить, ощущая легкий вкус улыбки на губах. — Как брата. Как друга, ничего личного, Анжел.

— Я понимаю, — легко улыбнувшись, кивнула она, вернувшись к голубым кедам, которые были один в один по цвету с её широковатой, однотонной футболкой, смотревшейся на хрупком теле очень изящно и женственно.

— Как думаешь, Анжел, — нерешительно начала я, обуваясь. Улыбка медленно растворялась вместе с тем, как мысли о Косте в моем сознании сменялись мыслями о другом человеке. — Вике удалось поговорить с Оксаной и убедить её?

— Очень хочется верить, что она всё поняла, но…думаю, та сцена не по-детски её задела. Сложно сейчас что-то говорить, пока не узнаем.

— Я ведь не перегнула палку?

— Вовсе нет! — оживленно возразила Анжела, и в то мгновение мне показалось, что в её карих, невыразимо красивых глазах мелькнули болезненные огоньки. — Просто я боюсь, что она может сделать всё назло.

— Хочется от всего сердца надеяться, что не станет. Я написала Вике перед сном, но она так до сих пор ничего не ответила, — вздохнула я, ощущая, как внутри что-то тревожно заныло. — Ладно! Постараемся верить, что Оксана способна на великодушные поступки и проявит понимание.

К счастью, наша вера себя оправдала.

Когда мы пришли с Анжелой в школу, Вика уже сидела за партой, и, подперев правой рукой со множеством браслетов на тонких серебряных цепочках подбородок, в довольно унылым, скучающем виде листала учебник по алгебре. В тот день нас ожидала контрольная работа, от результата которой, по словам Ларисы Юрьевны, должна была зависеть четвертная оценка. Но, по-моему, это совершенно бесполезная вещь за неделю до экзаменов, ведь вряд ли оценка за четверть способна как-то повлиять на наше поступление и дальнейшую жизнь. Даже если ты будешь знать её на отлично, иметь за все годы сплошные пятерки, но не переступишь баловый порог на ЕГЭ, будешь вынужден весь год ждать следующего шанса. Такая отныне система — аттестат — это всего лишь приложение к твоим балам.

Увидев нас, Вика заметно оживилась и растянулась в ослепительной, предвещающей что-то хорошее, улыбке.

— Анжела, подойди ко мне! — послышался внезапно холодный, твердый голос Ларисы Юрьевны из-за учительского стола, отчего мы невольно вздрогнули. Из-под очков в темной оправе её взгляд казался ещё более жестким и проницательным. Это был взгляд тяжелого, озлобленного и с долей надменности в характере человека. Никто в нашем классе не питал к этой преподавательнице теплых чувств, и, маловероятно, что, выпустившись из школы, кто-то из нас будет иметь о ней приятные воспоминания. С пониманием и сочувствием взглянув на свою сестру, которая в недоумении кивнула и нетвердым шагом, боясь нападок Ларисы Юрьевны, направилась прямо по классу, я стремительно прошла к своей парте.

— Привет! Кажется, я останусь без аттестата, — взмолилась Вика, указывая на учебник, раскрытый на теме "Дифференциальные уравнения".

— Привет! В таком случае, — улыбнулась я, присев на своё место. — Мы останемся вместе без аттестатов и, вместо Москвы, отправимся в путешествие автостопом.

— Ух, а это заманчивое предложение! — рассмеялась она. — Моя давняя, безумная мечта.

— Вик, не томи, — прошептала я в нетерпении. — Что там с Оксаной? Вы поговорили?

— Да, прости, что я тебе ночью не ответила — у меня просто ноль на балансе и номер заблокировали. В общем, она пообещала, что никому ничего не скажет. Вернее, она вообще не собиралась распространяться о той истории, а нам сказала так, просто по секрету и по ситуации.

— Серьёзно?! — мне словно дали глоток воды в состоянии глубочайшей жажды. — Слава Богу! Выходит, она не настолько стервозная, как я о ней думала.

— Ну, не торопись, стервозности в ней хватает, — возразила мне подруга, зная как никто другой свою сестру. — Хотя я, если честно, не ожидала от неё такого. Думала, она со злости вполне могла бы растрезвонить о том разговоре. Но, к счастью, остается просто ей поверить.

— Да уж, у меня будто камень с груди, — улыбнулась я в изумлении. — Всё-таки не так уж Оксана плоха, как я о ней вчера выразилась.

— Она заслужила те слова, Карин, и ты это прекрасно знаешь. Обидно только, что из-за неё весь наш вечер был испорчен — а с таким ведь воодушевлением начали альбомы.

— У нас ещё много будет таких вечеров. Но только на этот раз будем собираться у нас дома, чтоб подобное не повторилось. Идет?

— Идет! Только теперь, мне кажется, Оксана и сама не подойдет даже на пушечный выстрел к моей комнате, так что можно не бояться повтора истории. Слушай, а что там с Анжелой? — добавила она, глядя в сторону стола Ларисы Юрьевны, которая в эмоциях что-то растолковывала Анжеле. От вида этого зрелища мне стало от всего сердца жаль свою сестру — нотации от человека-тирана — это последнее, что можно пожелать родному и близкому человеку.

— Что-то случилось? — испытывая глубокое волнение за Анжелу, тут же спросила я, как только она в задумчивости подошла к нашей парте. — Это из-за оценок?

— Да, — озадаченно произнесла моя сестра с грустью в голосе. — Лариса Юрьевна говорит, что даже на тройку вытянуть меня не может, и если я не напишу эту контрольную на четыре, то серьёзные проблемы мне обеспечены.

— Так попроси Дениса помочь тебе, — как нечто само собой разумеющееся предложила Вика, в чем я была с ней полностью согласна. — Он ведь спец в алгебре, и вы с ним в хороших отношениях.

На что Анжела лишь смущенно пожала плечами.

— Вдруг он не придет сегодня.

— Он уже пришел, — мягко ответила Вика. — Лариса Юрьевна его просто к завучу зачем-то отправила.

— Вик, а что там с Оксаной? — с глубочайшим участием произнесла Анжела. Казалось, что об алгебре в тот момент она думала меньше всего.

— Всё уладилось, Анжел. Мы с ней поговорили, и можно не опасаться её языка.

— Шутишь?! — искренне изумившись, очень эмоционально улыбнулась она. — То есть она всё поняла?

— Как выяснилось, она совсем не собиралась никому ничего рассказывать, — с удовольствие ответила я за Вику, избавив её от повторного объяснения. — Так что я чувствую себя немного перед ней виноватой.

— Да уж, я ожидала от неё совсем другого, — призналась Анжела. — Это счастье, что всё так вышло. Я очень боялась последствий.

В эту минуту в класс вошла сама виновница нашего разговора, и не глядя в нашу сторону, прошла мимо к своей парте, сладко улыбаясь ребятам за приветствиями. Я испытала сильнейший укол совести, но при воспоминании язвительного тона, насмешки и грязного, жуткого рассказа Оксаны это наводнение тут же сменилось прежней антипатией. Была ли я перед ней виновата? Я осознавала, что мои обвинения в её адрес были не совсем справедливыми, но ведь всё, что было сказано тем вечером, было сказано по ситуации. А ситуация складывалась таким образом, что Викина сестра просто оклеветала Дениса. И пусть, что, возможно, неосознанно, но всё же оклеветала. Этим размышлением я себя оправдывала, но в глубине души красный маячок продолжал мигать, то затмевая, то разгораясь с новой силой.

Как бы там ни было, самое страшное оставалось позади… И только это было важно.

Контрольная, на счастье, оказалась не такой страшной, как нам её расписывали, и прошла довольно благополучно, что никак не могло не порадовать и не придать бодрости и хорошего настроения на весь день, отчего все последующие уроки промчались стремительно и очень легко. Что биология с её задачами по генетике, что физика с её электромагнитными волнами, что нудная геометрия, что обж, которые в редкостный раз бывают интересными и не вгоняющими в сон. Есть такие уроки, которые пережить есть настоящая наука, и, по-моему, обж относятся именно к такой группе. Репетиции в тот день мы с ребятами не планировали, поэтому после звонка с шестого урока стали расходиться по домам и репетиторам.

Мне не терпелось как можно скорее дождаться вечера, чтобы увидеть Костю. Чтобы услышать его голос. Голос, который сводил с ума тысячи девичьих сердец. Нужно признать, что поклонниц Косте не жаловать! Он был талантливым музыкантом, обладавшим до невозможности завораживающим, проникновенным голосом, и просто очень обаятельным, искренним, красивым парнем, которому никогда не нужно было занимать мужественности и той редкой одухотворенности, что делала его замечательным, светлым человеком. Но что больше всего я ценила, что уважала в своем друге, так и это душевную глубину. Несмотря на красивую, идеально подобранную, яркую обертку, приковавшую к себе взгляды, Костино внутреннее наполнение ничуть не проигрывало на этом фоне. Он всегда пользовался огромной популярностью у девушек, ещё до рождения "Illusion", но, что важно, это нисколько его не испортило. Нисколько не придало ему надменности, самолюбия или же вычурного высокомерия, которыми отличались парни, привыкшие к избытку внимания. Конечно же, это также было для меня ценно.

Мы росли вместе с Костей, развивались, воспитывались, воспитывали друг друга, становились теми, кем были на данный момент, и за всё время я ни разу не усомнилась в нашей дружбе. Костя никогда не давал мне повода пожалеть о ней, пожалеть о подаренном доверии, об общих воспоминаниях. Дружба с этим человеком была для меня святыней, равно как и семья. Нас связывало не слово "дружба", не смех, шутки и праздники, а нечто совсем другое, что не подвластно словам. Какая-то особая связь. Игорь, Антон, Макс, Вика — их роль также была бесконечно велика в моей жизни, я всей душой любила и ценила этих замечательных, родных мне людей, но у каждого из нас был кто-то, кто был еще ближе. У парней — девушки, у Вики — Кирилл. И это абсолютно естественно и нормально. Я была уверенна в нашей дружбе, в надежности ребят, и, на мой взгляд, это являлось самым дорогим в отношениях между людьми. Уверенности в нашей жизни не так много. Даже в себе её порой жутко не хватает.

В ожидании Кости и родителей мы с Анжелой сделали генеральную уборку квартиры, приготовили сладкий пирог из малинового варенья, от яркого, манящего вида и пленительного аромата которого было безгранично сложно придерживать свой аппетит. Кулинария вообще являлась моей страстью, но кулинарить с любимой сестрой было куда божественнее, нежели одной. Что бы это ни было. Взбивать крем из клубничного сиропа и сметаны, нарезать кубиками и запекать тыкву, возиться с воздушным тестом, жарить хрустящую картошку, промазывать песочные коржи сваренным темным шоколадом, заливать в формочки петушков жидкий сахар — всё это вместе с Анжелой приобретало особенное, ни с чем не сравнимое великолепие и наслаждение. А ещё, конечно, душевность. Именно душевность.

Я как раз заваривала фруктовый чай, обсуждая с Анжелой вышедший недавно альбом "30 seconds to mars", когда раздался громкий, резкий звонок в дверь, предвещающий долгожданную встречу.

— Как же божественно чувствовать запах домашней выпечки! — сладко пропел Костя на пороге квартиры. Выглядел он, как и всегда, божественно — черные джинсы, черный пиджак с запонками, под которым была любимая мною белая футболка с V-образным вырезом, открывающим крепкую шею этого парня. В руках Костя держал два больших бумажных пакета с логотипом продуктового супермаркета, и весь его вид говорил, что он был не менее рад нашей встрече.

— Бросай скорее пакеты и дай мне обнять пропавшую душу, — улыбнулась я, закрывая дверь за своим другом. — Скорее, скорее!

— Кажется, кто-то соскучился?

— Ни капельки! Просто хочется обнимашек, — рассмеялась я, но Костя знал, что соскучилась. Конечно, соскучилась.

— Ты пахнешь чем-то очень сладким, — услышала я над своей макушкой, упиваясь родным теплом. — Как этого не хватало.

— А мне тебя, Кость, — призналась я, медленно отпрянув от него. — Выглядишь обалденно!

— Ну, это ты ещё не видела, как я выглядел несколько дней назад, — рассмеялся он, разуваясь. — Я вообще практически не спал всю неделю. Учил право, юриспруденцию, а зачем? Сам не знаю.

— А я знаю! Затем, чтобы я гордилась своим другом.

— Разве что для этого, — заглянув мне в глаза, улыбнулся он. — Но полнейшее ощущение, что семь дней просто выпали из моей жизни. Ни репетиций, ни наших встреч. Макс тоже разгребал всю неделю свои долги, сегодня даже что-то сдает.

— Да уж, когда учеба в тягость — это так, — сглотнула я, зная, как Костя ненавидел ту сферу, в которой учился.

— Ну ничего, прорвемся! Ещё год, и всё закончится. Карин, — начал он уже совсем другим тоном, — а я сегодня исполнил твою мечту.

— О, это уже интереснее!

— Пойдем на кухню и всё увидишь!

Йогурты различных вкусов, конфеты "Рафаэлло", попкорн, чипсы, молочные коктейли, пакет сникерсов, сырные крекеры, пряники в шоколаде, коробка апельсинового сока, жевательные конфеты с клубничным вкусом, пирожные, несколько килограммов фруктов, ведерко ванильного мороженого и огромный медовый торт — всё, чего мне так яро хотелось, Костя воплотил в реальность. Я не могла поверить своим глазам и радовалась, ликовала, словно ребенок.

— Боже! Вот что значит "гулять, так гулять", — смеялась я, любуясь выложенными на столе сладостями. — Сударь, вы — мой исполнитель желаний!

— Я просто искупаю свою вину за недельное отсутствие, — заявил он, глядя на нас с Анжелой.

— Ну-ну, конечно! Нам с Анжелой здесь на месяц хватит вкусностей!

— Так, это всё, хорошо, — улыбнулся Костя, — но я очень прошу вас накормить меня, девушки. Я жутко-жутко голодный!

— Ну, вот прямо с чипсов и начнем, — рассмеялась я, указав на огромную яркую пачку "Лейс". — Или если желаете, с мороженого.

— И это вся благодарность? — рассмеялся Костя.

— Так, а если серьёзно, мой желудок тоже начинает ругаться, так что давайте-ка ужинать, друзья мои.

И мы принялись с Анжелой освобождать стол.

— Как у вас дела в школе, девчат? Как подготовка к ЕГЭ? — поинтересовался с неподдельным участием Костя, с аппетитом уплетая пирог, получившийся до безумия сочным и легким. — У вас уже через неделю, если не ошибаюсь, первый экзамен?

— Ой, лучше не вспоминать об этом, — протянула Анжела. — Страшно подумать, как мало остается времени.

— Если честно, сколько бы до экзамена времени не оставалось, его всегда будет мало, — тепло заметил наш друг, зная по опыту, что такое экзамен. — Так что чем быстрее всё пройдет, тем скорее с груди упадет камень.

— А я как-то вообще спокойна к этому ЕГЭ, — искренне произнесла я, наслаждаясь теплом и вкусом горячего чая. — Спокойна, как удав, и это очень настораживает.

— Потому что уверена в своих силах, — улыбнулась Анжела, с чем я была вынуждена поспорить.

— Вовсе нет, просто…я так устроена: задолго до какого-либо события волнуюсь, переживаю, впадаю в панику, а потом наступает полоса нейтральности или, так сказать, хладнокровия, но! Я точно знаю, что в день экзамена меня будет трясти, как в лихорадке.

— Да ладно вам, — мягко сказал Костя, переводя взгляд с меня на Анжелу. — Я уверен, что вы сдадите экзамены на очень высокие балы. Столько работать, столько готовиться — неужели это всё может пройти даром?

— Этот год немного отличается от предыдущих, Кость. Конкурс будет намного жестче, а знаешь почему? — затронула я запретную тему.

— Большой поток поступающих?

— И это тоже, — кивнула я. — Но главная причина даже не в этом. В интернете появились сотни сайтов, где предлагается продажа ответов на утвержденные КИМы. Там всё устроено очень просто: заказываешь пакет ответов, перечисляешь немалые деньги на счет какого-то работника из министерства образования и за день до определенного экзамена эти ответы приходят тебе на почту. Очень заманчиво, правда?

— Офигеть, — одними губами проговорил Костя, пораженный услышанным. — То есть это всё открыто в интернете, и все об этом знают?

— В том-то и дело, что да, и с этим нельзя ничего поделать. Варианты тестов уже утверждены, и вся страна, конечно же, не упустит такую возможность.

— И сколько же стоит этот обман?

— Около трех тысяч, — вмешалась Анжела. — Мы сами узнали об этом на прошлой неделе от параллельного класса. Там уже вовсю идет сбор денег.

— Значит, они складываются и покупают на весь класс?

— Именно, — пожала я плечами. — Понимаешь, чем это пахнет?

— Да уж, тут сложно не понять, — озадаченно признался Костя, обдумывая полученную информацию. — А что вы сами считаете по этому поводу?

— Когда в нашем классе узнали об этом, то начались яростные споры: кто-то убеждал, что это неправильно, но большая масса, конечно, заинтересовалась. Так ведь всегда было: пчелку тянет на сладкое, а тут предлагается не просто сладкое, а гарантия твоего поступления. Человек настолько устроен, что готов довериться купленным, непроверенным ответам, но только не себе.

— И вы с Анжелой выступали в числе тех, кто против такой системы?

— Может быть, это глупо, но да, — кивнула я, посмотрев на свою сестру. — Иначе какой смысл был все эти два года ходить к репетиторам, платить огромные деньги, ходить на курсы, прорешивать сотни подобных тестов? Чтобы потом просто взять и купить экзамен? Я не понимаю этого.

— Я в шоке, конечно. Даже в сферу учёбы проникла вся эта денежная грязь… В голове не укладывается просто, как такое возможно.

— И ещё хотят, чтобы у нас в стране было хорошее образование, — протянула я, невольно усмехнувшись. — Кажется, чем дальше, тем Россия всё глубже и глубже тонет. Придумали ЕГЭ. А для чего? Для того, чтобы упростить сдачу экзаменов, для того, чтобы у абитуриентов была возможность пробовать поступить в разные ВУЗы, но и к чему это привело? По большей степени поступят те, кто окажутся проворнее, хитрее и, наконец, наглее. Вот что такое наша страна.

— Так а что же вы решили с классом?

— Договорились, что будем сдавать экзамены своими силами. Очень сложно было прийти к такому решению, но мы всё же пришли, — улыбнулась я, понимая, как, должно быть, абсурдно прозвучали мои слова: "Поступят те, кто окажутся наглее, а мы договорились, что будем сдавать своими силами". В глубине души зарождались предательские чувства, что ты просто осознанно идешь к пропасти, наивно полагая, что способна справиться с такой машиной, с такой системой, однако…я верила в справедливость, верила в Бога и знала точно, что всё будет зависеть только от его воли. Сбудутся ли наши мечты или же нет. Всё в руках судьбы, и чему быть, того не миновать.

— Вы молодцы, что не поддались этому соблазну, — с теплом в глазах просиял Костя. — А соблазн, надо признаться, довольно-таки велик. Тут не поспоришь.

— Именно поэтому я больше, чем уверена, что всё-таки некоторые личности из нашего класса проиграют ему, — призналась я, вспоминая наши с ребятами дискуссии. — И это их право, я совершенно спокойно к этому отнесусь.

— Как бы там ни было, я знаю, что вы поступите туда, куда захотите, девчат. Тем более в вашей сфере это ведь будет зависеть не только от результатов ЕГЭ, а в большей степени всё определит творческий конкурс.

— Это успокаивает, — улыбнулась Анжела. — И я рада, что хотя бы в мир искусства не пробралась вся эта грязь, что хотя бы здесь ещё есть свет. — И всегда будет, — уверенно проговорил Костя, многозначительно подмигнув нам. — Искусство — это действительно другой мир, другая реальность, очень далекая от бытового и повседневного. Этот мир может только меняться, переходить на другие уровни, но он никогда не повязнет в грязном болоте. А если начнет, то, значит, это уже не искусство вовсе.

— Кость, я всё ещё не теряю надежды, что когда-нибудь ты поступишь учиться на филолога, в тебе ведь живет настоящий философ, — с чувствами проговорила я, полностью согласная со словами друга. — Ничуть не удивлюсь, если однажды ты напишешь книгу.

— О, писать книги — это явно не моё, — рассмеялся он. — Это ближе тебе, Карин, но я в этом плане бездарность. Я могу только восхищаться чужими творениями.

— Ну вот, посмотрим-посмотрим!

После чаепития Анжела осталась на кухне писать сочинения, заданные ей Лизой Алексеевной, а мы с Костей, взяв в охапку чипсы, сок и шоколадки, решили посмотреть фильм, расположившись в нашей с Анжелой уютной комнате.

— Какие твои предложения? — поинтересовался Костя, снимая свой пиджак, пока я включала ноутбук. — Может быть, что-то историческое?

— Или как насчет документального? Хочется чего-то именно такого сейчас, — улыбнулась я.

— Может, снова посмотрим "Девушку с жемчужной серёжкой"?

— Читаешь мои мысли! Правда, в стопятидесятый раз, но фильм того стоит!

— Точно, — рассмеялся Костя, одарив меня своим искренним, безмятежным взглядом. — Значит, решили?

— Решили! — кивнула я, усаживаясь на пол, между нашими с Анжелой кроватями. Не раз бывало, что мы устраивались с Костей на постели, и это ни капли меня не смущало, но после некоторых обстоятельств это казалось не совсем правильным. Хотя, я не могла объяснить себе, почему именно.

— Карин, я так горжусь тобой, — мягко произнес Костя, опустившись рядом со мной с пачкой чипсов в руках.

— Гордишься? — улыбнулась я, оторвавшись от ноутбука. — Разве я сделала что-то такое, чем можно было бы гордиться?

— Знаешь, я поразился твоей новости по поводу продажи ответов ЕГЭ, но… — замедлил он. — Не знаю, как бы я поступил на твоём месте.

— Кость, а я знаю, что на каком месте бы ты ни был, ты точно бы не пошел на такую подлость. Я знаю тебя, знаю твои принципы, твой характер.

— Да, но когда на кону вся твоя жизнь, то так ли громок голос этих принципов? Просто я пытаюсь представить себе эту ситуацию: ну, — задумчиво говорил Костя, — вот допустим, я собираюсь поступить в московский престижный ВУЗ, усердно готовился на протяжении всего года, занимался с репетиторами, а перед экзаменами узнаю, что такие же выпускники со всей страны, жаждущие красивого, перспективного будущего, имеют ответы и, логично, что напишут экзамены на довольно высокие балы. Принципы принципами, но конкурс будет равным для всех, нигде не будет сказано, сам ты написал экзамен или же воспользовался другим способом. Будет только факт: человек, имеющий девяносто балов пройдет по конкурсу, а другой, тот, у кого восемьдесят девять, останется ни с чем. И осознанно понимая всё это, Карин, я правда не могу с уверенностью сказать, как бы поступил в таком случае. Это уже дело совести и чести. А ты очень сильная, ты не поддалась на это искушение. Знаешь почему?

— Почему, Кость?

— Потому что ты светлый человек. У тебя чистое сердце, которое не способно на подлые поступки.

— Кость, ты слишком меня расхваливаешь, не нужно, — пыталась я остановить своего друга. — Я приняла такое решение просто потому, что посчитала это правильным. И не одна я такая.

— Хорошо, не одна, — улыбнулся он. — Но именно вы переубедили свой класс, сохранили множество душ от этой лжи. Это доброе дело, Карин. Я до сих пор под впечатлением от всей этой истории.

— Значит, твои впечатления сейчас сменятся немножечко другими, Кость, — заявила я, указав на экран ноутбука. — Смотрим?

— Да, смотрим, — кивнул он с улыбкой.

Смотреть фильмы с Костей — это удовольствие, сравнимое с исполнением музыки, с чтением доброй, светлой книжки в мягком, уютном кресле, укрывшись мягким пледом, с прогулкой по родным, до боли знакомым местам, согреваясь теплыми солнечными лучами. Однако в тот вечер досмотреть известный во всём мире фильм нам так и не удалось, однако я ничуть этому не расстроилась. На середине фильма отворилась входная дверь, извещающая о приходе папы и тёти Нади, что, конечно же не могло не порадовать

— Ребят, привет, — приоткрыв дверь в комнату, весело произнесла тётя Надя. — Кость, ты что-то совсем перестал заходить в нам в гости. Как у тебя дела?

— Здраствуйте, тёть Надь, — улыбнулся мой друг самой обворожительной улыбкой. Тётя Надя очень нравилась Косте. Он говорил, что мама Анжелы производила довольно хорошее впечатление светлого, искреннего человека, отличной мамы и просто замечательной женщины. — У меня просто был небольшой завал с учебой, но теперь, к счастью, всё наладилось. А как у вас?

— Работаю потихоньку, пишу, так что, в целом всё хорошо. Вы кушали, да, ребятки?

— Кушали, — кивнула я довольно. — Мы с Анжелой приготовили сладкий пирог, тёть Надь. Костя одобрил, так что пробуйте.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Но чуть позже выходите, ладно? Все вместе посидим за чаем, пообщаемся.

— Конечно, — согласно и очень беспечно, легко проговорил Костя. Он общался с этой милой, горячо любимой мною и всей нашей семьей женщиной, без доли напряжения, скованности или какой-то сухости. Одним словом, это было естественное общение.

До появления тёти Нади в своих мечтах я часто представляла подобные сцены, только с другими героями и при других обстоятельствах. Моё воображение рисовало обрывчатые картины, в которых были папа, я, мама и неявный, но родной образ моего будущего любимого человека. Я никогда отчетливо не видела его лица, не видела его рук, не могла уловить его голоса, но всегда чувствовала исходивший от него аромат. Порой казалось, что так пахнет Костя, что это именно он приходит в мои мечты, но эти мысли быстро развевались, не успев прижиться. Или, если сказать честно, я сама не давала им приживаться. Возможно, боялась? Боялась, влюбившись в Костю, потерять его? Боялась вновь остаться одной? Думаю, именно это было причиной, по которой я не хотела превращать нашу дружбу во что-то большее.

Что касалось моих мечтаний, то я засыпала и представляла, как было бы здорово, если бы вся наша семья была вместе. Представляла знакомство родителей и своего парня, наши беседы, мамины советы, наши вечерние посиделки вчетвером. Мечтала о том, что раньше было мне не доступно. Теперь же всё изменилось.

— Тебе повезло с тётей Надей, — произнес Костя в эмоциях. — Такой человек — редкость в наше время. И это бесценно, что у вас такие теплые отношения.

— Да, я люблю её, — призналась я, невольно улыбнувшись своим мыслям. — Никогда не думала, что в моей жизни может появиться женщина, которая заполнит ту пустоту потери. Которая заменит мне маму. Мне действительно повезло, Кость.

Я ступила на очень скользкую, уязвимую тему, и в карих, глубоких глазах Кости пробежал страх, который сложно было не понять.

— Послушай, — улыбнулась я, взяв его за руку. — Мы можем об этом говорить. Со временем раны затягиваются. Правда.

— Тебе не больно?

— Я смирилась с этим, Кость, приняла как что-то должное. Мы не трогали эту тему несколько лет, — говорила я, чувствуя, что должна признаться ему в очень важном, — но я хочу сказать, что это всё благодаря тебе. Ты был рядом, когда я больше всего в тебе нуждалась, Кость. Ты спас меня, подарил мне себя нынешнюю, потому что без тебя моя жизнь была бы абсолютно другой. И даже не отрицай этого. Я просто знаю, что это так.

— Карин… мягко прошептал Костя одними губами.

— Помнишь, — продолжала я, ощущая внутри себя безграничную, желанную свободу, — ты сказал мне, что мама всегда рядом? Что она никуда не ушла, и стоит мне посмотреть на небо, как я тут же почувствую её присутствие?

— Конечно, помню, — кивнул он, отведя взгляд в сторону. Я видела, что ему всё ещё было тяжело это вспоминать, и это лишь более усилило желание сказать всё, о чём я молчала столько времени.

— Только это мне помогло, Кость. Я все эти годы чувствовала мамино присутствие, всегда. В радости, в грусти, она каждую секунду рядом, держит меня за руку! Даже сейчас я её ощущаю. Твои слова, Кость, подарили мне вторую жизнь. И знаешь, — говорила я, но он не дал мне закончить, крепко и неожиданно прижав к себе. Костины объятия — это мой тыл, моя защита. Моя душа. Продолжать свою мысль не имело смысла, потому что этот человек понял меня без всяких лишних слов.

Однако звук вновь открывающейся двери заставил нас отпрянуть друг от друга.

— Молодежь, привет! — поздоровался папа, с загадочным интересом глядя на наши озадаченно смутившиеся лица. Я догадывалась, о чем он в те секунды подумал, и от этого моё смущение возросло ещё больше.

— Здравствуйте, дядя Паш!

— Привет, папуль, — как можно более непринужденно бросила я.

— Кость, можно тебя на несколько минут? — улыбнулся папа, но я видела, что с ним было что-то не то. Нельзя сказать, что он выглядел подавленным, но это было что-то близкое тому. Перемены настроения в родном человеке заметны подобно помаркам на идеально белом листе.

— Да, конечно, можно, — согласно произнес Костя, в непонимании поднимаясь с пола. Мне же оставалось в неведении только наблюдать за происходящим, не задавая никаких вопросов. О чем вдруг папа решил побеседовать с Костей, трудно было даже предположить.

— Карин, а куда делся Костя? — спустя несколько секунд, услышала я за своей спиной нежный голос Анжелы, которая с энтузиазмом направлялась к шкафу с книгами.

— Папа о чем-то захотел с ним поговорить, — задумчиво пожала я плечами. — У меня предчувствие, что он чем-то расстроен. Боюсь, не усложнилось ли что в его деле.

— А какое отношение к этому имеет Костя? — произнесла Анжела, оторвавшись от поиска нужной ей книги.

— Вот это-то и непонятно. А что ты ищешь?

— Сборник Ахматовой, решила отложить пока в строну "Судьбу человека" и начать с поэзии.

— А, ну он в выдвижном шкафчике письменного стола, если не ошибаюсь. Посмотри там.

— Ага, спасибо, — улыбнулась она. — Карин, родители сейчас будут ужинать, я чайник поставила ещё раз, поэтому как вскипит, приходите на кухню с Костей, хорошо?

— Конечно, тётя Надя уже нас предупредила, — улыбнулась я в ответ.

— И не расстраивайся раньше времени. Если вдруг что-то случилось, то дядя Паша нам скажет.

— Да, я знаю, просто до суда остается две недели, а я знаю, насколько для папы важно это дело, важно доказать невиновность Ярослава.

— Так и будет, — тепло проговорила Анжела, коснувшись своей теплой рукой моего плеча. — Поверь мне.

— Верю, — призналась я искренне.

Костя вернулся через несколько минут. По его встревоженному виду было ясно, что что-то всё-таки произошло.

— Ну что? — пересев на кровать опаслив спросила я, как только он закрыл за собой дверь. — Что-то случилось?

— Пока, слава Богу, ничего, — в задумчивости произнес он, опустившись напротив меня. — Но может.

— В смысле? Что-то с историей Ярослава?

— Именно. Твой отец узнал, что на суде со стороны обвинения будет выступать свидетель, чьи показания могут сыграть решающую роль, но ясно на сто процентов, что он купленный. Ты ведь знаешь, что дядя Паша подозревает в убийстве отца девушки этого Ярослава?

— Серьёзно?! — в удивлении проговорила я. Ничего об этом я, конечно же, не знала.

— Я, может, не должен тебе рассказывать, но вы ведь всё-таки не чужие люди, — в смятении произнес Костя. — В общем, есть улики, которые говорят против того человека, и самое главное — у него был мотив. Не поверишь, но его жена приходилась любовницей убитому Макееву. Представляешь: мать встречалась с человеком, который был отчимом парня её дочери, драматичнее не придумаешь! И как раз накануне убийства отец этой девушки узнал об изменах своей жены, они жутко поскандалили, чему свидетелями стали соседи, и к тому же, Карин, твоему папе удалось узнать, что в ту ночь этот человек не ночевал дома.

— Всё собирается в готовый пазл, — произнесла я заворожено. — Только можно ли всё это преподнести суду? Ведь обвиняется совсем другой человек.

— В том-то и вся заковырка. Кроме того, выяснилось, что когда произошло убийство, Макеев был на даче не один, а с другом. Друг находился в соседней комнате и видел убийцу, видел номер приезжавшей машины, он всё рассказал твоему отцу, но теперь же утверждает обратное. Ясное дело, что его подкупили со стороны обвинения, и как ты понимаешь, выступать он будет против Ярослава, становясь главным свидетелем.

— С ума сойти, ничего не скажешь, — это всё не укладывалось в голове. — Кость, а что же хотел папа от тебя?

— Он спрашивал номер телефона моего отца, — ответил Костя, опустив взгляд. Говорить об отце ему было, как минимум, неприятно. — Он когда-то вел дело по убийству в Москве, и прокурором тогда выступала та же женщина, что сейчас работает против дяди Паши. Там тогда случилась грязь, её уличили в подкупе свидетелей, отстранили от дела и перенесли суд, передав обвинение другому человеку.

— То есть мой папа хочет, чтобы твой помог ему поднять ту историю? — Именно так, Карин.

— Остается две недели…возможно ли это? Ведь за эти дни полностью перевернуть дело непросто.

— Ты веришь в своего отца? — улыбнулся Костя, выжидающе глядя мне в глаза.

— Конечно.

— Ну тогда всё сложится в его пользу.

— Ты думаешь, твой папа поможет?

— Он хоть и никогда не был хорошим отцом, — спустя небольшую паузу начал Костя, сменившись во взгляде. — Но в плане работы он монстр. Наверное, это отвечает на вопрос о том, почему мне так не хватало в нем отца. В том, что поможет, я не сомневаюсь.

— Будем надеяться, — вздохнула я, уверенная в том, что если всё сложится самым лучшим образом, то отец Кости поднимется не только в моих глазах, но и, возможно, в его, что может привести их к примирению. Разве можно было желать большего?

19 глава

Ближе

(Анжела)

18 мая

"Even if you take it all away, I'll wait for you. Even when the light begins to fade, I'll wait for you…" — играло в моих наушниках, когда субботним вечером, решившись прогуляться пешком, я неспешно возвращалась домой от Лизы Алексеевны. Погода стояла замечательная, в воздухе пахло летом, распустившимися цветами, юностью и чем-то волшебным, чем-то манящим, едва уловимым и неописуемым. Так всегда бывает с приходом тепла, с приходом новой жизни, новых чувств, новой себя. Одним словом, всё это проделки весны. Именно она зарождает в нашем сердце подобные впечатления. Ведь каждый распустившийся цветочек, каждая травинка, каждый листик — это волшебство природы. Это появление на свет новой души. А я уверена, что она есть у всего живогою.

Тем вечером у меня впервые за всю неделю было хорошее, радужное настроение. Мне впервые за всё время после поездки на дачу стало легко. Возможно, всё это было результатом общения с Лизой Алексеевной, её влиянием, возможно, тому поспособствовал теплый, майский вечер, но как бы там ни было, во мне вновь появились силы. Силы и желание идти дальше, не останавливаться на этом до сих пор непонятном мне этапе своей жизни.

Игра с Денисом в молчанку вошла в порядок вещей. Я запретила себе все мысли о нём, старалась как можно меньше бросать взгляды в его сторону, говоря себе, что каждый мой взгляд — это маленький шаг назад, туда, откуда всё начиналось. Я научилась подавлять в себе желание заговорить с Денисом, прикоснуться к его рукам, прижаться к его груди, когда мы танцевали вальс, прочувствовав каждый сантиметр его тепла, ощутить его близость, и в конце концов — отправить ему сообщение, в котором объяснить то, почему мне вдруг так резко понадобилось прервать наше общение, и открыть свои истинные чувства. Но говорят, человек привыкает ко всему, и, кажется, я привыкла к мысли недоступности для меня этого парня. До последнего звонка оставалась ровно неделя, далее нас ожидали экзамены, затем выпускной, а после него забыть Дениса, как я думала, не составит большого труда. Конечно же, после того случая у Вики, когда Оксана наговорила о Денисе страшные, очень жуткие вещи, не думать о нём было сложно. Я снова пыталась понять, что могло случиться в его жизни там, в Питере, что могло так его сломать, и тут же корила себя, понимая, что не имела никакого права знать правду. Я сделала Денису больно, оттолкнула от себя, и вход в его жизнь был для меня закрыт навсегда. Осознание этого являлось страшным, но безысходным.

Я просто смирилась.

Тем субботним вечером торопиться домой мне совсем не хотелось. Я шла по многолюдным, дышащим жизнью скверам, смотрела на окружающих, на природу, слушая музыку, и просто наслаждалась мгновениями. Хотелось вобрать в себя как можно больше этого свежего, чистого воздуха, полностью заполнить им себя изнутри, чтобы очиститься, физически почувствовать волшебство весны в своём сердце, в лёгких, в мыслях и стать такой же невесомой, как этот воздух. И с каждой новой минутой так оно и происходило. Казалось, что с очередным моим шагом внутри что-то освобождалось, становилось легче дышать, легче думать. Конечно, всё это, возможно, была иллюзия, но иллюзия приятная. Относящаяся к той группе, которые делают человека счастливым.

Внезапно мне вспомнились слова талантливого, современного писателя ЭльчинаСафарли: "Счастье не приходит. Приходит умение его видеть". Ведь так оно и есть. Что такое счастье? Для одного человека счастье заключается в единении с природой, для другого — в любимом занятии, кто-то видит его в том, чтобы каждое утро спокойно открывать глаза, не боясь за свою жизнь, для кого-то счастье — просто просыпаться, чувствовать, что ты всё ещё живешь, всё ещё существуешь в этом пусть сложном, но всё же не лишенном света мире. Каждый воспринимает счастье по-своему, важно просто научиться уловить его, не пренебрегать тем, что послано Богом. У всего есть две стороны, и задача человека состоит в том, чтобы из каждой извлекать для себя что-то хорошее, я думаю. А в жизни просто так ничего не происходит. Каждое событие несёт в себе определенный смысл, определенную цель по отношению к нашим судьбам.

Когда-то меня предали, я чувствовала себя одинокой, практически ни с кем не общалась, мне даже не с кем было сходить в кино, посидеть в кафе, не говоря уже о каких-то задушевных разговорах. Однако за то время я очень много рисовала, читала и немало выросла в своём развитии. Разве это не счастье? Всё происходящее имеет смысл.

Я шла и размышляла обо всём этом, пока не услышала мягкий, вежливый женский голос, обращенный ко мне, и не увидела его хозяйку. Девушка лет двадцати пяти с аккуратным каре, в белых кедах, джинсах и клетчатой рубашке смотрела на меня и ждала ответа, держа в руках зеркальный фотоаппарат той же фирмы, какой был и фотоаппарат Карины.

— Простите, что? — в недоумении произнесла я, вынимая из ушей наушники и чувствуя себя крайне неловко за свою запоздалую реакцию.

— Мне жутко неудобно просить, но если вам несложно, сфотографируйте нас, пожалуйста, — с обаятельной улыбкой произнесла она, указав в сторону, где в нескольких метрах от нас с шариками в руках стояли молодой парень и две крошки-близнеца: девочка и мальчик, которым едва ли было больше двух лет. Детишки громко хохотали, наблюдая как один из красных шариков улетал в небо, усыпанное звездами, а папа аккуратно держал их за руки, ограждая от всех внешних опасностей. В то мгновение мне захотелось запечатлеть в красках эту милую, наполненную эмоциями сцену. — Всего лишь один снимок.

— Конечно, не вопрос, — с искренним восторгом, не в силах сдержать улыбку, произнесла я, поняв, в чем дело. — С удовольствием!

Вся молодая семья была в одинаковых рубашках, джинсах голубоватого тона и белых кедах. Парень имел небольшую бородку и, судя по всему, его сфера деятельности была тесно связано с музыкой. Таких людей видно издалека. А девушка, мама близнецов, возможно, являлась художницей и рисовала картины в стиле поп-арт или же графическим дизайнером, связанным с рекламой, но явно была как-то связана с творчеством. Ребята смотрелись невероятно гармонично, ярко, очень живо, излучали неимоверные потоки энергии, любви и света, которые в наше время так редки. Рита, как звали девушку, попросила лишь один снимок, но я никуда не спешила и сделала столько фотографий, сколько нужно было для того, чтоб выбрать самые лучшие, самые удачные кадры.

— Спасибо, Анжел! — с восторгом проговорила она, просматривая фото. — Вот именно таких фотографий нам не хватало! Лёш, ты только глянь, какие мы классные!

— Я рада, что смогла быть полезной, — призналась я, с трепетом наблюдая за своими новыми знакомыми. — А вообще у меня сестра занимается фотографиями, и если у вас появится желание провести фотосессию, то рекомендую.

— Это было бы неплохо, — улыбнулась хозяйка фотоаппарата. — А как с ней можно связаться? Она ведь наверняка есть "В контакте"?

— Да, зовут Савельева Карина, — кивнула я радостно.

— О, так это та рыжеволосая девушка?! Я случайно натыкалась на её фотоработы, и это действительно что-то потрясающее! Я не фотограф, но немножко понимаю в фотографии. Что меня поразило, так это то, что в её снимках нет красивости, которая сегодня так ценится, ну, знаешь, весь этот гламур, искусственность, — говорила моя собеседница. — В них есть какая-то особая атмосфера, она невероятно передает настроение.

— Что есть, то есть, — с улыбкой произнесла я, чувствуя гордость за свою талантливую сестру.

— Мы обязательно к ней обратимся, вопрос только во времени, — пообещала Рита. — Анжел, спасибо тебе, я очень была рада познакомиться с такой милой, замечательной девушкой.

— Это взаимно, Рит. Мне тоже безумно приятно это знакомство, у вас невероятная семья! Детишки покорили моё сердце, — призналась я, глядя на них.

— Они могут, — рассмеялась их мама. — Кира и Кирилл.

— Серьёзно?! Очень красивые имена! Кира — одно из моих любимых.

— Кирюш, — ласково обратилась она к девочке. — Дай маме один шарик. Ты ведь у меня не жадинка? Нет? Вот умничка!

Я наблюдала за всем этим, чувствуя, как весь тот воздух, который мне хотелось объять, разом поселился в душе. От общения с этими людьми становилось безгранично тепло. Наверное, счастливые люди делают счастливыми окружающих, даря им частички своего счастья.

— Анжел, держи, это тебе от нас на память, — протянув шарик, сказала Рита. — Бери, бери, нам будет приятно. Ты посмотри, как эти зайчики на тебя смотрят.

— Спасибо, — с чувствами сглотнула я, тронутая до самых глубин своего сердца. — Это так дорого.

В жизни есть мгновения, что не забываются никогда. Те секунды были одними из таких.

Мы в теплых, приятных чувствах простились, и я с красным шариком в руках, под глубоким впечатлением направилась дальше, в нужную мне сторону. Кажется, я не заслуживала того, чтобы Бог посылал мне всё больше и больше таких солнечных, искренних людей, оставлявших от себя что-то такое, чего не купишь ни за какие деньги — внутренний свет. И это поистине прекрасно, что в мире, повязшем в лицемерии, фальши и материальности, всё ещё существовали такие люди. А в моей жизни их с некоторых пор стало очень даже не мало. Разве это не ещё одно доказательство счастья?

Я шагала по широкой улице, минуя торговые центры, бутики, пабы и, проходя мимо продуктового супермаркета, решила купить домой что-нибудь вкусненькое, подарив своей семье частичку своего легкого настроения. Денег у меня с собой было немного, но позволить себе что-то вкусное и не столь дорогое было можно.

Магазин оказался полон людей. Должно быть, все, наконец, почувствовали приближение лета, ведь несмотря на позднее время, город продолжал жить, бодрствовать, чего не увидишь в промозглую зиму, когда темнота с вечера окутывает улицы, погружает в свой мрак, свой холодный мир, частью которого совсем нет желания становиться. С приходом весны это меняется. Оставив шарик в камере хранения, я взяла жестяную, решетчатую корзинку и устремилась вдоль заполненных стеллажей с шоколадом в кондитерский отдел, не имея никаких точных идей своей покупки. Я решила, что поступлю по ситуации.

Рулеты с фруктовыми начинками, печенья разных сортов: с сахарной пудрой, покрытые шоколадом, сырные крекеры, печенья с арахисом, с вареной сгущенкой, с джемом; конфеты разных сортов — всё заманчиво глядело с многочисленных полок, и на чем остановить свой выбор, я абсолютно не знала. Хотелось всего и сразу! Однако после долгих раздумий зародилась мысль оставить сладости и выбрать фрукты, йогурт, сделав дома на десерт фруктовый салат. Проведя с собой небольшой диалог, я выложила из корзинки коробку конфет из молочного шоколад и вышла из отдела со сладкими продуктами, оказавшись у стеллажей с безалкогольными напитками.

Случайностей не бывает? Именно так. Судьба вела со мной странную игру, и как только я принимала её правила, она тут же их меняла, не спрашивая моего согласия. Смеялась ли она, проверяла на прочность — я перестала что-либо понимать, видя только того, кто остановился напротив меня и от неожиданной встречи в недоумении потупил взгляд. Денис…только я перестала о нём думать, как он снова возник перед моими глазами, бередя начавшую заживать рану. В школе мы не разговаривали, не здоровались, делали вид, что не существовали друг для друга, всё наше общение заключалось в вальсе — без слов и каких-либо эмоций. И впервые за всё это время он словно меня заметил, отвел взгляд. Остановился, не прошёл мимо. Значит, всё ещё что-то я для него значила? Эта мысль, подобно лезвию, кольнула по сердцу, выпустив из заточения все чувства, что я так старательно желала в себе похоронить.

— Привет, — тихо произнес он, глядя куда-то в сторону, держа в руках бутылку "Спрайта".

— Привет, — только и промямлила я, готовая в любую секунду бросить эту корзинку и бежать, сломя голову. Бежать, бежать и бежать. Не думая, куда, но как можно дальше от этого магазина, от Дениса и от самой себя.

Ничего больше он не стал говорить, а просто уступил проход, обойдя меня с правой стороны, давая понять, что желания общаться со мной у него нет и никогда не появится. Я бывала в этом магазине сотни раз, знала его с закрытыми глазами, но в состоянии шока разум абсолютно перестает слушаться, и человек забывает самые элементарные вещи. Чувство вины накрыло меня ледяной, беспощадной волной, затмив собой всё прочее. В то мгновение всё, чего я желала, — стать невидимой. Или провалиться в глубокий колодец, только чтобы не стоять посреди магазина с видом заблудившегося в трех соснах человека. Одно стоило другого. Но, обретя возможность понимания, я, кусая губы, направилась к фруктам.

Несколько яблок, бананов, пара апельсинов, киви… Я набирала, абсолютно не думая, хватит ли мне денег оплатить всю покупку или нет, делала всё по инерции. Клала в пакетики, взвешивала и укомплектовывала в корзинку. Перед глазами так и стояло лицо Дениса. Не равнодушное, не холодное, а с долей печали, какой-то непередаваемой тоски. Почти то же самое я увидела в тот день, когда сказала ему, что нам лучше перестать общаться, это был тот же потухший, болезненный взгляд, виной которому был никто другой, как я сама. "Нет, — крутилось в моей голове, — поставить в этой истории точку можно будет только перестав его видеть. Не раньше". Ведь, как говорилось в одной из моих любимых книг: "Если рана не болит, это не значит, что её нет". Ты можешь не чувствовать ссадины, зная, что она практически зажила, не обращать на неё внимания, но по неаккуратности случайно задеть и вновь расковырять до крови, снова каждой клеточкой своего тела и души прочувствовать эту боль. Каждому человеку это знакомо с детства.

Набрав фрукты, бросив в корзинку клубничный йогурт без фруктовых долек, я прошла на кассу. К счастью, моих двести рублей хватило чуть ли не копейка в копеечку, и не пришлось ни один взвешенный пакетик оставлять на кассе.

— Анжел, — выйдя из магазина, услышала я за спиной непринужденный голос, заставивший меня обернуться. Денис ждал меня на крыльце возле входа. — Может, прогуляемся? Или ты торопишься?

Как на это реагировать?! Я в недоумении смотрела на него во все глаза и не знала, что ответить. Не потому, что размышляла, как поступить, а потому, что долго не могла понять сути сказанных им слов. Но вопреки разуму, впервые послушала сердце.

— Не тороплюсь, — прошептала я против своей воли, понимая, на что подписываюсь.

— Тогда, может, пойдем в сторону набережной?

— Конечно, — кивнула я, помня, что ещё не так давно именно на той набережной мы с Денисом открылись друг другу. И вспомнилось мороженое на палочке, и разговоры о мечтах, о детстве…всё разом нахлынуло и поглотило меня, не давая возможности дышать.

Несколько минут мы шли молча. Одной рукой я держалась за ремешое сумки, в другой держала шуршащий пакет с логотипом супермаркета. Шла и думала. Думала, почему так вышло, что по иронии судьбы мы с Кариной влюбились в одного парня. Ведь мы были с ней совершенно разными, и вкусы у нас различались, что ни говори, но что же такого было в Денисе, что зацепило и меня, и мою сестру? Спрашивала себя и не находила ответов. В своей жизни я встречала немало интересных, невероятно красивых, интеллигентных, творческих парней, но никто никогда не пробуждал во мне подобных чувств. Симпатия — да, конечно. Мы можем питать симпатию ко многим людям, которые нам нравятся, которые цепляют нас чем-то, но проникнуться серьёзными чувствами к определенному человеку — это ведь необъяснимо. Быть может, мы влюбляемся в тех, в ком видим частицу себя? Отражение себя? В таком случае, видела ли я это в Денисе? Да, больше, чем в ком-либо за все прожитые мной годы. И это было не просто взаимопонимание, это было нечто гораздо большее. Но могла ли Карина увидеть в Денисе себя? Свою душу? Этого мне было знать не дано.

— Анжел, давай мне пакет, — произнес внезапно Денис, нарушив тишину, и не дожидаясь моего ответа, выхватил его из рук.

— Спасибо, — только проговорила я негромко, несмело подняв на этого парня глаза.

Затем мы снова замолчали, но когда оказались на набережной, окруженные множеством разноцветных огней, музыки, игравшей из близрасположенного кафе, молчать становилось всё труднее. И судя по Денису, который время от времени задерживал на мне свой взгляд, он тоже ощущал это.

— Как всё глупо получается, — произнесла я, не в силах больше сдерживать свои мысли.

— Что именно? — со вниманием спросил он, но мне показалось, что этот парень и без моего ответа заранее знал, что я собиралась сказать.

— Совсем недавно мы с тобой говорили о мечтах, о родителях, а теперь идем и…молчим. Это неправильно.

Думаю, после того, как я сама отказалась от нашего общения, мои слова звучали абсурдно и глупо, но не сказать этого я не могла. Слишком громкими, слишком несдержанными были мысли.

— Согласен. Как у тебя дела, Анжел?

— Всё ничего, — едва улыбнувшись, ответила я, подойдя в след за Денисом к краю моста. — Хожу к репетитору, готовлюсь, рисую…а как ты?

— Да, у меня тоже неплохо, — ответил он, глядя на противоположный берег реки. — Не верится, что через неделю мы уже перестанем быть школьниками.

— Полностью согласна с тобой. И от этого немножко грустно, хотя…если посмотреть с другой стороны, считается, что студенческие годы самые яркие в жизни человека.

— Ну, совсем скоро у нас будет возможность проверить, — улыбнулся он, посмотрев на меня своим прежним теплым и мягким взглядом, который сломал тот огромный барьер, что вырос между нами за эти дни. — Ты не передумала насчет Питера?

— Ни за что, Питер — это моя мечта, — призналась я, утопая в зеленых, завороженных глазах Дениса. — Быть может, когда-то я поменяю свой взгляд на этот город, но не сейчас.

— А когда у тебя начинаются вступительные экзамены?

— Точные дни пока что не известны, но этот период, как и в других ВУЗах, будет длиться с пятого июля и до конца месяца. Надеюсь, что я попаду в первый поток — хочется поскорее всё сдать и спокойно засыпать по ночам, ни о чём не думая.

— Хорошее желание, — произнес он, посмотрев на небо.

— Денис, — нерешительно начала я, — а что насчет тебя? Ты рад, что скоро вернешься в свой родной город?

— Рад, но здесь мне тоже очень нравится. Я успел полюбить этот город. Хотя, в Питере прошла вся моя жизнь, там семья, друзья…там родные улицы, но… — замедлил он. — Там слишком много болезненных воспоминаний.

Я понимала, что другой возможности узнать правду у меня не будет, как, возможно, не будет больше никогда второго такого разговора с Денисом, и, несмотря на всё, чувствовала, что не хочу ничего сильнее, чем стать частью его жизни. Его прошлого. Разделить его боль.

— Каких..? — осторожно прошептала я, чувствуя, что мне вновь перестало хватать воздуха.

— Ты правда хочешь это знать?

— Больше, чем ты предполагаешь.

— Я могу разочаровать тебя.

— Не разочаруешь.

— Хорошо, — шепнул он, облокотившись о перила. Я видела, что ему было непросто начать свой рассказ, и в какой-то момент хотела сказать: "Стоп! Не нужно! Ты не обязан!", но Денис меня опередил. — Наверное, ты не раз задавалась вопросом, почему я вдруг всё бросил и приехал заканчивать школу в другой город, жить с бабушкой, если мои родители остались в Петербурге? — я кивнула, внимая каждому слову. — Я согласен, что всё это выглядит странно, но у меня не было выбора, Анжел. Хотя, говорят, что выбор есть всегда, но для меня его не существовало. Мне нужно было убежать, но не от кого-то, а от самого себя. От боли, которая ни днем, ни ночью не становилась меньше, а лишь усиливалась, разрасталась так, что порой не хотелось жить. Я до сих пор спрашиваю себя, что бы со мной было, оставшись я там…и понимаю, что ничего хорошего. Раньше, до случившегося, я был совсем другим человеком. Жизнерадостным, очень активным, энергичным, не выносил одиночества…сейчас, наверное, сложно в это поверить, — ища ответ в моих глазах, продолжал он. — Но одно событие полностью перевернуло весь мой мир, я тогда думал, что для меня жизнь прекратила своё существование. Прости, что я начал издалека, Анжел, — улыбнулся он, но улыбка эта была полна горечи и невысказанных слов. Я видела, что Денису нужно освободиться от этого, нужно всё мне рассказать. — Если хочешь, то я не стану продолжать.

— Денис, прошу, — с чувствами прошептала я. — Для меня это важно, поверь мне. Я хочу знать.

— Правда?

— Правда, — призналась я. Никогда прежде мне не доводилось видеть этого парня настолько уязвимым.

— Тогда я не буду оттягивать и начну о главном. В пятнадцать лет я без памяти влюбился в девушку, которая за небольшой промежуток времени стала всем смыслом моей жизни. Так бывает, когда встречаешь родственную душу, находишь в другом человеке ответы на многие вопросы… Мы были ровесниками, но так, как она училась в другой школе, то всё свободное от учебы время мы проводили вместе: концерты, прогулки, она помогала мне, когда я только-только начал фотографировать. Была моей музой, моим вдохновением. Я не мог представить себя без этого человека, — слушать Дениса было очень тяжело. — Мы мечтали закончить школу, поступить в университет и начать жить вместе. Хотели путешествовать по миру, искать "своё" место, заниматься творчеством (она с детства мечтала о карьере актрисы), мы хотели пожениться… Но исполниться этому было не суждено, — Денис сделал паузу, должно быть, собираясь с мыслями. Мне было страшно знать продолжение, поскольку было ясно наверняка, что, каким бы ни был конец этой истории, он являлся слишком темным, слишком страшным. — Однажды, это было уже в конце десятого класса, мы, как обычно, встретились в парке, стали разговаривать о том, как прошел день, и она внезапно заплакала. Я испугался, пытался её успокоить, понять, в чём дело, но от моих слов ей становилось только хуже. Нет ничего страшнее, чем видеть слёзы любимого человека, — при этих словах я опустила глаза, вспомнив ту сцену возле школы. — А потом, — продолжал Денис, — она оттолкнула меня, заявив, что у неё нет больше ко мне никаких чувств, что нам лучше расстаться и не искать встреч. Я не мог ничего понять, не мог поверить в это, но воспоминания о последних днях, о том, с каким нежеланием она говорила со мной, о её резких эмоциональных вспышках гнева, как только наши мнения в каких-то незначительных, глупых темах расходились, но ярче всего в памяти всплывало то ощущение барьера, который вставал между нами всякий раз, как только я к ней прикасался. Не почувствовать этого было сложно, и я убеждал себя, что это всё мои накручивания, мои подсознательные страхи. Но…тем вечером именно этот факт убедил меня в искренности её слов. Они словно печатью легли на сердце, вертясь в голове день и ночь, день и ночь, и, чувствуя себя униженным, я две недели не пытался с ней связаться, поговорить ещё раз. Думал, что всё понял, только вот…вскоре узнал, что она покончила с собой. Но…убила не только себя, но и нашего ребенка, о котором я ничего не знал.

Денис остановился, закрыл глаза, жадно впуская в себя воздух. А я…я не могла произнести ни слова, только чувствовала, как по щекам текли слёзы, руки, не слушаясь, ослабли и дрожали подобно болезненным, а внутри всё сжалось в ком, который нарастал с каждой секундой, готовый в любой момент прорваться, разорвав меня вместе со всей этой болью. Я знала, что прошлое Дениса не могло быть радужным, какое-то событие, подобное ссоре с любимым человеком, ссоре с родителями, скандалу в школе, не могло привести жизнерадостного парня к тому состоянию, в котором я его увидела в наше первое знакомство. Он был сломленным. А сломать человека, вызвать в его душе отвержение всего мира способно лишь что-то до жути страшное. Что-то, полное темноты, безвыходности, пустоты… Смерть — вот оно нужное слово. Мысли путались, а слёзы продолжали безмятежно скользить по лицу, просачиваясь ниже под ворот рубашки, обволакивая холодом всё моё тело.

Быть оставленным любимым человеком — это состояние, подобное прыжку в пропасть, где ничего нет, кроме каменных глыб и пустоты, но быть оставленным путем самоубийства — это слишком жестоко. Это плевок в сердце, это осознанное посылание страданий, душевных терзаний и ночных кошмаров.

— Меня разрывало на части, Анжел, — внезапно произнес Денис, подняв взгляд, в котором было столько боли, столько горечи и непонимания, что не каждому человеку по силам пережить подобное. — Сложно описать словами то состояние. Только тогда я впервые узнал, каково это — когда физическая боль ничто по сравнению с душевной. Когда ты ненавидишь себя за то, что не можешь ничего изменить. Она решила всё за нас, не спросив моего мнения, не думая о последствиях своего поступка. Просто ушла и всё.

— Денис… — негромко прошептала я сквозь пелену слёз. — Мне не понять эту девушку, но… может быть, она боялась жить дальше?

— Боялась, но если бы она мне сказала, мы бы справились. Вместе, — сглотнул он, посмотрев на меня. — Ты что, плачешь? Анжел, ну ты чего? Перестань, я не хотел сделать тебе больно.

— Пожалуйста, не обращай внимания, — проговорила я, прикоснувшись к руке Дениса, а другой вытерев слёзы. — Я просто под впечатлением. Знаешь, с первых дней нашей встречи я догадывалась, что ты не спроста избегаешь общения с одноклассниками, проявляешь полное равнодушие к окружающему, но… даже представить себе не могла подобное. Это очень страшно — разом потерять всё. Послушай… — добавила я в нерешительности. — Ты всё ещё её любишь?

— Её поступок убил во мне все чувства, Анжел. Сначала я винил во всём себя (да, что говорить, и сейчас в глубине души виню), но позже, когда не осталось сил, меня время от времени брала такая ярая злоба, такой гнев и обида, что казалось, будто я её ненавижу. А сейчас…сейчас наступило смирение, этого человека для меня больше нет, только воспоминания. Ведь она меня не любила.

— Почему ты так решил?

— Разве человек может, любя, причинить такие страдания? — с этим сложно было поспорить. — Её мама передала мне записку, в которой она перед смертью написала, что не хочет портить мне жизнь, что все её планы рухнули из-за этого "монстра", который сидел внутри. Но…как она могла назвать нашего ребенка монстром? Разве она могла любить человека, который был отцом этого маленького, ненавистного ей существа?

Я молчала. Денис был прав и знал это.

— Может, когда-то я смогу это понять, но только не сейчас.

Несколько минут мы ничего не говорили друг другу. Я смотрела на темную, блестящую поверхность реки, ощущая, как высохшие, соленые слёзы обжигали кожу, и думала. Думала о последних словах Дениса.

— Анжел, — мягко, уже совсем другим голосом произнес он, нарушив молчание. — Знаешь, почему я рассказал тебе это?

— Почему? — несмело спросила я, как ничего другого желая броситься этому парню на шею, прижать к себе настолько крепко, чтобы почувствовать его сердце своим.

— Ты вернула мне смысл. Я не думал, что когда-нибудь встречу такого человека, который вдохнет в меня жизнь, но рядом с тобой всё так и получилось.

— Денис, нет…я не заслуживаю этих слов. Я… — "сделала тебе больно" хотелось продолжить мне, но я не смогла. — Спасибо, что ты доверился мне. Это очень много для меня значит.

Именно в эти секунды в моей сумке заиграли первые аккорды A beautiful lie, вернув нас в реальность.

— Да, мам? — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно. — Всё хорошо, я просто решила прогуляться немножко. Да. Не волнуйся. Конечно.

— Потеряли дома? — улыбнулся Денис после этого непродолжительного разговора.

— Потеряли, — кивнула я, с грустью подумав о том, что следовало возвращаться. — Денис, прости, но мне нужно идти.

— Хорошо, я провожу тебя?

Боже, как я этого желала! Но…вспомнив о Карине, о том, что она случайно может увидеть нас из окна, вынуждена была отказаться.

— Нет, не нужно, давай простимся на остановке?

— Как скажешь, — пожал он плечами

За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Но это было одним из тех молчаний, что не смущало, а служило глубже и понятнее любых разговоров. Всё пошло вопреки моим намерениям забыть Дениса, но я ни сколько об этом не жалела. Не могла и не имела права жалеть. Денис полностью открыл мне свою душу. Мне, которая едва ли могла надеяться на доверие с его стороны после своего поступка, но…он открыл. Рассказал то, что оставило неизгладимый, темный, полный страха и ужаса след в его судьбе. В его жизни. В сердце.

Мне никогда не доводилось терять близких людей таким образом, но я знала, каково это от Киры, своей давней подруги по художественной школе. Она как-то призналась, что её отец застрелился, когда ей было около двенадцати лет, не оставив никаких объяснений. Рана со временем затянулась, воспоминания перестали быть столь болезненными, но произошедшее невзрачной, яркой тенью продолжало её преследовать. "Как бы я этого ни желала, — сказала она мне однажды, — этот след никогда не сотрется. Как он мог уйти из жизни, оставив жену, детей? Как?". Близкие могут оправдывать, могут искать утешения, но никогда не перестанут мучиться вопросом: "Почему?". Никогда. Уходя из жизни, человек не избавляет себя от проблем, не избавляет от них и близких, любящих его людей, а напротив, дарит лишь ужас, разочарование, разрушенные планы, мечты, разбитые надежды и угрызения совести.

Денис сказал, что в глубине души до сих пор винит себя в случившемся. Но…разве в том, что случилось, была его вина? Разве он не постарался бы помочь любимой девушке, взять всю ответственность за ребенка на себя, рассеять страхи родного человека, если бы только знал правду? Если бы только она пожелала довериться ему? Вся проблема состояла в том, что эта девушка не посчитала нужным открыться, открыть то, что её тревожило. Она приняла решение самостоятельно.

Могла бы я попытаться понять её? Представить, что ты, учась в десятом классе, вдруг узнала о нежелательной беременности? Конечно же, реакцию родных вообразить несложно — все бы всполошились, невольно стали бы смотреть на тебя разочарованными глазами, воспринимая, как позор семьи, как лишний, выбивавшийся из палитры мазок на безупречной картине. А через полгода, когда живот стал бы приобретать округлые, нескрываемые формы, знакомые, учителя, одноклассники стали бы обсуждать тебя за спиной, зарождать слухи о "нагуленном" ребенке, о распущенности его матери, ученики из других классов посмеивались бы в сторонке, несмело бросая любопытные взгляды в твою сторону, рассказывая своим родителям после уроков о девочке, которая, не стесняясь и не стыдясь, ходит по школе с большим животом, даже не догадываясь, что каждый поход в школу для тебя равен казни. Легко ли пережить это в семнадцать лет? Особенно девушке, которая никогда не разочаровывала окружающих? Слухи, разговоры, вопросы — это неприятно, но пережить можно. Страшнее тот факт, что тебе пришлось бы отказаться от своих желаний, от целей на будущее, отказаться от прежней себя. Смогла бы я пройти через это?

Было бы довольно страшно, непонятно, но…если рядом человек, которого ты любишь, человек, который никогда не оставит тебя, не бросит с бедой один на один, то…неужели ты не попытаешься жить? Бороться? Доказать всем, что любимые люди тебе куда дороже, чем все эти разговоры за спиной. Неужели?

Часто, читая книги, смотря фильмы, я задумывалась, почему человек лишает себя жизни? Конечно же, каждый случай особенный, у каждого человека своя на то причина, но все они имеют общее — тот, кто намеренно лишает себя жизни, запутался в себе, в обстоятельствах и медленно сгорает изнутри. Во мне самоубийцы всегда пробуждали очень двоякое чувство. С одной стороны, я испытывала к таким людям искреннюю, глубочайшую жалость, сочувствие. Ведь, ощущая душевный покой, получая радость от жизни и счастье, никто не стал бы глотать таблетки, застреливаться или резать вены. Самоубийство — это поступок отчаявшегося человека. Человека, для которого день и ночь слились воедино, он не видит смысла продолжать цепочку жизни. Однако, если посмотреть на это с другой стороны, то я никогда не смогла бы понять ни одного застрелившегося, повесившегося или отравившегося, пусть и крайне несчастного человека, избравшего для себя такой темный путь. Как бы ни было тяжело, непросто, горько, но если ты веришь в Божье спасение, то как можно лишить себя жизни?

Именно поэтому я не могла для себя оправдать поступок бывшей девушки Дениса. Понять её внутреннее состояние было можно, но за мучения и страдания, которые она оставила после себя любящему её человеку, в моей душе по отношению к ней была только ярость и упрек. Не мне её судить, но и понять этот поступок я не могла. Только, представляя, какие раны она нанесла Денису, я с трудом удерживала слёзы, пока мы шли до остановки.

Денис доверил мне самое сокровенное. Это была его тайна, его частица души, в которую он позволил мне проникнуть даже несмотря на то, что несколько дней назад я так жестоко, так подло с ним обошлась. Это осознание давило на сердце, протыкало его чем-то острым, вызывая всё новые и новые приступы боли. Однако теперь я знала наверняка, что никогда впредь не поступлю так низко. Все опасения, страхи, переживания — это касается только меня и никого больше: ни Дениса, ни Карины. Как бы там ни было, но отвергать общение с этим парнем я больше не могла. Особенно теперь, когда он стал мне так близок, когда открыл самые дальние, самые тяжелые и темные двери в пространстве своей души. И простое общение ведь вовсе не преступление или подлость с моей стороны. "Главное, — думала я, — держать себя в руках".

— Ну что, — с улыбкой произнес он, протягивая мне пакет с фруктами, когда мы оказались у небольшой остановки, со всех сторон обклеенной многочисленными афишами. — Я рад, что мы сегодня встретились.

— И я безумно этому рада, Денис, — с чувствами произнесла я, подавляя в себе желание обнять его. — Я никогда не забуду этот разговор. Спасибо тебе за доверие.

— Спасибо, что выслушала, — не отводя мягких, зеленых глаз, проговорил он. — И, Анжел, то, что я сказал, не просто излияния с намерениями облегчить душу. Для меня было важно сказать это именно тебе.

— Я знаю, — прошептала я, чувствуя исходившее от Дениса тепло. — Знаю и безгранично это ценю.

В это мгновение произошло то, о чем я так давно мечтала — Денис без всяких лишних слов сделал шаг и крепко, но в то же время бережно, ласково прижал меня к себе. Счастье, что не так давно накрыло меня от ласкового майского вечера, обрушилось неимоверным потоком, заглушая голос разума, голос сознания, убивая чувство реальности и оставляя лишь эмоции. Я плакала. Плакала, потому что была не в силах сдержать всё это в себе.

И лишь придя домой, вспомнила, что оставила красный, подаренный мне ребёнком шарик в камере хранения.

20 глава

Затишье

(Анжела)

19 мая

— Ребят, помните, что последний звонок уже в пятницу, у нас остается всего несколько последних репетиций, — проговорила участливо Ярослава, которая всею душой болела за наш вальс. — Поэтому давайте сделаем это так, чтобы самим понравилось.

— Как по мне, — заметил Андрей, — так у нас выходит очень даже ничего. По крайней мере, вспомните наши первые репетиции.

— По-моему, их лучше не вспоминать, — прыснул от смеха Артем. — Мы проделали огромный эволюционный ход.

— С этим не поспоришь, — с улыбкой вмешалась Алина, облокотившись на высокую, белоснежную арку перед крыльцом школы. — Теперь главное не облажаться с песнями, потому что на них мы вообще не выделяли времени.

— Ты, кстати, не забыла минус? — поинтересовалась Ярослава. — Вы ведь сегодня в перерывах между танцем собирались отработать?

Пока шла вся эта дискуссия касательно организационной части перед нашей воскресной репетицией, я сидела на крыльце школы подле Дениса и просто получала наслаждение от его близости. Мы слушали ребят, время от времени смотрели друг на друга, не говоря ни слова, наши локти соприкасались, образуя невидимую связь, и сколько же во всем этом было счастья! После откровения Дениса, после того, что произошло прошлым вечером на набережной, мы стали так близки, что все прежние недомолвки, недосказанность, казалось, остались в далеком-далеком прошлом, а барьер, сковавший нас изнутри, рассыпался на мелкие частицы, не оставив от себя и следа, подобно песочному замку. Я смотрела на него и физически ощущала, как в моём теле, в моём слабом, но оживленном теле волна за волной разливались нежность и то, то, что называется притяжением. Меня тянуло к этому человеку с невероятной, не поддающейся объяснению силой, которой я была не в состоянии совладеть. Духовно и физически. Но что было самым удивительным и приятным — сопротивляться этому абсолютно не хотелось. "Будь что будет", — только и вертелось в моих мыслях, которые были целиком и полностью заняты Денисом.

Его правда, история его любви, его далеко не светлого прошлого оставила в моём сердце очень яркий, значительный след, заставила меня не просто поменять взгляд на всю эту ситуацию в отношении Карины, но и открыть в этом человеке новые, незнакомые мне раньше стороны. Я любила Дениса и даже не пыталась перечить этому осознанию, что было бы совершенно бессмысленно. Что он чувствовал ко мне? Для меня это оставалось загадкой, сложным, неразрешимым вопросом, на который я не спешила узнать ответ. Мне было достаточно и того, что этот парень полностью доверял мне. Впустил в свою жизнь, в свой мир, в своё прошлое. В нашей жизни совсем не так много людей, которым мы можем открыть эти двери, не боясь последствий, а Денис мне открыл. Открыл даже после того, как я предала я. Плюнула ему в душу своим поведением. Даже после этого.

Я не могла предать его во второй раз.

— Ну всё, хватит заниматься болтологией, — заголосил Андрей. — Давайте уже танцевать. Раньше начнем, раньше закончим.

— Полностью согласна, — кивнула Ярослава с улыбкой. — Ребят, встаем!

— Идем? — нежно произнес Денис, бережно взяв меня за руку, отчего я на несколько секунд потерялась в пространстве.

В тот день Денис пришел в черных зауженных джинсах, черной майке с глубоким вырезом, из под которой была видна ключица, поверх была нараспашку надета светло-синяя рубашка с закатанными рукавами, а на запястье правой руки красиво сидели крупные часы на черном, очень стильном ремешке. От этого вида, разбавленного свежесладкой туалетной водой, до боли мне знакомой, я сходила с ума и не могла ничего с собой поделать. Денис был неотразим, до невероятности обаятелен и завораживал меня одним своим взглядом. Я смотрела на него, ловила тонкие струйки исходившего от него аромата, замирала от тепла его прикосновения, но всё же старалась по возможности держать себя в руках, не выказывая слишком явно своих эмоций. Однако…давалось это с огромным трудом.

— Ты бесподобна на каблуках, Анжел, — вдруг неожиданно шепнул он мне на ухо перед началом танца, чем вызвал новую бурю чувств. — Я не сомневался, что они тебе идут.

— Спасибо, — несмело проговорила я в ответ, не веря ни одному сказанному Денисом слову, поскольку стоя в своих новых босоножках перед всем классом, ощущала себя очень глупо и нелепо, словно вышла на сцену неподготовленная. И это до невероятности сковывало изнутри. — Не могу с тобой согласиться.

— И не нужно, — улыбнулся он, одарив меня взглядом, в котором читалось куда больше, чем просто доброжелательность и светлое, радужное настроение. — Я просто это знаю и всё.

Меня разрывало от его завораживающего голоса, от глубины зеленых глаз. От рук этого парня. Все чувства, что я так старательно держала в дальних ящичках своего сердца, разом оттуда хлынули, затмив собою всё прочее. И сопротивляться этому наводнению я была не в силах. Слишком долго боролась с этой стихией. Слишком долго и усердно, но она меня победила, потому что идти против неё было равнозначно битве с собственной тенью. Перед этими чувствами я была абсолютно обезоружена, открыта и слаба. Они оказались куда сильнее меня.

Как это было ни странно, но танцевать в новой, незнакомой и непривычной мне обуви, оказалось гораздо удобнее, нежели танцевать в кедах. Я ожидала чего угодно: сломать на репетиции каблук, наступать Денису на ноги, навернуться посередине школьного двора, но…явно не этого. Шаг с каждым разом становился всё увереннее и легче, затылок уже не упирался Денису в подбородок, а находился на уровне его глаз, давай мне таким образом возможность видеть лицо своего партнера, встречаться с ним взглядом и чувствовать. Чувствовать и чувствовать его изнутри. Не верилось, что сутки назад между нами всё было иначе. Наши прикосновения были куда грубее, никаких эмоций, никаких разговоров и полнейшая пустота. Удивительно, как за какой-то незначительный промежуток времени всё способно так кардинально измениться, изменить тебя и твоё отношение к ситуации. Я не представляла и не хотела даже думать о том, к чему всё это вело, но закрывать от Дениса двери больше не могла.

— Может, сделаем небольшую паузу? — протянула Рита после шестого прогона танца. — Как-то тяжеловато танцевать на каблуках.

— Да, я тоже хочу переобуться ненадолго, — вмешалась Вика, не отпуская руки Кирилла.

— Значит, как раз прогоним сейчас мою песню, — обрадовалась Алина оживленно. — Мальчики, а вы после меня?

— Угу, — кивнул Артем. — Я пока схожу за Маратом, заберу его с классного часа.

Марат — это парень из параллельного класса, который должен был вместе с Артемом на последнем звонке исполнить песню о школе в формате репа.

— Ну всё, отлично, тогда я за микрофоном, — ободрено пропела Алина, устремившись ко входу в школу.

А у всех нас была отличная возможность немного передохнуть и снять напряжение. Что касалось меня, то мне нужно было снять не только напряжение, но и пыл, который переполнял меня изнутри, готовясь в любой момент прорваться огненной лавиной, чего я не на шутку опасалась. И потому, поймав взгляд Дениса, я выпустила его руку и ловя губами свежий, майский воздух, неспешно прошла к ступенькам школьного крыльца, где уже удобно располагались девчонки, отдыхая от высоких каблуков. Около получаса, думалось мне, у нас было в запасе точно, и этого времени мне должно было хватить для того, чтобы остыть и, как говорила моя бабушка, освежить голову. Но…если бы только всё было так просто.

— Ну что, Анжел, каково тебе смена кед на босоножки? — заняв место справа от меня, в радостных эмоциях проговорила Карина. — Согласись, это куда удобнее?

— Это очень странно, но да, я соглашусь, — с улыбкой кивнула я, положив голову на плечо своей сестры. А мой взгляд абсолютно не слушался разума и продолжал витать где-то в области Дениса, касаясь его, но не прикасаясь открыто. — Танцуя на каблуках, ощущаешь себя совсем иначе. По крайней мере, коровой на льду я себя уже не чувствую.

— Ну вот видишь! А я что говорила. Правильно подобранная обувь способна творить чудеса.

— Какие чудеса? — вмешалась подошедшая к нам Вика. Любовь подарила ей второе дыхание, вторую себя. Кирилл открыл Вику с той стороны, которая не была знакома прежде даже ей самой, словно какие-то грани, какие-то особенные черты расцвели в ней, подобно весенним цветам, согреваемыми ярким, мягким солнцем. И эта пора цветения, любви, пора безграничного счастья и новой жизни — самое прекрасное для любой девушки.

— Анжела, наконец, осознала, что каблуки — это не так уж и плохо, — прозвучал теплый голос Карины над моей макушкой. — Девчат… — помедлив, добавила Карина чуть тише. — А знаете что?

— Что же? — присаживаясь на ступеньки, произнесла Вика заинтересованно.

— У меня полнейшее ощущение, что всё это сон. Я до сих пор не могу осознать, что уже через неделю не будет никаких репетиций, уроков…всё закончится. Кажется, будто мы готовимся к какому-то конкурсу, к какому-то школьному мероприятию, после которого снова наступят привычные будни, уйдет вся эта суматоха, волнение, спадет прилив эмоций, возбуждения…всё просто встанет на свои места. Однако, этого не будет. А я смотрю на всех и не могу поверить.

— Карин, ну-у, снова лиричные нотки, — протянула Вика. — Погрустить мы ещё успеем. Давайте получать удовольствие от этих последних дней.

— Я получаю, — призналась Карина с улыбкой, но грустью в глазах. — Только конец всё ближе, и как бы ни хотелось, но не выходит закрыть глаза на это.

Я полностью понимала свою сестру. Становилось страшно от осознания того, что с каждой минутой время ускользало в никуда, забирая с собой частицы нас, наше детство и что-то такое, чего не выразить словами. Что-то подобное происходит с приходом осени, когда лето ещё не покинуло землю, но с каждым днем оказывается всё дальше и дальше… Воздух холодеет, становится пропитан частицами северного ветра, небо мрачнеет, цветы и листва увядают, птицы готовятся к отлету, а люди одевают вязаные кофты и всё чаще проводят вечера в компании с книжками и горячим чаем за малиновым или вишневым вареньем. И это предчувствие скорых перемен настолько сильно, настолько тревожно и глубоко, что не может не быть грустным.

— А Алина, оказывается, очень даже неплохо поёт, — дрожащим голосом проговорила Карина, вслушиваясь в песню, которая окутала весь наш школьный двор. — Я ожидала немного другого.

Я знала множество песен о прощании со школой, о школьной дружбе, о тех днях, которым нет возврата и ожидала услышать что-то знакомое, что-то избитое и популярное, наподобие "Куда уходит детство" или "Школьная пора", но, к удивлению, этой песни, которую исполняла Алина, ранее я никогда и нигде не слышала. Смысл в ней был таким же, что и в десятках других подобных песен, но то ли само исполнение Алины было столь трогательным, то ли лиричная музыка, однако всё это вместе настолько глубоко проникало в душу, что почти у всех девчонок начали выступать на глазах слёзы. Но если здесь мы старались ещё хоть как-то по возможности сдерживаться, не давать воли слезам, то во время исполнения второй песни Артемом и Маратом под названием "Прощай школа", это стало невозможным, и чувства на пару с эмоциями взяли верх. Плакали все, за исключением Саши, которая с неподдельным интересом и удивлением вместе с мальчиками наблюдала за этим зрелищем с улыбкой на лице.

— Так, всё, пора заканчивать, — заговорил Андрей, переводя с одного заплаканного лица на другое. — Девчат, у вас впереди будет ещё, как минимум, две возможности оплакать наш уход из школы.

— Честно говоря, — заметил Никита, сидя на верхней ступеньке крыльца, — мне самому хочется пустить слезу, глядя на это.

— Я предчувствую, что если эту процессию не остановить, — рассмеялся Андрей, — то именно так всё и закончится.

— Нужно радоваться, а не плакать, — заговорила Саша, с умилением глядя на всё это. — Впереди только лучшее.

— Как этому можно радоваться? Мы одиннадцать лет были вместе, а что там дальше будет, никто не знает, — вытерев слёзы голубоватым носовым платочком, произнесла Карина. Тушь на её ресницах немного размазалась, глаза и нос стали красными, но несмотря на это, она, как и прежде, была прекрасна. Я знала и раньше, что существуют люди, которых слёзы ничуть не портят, а лишь делают краше, потому что слёзы — это проявление внутренней красоты, но в тот миг мне казалось, что я могла бы вечность смотреть и любоваться своей сестрой. В проявлениях чувств она была подобна ребенку, но от этого ещё прекраснее.

— Одно я знаю точно: наша школьная дружба перерастет в другую, в более зрелую, — продолжала Саша. — Бросьте вы! Мы не перестанем видеться, да и школьные двери всегда для нас открыты. Ну, никто ведь не умирает.

— А чувство такое, будто именно так оно и есть, — призналась Рита. — Очень больно.

— Всё, я больше не могу на это смотреть, — заголосил Андрей. — Включаем рок. Никит, моя флешка ведь у тебя?

— Да, в сумке. Сейчас достану.

И через несколько минут двор школы окутал завораживающий голос солиста "Skillet" песней Whispers in the dark, который не мог никого оставить равнодушным. Конечно, не любители альтернативной музыки были не в восторге от проявленной инициативы Андрея, но большая часть нашего класса осталась довольной, в том числе и девушки, поскольку такая резкая смена музыки действительно заставила слёзы остановиться. Но…как обычно бывает у девушек, после минут меланхолии и слабости наступает момент под названием "Ой, тушь размазалась!". И наши парни с недоумением и интересом наблюдали за тем, как многие из девчонок принялись в волнении и суматохе искать в сумках платочки и салфетки, чтобы привести себя в прежний вид. Я же, переобув босоножки на свои голубые любимые кеды, решила сходить в школу умыться, освежить лицо, поскольку высохшие соленые слёзы начинали жечь кожу, что было мало приятно. К счастью, в тот день я с таким увлечением писала утром сочинение по "Судьбе человека", что перед выходом успевала накраситься только гигиенической помадой, что вышло мне лишь на руку.

— Анжел, ты в школу? — произнесла Карина, на лице которой не осталось и капли следа недавних слёз. — Я с тобой, очень пить хочется.

— У меня есть с собой вишневый сок, будешь? — вмешалась Вика, повеселев. — Он, правда, на любителя, но тебе, думаю, понравится.

— Я обожаю вишневый сок!

Стекая по лицу крохотными потоками, леденящая вода подействовала ободряюще, словно меня разом переместили из одного настроения в другое. Лиричные песни о школе сделали своё дело. Раньше я не понимала этого. Не понимала, почему выпускницы одиннадцатого класса на линейках в честь последнего звонка начинали ни с того ни с сего плакать, обниматься, говорить, как им будет не хватать школы. Мне казалось, что в этом было что-то искусственное, словно делалось на показ. Однако теперь же…я это поняла. Я знала заранее, что в тот день эти непродолжительные несколько минут наших слёз были всего лишь репетицией. Пока ещё у нас была неделя. Последняя неделя, последняя возможность на веки запечатлеть в памяти школьное время, но совсем скоро, когда наступит осознание того, что мы больше никогда не придем на уроки, никогда не испытаем те чувства и ощущения, что сейчас…вот тогда-то будет по-настоящему страшно.

И думать об этом становилось всё сложнее. Все мы знали, что будет больно, но оттягивали это время. А оно незаметно подкрадывалось всё ближе, и сегодня мы впервые услышали его тяжелые шаги.

— Так, я предлагаю продолжить танцевать вальс, — проговорила Ярослава с энтузиазмом, ища глазами своего партнера. — Иначе мы так до утра можем сидеть и слушать музыку.

— Да, ребят, давайте, — согласно поддержал её Артем. — У меня через час физика, да и у всех, наверняка, какие-то дела.

— По-моему, дела на этой неделе у всех одни, — улыбнулась Вика. — И именуются репетиторами.

— Не напоминайте, — рассмеялась Саша. — Давайте уже танцевать.

Все без каких-либо противоречий устремились к своим партнерам, а Ярослава к выданному нам директором школы на эту неделю музыкальному центру, чтобы сменить музыку.

— Всё хорошо, Анжел? — нежно коснувшись моей руки, произнес Денис, глубоко вглядываясь в мои глаза, которые всё ещё оставались красными от слёз.

— Конечно, — кивнула я с улыбкой, не в силах устоять от взгляда, которого мне так долго не хватало. — Просто всё происходящее как-то очень грустно.

— Не хочется покидать школу?

— Очень не хочется, — призналась я, ощущая, как теплая, крепкая рука этого парня бережно сжимала мою. — Не хочется расставаться с ребятами, с нашими репетициями, с этими стенами, которые мне подарили жизнь, о какой я могла только мечтать раньше. Всё прошло слишком быстро.

— Это ведь не конец, — улыбнулся он, и под порывом ветра меня окутал исходивший от него притягательный аромат свежести и сладостный запах цветущих яблонь, вместе создавая союз чего-то волшебного, легкого и неземного, что хотелось разом вобрать в себя как можно больше этого воздуха, боясь, что в одно мгновение он испарится. — Мне тоже грустно это осознавать, но знаешь, что мне дарит успокоение?

— Что же? — несмело прошептала я.

— То, что ты будешь рядом.

Я не верила услышанному. Денис смотрел мне прямо в глаза и говорил, что я буду рядом. Он хотел, чтобы я была рядом! После всего, что между нами произошло. Мне хотелось закрыть глаза и раствориться вместе с этим воздухом, пропитанным частичками Дениса, весны и чувств, которые поглощали меня всё глубже, полностью овладевая сознанием, поскольку сердце уже было полно до краев.

— Анжел, решила не переобуваться? — вернул меня в реальность высокий голос Риты, раздавшийся за спиной.

Я в недоумении взглянула на свои кеды.

— Да, совсем забыла, — произнесла я, повернувшись к ней. Из-за высокой обуви Рита стала на полголовы выше меня. — Да и мы ведь всё равно скоро заканчиваем.

— Советую тебе почаще носить каблуки. Они до безумия тебе идут, делают очень изящной.

— Спасибо, — ощущая неловкость из-за стоявших рядом с нами парней, бросила я. — Это взаимно, Рит.

Но через секунду заиграла музыка, прервав наш диалог. Честно говоря, это меня спасло, потому что обсуждать друг друга в присутствии Дениса и Егора мне крайне не хотелось.

— Ребят, помните про плавность, — воскликнула Ярослава при вступлении. — И несмотря на ошибки, продолжаем танцевать.

Было видно, что парни уже измучены. Девушки получали от вальса удовольствие, а уж тем более при мысли о скорой разлуке, но парней выполнение одних и тех же движений под одну и ту же, успевшую всем приесться музыку, утомляло. Ошибок, разумеется, было очень мало, но ребята танцевали уже словно на автомате, не думая ни о какой плавности. Что касалось нас с Денисом, то…тут всё было иначе. Наш танец был подобен разговору — искреннему, естественному и не зазубренному. Казалось, что с помощью движений, прикосновений и взглядов мы говорили друг другу то, о чем молчали всё это время. То, что рвалось на волю, но на протяжении долгого времени было не высказано. Я не замечала, как летело время, перестала видеть одноклассников, не слышала замечаний Ярославы и выкриков ребят время от времени. Передо мной был только Денис и тепло, которое от него исходило, и возвращаться из этого плена и забвения было последним, чего я в те минуты желала.

— Анжел, забежим в магазин за мороженым? — спросила меня Карина, когда, спустя полтора часа, мы покинули открытые ворота школы. — Хочется чего-нибудь сладенького.

— Да, конечно, — улыбнулась я, любуясь тем, как распущенные рыжие волосы моей сестры поблескивали на солнце. — Тем более, нам всё равно нужно в магазин — мама ведь просила купить ей чеснок для курицы.

— А, да-да-да, точно. У меня совсем вылетело. Значит, у нас сегодня снова вкусный-вкусный ужин?

— Любимое блюдо всей нашей семьи.

— Тогда, может быть, купим овощи и приготовим к этому гарниру какой-нибудь легкий салат?

— Я давно мечтаю о крабовом, — призналась я, оживившись. — Ты как?

— Только "за", — с улыбкой проговорила Карина. — Значит, решили!

Купив ведерко клубничного мороженого, крабовые палочки, консервированную кукурузу, огурцы и, по настоянию Карины, малиновый джем к чаю, мы устремились домой. Радовало то, что в то воскресенье ни у меня, ни у Карины, ни у мамы, ни у дяди Паши не было запланировано никаких дел, и весь вечер был полностью в нашем распоряжении. Наконец, мы могли провести его все вместе, чего давно не случалось. То у меня были курсы, то занятия с Лизой Алексеевной, то Каринины репетиции, то мамины долгие вечера в издательстве, то дело дяди Паши…но сегодня все мы были от этого свободны.

— О, я вижу Костины кеды! Кажется, кто-то решил сделать сюрприз! — радостно пропела Карина, переступая через порог квартиры. — Как чувствовал, что у нас сегодня намечается что-то вкусненькое.

— Выходит, не зря мы решили приготовить крабовый салат, Костя ведь его обожает?

— Ещё как обожает! Равно, как и клубничное мороженое, — рассмеялась она, ставя на пол пакет.

— Вернулись, девчат? — весело проговорила мама, выглядывая из кухни. — Как порепетировали?

— Отлично, мамуль, — призналась я, ни чуть не кривя душой. — Правда с долей лиричности.

— У нас сегодня был массовый плач, тёть Надь: пока репетировали исполнение двух песен про школу, все девушки дали слабину, — объяснила Карина, расстегивая светлые плетеные босоножки. — Страшно представить, что будет на последнем звонке.

— Ну, так и должно быть, — с теплом произнесла мама, выйдя к нам в своем легком халате персикового цвета, в котором она вместе с собранными в красивый высокий хвост волосами казалась моложе своего истинного возраста настолько, что я могла бы принять её за нашу с Кариной сестру. Я всегда восхищалась маминой красотой, которую нельзя было ничем испортить. Даже домашним халатом, в котором большинство женщин превращаются в скучных домохозяек. — Искренние слёзы всегда прекрасны. Это ваши чувства и ваша дружба, поэтому не нужно сдерживать свои эмоции, — сказала она, зная на своём личном опыте, что это такое — разлука с друзьями.

— Не думала, что это будет так трудно, — улыбнулась Карина. — Просто смотришь на ребят и не веришь, что скоро все разъедутся, что наш класс займут другие ученики. Ну ладно, — резко оживилась она, — пока ещё рано тосковать.

— Именно, у вас ещё есть время, — поддержала её мама. — Рано прощаться.

— Прощаться с кем? — произнес Костя, выходя из зала.

— Привет нежданным гостям, — протянула радостно Карина, проходя с пакетом продуктов на кухню. — Как дела, Кость?

— Привет, девчат! Всё отлично, — произнес он, опершись о гардеробный шкаф в прихожей, засунув руки в карманы джинсов. — А как у вас? С кем вы собрались прощаться, Анжел? — проговорил он, с улыбкой глядя на меня.

— С одноклассниками, — призналась я, включив свет в ванную комнату. — Через неделю последний звонок, и осознание этого начало действовать в полную силу.

— А я радовался, когда заканчивал школу, — пожал он плечами. — Это ведь шаг в новую, самостоятельную жизнь.

— Но очень тяжелый шаг, — ответила Карина из кухни. — А ты давно у нас, Кость?

— Около часа, а что?

Помыв руки и сполоснув лицо прохладной водой, когда выходила из ванной я заметила, что дядя Паша сидел в зале за журнальным столиком и с серьезным, обеспокоенным видом читал какие-то бумаги. Это очень настораживало. Было ясно, что хорошего в этом крылось мало.

— Мам, а что произошло? — поинтересовалась я, ощущая некую тревогу, пока Карина с Костей сидели в нашей комнате, а мама занялась приготовление курицы. — Костя приходил к дяде Паше?

— Да, но они мне ничего не говорят, — с волнением в голосе ответила она. — Я чувствую, что что-то случилось, но Паша не скажет.

— Я думаю, он просто не хочет тебя беспокоить, мам. Поэтому не считает нужным сказать.

— Но от этого незнания беспокойства куда больше. Видела бы ты лицо Паши, когда я минут двадцать назад зашла в зал за стаканами из сервиза…в последнее время он всегда очень задумчив, но сегодня в его взгляде читалось столько тревоги, что мне подумать страшно, что там такого могло случиться в этом деле.

— Мамуль, потерпи ещё чуть-чуть. Скоро суд, и всё это закончится, — ласково проговорила я, наливая себе чай.

— Но только вот как это закончится? Если Паша проиграет дело, он себя не простит.

— Всё будет хорошо, поверь в него, — произнесла я с энтузиазмом, хотя и сама испытывала огромное волнение.

Через несколько минут мы с Кариной приступили к резке салата, а чуть позже, пока готовилась курица, Костя с Кариной решили пойти прогуляться, пообещав, что к горячему обязательно вернуться.

(Карина)

— Кость, ну что там? — в нетерпении спрашивала я, как только мы покинули стены подъезда. — Что случилось у папы?

— Давай пройдемся до парка?

— Хорошо, только не томи. Я давно не видела его таким подавленным. Что произошло?

— Карин, я не буду говорить слишком много, так как дал обещание, но…скажу лишь, что прокурор, работающий против твоего отца, имеет большие связи. Всю ту грязную историю с его подкупленными свидетелями чисто загладили, и у него теперь безупречная репутация, — произнес Костя, посмотрев на меня взглядом, полным разочарования.

— Подожди, а как же показания твоего отца? Разве они ничего сейчас не значат?! — говорила я в изумлении. — Неужели они никак не могут повлиять?

— Как выяснилось, этот человек работал тогда под чужим именем, и все следы того происшествия ему влиятельные люди и деньги помогли очень ловко замять.

— У меня нет слов…то есть, вообще не на что надеяться?

— Но подожди, ещё ведь ничего не ясно, Карин. Всё решится на суде.

— Кость, ты ведь лучше меня знаешь, как всё обернется, если ничего не удастся сейчас изменить: против Ярослава выступит человек, который на сто процентов якобы видел своими глазами преступление. Да и плюс его бывшая девушка, что тоже играет одну из главных ролей.

— Просто до даты суда ещё есть время, и кто знает, всё может измениться в любой момент. Мой отец, по словам мамы, едет завтра в Москву на несколько дней и будет там пытаться пробить этого Глебова. Наверняка были люди, которым он жутко мешал и обидел.

— Серьёзно?! — в шоке проговорила я. — Я не ожидала такого участия от твоего отца.

— Я и сам не ожидал, — переступив через бордюр, проговорил Костя. — И если честно, не понимаю его энтузиазма.

— Ну, судя по всему, он действительно от души хочет помочь невиновному человеку.

— Или же просто хочет возмездия. Насколько я знаю, отец проиграл одно дело из-за этого прокурора, — с сарказмом заметил Костя. — Не верю я в такие резкие перемены. Раньше он никогда ничего не делал, если в этом не было выгоды.

— Кость, но как бы там ни было, — улыбнулась я осторожно. — Если он поможет папе, я проникнусь к нему уважением.

— Я совсем не против, — улыбнулся Костя. — Главное, чтобы помог.

— Кость, кстати, а как прошла сегодня репетиция? — оживилась я, вспомнив о музыке.

— Ой, не спрашивай, — рассмеялся он, отмахнувшись. — Макс вчера расстался с Юлей и барабанил сегодня так, что у нас во время песни тарелка отлетела в другую часть зала.

— Да ладно?! Правда расстались?! — удивленно протянула я, не зная, радоваться ли этому или же стоит поддержать Макса и проявить сострадание. — А…кто кого бросил?

— Юля заявила, что устала от отношений, что она запуталась в своих чувствах и всё в этом роде, чего, в принципе, и следовало ожидать.

— Да уж, я ничуть не удивлена, — призналась я, испытывая в душе глубокую неприязнь к этой девушке. — Но ничего, это к лучшему. Макс встретит достойную девушку. Мы ведь сразу раскусили эту Юлю.

— Проблема в том, — улыбнулся Костя, — что Макса всегда тянет на подобных Юле. Вспомни его прежних девушек.

— Ну, это ведь всё не серьёзно, — протянула я. — Он ещё сам не повзрослел, мне кажется. А я говорю о том, когда ему захочется долгих, крепких отношений.

— В таком случае это наступит нескоро. Хотя…кто знает. Любовь ведь непредсказуема, так? — добавил Костя, улыбнувшись.

— Наверное, — кивнула я, стараясь не видеть его пронзительного взгляда.

Несколько минут до парка мы шли молча, думая каждый о своем.

— А ещё не поверишь, Карин, кто мне в последнее время постоянно пишет и предлагает встретиться, — присаживаясь на широкую скамейку с металлическими ручками, нарушил Костя наше молчание.

В то мгновение я, на удивление себе, почувствовала, как внутри вдруг что-то кольнуло.

— Кто же? — проговорила я, догадываясь, о ком шла речь. — Хотя, можно предположить?

— Конечно.

— Настя, да? — говорила я, стараясь, не выдать себя голосом, но и твердя себе при этом, что и выдавать абсолютно нечего.

— Угадала, — улыбнулся Костя, приняв расслабленную позу. — Не представляю, что у нас может быть общего.

— И что же ты? Не хочешь принять её предложение?

— Карин, разумеется, нет. Мне просто обижать резким отказом её не хочется, а тонких намеков она не понимает.

— А в чем же причина? Ты ведь можешь уделить ей один вечер, — произнесла я, глядя в сторону и понимая, что сама ничуть этого не хочу.

— Ты что, серьёзно?.

— Не серьёзно, Кость, — улыбнулась я, поправив джинсовую расклешенную юбку и желая как можно скорее сменить тему. — Ты можешь сказать ей, что тебя не привлекают девушки.

— О, это рискованно! — рассмеялся Костя. Смех этого парня был одним из самых обаятельных и красивых из всех, что я слышала в своей жизни. — В таком случае мы сразу лишимся половины наших фанатов.

— Да-да-да, не подумала, — взорвалась я от смеха, представив обсуждения в нашем сообществе в контакте: "Жизнь — дно. Правда раскрыта, и меня тошнит от любимых песен!". — Что-то я загнула! Ну, тогда ты можешь сказать ей, что у тебя уже есть девушка.

— Говорил, она не верит, — смеялся Костя. — Считает, что это просто отговорки.

— Получается, она настойчивая?

— Кажется, чересчур.

— Слушай, Кость, — немного смущенно начала я, отсмеявшись. — Давно хотела спросить у тебя насчет фанаток. Они ведь тебе пишут?

— Ну, не только мне, они и Антону пишут, и Максу, и Игорю, ведь они и тебе пишут, — говорил Костя, улыбаясь.

— Нет, я имею в виду различные признания, предложения встретиться и тому подобное.

— А, ну я читаю и удаляю эти сообщения.

— Не отвечаешь?

— Нет, а нужно? Я просто не вижу смысла отвечать на эти сообщения. А почему ты спрашиваешь?

— Было интересно, без всякого умысла, честно, — призналась я, сама не зная, почему задала этот вопрос, и почему он так меня волновал. — Не бери в голову.

— Хорошо, — с интересом продолжая смотреть на меня, проговорил Костя.

— Слушай, может быть уже пойдем, Кость? Курица, наверное, приготовилась.

— Да, конечно.

Но всю дорогу к дому я спрашивала себя, почему мне всегда было так неприятно говорить с Костей о других девушках.

21 глава

Поворот судьбы

(Анжела)

24 мая

Последний день школьной жизни. Последний урок…последние минуты того, что с такой безудержной болью не хотелось отпускать.

В ту пятницу, предшествующую последнему звонку, мы с ребятами сидели на классном часе и обговаривали с Ниной Евгеньевной мероприятие, к которому физически готовились больше месяца, но вот морально не успели. Неделя пролетела незаметно, и как бы ты себя ни настраивала, бороться со временем бесполезно. Оно не ждет, оно не торопит, а всего лишь идет своим чередом, однако поспеть за ним или же опередить мы не успеем никогда. Должно быть, так всегда было и будет. Человек находится куда ниже этой необъяснимой, непостижимой материи, но в этом суть нашей жизни, ограниченной временем.

И вот так, застигнутые врасплох, мы сидели, едва сдерживая слёзы, не веря, что этот страшный, но одновременно долгожданный день приблизился, избежать его было невозможно. Он ждал нас на пороге новой жизни.

— Ребята, завтра нам всем будет не до этого, поэтому я хочу сказать вам это сейчас, — говорила Нина Евгеньевна, опершись на свой учительский стол из темного дерева. Нашей классной руководительнице приходилось так же тяжело как и нам, это было видно без всяких лишних слов. Её глаза блестели, голос был окутан дрожью, а с губ срывались фразы, от которых сдерживать слёзы становилось всё сложнее. — Вы у меня первый выпуск, и я сейчас переживаю те же эмоции, что и вы, ребят. Очень грустно, очень скверно на душе…как будто вместе с вами из меня самой что-то уходит. Жуткие чувства. Мы с вами много лет были вместе: кто-то позже пришел, кто-то раньше. Я полюбила каждого из вас, как собственного ребенка, каждый из вас мне по-особенному дорог. Не знаю, будет ли ещё в моей жизни такой класс, как ваш, встретятся ли мне ещё такие яркие, живые, искренние дети, из которых вырастут прекрасные парни и девушки. Не знаю, ребят, — улыбнулась Нина Евгеньевна. — Мне, наверное, несправедливо с вами повезло. Я ни разу не пожалела о том, что пришла работать в эту школу, о том, что мне достались именно такие ребята. Конечно, очень больно расставаться, но сейчас, глядя на вас, я чувствую себя счастливой. Каждый из вас уже личность, и я полностью уверена в том, что всё в ваших жизнях сложится самым лучшим образом. Я спокойна за ваше будущее, ребята. И за это спасибо вам большое.

Я ощущала, как слёзы стекали по лицу, чувствовала губами их соленый вкус, мало что различала перед собой через эту пелену, но остановить себя была не в силах. Слова нашей классной руководительницы проникали в самые глубины души, становясь вечными. Я знала эту девушку два месяца, но полюбила её гораздо больше, чем каких-либо других учителей, что были в моей школьной жизни. Нина Евгеньевна была настоящей, полной чувств и жизни. Мы не были ей безразличны, а это являлось самым важным.

— Нина Евгеньевна, — заговорила Рита, вытирая слёзы внутренней стороной ладони. — Ой, ну вы совсем нас расчувствовали.

— Да уж, от ваших слов невозможно сдерживаться, — поддержала её Карина, которая также говорила со слезами на глазах.

— Девочки, ну вот, — проникновенно произнесла она в ответ со светлой, ясной улыбкой, хотя было видно, что ещё немного, и Нина Евгеньевна заплакала бы вместе с нами, — всё, значит, нужно заканчивать. Я оставляю вам ключи, ребят. Закроете, как будете уходить, хорошо?

— Нина Евгеньевна, подождите, — произнесла Вика второпях. — И мы очень вас любим. Вы учитель, о котором можно только мечтать.

— И спасибо должны говорить не вы нам, а мы, — вмешалась Ярослава с эмоциями. — Спасибо за то, что всегда были рядом.

— Так, всё, минутка лирика закончилась, — произнесла Нина Евгеньевна, улыбаясь, и со слезами на глазах выбежала из кабинета.

Есть такие минуты в жизни, забыть которые невозможно, несмотря ни на время, ни на обстоятельства. Эта сцена, я знала, не раз будет всплывать в моей памяти, сколько бы лет при этом ни прошло.