Невеста для демона страсти

ГЛАВА 15.

Александр устало откинулся в кресле и прикрыл глаза. Толку от девчонки не было. Она охотно рассказывала все. Да только ничего ценного Роуз не знала. Да, она побывала в Заповедной долине. Ей показали домики, башенки, веселящихся сильф, парочку сыттаров. Она посмотрела, как виртуозно меняет облик ее рыжий, как он умеет танцевать и драться, убивать и соблазнять. И пользоваться плодами своих трудов по соблазнению, разумеется. Впрочем, о последнем его юная жена не слишком рвалась рассказывать, а он не слишком настойчиво спрашивал. В общих чертах понятно, а так… В этом вопросе он предпочитал действовать сам, а не слушать байки о том, как действовали другие. Тем более с той, что, пускай формально, но все же…

Не важно! Куда важнее была информация о купании в источнике живительной силы. Вернее, полное отсутствие информации — что он дает, как действует, для чего нужен сыттарам? Одни предположения. То же самое с проклятым замком — Роуз знала о нем еще меньше, чем мать. То есть вообще ничего. А сыттар, словно издеваясь, охотно рассказывал наивной дурочке, как важен этот замок для его планов, но ни словом не обмолвился о том, чем именно.

А главное — зачем? Зачем ее послали к нему? Не за амулетом, как он сначала подумал. Амулет мало того, что закрывает от воздействия нечисти (а зачем нечисти давать своей жертве средство закрыться?), так еще и жизненных сил не дает и не добавляет. А Роуз нужна была именно сила — сила жизни. Роуз должна была остаться живой. Да, Роуз должна остаться живой — чтобы войти в Черный замок. Именно это внушали ей, и именно это она должна была донести ему. Только ей откроется замок, а в замке — там… Словом, он должен немедленно побежать смотреть.

Ради этого ее купают в закрытом источнике, ради этого ее отправляют к нему. Может, и за амулетом тоже — она закроется от сыттара, да, но ведь при этом он перестанет тянуть ее силы. Зато Роуз начнет тянуть силы своего фиктивного мужа. Следовательно, станет… еще более живой? Еще менее сильфой?

Допустим, но при чем тут Анабель? Анабель, которая твердила, что Роуз надо непременно убить? Влюблена в Прекрасного Герцога и играет против сыттаров, пытаясь выпутать его из этой истории? Ерунда, как может сильфа играть против сыттара? Если уж герцог так легко прочитывает ее мотивы (ее предполагаемые мотивы; предположительно, ее мотивы), то сыттар знает все ее помыслы наверняка. И если ей позволили действовать…

То ему оставили ровно два выхода: либо убить Роуз вопреки желанию сыттара видеть ее живой и входящей в замок (что бы ни было в этом замке, раз оно нужно сыттару — значит, долг герцогу помешать нечисти это заполучить). Либо оставить Роуз живой вопреки навязчивым советам Анабель с ней покончить (потому что, раз советуют, значит, точно ему не во благо, ибо они враги). Вот только — тут он смысла не видел. Как ни крутил ситуацию с разных сторон — смысла в советах Анабель для вражеской стороны не было. Ему — да, явные и озвученные плюсы, о которых он, собственно, догадывался и сам. А сыттарам? Зачем им смерть Роуз? Бессмысленно.

Либо он чего-то не знал. Либо он слишком верил в значимость Черного замка, а тот был обманкой с самого начала.

— Что ж, — распрямившись в кресле, герцог открыл глаза и решительно взглянул на свою пленницу, бессильно обвисшую на цепях. Допрос дался ей непросто, но герцог должен был быть уверен, что ее «не знаю» — это действительно «не знаю», а не «не хочу говорить», — я выслушал тебя, Роуз, обдумал твои слова и принял решение. Ты пришла ко мне за спасением — и спасение я вижу для тебя только одно. Твое тело уже не спасти, оно переродилось, но душа твоя чиста. Ты не виновата в злодеяниях сыттара и искренне не желаешь быть его приспешницей. Но, увы, есть только один способ избавить тебя от служения ему.

Она побледнела, хотя, казалось, куда уж больше. И прошептала чуть слышно:

— Костер?

— Да, — он смотрел спокойно и прямо. — Костер. Ты будешь объявлена ведьмой, обвинена в служении врагу рода человеческого и сожжена на центральной площади ближайшего города. По традиции — на третий день после оглашения приговора. Приговор я, считай, огласил. Чуть позже его зачитают в городе. На этом, собственно, все. Моли Дэуса о справедливости на Последнем Суде… Впрочем, он всегда справедлив. Благодари за то, что прерывает твои муки в самом начале, не дав ступить на проклятый путь. Уверен, он высоко оценит твое желание умереть человеком.

Развернулся и вышел, чтобы не смотреть на ее отчаянье. Слезы, мольбы — они теперь бесполезны, и она это знает. Но так сложно бывает удержаться, когда есть, кого молить. Александру не хотелось, чтоб она унижалась. Отчаянная и беспомощная, соблазнительная и бесконечно холодная, живая и неживая — она волновала его, заставляя прикасаться к себе куда чаще, чем требовалось, заставляя мечтать, что в другое время и в другом месте… Нет, жениться бы, конечно, не стал, но в любовницы взял бы, не раздумывая. Впрочем, возможно все это — лишь чары сильфы, которыми не обладала настоящая Роуз, а ему просто нужна женщина.

Мне ослабили цепи, и теперь я могла сидеть. Видно, герцог мой побоялся, что потеряв сознание стоя, я передавлю себе ошейником горло, и красивой казни, о которой уже сообщили всему городу, тогда не получится.

Никогда не понимала, почему люди так любят смотреть на казни. Наверное, просто потому, что ни одной казни в жизни не видела. Не возили меня, почему-то родители, на подобные зрелища. Вот свозили б разок — тогда б, наверное, оценила. Прониклась, стала страстной поклонницей такого досуга. Ну, просто столько людей — не могут же они ошибаться. В любовании смертью, наверное, что-то есть.

Жаль, уже не узнаю. Мне ведь не совсем любоваться предстоит. А огонь — он жалит больно. Насколько больно — мне герцог любезно продемонстрировал. Несколько раз, чтоб во всей полноте оценила. Ожоги теперь болели, и от этой боли мне никак не удавалось отрешиться. И это хорошо, боль, как ни странно, удерживала от паники. Наверное, просто сил и на то, и на другое не хватало.

И потому я не билась в истерике в своих оковах, не кричала что-то невразумительное и слезное, пытаясь разжалобить охрану… или стены… Не знаю даже, кто бы меня в таком случае услышал. Я просто сидела на полу, обхватив коленки, и монотонно раскачивалась, словно пытаясь укачать боль. Чтоб она как ребенок — утихла бы и уснула. И тогда я, возможно, тоже смогла бы поспать.

— Прости меня.

Я вздрогнула, в первый миг не поверив. В моем состоянии галлюцинации неизбежны, а я слишком хотела его увидеть.

— Прости, — покаянно повторил Лис, сидя передо мной на коленях во всех своих длиннополых сыттарских тряпках. — Я знал, что герцог жесток. Но почему-то думал, что у него просто не будет повода поступить с тобой так… Я дурак, Роуз. Дурак и скотина, подставивший тебя под пытки.

— Ты не подставлял, — устало качаю головой. — Это был мой выбор, мое решение… Моя глупость. Ведь знала же, чувствовала всегда, что герцог и костер для меня синонимы! Так ведь нет, предпочла поверить первой встречной…

— Костра не будет, Рози, что ты? Я не допущу! Чтобы какая-то зарвавшаяся тварь… — его брови сошлись на переносице, алые волосы искрили, а черные провалы глаз давили мраком непоколебимой уверенности.

Вот только он по-прежнему сидел на коленях в двух шагах от меня и не делал ни малейшей попытки приблизиться. И это Лис, который никогда не останавливался на «посмотреть», если можно было погладить.

— Ты можешь снять с меня цепи? — спросила, холодея от мрачного предчувствия.

— Увы, — предчувствие он оправдал.

— И даже просто коснуться?

— И даже это, — отчаянно сжав зубы, он опустил голову, признавая собственное бессилие. — Магия Храма… Сильна, реально сильна. Им дал ее Дэус, они победители, мы побежденные. Я даже чувствовать тебя перестал, едва он… как выясняется, надел эти цепи. А я так надеялся, что амулет. Он их в Архиве набрал — весь дом увешан, я едва нашел, как войти, чтоб ни один не зацепить. Мог бы и с тобой одним поделиться. От меня бы закрыл столь же надежно, тебе бы не навредил — в тебе энергия жизни…

— Это первое, что он предположил: ты прислал меня за его амулетом, — поведала горько. — Потому, видимо, и не дал.

— А смысл? — отчаянно выдохнул Лис. — Мне его амулет зачем? Мне от него какой прок? Как можно быть таким недоумком?! Пришла к тебе прекрасная принцесса с просьбой о помощи — ну защити ты ее от дракона, тебе ж это вообще ничего не стоит! А в благодарность она сделает для тебя все — отдаст и душу, и тело, и поделится всеми самыми сокровенными знаниями, и добудет самое большое сокровище! Что проще?

— Он не ты, — пожимаю плечами. — Это ты первым делом тащишь в постель, а у герцога немного иной метод добычи информации. Да и спасение принцесс — не его профиль. Его интересует лишь битва с драконом. А сколько уж там невинных дев погибнет в процессе — да кому вообще нужно их считать?

— Ты не погибнешь, Роззи, я обещаю!

— Что, без меня ты не получишь свое сокровище?

— Ты мое сокровище, Роззи. Моя сладкая тайна, моя прекрасная роза — вот уже восемь лет. Я слишком долго наблюдал, как ты расцветаешь, чтобы допускать даже мысли о твоей смерти. А Черный замок — он не для меня, он для тебя. Твой шанс изменить судьбу — единственный шанс. И поэтому… ты не жди, чем кончится «битва с драконом». И над трупами не рыдай. Ты беги…

— Как, Лис? — я протянула ему свои руки, звякнув цепями.

Он нервно сглотнул, споткнувшись взглядом об ожоги на моей коже.

— Как только станешь свободной. Тебя освободят, я заставлю, — он взглянул мне прямо в глаза, и голос его излучал уверенность. — И, как только это случится — беги в Черный замок, Роуз. Лети, скачи — как выйдет, это не важно. Главное — не в долину. Туда. Там твой истинный дом, Роуз. И твое спасение.

— Там развалины, Лис, просто развалины, мать всегда говорила. Даже если там когда-то и было что-либо ценное, его давно унесли.

— Единственную ценность Черного замка унести невозможно, Роуз, что ты? Ее даже найти-то никто не смог и не сможет — только ты.

— Почему ты думаешь, будто я смогу то, что не удалось никому?

— Потому что только ты слышишь голоса богов, только с тобой говорят алтарные камни, — мягко улыбнулся он мне в ответ. Так уверенно и спокойно, что пропало всякое желание ему перечить. Слышу? Богов? Ну ладно, пусть. Они б меня еще послушали. — Ты все поймешь, когда окажешься там, моя нежная. Только доберись туда, Роуз, умоляю тебя!

Я кивнула — что мне еще оставалось? А он все смотрел, смотрел…

— Он заплатит, я обещаю. Он за все заплатит, Роззи, даже не сомневайся. Потерпи еще немного, милая. Ты будешь свободна, будешь жить, никакого костра! Я не допущу, Роззи, я никому никогда не позволю…

Я потом вспоминала его слова. Он ушел, а я все вспоминала их, вспоминала… Как он сидел, как он смотрел, как говорил… Как вновь превратился для меня в мальчишку-конюха в линялой рубахе, и в блистательного графа Герхарда в шикарном наряде и с унизанными перстнями пальцами… А вот в герцога я его превращаться не попросила. Да он и сам не рвался…

Я все вспоминала, и не могла отделаться от впечатления, что он прощался. Не верил до конца, что сумеет спасти? Или не надеялся потом спастись? Судя по тому, что от былой самоуверенности не осталось и отблеска, с герцогом он действительно просчитался. А возможно, и с той поддержкой, что смог оказать главе Тайного Сыска Храм. Количество ли, качество храмовых артефактов его поразило, безусловным будущим победителем он себя уже не считал.

А я… А я была просто рада, что он пришел. Я соскучилась. Он был монстром и чудовищем, отобравшим у меня человеческую жизнь, но я была счастлива с ним. Это глупо, я знала. Но ведь была.

Александр ждал. Весть в Храм он отправил сразу, едва ему доложили о появлении сильфы. Специализированные отряды борцов с нечистью должны были прибыть в город в самое ближайшее время. Горожанам объявили о предстоящей казни, на площади начали сколачивать помост.

А в доме было тихо. Ни один из амулетов, размещенных герцогом вокруг камеры пленницы так, чтобы лишить сыттара любой возможности пробраться незамеченным, присутствия демона не фиксировал. Однако в том, что сыттар придет, герцог практически не сомневался. Самоуверенный и наглый, просчитавший все, кроме этого, он не допустит ее гибели ни при каких обстоятельствах. Слишком долго он эту девчонку выращивал, слишком сильно берег, слишком нежно обхаживал. Да он рискнет всем, чтобы не допустить ее казни! И попадется. Обязательно попадется. А вот тогда посмотрим!

Конечно, допросов нечисти подобного уровня Александру проводить еще не доводилось, и возможные итоги «беседы» он представлял смутно, на раз уж демона можно пленить (а документы Храма говорили об этом однозначно), то и нанести ему существенный урон, без сомнения, удастся. А там, возможно, и заставить серьезно пересмотреть условия Договора. Все же одно дело — это тихо и незаметно изымать из мира проклятое семя прислужниц богини, и совсем другое — вмешиваться в политику и провоцировать войны.

Жаль только, так и не удалось найти подлинный текст того документа, одни лишь упоминания о заключении Божественной сделки, а упоминания и пересказы — это, все же, не совсем то… Вот демоны молодцы, свой экземпляр сохранили, а разгильдяйство Храма несколько удивило. Их Архив был и создан именно для того, чтобы там никогда и ничего не пропадало.

— Ваше высочество, вы позволите? — его размышления были прерваны Лансом.

— Да, я слушаю.

— Арестованную надо бы покормить. День к вечеру.

— Так что не покормили?

— Так вы ж не велели без сигнала туда соваться. А только сигнала все нет — не идет демон-то.

— Нет — значит, будет. Бдительности не терять. А еду подготовь — сам отнесу. Лишний раз пообщаться не помешает.

Она дремала, сжавшись в комок у самой стены. И на миг герцогу стало невыносимо жаль ее — маленькую, изможденную, пришедшую к нему за помощью и спасением. Захотелось взять ее на руки, отнести в постель, укрыть теплым одеялом… Пришлось одернуть себя, что не время и не место сейчас для эмоций, на кону дело государственной важности, в котором девчонке отведена важная роль приманки. И приманкой она должна быть именно такой — несчастной, истерзанной, со следами перенесенных страданий и лишений, с отчаяньем в мыслях…

Вот только в мыслях у нее явно было что-то другое: Роуз улыбалась, рассматривая свои сны.

Поставив поднос с едой на пол, герцог достал монокль и внимательно оглядел камеру сквозь «глаз истины». «Контур отторжения», создаваемый заговоренными цепями, нарушен не был, никакие инфернальные силы к разуму девушки не тянулись — она спала. Самым обычным и обыденным образом, без всяких мысленных контактов со своим повелителем. Но все же остаточные следы присутствия в камере темной сущности разглядеть ему удалось.

— Он был здесь, верно? — поспешил Александр проверить сделанные выводы.

Роуз вздрогнула, просыпаясь, и тут же попыталась сесть — сгруппировавшись и изо всех сил вжимаясь спиной в стену.

— Я просто принес тебе поесть, — попытался он ее успокоить.

— Не знала, что «ведьма» — это настолько высокий титул, что лично герцоги прислуживают.

— И такое случается. Так что с сыттаром: он приходил?

— Да, — отпираться она не стала.

— Надеюсь, оказался достаточно впечатлен увиденным, чтоб броситься делать глупости? — только и оставалось, что игра «все идет по плану». Хотя предельно ведь ясно: как бы ни был тот демон впечатлен, осторожности он не потерял, и необдуманных поступков совершать не намерен: незаметно пришел, незаметно ушел, никаких эскапад под воздействием эмоций. Впрочем, Анабель же объясняла — твари не эмоциональны.

— Глупости он обычно делает до того, как моей жизни начинает угрожать опасность, — нагло заявила девица, глядя ему прямо в глаза. — А после — становится предельно серьезен. И порой его противник даже успевает понять, что глупость сотворил как раз он.

— Да ты практически угрожаешь мне, Роуз, — Александр неодобрительно покачал головой. Впрочем, особого недовольства он не испытывал. Герцог ненавидел тех, кто униженно молил о пощаде, заливая его туфли слезами. Испытывал легкую брезгливость к ушедшим после вынесения приговора в полную прострацию. Те же, кто огрызались, до последнего сохраняя присутствие духа, были, пожалуй, самой сносной категорией смертников.

— Я отвечаю на ваш вопрос. Предельно честно и предельно подробно, как вы меня и учили, — она плотнее обхватила коленки. Не от страха, скорее — от холода. Невольно излишне сильно прижала обожженную огнем грудь. Зашипела сквозь зубы, устраиваясь удобнее. Но глаз от него так и не отвела.

— Он велел мне что-нибудь передать? — спросил герцог о том, что действительно было важным.

— Нет.

— Выражал недовольство, что ты «сбежала» от него и попала в результате в беду?

— Был расстроен, что я попала в беду.

— Обещал спасти?

— Да. Конечно.

— И ты ему веришь?

— Что будет спасать? Верю. Что спасет? Это не только от него зависит. Он признает вашу силу и вашу хорошую подготовку. Но он не отступит, в это верю твердо.

— И именно это заставляет тебя улыбаться?

— Почувствовать, что ты дорога, что любима — разве этого мало, чтоб вызвать улыбку?

— О чем ты, девочка? Он демон. У него нет души, он любить неспособен.

— «Демону недоступны ни жалость, ни сострадание», — покорно кивнула Роуз. — Да, я тоже читала это в детстве. Но знаете, это описание больше подходит вам.

Наказывать за дерзость не стал — просто вышел. Он уже приговорил ее к смерти, какие могут быть еще наказания? Жестокость ради жестокости? Демоном он как раз не был, поэтому без необходимости силу не применял никогда.

— Позови девчонке лекаря — раны гноятся, — бросил ожидавшему его снаружи Лансу. — Да купите ей на рынке добротное шерстяное платье с исподним и помогите надеть, в подвале холодно. И… кровать, что ль, поставьте. Она, все же, благородного рода, негоже ей спать на полу.

— Да, ваше высочество. Но… как же демон?

— А демон ее уже посетил. В ближайшее время вряд ли вернется. Так что нет смысла мучить девушку дальше — все, что нам нужно было, демон уже увидел.

— Да, конечно. А… как же он? Прошмыгнул-то? Ну и?..

— Что «ну и», Ланс? На то и демон, чтоб поймать его было непросто. Но ничего, мы справимся. Не сработала одна ловушка — значит, угодит в другую.

— Зачем нам спасать ее, Герлистэн, о чем ты? — Ландалиан посмотрел на брата, как на умалишенного. — Все идет по плану, и все идет просто прекрасно. Один из Верховных Рыцарей Дэуса вот-вот казнит ту, что уже отдана сыттару, зная о том, что она отдана сыттару, и тем самым нарушит договор. От нас требуется просто ждать, и мы получим свободу на блюде! Что тебе эта Роуз? Мы станем свободны, у тебя будет любая, любые — без счета!

— Как ты верно сказал — она уже отдана сыттару, — прорычал Герлистэн, с трудом сдерживая гнев. — То есть мне. А я никому и никогда не позволю отнять у меня мое! Никому и никогда, запомни это!

— Но Гер, на кону стоит наша свобода, ради нее гордыней можно и поступиться, — подал реплику Редириан.

— Речь не о гордыне.

— В этом случае можно поступиться и честью, — Ландалиан уступать не собирался.

— Вот ты ей, видимо, и поступился! Когда начал строить козни за моей спиной! План был другой!

— План был именно этот, — вступил в беседу Касавьер. — До тех пор, пока ты не влюбился в эту свою розу, как последний слюнтяй.

— До тех пор, пока я не нашел вариант интересней! Всем нам интересней, а не только мне-слюнтяю. И мы это обсуждали, и вы согласились, что в случае успеха с Черным замком, мы получим больше и сразу.

— А в случае провала? Мы получим как минимум ничего, а как максимум… — продолжали спорить братья.

— А как максимум, мы подождем твоей очереди завести себе юную сильфу, и отправим на смерть ее, чем плох такой вариант? — воззрился Лис на последнего говорившего. — А от моей извольте руки убрать!

— Но, Герли, погоди, остынь. Взгляни спокойно: оно само все чудесно складывается. От нас требуется простейшее — не мешать.

— Оно само? Оно само так сложилось, что у Рыцарей Храма не осталось ни одного экземпляра договора? Само так вышло, что его суть давно потонула под домыслами и пересказами? Само получилось, что герцог так и не нашел текста Статута Преми, по которому был обвенчан?

— Так о том и речь — это сделано было давно. Не лично против тебя и не лично против твоей сильфы. Мы терпеливо выжидали столетиями, чтоб не создать неудачный прецедент, который пробудит человеческую память. Чтоб не явился в последний момент седой монах с криками «не смейте!». А теперь — он не появится, мы знаем точно. Герцог везде искал, он спрашивал всех, посылал запросы в самые дальние обители…

— Вот как раз из самых дальних ответ мог еще попросту не прийти.

— Он бы пришел, если бы они его знали. Послушай…

— Нет, послушайте вы! Роуз — моя сильфа. И убить ее я никому не позволю — ни людям, ни вам! И я очень советую вам, братья, не вставать у меня на пути!

— Боюсь, ты не понял нас, брат, — повысил голос Касавьер. — Это мы никому не позволим встать между нами и нашей свободой. Даже тебе, не говоря уже о твоей девчонке. Ландалиан прав, девчонок много. А момента, когда алтарный камень расколется именно под нашим договором, мы ждем уже слишком долго. Теперь он пришел. Никто не в силах обвинить нас, что мы не чтили договор. Мы чтили его безукоризненно, столетиями. И теперь лишь цепь роковых случайностей привела к тому, что не закончившая перерождение сильфа попала в руки Верховного Рыцаря. А уж то, что он решил казнить юную девушку — не за преступления, но лишь для того, чтобы она не попала к нам — это только его решение и только его ошибка. И никто — НИКТО, Герлистэн — не помешает ему эту ошибку совершить.

— Попробуй мне запретить.

— Я уже тебе запретил. Ты не покинешь Долину, пока все не закончится.

— Моя сильфа еще жива, а значит, и я — все еще живой. Живым же место среди людей, и ты не вправе меня удерживать, — он поднялся. — Прости, беседа перестала быть интересной.

— Ну-ка держите его! — тут же взвился Касавьер, теряя невозмутимость.

Навалились вшестером. Сбежать не успел, отбиться, понятно, не смог.

— Не делай этого, Ксар, — прохрипел из последних сил, глядя на старшего брата.

— Не делать что, Герли? Не сражаться за свободу своего народа? Не стремиться снять с нас вековые оковы? Прости, ты просишь о невозможном.

— Но замок…

— Замок не нужен. Он был хорош, чтоб отвлечь внимание — и не в меру умного герцога, и не в меру влюбленного сыттара.

— Я не…

— Неважно. Это все уже неважно, Герли. Через пару дней ты сам скажешь нам спасибо. Заприте его, братья. Скоро все кончится. Свобода близка.

Бесполезные сожаления Александр предпочел скрыть. Да, заманчиво было мечтать, что, взбешенный увиденным, демон опрометчиво схватится за цепи, дабы освободить свою измученную сильфу. И тут же повиснет на них сам, благо подоспевшие на шум стражники опутают его сетями и обвешают амулетами до полной потери всех его демонических сил.

Что ж, первая попытка провалилась. Но ведь ничего еще не потеряно. Пленница по-прежнему заперта, и по-прежнему очень нужна демону живой и невредимой. Сыттар не соврал своей жертве, для ее свободы он действительно сделает все. Он не отступит, он будет пытаться спасти ее вновь и вновь. Пока не освободит. Или пока не попадется.

Чтобы не допустить первого и увеличить вероятность последнего, герцог полночи провел за анализом ошибок, совершенных при создании неудачной ловушки, и переустановкой охранных амулетов так, чтобы ни в коем случае не пропустить следующего визита демона.

А уже на рассвете встречал присланных ему из храма Мастеровых. Сети и амулеты были хороши, но все же ни в какое сравнение не шли с начертанной по всем правилам пентаграммой. Такому на скаку и по книгам не научишься, такому опытные наставники учат годами, зато и результат превосходит все ожидания. Конечно, чтобы начертить и напитать силой пентаграмму такого уровня, что требовалась сейчас, необходимо не менее тридцати шести часов (а лучше, конечно, и все сорок восемь), так ведь и казнь была отсрочена отнюдь не ради традиций.

Убедившись, что спасти пленницу из камеры невозможно, демон, несомненно, приложит все усилия, чтобы спасти ее по пути на эшафот, или уже с помоста. И потому, пока под громкие крики глашатаев, помост сооружали на главной площади, незаметные мужички в ношеной крестьянской одежде деловито и неспешно занимались некими земляными работами на заднем дворе временной герцогской резиденции. К тому моменту, когда станет ясно, что место казни изменено, у демона просто не останется времени изучать территорию досконально. Да и готовую пентаграмму, как утверждают специалисты, увидеть непросто. Даже демону. Особенно демону.

Пока же дополнительная защита не помешает. Однако, вместо с нетерпением ожидаемого герцогом святого воинства, в усадьбу прискакал лишь один монах в изодранной и обожженной одежде. Буквально свалившись с коня под ноги охране, он сообщил, что в монастырском подворье, где храмовое воинство остановилось на ночлег, среди ночи вспыхнул пожар. Который горожане, справедливо опасаясь и за свои дома, сначала бросились, вроде, помогать тушить.

Однако потом в толпе раздались крики: «Монахи подожгли город!» Подхваченные дураками и паникерами, эти крики множились, словно языки пламени на ветру. Во всех концах все громче, все многоголосей звучало безумное: «монахи хотят сжечь наш город!», «монахи приехали, чтобы сжечь нас всех!» И вот уже не ведра с водой, а камни летели в тех, кто пытался бороться с пожаром. В толпе замелькали дубинки и ножи, охваченные безумной жаждой убийства, горожане сначала набросились на монахов, но вскоре переключились и друг на друга.

— Словно одержимые, ваша милость! Они громят дома и лавки, жгут, убивают! И все это с диким смехом и безумными взглядами. В них словно демон вселился!

— Демон и вселился! Где ваши амулеты? Где молитвы? Где сила Храма? Чем вы заняты там были, что допустили подобное?!

— Так пожар же, ваша милость. Тушили.

— Вы в душах должны пожар тушить, а не деревяшки спасать прогнившие!

— Надо немедленно послать туда войска, ваше высочество, — позволяет себе совет его капитан.

— Войска? Ты представляешь, что будет, когда безумие охватит войска? Организоваться, провести очистительные обряды, — вновь оборачивается герцог к монаху. — Взять ситуацию под контроль: поставить горожан на колени и заставить хором читать молитвы; отсечь одержимых от просто поддавшихся влиянию толпы. Действуйте, не паникуйте! Мне вас учить, как бороться за людские души? И пошлите вестников по монастырям — завтра здесь должно быть все святое воинство!

— Так не успеют до завтра.

— Должны успеть! И пару отрядов — сюда, ко мне. Сохранить в неприкосновенности этот дом, куда важнее, чем успокоить город. Пусть окружают усадьбу по периметру, оплетают заговорами и заклинаниями и ждут гостей! Не исключено, что вся эта безумная толпа сейчас направится штурмовать мои подвалы.

— Так может, не затягивать с казнью, ваше высочество? Раз такое дело, и нечисть так разгулялась…

— Что же ты за монах, раз нечисти испугался? Демон тебе такую возможность дает определить, кто чист, а кто одержим страстями бесовскими. Так пользуйся! А ведьма будет казнена в свой срок, без спешки и суеты, по закону и с благословения Пресветлого Дэуса. Мы не разбой творим, чтоб нам суетиться.

Ведьма! Если б его интересовала смерть ведьмы, та давно уже была бы мертва. Он убил бы ее сам, быстро и безболезненно, без всяких костров и долгих предсмертных мучений. Но герцогу был нужен сыттар, и ради его поимки и Роуз и горожанам придется еще немного потерпеть.

Как ни хотелось отправиться в город, чтоб лично организовать сопротивление нечисти, начавшей атаку чужими руками, пришлось отправлять с монахом своего капитана, а самому оставаться в усадьбе. Все же главная битва будет здесь. Герцог не сомневался, рано или поздно, обезумевшая толпа двинется в усадьбу. А главное — в усадьбу двинется тот, кто все это затеял. Так что город пусть усмиряют монахи, а ему остается лишь ждать.

До полудня все было тихо. Затем прилетел вестник из Тольского гарнизона: отряд, отправленный по указанию герцога доставить четыре подводы с порохом в Черный замок, бесславно погиб, в результате подрыва этих самых подвод еще в дороге. Причины подрыва были не до конца ясны, выжившие говорили о вспыхнувшем на ровном месте конфликте, о безумии, охватившем одного из солдат. Да, в общем, не важно. Пороха в гарнизоне осталось лишь пара бочек, везти его в замок из других гарнизонов — далеко, да и уже бессмысленно: раз демон уже узнал о намерении герцога взорвать чертов замок вместе со всеми его проклятыми сокровищами — он будет препятствовать этому и дальше. Продолжать попытки — лишь множить трупы.

Трупы множились и без того. Несмотря на все усилия монахов, волнения в городе, едва утихнув, тут же вспыхивали вновь, безумие передавалось, словно чума, от соседа к соседу. Уже к обеду герцог мог наблюдать толпы обезумевших лично, они шли на усадьбу бесконечным потоком.

Попав в поле действия монашеских амулетов и очистительных молитв, большинство светлело лицом и опускалось на колени. Тех, кому ни молитвы, ни амулеты не помогали, скручивали веревками и запирали в хлеву.

Однако, пришедшие в себя и отправленные по домам, люди вновь впадали в буйство и присоединялись к нападавшим, стоило им отойти от монахов на пару десятков шагов. А хлев уже к вечеру оказался переполненным, его стены трещали от попыток арестованных пробить их головами, и герцог всерьез опасался, что придется, в итоге дать приказ стрелять. Толпа не убывала, хоть и была покуда бессильна прорваться внутрь охраняемой территории

К вечеру у начальника Сыска уже были вестники с сообщениями о том, что безумие охватило еще около десятка городов по всей стране, и послание короля с требованием решительных действий. Демона по-прежнему не было. Зато в спальне его ожидала Анабель.

Прекрасная и воздушная, она металась по его покоям, словно легкое облачко, носимое ветром.

— Ты нынче без фиалок, — удивления герцог не выказал.

— Что ты творишь, идиот?! — она метнулась к нему, чтобы замереть, не долетев полшага. — Герлистэн обезумел, его сильфы все обезумели… Там — почти война, здесь — почти война… Братья заперли его пока, но запоры не выдержат, рухнут, и тогда… ты хоть представляешь, что будет тогда?! Да он землю и небо смешает за то, что ты сотворил с его сильфой!

— А чего он ждал, отправляя ее ко мне? Что я подарю ей цветов и повезу представлять королю?

— Я не знаю, чего он ждал, я тебе говорила! И говорила, что делать, чтобы все это кончилось: убей ее, убей немедленно! Сейчас же, пока еще можно хоть что-то спасти!

— Что спасти, Анабель? Разве смерть Роуз не приведет к еще большим несчастьям? Ведь обезумивший, по твоим словам, Герлистэн, вот-вот вырвется (зачем его заперли, кстати?) и начнет безудержно мстить.

— Нет! Не вырвется! Наоборот! Да как ты не понимаешь? Сыттар может покинуть Долину, лишь пока жива его сильфа! Убей ее, и он больше не будет тебе угрозой!

— Да, а толпы безумцев, что весь день штурмуют мои ворота? Сыттар не может покинуть Долину, зато его сильфам ничто не помеха. Заперт сыттар, свободен — не важно, они врываются в людские сны, сводят с ума, натравливают друг на друга… Разве со смертью Роуз все это кончится, Анабель? Разве они прекратят?

— Но… — она на миг растерялась. — Но иначе все будет гораздо хуже: ты не выстоишь, он отнимет у тебя свою Роуз, а вместе с ней и жизнь! Он получит сокровище Черного замка — могущество, что позволит ему править миром! Твой род погибнет, твоя страна погибнет, начнется хаос! А это… Это все потеряет смысл, едва Роуз умрет. И ты справишься. Рыцари Дэуса справятся. Они победят безумие, защитят свою паству, лярги будут отброшены, изгнаны из людских мыслей. Ты же закрылся. Храм сможет закрыть и других. Герлистэна сломает неудача, он забросит людские дела, прекратит строить козни…

— Волнения стихнут, все забудется и образуется, — понимающе кивнул герцог, неспешно проходя к своему креслу и с комфортом устраиваясь. — Любопытно, Анабель, любопытно… И, если допустить, что ты мне не врешь, и Герлистэн заперт братьями, послал тебя ко мне отнюдь не он. Ландалиан, верно? Спешит подтолкнуть меня к нужным ему действиям твоими очаровательными устами, пока Южный Ветер и в самом деле не вырвался? Что ж, это многое объясняет. Герлистэну сильфа нужна живой, Ландалиану — мертвой… Что так, не подскажешь? Отчего нет единства меж темными братьями?

— Ревность, зависть… Не знаю! Да какая сейчас вообще разница? Пусть дерутся! Пойми, тебе эта Роуз нужна мертвая, только так ты сумеешь сохранить свою жизнь. Только так утихнет начавшееся в народе безумие.

— Твой хозяин мне это обещает? Так может, и не Герлистэн в ответе за безумие? Может, это меня так братья его поторапливают?

— Может быть, не знаю. Не важно. Пойми, вы сейчас на одной стороне!

— Я и демоны? Верится слабо. Но я готов послушать подробности про Черный замок. Про планы Герлистэна на меня и на эту сильфу. Про то, чем эти планы так резко мешают братьям.

— Я не знаю, я уже говорила.

— А как же «могущество» и «власть над миром», что ты только что упоминала?

— Так говорил Ландалиан. Я не знаю большего.

— Вот пусть и дальше говорит Ландалиан, я совсем не против.

— Я не он! — обиженно поджав губы, сильфа стремительно отлетела к окну и зависла там, безмолвно глядя в темнеющее небо.

Герцог ждал. Торопиться ему было некуда.

— Герлистэн хочет власти, — отозвалась, наконец, Анабель лишенным эмоций голосом. — Власти над прочими сыттарами. Эту власть ему даст та сила, что он надеется получить у Черной Богини. Роуз — ключ. Она — дитя Лилит. Дитя особое, долгожданное, отмеченное…

— Что именно находится в Черном Замке?

— Врата Ада. Их может открыть лишь потомок Лилит, принеся в жертву потомка того, кто эти врата запирал… Согласись, после того, что ты с ней сделал, Роуз с задачей справится.

— Если я ей позволю.

— Так не позволь, о том и речь! — к нему вновь обернулась Анабель, порывистая, импульсивная. Такая красивая…

— Это все, зачем тебя посылали? — устало поинтересовался герцог.

— Я пришла сама. Пойми, мне нет дела, кто станет или не станет там главным. Я просто хочу спасти того, кого я люблю!

— Это я понял, Ана. Ты не улетай пока, если можешь. Посиди.

Она послушно села на подоконник. Красиво расправила платье, красиво расправила локоны, вновь взяла в руки букетик фиалок. А он сидел, и просто на нее любовался. Устал. В конце концов, пять минут бездействия он может себе позволить.

— Так ты убьешь ее? — сильфа не выдержала первой.

— Непременно, — кивнул Александр, прикрывая веки.

— Скоро?

— Да, очень скоро. Уже сейчас, — пообещал герцог, не трогаясь с места.

— И? — торопили его.

— И ужасно хочется спать…

Хорошо, что они не могли залезть ему в голову. Прочесть его мысли, или вынудить к действиям. Приходилось искать обходные пути, подсылать к нему обворожительных дев… Вот только эта уловка могла сработать лишь однажды. Однажды она и сработала.

Анабель была искренна, он даже не сомневался. Вот только она знала лишь то, что ей позволили знать, а значит, коварный Ветер Юга, якобы с трудом удерживаемый братьями, нужен ему все больше. Очень бы хотелось услышать и вторую версию происходящего.

А Роуз казнить нельзя. Ни в коем случае, что-то с этим нечисто. Выйдет поймать сыттара, нет, девчонке — помилование и размеренная жизнь в одном из монастырей, где святые молитвы и мощь храмовых амулетов позволят ей оставаться в человеческом теле, несмотря на уже произошедшие с ней необратимые изменения. Пока так, а дальше уже посмотрим.