Невеста гнома

Глава 4

Утро я проспала. Грукт меня довольно грубо растолкал и выгнал на кухню помогать ему готовить. Я физически чувствовала его злость, которая просто давила морально. Ясно, что он злился на Мурту, которая оказалась беременной и скрыла свое положение от него. Доставалось только вместо нее мне. Я отнесла бульон Мурте. Выглядела она слабой. Ребенок лежал рядом в корзине. Маленький такой. Ей нужна была помощь, но у меня катастрофически не хватало времени. Нужно было помогать Грукту на кухне. Очистить снег перед крыльцом. Дров принести. А еще меня ждала целая гора стирки.

Руки горели в колючих варежках. Без них же холодно. Снег продолжал идти, только стал не таким сильным. Намело огромные сугробы, сквозь которые приходилось продираться с лопатой. Бесконечная работа. Бесцельная жизнь. Только разве человек может жить без цели? Утопия с побегом. Вот приедут пираты, например, сейчас. Смогу ли я убежать? Смогу ли я найти их корабль? Не заблужусь ли в лесу? Я всю жизнь прожила в городе. Выжить в диких условиях у меня не получится. Работа изматывает. Тело не успевает отдохнуть и привыкнуть к нагрузке, которой становится с каждым днем больше. Грукт не позволял в течение дня лишний раз сесть. У него работы было всегда много. Питание было скудное и лишний раз ничего не утащишь. Влетит так, что потом синяки останутся.

Если все это сложить, то какой шанс у меня было вернуться на корабль к пиратам? Может действительно стоило согласиться на предложение торговцев и с ними уйти? Только какие будут условия? Не получится ли, что я поменяю шило на мыло?

После снега я вернулась в дом. Пока Гуркт был чем-то занят, я заглянула к Мурте. Она занималась ребенком. Уже сидела на кровати.

— Как ты? — собирая грязные вещи, спросила я.

— Хорошо. Завтра уже смогу делами заниматься, — ответила она. — Грукт сильно ругается?

— Нет. Но злой.

— Понятно. Ты ему не попадайся под руку. Он может долго сдерживать злость, но потом его может резко выплеснуть ее, — сказала она.

— Знаю.

— Торговцы еще не ушли?

— Нет. Метель не закончилась.

— Ты сними осторожнее будь. Они обещают много, а на деле ничем не лучше других родов, — сказала Мурта. Я на миг замерла.

— Ты о чем?

— О том, — хмыкнула она. — Орты, гнамы, карты — они все похожи. Пусть и внешне имеют различия. В их родах почти не рождаются девочки, поэтому они берут жен со стороны. Карты живут в степях. Они нападают на деревни и уводят женщин насильно. Орты выкупают. Как и гнамы. Сироты, дети из бедных семей охотно идут за красивыми обещаниям, а в итоге оказываются в горах, где их сажают в камеры под землей и заставляют насильно детей рожать. Оказавшись в горах ты не увидишь больше солнца.

— Почему в горах?

— Потому что они там живут.

— Ясно.

Стало совсем грустно. Я забрала белье. Думала уже сбежать на реку, чтоб постирать, как раз снег валить перестал, когда меня поймал Грукт. Схватил за шиворот и впихнул на кухню. Его когти царапнули кожу шеи. Дыхание перехватило.

— Ты знала, что Мурта ребенка ждет? Отвечай! — прорычал он. Да я с перепугу слова забыла.

— Не знала, — ответила я, на своем. В ответ он меня опять встряхнул, да так, что затрещала кофта.

Вот чего он добивался, когда приблизил когти к моему лицу? Думал, что я так испугаюсь, что дар речи потеряю? Но точно не ожидал, что я завизжу. Я и сама этого не ожидала. Визг заставил Грукта отпустить меня, чтоб закрыть себе уши. Я же сразу бросилась с кухни. Он быстро отошел. Кинулся следом. Я петляла между столами, за которыми сидели постояльцы. При виде нас разговоры стихли. А я не знала, что делать. Метнулась в какой-то угол. Грукт остановился. Решил, что больше мне деваться некуда. И чего его переклинило? Только думать об этом не было времени. Его когти приближались ко мне. Бежать нужно было не в угол, а в сторону двери. Тут же слева стоял стол, справа наступал Грукт.

— Не знала я ничего! — выпалила я.

Шаг, второй. Он медленно подходил ко мне, выставив вперед черные когти. Страшно. Решение пришло быстро. Можно было проскользнуть под его рукой и кинуться к двери. Там была свобода. А еще там был снег, но я не думала об этом. Сейчас главным было сбежать от Грукта и его когтей. Ложный выпад в сторону стола с моей стороны. Грукт рванулся в мою сторону. Я же пригнулась и прошла под его рукой и побежала в сторону двери. Ноги в деревянных башмаках запутались. Дверь была уже в нескольких шагах, но я уже не бежала, а летела в ее направление. Жесткий деревянный пол. Ладони в крови. Нос разбит. Лоб болит. На глазах слезы. Сзади Грукт со своими когтями. Я быстро поднялась. Размазала кровь тыльной стороной руки.

— Чего к ней пристал? — заступился за меня вчерашний собеседник.

— Тебе какое дело? — огрызнулся Грукт. Он бросил в мою сторону такой злой взгляд, что я невольно попятилась. На кого-то натолкнулась. Крепкие руки схватили меня за плечи. Можно было вырваться, но впереди был Грукт. Я оказалась в очередной ловушке.

— А есть дело, — рыжий посмотрел на меня. — Она с нами согласилась пойти.

Я невольно дернулась. Но хватка того, что держал меня, лишь крепче сжал руки. Грукт зло смотрел на меня.

— Правда? — спросил он. Вот и выбирай. Неизвестность и когти с кулаками.

— Да, — ответила я.

— А не отпущу, — оскалился Грукт.

— Так всегда можно договориться, — сказал рыжий.

— Попробуй, — хмыкнул Грукт, скалясь в мою сторону.

Я испугалась. Нас как-то быстро развели по разным углам. Кто-то меня на лавку посадил. Впихнули тряпку, чтоб можно было вытереть кровь. Грукт торговался с переводчиком. Долго, упорно. Ему отпускать меня никак не хотелось, но звон монет сыграл над здравым смыслом. Монетки из кошелька легли на стол аккуратной кучкой. Мне же стало противно. Почему опять меня кто-то продавал? Я ведь свободной родилась. Но сама согласилась с ними пойти. Так что чего теперь спорить? Возмущаться? Сама ведь виновата.

— И что будет дальше? — я сидела на санях в сарае. Рядом фыркали и рычали дугарны, которые меня поразили в первый раз, когда я оказалась на постоялом дворе. Их здесь активно использовали в качестве тягловой силы, заставляя возить сани и телеги.

— Дождемся, когда погода наладиться, продадим товар и поедем дальше, — ответил Рыжий. — Тебя звать как?

— Лета.

— Гиль. Давай умывайся. Я после этого тебе ссадины обработаю.

Пришлось слезать с саней и идти к ведру с холодной водой. В сарае стояло семь саней. Дугарны стояли в стойлах. Около печки сидел мужчина и курил трубку. Он без особого интереса посмотрел на меня. Кровь на руках, на лице. Нос опух. Дышать было тяжело. В сарае зашел лекарь. Чего-то сказал Гилю. Тот довольно быстро пошел к выходу из сарая. Я же вернулась к саням. Села на их край. Холодно. На душе какое-то отупение. Лекарь достал мазь. Я как-то не ожидала, что он сразу решит нос мне намазать. Когда к моему лицу потянулись чьи-то пальцы, я машинально отпрянула назад. Потеряла равновесие и упала на тюки, что лежали на санях. Он же словно не заметил этого. Начал нос мне мазью мазать. Вроде и сама могла бы с этим справиться, но лекарь так не считал. Наверное побоялся, что слишком много дорогой мази возьму. Вот и не доверял. Мазь действовать начала сразу. Боль прошла. Вместо нее пришел легкий холодок.

— Спасибо, — сказала я, выбираясь из саней и опять садясь на край. Ответом мне было лишь пожимание плечами.

Он убрал мазь и сел рядом. Достал трубку. Начал набивать ее табаком. После этого щелкнул зажигалкой, которая представляла собой железную коробочку. Едкий горький дым заставил меня закашляться. Противно. И чего только здоровье гробят? Дугарн с любопытством, что написано было на страшной морде, подошел к нему. Лекарь потрепал его по голове, которая была закрыта густой шерстью. Тот довольно фыркнул и крутанул хвостом. Присел на задние лапы. Странное существо. Хотя, может оно считает себя привлекательным, а я для него кажусь странным.

Время словно остановилось. В сарае было прохладно. Изо рта шел пар. Ноги начали мерзнуть, как и руки. Моя шубейка осталась в доме. В теплой кофте долго находиться в сарае было холодно. И как я планировала побег осуществить, когда уже сейчас мерзла? Пришлось обнять себя за плечи, чтоб согреться. Лекарь косо на меня посмотрел, но ничего не сказал. Ушел. Пришлось подойти к печки. Только все равно холодно. Спину обдувало сквозняком. Вернуться в дом? Там Грукт.

— Знаешь сколько хозяин столовки запросил за твою шубейку? На такие деньги можно купить нормальную куртку еще и сапоги к ней. Даже на шапку хватит. Жадный какой, — сказал Гиль. — Поэтому придется тебе пока в мужской походить. Другую я не нашел. Как и женских сапог. Только валенки. Но еще добыл платок и шапку красивую.

Он отдал мне сверток с одеждой. Я ушла в стойло, чтоб переодеться. Куртка была кожаной, подбитая мехом, но короткой. Валенки были обычные, как те, в которых я ходила. Шерстяной белый платок и серая шапка, обшитая красным стеклярусом.

— Спасибо, — выходя, ответила я.

— Вот, на человека походить стала. Сейчас нос пройдет, шишка спадет, так и вовсе красавица будешь, — довольно сказал он. — А потом я тебе нормальную одежду найду. Тут деревенька небогатая. Нечем обменяться. К старосте заглянули. Договорились, что вечером заглянет к нам. Возьмет товар, который нужен деревне. Так что завтра с утра поедем.

— Куда?

— Дальше. У нас путь довольно длинный, — ответил Гиль. — Но к середине зимы должны будем вернуться домой. Пойдем обедать.

— Страшно.

— Теперь бояться нечего. Никто тебя в обиду не даст, — хмыкнул Гиль. — Да и хозяину сейчас не до нас. Ему еду готовить надо. Работы много.

Обед. Вкусный наваристый суп с гренками из подсохшего хлеба. После холода это казалось райской едой. Торговцы о чем-то переговаривались на своем языке. До столовой добрались местные. Метель пошла на спад. Теперь можно было спокойно заниматься своими делами. Если бы я осталась у Грукта, то теперь ушла бы на реку. Хотя, до проруби добраться было проблематично из-за сугробов.

— Чего грустишь? — спросил Гиль.

— Все нормально.

— Не думай о плохом. Все нормально будет.

— Надеюсь, — ответила я. Из кухни вышла Мурта. Она морщилась при ходьбе. С трудом передвигалась, но собирала пустые тарелки. Видимо Грукт заставил ее подняться, потому что сам не справлялся.

— Гиль, я могу ей помочь? — спросила я.

— Помоги, — разрешил он.

Я быстро поднялась. Начала помогать собирать тарелки. Мурта слабо улыбнулась. Грукт таскал воду с колодца, поэтому на кухни я его не застала. Надо было помочь помыть посуду, почистить овощи. Руки уже не болели. Теперь понятно почему мазь была такой дорогой и так ценилась.

— Почему ты помогаешь? — спросила Мурта.

— Тебе тяжело, — ответила я. — У тебя ребенок недавно родился.

— Ты зря согласилась с ними пойти.

— Я испугалась Грукта. Поэтому и согласилась. Может там лучше будет, чем здесь.

— Плохие слухи о них ходят. Очень плохие. Мягко стелят, только спасть всегда жестко, — ответила она.

— Может быть. Только уже ничего не изменить.

— А сложно что-то изменить. Я попыталась, а в итоге получилось, что теперь сын есть.

— Думала, что с собой заберет?

— Обещал, — ответила Мурта. — Грукту ведь ничего не скажешь. Он бы меня убил. А сейчас поворчит, и ничего. Привыкнет.

— Тяжело тебе придется.

— Ничего. Не в первый раз, — ответила Мурта. — Брат сказал, что найдет кого-нибудь в помощь. В деревне пацан осиротел. Его возьмем в помощники.

В этот момент заплакал малыш. Мурта подошла к нему. Я же продолжала чистить овощи, когда на пороге появился Грукт с ведрами. Проворчал чего-то, но ругаться не стал. Так и продолжился последний день на постоялом дворе.

Мы выехали рано утром. Дугарны резво тянули сани, на которых сидели торговцы. Я сидела рядом с Гилем на тюках. Он чего-то напевал себе под нос. Я же смотрела как восходящее солнце освещает деревню, от которой караван увозил меня все дальше и дальше.

— Грустишь? — спросил он.

— Не знаю. Везешь куда-то меня в неизвестность. Я не знаю местного языка, не знаю обычаев. Мурта говорит, что вы живете под землей, а гнамы…

— Гномы. Наш народ так зовется.

— Наверное, из-за акцента она так назвала.

— Скорее всего.

— Так вот, она говорит, что вы женщин под землей держите.

— У нас города в горах. Так что мы сами живем, можно сказать, под землей. Я тебе говорил, что никто никого неволить не собирается. Насильно у нас никто никого замуж не заставляет выходить.

— Но вы ведь за этим женщин выкупаете?

— У нас нет почти рождаются девочки. Другого выхода выжить нет, — спокойно ответил Гиль.

— А чем вы занимаетесь?

— А всем понемногу. Чего-то производим, чего-то продаем, покупаем. Так что живем тихо и спокойно.

— Тихо и спокойно.

— Ага. Ты сама чего-то умеешь?

— Шить умею.

— Здорово. Точно не пропадешь.

— А так могла бы пропасть?

— Так можно было бы научить чему-то тебя. А ты уже ученая, с профессией. Красивая, умная, работящая — идеал женщины.

— Сколько хороших слов. Была бы я умная, то не оказалась бы здесь, — вздохнула я.

— Я все видел. Ошибиться может каждый. Никто не застрахован. А глаза меня никогда не подводили, — ответил Гиль.

— Какой ты уверенный.

— Я что знаю, то и говорю.

Так и началась новая жизнь. Мы ехали по дороге от одной деревни к другой. Останавливались на постоялых дворах. Задерживались на два дня. Иногда на три. После этого мы ехали дальше. Это было интересно. Мороз кусал щеки. Горячая еда согревала. Постель, которая ждала нас на постоялом дворе, казалась мягче перины. Интерсные люди, необычные народы. Обычаи. Больше мир не казался таким страшным. От Гиля и его товарищей я не видела зла. Жизнь стала спокойной, хотя и на тюках.

Это была стандартная деревня с одноэтажными домиками. Только более богатая, чем обычно. Здесь было два постоялых двора, а еще большая площадь с торговыми рядами под крышей.

— Мне кажется, что это больше на город похоже, — заметила я.

— Нет. Город в два этажа. И домов больше. Тут же просто торговый узел, — ответил Гиль. — Но здесь можно хорошо поживиться.

— В каком плане?

— В плане невест.

— А ты только этим занимаешься?

— Не только. Толмачом работаю. Сама же видела, как перевожу. Не все наши знают местный язык.

— Но основная задача торговля женщинами?

— Я ими не торгую. Подбираю тех, кто не нужен. Здесь они не нужны, а нам пригодятся, — ответил Гиль.

Логично. Не нужны. Только все равно это неправильно. Не должно быть так. Хотя, и странная особенность народов, когда рождаются только мальчики — это неправильно. Странно. Интересно было бы понять почему так. Вспомнились школьные годы. Наверное, у них были слишком сильные гены, которые подавляли другие. Возможно? В теории да. Но я не биолог и совсем не занималась генной инженерии, поэтому не мне решать эту загадку. Может когда земной союз решит, что планету выгодно колонизировать, изучать или налаживать торговые связи, то сюда приедут биологи и займутся этим вопросом. Только когда это будет? Сколько пройдет веков? Земной союз занимался таким количеством планет, которые могли намного больше принести, чем эта, что ожидать скорого появления кораблей было утопией. А значит и до дома я доберусь нескоро. Или совсем не доберусь.

Это было печально. Беря билет на космический корабль, который должен был доставить меня на другую планету, я знала, что вернусь потом домой. Пусть пройдет пять, может десять лет, но я хотела вернуться домой. Доказать родителям, что чего-то могу. В мечтах я открывала свое ателье, которое потом превращалось в фабрику, что снабжала колонистов одеждой. Но это были мечты.

Постоялый двор, на котором мы остановились, был в два раза больше, чем у Грукта. Большая зала с двумя десятками длинных столов, за которыми могло сидеть до десяти человек. Сейчас они были заполнены людьми, которые приехали на зимнюю ярмарку. Гиль меня сразу посадил куда-то в угол, как всегда делал, оставив под присмотром одного из торговцев, а сам пошел договариваться о постое и еде.

Шумно, дымно. Девушки с длинными косами разносили еду и напитки. Печки периодами дымили в зал, но на это никто не обращал внимания, хотя с непривычки слезились глаза. Гномы еще и трубки засмолили. Курили почти все и табак был разным по запаху. Один был сладким, другим горьким, третий кислым. От него свербило в носу и хотелось чихать. Курильщики же явно наслаждались вкусом этого дыма.

Какая-то компания, что сидела за соседнем столом перебрала. Полезла обниматься с подавальщицей, за что получил от нее по голове подносом. Вот сколько я смотрела за поведением мужчин в столовых, где мы останавливались, то мужчины часто вели себя развязано. Они любили флиртовать, старались познакомиться, а кто-то надеялся на жаркую ночку после этого знакомства. Гномы же никогда так себя не вели. Они словно не замечали женщин в этом плане. Учтивость и холодная вежливость, без намека на улыбки или какие-то вольности.

Гиль подошел к нам весь светящейся довольством. Улыбка до ушей. Он что-то сказал товарищами. Они его поддержали. Я лишь вопросительно посмотрела на Гиля.

— Здесь баня есть. Сегодня будем мыться, — ответил он мне.

Баня. Я вначале не могла понять о чем речь. Мытье у Грукта заключалось в походе на реку или купание в тазу. Тут же мылись в отдельной избе, которую сильно натапливали. На печке кипятили воду. В здоровой бочке была холодная вода, которой разбавлялся кипяток. А еще предоставлялись мочалки из жесткой травы и куски цветочного мыла. Баню топили в деревне несколько раз в неделю, а еще по запросу путешественников.

Из-за этой бани и вышла первая ссора с Гилем, который невозмутимо заявил, что я с ними мыться пойду. С тремя мужиками мыться! Да он в своем уме? Об этом я возмущенно ему и сказала. Никогда не поверила бы, что мужчины и женщины моются вместе.

— Для этого надо отдельный зал топить. А смысл, когда ты с нами? — удивленно спросил он.

— Тогда после всех пойду, — ответила я.

— Зачем? Это мне тебя ждать надо. Да и лишние время оплачивать. Тем более кто тебе спинку потрет?

— Сама справлюсь.

— Ага, я заметил. Ты вся грязью заросла до такой степени, что скоро на тебе трава начнет расти, — хмыкнул Гиль. Мы стояли около бани и спорили.

— Гиль, ты считаешь, что нормально мыться всем вместе? — спросила я.

— А чего такого? Если ты смущаешься, так там все равно темно, — ответил он.

— Не пойду. Лучше грязной побуду, — скрестив на груди руки, сказала я. Гиль что-то сказал на своем языке. Мне показалось, что это было ругательство. В тот же момент он схватил меня под руку. Кто-то тоже продела с другой стороны. Один миг и я уже оказалась в предбанники.

На вопросы других торговцев, Гиль что-то быстро ответил, чем вызвал общий смех. Я попыталась сопротивляться, но куртка, ботинки быстро были сняты. Испугаться не получилось. Все происходило так быстро, что я уловила лишь мельтешение рук, которые довольно быстро избавляли меня от одежды. А когда кофта застряла у меня на голове, то я и это не смогла разглядеть. Толчок в спину. Тело обдало жаром парилки. Темно. Пока глаза привыкали к темноте, сзади еще кто-то зашел. Схватил меня за руку.

— Я тебе говорил, что здесь темно, — услышала я голос Гиля.

— Все равно — это неправильно, — возразила я.

— Чем неправильно? — спросил он. Мы сели на лавку, которая была горячей.

— Здесь жарко. Как в печке.

— Так и должно быть. Ты раньше в бане была?

— Нет.

— Не все народы любят париться. А это хорошо хворь выгоняет. Сил придает. Да и тело чистым должно быть. Будет чистое тело — такой же чистой будет душа. Но пока мы в пути, то не всегда удается придерживаться этому правилу.

— Дышать тяжело.

— Тяжело. Сейчас немного прогреемся, заодно вода согреется.

Около печки, которая давала слабый свет показалось движение. Шипение. Пар. Аромат трав, что дурманил сознание. Я словно оказалась в поле, где цвели цветы, которые сливались в дурманящий аромат. Все это помноженное на темноту и усталость вводили в какое-то состояние транса. Появилась приятная слабость. Кто-то переговаривался. Тихо так, но раздражения от непонимания слов я не испытывала.

— Уснула? — спросил Гиль.

— Задумалась. Дом вспомнился, — ответила я. — Мы в городе жили. Но несколько раз отец уезжал договариваться о сырье на фермы и нас с сестрой туда брал. Там было много травы, солнца и пушистых облаков. Мы бегали вместе с местными детьми, заваливались в траву и смотрели как по синему небу плыли облака, меняя под порывами ветра свою форму. А мы лежали и сочиняли сказки, про другие миры, другую жизнь.

— Вам не нравилась ваша жизнь? — спросил Гиль.

— События, которые происходят каждый день, они не так ценятся, как что-то необычное.

— Как сказания про мудрых и смелых?

— Наверное, я не знаю ваших сказаний, — ответила я.

— Надо будет тебе как-нибудь их рассказать, — сказал Гиль. Опять они перекинулись словами на своем языке. — Тут говорят у тебя голос приятный. Просят, чтоб еще что-то рассказала.

— А я разве похожа на сказочницу? — возмутилась я. — Да и не знаю я историй.

— Расскажи откуда ты родом.

— Издалека. Вы и не знаете тех земель, а если я начну про них рассказывать, то не поверите.

— А как ты здесь оказалась?

— Хотела жизнь изменить. Уехала от родителей и поехала покорять новые земли. Но на караван, где я ехала, напали разбойники. Они увели нас в плен. Мужчин отправили на рудники, а женщин в города. Говорят, что их отправили в увеселительные заведения. Меня же за долги оставили на постоялом дворе. Хотели на рудники продать, но не довели.

— Странные разбойники. Женщин в шахты отправлять не дело. Там работа тяжелая.

— А в увеселительное заведение отправлять это дело? — спросила я.

— Не дело. У женщины должен быть один мужчина. А она у него одна. Но это мы так думаем. Другие народы могут позволить себе женщин менять, как одежду. У нас такое не пройдет. Да и дорогая одежда выходит.

— Это как понять? — спросила я.

— А все просто. Чтоб жениться, надо заплатить налог. Большой налог, на который копят треть жизни. Второй раз такую сумму набрать сложно.

— Получается, что вы столько времени копите, чтоб жениться?

— Да.

— А до этого? До того момента, как накопите денег?

— Работаем. Пора мыться.

— Я серьезно.

— И я серьезно, — ответил он. Получается, понимай как хочешь.

Но все мысли вылетели из головы, когда мне на голову вылили ковш с водой. Пока я отфыркивалась, Гиль мне уже мылом голову мылил.

— Отстань ты от меня! Я сама справлюсь! — отобрав у него мыло, сказала я.

— Так ты же мыться не хотела, — смеясь, сказал он.

— С тобой не хотела мыться! — ответила я. Ругаясь про себя, я стала мыть волосы. Хорошо, что было темно. Можно было не обращать внимания на окружающее меня пыхтение. Как будто здесь семья ежей собралась.

Отвлечься. Не обращать внимания. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Одно хорошо, что никто ко мне не приставал. А этого я боялась.

— Ты хочешь меня утопить? — отплевываясь от воды, спросила я.

— Только отмыть.

Он схватил мочалку и начал меня надраивать. Или скорее, кожу снимать. Я пыталась вырваться, но Гиль мертвой хваткой схватил меня за руку, не давая вырваться.

— Гиль! Это издевательство!

— Это мытье, — упрямо сказал он.

— Дурак. Ты… — в этот раз кто-то вылил на меня ведро теплой воды, заглушая слова.

Я лежала в кровати. Теплое одеяло. Мягкая подушка. Чистая одежда, которую достал Гиль. В этот раз он мне презентовал хорошую куртку, уже женскую. Юбку и новые плотные штаны. Хотелось спать, но в то же время сна не было. Я все время ждала подвоха.

Сегодня гномы разместились в двух комнатах. В одной была я и шесть торговцев. Кто-то спал на матрасах, кто-то спал на соседней кровати. Сопение, храп. А мне не спалось.

Печка топилась слишком жарко. В комнате было душно. Почему-то нахлынула паника. Это было необъяснимо, но хотелось сбежать.

Я не понимала этой жизни. Не понимала этих людей, которые вроде были похожи на нас, но в то же время отличались. Темно. Только ночное светило давало немного тусклого света, стучась в окно. Слезы потекли по щекам. Может это был какой-то нервный срыв? Не знаю. Я устала. Устала бояться. А может хотела просто поплакать в тишине. Или вдохнуть свежего воздуха.

Натянув юбку поверх теплых шерстяных штанов, я выскользнула из кровати. Схватила куртку и шапку, которые висели у выхода из комнаты. Тихо открыла дверь. Никто не проснулся. В столовую я заходить не стала. Выскользнула на улицу через кухню.

Ночной мороз тут же цапнул за щеки. И что теперь? Бежать? Куда? И зачем? Замерзнуть в снегу? Но и возвращаться я не хотела. Только сейчас я поняла, как испугалась такого похода в баню. Сердце колотилось в груди. Да, все закончилось хорошо, но могло же быть иначе.

Здравый смысл говорил, что надо вернуться в комнату, а эмоции кричали о побеге. Слезы. На обожженных морозом щеках они казались огнем. Долго так продержаться было сложно. Я пошла в сторону сарая. Снег хрустел под ногами. Где-то послышался смех. Кому-то весело, а кто-то плачет. Интересно жизнь устроена.

Дверь в сарай скрипнула. Темно. Тут всегда должны были оставаться сторожа, которые охраняли телеги и скотину. Но они жмутся ближе к печкам. А я же туда не собиралась идти. Нырнула в первое попавшееся стоило. Дугарны лежали на сене. Я села рядом с ними. Они были только страшными на вид. А так весьма милыми животными со специфической внешностью.

Слезы сами катились по щекам. Я их размазывала по щекам и не на что не обращала внимания. Старалась только носом сильно не хлюпать. Хотя, за фырканьем дугарнов мои всхлипы все равно бы никто не услышал. Сено совсем не походило на мягкую кровать. Холодно. Пришлось поджать под себя ноги. Но здесь было не так страшно, как в той комнате. Тут не надо было ожидать чего-то плохого. Почему-то от сторожей я плохого не ожидала, а гномы в сознании упрямо были врагами.

Яркий свет ударил в лицо, заставляя зажмуриться. Я уже задремала, а свет фонарика, в который был вставлен кристалл, прогнал сон. Пришлось садиться. Следом за фонариком появился его обладатель. Кто-то из гномов. Я втянула голову в плечи, ожидая нагоняя, но его не получила. Теплая рука взяла мою холодную ладонь. Кивком головы гном предложил пойти за ним. Спорить? А разве в этом был смысл. Я ведь сама виновата, что сбежала из комнаты…

Гном подвел меня к печке, которая стояла у противоположной стены. Двое человек спали на санях, один на соломе, накрывшись с головой старой курткой. Рядом с печкой стоял самодельный стол, сложенный из грубых досок. На нем стояла лампа. В ее свете я разглядела гнома. Лекарь. Мы с ним никогда не разговаривали. Если другие шутили, общались между собой, то он всегда был в стороне и не участвовал в общих беседах. Редко когда от него можно было слова услышать.

Он кивнул в сторону перевернутых набок санях без полозьев, на которых были накинуты половики и сено. Сани стояли чуть в стороне от печки, но жар от нее все равно доходил до них. Я села туда. Поправила юбку. Тут же он протянул железную кружку с каким-то отваром. Я взяла ее и тут же одернула руку.

— Горячая, — сказала я, удивляясь, как он мог держать кружку в руках и не обжигаться. Лекарь поставил кружку на стол, а сам сел рядом. Вопросительно посмотрел на меня. — И чего я скажу? Языка я вашего не знаю. Ты не знаешь местного языка, а про мой родной и подавно. Вот как ты предлагаешь нам с тобой разговаривать?

Он спокойно выслушал мой монолог. Пальцем ткнул в щеку, по которой скатилась очередная слеза, а я и не заметила. Отмахнулась от этого.

— Какая разница? Все равно не поймешь, — ответила я. Руки замерзли. Лекарь опять пихнул кружку с отваром. Теперь она не была такой горячей. Можно было руки погреть. Я сделала глоток. Вкусно, сладко и пряно. Тепло разлилось по телу. Здесь было теплее, чем на соломе. Конечно, с кроватью не сравнить, но все же. Сама виновата, что сбежала. И опять слезы. Так хотелось, чтоб все это оказалось страшным сном. Хотелось оказаться дома, пойти на дурацкую работу, которая мне не нравилась, слышать за спиной смешки, а от отца, что моя должность важная. Глупо все это было. Вся жизнь глупая и какая-то бессмысленная.

— Спасибо, — возвращая кружку, сказала я. Он опустошил ее одним махом.

У меня же начали закрываться глаза. Я забралась поглубже в сани. Ноги укрыла каким-то половиком. Лекарь сел рядом. Плечо к плечу. Взял меня за руку. Я вопросительно посмотрела на него, но он ничего не сказал. Так мы и сидели, смотря за игрой света и тени. Я опять начала дремать, когда услышала фырканье дугарнов. Они не рычали, а именно недовольно фыркали.

Лекарь прислушался. Приложил палец к губам, а сам пошел посмотреть, что их взволновало. Шаги заглушались фырканьем и храпом, спящих рядом охранников. Хороша охрана, которая дрыхнет, пока один караулит. Интересно, они по сменно так спят? Или договариваются между собой?

Крик нарушил тишину ночи. Шум драки. Я испуганно вжала голову в плечи и закрыла глаза. Ругань. И ругань была на моем родном языке, а потом этот же голос начал просить, чтоб его оставили в живых. Начала просыпаться «охрана», которая сонно озарялась по сторонам. Надо отдать должное, один мужик поспешил на выручку лекарю. Вдвоем они притащили к печке обросшего человека в каком-то тряпье. Лицо у него было разбито. Он лежал на земле, сжавшись в комок, и просил, чтоб его не трогали.

— Что с ним будет? — спросила я. Лекарь только посмотрел на меня. Тяжело так, другие и вовсе проигнорировали вопрос. Я выбралась из саней. — Ты от пиратов сбежал? Этим летом? Или ты здесь давно?

Я не знаю почему заговорила с ним. Жалость? Знакомый человек? Он перестал ныть. Закрыл голову руками, словно ожидая удара.

— Этим летом.

— Я видела как ты бежал.

— Они меня убьют? — спросил он.

— Не знаю.

Я не знала, что с ним будет дальше. Слышала, как охранники переговаривались между собой, предлагая отправить его на рудники. Лекарь подошел к несостоявшемуся вору, наклонился. Достал из ножен длинный нож, которым снял повязку на ноге вора. Сразу появился плохой запах. Тошнотворный. Повязка прикрывала отвратительная рана, при виде которой у меня закружилась голова. Я медленно осела, теряя сознание.

— Эй, красавица, открывай глазки, — знакомый голос Гиля заставил приоткрыть глаза. — Вот так. Ты чего грохнулась?

— Рану увидела, — ответила я.

— Тогда туда не смотри. Фегле говорит, что мужик из твоего рода? Ты ведь его понимаешь?

— Понимаю.

— Тогда будешь толмачом. Я скажу за Фегле, а ты передашь бедолаги.

— Сейчас. — Я села. Протерла лицо рукой. Нужно было прийти в себя. Лекарь что-то сказал.

— Спроси, когда получена рана, — перевел Гиль. Я нашла взглядом незадачливого вора. Он сидел прямо на земле. Кости, обтянутые кожей. Глаза лихорадочно блестели. Нос расквашен. Рана на ноге прикрыта какой-то тряпкой.

— Тебя как зовут? — спросила я.

— Дин.

— А меня Лета. Дин, ты когда рану получил?

— Неудачно упал. Не знаю когда. Не знаю, как время считать.

— Ночная звезда уже светила в небе или еще не показывалась?

— Ты про спутник? — спросил он.

— Да.

— Не помню.

— А как ты рану получил? Об чего?

— Упал на острый камень. На ногу почти наступить не могу. Голод. Так я здесь поворовывал. А теперь не получается. Голова болит. Лихорадит. В голове путаница. А зачем им? Хотят узнать, смогу ли работать на рудниках? Так передай, что не буду.

— Он не помнит, когда рану получил. Знобит. Жар. Боится рудников, — передала я. Гиль сразу перевел лекарю. Между ними завязался небольшой спор.

— Фегле готов попробовать ему ногу спасти, но при условии, что он будет работать на его родственника. Если тот согласен, то Фегле попробует. Или тогда он умрет. Рана серьезная. Спроси, что он хочет.

— Свободу, — ответила я. — Человек не хочет на рудники.

— Да никто его на рудники не отправляет. До гор не доедет. Фегле предлагает его к дяде отправить. Тот кузницу держит неподалеку. Этот оклемается, сможет выкупить себе свободу.

— Заманчивое предложение. Я тоже хочу, — пробормотала я.

— У тебя другой случай, — хмыкнул Гиль.

— Дин, тебе предлагают операцию сделать. Но за нее оплатить нужно будет работай. Как поправишься. Отработаешь деньги, за это время привыкнешь к этому миру, выучишь язык и профессию получишь.

— Это рабство, — прошептал он.

— Кредит на лечение с последующим трудоустройством, — поправила я. — Ты согласен? Не будет дорогое лекарство потрачено впустую?

— Не будет, — ответил Дин.

— Он согласен, — перевела я.

— Теперь Фегле нашел себе дурацкую работу, а я буду за него телеги сторожить. Пойдем тебя в комнату провожу, — вздохнул Гиль.

— Не хочу. Тут останусь, — заупрямилась я.

— Хочешь мне составить компанию?

— В комнату не хочу идти, — ответила я.

— Дело твое, — не стал спорить Гиль, садясь рядом со мной в сломанные сани.

Фегле же помог подняться Дину и отвел его в сторону, подальше от наших глаз. Потом поставил чайник на печку и достал из саней сумку с лекарствами и инструментами. Я искоса поглядывала за его приготовлениями. Охрана обсуждала случай с вором. Гиль же молчал. Приходилось прилагать все усилия, чтоб не думать о том, что будет дальше делать Фегле, потому что от одной мысли становилось дурно.

— Гиль, а вы его не обманули? Правда, потом отпустите, когда он отработает свое лечение?

— Да. У нас нет рабства и никогда не было.

— Хочешь сказать, что и я свободна?

— За тебя выкуп заплачен. Тебя везут в нашу страну, чтоб передать на руки мужу. Но как выйдешь замуж, так станешь свободной. Все права у тебя будет. И никто в клетке держать не будет. Слушал тут байку, что мы женщин в клетках держим. Глупее ничего не придумать. Зачем портить то, за что уплачены большие деньги? Это беречь надо. Но разве кто-то поймет? Проще байки трепать, от которых не знаешь плакать или смеяться.

Это была беспокойная ночь. Я так и не смогла уснуть. Лекарь долго не появлялся. Потом позвал Гиля. Они вдвоем отнесли Дина в дом, а потом Фегле вернулся. Налил в кружку кипятка, заварил отвар. После этого сел рядом со мной. Мы молчали. Ждали утра. Я хотела спросить, как там Дин, но для этого нужно было найти Гиля. Он же остался на постоялом дворе. Надо было учить язык. Надоело не понимать, что происходит, надоело плыть по течению. Пора было начинать жить, а не плыть по течению.

Вскоре стало светать. Мы пошли завтракать. Постоялый двор просыпался. Люди зевали, переговаривались. С кухни уже вовсю доносился аромат мяса. Я сидела в углу стола, около стены. Глаза закрывались. Гиль сел рядом. Фигле напротив. Неожиданно к нам подсел глава обоза. Обычно он сидел на другом конце стола, а по возможности с друзьями за отдельным столом. Широкоплечий, мощный гном с большими кулаками и суровым взглядом, который уставился на меня. Мне стало страшно. Я невольно вжала голову в плечи.

Он что-то спросил, Гиль начал быстро ему что-то объяснять. Фегле неожиданно рассмеялся. Я покосилась на него. Глава обоза удивленно посмотрел на Фегле, но быстро взял себя в руки. Между ним и Гилем завязался разговор, который прервал Фегле. Одно его слово рассмешило главу обоза. Тот кивнул и пошел к себе. Гиль весь завтрак спорил с Фегле. Тот отвечал односложными фразами, чем вызывал ступор Гиля и очередную порцию спора.

Я смотрела на них и видела двух совершенно разных по характеру мужчин. А до этого мне казались они все на одно лицо. Фегле был не таким эмоциональным или скорее умел держать эмоции под контролем. А вот Гиль был открытой книгой. У него все что было в голове, то и на языке. Я это видела, как видел и Фегле, чем и пользовался. Их разговор закончился тем, что Фегле похлопал по плечу Гиля и пошел в комнату. Гиля выглядел подавленным.

— Проблемы? — спросила я.

— Угу. Из-за тебя сейчас столько всего выслушал. Говорят, что больше меня в караван не возьмут. Или запретят невест набирать, раз я не могу с одной справиться. А ведь может и двадцать женщин быть. Казалось, что все так просто и выгодно, — он почесал голову. Посмотрел на меня. Я к нему сочувствия не испытывала. Он не справлялся, а при чем тут я. — Даже не пожалеешь?

— Нет.

— Ладно. У нас с тобой вышло непонимание. А мои слова для тебя пустые, потому что ты не понимаешь. Привыкла к одним обычаям, а у нас другие. Мы живем дольше, чем вы. И взрослеем позже. Лет так в пятьдесят-шестьдесят. И все равно, пока мужчина не накопит денег на жену, он на других женщин не смотрит. А если не получается, то пьем специальный отвар, который делает спокойнее. У вас же другие правила. Фегле мне напомнил, что у вас взрослеют раньше. И порой браки заключают раньше, чем у нас выходят в мир. У в мир у нас выходят обычно лет в двадцать. Нужно же и мир посмотреть, себя показать. Денег так проще заработать. Вначале ходят на подхвате, пока язык не выучишь или не научишься торговать. Понимаешь меня?

— Не совсем.

— Мы сейчас все ровны. Все живем на равных условиях. Спим в одной комнате. Не понимаю, почему тебя это так смутило?

— Мы раньше или в санях спали или только с тобой в комнате, — ответила я. — Тут же баня, потом вас столько народу… Я испугалась.

— И поэтому ты сбежала в сарай? Там другие сторожа, которым все равно на наши обычаи. Они порой не обращают внимания, что женщина чужая жена.

— А у вас такого нет?

— Нет. Зачем?

— Бывает же любовь. Можно же в чужую жену влюбиться, — сказала я. — Иногда чувства сильнее разума.

— Взрослый человек должен головой думать. Иначе проблемы будут с родными, друзьями, с работой. Зачем это? Порой ошибки совершают, как, например, я совершил с тобой. Надо было раньше все объяснить. Если кто-то ошибку совершает, то ему на ошибку укажут. Дадут возможность ее исправить. Если я такой дурной, что не смогу ее исправить, то лишат работы. Отстранят от этих дел. Могут потом не взять в другую поездку. Это на моем примере. Так по всей жизни.

— Хочешь сказать, что в не знаете, что такое чувства? — спросила я.

— Чувства. Почему не знаем? Знаем. Но может не в том плане, как думаешь ты. Смотри на ту парочку, где мужик пристает к подовальщице. У него есть в данный момент к ней чувства? Я в этом не уверен. Есть неуважение. Если бы были чувства, то он бы так себя не вел. Но это все тебе потом объяснят. Ты приедешь к нам. Поживешь какое-то время, узнаешь наш быт, обычаи. Потом и мужа выберешь по сердцу.

— Ты мне часто говоришь про сердце, но отказываешься верить в чувства, — заметила я, вспомнив наш первый разговор.

— Сердце — оно постоянное. А чувства — они есть, а потом их может и не быть, — ответил Гиль. Я только на него посмотрела, не понимая, что он имеет введу. Гиль занервничал. Стукнул ладонью по столу. — Не знаю. У другого кого потом спроси. Не могу тебе все это объяснить. Да и не нужно тебе это сейчас знать. Пойми одно: никто тебя из нас не обидит в пути. Никто не обидит на месте. Не убегай больше. Обещаешь?

— Обещаю. Не буду убегать. Но и ты дай слово, что все так и есть. Что ты меня не обманул.

— Даю слово, — ответил Гиль, прямо глядя мне в глаза. Ему хотелось верить. Да и другого мне не оставалось. — Иди поспи. Там Фегле должен дрыхнуть. А я пойду делами заниматься. Только больше не убегай.

— Не буду.

— Я приду, тогда тебя разбужу, — вставая, сказал он.

— Гиль, ты научишь меня вашему языку?

— Научу, — сказал Гиль, провожая меня в комнату.

Кровать свободна. Матрасы собраны и сложены друг на друга. На соседней кровати спал Фегле. Гиль сразу ушел. А я легла в кровать. В комнате было тепло, но не жарко. Я завернулась в одеяло и закрыла глаза. Надо было попытаться уснуть. Вроде и ночь была беспокойная. До этого целый день мы провели в пути. Меня сейчас должно было выключать, а сна не было. Я крутилась с одного бока на другой. Вместо сна было только раздражение.

На соседней кровати послышались шорохи. Я посмотрела в ту сторону и тут же встретилась со спокойным взглядом. Почему-то этот взгляд заставил тяжело сглотнуть и резко зажмуриться. Я слышала, как мой сосед по комнате встал с кровати. Потом был звук открываемой дверцы печки. Он решил подкинуть дров в печку. Я наблюдала за ним прищурившись, готовая в любой момент опять зажмуриться. Гном закинул два полена и закрыл дверцу. Чему-то усмехнулся. Посмотрел в мою сторону. Я опять зажмурилась, а одеяло натянула на самый нос.

Фегле сел рядом. Взял меня за руку. Я посмотрела на него. Спокойствие. Уверенность. От него пахло какими-то травами. Серая рубашка расшита по вороту каким-то причудливым узором. Длинная борода доходила почти до груди. Узор из косичек напоминал паутину. И как ему было не лень все это плести. Волосы распущены. Не знаю сколько мы так просидели. Он что-то начал шептать. Я пыталась расслышать его слова, но у меня это не получалось. Слова сплетались в цепочку, которая опутывала. Захотелось спать. Глаза стали закрываться сами по себе. Темнота. Я начала в нее падать. Сжала руку. Кто-то сжал ее в ответ. Простое пожатие, а стало сразу спокойнее. Еще понять кто это там смеется надо мной. Смешок слышу, а его обладателя я никак не могла вспомнить. Так я и уснула.

Вечером я проведала Дина. Фегле его вывел на некоторое время из сна, чтоб я накормила его ужином, после этого Дин опять уснул. На перевязку я не осталась. Медик из меня был никакой. При виде крови становилось плохо до такой степени, что я падала в обморок. Гиль уже вернулся. Выглядел он хмурым и уставшим, поэтому я не стала к нему даже подходить. А вот другие гномы выглядели довольными. Они что-то весело обсуждали. Фегле сам присоединился к обсуждению. Мы с Гилем оказались словно оторваны от остальных.

Было скучно. Я смотрела по сторонам. Народ говорил громко. Кухня работала на пределе. Дверь то открывалась, то закрывалась, принося в душное помещение глоток свежего воздуха.

Она сидела в стороне ото всех. Рядом с дверью. Стакан молока. Кусок серого хлеба. Маленькая фигурка, завернутая в осенней плащ, была почти незаметна в большом зале. Иногда девушка поднимала голову, тогда из-под капюшона выглядывали белокурые кудряшки. Мне не понравилась ее потерянность. Я наблюдала за ней некоторое время. Она откусывала по небольшому кусочку хлеба и тщательно его смаковала. Потом сидела какое-то время и делала глоток. Я никак не могла понять почему она так долго смакует еду, пока не поняла, что девушка тянула время. У нее не было денег на ночлег, поэтому она грелась на постоялом дворе за скудным ужином.

— Гиль, — я толкнула его, привлекая внимания. Он сидел, подперев щеку, и дремал.

— Что?

— Хочешь загладить вчерашний провал со мной?

— Чего? — не открывая глаз, спросил он.

— Посмотри на девушку, которая сидит около двери. Она может согласиться на твое предложение.

— Какое предложение? — Гиль не понимающе посмотрел на меня.

— Ты точно не на своем месте! — выпалила я. — Вспомни, как меня приглашал с собой поехать. Она согласиться. У нее проблемы.

Гиль посмотрел в сторону двери. Задумчиво погладил бороду. Потом посмотрел на меня. Девушка продолжала пожевывать хлеб.

— А может и пойдет, — хмыкнул он. Все-таки решил подойти к ней.

Кто-то из гномов пошел в комнату. Я увязалась за ним. Делать было нечего. Скучно. Гном завалился спать. А я просто сидела в темноте и не знала, чем заняться. Может не надо было спать днем? Сейчас бы дремала. За столько дней постоянной работы, уже вошло в привычку чего-то делать.

Фегле зашел в комнату. Взял свою сумку и куртку. Может опять собирался воров ловить в сарае?

— С тобой можно? — спросила я. Даже на миг забыла, что языка не знаю. Он остановился в дверях. Задумался. Потом кивнул на дверь. Второго приглашения мне было не нужно. Хоть куда-то выбраться. Сидеть в битком набитой комнате не хотелось.

Я быстро надела валенки и куртку. Застегивала я ее на ходу, боясь, что Фегле уже уйдет, а одной слоняться по постоялому двору сегодня не хотелось. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня было много пьяных, которые мне совсем не нравились. Они вели себя как-то непредсказуемо и от них так и веяло опасностью. Сегодня на побег бы я точно не решилась. Фегле о чем-то тихо переговаривался с главой обоза. Гиль общался с девушкой. Я остановилась чуть поодаль, не мешая разговору. Не мне было туда лезть. Фегле как-то быстро меня заметил и кивнул в сторону двери. Я только поплотнее натянула шапку на уши и вышла следом за ним на улицу. Мороз. Спутник планеты светил тускло. Темно. Мороз сегодня был сильнее, чем вчера, поэтому в сарае растопили еще одну печь, чтоб не померзла скотина. Опять кто-то сразу завалился спать, другие согревались горячительным. Мы сели в противоположный от них угол.

К печке подтянулись дугарны, которые не хотели мерзнуть. Фегле накрыл их тряпками. Обернул лапы мешковиной. Как я поняла, чтоб те не померзли. После этого мы пили какой-то отвар, слушая, как в другом конце сарая горланят песни.

Напротив нас дед, что охранял соседний обоз, завернулся в одеяло и уснул. В печке трещали дрова, пахло дымом, сеном и скотиной, но почему-то этот запах не раздражал. Фегле достал трубку. Я же думала, удалось ли уговорить Гилю ту девушку пойти с нами или нет. Горький дым заставил несколько раз чихнуть. Аж до слез. Какой же дым ядовитый. Я никак не могла понять этой тяги к дыму, но им нравилось. Я заметила, что курили в основном после еды. Часто можно было увидеть какого-нибудь гнома, облокотившегося спиной на тюки и пускающего колечки дыма.

— А ты меня ведь понимаешь, — сказала я после долгого молчания. Фегле только посмотрел на меня, но промолчал. — Гиль, говорит, что ты языка не знаешь. Так понимаешь или нет?

И чего я к нему привязалась? Может потому, что было скучно и не хотелось спать? Или потому что только он, по мимо Гиля, с кем я больше всего общалась все это время? Ответом мне был кивок.

— И как это понять? — спросила я. Он почему-то усмехнулся, при этом продолжал смотреть в сторону печки. — Хотя на мой вопрос нет однозначного ответа. Наверное, ты понимаешь, но не говорить на этом языке не можешь. — Опять кивок. — Хотя ты мало говоришь, поэтому тебе это не так важно.

— Слово. Один. Два. Все, — ответил он. Ясно, значит чего-то он все-таки понимал из моей речи. Но плохо. У него было преимущество. Я его речь не понимала от слова совсем. Пыталась разобраться в ее звучании, но все слова состояли почти полностью из согласных, поэтому речь гномов была резкой, обрывающейся. Длинных слов было мало. А короткие на слух были почти похожи по звучанию друг на друга. Хотя, как я потом позже поняла, так оно и было. Большую роль в языке играла интонация и скорость произношения слова. Их язык напоминал уже сносно выученный мною язык этой планеты. Только из него словно выкинули половину гласных. Жуткий, сложный язык, на котором нужно было не говорить, а лаять.

Фегле вздохнул. Опять посмотрел на меня. Поддел пальцем куртку вначале свою, потом мою. Назвал ее. Я попыталась повторить. Не вышло. Раз на десятый смогла справиться с рычащими звуками. Потом настала очередь шапки. Так у нас и пошел вечер, который мы коротали за изучением языка. Я все время путалась. Фегле терпеливо, как заведенный, повторял правильный вариант. Несколько раз он уходил с обходом. Я одна оставаться боялась, поэтому шла рядом. В одни сани кто-то забрался. Я указала на это Фегле, но он махнул рукой. Потом показал на наши сани. Ясно. Мы следим только за своим добром, а чужое нас не интересует.

Наверное была середина ночи, когда Фегле сменили. Он пошел проведать Дина. Я изображала из себя хвост. Да и как иначе? Заглянув в комнату, я заметила, что кровать занята. В принципе правильно. Нечего такому месту пропадать, а если бы я хотела спать на ней, то не болталась бы по сараям. Мне пришлось помогать светить Фегле, пока тот рану обрабатывал и давал очередную порцию снотворного Дину. Все это время я стояла, зажмурив глаза. Когда же все закончилось, то я смогла вздохнуть свободно. Теперь осталось найти место, где спать. Хотя, вариантов было мало. В комнате, где лежал Дин, был свободен только один матрас. Явно того гнома, который сторожил теперь сани.

Фегле снял куртку и сапоги. Куртку он положил вместо подушку. Попросил мою. Свернул ее и положил рядом со своей. Кивнул в сторону стенке. Это что? Нам придется один матрас делить? Хотя, а был другой выбор? Шерстяное одеяло. От стены веяло холодом. В самой же комнате было тепло. Явно наш сменщик подкинул дров, прежде чем пошел нас менять.

Я лежала носом к стенке. В первый раз с кем-то постель делила. Да уж. Изменила жизнь. Один плюс во всем этом. Рядом с Фегле никакая печка была не нужна. Он был очень жаркий. Я закрыла глаза. Про себя стала повторять заученные слова, пока не уснула под сопение и храп, что наполняли комнату.