Глава 12. Дела семейные

Я так старательно доставала Максиана вопросами о модных формах рукава и оттенках макияжа, что в какой-то момент он сам свернул разговор на интересующую меня тему.

— Я плохо разбираюсь в таких делах, Оли-аири. И опасаюсь давать вам советы. Мне будет крайне неприятно, если мое мнение окажется ошибочным, и вы из-за этого будете выглядеть не столь очаровательно, как заслуживаете. Вы же этого не хотите?

«Ах ты, скотина, — мысленно ухмыльнулась я. — Решил моими методами со мной бороться?»

Но прежде чем я успела засыпать принца уверениями в том, что полностью полагаюсь на его безупречный вкус, Максиан поспешно продолжил:

— Вы, кажется, хотели что-то узнать о нашей семье. Спрашивайте, не стесняйтесь.

— О семье… — пробормотала я. Позлить Макаку еще немного было бы весело, но где гарантия, что меня не угораздит перестараться, и затурканный принц не сбежит раньше времени? — Да… Я хотела…

— Я с удовольствием отвечу, — подбодрил государь-наследник. Видимо, разговоры о рукавах достали его сильнее, чем мне казалось.

— Видите ли, Максиан. Мне предстоит в ближайшем будущем сдавать экзамен, схожий с Выпускным контролем в Академии стихий. И я очень волнуюсь… Когда я сдавала письменные работы, ректор Алексан не показался мне приятным магиком…

«Прости, Алек, — мысленно добавила я. — Слишком уж ты непонятный».

Принц бросил в мою сторону странный взгляд, но все-таки ответил.

— Да. Алексан иногда бывает резковат и принципиален… Излишне принципиален, — быстро поправился он, заметив, выражение моего лица. — Разумеется, совершенно излишне принципиален и дотошен. Он ученый — таков его характер.

— Да? Мне встречались подобные магики, — для того, чтобы изобразить недовольство, актерствовать мне не потребовалось. Максиану не удалось скрыть свое представление об умственных способностях предполагаемой невесты. «Ты же именно этого и добивалась!» — одернула я себя и, подпустив в голос капризные нотки, добавила. — Такие с удовольствием доносят на друзей, а в детстве не брезговали рассказывать взрослым о чужих шалостях.

— Ну, это не про Алека, — рассмеялся Максиан, и у меня в груди с треском лопнул какой-то холодный узел, завязавшийся еще во время вчерашнего разговора с Аленной.

— Разве? А наставница как-то рассказывала, что он…

— Аленна… — хмыкнул Государь-наследник. — Нам с ней часто доставалось за опасные шалости. И сестра винила в этом Алека, хотя стоило бы меня или даже себя.

— Вас? — вполне искренне опешила я.

Нащупав тему, отличную от моды и макияжа, Государь-наследник, похоже, готов был рассказать мне любые подробности о себе и своих родственничках, лишь бы я снова не села на любимого варана.

— Оли-аири, если вам вдруг вздумается погулять за пределами этого парка, сколько стражи пошлет с вами ваша наставница? — с улыбкой поинтересовался Максиан.

— Много, — мне не удалось сдержать недовольную гримасу.

— Вот… И можете не сомневаться, что в отдалении за вами последует еще десяток телохранителей из Тайной канцелярии под видом горожан. Наша с сестрой юность проходила точно так же. Если от гувернеров и конвоя мы порой умудрялись избавиться, то от таких вот незаметных стражей — далеко не всегда. Аленна же склонна винить в головомойках от всезнающего отца именно Алека. Ей с ним было скучно, в наших развлечениях он, в силу некоторых причин, участия не принимал. Вот и… Постепенно Алексан начал платить ей той же монетой. Они недолюбливают друг друга и не упускают случая уколоть другого хотя бы двусмысленной шуткой, — тут принц спохватился, что его рассказ сильно смахивает на сплетню, и поспешно продолжил. — Но это всего лишь видимость. На самом деле Аленна — любящая сестра, а Алек отдаст за нее жизнь, если потребуется. Как и за любого члена нашей семьи. И уж точно не будет специально мешать. А, поскольку вы в любом случае не чужая для рода Грифона, то вам совершенно ни к чему опасаться ректора Алексана и предстоящего Контроля.

«Как-то по-другому мне представлялись любящие сестры, — помимо воли подумала я, искоса наблюдая за Максианом. Сейчас, вдали от расфуфыренных придворных и интригана-папаши, Государь-наследник не вызывал у меня такого раздражения. — Может же, если хочет, не вести себя как павиан! Впрочем, замуж за него я все равно не желаю».

Какое-то время мы усердно месили размокший песок на дорожках парка в полном молчании. Максиан то и дело поглядывал на большие часы, видневшиеся над кронами деревьев, и все заметнее нервничал. Женишок явно куда-то торопился. Но облегчать ему задачу я не собиралась. Пусть покрутится. А то слишком уж нормальный разговор у нас получился. Как бы Государю-наследнику не пришла в голову крамольная мысль, что в малых дозах меня вполне можно терпеть.

Наконец Максиан не выдержал и, в очередной раз покосившись на часы, сказал:

— Вы не устали, Оли-аири?

— Что? — прощебетала я. — Нет. Это замечательная прогулка.

— Сегодня прохладно. И сыро, — сделал новую попытку он. — Я себе не прощу, если вы простудитесь.

— О! У меня крепкое здоровье. Главное, чтобы вокруг не было никого больного.

Надо ли говорить, что через пять минут наследник начал усилено чихать? У меня и самой давно окоченели промокшие ноги: впопыхах я забыла наложить на сапоги, предназначенные для верховой езды, а не пеших маршей, водоотталкивающее плетение. Пришлось изображать обеспокоенность и просить немедленно проводить меня обратно. По пути я старательно висла на локте Максиана и без умолку трещала о модных тряпках. На этот раз темой я выбрала цвета и тщательно обрисовала дорогому жениху, в каких розовых тонах вижу белакский двор будущего, включая его мужскую половину.

Принц морщился, кусал губы, но мужественно терпел мой словесный понос. Я же раз за разом убеждалась, что его отвращение к глупой невесте никуда не делось. Правда, на выходе из парка в мою бочку с нектаром бухнулась здоровенная ложка горькой смолы. Мы буквально столкнулись с Алексаном.

— Государь-наследник, — слегка поклонился он. — Ваше Высочество.

— Брат, — Максиан не замедлил воспользоваться предлогом меня заткнуть, — сбрось маску неприступного ректора. Мы же не в Академии.

— Да, я заметил, — Алек с плохо скрытым недоумением покосился на мой безвкусный наряд.

— Тогда улыбнись и перестань пугать дам. Оли-аири и так тебя уже боится.

— Боится? — приподнял брови принц. — Если Ее Высочество обладает теми знаниями, которые я увидел в ее предконтрольных работах, у нее нет никаких причин меня бояться. А теперь прошу прощения, меня ждут.

Он снова отвесил в нашу сторону некое подобие короткого поклона и быстрым шагом ушел вверх по лестнице в сторону гостевых покоев дворца.

Распрощавшись с Максианом у порога своей гостиной, а потом еще и полюбовавшись с балкона, как он сломя голову несется обратно в парк, я ухмыльнулась и вернулась в комнату.

Впрочем, от хорошего настроения, посетившего меня в парке, ничего не осталось. Горе-женишок, которого мне усиленно навязывали все подряд, бежал сейчас наверняка к какой-нибудь заждавшейся девице. Следовательно, его кобелиная натура мне не померещилась — как был лицемерный павиан, так и остался. В лабораторию Аленна мне дорогу закрыла. И даже Алексан отправился куда-то, где «его ждут», не забыв облить меня презрением с ног до головы. Конечно, принц не мог связать глупую Оли и черначку Олгу, с которой мучил котлы в лаборатории. Но от этого было не легче, и отвращение, мелькнувшее в его глазах, ранило неожиданно больно. Так или иначе, всем было чем заняться. И только бедную принцессу Двух Континентов никто нигде не ждал.

Проворчав что-то нецензурное, я избавилась от мокрых сапог, смыла осточертевшую золотую маску и полезла на полку, где утром запрятала книжку справедливцев.

«Прекрасно обойдусь без вас. Мне есть чем заняться!» — бормотала я себе под нос, волоча из спальни толстый, совершенно не розовый и даже не пушистый плед.

Чудик, высунув из-под крышки котелка любопытную мордочку, наблюдал за моими метаниями с философским спокойствием. Впрочем, он спрятался, стоило мне шагнуть к его убежищу. Показав вреднючке язык, я плюхнулась на диванчик, укутав замерзшие ноги пледом.

Дополнительная история, обещанная неизвестным автором, занимала всего несколько страниц. Если первая часть изобиловала пустыми славословиями и отличалась от обычных религиозных книг разве что архаичными оборотами, то вторая больше походила на скупой военный отчет. И, тем не менее, прочитав ее один раз, я тут же взялась перечитывать скупые строчки снова. Слишком уж диким казалось написанное.

«…Когда воцарился на земле мир и покой, все жили в мире и гармонии под дланью милосердных и справедливых Создателей. И тогда исчез сын Безначальных. Смертные думали, что ушел он туда, где живут боги, но это было не так. Не осушала слез Безначальная Идда, и потемнел лицом Безначальный Никан, оплакивали они свое дитя. А Маак и Рири нашли его убийцу. Безымянная, о которой все забыли, не смирилась со своей участью. Долгие тысячелетия раскачивала она удерживающие ее в Бездне путы и однажды сумела вырваться. Она пожрала душу Дитя богов.

Долго длилась битва вечной воительницы Рири и Безымянной. Горело небо, и плавились горы. Создатели укрывали смертных своими щитами. Отражали смертоносные отблески этой битвы, спасая наш мир от окончательного разрушения. Но даже они оказались бессильны против столкнувшихся сил Изначального Хаоса и Безначальной Мощи.

И если людей за морем коснулись лишь чудовищные землетрясения, то нас, остававшихся у ног богов с темных времен, накрыло тенью этой битвы. Утекала жизненная сила из наших жил. Текла, как песок сквозь пальцы. И никто, даже дарящая жизнь Идда, не мог остановить это течение.

Закончилась битва. Уползла в свое логово Безымянная.

Подняла голову победоносная Рири. Опустили свои щиты извечные защитники Маак и Никан. И увидели они, что оставила после себя эта битва. Кровавые слезы брызнули из глаз Рири, огненными каплями полетели к земле, обращая в пепел все, что еще оставалось живо. Увидели Создатели, как серым прахом осыпаются птицы небесные, и в бесплодную пустыню обращаются леса густые. И заплакал Маак, скорбя о тварях земных. Его слезы остудили мертвое пламя, и на землю упали застывшие капли их общей скорби.

Тогда Рири решила спуститься в Бездну, чтобы Безымянная больше никогда не смогла подняться к живым. Маак не желал отпускать ее, но она никому не позволила сопровождать себя и приказала запереть ворота за своей спиной. А сама запечатала их в Бездне. И только осколок своего сердца оставила Безначальная Рири мужу. Лишь он мог отпереть ворота в царство мертвых.

Создатели остались втроем. Они видели, как страдает их мир, как умирают раньше срока смертные, а черная плешь на месте былой битвы расползается по земле, как страшная язва. Но не могли они превозмочь проклятье крови Безымянной.

И сказала Идда:

«Позовем Рири. Она погубила Хаос — она сможет погубить и его наследие».

«Нет! — сказал Никан. — С тех пор, как ворота заперты, мы не знаем, что принесет Бездна, если их открыть. Что, если оттуда выйдет зло большее, чем это?»

«Нет справедливости в том, чтобы страдали безвинные, — сказал тогда Маак, положив руки на плечи их. — Но и призвать Рири мы не можем: никто не знает, какую битву ведет она сейчас».

«Но что же делать?» — опечалилась Идда.

«Рири скорбела, — сказал Маак, поднимая застывшую слезу. — И вот ее скорбь. В этой скорби ее Сила: ярость битвы за правое дело. Там и моя скорбь, и моя Сила: Сила справедливости: не должно гибнуть невинным!»

«Тогда прими и мою скорбь, — протянула ладонь Идда. — Силу жизни».

Мягким светом налилась слеза, напитавшись ее силой.

«Тогда прими и мою скорбь, — склонил голову Никан. — И мою Силу: Силу света».

Омыл он слезу холодным светом лун и горячим лучом солнца.

Раскрылась слеза невиданным цветком в его ладонях. Тогда призвали Создатели первосвященика, рассказали о скорбях и отдали ему Цветок Скорби, омытый в крови его, велев наставлять смертных. Прожил он тысячу двести лет, неустанно наставляя непосвященных в любви к Создателям.

Но не все преисполнились благости Создателей. Были и черные души, одаренные Цветком Скорби по безмерной доброте избранного первосвященника. Они решили открыть врата Бездны Безымянной и выпустить в мир хаос, чтобы жить вечно. На вечное проклятье осужденный убил избранного первосвящнника и выкрал Ключ Рири из храма Создателей. Но не хватило ему сил справиться с мощью крови вечной воительницы Рири. Черным пламенем сгорел он, лишь коснувшись Врат Бездны.

Увидел это Никан и безмерно опечалился, ибо предвидел, что станет с миром, если откроет смертный проклятые врата. Он поднял ключ Рири, разбил его на тысячу осколков и развеял по миру.

И вскрикнул Маак, глядя, как рассыпается его связь с любимой женой. С болью сказал он брату своему:

«Ради этого мира она ушла, а теперь ради него же ты уничтожил то единственное, что могло вернуть ее назад!»

И отвернулся он от народа, отплатившего злом за его милосердие. Надолго воцарились безвластие и мор на континенте, ставшем зваться Черным за свою неблагодарность.

Лишь через триста лет умолила Идда брата своего сменить гнев на милость и простить недостойных. А жившие в веках первосвященники поклялись хранить тайну Цветка Скорби, чтобы не возжелал вечной жизни другой обладатель черной души…»


«Более бредовую историю сложно себе представить, — бормотала я, расхаживая из угла в угол и то и дело поглядывая на тонкую книжицу, скромно лежавшую между белакскими «Достижениями зельеварения» и неведомо какими путями попавшим ко мне старым журналом мод. — Чушь! Сказки!»

Но что-то мне подсказывало, что не все так просто со странной рукописью. Между совершенно фантастическими деталями, вроде прожившего тысячу двести лет чернака-первосвященника или Создателей, сотворивших для каждого жителя Черного континента индивидуальный амулет, попадались и соответствия с нынешней историей. Те же триста лет смуты и неизвестного происхождения мора, едва не выкосившие жизнь на Черном континенте, не один раз упоминались в древних рукописях. Да и старое Троллье плато вполне подходило под описание места битвы Рири и Безымянной. Там до сих пор ничего не растет и никто не селится.

Что же касается «Ключа от Бездны», якобы разбитого Никаном на тысячу осколков… У меня на глазах один умник уже открывал в Бездну если не ворота, то, по крайней мере, нору. И Аленна как-то проговорилась, что та, которая из этой норы выбралась, была кем угодно, только не нормальным магиком. Что, если ключом поклоннику Безымянной как раз и послужил один из «тысячи осколков»?

А самое главное… Если книжка — всего лишь бредни какого-нибудь сумасшедшего монха, то почему старый правитель прятал ее под замком в потайном кабинете? Среди книг в его обширной библиотеке мне не попалось больше ничего хотя бы отдаленно похожего на религиозные тексты. Там даже Священной истории и то не было!

Чувствуя, что еще немного, и перегруженный сомнениями мозг взорвется, как перекипевший котел, я поспешно сунула «Слезы создателей» под куртку и, набросив на входную дверь оповещалку, нырнула в потайной ход. Негодный женишок сейчас болтается в парке. Наставница, раз уж не явилась до сих пор, уже не придет. А всякие озабоченные матримониальными планами Правители, скорее всего, изображают ритуальные статуи на очередном совете или вообще спят. Так или иначе, интересоваться замороченной принцессой Двух Континентов попросту некому. А я сейчас сойду с ума, если немедленно не обсужу свою находку хоть с кем-то. Будем надеяться, что Алек не слишком рассердится, если придется его разбудить.

Надо ли говорить, что я в очередной раз оказалась слишком оптимистичной. Для начала, решив срезать путь в якобы спящем дворце, я с трудом разминулась с пронесшимся куда-то отрядом стражи. Минутой позже едва не вывалилась из потайной дверцы прямо под ноги Аленне. Что ей понадобилось посреди ночи в кабинете Никса, и почему сам Никс при этом орал и матерился, как портовый грузчик, я выяснять не стала. Крадучись, едва осмеливаясь дышать, разве что, не поджав хвост, и то только ввиду его отсутствия, я отползла от удобного прохода и двинулась в обход.

В гостевом крыле на первый взгляд, слава Создателям, царили сон и тишина. Но только на первый. Похоже, всех царственных особ в этом дворце сегодня одолели бессонница и приступы неконтролируемой ярости. Аленнин Па, всегда холодно-спокойный и равнодушный Правитель Белого континента орал не хуже Никса. Разве что потише, потому что, похоже, уже успел сорвать голос.

Вот тут мне пришлось задержаться. Отчитывал коронованный белак Алексана. Да еще как. Я таких слов даже в своей Создателями забытой деревне не слышала, когда в глубоком детстве случайно накормила хозяйского хряка травой-огневкой, и он сначала разнес хлев, а потом вытоптал половину деревенских огородов.

Чувствуя, как пылают щеки от особо заковыристых оборотов, я пыталась понять, что, собственно, происходит.

— Тебя видели! Ты вещал с какого-то парапета о скором явлении Дитя богов! Слышишь?! Правитель этой Создателями забытой Черной клоаки продемонстрировал мне вполне качественные воспоминания нескольких стражников, разгонявших то сборище!

— Это невозможно. Я не выходил за пределы резиденции Правителя с тех пор, как по вашему настоянию посетил местную школу, — отрезал Алексан.

Он стоял перед отцом неестественно прямой и бледный, как дух-охранитель. Только яркие пятна лихорадочного румянца выдавали его бешенство.

— Тебя опознали десятки магиков, лжец! Для того, кто всего один раз покидал этот дворец, ты слишком известен в народе! Опять дешевой популярности захотелось?!

— Вам ли не знать, что я не ищу никакой популярности?! — сорвался Алек. — Ваши шпионы почти пятнадцать лет не оставляли меня в одиночестве ни на минуту!

— Я делал это ради твоей безопасности, неблагодарный мерзавец! Впрочем, чему я удивляюсь?! Ты и слова такого не знаешь! — грохнул кулаком по подлокотнику белакский Правитель. — Позор моего рода! Предатель!

— Позор или нет, вам виднее, Ваше Величество, — принц говорил тихо и холодно, но я видела, чего ему это стоило. — Но предателем я никогда не был. Иначе не сидел бы в цепях вашего брата!

— Считаешь себя героем?! — сорвался на сиплый визг Правитель. — Да лучше бы ты там…

Он осекся, подавившись то ли слюной, то ли бешенством.

— Договаривайте, Ваше Величество, — Алек вскинул голову. — Договаривайте, отец…

— Судебный процесс не нужен ни нам, ни чернакам. Правитель Никс предложил выход из создавшейся ситуации, — нечеловеческим усилием подавив гнев, заговорил белак, — и я с ним согласился. Пока белакская делегация гостит на Черном континенте, ты будешь носить вот этот браслет. Он даст нам знать, если ты покинешь пределы дворца. И упаси тебя Создатели, если это случиться. Тогда я сам тебя убью. Собственными руками.

Я едва успела зажать рот рукой, чтобы не выдать себя громким возгласом: коронованный интриган брезгливо держал двумя пальцами тот самый золотой браслет, который надевала на меня Аленна всего месяц назад. Браслет-шпион, браслет-следилка… Ну, ладно я… По закону я со всеми потрохами принадлежу кровному наставнику, и вообще еще даже не совершеннолетняя. Но нацепить такую дрянь на взрослого магика? Ректора Академии? Принца, в конце концов? И потом мне-то Аленна предложила выбор: браслет или конвой. Ответ Алексана не заставил себя ждать и ничуть меня не удивил:

— Нет.

— Нет?! — снова взбеленился Правитель.

— Нет. Можете отдать приказ о моем аресте. Приставить ко мне стражу. Да хоть в цепи заковать! — Алек криво улыбнулся. — Мне не привыкать. Но это я не надену.

— Да кто тебя спрашивать будет?! — рявкнул царственный мерзавец, и я ахнула в ладонь, все еще прижатую к губам.

С пальцев белака сорвался целый вихрь разноцветных искр и ударил Алексана в грудь. Наверное, боевой таран сделал бы это гуманнее. Принца проволокло через полкомнаты и с грохотом швырнуло о стену. Правитель с минуту смотрел на сына, сломанной куклой лежавшего на полу, на потом медленно поднялся. Подойдя, он кончиком туфли толкнул безвольную руку и, присев, защелкнул браслет.

— Мне никто не говорит «нет». Пора бы тебе это запомнить, сын…

Это «сын» прозвучало, как изощренное оскорбление. Вернувшись в кресло, Правитель небрежно сотворил какое-то плетение, и Алексан, наконец, зашевелился.

— Сейчас ты встанешь и уйдешь к себе. А если посмеешь сказать еще хоть слово против… — белак смерил принца тяжелым взглядом. — Что ж… Будешь до конца празднования общаться жестами. Вон!

С заметным трудом Алексан поднялся и, придерживаясь за стену, вышел из комнаты. Пока я вспоминала, где у меня ноги и как ими пользоваться, белак нахлобучил корону, все это время почему-то пролежавшую под диваном, и сбросил с пальцев очередное плетение. Минуту спустя явился сухонький старичок с вышитой эмблемой целителя на просторном балахоне.

— Принеси Капли Сирина, — велел Правитель и, тяжело поднявшись, направился к другой двери, где, как я уже знала, располагалась спальня.

Я отмерла и, стараясь ступать как можно тише, побежала по узкому коридору дальше, туда, где вчера нашла Алека. Теперь я пожалела, что не успела выяснить, из-за чего ругался Никс. Может, тогда мне было бы понятнее, в чем таком страшном обвиняют Алексана. Поверить, что он ораторствовал перед толпой черни, не получалось, как я ни старалась. Да и что такого страшного в глупой сказке про Дитя богов? Любому мыслящему магику понятно, что никто не явится, и Парад планет пройдет так же, как и сотни раз до этого. Разве что народу при этом соберется побольше.

Решив разобраться с этой бредней, как только смогу убедиться, что взбесившийся белак не переломал неугодному сыну все кости, я ускорила шаг и несколько минут спустя уже заглядывала в знакомый «глазок» у секретной панели в комнате Алексана.


Прода от 08.01.2020

Загрузка...