Я отвез ее к ней домой на такси и вернулся на улицу Рей. Мы договаривались отужинать вместе, но я уже привык к переменам ее настроения и к ее постоянной занятости и не очень-то верил в реализацию этого замысла. До конца своих дней я готов был довольствоваться воспоминанием о том, как она положила мне голову на плечо в самолете Будапешт — Париж. Добавленное к поцелую возле станции метро «Рим» и к поцелую в Венгрии, оно образовывало тройку, троицу, которая казалась мне достаточным предсмертным причащением, чтобы сойти в могилу спокойным и уверенным шагом, и неважно когда. Я уже вышел из того возраста, когда верят в существование времени, слишком часто оно мне доказывало обратное. Какая разница между тройкой и троицей? — как-то спросил Саверио. Тройка — языческая, троица — христианская. Моя история с Аннабель была и тем и другим. Я хотел, чтобы она меня любила, а она меня распинала. Она позвонила мне в 21:00. Что я делал? Выбрал ли я ресторан? Заказал ли столик? Я сказал, что мы перекусим в «Веплере».
— В ста метрах от меня, молодец. Потом ты приведешь меня домой, и мне придется с тобой переспать.
— Признаю, что мне это приходило в голову. Я этого жду уже пять месяцев.
— Я тебя не ждала.
— В таком случае не надо было мне звонить.
Она тяжело вздохнула, как будто жизнь, особенно интимная ее сторона, была слишком сложна для нее.
— У меня похмелье, и я не хочу есть.
— Ты хочешь, чтобы мы увиделись завтра?
— Нет, я не хочу оставаться одна.
— Позови подругу.
— Ты и есть подруга. Приезжай. Я тебя жду.
Я положил трубку. И поклялся больше не звонить и не видеть Аннабель. Но несколько минут спустя уже был за дверями своей квартиры, с зажатыми в руке ключами от машины. Я победоносно рассекал теплый весенний вечер. На красном сигнале светофора я позвонил торговке сырами. Автоответчик. Наверное, она ужинала с Фабьеном в «Арани Кавьяр» или в «Ремиз», двух лучших ресторанах Будапешта, о которых он мне рассказывал. Или только собиралась на ужин. Я объявил, что бросаю ее, потому что люблю другую женщину. Мне не терпелось поговорить с кем-нибудь о моем романе с Аннабель, который пока еще даже не начался.
Девушка появилась в длинной футболке на голое тело, что-то вроде ночного мини-платья. Наконец она была своего настоящего роста: чуть выше моего носа. Вот почему у нее был такой смущенный вид, как у ученика, которого застукали за списыванием у соседа по парте. Она присваивала себе 1,77 метра, но опустилась до 1,70 метра. Я обнял ее, и мы пошли в спальню. По дороге я успел заметить, что квартира была довольно большой. Для меня. Из окна было видно небо над домами. Аннабель попросила не заниматься любовью. Для меня было большой победой прижимать ее к своему телу в замкнутом пространстве, и потому ее просьба показалась мне незначительной и второстепенной. Аннабель растянулась на мятых простынях. Если она не хотела, чтобы мы переспали, зачем она разлеглась на кровати? Я не решался снять ботинки, это мужской пошлый жест, но я подумал, что Аннабель еще сильнее рассердится, если я их не сниму. Развязывая шнурки, я посчитал нужным поддержать разговор.
— Фабьен тебе звонил?
— Отстань от меня с этим дураком.
Меня не задело то, что мой брат, пусть временно, взял на себя мою роль дурака, которая уже начала давить мне на плечи и даже на мозги. Мне стаю все чаще и чаше казаться, что в повседневной жизни я веду себя как дурак, о чем я раньше никогда не подозревал. Я всегда думал обратное: что дураками были другие.
Прижавшись к Аннабель, я приподнял ее футболку. Я никогда не видел грудь Аннабель и понял почему: у нее ее не было. Плоский женский бюст потрясает меня так же, как и огромная грудь: моя тяга к крайностям, которой я не часто поддаюсь в рамках своей профессиональной деятельности.
— Ты меня ласкаешь?
— Да.
— Что я тебе сказала?
— Что Фабьен — дурак.
— До этого.
— Что мы не будем заниматься любовью. Но мы же не занимаемся любовью.
Я начал расстегивать свою рубашку.
— Не раздевайся, — сказала Аннабель.
— Не буду же я спать одетым!
— Ты собираешься здесь спать?
— Да, мне у тебя нравится.
— А ты не стеснительный.
— Теперь, когда ты и Фабьен уже не вместе, я не вижу причин для стеснений.
— Ты странный тип.
— Почему?
— Я не знаю. Я хочу есть. Пойдем поужинаем?
Она закрылась в ванной. Ее кровать принадлежала мне одному: новая победа.