Невеста моего брата

* * *

Я могу взорвать атомную бомбу: открыть Фабьену, что это я — старикан пятидесяти лет, с которым спала Аннабель в его отсутствие. Проблема в том, что я бы взорвался вместе с ней, поругавшись одновременно с моим братом и его невестой, моей единственной любовью. А также с моей матерью, которая никогда бы мне не простила предательства ее любимого сына. Я подумал, что, переспав со мной, Аннабель совершила непоправимый поступок, не понимая, что она была защищена секретом, в котором я был обязан хранить нашу связь, так как не хотел, чтобы мои семейные отношения окончательно и бесповоротно испортились под насмешливым взглядом девушки. У Аннабель был второй оборонительный рубеж, на тот случай, если я, несмотря на риск, начал бы атомную войну: утверждать, что я ее домогался, но она мне отказала. Что она и сделает несколько месяцев спустя и оправдает себя перед Фабьеном, Катрин и Софи. Для Фабьена это было подтверждением того, что я сумасшедший, о чем он подозревал еще с детства, когда летом он гулял на улице с друзьями, а я сидел дома и читал прессу. Для Катрин я еще раз показал свое нутро засранца, которое проявилось в моем выборе профессии журналиста. Софи поверила Аннабель, в версию, которая была наиболее оскорбительной для нее, так как возвращала ее на четвертое место, тогда как она видела себя уже на втором, потому что в Будапеште несколько раз занималась любовью с моим братом. Такова судьба моей второй супруги — быть обиженной Аннабель или подобными ей женщинами, блистательная красота которых царапала хрупкую обшивку просто хорошенькой женщины. Сегодня оказался один с моим раскрытым секретом, более мертвый в глазах моей матери, моей жены и моей бывшей любовницы, чем Фабьен, культ которого они лелеют каждое воскресенье в Мароле, а на неделе в нескончаемых телефонных разговорах.

До конца июня я не появлялся в Мароле под различными предлогами, тогда как Аннабель, по телефонным рассказам Катрин, снова заняла свое место в доме Вербье, освоив почти в совершенстве приготовление сладкого кускуса, называемого также «нежность невесты». Был ли это намек на женитьбу? Мною овладела печаль. Огромная. Я помню все фильмы, которые пересмотрел сам в кинозалах на улице де Клиши, потому что этот квартал напоминал мне об Аннабель. Я их купил, когда они вышли на DVD, и пересматриваю время от времени. Так как Аннабель и я мало что делали вместе, за исключением прогулок по улицам, я гулял по улицам. По улицам моих воспоминаний. Может быть, поэтому Аннабель вернулась к моему брату: захотела присесть.

В начале июля мне позвонила Софи. Я поднял трубку с единственной целью: узнать новости об Аннабель. Я о ней совершенно ничего не знал. Может быть, она даже хотела через Софи что-то мне сообщить? — глупо думал я в возбужденном бреду, присущем мужчинам, которых бросила любимая женщина. Мой брат мне не звонил. Катрин говорила об Аннабель, только затрагивая тему кухни. И одежды. Невеста Фабьена приехала в воскресенье в Мароль в юбке. В мини-юбке! Догадывались ли они о чем-то? Может, что-то раскрылось? Промах? Сегодня я знаю, что ничего такого не было. Никого в Мароле я не интересовал. Вот и все.

— Здравствуй, Жиль.

Я уже отвык от ласкового женского голоса, прожив половину июня скрипя зубами, слушая скрип портала и периодически повторяя: «Ты дурак». Я сказал Софи, что рад ее слышать, и удивился в душе, так как это было правдой.

— Ты вернулась из Венгрии? — спросил я.

— Да, как только получила твое сообщение. Оно меня очень опечалило.

— Значит, ты не ужинала с Фабьеном?

— Нет. Кстати, как он?

Этот кособокий, помятый и нежный вопрос должен был меня насторожить, но, как я уже говорил, влюбленный мужчина глух, особенно в отношении женщины, в которую он не влюблен.

— Он снова с Аннабель. До новой ссоры. Но это их проблемы. А ты как?

— По-старому. В лавке.

— Дела идут?

— Французы и сыр — старая история без конца.

— Как история моего брата и Аннабель.

Мне нужно было произнести это имя. Как сейчас мне нужно его написать: Аннабель, Аннабель, Аннабель, Аннабель, Аннабель!

— Когда-нибудь ей придет конец, истории твоего брата и Аннабель. Они не переносят друг друга.

— Это он тебе сказал?

— Когда он мог мне это сказать?

— Тогда откуда ты знаешь?

Она подумала, что я ее заподозрил, но мои мысли были далеко, и я задавал вопросы машинально, как научился это делать в моем ремесле.

— Из того, что ты мне рассказал, — сказала Софи. — Они постоянно ссорятся, разве нет? Эго ведь они нам испортили выходные в Будапеште. Кстати, кто эта женщина, в которую ты влюбился в самолете? Аннабель?

— Это было не в самолете.

— Таксистка?

— Нет. И потом, все уже закончилось.

— Тем лучше, потому что я хочу с тобой поговорить о нас.

— О нас?

— О том, что от нас осталось.

— Ничего.

— Нет, кое-что осталось.

Я подумал, что это кое-что может быть или СПИДом, или ребенком.

— Я тебя заразил болезнью? Смертельной?

— Я жду ребенка.

— От меня?

— Я не спала с другим мужчиной уже полтора года.

Она предложила поговорить о своем интересном положении у нее дома, перед ассортиментом ее продукции. Чтобы позабыть печаль, в которую я ее вверг, сказала она, тогда как эта печаль была связана не со мной, а с тем, что ей не удалось удержать Фабьена, она много работала в эти последние недели, особенно над корсиканским сыром, специалистом по которому она вот-вот станет.

— Уверена, тебе понравится «фиюморбо». Это овечий сыр, который можно есть только до конца июня. Поторопись.

На улице Аббата Гру я снова занял свое место за столом, затем в постели. Я был пленен чувством интимной близости, которое испытывал к своей торговке. С Аннабель я был как у себя, с Софи — как у нее. Для ребенка Софи ничего не просила, она хотела его сохранить, но ей не надо было об этом меня просить. Я мог его признать или не признать, как мне угодно. То же самое по поводу общения с ним. Я мог изредка заниматься с ним, мог не заниматься вовсе. Остаться с ней или оставить ее. Денег она не хотела, у нее их больше, чем у меня. Если я ее оставлю, то смогу вернуться, когда захочу. Она никого никогда не любила, кроме меня. Сегодня я знаю, что означало это только одно: она никогда никого не любила, кроме моего брата. Мой брат, тем не менее, это немножко я. Был. Софи никогда не заговаривала со мной о браке и казалась удивленной, когда о нем заговорил я. Много людей женится по плохим соображениям, я выбрал самое худшее: чтобы раздражать женщину, которую я любил. Которая над этим посмеялась. Мой читатель догадается, что мне ответила Аннабель, когда я сообщил ей по телефону на следующий день о моей свадьбе с Софи, беременной от меня.