Мать ребенка может подать иск на установление отцовства в течение двух первых лет жизни ребенка, и потребовать это должна была Аннабель, но на этом настаивал сам Фабьен. Они не расставались надолго во время ее беременности, всего лишь два или три раза. Это были разрывы, о которых я узнавал уже после их примирения. Из-за осторожности Аннабель или безразличия Фабьена? Софи ездила по несколько раз в неделю в Нейи. Она говорила мне, что вела с Аннабель беседы будущих мамаш, о которых она мне рассказывала все меньше и меньше. Еще они ходили вместе в кино и по магазинам. Они созванивались каждый вечер. Я слышал, как Софи разговаривала по полчаса с женщиной моей мечты. Я мало общался с Аннабель и практически всегда по телефону. Скоро мы вовсе прекратим видеться и разговаривать, тогда как моя супруга останется одной из ее ближайших подруг, но теперь она закрывается в комнате для разговоров с ней, чтобы якобы не стеснять меня, но делает это, чтобы не стесняться самой.
Они родили с интервалом в несколько часов 5 февраля 2005 года, в день торжественной закладки в Браззавиле первого камня в мавзолей Пьера Саворньяна де Бразза, в присутствии президента Конго Дени Сассу-Нгуессо, президента Габона Омара Бонго и президента Франции Жака Ширака. Позор, как говорил Саверио. У конголезцев не было ни воды, ни электричества большую часть дня, но они тратили миллиарды конголезских франков, чтобы построить кондиционируемый могильник, где разместится мертвец, к тому же колонизатор. Я ему возразил: деньги на мавзолей выделяли франко-алжирские фонды, и у конголезцев не взяли ни одного сантима, будь-то во франках или в евро.
— Вы все сводите к политике — жаловалась Катрин. Затем она упрекнула меня и Софи в том, что мы не поехали в Американский госпиталь, как Аннабель, а выбрали роддом в глубине 14-го округа Парижа.
— Мама, я живу в глубине 14-го округа.
Наша мать была встревожена. Она предчувствовала в этих двух рождениях, еще более связанных между собой, чем это нашлось, неразбериху, может быть, даже трагедию. Это были два мальчика. Я увидел Тома на следующий день после его рождения в палате Аннабель, в Американском госпитале. Второй раз я его увидел на похоронной мессе Фабьена в церкви Сан-Сюльпис. Это все.
Я признал Жана, а Фабьен хотел дождаться результатов анализа ДНК, чтобы сделать то же самое с Томом. На эту щекотливую тему у меня с Аннабель был телефонный разговор.
— Я должна через это пройти, — сказала она. — В противном случае твой брат подумает, что ребенок не от него, и оставит меня с малышом, выгонит нас из Пюви.
— А если анализ будет отрицательный?
— Есть одна вероятность из двух. Одна неприятность из двух.
Она засмеялась. Она всегда смеялась в серьезные, драматические моменты. Казалось, что как только что-то становилось важным, оно переставало быть таковым для Аннабель.
— Если ребенок не от него, то он от меня.
— Нам от этого легче не будет.
— Я его воспитаю.
— У тебя уже есть один воспитанник. В любом случае, Том не твой сын. Это копия Фабьена. Такие же большие голубые глаза. А не твои маленькие карие глазки.
У нее не было никаких трудностей в предоставлении судье доказательств их интимных отношений с Фабьеном: они жили вместе. Фабьен любезно согласился, потому что он этого хотел, на сдачу крови, из которой делается анализ ДНК.
В день, когда мы должны были обедать вместе последний раз, у моего брата порвался шнурок. У него дома не оказалось запасных. Он надел другие ботинки, что вынудило его поменять и брюки. Он был в бешенстве.
— Когда я закончу сниматься в кино, — сказал он, придя в ресторан, — я открою магазин шнурков. Шнурков и трусов. Это две вещи, которые труднее всего найти в продаже. «Фабьен Вербье: шнурки и трусы». Нет: трусы и шнурки.
— Вывеска для фетишистов.
Он не обозвал меня дураком. Я подумал, что какое-то время он не виделся с Аннабель, что меня удивило, потому что они жили под одной крышей и у него не было съемок до середины июня. Романтическая комедия, происходящая в Шамбери. Продюсеры берут деньги у регионов, как-то объяснял он мне, но потом нужно сниматься на месте, это самый тяжелый момент операции. Я еще не знал, что Аннабель ушла из квартиры в Нейи и переехала вместе с ребенком на улицу Батиньоль. Она получила результат анализа ДНК и была вынуждена показать его моему брату: он был отрицательный. Фабьен сразу же выставил за дверь мать и ребенка, несмотря на протесты Аннабель, о которых он мне не рассказывал детально, но я возразил:
— Ты или другой, какая разница? Это наш ребенок. Мы его хотели: надо просто заявить, что он твой!
Для обеда, который был задуман как встреча, а оказался прощанием и во время которого ни я, ни он ничего не ели, мой брат выбрал в Нейи ресторан «Черный трюфель».
Автор словаря моего отца не знал жаргонного значения слова «трюфель», а я знал: «дурак».
Фабьен заказал два бокала шампанского.
— Ты не пьешь сегодня виски с колой?
— Нет. Сегодня особенный день. Нужно кое-что отметить.
— Твою номинацию на «Сезар»?
— «Сезары» будут раздавать в следующем году. В этом году они уже прошли.
Я вспомнил, что на последнем присуждении премии в области киноискусства мой брат даже не был номинирован. Меня это опечалило, потому что его любил, и обрадовало, потому что я любил его невесту. Двойственное чувство. Его значения тоже не было в толковом словаре моего отца, там были только «большое чувство» и «избыточное чувство». Нам принесли шампанское, его в ресторанах приносят быстрее всего. На минеральную воду уходит больше времени.
— Что же мы празднуем? — спросил я.
— Анализ ДНК. Я не папа Тома.
Значит, мы также праздновали тот факт, что я его папа, и я решил, что пришел момент признаться Фабьену, что я спал с Аннабель в мае и в июне прошлого года и что я, без сомнения, отец ее ребенка. Брат выплеснул содержимое своего бокала мне в лицо. Клиенты «Черного трюфеля» могли подумать, что это ссора между двумя геями, если бы не узнали Фабьена Вербье, героя многочисленных любовных историй с певицами, телеведущими, актрисами, которые уже несколько лет регулярно появлялись в светской прессе, называемой еще «желтой». Я возразил:
— Я ничего у тебя не отбирал: вы тогда разошлись.
— Прикольно, что ты это говоришь, потому что, когда ты расстался с Софи, я ее трахал.
— В Будапеште?
— Да.
— Она хорошая любовница, а?
— Неплохая. Но и не такая хорошая, как я предполагал. Ладно, что-то мне не хочется жрать трюфели с парнем, который трахал мою девушку, даже если это мой брат.
— Вы тогда не были вместе и сейчас вы тем более не вместе. Я не знаю, в чем проблема.
— Ты не знаешь, в чем проблема?
— Нет.
— Она в твоей голове. Проблема в твоей голове. И она огромная.
Он встал из-за стола, что я посчитал не очень мужественным жестом. У моего брата иногда были женственные поступки. Я полагаю, что этого требует профессия актера. Я подумал: чтобы так отреагировать, он должен быть влюбленным в Аннабель. По крайней мере, как я. Или даже больше. И что он страдал из-за нее, как и я. Может быть, намного больше, так как он видел ее намного чаще.