Глава 7 ПЕРЕЦ

То ли мое двухнедельное отсутствие дало мне возможность посмотреть по возвращении на дядю свежим взглядом, то ли накопившаяся за это время тревога о делах своего предприятия удивительным образом сказалась на нем, но я был просто поражен произошедшей с ним переменой в тот самый момент, как только переступил порог его кабинета. Бледное лицо дяди было изборождено глубокими морщинами, глаза, словно от длительного недосыпания, потускнели и опухли. Прежнее выражение величественного спокойствия, которое я с юношеским максимализмом считал не более чем напыщенностью сноба, исчезло совершенно. Он буквально вырвал у меня из рук лист с перечнем имен клиентов и заказчиков, который я положил перед ним вместе с кошелем денег, и его взгляд устремился прямо на итоговую цифру в конце списка.

— Это означает, что ты привез указанную сумму наличными? — требовательно спросил он, несмотря на то, что я подсчитал все деньги и отдельно отметил все уведомления о необходимости уплаты, ясно обозначив на каждом из них, что это такое. — Если бы наша фирма смогла продолжать вести так дела и дальше, по крайней мере, в ближайшее время, — добавил он.

Если бы эта сцена не была столь мучительна, то было бы, наверное, забавно понаблюдать со стороны за теми постепенными изменениями в его облике, в котором вдруг стали проявляться его характерные черты, стоило только мне уверить дядю в правильности высказанного им предположения.

— Поручение, с которым я послал тебя, Роберт, несомненно дало тебе представление о нашем теперешнем положении, — продолжил дядя. — Я не припомню случая, чтобы когда-либо прежде дела «Баркли и Баркли» шли таким прескверным образом. Но прежняя хорошая репутация даже самых благополучных торговых домов заметно ухудшается при недостатке денег, и я был бы недостаточно искренним с тобой, если бы не добавил, что дела «Баркли и Баркли» идут со все более возрастающими затруднениями, и хорошо, если бы только до поры до времени.

Я видел, что дядя с удивительным прямодушием корит себя за то, что фирма, руководимая им, оказалась запутанной в долгах, пусть даже и в период всеобщего национального финансового бедствия. К тому времени как я дал дяде все необходимые объяснения к своему отчету, к нему вернулись его обычные самоуверенность и чувство собственного достоинства. Он прервал мои сожаления, что я не оказался более удачливым доверенным лицом фирмы, и с прежней высокомерной добротой пригласил меня отужинать с ним.

— Увидев тебя, Фелиция придет в восторг, — продолжил он, находя таким образом в моем присутствии за ужином пользу и для нее. — Боюсь, что ей стало скучно после отъезда на прошлой неделе мосье де Сен-Лаупа. Они, мне кажется, нашли друг друга взаимно интересными.

— В самом деле? — произнес я, получив одновременно пищу для размышлений, не покидавших меня до тех пор, пока я не переступил порог дядиного дома. Ничто не могло удивить меня сильнее, чем внешний облик улиц, по которым мы шли. Хотя ранние сумерки уже и опустились на землю, но еще не было и половины седьмого, и обычно в это время тротуары были оживлены суетой, столь свойственной моменту закрытия лавок. Но в этот вечер газовые лампы качались над пустыми улицами и освещали лишь фасады закрытых магазинов. Торговец табаком закрывал последние ставни своей лавки с какой-то нервной торопливостью; а дверь пивного бара Дика Бринкера, которая с тех пор, как я себе помню, и зимой и летом оставалась открытой вплоть до одиннадцати вечера, выделялась лишь красным светом лампы, проникающим наружу сквозь глазок в ее верхней половине. Трое или четверо прохожих, очевидно, застигнутых темнотой, спешили к своим домам походкой, скорее соответствующей холоду и мраку зимней ночи, чем освежающей бодрости тихого осеннего вечера.

Дядя Баркли рассматривал эти признаки всеобщей паники как публичное нанесение оскорбления ему, члену муниципального совета. Он перевел свой взгляд с убегавших прохожих на меня и увидел рукоятки пистолетов, торчащие из карманов моего пальто, куда я их засунул, когда слезал с лошади.

— Я вижу, ты тоже успел заразиться распространившейся повсюду истерией, — сделал он мне замечание. Если бы не его тон, я бы, пожалуй, смог рассказать ему и о том, почему я взял с собой пистолеты, и о плане эсквайра Киллиана на сегодняшнюю ночь, и о пропавшем зеленом рединготе, и о том, как на мою будущую жизнь лег покров тайны. Но эти его всегдашние сухо-пренебрежительные нотки в голосе заставили меня промолчать. И еще я подумал о том, что обстоятельства происходящего оставались до сих пор слишком туманными, чтобы вызвать в нем что-либо большее, чем забавлявший, или, напротив, немного раздражавший его скептицизм. Что-либо необычное или невероятное почему-то воздействовало на него именно таким образом. Поэтому я ответил, что просто не захотел отправлять на конюшню пистолеты, которые в пути покоились в притороченных к седлу кобурах.

— Кстати, — продолжал дядя, — волкодав мосье де Сен-Лаупа прибыл на следующий после твоего отъезда день. Должен сказать, что никогда не видел более прекрасного, величественного животного. Если тот монстр потревожит нас снова, я намереваюсь направить волкодава по его следу. А если бы собака мосье не находилась здесь столь короткое время, то я бы пустил ее по следу чудовища уже утром того дня, когда был убит Роджерс. Но этот пес такой могучий и выглядит таким свирепым, что я сомневаюсь в нашей способности управляться с ним до тех пор, пока он не узнал нас получше. Волкодав зол и угрюм с посторонними людьми, хотя твоей кузине удалось завоевать его доверие.

Дядя произнес эти слова в тот момент, когда мы входили в дом, Фелиция стояла в холле, держа за широкий, обитый медью ошейник громадного, похожего на волка, пса, который, рыча, сделал шаг по направлению к нам. Шерсть на его загривке ощетинилась, а длинные белые клыки глубоко обнажились.

— Сидеть, Де Рец, сидеть, — приказала девушка, и собака сразу перестала вырываться из ее рук, хотя и продолжала при этом тихо рычать. — Добрый вечер, кузен Роберт. Добро пожаловать. Входите и подружитесь с этим воинственным французским джентльменом.

Всю свою жизнь я всегда спокойно обращался с собаками. Поэтому когда я вошел вслед за девушкой в гостиную, то шагнул к животному безо всякого страха, хотя и не испытывая какого бы то ни было расположения к этому превосходному созданию. Превышая размерами ирландского волкодава, он походил на своего традиционного врага куда сильнее, чем любой другой волкодав, которого мне когда-либо доводилось видеть. Полагаю, что цвет его шерсти был куда темнее сумерек, стоящих за окном. У пса были удивительные глаза, в которых странным образом переплетались жестокость и ум; зверь пристально глядел в мои глаза все то время, пока я внимательно изучал его, вместо того чтобы отвести взгляд в сторону через секунду или около того, как сделала бы любая другая собака.

— Дай лапу, Де Рец. Дай кузену Роберту твою лапу, как и подобает такому достойному джентльмену, как ты. Мои друзья должны дружить друг с другом. Не восхитительно ли, как быстро он научился понимать английский, Роберт? Я была вынуждена говорить с ним по-французски, когда он только появился здесь, — продолжала она без умолку, в то время как собака нехотя протянула мне свою огромную лапу и позволила мне взять ее в свою руку.

— Это хороший пес, действительно большой джентльмен, мосье Кардинал, — похвалила собаку Фелиция, после чего эта громадина встала на задние лапы, а передние положила на хрупкие плечи девушки. Морда пса оказалась перед ее лицом, красный язык высунулся из раскрытой пасти, а глаза этой твари закатились от наслаждения. Раз увидев подобное зрелище, человек зачастую начинает с любовью относиться к животным. Но и до сегодняшнего дня я так и не знаю, почему это событие вызвало у меня отвращение и привело в бешенство, словно я столкнулся с предзнаменованием того, что ждало нас в будущем. Возможно, зловещий багровый отблеск пламени камина в глазах этой твари, или неожиданная сцена, в которой прекрасная девушка с обнаженной шеей и восхитительными руками оказалась в лапах ласкающегося к ней отвратительного мне отталкивающего зверя.

— Прочь! Прочь, проклятая скотина! — закричал и, подняв сжатую в кулак руку, шагнул к зверю. Пес тотчас присел на все четыре лапы и, злобно зарычав, обнажил острые клыки.

— Берегитесь, Роберт! Спокойно, Де Рец, спокойно. Что с вами, Роберт? Я вне опасности. Пес обожает меня. Он мог подумать, что вы собираетесь ударить меня.

— Тогда он сильно ошибся, — мрачно отпарировал я.

— Но он ни за что на свете не причинил бы мне вреда. И я не думаю, что нашего дядю продолжает беспокоить его присутствие в доме, как это еще было до недавнего времени. Поэтому мы продолжим ваше знакомство с ним как-нибудь днем на прогулке. — И Фелиция поднялась с колен, на которых она стояла перед собакой, успокаивая ее ласками, и, звонком вызвав Барри, приказала ему на ночь увести эту скотину в конюшню.

— Мосье де Сен-Лаупу просто повезло, что его собаку не привезли в наш город до того, как таинственный волк начал свои опустошительные набеги, — сказал я, когда мы вновь остались одни. — Пес выглядит таким способным к любой чертовщине, что никто никогда не поверил бы в его невинность.

— О, но вы видели только его наихудшую сторону, — с горячностью прервала меня Фелиция. — Эта собака ужасна только для тех людей, которые испугались ее, или…

— Испугались? — с усмешкой спросил я.

— Или с теми, я должна сказать об этом, кто, как он чувствует, не любит его. Генри, мой кучер, ненавидит его, боится и испытывает к нему отвращение, называет его волком в собачьей шкуре и грозит отказом спать в конюшне, если мы будем продолжать держать там Де Реца. К сожалению, в первый вечер пребывания собаки на конюшне лошади волновались, и воображение Генри с тех пор не знает пределов. А Уэшти, я подозреваю, с тех пор занята по ночам приготовлением колдовского напитка.

— Колдовского напитка?

— Да. Разве вы не знаете гаитянок? Уэшти, вы должны это понять, являет собой образ женщины, которую наши слуги называют колдуньей, а ее гаитянское происхождение, несомненно, лишь способствует укреплению ее репутации слуги потусторонних сил. И я постоянно застаю ее за перемешиванием каких-то подозрительных похлебок или связывающей в пучки странные отвратительные маленькие обрезки.

Мне было неловко за произошедший инцидент с собакой, но, по крайней мере, он помог нам преодолеть ту неловкость, которая присутствовала в наших отношениях после моей отвратительной выходки две недели назад.

— Уэшти должна была передать вам мое письмо, — сказал я. — Получили ли вы его, Фелиция?

— Да, Роберт. И я понимаю, что она сразу же передала вам мой ответ, хотя мне было трудно поручить это именно ей, своей служанке, знавшей меня еще ребенком. Я сказала ей то, что ни одна леди никогда не должна говорить своей служанке. Я намеревалась навсегда расстаться с вами, облачиться во власяницу и посыпать главу пеплом.

— Как вы узнали, что на мне была власяница, а голова посыпана пеплом? — с вызовом на ее улыбку, прячущуюся за притворной досадой в глазах, спросил я.

— Потому, кузен, что вы джентльмен, — бросила она мне.

— Очень хорошо, но вы должны понимать, что я не отказываюсь от своих слов, хотя и очень сожалею о многом из того, что было сказано мной, — парировал я.

— Ваши слова были такими же безумными, как и ваши поступки, — ответила она мне с заносчивой насмешкой, и именно в этот момент в комнату вошел наш дядя, чтобы сообщить, что ужин подан.

Еда и традиционная рюмка портвейна в конце ужина подняли настроение дяди. Преисполненный одновременно и добродушия и величавого достоинства, он принялся лукаво подшучивать над нами, прося Фелицию, если она располагает некоторой конфиденциальной информацией о дате вероятного возвращения мосье де Сен-Лаупа, позволить и ее дяде знать об этом, а также пересказать мне обстоятельства, послужившие причиной задержки приезда француза, сопровождая все эти рассуждения своими собственными трезвыми предположениями на этот счет.

— Я не знаю, как граф мог принять решение о перестройке своего дома и о его новой меблировке, если твоей кузины в этот момент не было рядом с ним. Ведь он каждый день и по три раза спрашивал ее совета, — доверительно сообщил мне дядя.

Мне не понравились эти глупые шутки. В то время как дядя произносил их, его глаза светились озорством, а на губах играла самодовольная улыбка удовлетворенного тщеславия, словно ухаживания Сен-Лаупа за его племянницей несказанно льстили его самолюбию. По этим признакам я догадался, что и Фелиция хорошо осведомлена об этом; но девушка перевела тему разговора, искусно процитировав несколько наиболее высокопарных комплиментов француза, успокоив в то же время и мои ревнивые опасения. Она заставила меня рассказать ей о моей поездке, а затем сыграла и спела для нас с дядей, словно повторив наш первый совместный вечер в этом доме и наполнив мою душу страстным желанием, но, увы, я должен был принять участие в расследовании тех странных событий в саду Пита Армиджа, а потому я, с пронзительным сожалением, сославшись на усталость, немногим ранее десяти часов вечера, отправился в контору адвоката. Дядя хотел позвать Баркли, чтобы он проводил меня до дверей, но Фелиция со свойственными ей теплыми южными манерами настояла перед дядей на том, что сама сделает это, и только тогда я наконец почувствовал, что действительно прощен.

— Не проверите ли вы запалы своих пистолетов, — спросила она, кинув взгляд на карманы моего пальто, и с легким намеком на улыбку добавила, — кузен.

В ответ я взял руку девушки и с подчеркнутой учтивостью мосье де Сен-Лаупа поцеловал ее, осторожно избегнув при этом чего-либо, напоминающего его пыл и страсть.

Я нашел эсквайра Киллиана за его письменным столом; длинная хорошо смазанная винтовка лежала рядом со стопкой пожелтевших листов, которые он внимательно изучал перед моим приходом. Адвокат не произнес ни слова, лишь подарил мне свой обычный угрюмый кивок, затем поднялся из-за стола и потянулся за своим пальто, которое висело на вешалке, стоящей за его спиной.

— Эсквайр, — начал я, воспользовавшись первой же благоприятной возможностью немного поразмыслить над делом, ради которого я ушел от дяди, — какой мотив может заставить человека проводить свои ночи, участвуя в маскараде в саду старого Пита? В такую морозную погоду это должен быть особый сорт приятного времяпровождения.

— Означают ли ваши слова, что у вас есть подозрение, что в саду бродит всего лишь неугомонный призрак старика, и потому вы хотите отказаться от участия в засаде? — насмешливо спросил он.

— Мои слова не означают ничего подобного, — с негодованием отпарировал я. — Но почему…

— Потому что для кого-то это очень удобный способ появляться в том месте, охотясь за деньгами старика, к тому же этот маскарад дает дополнительное преимущество, отпугивая всех остальных претендентов.

— Кто бы он ни был, но он достаточно отважен, продолжая поиск сокровищ после того, что случилось с Сэмми Роджерсом. Послушайте, — воскликнул я, осененный внезапной мыслью, — а не может ли быть такого, что Сэмми был инициатором всего этого дела и что именно он украл пальто и притворялся привидением? Ведь он знал о завещании и о деньгах лучше кого бы то ни было. Последние случаи с призраком могут быть просто следствием более ранних историй, имеющих вполне реальную основу.

— Нет, — ответил Киллиан, — это не логично. Что должен был делать Сэмми в доме старого Пита в то первое утро до прибытия следователя, когда исчезло пальто? Помимо этого, никто не слышал о привидении до тех пор, пока не был убит Сэмми Роджерс.

— .

Собака, словно она действительно поняла слова девушки, нетерпеливо подвывая, вскочила на ноги.

— Будь хорошим, Де Рец, — сказала девушка и вложила петлю поводка в мою руку. Пес, натянув поводок, потащил меня к двери. Фелиция наклонилась и запечатлела легкий поцелуй между его остроконечными торчащими вверх ушами. Эсквайр Киллиан успокоил себя несколько высокопарным комплиментом — из «Королевы фей», я полагаю, во всяком случае, о Юне и Лионе. И мы ушли.

— Я никогда не видел ничего более прелестного, — сказал эсквайр, когда мы вышли на улицу, — чем та картина, на которой ваша юная леди обнимала этого волкодава.

— Ну, — проворчал я, — о вкусах не спорят.

— Ревнуете к собаке? — усмехнулся эсквайр. — Вы должны были до своего отъезда видеть хозяина этой твари. Я слышал, что французы удивительны в обращении с женщинами, но — мой Бог! — мне было так забавно наблюдать за ним, пытающимся ухаживать за ней!

Загрузка...