Глава двенадцатая

Прошло два дня, а Сара все еще никак не могла опомниться от тех волнующих ощущений, которые она испытала по дороге домой из Гранжа. Вот и сейчас, раскладывая на подоконнике библиотеки свою коллекцию ракушек, она все время возвращалась мыслями к этому.

К несчастью, воспоминания – это все, что у нее было. После той поездки Рейвенсден, правда, несколько раз целовал ее. Легкие, ничего не значащие поцелуи, когда они встречались утром за завтраком, дружеские поцелуи при прощании вечером. Иногда нежные, но короткие, днем. Но все это не имело ничего общего с теми, страстными и удивительными, в карете.

Сара очень боялась, что то больше не повторится. Она безумно хотела, чтобы Ник снова так поцеловал ее, но он, казалось, даже не помышлял об этом. Несмотря на то что она делала все возможное, пытаясь обратить на себя его внимание: подвигалась поближе, когда они бывали вместе, пользуясь любым случаем, застенчиво касалась его рукой, – ничего не действовало. Насколько она могла судить, он даже не замечал ее призывных жестов.

С другой стороны, трудно было ставить это ему в вину. Ведь она и сама не могла до конца понять, что ею движет. Естественны были бы страх, отчуждение, по крайней мере неловкость при мысли о какой бы то ни было дальнейшей близости с мужем. Ведь в конце концов не настолько она была наивна, чтобы не понимать, к чему это может привести.

Но что-то изменилось в ней. Что-то бесповоротно начало меняться с того самого момента, когда, несмотря на весь нечеловеческий ужас при первой встрече в лесу, она неожиданно поняла, что он не причинит ей зла. Может, действительно все дело в доверии, старалась логически объяснить свои чувства Сара. Неужели отношения между мужчиной и женщиной – это просто вопрос доверия? Она попыталась представить себе знакомых замужних женщин и с изумлением осознала то, чего не замечала раньше. Все они прекрасно пережили опыт супружеской близости. А Лидия, с которой она снова встречалась во время своей короткой помолвки, так просто была откровенно счастлива.

Но как же тогда Эми? Доверилась ли сестра мужчине и была предана? Или это был просто бездумный флирт капризной, легкомысленной девочки, стоивший ей жизни?

– Отчего вы так серьезны, любовь моя? Что могло заставить эти прелестные бровки хмуриться?

Сара встрепенулась, почувствовав знакомую волну ожидания, накатывающую на нее всякий раз, как муж входил в комнату. Ник закрыл дверь и подошел к окну, с любопытством разглядывая украшенный подоконник.

– О, вижу, вы нашли наконец место для ваших ракушек! – воскликнул он, осматривая ее работу. – Какое счастье, что в замке много окон. Однако как бы не разрушить эту прелестную картину, случайно конечно, выглядывая наружу.

Сара не выдержала и рассмеялась. Но веселое настроение тут же исчезло, когда он нагнулся и поцеловал ее в кончик носа. Быстрый, небрежный поцелуй. Она поймала себя на отчаянном желании спросить его, почему мужчина в самом расцвете сил так доволен фиктивным браком.

Но ведь она совсем не была уверена, что хочет услышать правдивый ответ.

Вспыхнув, Сара торопливо заговорила:

– Я вижу у вас письма, милорд. Нет ли чего-нибудь от Джулии или Лидии Бирсфорд?

Ник не ответил. Он был слишком поглощен созерцанием полоски солнечного света, тянувшейся от ее брови до изящного выреза батистового платья. Ему страстно хотелось прикоснуться к ней губами, и он с трудом подавил стон неутоленного желания.

Он не привык, черт возьми, так себя сдерживать! Прошлые несколько дней были сплошной пыткой. Ее невинные поползновения привлечь его внимание сводили с ума; стоило жене пройти мимо, его сводило судорогой желания. Вся его воля уходила на то, чтобы не схватить ее в объятия и не заняться любовью прямо здесь. И только страх, что он уже не сможет остановиться, даже если она испугается, чего нельзя было исключать, сдерживал его.

Но, взглянув в ее ясные янтарные глаза, так робко, вопросительно глядящие на него, понял, что остановится, если она этого захочет. Даже если это разорвет его на части.

– Нет, из замка Девенхэмов ничего нет. Только письмо из Лондона, отчет из Рейвенсденхолла и записка от Шерингтонов, напоминающая о приглашении на вечер вальса.

– Танцы у Шерингтонов? – повторила она растерянно. – Ник, я хочу сказать вам… по поводу вальса…

– Нам совсем не обязательно ехать, если вам это неприятно. Никто и не ожидает, что мы будем посещать светские вечеринки в медовый месяц. Думаю, мисс Шерингтон прислала приглашение просто из вежливости.

– Но вы же хотите поехать, – пробормотала она, неожиданно сообразив, почему он так нахмурился. Дело не в светских развлечениях – это была часть его работы. На секунду ей вдруг стало очень больно от сознания, что муж может думать о чем-нибудь, кроме их отношений.

– Это единственное крупное поместье, в котором я еще не был, – ответил рассеянно Рейвенсден. – Конечно, я далек от мысли подозревать лорда Шерингтона, но они живут на самом побережье, и, если бы мы приняли приглашение, это дало бы возможность Фиггинсу послушать в конюшне местные сплетни. Может, это было бы и полезно.

– Особенно если учесть, что у всех конюхов и лакеев есть семьи на побережье, которые кормятся морем, – добавила Сара, заставляя себя говорить таким же ничего не значащим тоном. – Но вы неправильно поняли меня. Дело не в том, что я не хочу ехать, просто… проблема в том, что я не танцую вальс.

– Господи, так дело только в этом? Перестаньте волноваться по пустякам. Единственный мужчина, с которым вам позволено танцевать вальс, – это я.

Столь безапелляционное заявление, как и следовало ожидать, немедленно рассердило Сару. Не говоря уже о том, что, делая его, граф преспокойно просматривал счета из Рейвенсденхолла.

– Не знаю, как я должна это воспринимать, милорд, но вы не совсем поняли…

– Это называется чувством собственности, – прорычал он. Неожиданно все его внимание переключилось на нее. – Привыкайте к этому.

Челюсти Сары сжались. Собственности? И это говорит человек, который последние два дня обращался с ней исключительно как с сестрой?

– Пожалуйста, не надо столько эмоций по поводу моей скромной особы, – раздраженно произнесла она, круто развернувшись на каблучках, направилась к двери и, уже открыв ее, добавила: – Если бы вы были так любезны и дали мне договорить минуту назад, то услышали бы, что я не могу танцевать вальс, потому что так и не выучила ни одного па, а не потому, что хочу танцевать только с мужем. А теперь, если вы меня извините, я… Ник!

Ее изумленный крик был заглушен стуком захлопнувшейся двери, которую она только что открыла. Сара в смятении посмотрела на огромную руку мужа, преградившую ей путь. Казалось, он настиг ее в одно мгновенье – ведь он только что спокойно стоял в другом конце комнаты.

На какую-то долю секунды выражение его глаз заставило ее задрожать. Она понимала, что ей нечего бояться, но вдруг ясно представила, что случится с предателем, когда Рейвенсден поймает его. В тот же миг лицо графа разгладилось, и на губах появилась загадочная улыбка, в которой тоже таилась некая, но уже совсем иного рода опасность.

– Любимая, не глядите на меня так, будто я вам враг. Простите меня. Я, конечно, виноват, что позволил своему раздражению вылиться на вас. – Он убрал руку от двери и нежно погладил ее по щеке. – Сара, ну неужели вы не знаете, что я ни за что на свете не причиню вам зла?

– Раздражению? – не понимая, переспросила она.

– Ну да, – и, помедлив, кивнул на лондонское письмо. – Мне только что сообщили, что пока никто так и не попался в ловушки, расставленные министерством иностранных дел. И так как никто из местных жителей тоже не попал под подозрение, ситуация становится совсем запутанной и начинает по-настоящему раздражать меня. Конечно, это вовсе не повод так пугать вас, я знаю, но… Так вы прощаете меня?

– Хорошо… – Сара вспыхнула, настолько неожиданна была идея, пришедшая ей в голову. – Но при одном условии, милорд.

Черная бровь поползла вверх. Муж с веселым изумлением поглядел на Сару.

– И какое же это условие, малышка? Набравшись храбрости и проглотив комок в горле, Сара прошептала:

– Я прощу вас, если вы научите меня танцевать вальс. – Улыбка, с которой он посмотрел на нее, заставила ее пожалеть о своей опрометчивости.

– Идет, – прошептал он, предлагая ей руку и отвешивая церемонный поклон, прежде чем она успела отказаться от своего предложения.

– Сейчас? – еле выдавила она.

– А почему бы и нет? Вы окажете мне честь, миледи?

– Ну, если ваша светлость приглашает… Сара постаралась беззаботно улыбнуться и, припомнив свои наблюдения на балу, положила левую руку на его правое плечо.

– С удовольствием, милорд.

Но светский тон и легкая улыбка моментально улетучились, как только Ник, положа руку на талию, привлек ее к себе. Чувство полной беззащитности охватило Сару. А вдруг он передвинет руку чуть выше и коснется груди? Как его остановить? И хочет ли она его останавливать?

– Напеть вам мотив? Или сразу начнем первое па?

– Думаю… сразу начнем. – Внезапно пересохшие губы едва повиновались Саре. Разгоравшееся пламя охватывало ее. Но где был очаг? В остром ощущении беспомощности? В веренице промелькнувших бессвязных мыслей? Или в непривычной близости его тела?..

– Будет легче, если миледи успокоится и позволит мне вести. Не волнуйтесь, я не предложу вам ничего, к чему вы не готовы. – И добавил, не дав ей возможности понять, есть ли скрытый смысл в его словах: – Начнем?

Возможности ответить уже не было. Может, и к лучшему, мелькнуло в голове, и стены вдруг плавно поплыли вокруг, все быстрее и быстрее! Целиком отдавшись упоительному танцу, Сара кружилась в вальсе, отчаянно стремясь не сбиться. Увлеченная быстрым движением, она едва успевала выполнять по-армейски четкие распоряжения: «два шага налево!», «направо!», «поворот!», выполнять послушно, почти покорно, без раздумий и колебаний.

Но через несколько минут, чуть задохнувшись и испытывая легкое головокружение, Сара с удивлением вынуждена была признать, что основные фигуры вальса уже усвоила.

– Вам понравилось? – остановившись, спросил Ник таким ровным голосом, будто все это время спокойно сидел в кресле.

– Очень… очень волнующе, – выдохнула Сара, не отодвигаясь от него, так как стены все еще предательски кружились.

– Однако это лишь один из вариантов вальса, – продолжал Ник. Он обнял ее за талию, медленно и непреклонно притянул ее к себе так близко, что между ними не осталось и сантиметра. – Есть и другие. На родине вальса, в Вене, многие танцуют так.

– Но это… это же неприлично, – прошептала она. Внезапно пространство комнаты словно сжалось, и ее разгоряченная кровь почувствовала опасную близость его тела.

– Только не для нас, – напомнил он, – ведь мы женаты. – Что-то изменилось в его взгляде и голосе, когда через секунду он спросил: – Как ты себя чувствуешь?

– Как маленькая, – немного подумав, чуть слышно пробормотала она.

– Ты действительно маленькая, – голос у него стал низким и глубоким. – Совсем маленькая. Такая то-оненькая и хрупкая. – Он наклонился к ней, почти касаясь ее губ. – И обращаться с тобой надо осторожно и нежно.

Неужели он собирается поцеловать ее?! Господи, наконец-то! У нее вырвался тихий гортанный клекот, губы раскрылись.

Обвивавшие ее тело руки стали стальными. Завладев ее губами, он медленно провел по ним языком. Проникнув глубже, его язык властно разжал зубы и начал плавными, полными неги движениями ласкать нёбо. Ошеломленная проникающими в нее страстью и жаром, отдавшись неведомым ей доселе чувствам, она целовала его столь же неистово, сама прижимаясь к нему, и, казалось, их сплетенные и напряженные тела слились в единое целое.

Казалось…

Внезапно Сара, потрясенная необузданностью увлекавших ее все дальше ласк, вскрикнула и задрожала. Ник, опомнившись, легко поднял ее на руки и, подойдя к широкому креслу, усадил к себе на колени.

– Успокойся, малышка. – Хрипловатый и нежный голос странно не соответствовал стальным напряженным мускулам. – Положи голову на плечо. Так лучше?

Сара кивнула. Не уняв дрожь, она не рискнула отодвинуться. Он безумно страшил и неотвратимо притягивал ее. Такое… сильное проявление мужского возбуждения возродило ее былые страхи, и все же…

Господи, она не знает, чего хочет. Даже сейчас, предчувствуя, что должно последовать, она мучительно жаждала продолжения ласк. Застывшая в сладком ужасе душа не могла запретить ее рукам неумело, но страстно гладить его лицо, шею, плечи.

– Тише, любимая, тише. Ты чувствуешь, что твои поцелуи делают со мной? – Он смущенно хмыкнул и зарылся лицом в ее кудри. – Вряд ли можно было этого не почувствовать. Но не бойся меня. Я буду лишь целовать… ласкать тебя… Ты позволишь мне это, Сара?

– И только? – чуть слышно прошептала она, нетерпение и предчувствие почти лишили ее голоса. Господи, надо сказать «нет» и бежать из библиотеки. Он отпустит ее. Может быть, уверенность в этом и удерживает ее?

– И только, – повторил он, прижимая ее к себе. – Так будет лучше, поверь. Не будем пугать тебя…

– Ох, не знаю, напугана ли я. Во всяком случае… – Смущенно улыбнувшись, она спрятала лицо у него на плече. – Не могу больше разобраться в том, что чувствую. Я ничего не понимаю.

– Но хочешь понять?

Сара попыталась ответить и не смогла. Страх еще жил в ней, но разбуженное желание и что-то более сильное, непонятное притянули пальцы к его губам, и, скользя по ним, словно в поисках ответа, они ощутили силу и мягкость, жесткость и нежность. Раньше она знала – это не может уживаться в одном человеке…

– Да, – прошептала она.

Со стоном, вырвавшимся, казалось, из самых глубин его существа, он притянул ее ближе и коснулся губами нежной кожи шеи. Ее рот так мучительно ожидал страстного, властного поцелуя, что томная нежность его ласки была совершенно неожиданна. Закрыв глаза, она расслабилась, отдавшись медленным чувственным поцелуям, ласкавшим ее подбородок, ухо, шею. Она откинула голову и почувствовала: он повернулся так, что она почти легла на высокую изогнутую ручку кресла. Мелькнула мысль, что такая поза делает ее более доступной, открытой ему, но волны жара и удовольствия уже захлестнули ее, лишив всякой возможности что-либо соображать, двигаться, сопротивляться. Он дотронулся языком до судорожно бьющейся жилки у нее на шее, потом его губы начали спускаться ниже, и Сара застонала, то ли протестуя, то ли прося продолжить.

– Вот так, – прошептал он, подняв голову и глядя в ее полузакрытые глаза. – Просто расслабься, моя маленькая Сара. Позволь мне любить тебя.

Его рот коснулся ее губ. Длинный, медленный поцелуй, который длился и длился, пока не осталось ничего, кроме жара его губ, нежности пальцев, ласкающих шею, и желания, которое с каждой секундой захватывало все сильнее. Легкая дрожь пробежала по ее телу, груди налились, начало покалывать соски. Где-то в глубине сознания промелькнула мысль, что она должна стыдиться такой реакции. Что есть какая-то причина, почему она не должна вести себя так, но она не могла сосредоточиться. Не могла вспомнить. Неведомое ранее желание уже завладело ею целиком. Она страстно хотела, чтобы Ник дотронулся до того места, где покалывание стало мучительно сладким, инстинктивно чувствуя, что он сможет утолить эту муку. О, если бы он только дотронулся… только дотронулся до нее…

Крик, вырвавшийся у нее, когда наконец его рука легла на, казалось, готовую разорвать платье грудь, был настолько неожидан, что потряс ее. Она открыла глаза и встретилась с его пристальным, темным от страсти взглядом.

– Еще, – прошептал он, но это не был вопрос. Его рука снова начала ласкать ее грудь, но так осторожно и легко, что она инстинктивно изогнулась, ища более тесного прикосновения. – Так вот чего ты хочешь, малышка? – Он так стремительно завладел ее ртом, что не было времени ответить, да она и не могла говорить. На минуту поцелуй отвлек ее, но тут же она снова забилась в его объятиях, чувствуя, как его рука проникла под вырез платья, сорочку и вот уже ласкала нежную, горячую, жаждущую ласки плоть. – Все хорошо. – Рука у нее на спине напряглась, как будто он боялся, что она вырвется. – Я только дотрагиваюсь до тебя. Я только… О Господи, Сара… Сара…

Ее губы дрогнули, чтобы произнести его имя, но она не смогла вымолвить ни звука. Стало невозможно говорить, видеть, дышать. Она могла только чувствовать, чувствовать жар и нежность его большой руки, пронзительное до муки удовольствие от медленного движения его пальца вокруг пылающего соска. Боже, какое бесстыдство, мелькнуло на миг в ее воспаленном мозгу. Она даже не помнила, как оказалась полураздетой. Она должна остановить его, открыть глаза, сказать что-то, но сил двигаться не было, она могла только тихо постанывать от наслаждения.

Внезапно появилось непреодолимое желание лечь, отдать ему все свое тело, чтобы он мог ласками унять нарастающую боль желания… как угодно.

– О, Ник…

– Так? – пробормотал он и, наклонившись, дотронулся губами до пылающего, жаждущего ласки соска.

Сара чуть не лишилась чувств – столь сильно было удовольствие. Его язык двигался нежно и властно, даря не испытанные доселе наслаждения. Казалось, все ее существо сосредоточилось в маленьком розовом бугорке под его губами.

Его руки ласкали ее тело все откровеннее, и вот его пальцы добрались до источника боли, желания, наслаждения…

Пронзительный крик ужаса, наслаждения, потрясения вырвался из груди Сары, и она забилась у него в руках.

Ник моментально остановился, потрясенный ее неподдельным ужасом. Господи, что он делает! Он вовсе не хотел зайти так далеко, ведь он собирался лишь немного пробудить ее чувственность, только приучить ее к своим прикосновениям. Как мог он настолько потерять над собой контроль, позволить страсти так захлестнуть его, что чуть не взял ее прямо тут, на полу библиотеки.

На полу библиотеки! Он, должно быть, вообще сошел с ума, затеяв любовные игры здесь. Господи, он даже не запер дверь.

– Все хорошо, – бормотал он. – Все в порядке. Не бойся, любимая. Все кончено, я больше не буду, все кончено. Не бойся. Ты в полной безопасности со мной, Сара. – Если он много раз повторит это, может, и сам поверит? Может, и она поверит.

– Я знаю, – чуть не плача, простонала она, уткнувшись ему в плечо. – Знаю, что я в безопасности. Мне очень жаль, Ник, я не понимаю… я не могу… это было…

– Тише, – шептал он, нежно укачивая ее. – Все хорошо.

Сара отчаянно затрясла головой:

– Я чувствую себя так странно. Я боюсь, нет, неправда… О, я не знаю!

Потребовалась целая минута, чтобы до него дошел смысл сказанных ею слов, чтобы он понял, что Сара разрывается на части между страхом, застенчивостью и разбуженной страстью. Он заскрежетал зубами – с такой неистовой силой вновь вспыхнуло желание.

Слишком поздно, подумал он, подавляя рвавшийся наружу стон. Несмотря на все еще трясущиеся руки, она уже ухитрилась натянуть на плечо шелковую лямку сорочки и теперь пыталась справиться с платьем.

– Подожди, – совладав с голосом, проговорил он, – позволь мне.

Она отпрянула и, отчаянно тряся головой и стараясь не глядеть на него, вскочила с его колен:

– Нет! Я могу сама. Позволь мне уйти, Ник. Пожалуйста!

Один взгляд на ее лицо заставил его подчиниться. У нее так дрожали руки, что она не смогла завязать шнурки сорочки, а когда дело дошло до малюсеньких пуговок на спине платья, он не выдержал.

– Черт возьми, давай я помогу! – воскликнул он, оторвав от платья ее руки. По тому, как она дрожала, он понял, что она с трудом сдерживается, чтобы не кинуться опрометью из комнаты, а он никак не мог найти подходящие слова. Буря разноречивых чувств буквально раздирала его. Он искренне хотел успокоить ее и в то же время страстно желал схватить жену на руки и отнести наверх, в спальню, но об этом не могло быть и речи. Он хотел бы двинуть кулаком об стену, но не мог и этого, ибо прекрасно понимал, как это на нее подействует.

В любом случае Сара не предоставила ему возможности сделать что-либо. Как только с пуговицами было покончено, она кинулась к двери и распахнула ее.

– Мне надо идти, – пробормотала она, глядя куда угодно, только не на него. – Миссис Винвик… меню… – Дверь захлопнулась, и она исчезла.

– Черт бы все побрал, проклятье!

Ник круто развернулся и смахнул кулаком все, что стояло на каминной доске. Подсвечники, вазы и прочие мелкие украшения со звоном полетели на пол. Этот дурацкий порыв немного выпустил пар и охладил его. Уже более спокойно он опустил руки на стол и задумчиво оглядел следы разрушения. Господи, что же она с ним сделала! Он никогда настолько не терял над собой контроль. Никогда!

Позади него дверь снова открылась. Ник так стремительно обернулся, что вошедший изумленно замер на пороге, затем с неодобрением оглядел осколки на полу и нахмурился.

– Не обращай внимания! – взорвался Ник. – Какого черта тебе вообще здесь надо?

Камердинер опасливо протиснулся в библиотеку и, озираясь, осторожно прикрыл за собой дверь, вызвав своим странным поведением еще большее удивление хозяина.

– Полагал, вам любопытно будет взглянуть на отпечатки копыт, сэр, – пробормотал он, – но если я не вовремя…

Ник раздраженно шагнул к маленькому столику у двери и, уже схватив графин с бренди, внезапно осознал, что никогда раньше не прибегал к этому способу успокоения. Даже когда…

С грохотом поставив графин на место, он обернулся к слуге. Раз уж надо на что-нибудь отвлечься, так пусть это будет Фиггинс. Саре необходимо время. И ему, впрочем, тоже.

– Какие еще отпечатки копыт? – грубо спросил он. – Тут вокруг их чертова уйма, если, конечно, мои конюхи добросовестно исполняют свои обязанности.

Фиггинс с великолепным хладнокровием проигнорировал грозный рык хозяина.

– Это не совсем такие отпечатки, милорд. Их обнаружил молодой Пик с той стороны озера, которая как раз интересует вас. Счастье, что ему пришло в голову показать их мне – он, видите ли, хотел мне втолковать, что лошадей не следует там выгуливать – местность неподходящая…

– Он что, не знал, что ты туда не ездил?

– Это вы знаете, сэр, а он не знал, но речь не об этом. Полагаю, лошадь стояла какое-то время. Там растет несколько деревьев, образующих прекрасное укрытие. Удобное местечко, если кому-нибудь придет в голову шпионить за домом… Конечно, бедняга Пик этого и не подозревал, он…

Зная о соперничестве, существующем между Фиггинсом и Пиком, который, как и его отец и дед, управлял конюшнями, Рейвенсден резко потребовал:

– Ближе к делу.

– Хорошо, мне показалось, что кто-то очень старался ликвидировать следы, но там слишком сыро, и четыре хорошеньких отпечатка подков остались.

– А оттуда следы есть?

– Не разберешь, – ответил Фиггинс. – Рядом земля уже сухая, и, опять же, близко проходит дорожка, на которой всегда полно следов в обе стороны. Но сдается, он поехал на юг, – слуга многозначительно помолчал, – в сторону Гранжа.

– Или побережья. Фиггинс пожал плечами.

– Ладно, проедемся по берегу. Посмотрим, что можно разглядеть. Ты хорошо поработал, хотя я и не понимаю, зачем кому-то понадобилось наблюдать за замком, если учесть, что ловушка в Лондоне не сработала.

– Может, кто-то по старой памяти, – предположил Фиггинс.

Ник минуту обдумывал его слова, но затем покачал головой:

– Сомневаюсь. Я не был в Англии двенадцать лет и приехал шесть месяцев назад. Только несколько самых высокопоставленных чиновников знали о моей работе и… – Он остановился, вспомнив, что несколько недель назад приводил Девенхэму эти же доводы. – Хотя, с другой стороны, человек, за которым мы охотимся, должен занимать очень высокое место и знать многое, раз он сумел избежать расставленной ловушки. Я неоднократно предупреждал в министерстве о такой возможности, но с тем же успехом можно предупреждать стенку. Пошли, Фиггинс.

– Сейчас, сэр; но вы уверены, что не заняты? Я не мог не заметить…

– Заткнись!

– Есть, сэр. Но вряд ли он разгуливает там на глазах у всех среди бела дня, а маленькая леди выглядела такой расстроенной, когда повстречалась мне в холле и…

– Фиггинс!!

– Да? О, простите, запамятовал. Прошу прощения, милорд, хотел сказать – ее маленькое сиятельство.

Ник поднял глаза к небу, поняв, что говорить что-либо бесполезно.


Обхватив себя руками, как будто желая собрать воедино мысли и чувства, Сара металась по своей спальне. От окна к двери и назад, все убыстряя и убыстряя шаг. Но бег не помог. Ничто не могло заглушить чувства разбуженного и неутоленного желания.

Как она могла вести себя подобным образом?

Чудовищно. Бесстыдно. При свете дня! В библиотеке!

Но, признала она со свойственной ей честностью, хоть ее ум и ужасался собственному поведению, предательское тело помнило ласки и поцелуи Ника и жаждало их. Как ни была она в тот момент напугана, она не хотела, чтобы он останавливался. Ей это нравилось.

Сара замерла и, упав в ближайшее кресло, закрыла лицо руками. Перед глазами тут же замелькали картинки: он глядит на ее полуголое тело, ласкает ее, Господи, целует…

Вскочив, девушка снова заметалась по комнате. Если б их брак не был фиктивным, может, она и не чувствовала бы себя так ужасно. Но ведь был же уговор. По крайней мере…

Тогда к чему эти поцелуи, столь же походившие на ничего не значащую дружескую ласку, как легкий летний ветерок на разрушительную бурю? Почему он продолжал ласки, прекрасно зная ее отношение к этому? Правда, нельзя сказать, чтоб она сопротивлялась, одернула себя Сара. Но просто ли Ник потерял над собой контроль, или он хотел изменить условия их супружества? Может, прошедшие недели показали ему, что дружеских отношений недостаточно? В конце концов, он был в самом расцвете мужских сил и, если верить леди Риббонхолл, когда-то был способен на настоящую страсть. Учитывая это, мог ли он по-настоящему хотеть ее, хотеть полноценного брака? Мог ли он… о, возможно ли? Мог ли он полюбить ее, как случилось с ней?

Господи, о чем она? В ужасе от собственных мыслей Сара вскочила, но вынуждена была ухватиться за спинку кровати и снова сесть.

Она любит его!

Если б она не была такой трусихой, она давно призналась бы себе в этом. Она безнадежно и страстно влюбилась в мужчину, который ничего не хочет от нее, кроме дружбы, и уверен, что и она хочет только этого. Но если она могла измениться…

Мог ли он?

У нее не было ответа. Ему явно приятно ее общество, он любезен, нежен… так нежен, как будто понимал причину ее страха. И в те короткие, страшные, восхитительные минуты в библиотеке он желал ее.

Желал, пока не вспомнил, кто она.

Сара застонала от боли и отчаяния, нахлынувших на нее. Зачем надеяться, зачем утешать себя тем, что Мэриан умерла десять лет назад? Любая надежда разобьется о тот неоспоримый факт, что он остановился – не захотел взять ее. Она полностью отдалась ему, а он…

Сара была слишком сильной натурой, чтобы позволить отчаянию одержать победу. Надо взять себя в руки, ведь когда-то она смогла пережить и более страшные минуты, решительно напомнила она себе.

Но что ей делать? Как одолеть призрак ангела?

Надо сосредоточиться и, спокойно обдумав прошедшие недели, найти разгадку истинных чувств мужа. Все-таки у нее есть одно преимущество, решила она, повеселев, – Ник был ее мужем. И он настоящий мужчина, а мужчины склонны поддаваться примитивным инстинктам. Резонно предположить, что рано или поздно и он не выдержит…

Блуждающий взгляд Сары случайно упал на ее отражение в зеркале. Боже, неужели это она! Неужели она действительно собирается…

Невозможно. Она не отважится. Да она попросту не знает, как к этому подступиться. После того, что произошло в библиотеке, она и смотреть-то на него не решится, не то что соблазнять. И потом, она все еще боится. Ничего не изменилось. Она любит Ника, доверяет ему, но образ растерзанной Эми все равно тревожит ее по ночам, заставляя просыпаться в слезах.

Бесполезно терзать себя вопросом, чувствовала ли Эми, перед тем как умереть, то же, что и она там, в библиотеке. Надо взять себя в руки, успокоиться. Не надо сейчас ломать над этим голову. Она слишком многого не понимает, слишком потрясена. Ей нужно время. Потом, успокоившись, она не спеша обдумает, что имел в виду Ник, предлагая ей фиктивный брак, и что делать дальше. А сейчас она возьмет свой старенький этюдник, краски и пойдет на берег озера. Рисование всегда успокаивало ее, вот и нужно прибегнуть к этому верному средству.


Ничего, кроме следов около озера, Нику обнаружить не удалось. Даже направление, в котором скрылся всадник, осталось невыясненным. День потрачен впустую, уныло размышлял Ник, возвращаясь с Фиггинсом домой после бесплодных поисков на побережье и в лесу. Никаких следов незнакомца или подтверждения, что он шпионил за замком, они так и не нашли. Кто бы это ни был, он, конечно, действовал под покровом темноты и уже давно затерялся в каком-нибудь людном месте, где появление незнакомца ни у кого не вызывает удивления. Инстинкт, однако, подсказывал Рейвенсдену, что он упустил что-то жизненно важное, но сосредоточиться было трудно, мысли все время возвращались к Саре.

Как мог он оставить ее одну в таком состоянии! Надо было догнать ее, схватить в объятия, как бы она ни протестовала, и признаться, что он намеренно соблазнял ее, так как с самого начала хотел, чтобы их брак был настоящим.

Поднявшись бегом к ней в комнату, он с изумлением обнаружил, что жены там нет. Ник кинулся к окну и сразу увидел ее. Сара сидела на берегу перед мольбертом и рисовала.

Рисовала! Как будто ничего не произошло!

Гнев, обида, желание охватили его одновременно. С трудом владея собой, он кинулся вниз по лестнице, едва не сбив подымающегося Винвика. Пинком отворив дверь в библиотеку, граф подбежал к французскому окну, открывающемуся в сад, и выскочил на террасу.

И тут раздался выстрел.

Загрузка...