Когда самодвижущаяся лента «карусели» вынесла навстречу Харриет ее сумку, девушку вдруг охватило безумное желание схватить в охапку свой багаж, броситься к билетным кассам и первым же рейсом улететь обратно в Лондон.
Но мужская рука, потянувшись за багажом, отрезала ей путь к отступлению.
— Роза! — произнес глубокий чувственный голос с сильным итальянским акцентом.
Харриет покорно обернулась — и оказалась лицом к лицу с мужчиной, лицо которого изучила, как свое собственное. Однако фотографии и рисунки, в которые Харриет всматривалась часами, не давали и приблизительного представления о его внешности. Во-первых, Леонардо Фортинари оказался куда выше, чем она ожидала, — настоящий великан. Волосы и глаза темные, как и у нее самой. Во-вторых, на снимке, сделанном несколько лет назад, Лео выглядел обыкновенным парнем, ничем особо не примечательным, — теперь же от него исходила аура силы и зрелой мужественности.
— Лео, какой сюрприз! — проворковала Харриет, скрывая страх за сияющей улыбкой. — А я уже собиралась садиться на поезд. Вот не думала, что меня будут встречать!
И тем более сам Лео Фортинари!
Он небрежно пожал плечами:
— Вообще-то я приехал в Пизу по делам.
Многолюдная толпа обтекала его, как речные волны обтекают утес. Он словно не замечал снующих кругом людей, впившись в Харриет пристальным, испытующим взглядом.
— Ты повзрослела, Роза. И стала настоящей красавицей.
Сердце Харриет отчаянно заколотилось.
— Спасибо, — ответила она. — Как Нонна?
— Счастлива возвращению «блудной внучки». Пойдем. Я отвезу тебя на виллу Кастильоне. Бабушке не терпится тебя увидеть.
Они уже мчались по автостраде, когда Лео Фортинари задал первый серьезный вопрос:
— Надеюсь, ты уже оправилась от горя?
Она бросила на него быстрый взгляд.
— После гибели твоих родителей, — угрюмо прибавил он.
Харриет закусила губу и ничего не сказала. Лицо его чуть смягчилось:
— Прости, что я не приехал на похороны.
— Спасибо за письмо с соболезнованиями, — сухо ответила она. — Очень милое.
«И такое натянутое, словно ты писал под дулом пистолета», — мысленно добавила Харриет. В числе прочих семейных писем Роза, разумеется, показывала ей и это.
Остаток путешествия прошел в напряженном молчании. Лео был вежлив, но холоден, ясно давая понять, что не собирается прощать блудную кузину. Вот и отлично! Чем меньше этот тип будет приставать к ней с разговорами, тем лучше. Харриет никак не предполагала, что так скоро встретится с ним лицом к лицу, что «великий человек» будет сам встречать ее в аэропорту. Младший братец Данте, может быть, или еще кто-нибудь из семейства Фортинари, но никак не сам Лео!
Однако встреча с ним принесла и некоторое облегчение. Насколько могла судить Харриет, первое из двух сложнейших испытаний пройдено — и пройдено успешно. Осталась только Нонна — синьора Виттория Фортинари. Встреча с прочей «родней», в том числе с Данте и Миреллой — кузеном и кузиной Розы, — состоится не раньше завтрашнего дня.
Если, конечно, Харриет доживет до завтра.
Автомобиль мчался вперед, поглощая километр за километром — все ближе и ближе к решающей встрече. Мимо проносились живописные деревушки, роскошные загородные виллы богачей, церкви с колокольнями, виноградники, серебристая зелень олив и темные персты кипарисов, словно указывающие прямо в жаркое итальянское небо, но Харриет ничего не замечала. Ее занимала лишь одна мысль: как пережить предстоящие три дня?
…Все началось в отеле «Честертон», в день встречи выпускниц престижной частной школы для девочек «Роудейл», а точнее, в тот миг, когда в зал, полный щебечущих дам, знакомой уверенной походкой победительницы вошла Роза Мостин.
Харриет и сама окончила «Роудейл». В десять лет, победив на конкурсе, она выиграла место приходящей ученицы и даже небольшую стипендию. После колледжа, отработав несколько лет в Бирмингеме, Харриет вернулась в родную школу, чтобы преподавать иностранные языки. А несколько дней назад ей позвонила директриса и попросила прийти на встречу выпускниц, дабы в ненавязчивой дружеской беседе убедить тех, у кого подрастают дочери, что «Роудейлу» в деле образования по-прежнему нет равных. Поздоровавшись и поболтав со старыми знакомыми, Харриет потягивала коктейль и размышляла, скоро ли удастся по-тихому отсюда смыться, как вдруг в дверях появилась женщина, которую Харриет никак не ожидала здесь увидеть.
Прошло восемь лет, но Роза Мостин не изменилась. Все та же ослепительная и надменная «королева красоты». И по-прежнему похожа на Харриет, словно сестра-близняшка. Огромные темные глаза вопросительно оглядывают море улыбающихся лиц. Черные шелковистые волны волос свободно лежат на плечах. Костюм Розы, несомненно, создан талантливым дизайнером (и, скорее всего, итальянцем), на поднятой в приветствии руке сверкает золотой браслет. «Само совершенство!» — думала Харриет, глядя, как Роза пробирается сквозь толпу — с одними радостно здоровается, другим (тем, кого не помнит) вежливо кивает — и наконец, осторожно улыбаясь, приближается к ней:
— Привет! Помнишь меня?
— Такое не забывается, — суховато улыбнулась в ответ Харриет, чувствуя, что все взгляды в комнате устремлены на них. — Даже сегодня, когда я пришла, метрдотель принял меня за тебя.
— Мои соболезнования, — усмехнулась Роза. Поколебавшись, спросила: — Ты здесь с кем-нибудь?
Харриет покачала головой:
— Одна.
— Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
— Конечно, нет.
Привычно ослепительно улыбнувшись, Роза бросила взгляд на левую руку Харриет.
— Кольца нет, но в наше время это ничего не значит. Что ж, Харриет, как живешь? Что поделываешь?
Как ни хотела бы Харриет гордо ответить: «Руковожу процветающей корпорацией» — или на худой конец: «Выхожу замуж за миллионера», пришлось сказать правду:
— Преподаю в «Роудейле» французский и итальянский. Точнее, буду преподавать в следующем семестре. А пока перевожу для одной местной фирмы.
Роза кивнула.
— Да, у тебя всегда были способности к языкам. — Она помахала бармену. — Водку с тоником, пожалуйста, и еще порцию моей подруге.
Такое обращение немало удивило Харриет. В былые времена Розу Мостин и Харриет Фостер можно было назвать кем угодно, только не подругами. Кроме внешнего сходства — от которого обеим были одни неприятности, — ничто их не связывало. Харриет — приходящая ученица из бедной семьи — была в «Роудейле» человеком случайным. Кроме того, она хорошо училась, а известно, что умных и старательных соученики не слишком жалуют. Розу же наряды интересовали куда больше оценок, и она не чаяла дождаться, когда же наконец выйдет из пансиона.
— Не ожидала сегодня тебя увидеть, — заметила Харриет, принимая наполненный бокал.
Роза пожала плечами.
— А я не собиралась приходить. Просто в последнюю минуту сорвалось свидание. А я была уже одета, вот и подумала: почему бы и нет? В конце концов, отель «Честертон» принадлежит нашей семье — проверю, хорошо ли здесь обслуживают, а заодно посмотрю, насколько изменились наши одноклассники.
Несколько секунд они молча потягивали коктейли.
— Я слышала о твоих родителях… Прими мои соболезнования, — сказала наконец Харриет.
— Спасибо, — тихо ответила Роза и допила свой бокал одним глотком. — Жаль, я за рулем, а то бы еще выпила. А как твоя семья? Помню твою сестру Китти — такая высокая блондинка, здорово играла в волейбол.
Харриет кивнула.
— Она замужем. Мама по-прежнему живет в Пеннингтоне, а папа умер, когда я училась в колледже.
— Мне очень жаль. Знаю, каково терять родителей. — Роза с любопытством оглядела собеседницу. — Итак, ты все одна? Ни мужа, ни приятеля? С твоей-то внешностью — точнее, с нашей — не может быть, чтобы в твоей жизни не было мужчин!
— Сейчас я одна, — как можно небрежнее ответила Харриет. — А ты?
Темные глаза Розы радостно блеснули.
— Наконец-то встретила человека, которого не интересуют мои деньги! После первого разочарования я поклялась, что никогда больше не позволю себе влюбиться. И вдруг появляется Паскаль — и… бац! Точно в цель! Не ем, не сплю, мечтаю о нем! Смех, да и только!
— А он как к тебе относится?
— Хотела бы я знать! — вздохнула Роза. — Я с ним познакомилась в «Эрмитаже» — он делал репортаж с научной конференции. Несколько дней мы не разлучались, но теперь видимся редко. Он иностранный корреспондент одной французской газеты, вечно в разъездах.
— Поэтому у тебя сегодня сорвалось свидание?
— Ну да. В последний момент его отправили на другой конец света что-то там освещать. Иначе, — откровенно поделилась Роза, — никакая сила не затащила бы меня в толпу женщин, которые только и знают, что визжать от восторга и лезть с поцелуями к человеку, который их даже не помнит! О присутствующих не говорю, — улыбнувшись, добавила она. — Ты-то никогда не визжала от восторга. Всегда такая серьезная и собранная, что я даже и смотреть на тебя опасалась.
— Скажи лучше, мрачная и угрюмая, — поморщилась Харриет. — Родители со мной хлебнули горя. Представляю, какое они испытали облегчение, когда я отбыла в колледж! Получив диплом, я сначала устроилась на работу в Бирмингеме. Но вскоре мама заболела, и мне пришлось вернуться сюда, чем обе мы вполне довольны. — Она взглянула на часы. — Извини, Роза, но я обещала директрисе немного поработать сверхурочно. Побеседовать с молодыми мамашами и убедить всех, что для их дочек нет школы лучше «Роудейла».
Роза скорчила гримасу.
— И в праздник тебе нет покоя! — Поколебавшись, она добавила: — Послушай, не хочешь как-нибудь со мной поужинать?
Такое предложение застало Харриет врасплох… и, пожалуй, заинтересовало.
— Почему бы и нет? — ответила она. Вот так-то все и началось…
Харриет тяжело вздохнула, чем мгновенно привлекла любопытный взгляд Лео Фортинари.
— В чем дело, Роза? Я слишком быстро еду? Ты нервничаешь?
Харриет улыбнулась.
— Нервничаю, но не поэтому. Просто задумалась о том, как меня встретит Нонна, — вполне искренне призналась она.
Если честно, у нее просто душа в пятки уходит. И то, что рядом сидит этот самоуверенный итальянец, тоже не прибавляет храбрости. Но выглядит это вполне естественно. Ведь, если верить Розе, они с Лео расстались отнюдь не друзьями.
— Ты изменилась, Роза, — заметил он, снова устремляя взгляд на дорогу. — Когда-то ты ничего не боялась. Но не беспокойся, Нонна давно тебя простила. Через полчаса мы будем дома.
Всего каких-то полчаса!
…Ужин с Розой, как ни странно, доставил Харриет большое удовольствие. Школьницами они мало интересовались друг другом, но теперь, к обоюдному удивлению, обнаружили между собой немало общего. После того ужина девушки начали встречаться регулярно, а порой, истосковавшись без своего Паскаля, Роза отправлялась к подруге в гости, зная, что у Харриет и ее матери всегда найдет и поддержку, и утешение.
— Удивительно! — заметила Клэр Фостер, когда Роза пришла к ним в первый раз. — В школе я тебя видела всего раз или два — и уже тогда поражалась, как ты похожа на мою дочь, но с годами сходство стало еще заметнее!
— Только Харриет меньше ростом и волосы у нее вьются, — уточнила Роза. Она никогда не забывала подчеркнуть свою неповторимость.
Вскоре после первого визита Роза пригласила мать Харриет с ними в ресторан. Клэр отказалась, сославшись на усталость: весь день она ухаживала за своей матерью, прикованной к постели. Тогда Роза доехала на своей «альфа-ромео» до ближайшего магазина, купила необходимые продукты, и женщины поужинали прямо на кухне, болтая и смеясь, как школьницы.
Скоро все трое очень сблизились. Школьные подруги Харриет повыходили замуж и разъехались кто куда, а друзья по колледжу в основном жили в Лондоне, и Харриет редко их видела. Роза заполнила в ее жизни пустоту, о существовании которой Харриет до сих пор не задумывалась. Оказалось, заботы и тревоги переносятся куда легче, если можешь рассказать о них близкому человеку.
А забот было предостаточно. Здоровье Клэр оставляло желать лучшего, больная бабушка — капризная и требовательная Инид Моррис — не давала житья ни дочери, ни внучке, а старый семейный дом ветшал на глазах и требовал ремонта, на который заработков Харриет явно не хватало.
— Придется маме продать дом, — пожаловалась Харриет подруге как-то вечером в кафе.
— Какая жалость! Особенно теперь, когда она нездорова, — нахмурилась Роза. — Как она?
— Просто в отчаянии. Ведь в этом доме выросли многие поколения Фостеров. Мама его обожает.
— Знаешь, Харриет, — серьезно заговорила Роза, — на самом деле я очень беспокоюсь.
— Из-за Паскаля?
— Это само собой, — вздохнула Роза. — Но сейчас я говорю о тебе и Клэр. Что будет с твоей бабушкой, если вам придется переезжать?
— Поедет с нами. Сейчас мы живем на первом этаже, а она — на втором, с отдельной ванной и кухней. Но что будет, если нам втроем придется тесниться в дешевой квартирке… даже думать боюсь! — Харриет нервно передернула плечами. — Не знаю почему, но бабушка ко мне не слишком-то расположена. Вот Китти — другое дело, она ее любимица. А у меня с ней никогда не было хороших отношений. Честно говоря, бабушка — очень тяжелый человек. И не из-за возраста — она всегда такой была. А теперь, когда бедная женщина прикована к постели и постоянно страдает от боли, характер у нее совсем испортился.
— А дом престарелых?..
— Об этом мама даже слушать не станет.
— Твоя мать — святая! — патетически воскликнула Роза.
— Это точно. Вспомнить хотя бы, что ей со мной пришлось вынести, когда я была подростком!
— Я и сама была не ангел, — самокритично заметила Роза. — А ты чем доставала родителей?
Харриет скорчила гримасу.
— Даже вспоминать противно! Я никому никогда об этом не рассказывала, даже Гаю.
— А кто такой Гай? — немедленно навострила уши Роза.
— Бывший приятель.
— Почему бывший?
— Мы с ним вместе работали в школе в Бирмингеме. Когда я сказала, что должна вернуться домой, чтобы помогать больной матери, он заявил: «Я-то надеялся, что стою у тебя на первом месте!»
— Туда ему и дорога! Жалеешь?
— Поначалу немного скучала, — пожала плечами Харриет. — Но, скорее, просто из-за того, что осталась одна… и все такое.
— А «во всем таком» он был хорош? — озорно улыбнулась Роза.
Харриет расплылась в ответной улыбке:
— Комментариев не будет.
— Значит, плох.
— Да нет, Роза. Скорее уж, мне в этой области чего-то недостает.
— Не бывает холодных женщин, — важно объявила Роза, — бывают неумелые мужчины. Ладно, проехали. Так что же ты собираешься мне рассказать?
— Лет в тринадцать я вбила себе в голову дурацкую фантазию, — призналась Харриет. — Вообразила, что я приемная дочь, что папа и мама мне чужие.
«Дурацкая фантазия» Харриет имела под собой основания, хотя и довольно шаткие. Предки ее с обеих сторон — и Фостеры, и Моррисы — все были белокурыми или, в крайнем случае, рыжими; светлыми волосами и голубыми глазами отличалась и ее сестра Китти.
— И тут появляюсь я, — рассказывала Харриет, — черноволосая, кареглазая, смуглая, как цыганка, да к тому же на голову ниже всех в семье! Китти в детстве дразнила меня подкидышем, а когда я стала постарше, то и сама этому поверила.
— А на самом деле?
— А на самом деле — ничего подобного. Обыкновенная игра природы. Когда я довела маму до белого каления своими выдумками, она показала мне свидетельство о рождении — самое настоящее, — а потом описала во всех неаппетитных подробностях процесс моего появления на свет.
— Кстати, о Китти, — помолчав, заговорила Роза. — Они с мужем не смогут помочь вам деньгами?
— Вряд ли. Тим сейчас начинает новый бизнес; к тому же Китти беременна, и предстоит много расходов. Ладно, хватит о моих проблемах. Расскажи-ка о Паскале. Есть от него новости?..
Именно этот безобидный вопрос, как вспоминала Харриет по дороге на виллу, и вверг ее в пучину бедствий.
…Паскаль Тавернье бросил Розу — это было ясно как день. Что еще предполагать, если уже несколько недель о человеке нет ни слуху, ни духу?
— Он позвонил и сказал, что отправляется в Йемен, — рассказывала Роза. — И с тех пор — тишина. А сегодня я к тому же получила письмо от бабушки из Тосканы: приглашает меня на свое восьмидесятилетие. Когда-то я проводила у итальянских родственников каждое лето, но уже много лет там не была.
— Почему? — с любопытством спросила Харриет.
— Я была взбалмошной девчонкой, — вздохнула Роза. — Считала, что мне все позволено. Я забылась, совершила непростительную глупость и была изгнана из рая. Бабушка велела мне лететь в Англию и там оставаться, пока я не пойму, как должна вести себя порядочная девушка из хорошей семьи.
— Что ж ты такого натворила?
Несколько секунд Роза молчала, словно собираясь с мыслями.
— Помнишь, я говорила, что Паскаль — моя первая настоящая любовь? Так вот, это не совсем верно. В семнадцать лет я безумно влюбилась в своего кузена Лео. Он из семьи Фортинари, как и мама, и ведет семейное дело — винодельное производство.
— Ну и?..
— Я бегала за ним, как собачонка, — даже вспомнить противно!
— А он?
— А он видел во мне ребенка. Неудивительно — он на десять лет меня старше! Тогда я решила возбудить в нем ревность — пококетничать с кем-нибудь другим. Ну, и это очень плохо кончилось. Для всех. Произошел большой скандал, и Нонна выставила меня из дому. — Роза вздрогнула. — Когда погибли мои родители, она заболела от горя и не смогла приехать на похороны, но с тех пор регулярно со мной переписывается. А теперь приглашает в Фортино, на свой праздник. — Вздохнув, она отбросила назад тяжелую копну волос. — Видит бог, все бы отдала, чтобы поехать и помириться с Нонной, но не могу.
— Почему?
— Как я уеду, не получив известий от Паскаля?
Харриет крепко сжала ее руку.
— Похоже, он о тебе забыл. Так забудь и ты о нем! Это же унизительно — дежурить у телефона и ждать звонка!
— Легко сказать: «Забудь!» — дрогнувшим голосом откликнулась Роза. — Паскаль оставил мне кое-что… на память.
— Хочешь сказать…
— Да, я беременна. И становится все труднее это скрывать. Теперь понимаешь, почему я не могу появиться на вилле Кастильоне? Если бы рядом был Паскаль — другое дело, но как мать-одиночка… Ни за что!
— А твой брат знает? — нахмурилась Харриет.
— Не хочу нагружать его своими проблемами. У него и так забот хватает: его жена, Аллегра, вот-вот разродится, а здоровье у нее не очень, и Тони с ума сходит от беспокойства…
— Чем я могу тебе помочь? — просто спросила Харриет.
Роза подняла на нее блестящие от слез глаза.
— Харриет, съезди в Италию вместо меня!
— Что?! — Харриет вырвала руку, недоуменно уставившись на подругу. — Ты серьезно?
— Только ты сможешь меня выручить, — лихорадочно заговорила Роза. — Выглядишь ты точь-в-точь как я, по-итальянски говоришь как на родном языке. Меня там уже девять лет не видели. Харриет, у нас все получится! Я оплачу операцию твоей матери, ремонт дома, постоянный уход за твоей бабушкой — все что угодно, лишь бы ты мне помогла!
— Ни за что! — Харриет вскочила, покраснев от гнева. — Знаешь, Роза, не все на свете покупается и продается!
Роза догнала ее уже на улице.
— Пожалуйста, не сердись, я этого не вынесу! Послушай, — заговорила она уже спокойнее, — я уже давно ломаю голову, как помочь тебе и Клэр. Мне страшно за твою мать: она больна, нуждается в операции, но вместо лечения и отдыха трудится как проклятая — днем работает, по вечерам ублажает капризную старуху. Но я понимаю, что денег вы у меня просто так не возьмете. Так вот, предлагаю обмен. Тебе нужны деньги — у меня их полно. Все, о чем я прошу, — проведи три дня на вилле Кастильоне под моим именем. Одежду и все прочее я тебе обеспечу. А взамен устрою Клэр в больницу и договорюсь с братом, чтобы он выделил вам бесплатно бригаду рабочих для ремонта.
Клэр Фостер, выслушав печальную повесть Розы, не разделила праведного негодования дочери, а вместо этого спокойно заметила:
— Не ты ли сама мне жаловалась, что в твоей жизни совсем нет приключений?
— Особенно таких прибыльных! — фыркнула Харриет.
— Как ты можешь так говорить? — заступилась за Клэр Роза. — Речь идет о здоровье твоей матери! Если бы мне сказали: «Сделай то-то и то-то, и твои родители останутся живы», я бы на все пошла, на все!.. — И с этими словами она, к ужасу Харриет, уткнулась в плечо Клэр и горько разрыдалась.
Клэр принялась гладить ее по голове и утешать, как ребенка, а Харриет, глядя на это, ощущала себя последней бесчувственной дрянью.
Наконец Роза подняла голову и утерла покрасневшие глаза.
— Ладно, прошу прощения за истерику. Ты права, Харриет, — забудем об этой дурацкой идее. Но я люблю вас обеих и поэтому — пожалуйста, Клэр, не отказывайтесь! — хочу оплатить вашу операцию и организовать ремонт за счет Мостинов.
— А что скажет твой брат, если узнает, что ты распоряжаешься его рабочими?
— Ничего не скажет, потому что он у меня в долгу. Из-за состояния Аллегры он совсем забросил работу, так что я теперь управляю и «Эрмитажем», и «Честертоном».
Роза говорила о двух отелях, принадлежащих семейству Мостинов. После ее итальянской эскапады отец в наказание отправил ее на работу: начинала Роза простой кухаркой в одном из отелей, но скоро поднялась до менеджера, проявив недюжинные способности в искусстве управлять налаженной машиной гостиничных служб, создавать уютную атмосферу и организовывать разнообразные торжественные мероприятия.
В этот миг наверху, в спальне бабушки, зазвонил колокольчик — больная призывала к себе бессменную сиделку-дочь.
— Я схожу, мама, — вызвалась Харриет.
Инид Моррис, как обычно, желала одного — вдоволь поворчать и потиранить дочь. В сотый раз объясняя ей, что Клэр нездорова, устала и плохо себя чувствует, Харриет мучилась жгучими угрызениями совести. Ей нелегко и пять минут пробыть наедине с капризной старухой, а мама возится с ней целыми вечерами: носит ей еду в постель, подает таблетки, читает вслух, меняет белье, выносит судно, терпеливо выслушивает ее бесконечные жалобы и воркотню. И этого мало — стирка, готовка и покупки тоже на Клэр. Не говоря уж о том, что мама вообще-то работает. И не может лечь на операцию, которая ей так нужна, из-за того, что все деньги уходят на лекарства для бабушки…
Харриет в силах изменить ее жизнь. Всего-то нужно — съездить в Италию и три дня попритворяться Розой. Да, это обман — но обман во благо, от которого никому не будет вреда. Неужели страх и дурацкие предрассудки в ней сильнее любви к матери?
— Хорошо, Роза, — громко объявила Харриет, входя в комнату. — Может быть, я сошла с ума и, разумеется, потом об этом пожалею, но я согласна. Я поеду в Италию, помирюсь с синьорой Фортинари от твоего имени, изображу любящую внучку и сделаю все, чтобы юбилей твоей бабушки стал по-настоящему счастливым!..