Невеста врага

ПРОЛОГ

Замок Давиншем, Шотландия, 1818 г.

Над равниной южной Шотландии собиралась буря. Зазубренные мечи молний рассекали небесный мрак, земля под ногами сотрясалась от оглушительных раскатов.

С первыми каплями дождя из конюшни стремительно вышел шестнадцатилетний лорд Уоррик — виконт Гленкарин, будущий предводитель клана Драммондов. Хотя он только что отвел свою лошадь в конюшню Давиншемского замка, ему до сих пор не верилось, что он в цитадели Макайворсов, заклятых врагов его родного клана. От волнения он не замечал ни резкого западного ветра, ни того, что одежда его уже промокла насквозь.

Не далее как сегодня утром ему пришлось присутствовать при обручении его сестры Гвендолин с сыном вождя Макайворсов Гавином — человеком вдвое старше ее.

От родни жениха не ускользнуло, что лорд Джеймс не явился на церемонию сам, а прислал вместо себя шестнадцатилетнего сына. Вождь клана Драммондов сказался больным, однако все подозревали — и не без основания, — что он просто не пожелал стать свидетелем соединения своей единственной дочери с Макайворсом.

Уоррику вспомнилось, как Гвендолин слезно молила отца не выдавать ее замуж за человека из вражеского клана, но родитель остался непреклонен: обе стороны надеялись с помощью этого брака достичь примирения. Однако старая ненависть была слишком глубока, и Уоррик сомневался, что брачный союз заставит врагов забыть вековую рознь.

Не замедляя шага, Уоррик вошел в замок и направился вверх по лестнице. Губы его кривила презрительная усмешка: Макайворсы кичились своим богатством, как иные кичатся охотничьими трофеями. Стены до потолка были обтянуты шелком, полы застланы плюшевыми коврами. Богатство и размах чувствовались во всем, но не было здесь домашнего уюта и тепла. Айронуорт, родной замок Уоррика, казался в сравнении с Давиншемом маленьким и неухоженным. После смерти матери Уоррика замок остался без хозяйки: Гвендолин, которую домашние дела почти не занимали, старалась переложить их на прислугу. «Да, — думал Уоррик, переодеваясь к свадебному пиру, — Айронуорту нужна заботливая женская рука».

Воспоминание об утренней церемонии в часовне заставило его стиснуть зубы. Макайворсы глазели на его красавицу сестру, как на лакомый кусочек. Девятнадцатилетняя Гвендолин с ее золотистыми, как мед, волосами и мягким взглядом серых глаз и впрямь была необыкновенно хороша. Но станет ли Гавин Макайворс, ровесник их отца и к тому же известный распутник, заботиться о ней, как она того заслуживает? Бедняжка Гвендолин! У нее было столько возможностей выбрать для себя супруга гораздо достойнее Гавина, однако отец настоял на своем.

Слезы, стоявшие утром в глазах сестры, ранили сердце Уоррика больнее ножа. Он сердито застегнул черную бархатную куртку, натянул черные сапоги и заправил наброшенный на плечо клетчатый плед под ремень. Скорей бы уже эта постылая свадьба закончилась, чтобы он мог вскочить в седло и уехать домой. Жаль только, что нельзя будет взять с собою Гвендолин.

Гвендолин, уже облаченная в платье вишневого цвета, вспомнила, что супруг велел ей надеть обручальное кольцо с огромным рубином — его свадебный подарок. Скрепя сердце она взяла кольцо со столика. В ее дрожащей руке камень полыхнул кровавым отсветом, так что она чуть не выронила его. В ту же секунду небо прорезала молния, окно распахнулось, и ворвавшийся ветер задул свечу. Стало темно. Гвендолин кликнула было свою служанку, но вспомнила, что сама же недавно отослала ее.

Пытаясь добраться до двери в полной темноте, она натыкалась на незнакомые предметы, и страх сжимал ее сердце все сильнее. О, как ей хотелось уехать завтра утром вместе с братом! Без него она останется совсем одна в стане врагов.

Вскоре в дверь постучали, и вошла давиншемская служанка со свечой.

— Супруг ждет вас, миледи, — холодно произнесла она.

«Боже, — подумала Гвендолин, — какая жизнь ждет меня тут, если даже прислуга разговаривает со мною свысока?»

Пока угрюмая служанка со свечой вела Гвендолин по темному коридору, на стенах плясали их огромные уродливые тени. Музыка и смех слышались все ближе и ближе. Мысленно призвав на помощь все свое мужество, Гвендолин на негнущихся ногах начала спускаться по лестнице. При ее приближении тяжелые двери банкетного зала распахнулись, смех и разговоры смолкли.

В соответствии с этикетом, который строго соблюдался в Давиншеме, лорд Гавин Макайворс восседал рядом со своим отцом, вождем клана Макайворсов лордом Джиллом. Гавин, несмотря на возраст — двадцатью годами старше невесты, — был видный мужчина, рыжеволосый и рыжебородый.

Гвендолин подняла глаза на своего супруга. Только вчера вечером она увидела его впервые. Отец обещал ей, что этот союз принесет примирение враждующим кланам, однако пока что в нацеленных на нее со всех сторон взглядах она не чувствовала ничего, кроме ненависти.

Она чуть-чуть успокоилась, отыскав среди множества лиц то единственное, которое хотела сейчас видеть, — лицо своего брата Уоррика. Брат и сестра печально кивнули друг другу. Уоррик, как и она сама, понимал, что она отдана на откуп дьяволу и что ни он, никто другой уже не в силах ей помочь.

Наконец она храбро шагнула к лорду Гавину. До сих пор ей было известно о нем лишь то, что у него два сына, причем старший, Йен, — ее ровесник. До нее также долетали слухи, что Гавин «открыто живет со своей любовницей, Лоррейн Тернот. Теперь же, впервые осознав себя супругой этого человека, она невольно вздрогнула. У нее не было матери, и некому было подготовить ее к предстоящей брачной ночи, но в глазах лорда Гавина горело желание, столь откровенное и ненасытное, что ей сделалось страшно.

Садясь подле него, она все еще трепетала. О, как он был ей противен и как противны были ей все эти лица, обступившие ее со всех сторон! От похотливого взгляда Гавина она невольно залилась густым румянцем.

— Ну, маленькая моя женушка, улыбнись же мне, — вкрадчиво говорил он.

Наполняя ее кубок, он как бы случайно склонился ближе к ней и скользнул рукой по ее груди. Сердце ее бешено заколотилось от страха перед тем, что должно было произойти этой ночью.

Гвендолин чувствовала себя жалкой и несчастной и изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Она пыталась поймать взгляд Уоррика, но тот как завороженный смотрел на кроваво-красный рубин на ее пальце.

Тем временем лорд Гавин слащавым голосом уговаривал ее отведать лучшие куски из его тарелки. Зная, что не сможет проглотить ни крошки, она лишь молча покачала в ответ головой. Гавин довольно погладил свою рыжую бороду и впился глазами в ее глаза.

— Что ж, скромность в девице — это хорошо. Мой конь устал таскаться по паханым-перепаханым полям! Право, уже трудно припомнить, когда он в последний раз пасся на нетронутом лугу.

Гвендолин, не обращая внимания на циничный хохот гостей, лишь ниже опустила голову и сцепила лежащие на коленях пальцы. Прежде ей не приходилось бывать на свадебных пирах, но окружающие, судя по всему, находили ее поведение вполне естественным для невесты.

— Леди Гвендолин, — обратился к ней лорд Джилл. — К несчастью, у вас нет ни матери, ни свекрови, и некому дать вам совет по ведению вашего нового хозяйства. Однако быть хозяйкой Давиншема — большая ответственность для такой юной леди, как вы. Думаю, придется назначить кого-нибудь вам в помошь…

— Отец, — поспешно вмешался Гавин, — я уже распорядился, чтобы Лоррейн Тернот продолжала заниматься хозяйственными вопросами… До тех пор, пока моя супруга не будет готова взять эту обязанность на себя.

— Нет! — раздался неожиданно звонкий голос леди Гвендолин. Она вскочила со стула и, не обращая внимания на застывших от изумления гостей, обернулась к мужу. — Вы не посмеете открыто ставить надо мною свою любовницу! Не для того я стала сегодня вашей женой, чтобы вы срамили и унижали меня.

— Это вы изволите срамить меня, мадам, — угрожающе начал лорд Гавин. — Вы забываетесь! Вы, вероятно, переутомились нынче — так ступайте в свою комнату…

— Нет, — повторила леди Гвендолин. — Я знала, что вы до самой свадьбы приближали к себе эту женщину и противилась нашему с вами союзу. Но, коль скоро он уже заключен, я не желаю быть в подчинении у вашей любовницы!

Некоторое время лорд Гавин и леди Гвендолин молча стояли друг против друга, потом Гавин грубо схватил ее за руку и потащил от стола. По залу пронеслись смешки и непристойные шуточки Макайворсов.

— Продолжайте пировать, дорогие гости, а я пока отлучусь… ненадолго, — сквозь зубы процедил Гавин.

— Уоррик! — беспомощно оглядываясь на брата, позвала Гвендолин. — Помоги мне!

— Стой, Макайворс! — поднимаясь на ноги, Уоррик швырнул свой стул о стену.

— Убери свои грязные лапы от моей сестры!

— Не суй нос не в свое дело, сопляк! — рявкнул лорд Гавин. — Она моя жена, и я буду обращаться с нею, как мне заблагорассудится.

Уоррик одним прыжком подскочил к сестре и попытался вырвать у Гавина ее руку.

— Я забираю ее домой! — крикнул он. — И не надейтесь меня остановить! Моя сестра ехала сюда не затем, чтобы терпеть обиды и оскорбления.

Краем глаза Уоррик заметил возникшего у него за спиной Йена Макайворса, но не успел обернуться: что-то тяжелое обрушилось ему на голову, и он без чувств повалился на пол.

— Уоррик, Уоррик! — кричала Гвендолин.

Муж продолжал тащить ее к двери. Гвендолин отчаянно извивалась, пытаясь освободиться, однако силы были слишком неравны.

— Пустите меня к брату, он ранен!

— Ничего, пусть это послужит ему уроком: не встревай между мужем и женой.

— Я не стану вашей женой! — с ненавистью выкрикнула Гвендолин, но они уже были около дверей ее спальни.

Отчаянно молотя руками и ногами, она нанесла ему несколько ощутимых ударов. Лорд Гавин пинком отворил тяжелую дверь и швырнул жену на пол, однако она тут же вскочила на ноги, выхватила из ножен небольшой кинжал, который всегда носила на поясе, и, не раздумывая, метнулась вперед. Когда клинок вонзился в руку Гавина, девушка оцепенела от ужаса. Кровь брызнула ей на пальцы, обагрив ненавистный рубин. Ей с детства внушали, что Макайворсы вспыльчивы и кровожадны, но разве не по ее вине пролилась сегодня первая кровь?

— Ну, держись, дьяволица! — взревел Гавин, глядя на нее страшными глазами. — Или я тебя усмирю — или не жить тебе на свете!

— Будь ты проклят, Гавин Макайворс! — колени Гвендолин подкосились, и девичье тело затряслось в горестных рыданиях: все было кончено. В доме презренного супруга ее ждали лишь тоска да отчаяние.

Лорд Уоррик очнулся на другое утро. Открыв глаза, он разглядел над собой озабоченное лицо Мактавиша, приехавшего вместе с ним из Айронуорта, а позади него каменные стены Давиншемской башни.

— Слава богу, — пробормотал Мактавиш. — Я уж боялся, что не смогу привести тебя в чувство.

Уоррик сел, сорвал с головы повязку и, отстранив Мактавиша, начал торопливо натягивать сапоги.

— Что с моей сестрой? Ты ее видел?

— Нет, не видел и ничего о ней не знаю — я ведь всю ночь не отходил от тебя.

Уоррик без колебаний направился в комнату сестры. По дороге он обратил внимание на странную тишину в замке. Встретившаяся ему в коридоре служанка низко наклонила голову и прошмыгнула вдоль стены.

Чуя неладное, он без стука ворвался в спальню Гвендолин. Комната была пуста.

С колотящимся сердцем Уоррик нагнулся, чтобы рассмотреть пятна крови на ковре, и заметил блеснувший под ногами клинок. Уоррик узнал кинжал Гвендолин: он сам подарил его сестре на пятнадцатилетие.

В тот момент, когда он взялся за рукоять, тень легла на его лицо. Уоррик медленно выпрямился: на пороге стоял лорд Гавин.

— Где моя сестра?

— Мне выпала неприятная обязанность сообщить тебе о ее кончине. Вчера, как ты сам видел, она была слишком возбуждена и вечером, вместо того чтобы скрепить наш с нею союз, предпочла броситься с лестницы вниз головою. — Не выдержав пронзительного взгляда Уоррика, лорд Гавин опустил глаза. — Увы, при падении она сломала себе шею.

— Нет… — не веря, Уоррик медленно качал головой. — Моя Гвендолин?.. Не может быть.

— Я ничего ей не сделал! — поспешно отступая на шаг, выкрикнул Гавин. — Знай я, что она так слаба рассудком, я ни за что бы на ней не женился.

— Лжешь, ублюдок, — сказал Уоррик. — Ты говоришь, она бросилась с лестницы, тогда откуда кровь на ковре?

— Это моя кровь, — Лорд Гавин протянул вперед забинтованную руку. — Леди Гвендолин, видимо, не понравилось мое обхождение. Мне очень прискорбно, что ее постигла такая участь, но не будь она так…

— Нет! — с невыносимым страданием в голосе воскликнул Уоррик. — Ни за что не поверю, что она покончила с собой. Я желаю сейчас же видеть ее тело собственными глазами!

— Пожалуйста. Оно лежит в главном зале. Глаза Уоррика расширились от ужаса.

— Что? Не в часовне? Макайворс, неужели из-за твоего подлого вранья моей сестре придется покоиться в неосвященной земле?

Лорд Гавин наклонил голову.

— Она сама в этом виновата. Она совершила тяжкий грех… Впрочем, мне только что пришлось несколько часов кряду выслушивать нравоучения от собственного отца, так что с меня довольно. Убирайся в свой Айронуорт и забудь эту неприятную историю.

Неожиданно Уоррик овладел собой и заговорил очень тихо:

— Того, что ты сделал с моей сестрой, я не забуду никогда. Ты поплатишься за это жизнью, Гавин Макайворс. Я найду тебя, где бы ты ни находился.

В серо-серебристых глазах Уоррика горела такая ненависть, что Гавин вздрогнул.

— Не надейся, что я заберу твою жалкую жизнь сейчас, ибо сегодняшний день станет для меня днем скорби по любимой сестре. Отныне ты будешь всечасно дрожать в ожидании расплаты… Смотри же в оба и не спи слишком крепко: в любой момент я могу выступить из темноты.

Страх, мелькнувший в глазах Гавина, принес Уоррику минутное утешение.

— Помни, Гавин Макайворс: в следующий раз ты увидишь меня перед своим смертным часом.

Лицо Лорда Гавина побелело.

— Он грозит мне, чертово отродье!

— Это не угроза — это обещание. До тех пор, пока не исчезнет с лица земли последний Макайворс, мы будем жить по законам кровной мести. Миру между нашими кланами не бывать.

Килмурис, 1819 г.

Больше года негодование по поводу гибели леди Гвендолин росло, углубляя старую вражду. За это время между Драммондами и Макайворсами произошло несколько мелких стычек, по счастью, пока бескровных. Наконец, пламя ненависти взметнулось так высоко, что готово было вот-вот перерасти в пожар войны.

Однажды вечером до Айронуортского замка дошли слухи, что Макайворсы выступили в поход с целью тайно пересечь границы владений Драммондов и захватить Килмурис. По прошлогоднему договору Килмурис должен был перейти к Гавину Макайворсу как часть приданого леди Гвендолин. Но отец Уоррика, терзаемый муками раскаяния из-за ее гибели, заявил, что Макайворсы не имеют никаких прав на деньги и земли его дочери, и потребовал назад приданое Гвендолин. Макайворсы, однако, думали иначе и явно не собирались ни возвращать деньги, ни отказываться от собственности на землю.

На рассвете воины вражеского клана начали во множестве скапливаться в долине, перегораживая Драммондам единственную дорогу на Килмурис.

Тронув поводья, Уоррик поравнялся с лордом Джеймсом. Глаза отца и сына встретились. Оба думали об одном и том же: сегодня Гвендолин будет отомщена. Джеймс Гленкарин смотрел на то, как спокойно его единственный сын ожидает сражения, и сердце его полнилось невольной гордостью. Зная, что Уоррик рано или поздно займет его место, он неустанно готовил его к нелегкой жизни вождя, и сегодня ему предстояло увидеть, сколь успешно было его учение.

— Если кто-то из нас падет нынче на поле брани, это будет славная смерть, сынок.

Уоррик взглянул на отца. Клетчатый плед вождя, перехваченный у пояса ремнем, крепился на левом плече металлической пряжкой — символом власти. Берет на седеющих волосах лорда Джеймса венчало великолепное перо.

— Лучше умереть, чем отдать Макайворсам хоть пядь нашей земли.

— Хорошо сказано, сынок.

Макайворсы приближались. Вытягивая из ножен меч, Уоррик сравнил их яркие черно-красные с золотом пледы с черно-красно-белыми пледами Драммондов и усмехнулся.

— Хорошие цвета. Нетрудно будет отличить своих от врагов.

Наконец противники сошлись, и над рассветной долиной разнесся грохот мушкетов, звон мечей и людские крики.

Уоррик Гленкарин тут же показал себя прекрасным воином, нанеся подскочившему к нему Макайворсу такой сокрушительный удар, что тот вылетел из седла и угодил прямо под копыта Уоррикова коня.

Так Уоррик впервые лишил жизни другого человека, но вдумываться в значение этого поступка было некогда. Молодой лорд действовал из самых праведных и благородных побуждений, ибо обязан был отомстить за смерть сестры и защитить фамильную честь.

Бок о бок с отцом он доблестно и беспощадно крушил своих врагов. Вскоре, однако, отца и сына разбросало в разные стороны, и Уоррик остался один против двоих Макайворсов. Он ранил в плечо одного, обернулся к другому, мечи их уже со звоном скрестились в смертной схватке — и в этот миг Уоррик заметил, что на его отца несется Йен Макайворс. Он предостерегающе крикнул, но голос его утонул в шуме битвы. На его глазах клинок Йена Макайворса вонзился в самое сердце Джеймса Гленкарина, вождь клана Драммондов качнулся в седле и упал на землю уже бездыханным.

Уоррик как одержимый размахивал мечом, пытаясь прорваться к отцу, но Макайворсы наседали на него со всех сторон. Острая боль пронзила вдруг его затылок. Он сполз с седла и провалился в черноту.

Только когда его подняли и понесли с поля боя, он пришел в сознание и узнал, что битва закончена и что лорд Джеймс убит.

Несмотря на безмерную скорбь по отцу, Уоррик ясно видел, что, как бы ни желали оба клана объявить себя победителями, а противника побежденным, на самом деле этого сражения не выиграл никто.

Оставшиеся в живых — Драммонды и Макайворсы — молча ходили между телами, собирая раненых и мертвецов. Последним можно было даже позавидовать, ибо только они не скорбели сегодня по родным и друзьям.

Пока его несли на руках, Уоррик думал о том, что в этом бою ему не удалось отстоять честь семьи: год назад Гавин Макайворс погубил его сестру, сегодня Йен Макайворс убил отца. Когда его хотели подсадить в седло, он решительно отстранил всех, сказав, что хочет встать.

Впрочем, от потери крови он так ослабел, что ему пришлось для этого воспользоваться помощью Мактавиша. Драммонды безмолвно смотрели, как их новый вождь борется со слабостью и болью. Наконец, встав на ноги, он поднял над головой отцовский меч и воскликнул:

— Клянусь, что отныне я без устали буду мстить Макайворсам! Они дорого заплатят за гибель наших людей.