Невинная наследница

Глава 15

Леди Гарриэт, стоя наверху, смотрела в холл. — Не видно его светлости, Неттлфолд? — спросила она старого дворецкого, который стоял в холле, глядя в окно.

Он вздрогнул при звуке ее голоса:

— Нет, ваша милость. Но думаю, слишком рано ожидать его светлость. Грум, поехавший к нему утром, не сможет добраться до Ньюмаркета до полудня.

— Думаю, вы правы, — разочарованно сказала леди Гарриэт и пошла в будуар.

Хью Карлион стоял перед камином.

— Войди и сядь, Гарриэт, — нежно сказал он. — Ты превратилась в тень. Мы не можем ничего сделать, пока Себастьян не вернется.

— Да, Хью, я знаю, знаю, но не могу успокоиться. Как подумаю о бедной девочке…

В этот момент послышались звук открываемой двери и голос в холле. Леди Гарриэт посмотрела на Хью Карлиона, глаза ее расширились, она напряженно вслушивалась, а потом быстро выбежала из комнаты на лестницу. И увидела, как внизу вошел герцог, снимая перчатки. Она вскрикнула и стремительно сбежала по лестнице.

— О, Себастьян! Слава богу, ты приехал!

Подбежав к нему, она едва дышала, и он свысока посмотрел на ее дрожащее лицо и растрепанные волосы.

— Признателен тебе за такую встречу, дорогая Гарриэт, — язвительно сказал он. — Но есть ли особые причины для такой драмы?

— Причины? — задохнулась леди Гарриэт. — Так ты не получил мою записку?

— Я ничего от тебя не получал, — ответил герцог.

— Я отправила к тебе грума утром с приказом скакать как можно скорее, — объяснила леди Гарриэт, — но теперь это не важно, раз ты приехал.

Герцог расстегнул пальто и позволил лакею снять его. Он поправил манжеты и несколько секунд разглядывал в зеркале свой галстук.

— Теперь я здесь, Гарриэт. Может быть, ты объяснишь, почему нервничаешь и что беспокоит тебя?

— Нервничаешь! — леди Гарриэт прошептала это слово так, будто оно перехватило ей горло.

Тут она поняла, что Неттлфолд заботливо смотрел на них и три лакея, несмотря на их бесстрастные лица, внимательно слушают их.

— Хью в будуаре, Себастьян, — сказала она. — У него для тебя записка. Ты поднимешься или нам прийти к тебе в библиотеку?

— Я поднимусь, — ответил герцог и добавил, обращаясь к дворецкому: — Принесите вина и холодного мяса в библиотеку, Неттлфолд. Я буду обедать поздно, и надо перекусить после долгого путешествия.

— Хорошо, ваша светлость.

Герцог молча поднялся по лестнице вместе с леди Гарриэт. Хью Карлион ждал его у двери будуара. Он спокойно произнес:

— Мы молились о твоем скорейшем возвращении, Себастьян.

Герцог медленно вошел в будуар, за ним леди Гарриэт, и Хью закрыл дверь.

— А теперь, — сказал герцог с самым непроницаемым выражением, — умоляю, угостите меня объяснением такого переполоха.

В ответ Хью Карлион передал ему записку, которая лежала на столе у камина.

— Будь любезен прочитать, Себастьян.

Герцог поднял лорнет, посмотрел на конверт и спросил:

— От Равеллы?

— Да, — ответил Хью Карлион.

Герцог поднял голову.

— А где моя подопечная? — спросил он. — Почему она не приветствует меня так же вдохновенно, как умудрились вы оба?

Помолчав, Хью Карлион тихо ответил:

— Она ушла из дома, Себастьян.

— Ушла? — резко спросил герцог. — И куда?

Ответила ему леди Гарриэт. Слова срывались с ее губ, словно она не могла больше молчать.

— Вот этого мы не знаем. Вот почему мы ждали твоего возвращения. О Себастьян, я не могу понять, что происходит и почему она убежала.

Дрожащими руками она достала из сумочки листок бумаги. Он был помят, потому что она читала его не меньше сотни раз с тех пор, как нашла у кровати. Герцог взял записку и прочел:

«Моя дорогая мадам, я ухожу туда, где буду в безопасности. Не беспокойтесь обо мне. Я все объяснила в письме к пекки. Я испытала много счастья. Прощайте. Я никогда не забуду вас.

Равелла Шейн».

— Когда ты получила его? — спросил герцог.

— Утром, около десяти часов. Но я узнала от горничных, что Равелла ушла до зари… и одна.

— Одна? — спросил герцог.

— Да, она никого не взяла с собой. И, Себастьян, она оставила практически все свои вещи. Нет только одного простого платья, ее пальто и капюшона. В какой-то момент я испугалась, что…

Леди Гарриэт зарыдала, и Хью Карлион протянул ей руку.

— Гарриэт боялась, что Равелла хочет утопиться или что-нибудь в этом роде. Но я уверен, что этого не надо опасаться. Не хочешь ли ты выяснить все, прочитав записку, которую она оставила тебе?

Он еще держал ее в руке, но теперь передал герцогу, который смотрел так, словно боялся сломать печать. Наконец он распечатал письмо. Леди Гарриэт смотрела на него, затаив дыхание. Казалось, пока герцог читал письмо, прошло долгое время. Затем, не говоря ни слова, он вложил два листка в руки сестры и, держа третий, прошелся по комнате и встал у окна, глядя невидящими глазами.

Леди Гарриэт пыталась прочитать письмо, но рука дрожала, а слезы застилали глаза. Напряжение последних нескольких часов оказалось слишком трудным для нее, и теперь она могла только рыдать.

— Я не вижу, — сказала она. — О, Хью, прочитай мне. Я боюсь, боюсь того, что написано.

Она приложила платок к глазам, а Хью Карлион, взяв письмо, прочитал громко и четко:

«Мой дорогой, дорогой пекки.

Я ухожу, как вы мне велели. Мистер Хоторн расскажет вам, что найдено другое завещание, по которому я больше не наследница. Я уверена, что лорд Роксхэм заплатит вам тысячу фунтов, которые я дала ему, чтобы спасти от флота, и теперь я могу сказать, что другую тысячу я отдала графу Жану де Фоберу в обмен на письмо, которое иначе было бы отдано его величеству и принесло бы вам бесчестье. Я дала слово молчать сорок восемь часов, но теперь они прошли.

Граф сказал мне, что вы собираетесь жениться на его кузине, принцессе Хелуаз. Желаю вам счастья, милый пекки. Я постараюсь как-то вернуть другие деньги, которые потратила, но не могу сделать то, что предложил мистер Хоторн.

Я знаю, какой утомительной была для вас. Пожалуйста, вспоминайте иногда о вашей раскаивающейся подопечной.

Равелла Шейн».

Закончив чтение, Хью Карлион обнял рыдающую леди Гарриэт.

— Не огорчайся, моя дорогая, — сказал он. — Она в безопасности.

— Да, но где? И как мы найдем ее?

— Возможно, Себастьян поможет, — сказал Хью Карлион и подождал. Затем, так как герцог не оборачивался, он добавил: — Что это значит, Себастьян? Почему она говорит, что ты велел ей уйти?

Прошло несколько секунд, прежде чем герцог ответил. Леди Гарриэт даже перестала рыдать, чтобы слышать его ответ. Наконец голосом, которого они никогда прежде не слышали, он произнес:

— Я сказал, что она больше не может оставаться здесь.

Леди Гарриэт вздохнула:

— Ты велел ей уйти? Но почему она не сказала мне? И, Себастьян, почему, почему ты так сказал? Это правда, что ты женишься на принцессе?

— Абсолютная неправда. Лжец нарочно сказал это из мести.

Леди Гарриэт смутилась:

— Я не понимаю. Почему граф так сказал и что за письмо ты держишь?

Герцог посмотрел на листок, который все еще держал в руке.

— Это подделка, — коротко ответил он, — и даже не очень умная. Но это оказалось подходящим способом вытянуть большую сумму денег у богатой наследницы, которая, как уверен граф, влюблена в меня.

— Ну, в этом он прав, — быстро произнесла леди Гарриэт. — О, Себастьян, как ты мог отправить Равеллу из дома, когда она так глубоко тебя любит? Я молилась… я на коленях молилась каждую ночь, чтобы ты хоть немного обратил на нее внимание. Неужели она совсем тебе не нравится?

— Нравится? — переспросил герцог и медленно добавил: — Я полюбил ее с первого мгновения.

— Но, Себастьян, если это правда, почему ты не показывал этого?

— Разве я не сказал, что люблю Равеллу? — спросил герцог. — Я действительно слишком люблю ее, чтобы предложить ей выйти за меня. Я надеялся, что она найдет кого-нибудь подходящего, молодого человека, порядочного и уважаемого, который сделает ее счастливой.

— Если ты воображаешь, что, любя тебя так, как она любит, она может даже посмотреть на кого-нибудь еще, ты просто сумасшедший, Себастьян.

— Возможно, но не настолько сумасшедший, чтобы думать, что после тех лет, которые я жил так, как жил и создал себе определенную репутацию, я смогу сделать предложение такой врожденно чистой девушке, как Равелла.

Решительные слова герцога заставили леди Гарриэт снова заплакать, но глаза ее заблестели, когда она сказала:

— Тогда люби ее, Себастьян, потому что настоящая любовь подготовит тебя к очищению. Ищи Равеллу и скажи ей то, что сказал нам. Разве ты не понимаешь, что она разобьет свое сердце ради тебя?

Герцог бесцельно прошелся взад-вперед по комнате и повернулся к Хью Карлиону.

— Хью, — сказал он. — Ты жил здесь все эти годы, ты знаешь, какой была моя жизнь, и, может быть, лучше других в Лондоне представляешь глубины моего падения. Скажи мне, что ты думаешь, но, ради бога, скажи правду.

Хью Карлион протянул ему руку.

— Гарриэт научила меня, что любовь все преодолеет, — без колебаний ответил он.

Герцог крепко пожал его руку, затем, как бы отложив чувства ради практических мер, взял записку Равеллы у леди Гарриэт и снова прочитал.

— Она говорит, что уедет туда, где будет в безопасности, — сказал он. — Но где это может быть?

— Мы весь день ломали голову над этим вопросом, — сказала леди Гарриэт, — но у Равеллы так мало друзей. Когда ты приказал ей уйти, ты подумал, куда она может пойти и что сможет делать?

— Я был сердит, — ответил герцог. — По правде сказать, Гарриэт, я страшно ревновал. Она сказала, что была у Роксхэма, но она не сказала, кому дала другую тысячу фунтов, которую вынула из моего сейфа. Я вообразил, что это для человека, в которого она влюблена. Не важно, конечно, мне нет оправдания в том, как я обошелся с ней.

— Бедная милая девочка, как она страдала! Если бы она доверилась мне! Я видела, что она плачет, но думала, это из-за того, что она больше не наследница.

— Мне сказали об этом, когда я ехал из Ньюмаркета, — сказал герцог. — Так это правда?

— Мистер Хоторн утверждает, что нет сомнений в абсолютной законности нового завещания, — ответил Хью Карлион. — Роксхэм заезжал сегодня утром, хотел тебя видеть, но, поскольку тебя не было, сказал, что заедет завтра. Без сомнения, он хочет, как и ожидала Равелла, вернуть тысячу фунтов, которые она дала ему. Насколько счастливее был бы этот мир, если бы мы просто верили в человека!

— Правда, — горячо подтвердила леди Гарриэт. — Помнишь, Себастьян, я тебе сказала что-то в этом роде, когда была так огорчена твоим цинизмом. Как бы я хотела, чтобы ты тогда сказал мне, что любишь Равеллу. Скольких несчастий мы могли бы избежать.

— В тот момент я едва ли осмелился верить даже себе, — ответил герцог.

Она подошла к брату и положила руку ему на плечо.

— Ты был очень несчастлив, — сказала она тихо. — Молю Небо, чтобы все кончилось.

— Несчастлив! Возможно, ты права, Гарриэт. Жажда мести не делает человека счастливым, но понадобилось много времени, чтобы я понял это.

— Но месть кому? — спросила леди Гарриэт.

— Всем женщинам, — ответил герцог. — Это длинная история, моя дорогая, и я не хочу обременять тебя ею, когда мы озабочены поисками Равеллы. Достаточно сказать, что, когда я был молод и до смешного идеалист, прекрасная женщина грубо и окончательно лишила меня всех иллюзий. Я любил ее или воображал, что любил чистым сердцем, бескорыстно, как любят только в юности. Она казалась мне воплощением не только всего прекрасного, но и всего святого, что есть в отношениях между мужчиной и женщиной.

— И она обманула тебя?

Голос леди Гарриэт был нежным.

— Да, она обманула меня.

— А виделся ли ты с ней потом? — с любопытством спросила леди Гарриэт, боясь, хотя и не выражая этого словами, что эта женщина может появиться и помешать счастью Равеллы.

— Я часто видел ее. Она стала моей любовницей, тайно конечно, потому что она благородного происхождения. Она не знала, что касаться ее было для меня святотатством. Между телом и душой шла жестокая война, и я подвергал себя пыткам, овладевая ею, до тех пор, пока не убедился, что навсегда сделал себе прививку от любви. Но тогда любовь стала ненавистью. Я научился, страдая, ненавидеть любовь, смотреть на женщин как на естественных врагов мужчин, готовых своими хитростями лишать мужчин всего достойного. Каждый раз, когда я заставлял женщину полюбить меня, а потом оставлял сломанной и рыдающей, я мстил себе. Но думал, что женщине.

И только когда Равелла вошла в мою жизнь, я начал верить, что женщина может быть чистой и неиспорченной. Сначала я подозревал ее. Постепенно я оценил ее тонкость и совершенную невинность. Я понял это, потому что утратил злость, и все, что я отбросил, казалось прошедшим сумасшествием.

— Еще не поздно, — сказала леди Гарриэт. — И, Себастьян, я так рада за тебя и за Равеллу. Она принесла счастье нам с Хью, и мы хотим, чтобы она тоже была счастлива.

— Я потрачу жизнь, чтобы сделать ее счастливой. — Слова герцога прозвучали как клятва.

Через час он заехал к вдовствующей герцогине Ларгс. Посоветовавшись с леди Гарриэт и Хью Карлионом, он сократил круг друзей и знакомых Равеллы до очень небольшого количества. Чем дольше они обсуждали, тем труднее было предположить, куда она могла пойти, к кому обратиться.

Именно леди Гарриэт подумала о герцогине, вспомнив, как Равелла говорила о старой леди после их беседы о ее матери.

Экипаж герцога был подан, и он, едва успев переодеться, отправился к дому герцогини в Кенсингтон.

Он нашел бабушку, одетую, как обычно, в белое, на балконе, выходящем из гостиной. Паж в фантастической одежде обмахивал ее огромным веером из перьев, какими пользовались восточные владыки. Она обрадовалась любимому внуку и протянула ему тонкую, с синими венами руку, буквально усыпанную кольцами. Когда герцог поцеловал ее, она спросила в своей обычной манере, почему он так долго не заезжал.

— Я думал, я в немилости, — ответил герцог.

Герцогиня улыбнулась:

— В этом нет ничего нового. Но в немилости или нет, мой мальчик, ты один из самых красивых мужчин, которых я знаю, а я люблю красивое.

Себастьян поклонился:

— Спасибо, бабушка. Но мне нужна ваша помощь. Старая леди всматривалась в него своим острым взглядом.

— Моя помощь? Опять что-нибудь случилось? Держу пари, опять какая-нибудь юбка. Не скажешь же ты, что эта визгливая девица из Воксхолла опять пустилась во все тяжкие?

Герцог покачал головой. Он не удивился, что бабушка знает о его делах, потому что мало из того, что происходит в Лондоне, не доходило до нее рано или поздно.

— Нет, — сказал он, — я давно не видел сеньориту Делиту.

— Я слышала, нездоровье помешало ей выполнять контракт, — сказала старая леди. — Кто-то душил ее, оставив синяки на горле. Но если это не она, кто же из этих забавниц тебя беспокоит?

— Ни одна из них, — ответил герцог. — Бабушка, я потерял Равеллу.

Старая леди выпрямилась в кресле.

— Потерял? Опять похитили?

— Нет, — поспешил объяснить герцог. — На сей раз она сбежала по собственному желанию. Я… кое-что сказал ей. Тогда я не знал, что завещание Роксхэма потеряло значение.

— Потеряло значение? — переспросила старая леди. — В чем дело? Говори, мальчик. Я совсем выпала из времени, если происходят такие вещи и никто не говорит мне о них.

Герцог рассказал ей всю историю, как Равелла взяла две тысячи фунтов, как он рассердился, когда она не захотела сказать, кому дала второй банкнот, о своей поездке в Ньюмаркет и о том, что, вернувшись, узнал, что она покинула дом.

Герцогиня слушала внимательно, выражая одобрение или неодобрение по мере рассказа. Когда он закончил, она резко спросила:

— И что ты собираешься делать теперь?

— Искать Равеллу, — просто ответил герцог, — и, когда найду, спрошу, не снизойдет ли она стать моей женой.

Бабушка засияла:

— Милый мальчик, вот на что я надеялась. Ты наполовину уже был влюблен в эту девушку, когда говорил с этим глупым Джорджем в Мелкомбе. Ты не мог бы сделать ничего лучшего, будь уверен.

— Я согласен с каждым вашим словом, мадам, но мы не знаем, где может быть Равелла.

— Здесь ее нет, — ответила герцогиня.

— Я надеялся, что она может прийти к вам.

— Хотелось бы. Я бы приняла ее. В ней больше мужества, чем у большинства девушек в наши дни. Все они глупые, безмозглые создания.

Герцог поднялся.

— Вы простите, мадам, если я продолжу поиски?

— Если бы ты спросил меня, я бы сказала, что она уехала в деревню. Ей никогда не нравился Лондон, насколько я слышала, и совершенно правильно!

— В деревню! — воскликнул герцог. — Да, я уверен, вы правы. Очень благодарен вам, мадам.

Он направился в Мелкомб и сообщил леди Гарриэт и Хью Карлиону, что едет в Линке.

— Может быть, Равелла будет искать защиты у Адриана Холлидея, — сказал он. — Он нравился ей одно время, и я даже думал, что это вырастет во что-нибудь большее. В конце концов, когда она бежала от цыган, она обратилась к нему, а не ко мне.

— Равелле нравится Адриан, как мог бы нравиться любимый брат, — ответила леди Гарриэт. — Никого не было в ее жизни, кроме тебя, Себастьян, и ты прекрасно знаешь это.

В Линке герцог испытал разочарование. Адриан Холлидей не слышал о Равелле, и она не появлялась здесь.

Двое мужчин разговаривали почти до утра, но не пришли к заключению, где же может прятаться Равелла.

Мисс Примингтон в своей академии в Милдью была удивлена, когда герцог заехал к ней на следующее утро. Она улыбалась и кланялась, принимая его, но не смогла быть полезной, а лишь уверяла его светлость, что Равелла не приезжала в школу и не обращалась с просьбой о работе.

Неспособный думать о чем-нибудь еще, герцог вернулся в Линке. Адриан ждал его с нетерпением, встречая каждый дилижанс, проходящий через деревню.

Герцог не сказал своему управляющему, что у него есть личный интерес в том, чтобы найти Равеллу, кроме естественного беспокойства о подопечной. Но Адриан оказался бы совсем слепым, если бы не увидел беспокойства в глазах герцога и того, что он утратил обычную томность и равнодушие.

В его светлости чувствовалось огромное напряжение, у него пропал аппетит, ему не хотелось даже сделать глоток вина.

— Где она может быть? — спросил герцог, и в голосе было столько отчаяния, что Адриан удивленно посмотрел на него:

— Я хотел бы ответить на вопрос, ваша светлость. Я думал об этом весь день.

— Ладно, подумаем еще, — приказал герцог, прохаживаясь по гостиной, как будто не мог сидеть спокойно. — Предположим, вы оказались бы в ее положении, бежали из Мелкомба. Перед вами вся страна и Лондон с его кишащими людьми, улицами и множеством тайных мест. Куда бы вы отправились?

— Я бы пошел домой, — просто ответил Адриан, — но у меня другое положение.

Он внезапно замолк, потому что герцог воскликнул:

— Конечно, почему я не подумал об этом раньше? Дом — место, куда все идут, и Равелла тоже. Я уверен в этом.

— Но… я так понял, у нее нет дома, — пробормотал Адриан.

— На самом деле нет, но один из слуг, человек, служивший ее отцу, живет по соседству с ее старым домом. Она говорила о нем достаточно часто, но я, тупой, не слушал ее. Адам, вот как его зовут. Скажите, чтобы мне немедленно седлали лошадь.

— Сейчас, ваша светлость? Но уже становится поздно.

— Я поеду ночью, — ответил герцог.

— Приказать груму сопровождать вас?

— Нет, я поеду быстро. Велите приготовить лошадь через десять минут. Я успею переодеться.

Ночь была лунной, герцогу не пришлось ехать в темноте, а когда восходящее солнце осветило холмы Уэльса, он подумал, что не видел ничего красивее, кроме волос Равеллы. Это был как раз цвет ее локонов: бледное золотое солнце рассеивало лучи на алеющем небе и закрывало последние мерцающие звезды.

Лошадь герцога устала, но арабская кровь давала ей силы выдержать там, где другая лошадь уже свалилась бы. Возможно, то же объяснение касалось и герцога. Незаметно было следов усталости, когда он спрыгнул с седла у первой гостиницы и приказал подбежавшему конюху вычистить и накормить лошадь.

Умывшись, поев и спросив дорогу, он тронулся дальше. Ему пришлось ехать медленнее, и только к полудню он приблизился к крошечной деревушке, гнездившейся у подножия горы. В гостинице он узнал, что слуга умершего капитана Шейна живет в коттедже на краю деревни, и, не тратя больше слов, отправился туда.

Только достигнув маленькой двери, закрытой жимолостью, он глубоко вздохнул, и беспокойство в его глазах усилилось.

Он постучал, и почти сразу старый человек открыл дверь. Он был близорук и долго всматривался в герцога, прежде чем увиденное заставило его выполнять роль хорошо обученного слуги.

— Здесь ли мисс Шейн?

Герцогу было очень трудно задать этот вопрос.

— Могу я спросить ваше имя, сэр?

— Я герцог Мелкомб.

Старик открыл дверь:

— Прошу вас, входите, ваша светлость. Вашу лошадь можно привязать к ограде.

— Она останется здесь, — ответил герцог. — Она слишком устала, чтобы куда-нибудь уйти.

Он нагнул голову, чтобы войти в очень маленький коттедж, пол которого был чисто вымыт, а на столе в центре комнаты стоял букет цветов.

— Здесь ли мисс Шейн? — снова спросил герцог.

— Да, она здесь, ваша светлость, — ответил старик и добавил: — Простите, ваша светлость, но вы приехали не для того, чтобы причинить ей дальнейшие неприятности? Вчера утром она приехала совершенно изнеможенная, бедняжка. Я был слугой ее отца, и я присматривал за ней, когда она была ребенком. Я бы отдал последние годы жизни, чтобы видеть ее счастливой, но, когда она приехала, в ее лице не было счастья, лицо белое как скатерть, ваша светлость, когда она умоляла меня со слезами на глазах приютить ее.

— Успокойтесь, — сказал герцог, — меня заботит только одно — счастье мисс Шейн.

Глаза старого Адама испытующе смотрели на герцога. Это был взгляд, в котором не было ничего неуважительного. Казалось, то, что он увидел, удовлетворило его, потому что он произнес:

— Если вы, ваша светлость, выйдете из задней двери, то увидите маленький лесок. Идите по тропинке через него и найдете мисс Равеллу. Там ее любимое место, куда она еще ребенком убегала каждый раз, когда попадала в беду.

— Благодарю вас.

Герцог прошел через дом и двинулся по тропинке. Наверху на холме он мог видеть маленький дом, в котором Равелла жила со своим отцом. Теперь окна были заколочены, кругом царило запустение.

Герцогу понадобилось несколько минут, чтобы пройти через лес, который действительно был очень невелик. Сквозь густые ветви он мог видеть, что кто-то сидит на поваленном дереве, глядя на долину. Это была Равелла.

На ней белое платье, голова не покрыта. Было что-то в ее позе, в унылом наклоне головы, в подбородке, положенном на сложенные руки, что без слов сказало герцогу о ее страданиях.

Он тихо подошел и немного постоял рядом, прежде чем она равнодушно подняла голову, словно ожидая кого-то еще. В тот момент, когда глаза их встретились, она недоверчиво посмотрела на него, как будто не могла поверить себе. Затем вскочила на ноги, заливаясь румянцем.

— Пекки, это вы?

— Я, — спокойно ответил герцог. — Я приехал, Равелла, чтобы забрать вас домой.

— Но. — Она сделала неуверенный жест и отвернулась. — Но… вы простили меня?

— Вы не сделали ничего, за что надо было бы просить прощения, — ответил герцог. — Это я должен просить у вас прощения, Равелла.

Ее глаза снова посмотрели на него, словно она не могла поверить услышанному. Потом спросила, еле дыша:

— Вы слышали о деньгах… что у меня ничего нет?

— Да, — ответил герцог, — но это не имеет значения.

— Но я даже не могу представить, как смогу заплатить вам за все, что истратила, — сказала Равелла. — Я оставила платья и все вещи, думая, что можно продать их, но боюсь, они будут стоить несколько шиллингов, хотя на них истрачены сотни фунтов.

Герцог смотрел на ее лицо, на дрожащие губы, на трепещущие ресницы.

— Равелла, — начал он глубоким голосом, но она прервала его:

— Мистер Хоторн предложил, чтобы я нашла мужа, который великодушно оплатит мои долги, но, пекки, я не могу это сделать, не могу.

— Мне очень жаль, — сказал герцог, — потому что именно об этом я и хотел поговорить с вами.

— О моем замужестве?

Лицо Равеллы утратило всякий цвет.

— Да, Равелла, я спрашиваю, окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Равелла стояла неподвижно. На мгновение казалось, что сердце ее перестало биться, потом шепотом, который он едва услышал, девушка спросила:

— Но тогда вы не женитесь… на принцессе?

— Я не намерен жениться ни на принцессе, ни на ком-нибудь еще кроме вас, Равелла, — твердо ответил герцог.

Она сложила руки на груди, чтобы сдержать волнение. Краска медленно возвращалась к ее щекам.

— Вы делаете мне предложение из благородства, потому что у меня нет денег и мне некуда идти? Нет, подождите, пекки, — добавила она, когда герцог попытался возразить. — Есть кое-что, что я хочу вам сказать. Я была очень глупой, когда приехала к вам жить. Я думаю, когда мы жили с папой, он нарочно оставлял меня в неведении. Я не понимала ничего о женщинах вроде сеньориты Делиты и леди из балета. Но теперь я поняла и хочу сказать.

— Говорите, — мягко произнес герцог.

— Вот, — сказала Равелла, и он увидел, что она дрожит. — Я никогда, в самых тайных моих мечтах, не воображала, что вы женитесь на мне. Но я думала, что, может быть, пока я не надоем вам, смогу приходить к вам и быть… вашей женщиной. Если бы вы любили меня и сделали вашей… даже на короткое время, я была бы счастлива всю оставшуюся жизнь.

Голос Равеллы замер, и в первый раз с начала своей речи она подняла на герцога глаза. К ее удивлению, глаза его сверкали. Герцог смотрел на нее с выражением, которого она никогда не видела. Внезапно он схватил ее за плечи.

— Как вы посмели говорить подобное? — закричал он. — Как вы осмелились сравнивать себя с этими женщинами, о существовании которых вы бы ничего не знали, если бы я справился со своими обязанностями по отношению к вам. Равелла, неужели вы не понимаете, что я не оказываю вам чести, прося выйти за меня замуж. Я вел скверную жизнь, которая порочит и мое воспитание, и гордый титул, которым я владею. Я умышленно выбрал порок и грех себе в компаньоны. Я не стою вас, и я прошу вас серьезно подумать, прежде чем принять мое предложение.

Герцог резко убрал руки с плеч Равеллы и, отвернувшись от нее, глядя на мирные картины вокруг, спросил:

— Вы знаете, что меня называют губителем сердец? Это удачный титул, Равелла. Я был мошенником настолько, что принял мошенничество как должное.

Равелла вздохнула.

— Но это не все, — продолжал он резким голосом. — Вы найдете, что жить со мной нелегко. Я властен, диктатор, и, что гораздо важнее, я забыл, как быть нежным и внимательным. Я хочу вас, Равелла, я не буду притворяться, я хочу вас, как мужчина хочет женщину. Я глубоко уважаю вас за красоту, за ваш характер, за все, что делает вас слишком хорошей для такого, как я. Но я люблю вас. Много раз вы прибегали ко мне, чтобы я защитил вас от других мужчин. Но пришел момент, когда я не могу больше защитить вас от себя.

Он не смотрел на нее, но казалось, весь мир ждал ее ответа. Сделав два шага, Равелла оказалась прямо перед ним. Она посмотрела на него, и он увидел, что ее глаза сияют, лицо как будто светится, а в углах рта играют ямочки.

— Какой вы глупый, мой милый, милый пекки, — нежно сказала она. — А я всегда верила, что вы самый умный человек в мире. Разве вы не понимаете, что я хочу вас так же, как вы хотите меня? Я хочу чувствовать, как ваши руки обнимают меня, как ваши губы прижимаются к моим. Я хочу знать, что я ваша насовсем, и я больше не боюсь.

Он почувствовал ее руки на своей шее, она притянула к себе его голову. Затем внезапно оказалась в его объятиях. Она почувствовала его силу, ощутила сквозь тонкий муслин, как бьется его сердце. Она посмотрела в его глаза, и он сказал охрипшим от чувств голосом:

— Предупреждаю, Равелла, я не могу быть нежным с вами, когда вы так искушаете меня. Я напугаю вас, и вы отвернетесь от меня.

Равелла тихонько засмеялась, словно от острого бесконечного счастья, и ее губы прижались к нему. Она почувствовала, что его губы давят ее, его рот стал тверже, требовательнее. Она снова почувствовала экстаз, пламя внутри, огонь, пронизывающий тело, не выразимый словами восторг.

Она прижалась к нему и крепче обняла за шею. Теперь они были как один человек, связанные страстью, божественной и прекрасной, как солнечный свет, охвативший их. Время остановилось, они были одни, мужчина и женщина в раю, из которого нет возврата.

Равелла положила голову на плечо герцога. Он посмотрел на нее, на ее большие глаза, впервые загоревшиеся страстью, на приоткрытые губы, на румянец на щеках. Под его взглядом она опустила глаза и спрятала лицо, невнятно что-то бормоча.

— О, моя маленькая любовь, моя дорогая, — прошептал он. Затем с прежним высокомерием приподнял ее подбородок и повернул лицом к себе. — Я никогда не позволю тебе уйти, — властно сказал он, — теперь ты не убежишь от меня.

— Как будто я хочу, — прошептала Равелла, ее губы вновь приглашали его, и все было забыто, кроме их желания быть вместе.