Невинная наследница

Глава 9

Не было никаких сомнений, что Равелла пользовалась большим успехом. Герцог, рассматривая кипу визитных карточек, оставленных у дверей, и бесчисленное количество приглашений на балы, рауты, маскарады, собрания, заметил с обычным цинизмом:

— Состояние Роксхэма покрывает множество моих грехов.

— Им нравится Равелла, — миролюбиво возразила леди Гарриэт.

Герцог улыбнулся и взял одно из приглашений, приготовленных леди Гарриэт для ответа.

— «Леди Эвил принимает», — прочитал он вслух. — Если память мне не изменяет, Гарриэт, поместье Эвил заложено до последнего гвоздя и у них два сына в возрасте для женитьбы.

Леди Гарриэт протянула руку и взяла у него карточку.

— Умоляю, не будь таким ужасным, Себастьян. Я хочу верить всему хорошему, что люди говорят о Равелле, и не хочу искать скрытые мотивы для их гостеприимства.

— Верь во что хочешь, дорогая сестра, но уверяю тебя, что, если завтра Равелла останется без гроша, колокольчик у дверей не зазвонит и очень мало людей поинтересуется, хорошенькая ли она или некрасивая, как ее счет в банке.

Некоторое время леди Гарриэт не отвечала, и, когда герцог, удивленный ее молчанием, повернулся к ней, он увидел, что ее глаза задержались на нем с очень странным выражением.

— О чем ты думаешь? — спросил он, удивленный настолько, что даже утратил обычное равнодушие.

— Я думаю о тебе, — ответила леди Гарриэт низким, приятным голосом. — Я думаю, Себастьян, как ты должен был страдать, чтобы дойти до такой ненависти к людям.

Герцог вытащил табакерку.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, Гарриэт.

— Думаю, ты понимаешь, но не принимаешь этого. Я тоже страдала, страдала ужасно, но я еще верю, что в жизни много прекрасного. Я еще верю, что люди хорошие, хотя они часто бывают слабыми и жадными, иногда даже злыми, в глубине души у них есть и доброта, и великодушие.

Герцог убрал табакерку.

— Надеюсь, Гарриэт, — сказал он, и на этот раз в его голосе не было насмешки, — что твой рай для дураков будет вечнозеленым.

— У меня и сейчас рай благодаря тебе, — ответила она.

Герцог нетерпеливо отвернулся:

— Я говорил тебе раньше, Гарриэт, я не люблю, когда меня благодарят. Тебе не за что меня благодарить. Мне нужна твоя помощь, и мои требования к тебе совершенно эгоистичны.

— Что бы ты ни говорил, Себастьян, я все равно благодарна тебе. Если бы ты знал, как счастлива я здесь и как я люблю Равеллу.

— А она тоже счастлива?

— До экстаза — когда ты с нами.

Выражение лица герцога, казалось, затвердело.

— Пока она не встанет на ноги, — резко бросил он, — она не может требовать, чтобы мы выплясывали вокруг нее.

Леди Гарриэт улыбнулась:

— Тогда я лучше останусь дома. Ты хорошо знаешь, что Равеллу ничто не радует в твое отсутствие.

— Это просто глупая прихоть, — сердито отметил герцог.

— Не хочу досаждать тебе спорами, Себастьян, но это правда.

Герцог не ответил, а просто вышел из комнаты. Дверь закрылась за ним со звуком, подозрительно похожим на хлопок.

Леди Гарриэт вновь вздохнула. Положив лицо на руки, она смотрела из окна на голубей, порхавших среди деревьев на Беркли-сквер. Так и застала ее Равелла, через несколько минут вбежавшая в комнату с большой круглой шляпной коробкой в руках.

— Прибыли мои новые шляпки! — воскликнула она. — Я хочу сразу их примерить. О, леди Гарриэт, как вы думаете, они понравятся пекки?

— Думаю, да, — ответила леди Гарриэт, добавив, как бы проверяя: — Разве важно, понравится ли ему? Чтобы восхищаться тобой, есть множество других джентльменов.

Равелла поставила коробку и с удивлением посмотрела на леди Гарриэт:

— Важно? Конечно важно! Я хочу, чтобы он думал, что я хорошо выгляжу. Меня совсем не интересует, что думают другие. Сказать по правде, я даже не слушаю их глупые комплименты.

Леди Гарриэт встала. Лицо ее выражало тревогу.

— Равелла, — нежно сказала она, — я хочу спросить тебя кое о чем. Подумала ли ты серьезно об одном из предложений, которые получила?

Равелла презрительно рассмеялась:

— Конечно нет. Я стараюсь держать глупых молодых людей подальше от этой мысли. Когда они, брызгая слюной, настаивают на том, чтобы сделать предложение, я быстро говорю «нет» и убегаю искать пекки. С ним я всегда чувствую себя в безопасности, вы же знаете.

— Но, Равелла, когда-нибудь ты же захочешь выйти замуж? — с сомнением спросила леди Гарриэт.

— Нет, — быстро ответила Равелла. — Я не собираюсь замуж ни за кого. Ненавижу молодых людей. Я говорила об этом много раз, но ни вас, ни пекки это не интересует. Если молодые люди не пугают меня, они надоедают. Кроме того, они очень смешны со своей любовью и дендизмом.

Равелла внезапно остановилась и посмотрела в лицо леди Гарриэт.

— Чем вы так встревожены? — спросила она.

— Я беспокоюсь о тебе, — ответила леди Гарриэт. — Равелла, дорогое дитя, что с тобой будет? Ты же не можешь оставаться такой навсегда.

— Почему?

— Ну, одна из причин та, что, когда ты станешь старше, ты захочешь иметь свой дом, а во-вторых, Себастьян может жениться.

Леди Гарриэт отвернулась, чтобы не видеть потрясения на лице Равеллы.

— Жениться! — повторила она слабым голосом. — Он… думает об этом?

— Нет, — успокаивающе сказала леди Гарриэт, нервничая из-за того, что сказала. — Пока на это непохоже. Клянусь, об этом не было разговора, и у меня есть причины считать, что мой брат предпочитает остаться холостым, но всегда существует вероятность, что он отдаст свою свободу, и мне хотелось бы посмотреть, что ты решишься соединиться с каким-нибудь очаровательным молодым человеком, который станет тебе подходящим мужем.

Равелла не ответила. Опасаясь молчания Равеллы, леди Гарриэт постаралась сменить тему разговора:

— Примерь твои шляпки, Равелла. Мне не терпится посмотреть на тебя в них.

Равелла прошла по комнате и встала рядом с ней.

— Скажите мне, леди Гарриэт, вы любили когда-нибудь?

Леди Гарриэт удивилась вопросу, но честно ответила:

— Да, Равелла, когда я была примерно в твоем возрасте.

— И что вы чувствовали?

Леди Гарриэт улыбнулась и слегка взмахнула рукой:

— Это почти невозможно объяснить. Я не собиралась влюбляться, просто так получилось. Мы оба были очень молоды и с первого момента знали, что это безнадежно. Ни у кого из нас не было денег. Наши родители никогда бы не позволили нам жениться, нечего было даже спрашивать.

— Почему вы не убежали? — поинтересовалась Равелла.

— И жить воздухом? — задала встречный вопрос леди Гарриэт. — Я думаю, если бы он попросил, я бы ушла с ним, но он слишком любил меня, чтобы предложить такое. В конце концов, я вышла замуж за человека, которого мне выбрала мать. Я была очень несчастна, но никогда и не предполагала, что будет иначе.

— А другой человек? — с любопытством спросила Равелла. — Видели ли вы потом человека, которого любили?

— Нет. Возможно, лучше, что мы не встретились. Я молюсь, чтобы он был счастлив. У меня самые хорошие воспоминания о нем, и я не хочу их портить.

Глаза леди Гарриэт были очень нежными, пока она говорила, и Равелла, глядя на нее, внезапно сказала с болью в голосе:

— Я бы хотела так же любить кого-нибудь. И если полюблю, я заставлю его жениться на мне, как бы трудно это ни казалось.

Леди Гарриэт улыбнулась:

— Ты можешь получить любого, кого захочешь, дитя. У тебя есть деньги. Хотя я надеюсь, что у твоего будущего мужа они тоже будут, бедность не станет барьером на вашем пути к счастью.

Равелла подумала над этим и сказала:

— Вы еще не сказали мне, что вы чувствовали, когда влюбились.

— Разве можно описать это словами? Это чувство полного довольства, когда с тобой человек, который тебе нужен. И ничего больше не важно, ничто не имеет значения. Это понимание, что ты могла бы отдать жизнь, если бы эта жертва на миг спасла его от боли. Это радость, переполняющая тебя…

Она внезапно остановилась и быстро добавила:

— Когда-нибудь ты почувствуешь это сама, Равелла, и тогда будешь знать, что это любовь. Но, моя дорогая, постарайся полюбить джентльменов, которые ищут тебя. Не говори заранее, что ты боишься их или скучаешь с ними. Любовь может прийти к тебе медленно, а не вспыхнуть как пламя, как это было со мной.

— Вы были несчастливы замужем, — тихо сказала Равелла, — и все-таки хотите, чтобы я нашла мужа. Почему?

— Потому что надеюсь, что ты будешь счастливее, чем я. Многие выходят замуж за человека, которого любят, и очень счастливы. И нет никаких причин, почему бы тебе не найти нужного человека.

— Но предположим, он не женится на мне? — спросила Равелла.

— Мы не можем предполагать ничего подобного, — резко ответила леди Гарриэт. — Кроме того, мы не можем болтать весь день. Мне надо закончить со всеми этими приглашениями, а потом мы должны рано одеться, потому что обедаем в Ранела.

Равелла как-то безразлично взяла коробку.

— А нам обязательно быть на этом балу сегодня? — спросила она. — Так жарко. Я бы предпочла спокойно пообедать здесь с пекки.

Леди Гарриэт посмотрела на нее:

— Возможно, он не захочет обедать с нами. Себастьяну легко надоесть.

— Да, я знаю, — быстро сказала Равелла. — Вы правы, леди Гарриэт, в Ранела будет более интересно. Я пойду и посмотрю платье. Я еще не решила, что надеть.

Она вышла из комнаты, а леди Гарриэт, хотя и вернулась к забытой корреспонденции, никак не могла сосредоточиться. Между неразобранной кипой приглашений ей виделось подвижное нежное лицо Равеллы.

Что будет с ней? Леди Гарриэт думала об этом и понимала, что, если Равелла выйдет замуж, не останется причин и для ее пребывания в Мелкомбе. Однако она заставила себя думать не о собственных делах, а о счастье Равеллы.

Будучи последние недели компаньонкой Равеллы, она вынуждена была выслушивать замечания многих по поводу того, что девушка постоянно находится в обществе герцога и остается жить в Мелкомбе. Всем казалось, что это сделано специально, чтобы вызвать раздражение родственников герцога и озлобление нового лорда Роксхэма.

Леди Гарриэт выслушивала все, что ей считали нужным сказать, но сама воздерживалась от комментариев. Ей действительно было забавно видеть, сколько людей стремятся к дружбе, поскольку это позволяет быть представленными Равелле. Прелестная и неиспорченная Равелла была желанным призом и для честолюбивых юных джентльменов, и для их еще более честолюбивых мамаш.

Иногда леди Гарриэт чувствовала, что они живут на вулкане, завися от доброго настроения Себастьяна. Глубоко благодарная брату, она тем не менее не была настолько глупа, чтобы воображать, что все рассказы о нем не имели оснований. Она слышала достаточно о его равнодушии к чувствам других людей и знала, что, если ему захочется, он выгонит и Равеллу, и ее саму из дома без всяких объяснений.

Смущенная, но в то же время твердо решившаяся сделать все что сможет для Равеллы, она обдумывала ситуацию так, что это удивило бы и герцога, и Равеллу, если бы они узнали.

Но Равелла, поднимаясь в спальню, не думала о леди Гарриэт. Лиззи, горничная, прислуживавшая ей с первого дня в Мелкомбе, положила на ее кровать три платья. Равелла смотрела на них, обдумывая, какое из них больше пойдет ей и какое бы предпочел герцог. Наконец выбрала бледно-голубое платье, отделанное букетиками крошечных роз и мягкими голубыми лентами, привезенное ей из Парижа.

Это было прелестное платье, и Равелла, вне сомнений, была красавицей на балу, последовавшем за большим официальным обедом, который давала графиня Шеврое в Ранела. Только одно испортило этот вечер для Равеллы: она увидела среди танцующих графа Жана де Фобера. Танцуя, он улыбался, и его улыбка вызвала тот же инстинктивный страх, который она испытала в Уайт-Хаус.

Вечер был теплым, но Равелла вдруг задрожала. Потом быстро, испугавшись, что граф увидит ее, она сказала партнеру:

— Мне хотелось бы отдохнуть. В зале очень душно.

— Конечно, мисс Шейн.

Он предложил ей руку и повел в сад. Сад был украшен крошечными фонариками, удобные стулья были расставлены в уютных местах для тех, кто хотел поговорить более интимно, чем это возможно в переполненном зале.

Кавалер подвел Равеллу к стулу, стоящему спинкой к густому, цветущему кустарнику. Когда она устроилась, он спросил, не хочет ли она ледяного пунша или лимонада. Равелла согласилась на стакан лимонада больше для того, чтобы отделаться от него, чем от жажды.

Она видела, что леди Гарриэт танцует и выглядит очень хорошенькой в своем розовом платье из сатина с венком роз, украшающим каштановые волосы.

Равелла больше не видела графа де Фобера, но ужасно было знать, что он здесь. Она чувствовала, что он преследует ее. Он оставил свою карточку в Мелкомбе, но, к счастью, ее и леди Гарриэт не было дома. Когда он заехал в другой раз, они отдыхали перед обедом и дворецкий сказал, что их нельзя беспокоить.

Герцог никогда не упоминал, что она искала его в Уайт-Хаус, но Равелла понимала, что совершила ужасную оплошность. Ее приводило в недоумение даже воспоминание об этом, о странном владельце мистере Хопере, о дерзости графа. В то же время она была достаточно честной, чтобы признать, что сама виновата во всем.

Опекун рассердился, и, пожалуй, его гнев больше, чем что-либо еще, заставил ее решить избегать графа по мере возможности. Равелла подумала, может ли она уехать с бала. Сказать герцогу правду и попросить его забрать ее отсюда или сообщить, что плохо себя чувствует, и уговорить леди Гарриэт увезти ее домой?

Она раздумывала об этом, когда услышала голоса за кустами.

— Что вы думаете о ней? — спросила женщина.

— Очень хорошенькая. Нет даже необходимости в ее богатстве.

Отвечал мужчина средних лет тихим и ленивым голосом.

— Допускаю, что она хорошенькая, — неохотно согласилась женщина. — Но что меня на самом деле интересует, так это то, что думает о ней герцог. Она не его типа, хотя конечно ничего нельзя знать о Себастьяне.

— У него есть определенный тип? — спросил мужчина. — Вспомните о Софи, Георгине, Кларе и, конечно, бедной Эмили.

— Не пытайтесь перечислять их всех! Я думаю, что в этом случае Себастьян заинтересован в том, чтобы раздражать Алистера. Девушка слишком молода для него и невероятно проста.

— На самом деле я могу вас успокоить, — лениво протянул мужчина. — Герцог интересуется не маленькой мисс Шейн, а кем-то другим.

— Да? И кто же на этот раз? Я знаю ее?

— Нет, моя дорогая. Она определенно не вашего круга, но вы видели и слышали ее.

— Люд, я умираю от любопытства. Скажите скорее имя этой новой очаровательницы.

— «Очаровательница» — как раз подходящее слово, и она определенно очаровала неприступного герцога. Мне сказали, что он сходит с ума из-за нее. Говорят, он подарил ей рубин величиной с голубиное яйцо и карету с четверкой коней.

— Неправда, этого не может быть! — закричала женщина. — Но кто она?

— Сеньорита Делита. Теперь вы знаете, о ком я говорю?

— Но… это новая певичка в Воксхолле?

— Она самая!

— Все говорят о ней. Генри сказал, что она гитана.

— Во имя неба, что значит «гитана»?

— Испанская цыганка. Помните, Генри был в Испании со специальным заданием министерства иностранных дел? Он говорит, что не мог ошибиться в том, что она цыганка, несмотря на то что она объявляет себя испанской аристократкой. Никто не верит в ту чепуху, которую печатают о подобных женщинах, но я удивился, узнав, что она вскружила голову Себастьяну. Обычно он брезглив.

— По вашим словам ясно, что вы не видели Делиту.

— Не видела. Мы уже несколько месяцев не были в Воксхолле.

— Когда увидите, поймете и про рубин, и про коней. Она очень утонченная, а голос у нее как у соловья.

— Вы заставляете меня сгорать от любопытства. Я устраиваю вечер в следующую субботу. Приходите, посмотрим, так ли безупречен выбор Себастьяна, как вы утверждаете.

— Приду с удовольствием. Благодарю за приглашение.

— А, вот и Люси. Я должна пойти посмотреть, есть ли у крошки партнер на следующий танец.

Голоса удалились. Равелла сидела неподвижно. Только когда ее кавалер вернулся с извинениями, что так долго ходил за стаканом лимонада, она поняла, что ее ногти впились в ладони.

Она поблагодарила его и, поднявшись, сказала, что устала от жары и хочет найти леди Гарриэт.

— О господи, вы побледнели! — воскликнул кавалер и последовал за ней в дом, несмотря на ее протесты.

Равелла нашла леди Гарриэт, и та немедленно согласилась ехать домой. Герцога вызвали из комнаты для карт, и они поехали. Равелла тихо сидела в углу кареты.

Когда они доехали до Мелкомба, герцог помог леди Гарриэт и Равелле выйти из кареты и пожелал им доброй ночи. Равелла посмотрела на него потемневшими глазами:

— Вы куда-то поедете, пекки?

— Еще рано, Равелла, — ответил он. — Спите спокойно. Доброй ночи, Гарриэт.

Они вошли в холл, и Равелла обернулась, чтобы посмотреть, как герцог входит в карету. Дверь за ним закрылась. Она хотела подслушать, куда он едет, но кучер стегнул лошадей, и лакей вскочил на запятки.

Дверь дома закрылась, и Равелла вдруг почувствовала себя заключенной в мраморном великолепии Мелкомба.

Очень медленно она поднималась в свою комнату.

— Если к утру тебе не станет лучше, мы пошлем за доктором, — сказала леди Гарриэт.

Оставшись после ухода горничной одна в своей постели на серебряных лебедях, Равелла поняла, что никакой врач не сможет вылечить ее боль.

На следующее утро Равелла встала рано. Под глазами ее были круги от бессонницы, но в остальном она была обычной, хотя, переходя из будуара, который служил им с леди Гарриэт гостиной, в библиотеку и обратно, не знала, чем заняться.

Она ждала герцога, но он задерживался в это утро и не выходил из своей комнаты до полудня. Когда же он вышел, то сообщил, что собирается посмотреть матч, который будет проходить за городом. Это будет бой, на который он поставил значительную сумму в Уайт-клубе накануне.

— Вы были в Уайт-Хаус прошлой ночью? — спросила Равелла таким веселым голосом и с таким блеском в глазах, что он удивленно посмотрел на нее.

— Да, — ответил герцог. — К сожалению, мне не везло в карты, и я надеюсь возместить убытки, если мой борец победит сегодня.

— Надеюсь, он победит, — сказала Равелла.

Леди Гарриэт хотелось знать, почему это так заинтересовало Равеллу, но она ничего не сказала, радуясь, что нездоровье Равеллы прошло.

— Мы будем обедать вместе? — тоскливо спросила Равелла, когда герцог уже надевал перчатки.

— Думаю, нет, — ответил он. — Я приглашен. А вы и Гарриэт обедаете дома?

— Мы отдохнем, — ответила леди Гарриэт. — Даже приглашение в Чарлтон-Хаус не соблазнит меня отказаться от мысли лечь пораньше. Равелла должна отдохнуть. Вчера было слишком жарко, да и сегодня не стало прохладней.

— Я хорошо себя чувствую, — певуче произнесла Равелла.

— Все равно ляжешь пораньше, — сказала леди Гарриэт с насмешливой суровостью. — Счастливо, Себастьян.

— Благодарю, Гарриэт.

Герцог повернулся к дверям. Фаэтон, запряженный тройкой лошадей, уже ждал его. Равелла наблюдала за отъездом. Он напоминал ей Аполлона, едущего в своей солнечной колеснице по небу. Но даже Аполлон не был так красив.

Она легонько вздохнула, возвращаясь в дом, но свет солнца показался ей ярче, потому что герцог был в Уайт-Хаус накануне.

Его светлость прекрасно провел день, наблюдая, как Джо Хокинс превратил Вила Гиббса в кровавое месиво. Затем он получил несколько расписок от своих друзей на значительные суммы и отправился в Лондон в отличном настроении. Он принял ванну, переоделся и поехал обедать с лордом Ватфордом, два дня назад вернувшимся из Парижа.

Лорд Ватфорд привез с собой разные вина и хотел знать мнение герцога о них. Джентльмены провели приятный вечер, пробуя вино бутылка за бутылкой и в то же время отведывая блюда, приготовленные французским поваром лорда Ватфорда. По благосклонно высказанному мнению его светлости, соусы, приготовленные поваром, превосходили все, что он пробовал раньше.

Было совсем рано, когда лорд Ватфорд сказал герцогу, что он обещал заехать в Оперу за одной из танцовщиц, когда спектакль окончится.

— Поедешь со мной? — спросил он.

Герцог покачал головой:

— Не сегодня. Я недавно обедал с множеством «юбок» и начинаю верить, что «немного и редко» подходящее слово в отношении балета.

Лорд Ватфорд серьезно посмотрел на него:

— Проклятие, Себастьян! Ты стареешь. Если ты станешь напыщенным, какого черта будет с нами? Мы все должны будем придерживаться прямого и узкого пути.

— Можешь этого не опасаться, — ответил герцог, — но иногда мне нужна перемена, что-то пикантное вроде того, что твой повар положил в устричный соус. Танцовщицы становятся слишком обычными.

— Ты пугаешь меня, — встревожился лорд Ватфорд. — Это не похоже на тебя, Себастьян. Если ты не будешь осторожен, то скоро пойдешь к алтарю с какой-нибудь добронравной девицей, семья которой навяжется тебе, когда ты этого меньше всего будешь ожидать.

— Не беспокойся на этот счет. Ни одна добронравная девица не возьмет меня, даже если я настолько сойду с ума, чтобы предложить ей замужество.

— Не будь слишком уверен, — предостерег лорд Ватфорд. — Герцог есть герцог, даже если он скверный. Кроме того, ты дьявольски богат, Себастьян. Ладно, если ты не хочешь ехать со мной, я должен отправляться, иначе Мелисса захочет узнать, что со мной стряслось.

Когда герцог подошел к своему дому, он услышал бой часов отдаленной церкви и удивился, что пришел так рано. На него было непохоже не рисковать, когда счастье, как показала игра накануне, отвернулось от него. Он колебался, думая, пойти ли к Бруку или заглянуть в клуб, где, он знал, найдет компанию друзей, готовых играть в вист или экарте.

Однако он поднялся по ступеням Мелкомба, и дверь немедленно открылась перед ним. Два лакея приняли его шляпу и трость, а Неттлфолд, поклонившись его светлости, быстро взглянул на дверь, словно ожидал увидеть карету.

— Принесите вина в библиотеку, — приказал герцог.

— Да, ваша светлость, — сказал дворецкий и нервно добавил: — Мисс Шейн вернется позже?

Герцог, уже направившийся в библиотеку, остановился.

— Мисс Шейн? Она уехала?

— Я думал, юная леди должна встретиться с вами.

— Почему вы так думали? Когда она уехала? Леди Гарриэт с ней?

— Нет, ваша светлость… Около девяти часов, ваша светлость…

— Куда уехала мисс Шейн? — резко спросил герцог.

— В Воксхолл, ваша светлость.

Герцог, казалось, онемел.

— Да, ваша светлость. Мисс Шейн просила заложить экипаж. Я выполнил, предполагая, что юная леди где-то должна встретиться с вами. Она сказала кучеру ехать в Воксхолл. Это все, что я знаю, ваша светлость.

— Она поехала одна?

— Да, ваша светлость.

Минуту герцог стоял неподвижно.

— Прикажите немедленно подать мою коляску и попросите горничную мисс Шейн прийти ко мне.

— Хорошо, ваша светлость.

Дворецкий и лакей быстро ушли. Герцог медленно пошел в библиотеку, налил вина и стоял, глядя на огонь камина, пока движение у двери не заставило его повернуть голову. Там стояла Лиззи, веселая и здоровая деревенская девушка, напуганная приказом явиться к герцогу.

— Насколько я понял, мисс Шейн уехала в девять часов, — сказал герцог.

— Да, ваша светлость.

Лиззи нервно присела в реверансе.

— Она сказала, куда отправится?

— Нет, ваша светлость. Мисс Шейн пошла спать одновременно с их милостью. Это было до девяти часов, ваша светлость. Когда она сняла платье, она попросила подать ей другое, более элегантное, ваша светлость, и шубку, отороченную лебедиными перьями. Я помогла ей одеться, и она сказала: «Дай мой кошелек, Лиззи, и никому не говори, что я уехала». Она спустилась вниз. Это все, что я знаю, ваша светлость.

— Понимаю. Мисс Шейн не казалась взволнованной?

— Она казалась веселее, ваша светлость.

— Веселее, чем когда?

— Веселее, чем в прошлый вечер, ваша светлость. Я думаю… может быть, я ошибаюсь, ваша светлость, что-то расстроило ее на балу. Она не спала, ваша светлость, и я застала ее сидящей у окна, когда пришла утром, и она не ложилась в постель.

— Благодарю, это все, — сказал герцог.

Лиззи, присев, покинула комнату, а чуть позже Неттлфолд объявил, что коляска готова.

Герцог, приказав кучеру ехать побыстрей, отправился в путь. Каждый, кто видел его во время этой поездки, мог думать, что он спит, потому что глаза его были закрыты. Но более проницательный взгляд отметил бы сжатые губы и напряженный подбородок.

Дорога к Воксхоллу неровная, но лошади герцога бежали быстро, и на лице кучера было удовлетворение, когда они подъезжали к воротам. После темной дороги сады Воксхолла, освещенные тридцатью семью тысячами ламп, казались ослепительными. Герцог быстро прошел к ротонде и, избегая лож, где люди закусывали или слушали оркестр, прошел к уборным, которые недавно были перестроены за сценой.

Несколько лакеев поклонились герцогу, но он прошел, не говоря ни слова, к двери, на которой было написано «Сеньорита Делита». Герцог постучал, и пожилая женщина с седыми волосами и в запачканном сатиновом платье с целой коллекцией брошей и цепей почти сразу открыла ему дверь. При виде герцога ее рот скривился в неприятной улыбке.

— Добрый вечер, ваша светлость. Приятно видеть вашу светлость. Сеньорита очень ждала вас сегодня. Входите, ваша светлость, — говорила она, коверкая слова.

Герцог вошел в комнату, не обращая на нее внимания. Маленькая уборная была наполнена сильным запахом цветов, французских духов, кремов, так что трудно было дышать. Единственное окно закрывали тяжелые алые занавеси с блестками. Огромная софа, занимавшая почти полкомнаты, была покрыта шкурой леопарда, другая шкура лежала на полу вместо ковра. На стенах были прикреплены карикатуры, программки, подковы, ленты и всевозможные причуды. Букеты, подарки и разные предметы вроде кувшинов, коробочек, бутылочек разных размеров и форм стояли на столе перед большим зеркалом, за которым сидела сеньорита Делита.

Когда герцог вошел, она вскочила с криком радости и триумфа, протянула к нему обе руки, дюжина золотых браслетов зазвенела. Алые губки раскрылись, обнажая белые зубки.

Она была маленькой и гибкой, с грацией неукрощенного зверя, с золотистой кожей и огромными пылающими глазами испанки.

Возможно, самым необычным в ней, несмотря на миниатюрное тело, был сильный голос богатого диапазона. Но не голос привлекал поклонников, а примитивная животная зрелость, исходящая от нее и делающая ее красоту выдающейся. Она обладала необычайной привлекательностью, соблазном столь же древним, как человечество. Это была Лилит в садах Эдема, соблазняющая первого человека, созданного Богом.

Сеньорита взяла руку герцога и поднесла ее к щекам ласковым жестом.

— Сеньор, я думала, вы забыли меня, — произнесла она с бесконечно привлекательным акцентом.

— Была ли здесь моя подопечная? — спросил герцог.

Его вопрос, первые слова, с которыми он обратился к ней, казалось, смутили ее. Она взглянула на старую камеристку, как бы обращаясь за помощью. Но прежде чем она заговорила, герцог сказал:

— Я вижу, что она была здесь. Куда она ушла?

Сеньорита пожала плечами:

— Я не знаю, о ком вы говорите. О, сеньор, вы пришли, а я так долго ждала вас. Давайте посидим вместе, вы и я.

Она соблазнительно придвинулась к нему, но герцог спокойно сказал:

— Моя подопечная мисс Шейн была здесь. Как давно и куда она ушла?

Сеньорита пожала плечами и капризно топнула ножкой.

— Молодая девушка! — с презрением воскликнула она. — Что я знаю о ней? Она пришла и была неприятна мне, знаменитой сеньорите Делите. Я ничего ей не сказала, и она ушла. Это все. Почему мы должны беспокоиться о таких пустяках, сеньор?

— Вы не знаете, куда она пошла?

— А зачем? Она ушла поспешно.

Казалось, герцог стал еще выше и заполнил всю комнату.

— Что вы сказали ей? — спросил он голосом, напомнившим удар хлыста.

— Ничего, — хмуро пробормотала она. — Почему эта девушка пришла сюда задавать мне вопросы? Она влюблена в вас, сеньор, но вы мой, мой, мой… Я ей так и сказала.

Герцог посмотрел на нее холодными, стальными глазами:

— Вы ошибаетесь.

Герцог вытащил кошелек из кармана и бросил его на стол между кувшинчиков и бутылочек. Он упал с резким стуком, герцог повернулся уходить, а сеньорита завизжала:

— О сеньор, вы уходите? Нет, нет, это невозможно! Вы не можете покинуть меня! Я люблю вас, вы мой!

Она бросилась за ним, протягивая руки, стараясь всем телом прижаться к нему. Но герцог отодвинул ее, как если бы она была ребенком.