Невинное развлечение

Глава 15

На следующее утро Оливия чувствовала себя гораздо лучше. Удивительно, как спокойный сон может восстановить настроение, даже если не сделаешь каких-либо сногсшибательных выводов.

Она вспомнила, что накануне вечером ей очень хотелось заплакать.

Но она не заплакала.

Почему?

Она вздохнула. Ответа у нее не было.

Так что она решила не думать об этом, по крайней мере до тех пор, пока не позавтракает. Она заметила, что на сытый желудок она всегда более рассудительна.

Она почти завершила свой утренний туалет и старалась сидеть спокойно, пока горничная закалывала шпильками ее прическу, когда раздался стук в дверь.

— Входите! — крикнула Оливия и спросила горничную: — Ты приказала принести шоколад?

Салли покачала головой, и они обе в недоумении посмотрели на дверь. Вошла служанка и объявила, что сэр Гарри ждет леди Оливию в гостиной.

— Так рано утром?

Было уже почти десять часов — стало быть, не рассвет, — но все же для визита джентльмена время было чересчур ранним.

— Сказать Хантли, что вы не можете его принять?

— Нет. — Гарри не пришел бы так рано, если бы на то не было серьезной причины. — Передай сэру Гарри, что я скоро спущусь.

— Но вы еще не завтракали, миледи, — напомнила Салли.

— Я уверена, что не слишком похудею, если один раз не позавтракаю. — Оливия посмотрела на себя в зеркало. Салли трудилась над какой-то замысловатой прической, требовавшей не менее дюжины шпилек. — Может, сегодня ты сделаешь что-нибудь попроще?

— Я уже почти закончила, — разочарованно протянула Салли.

Но Оливия уже вынимала шпильки.

— Сделай простой пучок.

Салли вздохнула и принялась разрушать свое творение.

Через десять минут Оливия уже спускалась вниз, пытаясь не замечать, что от спешки одна прядь уже выбилась из прически и ей пришлось сунуть ее за ухо.

Сэр Гарри сидел в дальнем углу гостиной за небольшим письменным столом у окна.

Ей показалось, что он… работает?

— Сэр Гарри, — смущенно сказала она. — Еще так рано.

— Я пришел к определенному выводу, — сказал он, вставая.

Она смотрела на него, не понимая. Его заявление прозвучало так… недвусмысленно.

— Я не могу позволить вам оставаться наедине с князем.

Он уже вчера это говорил, но что он может сделать?

— Решение может быть лишь одно — я стану вашим телохранителем.

Она была поражена.

— У него есть Владимир. У вас есть я.

Она все еще не могла вымолвить ни слова.

— Я сегодня останусь здесь с вами, — пояснил он.

Она наконец обрела дар речи:

— В моей гостиной?

— Вы не должны считать, что обязаны меня развлекать, — сказал он, показав на разложенные на письменном столе бумаги. — Я принес с собой свою работу.

Боже мой, он намерен здесь поселиться?

— Вы принесли свою работу?

— Мне очень жаль, но я не могу терять весь день.

— О! — только и могла произнести она. А что еще можно было на это ответить? Он ободряюще ей улыбнулся.

— Почему бы вам не взять книжку и не присоединиться ко мне? — спросил он, указывая на диван. — Ах да. Я забыл. Вы не любите книги. Газета тоже годится. Садитесь.

Ей снова потребовалось несколько секунд, прежде чем ответить:

— Вы приглашаете присоединиться к вам в моей гостиной?

Он посмотрел ей прямо в лицо:

— Я предпочел бы свою гостиную, но думаю, что это было бы неприемлемо.

Она кивнула. Не потому, что с ним согласилась. Хотя он, вероятно, именно так и подумал.

— Значит, мы пришли к согласию.

— Что?

— Вы кивнули.

Она перестала кивать.

— Вы не возражаете, если я сяду? — спросил он.

— Сядете?

— Мне надо продолжить свою работу, — пояснил он.

— Работу, — отозвалась она эхом.

Он удивленно поднял брови, и только тогда до нее дошло, что именно имеет он в виду — он не может сесть, пока она стоит.

Она собиралась сказать: «Пожалуйста, будьте как дома», — потому что в нее в течение двадцати лет вбивали правила светского этикета. Но благоразумие и, возможно, чувство самосохранения взяли верх, и она сказала:

— Вам совершенно незачем оставаться здесь весь день.

Он сжал губы, и тонкие лучики морщинок залегли от уголков рта. Во взгляде темных глаз появилась решительность.

Он не спрашивал ее разрешения. Он говорил ей, что делать.

Это должно было бы привести ее в бешенство. Это было именно то, что она ненавидела в мужчинах. А она стояла, и все, что она чувствовала, было… беспокойство, какое-то внутреннее возбуждение. Ей хотелось встать на цыпочки, а тело вдруг стало таким легким, почти невесомым, будто было готово оторваться от пола и взлететь.

Она взялась за спинку стула, чтобы придать себе устойчивости. Наверное, надо было позавтракать.

Хотя это не объясняло того странного ощущения, которое появилось у нее где-то… внизу живота.

Она смотрела на него. Он что-то говорил, но она его не слушала. И не слышала ничего, кроме тонкого внутреннего голоса, шептавшего ей: «Смотри на его рот, на эти губы, на…»

— Оливия? Оливия?

— Простите.

Она крепко сжала ноги, решив, что мышечные движения помогут ей выйти из транса.

Он склонил набок голову. Он выглядел… обеспокоенным? Удивленным? Трудно было сказать.

Надо взять себя в руки. Сейчас же. Она откашлялась.

— Вы сказали?..

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Вполне, — твердо ответила она. Ей понравился собственный тон — оживленный и вместе с тем деловой, с четкой дикцией.

Он продолжал смотреть на нее, но выражение его лица было непроницаемым. А может быть, ей просто не хотелось его понять. Потому что в противном случае ей может показаться, что он смотрит на нее так, словно ждет, что она вдруг залает как собака.

Она натянуто улыбнулась и повторила свой вопрос:

— Вы сказали?..

— Я сказал, что, к сожалению, но я не могу позволить вам оставаться наедине с этим человеком. И не говорите, что при этом будет присутствовать Владимир, потому что он не в счет.

Она вспомнила свой неприятный разговор с князем.

— Я бы так не сказала.

— Хорошо. Стало быть, мы пришли к соглашению?..

— Ну да. О том, чтобы не оставаться наедине с князем Алексеем, но…

Она снова откашлялась, надеясь, что это поможет ей вернуть равновесие. С этим человеком надо быть начеку. Он поразительно умен и будет ходить вокруг нее кругами, если она не будет держать ухо востро. Она никак не могла как следует откашляться.

— Дать вам что-нибудь попить? — спросил он участливо.

— Нет. Спасибо. Что я пыталась вам сказать… вы же понимаете, что я здесь не одна. У меня есть родители.

— Да. — Ее аргумент, похоже, не произвел на него особого впечатления. — Я это понимаю. Правда, я никогда их не видел. Во всяком случае, здесь.

Она нахмурилась, взглянув через плечо в коридор.

— Я думаю, что моя мать все еще спит.

— Вот об этом я и говорю.

— Я благодарна вам за заботу, — сказала она, — но должна заметить, что ни князь, ни кто-либо другой вряд ли нанес бы визит так рано утром.

— Согласен, но я не намерен рисковать. Хотя… — Он на мгновение задумался. — Если ваш брат согласится спуститься к нам и поклянется, что не выпустит вас из виду до конца дня, я с удовольствием ретируюсь.

— Это предполагает, что я хочу, чтобы он был у меня на виду до конца дня.

— Значит, придется остаться мне.

Она посмотрела на него.

Он посмотрел на нее.

Она шевельнула губами, чтобы что-то сказать.

Он улыбнулся.

— Ну что ж… — сказала она. — Я думаю, вреда не будет.

— Вы даже не заметите, что я здесь, — уверил он ее.

В этом она сильно сомневалась.

— Это только потому, что у меня нет других планов на утро, — сообщила она ему.

— Понимаю.

Он сразу же вернулся за письменный стол и стал внимательно читать бумаги, которые принес с собой. Неужели это были те самые документы, над которыми он так усердно работал, когда она шпионила за ним?

Она подошла поближе, схватив со стола какую-то книгу. Ей надо было как-то занять руки, иметь какое-то подспорье, если он заметит, что она внимательно за ним наблюдает.

— Значит, вы все-таки решили прочесть «Мисс Баттеруорт»? — спросил он, не поднимая головы.

Как он узнал, что она взяла книгу? Как он понял, что она за ним наблюдает? Он же не отрывал глаз от своих бумаг.

Неужели это действительно была «Мисс Баттеруорт»? Она взглянула на книгу с отвращением. Она взяла книгу наугад, а оказалось…

— Я стараюсь быть непредвзятой, — ответила она, садясь на диван.

— Благородное желание, — сказал он, опять не поднимая головы.:

Она открыла книгу и начала перелистывать ее, чтобы найти нужное место.

— Голуби… голуби, — бормотала она себе под нос.

— Что?

— Ищу место с голубями.

Она вздохнула и подняла голову.

Никакой реакции.

Она убедила себя, что вздох не был рассчитан на то, чтобы попытаться привлечь его внимание. Ей просто было необходимо выдохнуть, а если это получилось у нее слишком громко — так такая у нее привычка.

Она вздохнула еще раз. Безо всякого умысла.

Он продолжал работать.

Что это были за бумаги, с которыми работал сэр Гарри?

Ей вдруг пришла в голову невероятная мысль: что, если именно он и является автором «Мисс Баттеруорт», изданной под псевдонимом, а теперь пишет продолжение?

Оливия посмотрела на его склоненную над листами бумаги голову. А может, он ведет дневник, в котором содержатся все его секреты…

Как бы ей хотелось это знать!

Внезапно ее воображение сделало новый курбет: она подумала, что ей необходимо заказать модную шляпку.

И рассмеялась.

— Нашли что-то смешное? — спросил он, наконец оторвавшись от своих бумаг, и посмотрел на «Мисс Баттеруорт», которую она держала в руке.

— Не могу вам объяснить.

— Тогда… какая-то шутка на мой счет?

— Чуть-чуть.

Одна его бровь изогнулась.

— Ладно. Это все на ваш счет, но вы это заслужили, — сказала она.

Она улыбнулась, ожидая, что он скажет, но он молчал.

Какое разочарование!

Она опять принялась за «Мисс Баттеруорт», и хотя бедная девушка только что сломала обе ноги во время ужасной катастрофы, происшедшей с экипажем, героиня совсем не вызывала сочувствия.

Она начала барабанить пальцами по раскрытым страницам. Стук становился все громче и громче, пока стало казаться, что эхо отскакивает от стен комнаты.

Гарри ничего не замечал.

Она громко вздохнула и стала читать дальше.

Она перевернула страницу.

Она прочитала страницу и перевернула ее. Она читала и переворачивала… читала и переворачивала…

— Вы уже дошли до четвертой главы.

Она подскочила на своем стуле, вздрогнув, когда голос Гарри раздался над самым ее ухом. Как это возможно, что она не слышала, как он встал?

— Книга, должно быть, не такая уж и плохая.

Она пожала плечами:

— Сносная.

— Мисс Баттеруорт уже излечилась от чумы?

— О, это было давно. Совсем недавно она сломала обе ноги, ее ужалила оса, и ее чуть было не продали в рабство.

— И все это описано в четырех главах?

— В трех. Четвертую я только начала.

— Я закончил свою работу. Наконец-то.

— А какая это была работа?

— Ничего интересного. Пришел доклад от управляющего моим поместьем в Гемпшире об урожае зерновых.

По сравнению с тем, что она себе напридумывала, это разочаровывало.

Он сел на другой конец дивана и скрестил ноги в щиколотках. Это была весьма неформальная поза, говорившая о том, что он чувствует себя комфортно, и о чем-то еще — от чего у нее слегка закружилась голова. Она попыталась представить себе другого мужчину, который сидел бы рядом с ней в такой расслабленной позе, но, кроме ее собственного брата, никто не приходил ей на ум.

А сэр Гарри Валентайн определенно не был ее братом.

— О чем это вы думаете? — спросил он. Она, должно быть, вздрогнула, потому что он добавил: — Вы покраснели.

— С чего вы взяли? Я не покраснела.

— Конечно, — тут же без колебания отреагировал он. — Просто здесь жарко.

На самом деле жарко не было.

— Я думала о своем брате. — В какой-то мере это было правдой, и это должно было прекратить его неуместные подозрения.

— Мне понравился ваш брат-близнец.

— Уинстон?

Боже праведный. С таким же успехом он мог бы сказать, что ему нравится качаться на лианах вместе с мартышками.

— Любой, кто способен действовать вам на нервы, заслуживает моего уважения.

Она сердито посмотрела на него:

— А вы, я полагаю, в отношениях со своей сестрой были воплощением доброты и терпеливости?

— Вот уж нет! — ничуть не стыдясь, признался он. — Я был просто зверем. Но… — Он наклонился к ней, и его глаза блеснули озорством. — Я всегда действовал исподтишка.

— Да ладно. — У Оливии было достаточно опыта в общении с родственниками мужского пола, чтобы понимать, что он не имеет ни малейшего представления о том, что говорит. — Если вы пытаетесь утверждать, что ваша сестра не догадывалась о ваших проделках…

— Да нет, она определенно обо всем догадывалась. А вот моя бабушка — нет.

— Ваша бабушка?

— Она жила с нами с тех пор, как я родился. Она была мне гораздо ближе, чем мои родители.

Оливия почувствовала, что все время кивает.

— Она, должно быть, была чудесной.

— У нее было много разных качеств, но чудесной она никогда не была.

— Что вы имеете в виду?

— Она была… — он махнул рукой, подбирая слово, — суровой. И должен сказать, что она никогда не изменяла своим убеждениям.

— Как, вероятно, и вы.

Оливия улыбнулась, почувствовав замечательное, почти кровное родство душ с этой бабушкой.

— Я бы ей понравилась?

Вопрос явно застал его врасплох. Он задумался, а когда опомнился, сказал:

— Не думаю.

Настала очередь Оливии удивиться.

— Вы хотели бы, чтобы я сказал вам неправду?

— Нет, но…

— Ее все выводило из терпения. Она уволила шестерых моих учителей.

— Шестерых?

Он кивнул.

— Господи, — выдохнула Оливия. — Мне бы она понравилась. — Мне удалось избавиться только от пятерых гувернанток.

— Разве не странно, что я не нахожу это удивительным? — улыбнулся он.

Она взглянула на него сердито. То есть она хотела выглядеть сердитой. Поэтому получилось что-то вроде усмешки.

— Почему я ничего не знаю о вашей бабушке?

— Вы не спрашивали.

А он что думал? Что ей больше делать нечего, как расспрашивать всех о его бабушке? Но потом ее вдруг осенило — а о нем самом что она знает?

Очень мало.

Это было странно, потому что она знала его. Она была в этом совершенно уверена. Но опять же… Она знает человека, но ей неизвестны факты его биографии.

— Какими были ваши родители? — спросила она вдруг.

Он посмотрел на нее с некоторым изумлением.

— Я не спрашивала о вашей бабушке, — сказала она в качестве объяснения. — Мне стыдно, что я об этом не подумала.

— Ничего. — Больше он ничего не сказал, но по выражению его лица она поняла, что он размышляет. Видимо, он не мог сразу решить, что ответить. Наконец он сказал: — Мой отец был очень болен. Он был алкоголиком.

«Мисс Баттеруорт», которую она все еще держала в руках, выскользнула и упала ей на колени.

— Он был довольно дружелюбным человеком, но странным образом это не делало его более приятным. — Гарри даже улыбался, словно все это была шутка.

Так ему было легче признаваться.

— Мне очень жаль, — тихо сказала она.

Гарри пожал плечами:

— Он никак не мог с этим справиться.

— Это очень трудно.

Он резко обернулся, услышав в ее голосе что-то похожее на смирение, а может быть, и… понимание.

Но разве она могла понять? Это было просто невозможно. Она выросла в порядочной и счастливой семье, ее брат женился на ее лучшей подруге, а ее родители о ней заботились.

— Мой брат, — сказала она, — тот, что женился на моей подруге Миранде, уже был однажды женат. Кажется, я вам об этом не говорила. Его первая жена была ужасно неприятной особой. А потом она умерла. Можно было подумать, что он был рад от нее избавиться, а он становился все более несчастным. — Помолчав, она добавила: — Он сильно пил.

Это не то же самое, хотел сказать Гарри. Брат — не отец, он не был человеком, который должен был любить ее и защищать. Это было не то же самое, потому что ей не приходилось убирать за братом его блевотину. Черт побери, это было не то же самое, не то же…

— Это не то же самое, — тихо сказала она. — Это было бы невозможно.

И от этих простых слов все внутри его, все те чувства, которые его обуревали, вдруг успокоились.

Она улыбнулась ему. Улыбка была еле заметной, но искренней.

— Все же я думаю, что я могу понять. Может быть, не все, но хоть немного.

Он почему-то взглянул на ее руки, лежавшие поверх книги у нее на коленях, а потом на диван, застеленный покрывалом в бледно-зеленую полоску. Оливия и Гарри сидели не совсем рядом — между ними уместился бы еще один человек. Но если бы Гарри протянул руку, и если бы Оливия протянула руку…

У него вдруг остановилось дыхание.

Потому что она протянула руку.