Невинное развлечение

Глава 7

Оказалось, что хуже.

— Какой князь?

— Князь Алексей Иванович Гомаровский, — повторил мистер Уинтроп, который часто был на связи между Гарри и военным министерством. Возможно, у мистера Уинтропа, кроме фамилии, было и имя, но его Гарри не сообщили. Он был просто мистером Уинтропом — среднего роста и средней упитанности человек, с темными волосами и незапоминающимся лицом.

— Нам он не нравится, — без всякого выражения в голосе сказал Уинтроп. — Он нас беспокоит.

— А чего, как нам кажется, мы можем ожидать от него?

— Пока не знаем, — ответил Уинтроп, будто не чувствуя сарказма в вопросе Гарри. — Но некоторые подробности его визита вызывают у нас подозрение. Причина — в его отце.

— Его отце?

— Иван Александрович Гомаровский. Ныне покойный. Он поддерживал Наполеона.

— И при этом князь все еще занимает видное положение в русском обществе? — Гарри показалось это невероятным. С тех пор как французы сожгли Москву, прошло девять лет, и франко-русские отношения были все еще натянутыми. Царь и его народ были не в восторге от вторжения французов. А у французов память длинная — они еще долгие годы будут помнить унижение и страдания, которые они испытали при отступлении из России.

— Предательские действия отца князя так и не были обнаружены, — пояснил Уинтроп. — Он умер в прошлом году естественной смертью, все еще считаясь преданным слугой царя.

— Откуда нам известно, что он был предателем?

— Мы располагаем кое-какой информацией, — махнув рукой, неопределенно ответил Уинтроп.

Гарри решил больше не задавать вопросов, потому что ему вряд ли скажут что-либо еще.

— Нас также удивило время, выбранное князем для визита. Трое известных людей, симпатизирующих Наполеону — двое из них являются подданными Британии, — прибыли вчера в Лондон.

— Вы позволяете предателям разгуливать на свободе?

— Иногда в наших интересах позволять оппозиции считать, что их не обнаружили. — Уинтроп подался вперед и положил руки на письменный стол. — Бонапарт болен. Возможно, он умирает. Он чахнет с каждым днем от истощения.

— Бонапарт? — усомнился Гарри.

Однажды он видел этого человека. Правда, издалека. Да, он был невысокого роста, но с внушительным животом. Трудно было представить его худым и истощенным.

— Нам стало известно… — Уинтроп начал перебирать бумаги на столе, пока не нашел нужный ему документ, — что его брюки пришлось ушить почти на пять дюймов.

Никто не может упрекнуть военное министерство в недостатке внимания к деталям, подумал Гарри.

— Он не сбежит с острова Святой Елены, но мы не должны терять бдительности. Всегда найдутся те, кто вступит в заговор от его имени. Князь Алексей может быть одним из них.

Гарри выдохнул в раздражении. Он хотел, чтобы Уинтроп понял, как ему не хочется оказаться замешанным в подобного рода деле. Ведь он переводчик. Ему нравятся слова. Бумага. Чернила. А русских князей он не любит, и ему претит притворяться следующие три недели.

— Что требуется от меня? — спросил он. — Вы же знаете, что я не занимаюсь шпионской деятельностью.

— А мы и не ждем от вас этого. Ваше знание русского языка несравненно для нас ценнее. Мы не намерены заставлять вас прятаться по темным углам и подвергаться опасности быть убитым.

— Трудно поверить, что вы испытываете трудности в вербовке шпионов, — пробормотал Гарри.

Уинтроп смотрел так, словно не заметил сарказма.

— Ваше знание русского языка в сочетании с вашим положением в обществе идеально подходят для того, чтобы вы просто приглядели за князем Алексеем.

— Я редко выхожу в свет, — напомнил Гарри.

— Да, но вы можете выходить чаще.

Слова Уинтропа повисли в воздухе, словно меч. Гарри прекрасно знал, что в военном министерстве, кроме него, есть еще один человек, знающий русский язык. Ему также было известно, что Джордж Фокс был сыном трактирщика, который женился на русской девушке, приехавшей в Англию как служанка дипломата. Фокс был хорошим человеком, умным и смелым, но он никогда не сможет войти в высшее общество и разговаривать с князем на равных. Честно говоря, Гарри не был уверен, сможет ли он сам.

Вот Себастьян, ввиду его возможного наследования графского титула и общительного характера, смог бы.

— Мы не станем просить вас предпринимать какие-либо действия, — сказал Уинтроп, — хотя… принимая во внимание ваши подвиги при Ватерлоо, мы уверены, что вы отлично справились бы.

— Я покончил с войной, — предупредил его Гарри. Так оно и было. Он провел семь лет на континенте, и этого было более чем достаточно. У него не было никакого желания снова брать в руки оружие.

— Мы это знаем. Именно поэтому все, о чем мы просим, — это присмотреться к князю. Прислушаться к его разговорам, когда это возможно. Докладывать нам о том, что вам покажется подозрительным.

— Подозрительным?

Неужели они думают, что князь начнет разбалтывать секреты на светском балу? В Лондоне очень мало людей, говорящих по-русски, но князь вряд ли настолько глуп, чтобы считать, что никто не поймет, о чем он говорит.

— Это задание поступило к нам от Фицуильяма, — тихо сказал Уинтроп.

Гарри внимательно посмотрел на Уинтропа. Фицуильям руководил военным министерством, конечно, неофициально. Официально он вроде бы и не существовал. Гарри не было известно его настоящее имя, и он не знал, как тот выглядит. Они встречались дважды, но его внешность была каждый раз настолько неуловимой, что Гарри не мог понять, было ли это его истинное лицо или это была маска.

Однако он знал: то, что приказывает Фицуильям, должно быть выполнено.

Уинтроп протянул Гарри папку:

— Прочтите это. Это наше досье на князя.

Гарри взял папку и собрался уходить, но Уинтроп остановил его:

— Это не должно покинуть пределы моего кабинета.

Гарри снова сел на место, раскрыл папку, достал из нее четыре страницы и начал читать.

Князь Алексей Иванович Гомаровский, сын Ивана Александровича Гомаровского, внук Александра Павловича Гомаровского, и т. д., и.т.д., холост, официально не обручен. В Лондон приехал с визитом к русскому послу, являющемуся его шестиюродным братом.

— Господи, как они все связаны, — пробормотал Гарри. — Может, он и мой какой-нибудь родственник.

— Прошу прощения?

Гарри бросил взгляд на Уинтропа.

— Извините, — сказал Гарри и стал читать дальше.

Путешествует в сопровождении восьми человек свиты, включая телохранителя. Любит водку («конечно же»), английский чай («каких, однако, широких взглядов») и оперу.

Может быть, все не так уж и плохо, подумал про себя Гарри. Он и сам любил оперу, хотя почему-то редко находил для нее время. А теперь это будет необходимостью. Вот и отлично.

Гарри перевернул страницу и увидел портрет князя, сделанный карандашом.

— Рисунок похож?

— Не очень, — признался Уинтроп.

«Почему он их так заинтересовал?» — думал Гарри, продолжая читать досье. Отец князя скончался в возрасте шестидесяти трех лет от сердечного приступа. Отравление не подозревалось. Мать князя была все еще жива, проводя время то в Санкт-Петербурге, то в Нижнем Новгороде.

Читая последнюю страницу досье, Гарри узнал, что князь был большим любителем женщин, отдавая предпочтение блондинкам. За те две недели, что он жил в Лондоне, он шесть раз посетил самый престижный бордель. Он также побывал на многих светских раутах, возможно, с намерением найти себе английскую жену. По слухам, его состояние в России в последнее время значительно уменьшилось, вследствие чего ему, возможно, понадобилась невеста с большим приданым. Он оказывал особое внимание дочери…

— О! Нет.

— Какая-нибудь проблема? — спросил Уинтроп.

Гарри поднял страницу, хотя Уинтроп вряд ли мог что-либо прочесть на таком расстоянии.

— Леди Оливия Бевелсток, — произнес он с удивлением.

— Да. — Больше Уинтроп ничего не сказал.

— Я с ней знаком.

— Мы знаем.

— Она мне не нравится.

— Огорчительно это слышать. — Уинтроп откашлялся. — Однако мы были рады узнать, что Радленд-Хаус находится как раз к северу от вашего дома, который вы недавно сняли.

Гарри стиснул зубы.

— Мы в этом не ошиблись, не так ли?

— Нет, — неохотно признался Гарри.

— Хорошо. Потому что нам важно, чтобы вы приглядывали и за ней.

Гарри не смог скрыть своего неудовольствия.

— Есть проблема?

— Разумеется, нет, сэр, — ответил Гарри, поскольку оба знали, что вопрос был чисто риторическим.

— Мы не подозреваем леди Оливию в сговоре с князем, но, учитывая его хорошо задокументированный талант обольщения, мы считаем, что она может не устоять перед его чарами.

— Вы задокументировали его талант обольщения, — произнес Гарри.

— У нас есть свои методы, — небрежно бросил Уинтроп.

У Гарри почти появилось желание сказать, что если князю удастся соблазнить леди Оливию, Британия от этого только выиграет, но что-то его остановило. Какое-то мимолетное воспоминание, что-то в ее глазах…

Каких бы у нее ни было грехов, такого она не заслуживает. Хотя…

— Мы рассчитываем на то, что вы сможете уберечь леди Оливию от опрометчивого поступка.

Она ведь шпионила за ним.

— Ее отец важная персона.

Она сказала, что ей нравится оружие. А что там сказала ее служанка насчет французского языка?

— Она хорошо известна в свете, и ее все любят. Если с ней что-нибудь случится, скандал будет грандиозный.

Но она не могла знать, что Гарри работает на военное министерство. Об этом никто не знает. Он просто профессиональный переводчик.

— Если случится непоправимое, вести расследование станет невозможным. — Уинтроп помолчал и спросил: — Вы понимаете, о чем я говорю?

Гарри кивнул. Он все еще не думал, что леди Оливия шпионка, но его любопытство было задето. Не будет ли он выглядеть дураком, если окажется, что он ошибался?

— Миледи.

Оливия оторвала взгляд от письма; которое она писала Миранде. Она не была совсем уверена, стоит ли ей писать о сэре Гарри. Но кому еще она могла об этом рассказать, хотя на бумаге это все выглядело бы как-то странно.

Более того — бессмысленно.

В дверях стоял дворецкий. На серебряном подносе лежала визитка.

— К вам гость, миледи.

Ее взгляд остановился на часах на каминной полке. Для визитеров немного рано, а ее мать еще не вернулась из магазинов, куда она поехала за шляпами.

— Кто это, Хантли?

— Сэр Гарри Валентайн, миледи. Мне кажется, он снимает дом к югу от нас.

Оливия положила перо. Сэр Гарри? Здесь? Зачем?

— Проводить его к вам?

Непонятно было, почему дворецкий спрашивает. Если сэр Гарри уже в холле, он практически может видеть, как Хантли с ней разговаривает. Притвориться, что ее нет, уже нельзя. Она кивнула, сложила письмо и сунула его в ящик стола. Потом поднялась, словно ей было необходимо встретить его стоя.

Спустя несколько мгновений он появился на пороге гостиной, одетый, как обычно, в одежду темных тонов. Под мышкой он держал небольшой пакет.

— Сэр Гарри, — сказала она, — какой сюрприз.

Он приветственно кивнул:

— Я стараюсь быть хорошим соседом.

Она тоже кивнула, осторожно наблюдая, как он входит.

Она не могла даже представить себе, зачем ему понадобилось нанести ей визит. Вчера в парке он отнесся к ней более чем нелюбезно, хотя, если быть честной, и она вела себя не лучше. Она не могла припомнить, когда так невежливо с кем-либо обошлась, но сейчас она испугалась, что он снова попытается ее провоцировать, причем по поводу чего-либо гораздо более опасного, чем бальный танец.

— Надеюсь, я не помешал?

— Нет, что вы. Я просто писала письмо своей сестре.

— Я не знал, что у вас есть сестра.

— На самом деле она моя невестка, но она мне как сестра. Мы знакомы всю жизнь.

Он подождал, пока она сядет на диван, и занял место напротив, в кресле, выполненном в египетском стиле. Он ничуть не чувствовал себя неуютно, и Оливия нашла это интересным. Сама она не любила сидеть в этом кресле.

— Я принес вам вот это, — сказал он, протягивая ей сверток.

— О! Спасибо.

Она не хотела принимать подарков от этого человека, тем более что она не доверяла его мотивам. С какой стати он должен что-то ей дарить?

— Разверните.

Она начала разворачивать сверток, и при этом ее пальцы слегка дрожали — она надеялась, что он этого не заметит. Ей пришлось немного повозиться с узелком, но в конце концов удалось снять бумагу.

— Книга, — немного удивилась она. По форме свертка и по его весу она уже догадывалась, что это должно было быть, но все же это был очень странный выбор.

Она посмотрела на название. «Мисс Баттеруорт и безумный барон». Теперь она удивилась по-настоящему:

— Вы принесли мне готический роман?

— Жестокий готический роман, — подчеркнул он. — Мне кажется, вам должны нравиться такие романы.

Она взглянула на него, оценивая его замечание. Он тоже смотрел на нее, ожидая ее ответа.

— Я на самом деле мало читаю.

Он удивленно поднял брови.

— То есть я имею в виду, что я умею читать, — сказала она, все больше раздражаясь. — Просто чтение не доставляет мне удовольствия.

Брови остались на месте.

— Мне не следует в этом признаваться?

Он улыбнулся, а потом помолчал, прежде чем ответить.

— Вы не всегда думаете, прежде чем говорите, не так ли?

— Не слишком часто, — призналась она.

— А вы попытайтесь начать, — предложил он, указывая на книгу. — Я решил, что это все же гораздо более занимательное чтение, чем газета.

Это как раз то, что может сказать мужчина. Никто никогда не мог понять, что она предпочитает новости дня глупым плодам чьего-либо воображения.

— А вы это читали? — спросила она, наугад раскрывая книгу.

— Нет. Но моя сестра очень хорошо о ней отзывалась и рекомендовала ее.

— У вас есть сестра?

— Вас это удивляет?

Да, ее это удивило. Ее подруги посчитали необходимым многое рассказать ей об этом человеке, а о сестре почему-то умолчали.

— Она живет в Корнуолле, в окружении скал, легенд и пятерых детишек.

— Какое милое описание, — искренне сказала она. — Вы любящий дядя?

— Нет.

Он заметил ее удивление и сказал:

— Мне не следует в этом признаваться?

— Я бы не стала, сэр Гарри.

— Мне бы хотелось быть любящим дядей. — Его улыбка стала теплой. — Но у меня не было возможности встретиться ни с одним из этих детей.

— Ну да, — пробормотала она. — Вы столько лет провели на континенте.

Он слегка склонил голову к плечу. Интересно, он всегда так делает, когда ему что-то любопытно?

— Вам многое обо мне известно.

— Это то, что о вас знают все. — Ему не стоило удивляться.

— В Лондоне тайны личной жизни не существует, не так ли?

— Вы угадали, — вырвалось у нее, прежде чем она успела понять, что сказала. — Хотите чаю?

— С удовольствием. Спасибо.

После того как Оливия позвала Хантли и отдала соответствующие распоряжения, он сказал почти доверительно:

— Это было то, чего мне больше всего не хватало в армии.

— Чая? — В это трудно было поверить.

Он кивнул:

— Я просто скучал по нему.

— А вас им не снабжали? — Оливии почему-то казалось, что это невероятно.

— Только иногда. В остальное время нам приходилось обходиться без чая.

В его голосе было что-то задумчивое и почти детское, что заставило ее улыбнуться.

— Надеюсь, что наш вам понравится.

— Я не привередлив.

— Вот как? Казалось бы, что при такой любви к чаю вы должны быть знатоком.

— На самом деле мне так часто приходилось обходиться без него, что я ценю каждую каплю.

Она рассмеялась:

— Вы так скучали по чаю? Большинство моих знакомых мужчин назвали бы бренди. Или портвейн.

— Нет. Чай, — твердо заявил он.

— А кофе вы пьете?

Он покачал головой:

— Слишком горький.

— А шоколад?

— Только с большим количеством сахара.

— Вы оригинальный человек, сэр Гарри.

— Насколько я понимаю, только вы находите меня оригинальным.

У нее запылали щеки. Этот человек уже начинал ей нравиться. Самое худшее было в том, что он прав. Она за ним следила, и это было оскорбительно. Все же ему не следует прилагать столько усилий только ради того, чтобы поставить ее в неловкое положение.

Принесли чай, и это избавило ее от необходимости вести дальше эту полную намеков беседу.

— Молоко?

— Пожалуйста.

— Сахар?

— Нет, спасибо.

— Не надо сахара? И это при том, что вы любите его в шоколаде?

— И в кофе, если мне приходится его пить. Чай — это нечто совсем особенное.

Оливия передала ему его чашку и занялась своей. Было что-то успокаивающее в привычных движениях. Ее руки просто знали, что надо делать. Беседа тоже шла по накатанному пути. Простая и незамысловатая, она между тем помогла ей восстановить душевное равновесие. Причем настолько, что к тому времени, как он сделал второй глоток, она была готова разрушить мирную атмосферу чаепития, спросив с милой улыбочкой:

— Вы знаете, что говорят о вас? Что вы убили свою невесту.

Он поперхнулся, что доставило ей большое удовольствие, но быстро оправился и ответил спокойным, ровным голосом:

— Неужели?

— Представьте себе.

— А они говорили, как я ее убил?

— Нет.

— А когда?

— Возможно, и говорили, — солгала она, — но я особенно не прислушивалась.

— Хм-м. — Казалось, он задумался. Зрелище было обескураживающее. Этот высокий мужественный мужчина сидит в гостиной ее матери, на неудобном стуле в египетском стиле, с чашечкой чая в руке и, по-видимому, размышляет о том, насколько нелепо выглядит обвинение его в убийстве своей невесты.

Он отпил глоток чая.

— А кто-нибудь упомянул ее имя?

— Имя вашей невесты?

— Да, — ответил он обычным тоном, будто они обсуждали погоду или шансы на победу любимой лошади на второй день скачек на ипподроме в Аскоте.

Оливия чуть тряхнула головой и поднесла к губам чашку.

Он на мгновение закрыл глаза, потом посмотрел ей в лицо и покачал головой с печальным видом:

— Она теперь покоится с миром, и это все, что важно.

Оливия не просто поперхнулась чаем. Пытаясь выдохнуть, она выплеснула его изо рта фонтаном прямо на стол. А он рассмеялся. Негодяй.

— Господи, я давно так не смеялся, — сказал он, вытирая выступившие на глазах слезы.

— Вы невыносимы.

— Вы обвинили меня в убийстве!

— Ничего подобного. Я просто пересказала то, что кто-то говорил.

— Ах да, — насмешливо ответил он. — Это, конечно, очень большая разница.

— Я это сказала для вашего сведения. Я в это не верю.

— До глубины души тронут вашей поддержкой.

— Это не поддержка, — резко сказала она, — а всего лишь здравый смысл.

— Вы поэтому следили за мной?

— Я не… — Господи, ну почему она все еще это отрицает? — Да, следила. Разве вы не сделали бы то же самое?

— Для начала я мог бы вызвать констебля.

— «Для начала я мог бы вызвать констебля», — передразнила она его голосом, которым обычно говорила со своим братом.

— А вы вспыльчивы.

Она взглянула на него сердито.

— Ладно. Вы по крайней мере обнаружили что-нибудь интересное?

— Да. Обнаружила.

Он подождал, а потом попросил:

— Расскажите, прошу вас. — От Оливии не ускользнули нотки сарказма, прозвучавшие в его голосе.

— Объясните, почему вы были в шляпе.

Он посмотрел на нее так, будто она сошла с ума:

— О чем вы говорите?

— О шляпе. — Она подняла руки и описала вокруг головы нечто, напоминающее головной убор. — Она была смешная, с перьями. И вы сидели в ней в доме.

— Ах, это. — Гарри подавил смешок. — На самом деле я надел ее специально для вас.

— Вы не знали, что я стою за занавеской.

— Простите меня, но я знал.

От смущения у нее приоткрылся рот.

— Когда вы меня видели?

— С того момента, как вы встали у окна. — Гарри пожал плечами, будто говоря: «Попробуйте возражать». — Вы не так хорошо умеете прятаться, как думаете.

Она отпрянула. Это было нелепо, но ему показалось, что она почувствовала себя оскорбленной.

— А бумаги, которые вы сжигали? — потребовала она.

— Разве вы никогда не бросаете в огонь ненужные бумаги?

— Но ведь не с такой поспешностью.

— Это тоже было сделано исключительно ради вас. Вы так старались, что я решил вас вознаградить.

— Вы…

Она так задохнулась от возмущения, что не могла закончить предложения. Поэтому он небрежно добавил:

— Я был почти готов вскочить на письменный стол и станцевать джигу, но подумал, что это все же было бы слишком нарочито.

— Вы все это время смеялись надо мной.

— Ну… — Он немного подумал. — Пожалуй, да.

Она была в ярости, и он вдруг решил, что надо бы извиниться. Когда у женщины такое лицо, мужчина должен почувствовать раскаяние. Ведь он загнал ее в тупик.

— Позвольте напомнить вам, что это вы шпионили за мной. Если кто-то и пострадал, так это я.

— Полагаю, вы мне уже отомстили. — Она гордо вскинула подбородок.

— Насчет этого не знаю, леди Оливия. Думаю, пройдет немало времени, пока мы сквитаемся.

— Что вы задумали?

— Ничего, — усмехнулся он. — Пока.

Она фыркнула, и он решил нанести решающий удар.

— Между прочим, я никогда не был обручен.

Она смутилась от неожиданной перемены темы.

— Вы говорили… об убитой невесте, — сказал он.

— Значит, она не была убита?

— Начать с того, что и живой она никогда не была.

Она кивнула, а потом спросила:

— Зачем вы ко мне пришли?

Разумеется, Гарри не собирался говорить ей, что она — его задание и он должен будет проследить за тем, чтобы она невольно не совершила измены. Поэтому он просто сказал:

— Мне показалось, что с моей стороны это будет данью вежливости.

В ближайшие недели ему придется проводить с ней много времени. Если не совсем с ней, то по крайней мере в ее ближайшем окружении. Он уже не подозревал ее в том, что она следила за ним по какой-то гнусной причине. Все же ему следовало быть осторожным. История о мертвой невесте была просто смехотворной, но это была именно та причина, по которой скучающая дебютантка могла следить за соседом.

Впрочем, он мало что знал о скучающих дебютантках.

Но по-видимому, скоро узнает.

Он улыбнулся ей. Все оказалось гораздо забавнее, чем он ожидал.

У нее был такой вид, будто она все же сердится, и ему даже почему-то хотелось, чтобы это было так. Ему гораздо больше нравилось, когда ее лицо выражало какие-то эмоции. На музыкальном вечере у Смайт-Смитов она была непреклонно сдержанной. За исключением нескольких всплесков гнева, ее лицо было лишено всякого выражения.

Это действовало ему на нервы. Это было похоже на нестерпимый зуд.

Она предложила ему еще чаю, и он согласился, довольный тем, что можно продлить визит. Пока она разливала чай, в гостиную вошел дворецкий с неизменным серебряным подносом.

— Леди Оливия, — провозгласил он, — это для вас.

Он наклонился, чтобы леди Оливия могла взять с подноса карточку. Она выглядела праздничной — была перевязана ленточкой с печатью.

Печать?

Гарри незаметно подвинулся, пытаясь рассмотреть печать. Неужели это царская печать? Русские обожают всякие атрибуты. Впрочем, англичане тоже их любят, но сейчас это был не тот случай. Ее же преследует русский князь Гомаровский, а не король Георг.

Она взглянула на карточку и отложила ее на столик возле дивана.

— Вы не хотите прочесть, что там написано?

— Я уверена, что это может подождать. Я не хочу показаться невежливой.

— Не беспокойтесь об этом, — уверил он ее и показал на карточку: — Выглядит интересно.

Она несколько раз моргнула, посмотрев сначала на карточку, а потом на него со странным выражением.

— Интригующе! — поправился он, сразу смекнув, что выбор слова был неудачным.

— Я знаю, от кого это, — сказала она, видимо, ничуть не удивившись.

Он склонил голову набок, надеясь, что это движение означает вопрос, на который было бы невежливо не ответить.

— Хорошо, — сказала она, взламывая печать. — Если вы настаиваете.

Он вовсе не настаивал, но он не собирался говорить ничего такого, что заставило бы ее передумать.

Он терпеливо ждал, пока она прочтет, наслаждаясь игрой эмоций, отражавшихся на ее лице. Она закатывала глаза, один раз непроизвольно вздохнула и наконец застонала.

— Неприятные новости? — вежливо поинтересовался он.

— Нет. Всего лишь приглашение, которое мне скорее всего не следует принимать.

— Так не принимайте.

Она натянуто улыбнулась:

— Это больше похоже на судебную повестку.

— Да будет вам. Кто имеет право присылать повестку прославленной леди Оливии Бевелсток?

Она молча протянула ему карточку.