С отчаянно бьющимся сердцем Оливия упала на четвереньки. Он увидел ее. Он определенно ее увидел. Она поняла это по его глазам, по резкому повороту головы. Господи, как она сможет объясниться? Благородные молодые девушки не следят за своими соседями. Они сплетничают о них, обсуждают покрой их костюмов и качество их экипажей, но они никогда, никогда не подглядывают за ними из своих окон.
Даже если этот сосед — возможный убийца.
Чему Оливия не верила.
При этом, однако, сэр Гарри Валентайн явно что-то замышлял. Его поведение нельзя было считать нормальным. Не то чтобы Оливия могла утверждать, что именно означает слово «нормальное» в отношении соседа, но у нее было два брата. Ей было известно, чем занимаются мужчины в своих офисах и кабинетах.
Она знала, например, что большинство из них не сидит в своих кабинетах по десять часов кряду, как это делает сэр Гарри. А если они иногда и приходят в свой кабинет, то обычно для того, чтобы избежать встреч с женским полом, а не для того, чтобы, как сэр Гарри, кропотливо изучать какие-то документы.
Оливии безумно хотелось узнать, что это за документы. Сэр Гарри сидел за своим письменным столом все дни напролет и корпел над какими-то разрозненными страницами. Иногда казалось, что он просто их переписывает.
Но какой в этом был смысл? Для переписки у таких людей, как сэр Гарри, были секретари.
Все еще не вставая, Оливия глянула вверх, чтобы оценить ситуацию. Окно было слишком высоко, и видеть она все равно ничего не могла, но, может…
— Нет, не двигайся.
Из груди Оливии вырвался стон. В дверях комнаты стоял Уинстон — ее брат-близнец, которого она про себя считала своим младшим братом, поскольку он появился на свет ровно через три минуты после нее. Уинстон не просто стоял. Он стоял, небрежно прислонившись к косяку, пытаясь казаться беззаботным обольстителем, которого он старательно изображал в последнее время, особенно на светских приемах.
Светлые волосы Уинстона были искусно растрепаны, платок был повязан небрежно, сапоги были от самого модного обувщика, но любой человек, обладавший хотя бы каплей здравого смысла, мог видеть, что перед ним незрелый юнец, молокосос. Оливия не могла понять, почему все ее подруги начинали хлопать ресницами и глупели прямо на глазах в его присутствии.
— Уинстон, — простонала Оливия, не собираясь ничего объяснять брату.
— Оставайся так, — сказал он, протягивая руку ладонью к ней. — Еще на мгновение. Я стараюсь запечатлеть этот образ в своей памяти.
Не удостоив его взглядом, Оливия отползла в сторону по стенке подальше от окна.
— Дай угадаю. У тебя волдыри на обеих ногах.
Оливия промолчала.
— Вы с Мэри Кэдоган пишете новую пьесу. Тебе досталась роль овцы.
Еще никогда ее братец так не заслуживал возмездия, как сейчас, но увы, еще никогда Оливия не оказывалась в такой нелепой ситуации.
— Если бы я знал, — добавил Уинстон, — я захватил бы с собой стек для верховой езды.
Оливия была готова укусить его за ногу.
— Уинстон?
— Да?
— Замолчи!
Он засмеялся.
— Я убью тебя, — сказала Оливия, поднимаясь на ноги. Потом она ушла на середину комнаты, где ее не мог увидеть сэр Гарри.
— Чем убьешь? Копытцами?
— Ради Бога, прекрати, — сказала она, а потом с ужасом увидела, что он входит в комнату. — Не подходи к окну!
Уинстон замер, а потом повернулся к ней, удивленно подняв брови.
— Отходи, — сказала Оливия. — Медленно, медленно…
Он сделал вид, что хочет сделать шаг вперед.
— Уинстон!
— Оливия, — сказал он, уперев руки в бока, — скажи мне, что происходит?
Она сглотнула. Придется сказать ему хотя бы что-то. Он застал ее, когда она, как идиотка, ползала по полу. Он ждет, чтобы она дала объяснение. Она бы тоже ждала, если бы они поменялись ролями.
Но ей не обязательно говорить ему правду. Можно ведь найти и какое-то другое объяснение.
Но какое? Она не могла придумать ни одной причины, по которой ей следовало бы ползать по полу, лишь бы не показываться в окне.
Ни одной.
— Дело в нашем соседе, — проговорила Оливия, вынужденная все же сказать правду, поскольку, учитывая ее положение, у нее не было другого выхода.
Уинстон начал поворачивать голову в сторону окна — медленно и с той долей сарказма, какой позволял поворот головы.
Оливии пришлось признать, что эта доля была вполне достаточной, особенно в исполнении члена семьи Бевелсток.
— В нашем соседе, — повторил Уинстон. — Разве у нас есть сосед? Я не знал.
— Сэр Гарри Валентайн. Он снял дом, когда ты был в Глостершире.
Уинстон кивнул.
— И его появление здесь заставило тебя ползать по полу… потому что…
— Я за ним следила.
— За сэром Гарри?
— Да.
— Стоя на четвереньках?
— Нет, конечно. Он меня увидел и…
— И теперь он думает, что ты сумасшедшая.
— Да. Нет! Я не знаю. — Она выдохнула. — Откуда мне знать, что у него на уме.
Уинстон ехидно улыбнулся:
— В отличие от его спальни, которую ты…
— Он сидит в своем кабинете, — с жаром возразила она.
— И ты считаешь, что должна за ним шпионить, потому что…
— Потому что Энн и Мэри сказали… — Оливия запнулась. Если она скажет, почему она шпионила за сэром Гарри, она будет выглядеть еще большей дурой, чем и так уже казалась.
— Нет, прошу тебя, продолжай, — сухо попросил Уинстон. — Если это сказали твои подруги Энн и Мэри, я определенно хочу это услышать.
— Хорошо. Но ты больше никому не скажешь.
— Я постараюсь не повторять ничего из того, что говорят Энн и Мэри, — откровенно признался Уинстон.
— Уинстон.
— Не скажу ни слова. — Он поднял руки, будто сдаваясь.
Оливия кивнула.
— Тем более что это неправда.
— Это я уже понял, если учесть источник.
— Уин…
— Да ладно, Оливия. Ты же знаешь, что нельзя доверять тому, что говорят эти двое.
Оливия почувствовала — впрочем, неохотно — необходимость защитить подруг.
— Они не такие уж плохие.
— Совсем неплохие, — согласился Уинстон. — Просто у них напрочь отсутствует умение отделять правду от вымысла.
Он был прав. Но они были ее подругами, а он ее раздражал. Поэтому она с ним не согласилась и просто пропустила мимо ушей его замечание.
— Пообещай мне, Уинстон, что не проболтаешься.
— Даю слово, — сказал он таким тоном, будто вся эта история ему наскучила.
— То, что я говорю в этой комнате… — начала Оливия.
— Остается в этой комнате, — закончил Уинстон. — Оливия…
— Хорошо. Энн и Мэри сказали, что слышали, что будто сэр Гарри убил свою невесту… не прерывай меня. Я этому не верю… но я начала задумываться, откуда мог появиться такой слух.
— От Энн Бакстон и Мэри Кэдоган.
— Они никогда сами не придумывают слухи, они лишь их повторяют.
— Существенная разница.
Оливия тоже так считала, но сейчас было не время и не место соглашаться с братом.
— Нам известно, что у него плохой характер, — продолжала она.
— Вот как? Каким образом?
— Ты слышал о Джулиане Прентисе?
— Ах, это. — Уинстон закатил глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Он только дотронулся до него. Джулиан был в таком состоянии, что его сбил бы с ног даже легкий порыв ветра.
— Но сэр Гарри действительно его ударил.
— Возможно.
— За что?
Уинстон пожал плечами и скрестил руки на груди.
— Никто на самом деле точно не знает. По крайней мере никто об этом не говорит. Но позволь… каким образом это касается тебя?
— Простое любопытство, — призналась она. Звучало глупо, но это было правдой.
— Любопытство?
— Хм-м. — Она кивнула в сторону окна. — Я даже не знала, как он выглядит. Знаю, — добавила она, чтобы предотвратить вопрос, который она прочла в глазах Уинстона, — его внешний вид не имеет никакого отношения к тому, убил ли он кого-либо или нет, но я не могла удержаться. Он живет совсем рядом с нами.
— И ты боишься, что он собирается прокрасться в наш дом и перерезать тебе горло?
— Уинстон!
— Прости, Оливия, — сказал он со смехом, — но ты должна признаться, что это самый настоящий абсурд…
— Нет, — серьезно сказала она. — Такая мысль у меня была. Но потом я стала наблюдать за ним, и знаешь, Уинстон, в этом человеке есть нечто непонятное.
— И ты это поняла в последние… — Уинстон нахмурил брови. — Сколько времени ты уже за ним следишь?
— Пять дней.
— Пять дней? — Куда подевалось его скучающее выражение лица. У Уинстона только что не отвалилась челюсть. — Боже праведный, Оливия, тебе больше нечем заняться?
Она постаралась скрыть смущение.
— Нет, по-видимому.
— А он тебя все это время видел?
— Нет, — солгала она с невероятной легкостью. — Я не хочу, чтобы он меня заметил. Вот почему я отползала от окна.
Он посмотрел на окно, потом перевел взгляд на нее:
— Прекрасно. И что ты разузнала о нашем новом соседе?
Она плюхнулась на стул у дальней стены, думая о том, насколько откровенной она может быть с братом.
— Ну, почти все время он выглядит обыкновенным.
— Это ужасно.
Она бросила на брата сердитый взгляд:
— Ты хочешь, чтобы я тебе рассказывала, или нет? Или мне ждать от тебя только насмешки?
Он молча сделал знак продолжать.
— Он проводит чрезмерное количество времени за письменным столом.
— Явный признак намерения убивать.
— Когда ты в последний раз провел хоть какое-то время за письменным столом, Уинстон? — парировала она.
— Вижу, куда ты клонишь.
— А еще мне кажется, что он склонен к маскировке.
— К маскировке? — вдруг заинтересовался Уинстон.
— Да. Иногда он надевает очки, а иногда — нет. А пару раз на нем была очень странная шляпа. Зачем он надел ее дома?
— Я просто ушам своим не верю.
— Кто надевает дома шляпу?
— Единственное объяснение — ты сошла с ума.
— Далее. Он носит только черное. — Оливия вспомнила, о чем говорила Энн. — Или темно-синее. Хотя само по себе это не подозрительно, — добавила она, вздохнув, — и я понимаю, что это звучит глупо, но должна тебе сказать, что-то в этом человеке не так.
Прежде чем отреагировать, Уинстон внимательно посмотрел на Оливию.
— Оливия, у тебя слишком много свободного времени. Хотя…
Она поняла, что он намеренно не закончил фразу, но знала, что не устоит перед искушением заглотить наживку.
— Хотя — что?
— Ты ведешь себя с не свойственным тебе упорством.
— Что ты хочешь этим сказать? — потребовала она.
Взгляд, который он на нее бросил, был таким снисходительным, каким может одарить лишь родной брат.
— Ты должна признаться, что у тебя репутация человека, который никогда ничего не может довести до конца.
— Неправда!
— Как насчет макета собора Святого Павла, который ты начала клеить?
У Оливии даже челюсть отвисла. Она не ожидала, что он может привести именно этот пример!
— Его опрокинула собака.
— А может, ты припомнишь свою клятву каждую неделю писать бабушке?
— А ты и этого не делал.
— Да, но я ничего и не обещал. Кроме того, я никогда не начинал заниматься живописью или учиться играть на скрипке.
Оливия сжала кулаки. Она взяла всего шесть уроков живописи и один урок игры на скрипке. А все потому, что у нее ничего не получалось. А раз у тебя нет таланта, зачем часами мучить инструмент, пытаясь извлечь из него какие-то звуки?
— Мы говорили о сэре Гарри, — напомнила она.
— Да, конечно, — улыбнулся Уинстон.
Она посмотрела на него в упор. Выражение его лица было по-прежнему презрительным, вызывавшим у нее досаду. Он явно наслаждался тем, что сумел подколоть ее.
— Ладно, — сказала она, неожиданно смирившись, — скажи мне, что не так с сэром Гарри Валентайном? — Помолчав, она добавила: — Два раза я видела, как он сжигал целые кипы бумаг в камине.
— Я тоже дважды видел себя проделывающим то же самое, — ответил Уинстон. — Что ты ждешь от человека, которому надо избавиться от лишних бумаг? Оливия, ты…
— Дело в том, как он это делал.
Уинстон взглянул на нее так, будто хотел ответить, но не мог найти слов.
— Он их просто швырял. Как безумный!
Уинстон покачал головой.
— А потом он оглянулся через плечо…
— Ты действительно следила за ним целых пять дней?
— Не прерывай меня, — резко бросила она. — Он посмотрел через плечо, будто услышав, что кто-то идет по коридору.
— Позволь догадаться. Кто-то шел по коридору.
— Да! — возбужденно воскликнула она. — Именно в этот момент к нему вошел дворецкий. По крайней мере я думаю, что это был дворецкий. Во всяком случае, кто-то вошел.
— А в другой раз?
— Какой другой раз?
— Когда он снова жег бумаги?
— Ах, это! Все происходило обычно.
Прежде чем что-то сказать, Уинстон опять внимательно посмотрел на Оливию.
— Оливия, ты должна прекратить шпионить за этим человеком.
— Но…
Он поднял руку.
— Что бы ты ни думала о сэре Гарри, ты ошибаешься.
— Я также видела, как он засовывал деньги в кошелек.
— Оливия, я знаю сэра Гарри. Он нормальный человек.
— Ты его знаешь?
И он позволил ей выставить себя полной идиоткой? Она убьет его.
Да. Но как?
Какой придумать способ, чтобы отомстить Уинстону за унижение?
Пока она размышляла, Уинстон сказал:
— На самом деле я с ним незнаком. Но я знаю его брата. Мы вместе учились в университете. И он мне рассказывал про сэра Гарри. Если он сжигал бумаги, то он просто решил навести порядок на своем письменном столе.
— А шляпа? — потребовала Оливия. — Она была с перьями, Уинстон. — Она помахала руками над головой, чтобы продемонстрировать, как ужасно это выглядело. — Просто плюмаж какой-то!
— Этого я объяснить не могу, — признался Уинстон, а потом усмехнулся. — Но мне хотелось бы самому это увидеть.
Она нахмурилась, потому что это была самая инфантильная реакция, которую она могла себе представить.
— Более того, у него нет невесты. — Уинстон скрестил руки на груди.
— Да, но…
— И никогда не было.
Это было подтверждением мнения Оливии, что сплетня была пустым сотрясением воздуха, но раздражало то, что это доказал Уинстон. Если на самом деле доказал — ведь Уинстон даже не был знаком с этим человеком.
— Между прочим, — слишком небрежным тоном сказал Уинстон, — полагаю, что мама и папа не в курсе твоих недавних следственных действий.
Ах, маленький ябедник.
— Ты обещал, что никому не скажешь, — обвиняющим тоном произнесла Оливия.
— Я обещал ничего не говорить о той чепухе, которую распространяют Энн Бакстон и Мэри Кэдоган. А о твоих закидонах я не обещал молчать.
— Чего тебе надо, Уинстон?
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Я заболею во вторник. И не спорь.
Оливия пролистала в уме светский календарь. Вторник… Вторник… Музыкальный вечер у Смайт-Смитов.
— О! Ты не посмеешь!
— Знаешь, мои нежные ушки…
Оливия попыталась найти подходящий ответ, но все, что ей удалось выдавить, было:
— Ах, ты… ты…
— На твоем месте я не стал бы угрожать.
— Если мне придется идти, ты пойдешь со мной.
— Забавно, но этот номер никогда не проходит.
— Уинстон!
Все еще улыбаясь, он скрылся за дверью.
Оливия позволила себе всего минуту упиваться своим раздражением, прежде чем решить, что будет даже лучше, если она пойдет на этот музыкальный вечер без брата. Единственной причиной, по которой она хотела принять его приглашение, было желание увидеть, как он страдает. Она найдет еще не один способ добиться этой цели. Кроме того, если Уинстону придется сидеть тихо во время исполнения музыки, он наверняка начнет развлекаться тем, что будет весь вечер мучить ее. В прошлый раз — а это было год назад — он все время незаметно, но очень больно тыкал ее пальцем в бок, а в позапрошлом году…
Достаточно будет сказать, что среди способов мести Уинстону значились протухшее яйцо и три ее подруги, каждая из которых была убеждена, что он влюбился именно в нее. Однако Оливия все еще не была уверена, что сравняла счет.
Так что будет лучше, если его на вечере не будет. У нее и без младшего брата было достаточно забот.
Она снова обратила свое внимание на окно. Оно, конечно, было закрыто — погода была не такой теплой, чтобы держать окно открытым. Но занавески были отдернуты, и чистые стекла манили и дразнили. Со своей выгодной точки в дальнем конце комнаты ей была видна лишь кирпичная стена вокруг его дома и отсвет еще одного его окна, не кабинетного. Если немного повернуться… И если бы стекло так не слепило…
Она скосила глаза.
Она немного подвинула стул, чтобы избежать яркого света.
И вытянула шею.
А потом, прежде чем у нее был шанс передумать, она упала на пол, закрыв по пути левой ногой дверь. Меньше всего ей хотелось, чтобы Уинстон снова увидел ее на четвереньках.
Медленно она начала двигаться вперед, сама удивляясь, какого черта она это делает. Неужели она собирается встать в полный рост у самого окна, будто хочет сказать: «Я упала, а теперь опять встала?»
Может, в этом есть смысл?
А потом до нее дошло. Она же забыла, что придумать, если он спросит, почему она упала. Он увидел ее — в этом она была уверена, — а потом она упала.
Не повернулась, не ушла, а упала. Брякнулась, как камень.
Может быть, он все еще стоит у окна и думает, что же с ней произошло? Может, думает, что она заболела? Вдруг он придет к ней в дом, чтобы справиться о ее здоровье?
Сердце Оливии застучало, когда она представила себе, как ей будет стыдно. Уинстон будет целую неделю смеяться.
Нет, нет, уверяла она себя. Он не подумает, что она больна. Просто неуклюжая. Значит, надо встать и походить по комнате, чтобы показать, что она в полном здравии.
Может быть, ей следует даже помахать рукой, раз она знает, что он знает, что она знает, что он ее видел?
Она на секунду задумалась: не слишком ли она все усложнила?
Но не это главное. Более существенным было то, что он увидел ее в окне в первый раз. Он понятия не имеет, что она следит за ним уже пять дней. В этом она была уверена. Так что у него на самом деле нет причины ее в чем-либо подозревать. Они же живут в Лондоне, одном из самых многонаселенных городов Британии. Люди все время видят друг друга в окнах. Единственным щекотливым моментом в этой истории было- то, что она вела себя как полная дура и не кивнула в знак приветствия.
Ей надо помахать ему. Надо улыбнуться и помахать рукой, будто сказать: «Разве это не смешно?»
Почему бы ей так не сделать? Иногда ей казалось, что она всю жизнь только и делает, что улыбается, машет рукой и притворяется, что все прекрасно и весело. Она знала, как вести себя в свете в любой ситуации. А разве эта ситуация — пусть несколько необычная — не светская?
А в свете Оливия Бевелсток всегда блистала.
Она отползла в сторону так, чтобы, вставая, не оказаться в поле его зрения. Потом, будто ничего такого не случилось, она подошла к окну, глядя прямо перед собой на кирпичную стену. Разве не так она вела бы себя, если бы просто случайно оказалась у окна своей спальни?
Потом, строго в определенный момент, она переведет взгляд в сторону, будто услышала щебетание какой-то птички или заметила белку, и ей придется выглянуть в окно. Такова была правильная ситуация. Лишь потом, увидев в окне напротив своего соседа, она удивленно улыбнется в знак того, что узнала его, и помашет ему рукой.
Все это она проделала. Только человек в окне был не тот.
Теперь дворецкий сэра Гарри подумает, что она полная идиотка.