Невинность и порок

Глава третья

Стояла нестерпимая жара, на небе ни облачка, и трудно было представить, что еще вчера в горах шел снег с дождем и ветер зловеще завывал в каминных трубах гостиницы.

Квентин Тивертон и Селина на лошадях углубились по утоптанной дорожке в величественный сосновый лес, названный когда-то Черным.

Прошлые страхи и переживания, испытанные девушкой, еще сказывались на душевном настрое Селины. Она была тиха и робка, как мышка.

Когда Тивертон, как и обещал, постучался в стенку, разделяющую их комнаты, она, конечно, бодрствовала. Как могла она заснуть после их разговора и в опасении, что он уедет без нее.

По первому же сигналу она вскочила с постели и торопливо начала одеваться. К счастью, в ее сундучке было платье для верховой езды, которое сохранилось от маменьки, и она носила его в жаркие летние дни дома у себя в Литл-Кобхэме.

Хотя оно было пошито из дешевой материи, Селина им гордилась и считала, что оно не вызовет особых насмешек со стороны шикарных всадниц, гарцующих в окрестностях Баден-Бадена.

Голубой цвет этого наряда соответствовал ее глазам, и, как бы ни была испугана и взбудоражена девушка, она все-таки нашла время заглянуть в жалкое гостиничное зеркало у себя в номере и убедиться, что следы ночной истерики исчезли с лица и она выглядит весьма прилично.

Как и приказал Тивертон, все необходимое Селина плотно завернула в плащ, в котором приехала из Англии.

У нее вызывало сомнение смелого фасона белое платье, сшитое для ее свидания с маркизом. Первым побуждением ее было порвать его на клочки, ведь оно служило вечным напоминанием о жуткой трагедии. Оно вызывало в ней отвращение.

Но здравый смысл возобладал. Все-таки это был, несомненно, дорогой, весьма изысканный и модный наряд. Вряд ли Квентину Тивертону будет по средствам приобрести для нее нечто подобное.

— Я возьму его себе, — произнесла Селина вслух, переступая черту, отделяющую честную девушку от преступницы. Конечно, ей было невдомек, что она присваивает чужую собственность.

Свертывая платье, она не могла не заметить, что оно порвано, и это напомнило ей о событиях той страшной ночи. Это маркиз порвал его, тот сладострастный мерзкий старик, которого она проткнула ножом.

«Как давно это было», — подумала Селина и даже не вздрогнула, потому что была молода и уверена в скором своем освобождении. Так и положено человеческой натуре.

В конце концов узел получился довольно большим, и она его еще перевязывала, когда Квентин Тивертон вошел в комнату.

— Ты готова? — спросил он приглушенно.

— Да, — ответила она шепотом.

Селина ожидала, что он упрекнет ее за то, что узел слишком велик, но он лишь мельком взглянул на него.

— Ты управишься с этой поклажей, Джим, — бросил он через плечо.

Маленький, но мускулистый человечек со смышленым лицом и ловкими движениями выступил из тени и взвалил на плечи узел.

— Джим знает, что мы путешествуем как брат и сестра, — предупредил ее Квентин.

В молчании они двинулись к выходу.

Каждый скрип ступеней деревянной лестницы казался Селине ужасающе громким, способным пробудить всю гостиницу и, уж конечно, бдительную миссис Девилин. Вот-вот, думала она, из какой-либо двери высунется эта ведьма и…

Но они спустились в холл без всяких осложнений, владелец раскланялся на прощание настолько вежливо, что Селине стало ясно, что весомое вознаграждение послужит хорошей затычкой самому болтливому рту.

Во дворе их ждали три оседланные лошади.

Селина вопросительно посмотрела на своего спасителя. Тот усмехнулся:

— Я нанял трех лошадей. Одну для тебя. Лучшую, какую мог предоставить этот прощелыга. Ты чем-то недовольна?

— Нет-нет. Я очень благодарна… тебе.

— Тогда прыгай в седло этой клячи, сестрица, и в путь!

Лошадь показалась Селине ничем не лучше той, которую брал взаймы у соседа ее папенька, чтобы научить маленькую дочку верховой езде, но первую заповедь, услышанную от отца, она затвердила накрепко — лошадь надо беречь, потому что господь создал ее из той же плоти и крови, что и человека.

Они отправились в дорогу, когда солнце еще не взошло, и только в полуденную жару остановились на привал.

— Я знаю, что ты хочешь удалиться от своей тюремщицы как можно дальше, но лошадки хотят пить и есть, и я тоже голоден. Да и ты вряд ли поужинала как следует прошлым вечером.

В ответном взгляде девушки Тивертон почувствовал такое благоговение и благодарность, что ему стало не по себе.

К тому же и ее красота, которую трудно было угадать в заплаканной девице и разглядеть в полутемной комнате, теперь на ярком солнечном свете стала очевидной и также вызывала беспокойство. Сопровождать подобное сокровище через Черный лес и не притрагиваться к нему было для мужчины тяжким испытанием.

«Скоро я освобожусь от этой обузы, а доброе дело зачтется мне на том свете», — так убеждал он себя, а думал совсем о другом. Его томило желание впиться поцелуем в губки невинной Селины, отдавшейся под его опеку.

Ее надо выдать замуж, и как можно скорее. Иначе весь Баден-Баден взбурлит, как проснувшийся вулкан, и поток раскаленной лавы испепелит Тивертона.

Они позавтракали в маленьком придорожном трактирчике, где подавали еду простую, но сытную, а завершили трапезу, выпив по большой кружке крепчайшего кофе, сдобренного свежими сливками.

— Не расскажешь ли ты мне хоть немного о своей жизни? — попросила Селина. — На случай, если мы встретим кого-либо из твоих знакомых. Я ведь могу по незнанию наделать кучу ошибок…

— Мой отец, — отозвался Тивертон, — достопочтенный генерал сэр Генри Тивертон, многократно награжденный за храбрость, проявленную им на поле брани. Он командовал гвардейскими гренадерами. Он скончался не так давно, а мать моя умерла три года назад.

Голос его дрогнул при упоминании о матери, и Селине стало ясно, что ему не хочется распространяться на эту тему. Поэтому она поторопилась задать другой вопрос:

— А где твой дом?

— В Кенте, — ответил Квентин Тивертон. — Это небольшое поместье — всего акров триста по соседству с очень большим владением.

Когда он упомянул про владение соседа, Селине показалось, что он чем-то разгневан.

Она посмотрела на него внимательно и осторожно спросила:

— А что еще… я должна… знать про тебя?

— Не думаю, что кто-то будет подвергать тебя перекрестному допросу, — ответил Квентин Тивертон небрежно. — Однако если так случится, то запомни, что училась ты в пансионе для благородных леди в Париже и я решил забрать тебя оттуда и отвезти домой, но по дороге нам вздумалось посетить Баден-Баден.

— Какой-то странный кружной путь! — с улыбкой сказала Селина.

— Он не покажется странным тем, кто осведомлен о моей репутации, — ответил Тивертон.

— А почему ты стал игроком? — поинтересовалась она.

— Потому что нуждаюсь в деньгах.

— Но ведь есть другие способы… их приобрести.

— Если таковые и существуют, то я в них не компетентен, — сказал он как отрезал.

Снова Селине показалось, что поднимать эту тему в разговоре нежелательно.

Квентин Тивертон уплатил по счету, и путники тронулись дальше. Селина была очарована окружающей природой. Темный, романтический Черный лес, казалось, был населен сказочными существами, персонажами книг, которые она читала в детстве.

Дорога круто свернула и резко пошла под уклон. Всадники увидели, что внизу, на повороте дороги, что-то случилось.

Квентин Тивертон резко осадил коня. На дне глубокого оврага виднелся небольшой открытый экипаж. Его развернуло поперек дороги, испуганные лошади бились в постромках, кучер безуспешно натягивал поводья, но он был бессилен…

Какие-то оборванцы обступили экипаж, что-то выкрикивая и угрожающе размахивая палками. Прогремел выстрел, и мужчина, сидевший в экипаже, беспомощно откинулся на спинку сиденья.

— Разбойники! — воскликнул Квентин и тут же извлек два седельных пистолета.

Он обратился к слуге:

— Нападем на них внезапно, Джим!

— Слушаюсь, хозяин! — лаконично ответил Джим.

— Оставайся здесь, Селина, — распорядился Тивертон.

Прежде чем она что-то успела возразить, мужчины пришпорили лошадей и, издавая громкие вопли, устремились вниз.

Квентин Тивертон разрядил один пистолет в бандита, у которого в руках было ружье. Тот упал, и мгновенно остальные мерзавцы обратились в бегство.

В панике они попрятались в чаще еще до того, как Тивертон со слугой подскакали к месту трагедии.

Квентин Тивертон выстрелил еще раз для острастки вслед сбежавшим разбойникам и занялся пассажирами злосчастного экипажа.

Великолепно одетая и необычайно красивая женщина с пикантным личиком и огромными темными глазами, подведенными тушью, громко восклицала по-французски:

— Grâce a Dieu, monsieur! Благодарю бога за ваше появление! Эти дьяволы ранили герцога Д'Амайла!

Квентин Тивертон спешился и заглянул в экипаж, где на подушках распластался раненый герцог.

Кровь уже пропитала его элегантный сюртук, но держался он молодцом и произнес с похвальным самообладанием:

— Никогда в жизни я не ощущал себя столь беспомощным. По собственной беспечности я не захватил с собой оружия и не смог защитить даму.

— Если нам удастся снять с вас сюртук, сэр, — сказал Квентин, — то мы по крайней мере сможем остановить кровотечение до того, как вашей раной займется врач.

— Можно ли было вообразить, что так близко от города мы подвергнемся нападению грабителей! — воскликнула леди, когда Тивертон принялся освобождать герцога от его обтягивающего фигуру сюртука, что, кстати, было не так уж и просто.

— Взяли ли они что-нибудь ценное? — спросил Тивертон.

— Они потребовали мои драгоценности и все наши деньги, а когда герцог вступил с ними в спор, в него выстрелили.

Дама издала звук, похожий на рыдание.

— О, Генри! Лучше бы я отдала им все, что имею, но ты бы тогда так не страдал!

— К счастью, Леони, этот джентльмен избавил тебя от такого жертвоприношения! — заметил герцог.

Закатывая окровавленный рукав рубашки герцога, Тивертон взглянул на леди.

— Мне кажется, я узнал вас, мадам, — не скрывая удивления, произнес он. — Последний раз мы встречались в Париже на приеме у маркизы де Прево в ее чудесном дворце на Елисейских полях.

— Ну конечно! Мне тоже показалось знакомым ваше лицо! — воскликнула леди. — Вы англичанин, и в тот вечер вы были с Корой Перл.

— Вы абсолютно правы, — сказал Квентин Тивертон. — А вы знаменитая мадам Леони Леблан. Я имел счастье наслаждаться вашей игрой в театре «Варьете» несколько лет назад.

— Я польщена, что вы запомнили меня как актрису. — Мадам Леблан одарила его любезной улыбкой, и тут возле экипажа появилась Селина.

Она видела все, что произошло, и, медленно подъезжая на своей лошадке к месту разыгравшейся драмы, опасливо поглядывала на распростертое на земле тело мертвого бандита.

Кучер наконец справился с испуганными лошадьми и теперь распутывал упряжь, чтобы поскорее отправиться в дальнейший путь.

Первым на Селину обратил внимание герцог. Рана причиняла ему боль, он был бледен от потери крови, но вид хорошенькой всадницы сразу отвлек его от собственных страданий.

— Вас, я вижу, сопровождает прелестный эскорт, месье! — заметил он.

Чуть замешкавшись, Квентин Тивертон произнес:

— Моя сестра, мисс Селина Тивертон. — Затем он представил даму и ее спутника: — Мадам Леони Леблан и его королевское высочество герцог Д'Амайл!

Селина склонила головку, слегка смущенная столь громкими именами, но мадам Леблан радостно воскликнула:

— Ваша сестра! Вы привезли ее в Баден-Баден!

— Да. Вообще-то я сопровождаю ее обратно в Англию, — объяснил Тивертон, — после окончания учебы в парижском пансионе, но я не смог устоять перед соблазном показать ей самый фешенебельный курорт Европы. Селине вдвойне повезло. Она к тому же в данный момент имеет возможность лицезреть и самую красивую женщину Франции.

Смех мадам Леблан был на редкость музыкален.

— Вы льстите мне, месье, — сказала она, — но ваша очаровательная сестра вполне может затмить всех посетительниц казино.

— Благодарю, вы очень снисходительны.

Тивертон поклонился, а Селина покраснела. Комплимент из уст признанной красавицы заставил ее сконфузиться.

Квентин парой платков туго перевязал руку герцога, остановив тем самым кровотечение, накинул ему на плечи сюртук и сказал:

— Вам следует поспешить, сир, показаться врачу, который смог бы извлечь пулю. Нет нужды говорить, что вы счастливо отделались, получив рану в мякоть, и что кость не задета.

— Вы только еще сильнее заставляете меня стыдиться того, что я отправился в дорогу без оружия и не смог достойно защитить свою спутницу, — сказал герцог. — С сегодняшнего дня я не выеду за пределы Баден-Бадена, не захватив пистолеты и не позаботившись об охране.

— Мудрое решение, — согласился Квентин Тивертон. — Истории об огромных состояниях, выигранных в рулетку и за карточным столом, а также о красивых женщинах, увешанных драгоценностями, передаются из уст в уста. И всегда найдутся охотники запустить руку в карман богача.

Он вышел из экипажа и собрался было откланяться, но мадам Леблан задержала его.

— Чем мы можем отблагодарить вас, месье Тивертон? — спросила она. — Мы оба перед вами в неоплатном долгу.

— Надеюсь, что вы позволите мне навестить вас? — сказал Квентин Тивертон и поцеловал протянутую руку красивой леди.

— Мы будем очень огорчены, если вы этого не сделаете, — ответила мадам Леблан. — Я буду ждать вас сегодня же вечером… Прошу вас, приходите запросто. А затем мы должны придумать, как развлечь вас и вашу милую сестрицу… если она присоединится к нашему обществу.

Перед последними словами мадам сделала небольшую паузу, и Квентин Тивертон вполне понял их скрытый смысл.

— Моя сестра и я сочтем за честь вновь увидеться с вами, мадам.

Он еще раз поцеловал ей руку, после чего экипаж отъехал. Мадам Леблан помахала на прощание, а герцог не отводил глаз от Селины.

Квентин проводил взглядом экипаж, пока тот не скрылся из виду, потом посмотрел на убитого грабителя.

— Взгляни, нет ли у него чего-нибудь ценного, Джим, — сказал он. — Не хочу, чтобы его дружки попользовались добычей своего невезучего товарища.

Джим передал поводья лошадей Тивертону и склонился над мертвецом.

Пуля попала бандиту прямо в сердце, и вся рубаха его пропиталась кровью. Селина отвернулась, когда Джим обыскивал карманы убитого и открывал маленький вещевой мешок, который был у него на плече.

— Несколько тысяч франков, сэр, двое золотых часов и дюжина колец, — доложил Джим.

— Мы оставим драгоценности в мэрии, — распорядился Квентин. — Без сомнения, за них можно получить вознаграждение. А про деньги, по-моему, упоминать не стоит.

— Конечно, нет, сэр.

Мужчины взобрались в седла, и маленькая кавалькада продолжила путь.

— Кто была эта леди? — спросила Селина.

Ей показалось, что Квентин некоторое время колебался, прежде чем ответить.

— Мадам Леони Леблан сделала себе имя, выступая на сцене, еще будучи чуть ли не ребенком. Начинала она в Париже, а затем объездила полмира. К тому же она невероятно удачливый игрок. — Он сделал паузу и добавил с нескрываемым восхищением в голосе: — Рассказывают, что в Гамбурге ее общий выигрыш составил больше полумиллиона.

Селина удивленно ахнула, а Квентин Тивертон продолжал:

— Дважды в Баден-Бадене она срывала банк, но деньги утекают у нее между пальцев, как вода.

— Она очень хороша собой, — тихо сказала Селина.

— Герцог придерживается такого же мнения.

— Они обручены?

Квентин улыбнулся наивности ее вопроса:

— Нет, разумеется, но их связь прочна и очень важна для них обоих. В пышных апартаментах мадам Леблан на бульваре Осман собрана коллекция безделушек и произведений искусства, которой завидует весь Париж.

— Ты считаешь, — робко задала очередной вопрос Селина, — что мадам Леблан… любовница герцога?

— Тебя это шокирует?

— Н-нет, — неуверенно ответила Селина. — Но она… так красива… так элегантна… И странно, что она не замужем.

— Она была замужем. Кажется, мужем ее был какой-то немец-фотограф, но он очень вовремя испарился.

Тивертон заметил изумленное выражение на лице Селины и мысленно обругал себя за то, что не удосужился солгать по поводу мадам Леблан. Лучше было бы не просвещать Селину по поводу этой дамы.

Однако, рано или поздно, Селине надо повзрослеть и узнать кое-что о реальной жизни, а о Леони Леблан он мог бы рассказать еще многое.

Умная, хитрая, очень амбициозная и непредсказуемая, она входила в первую десятку самых шикарных куртизанок Парижа. В отличие от большинства из них, она обладала не вздорным, а довольно легким характером и часто проявляла удивительную доброту. Главной ее чертой, дурной или хорошей — кто как считает, — было желание во всем достичь совершенства и любое дело довести до конца, за что она и получила среди мужчин своего круга прозвище Мадам Максимум.

Был ли в этом намек на ее настойчивость в достижении своих целей или на непомерную плату, которую она взимала за любовные услуги, — может, и так, но вернее всего прозвище имело отношение к количеству ее возлюбленных.

Один француз поделился своим мнением с Тивертоном:

— Леони — современная Нинон де Лакло. Но, мой друг, если вы поместите ее на вершину Монблана, она и там найдет, с кем вам изменить.

Квентин Тивертон ясно понимал, что великий герцог Д'Амайл, гран-сеньор Шантильи, четвертый сын короля Луи-Филиппа, был самым влиятельным и самым для нее выгодным в череде ее прежних покровителей, тем более что ей удалось совершенно вскружить ему голову.

Он истинный джентльмен, и под его покровительством она могла чувствовать себя не только обеспеченной материально, но и занять достойное положение в свете.

Лучшие умы и все великие таланты Франции стремились попасть в число приглашенных на ее приемы.

Селине могло несколько повредить, в смысле репутации, если ее увидят в компании Леони Леблан, но, с другой стороны, благодаря знаменитой куртизанке девушка может познакомиться со множеством холостых мужчин, которые не очень жалуют скучные респектабельные дома.

Квентин также не сомневался, что аристократическая элита не потерпит в своей среде девицу с такой привлекательной внешностью, как у Селины, пусть и хорошо воспитанную и из приличной семьи, но без каких-либо источников дохода.

Поэтому, по мере приближения к Баден-Бадену, он все больше убеждал себя, что встреча с Леони и особенно с герцогом на лесной дороге и связанная с печальным происшествием для Селины была истинным подарком фортуны.

Эти люди, благодарные Тивертону за его решительное вмешательство, в состоянии многое сделать для Селины.

Он уже решил остановиться на первые сутки в «Стефани ле Бейн». Это был старейший, а также самый дорогой отель в Баден-Бадене. Тивертон отдавал себе отчет, что это ему не по карману, но селиться в «Стефани» было престижно, а следовательно, необходимо для осуществления его планов.

Казино ждало его, и, подобно всем игрокам, Квентин был убежден, что, сев за стол, покрытый зеленым сукном, он встанет из-за него богачом.

При въезде в живописный старинный городок, Селина притихла и замкнулась в себе. Мысли ее были целиком заняты Леони Леблан, и она с тревогой думала о том, как ей вести себя и как она будет выглядеть рядом с женщиной, чьи глаза сверкают ярче, чем все ее драгоценности, чье лицо и фигура — само совершенство, и к тому же явно обладающей острым умом, сильной волей и особым шиком, который далеко не каждой леди удается приобрести даже после долгого пребывания в высшем свете.

Селине мучительно не хотелось показаться на фоне ее серой мышкой, невзрачной и ничтожной.

«Я должна многому научиться у нее!» — мысленно дала себе клятву Селина, хорошо понимая, что задача эта неимоверно сложна.

Когда их проводили в роскошные апартаменты отеля «Стефани» и она развернула свой жалкий сверток с нарядами, печаль охватила ее.

В отчаянии Селина взглянула на свое белое платье, которое напомнило ей о совсем недавно пережитой трагедии. Оно было скомкано и помято, так как свертывала она его в спешке, и к тому же порвано.

С грустью Селина подумала, что лучше ей бы истратить деньги, любезно предложенные Тивертоном, на обратный билет в Англию.

Однако же у нее не было времени предаваться размышлениям, так как тотчас по приезде Квентин Тивертон вызвал к ней через гостиничную прислугу парикмахера, портного, швею, обувщика и даже перчаточника. Все они почти немедленно появились у дверей их номеров.

Апартаменты, предоставленные «брату» и «сестре», располагались на втором этаже.

Тивертон заказывал самые лучшие комнаты, но отель был переполнен, и престижный первый этаж был сдан постоянным почетным гостям.

— Наш багаж прибудет позже, — заявил он небрежно встречавшему их портье. — На наш поезд из Парижа невесть откуда свалился камень, вероятно с неба, и мы с сестрой решили прокатиться до Баден-Бадена верхом, не доверяя больше железной дороге.

— Такие несчастья случаются, к сожалению, довольно часто, mein Herr! — Менеджер отеля «Стефани» сочувственно покачал головой.

— Нам бы хотелось, не дожидаясь багажа, обновить свой гардероб, — продолжал Квентин. Тивертону весьма удавался высокомерный, властный тон, свойственный заезжему вельможе, и Селине оставалось только изумляться, как быстро исполнялись его распоряжения.

Селина пыталась было протестовать против излишних расходов, заявив, что ей совсем ни к чему такое количество нарядов, какое вздумал заказать Тивертон.

Она даже ахнула, услышав его разговор с портным и швеей. Но в результате она все же через пару минут стояла в ночной сорочке перед мастерицей, и с нее снимали мерку.

Ей горько было думать, что все старания и расходы Квентина Тивертона ни к чему не приведут. Вряд ли у кого она вызовет интерес к своей персоне, и великодушный ее покровитель вынужден будет отправить Селину обратно в Англию опять же за свой счет.

Она хотела бы высказать ему все свои тревоги и сомнения, но это было невозможно сделать в присутствии посторонних. Она только пыталась слабо возражать против излишней экстравагантности фасонов и количества заказанных нарядов.

— Я собираюсь приобрести для тебя лишь то, что необходимо срочно, без чего ты не можешь обойтись в ближайшие дни, — заметил Квентин по-немецки.

Этот язык в его устах еще более подчеркивал авторитетность тона и непоколебимую его решимость. Подобные заявления, произнесенные по-французски, звучали бы гораздо мягче.

— Мои девушки будут трудиться всю ночь напролет, mein Herr, — заверил Квентина портной. — Большинство из них француженки, так что в их мастерстве не приходится сомневаться.

Нужные ткани были уже доставлены — шелк, бархат, тюль, парча и рулоны кружева и ворох лент. После неоднократных переделок созданы были окончательные эскизы, подведен итог, и сумма предъявленного портным счета ошеломила Селину.

Но и портной был изумлен щедростью ее покровителя, когда, не споря, тот тут же расплатился, причем наличными. С низкими поклонами портной, проникнутый почтением, удалился, поспешив заняться своей работой.

Селина не успела что-либо возразить, ибо Квентин Тивертон также покинул комнату. Его ожидал, чтобы снять с него мерку, мужской мастер.

Парикмахер, рекомендованный содержателем отеля, завладел головкой Селины, создавая ей изысканную прическу, горничная забрала ее белое платье, чтобы привести его в порядок.

Все происходило так быстро, как бывает только в волшебной сказке. Едва Селина очнулась, как оказалось, что она уже готова для первого своего выхода.

Девушка взглянула на свое отражение в зеркале и убедилась, что выглядит так же пленительно и элегантно, как в тот злосчастный вечер перед свиданием с маркизом.

Горничная добавляла искусной рукой последние штрихи к ее облику, когда послышался вежливый стук в дверь, соединяющую две спальни — Селины и Квентина.

— Могу я войти?

— Я готова, — ответила Селина.

Квентин вошел, и она испуганно затаила дыхание, теряясь в догадках, как он оценит ее теперешний облик, опасаясь, не наделала ли она каких-то ошибок, проявив дурной вкус или невежество в области моды.

По ее настоянию горничная несколько уменьшила открытый вырез на груди, добавив туда лишнюю полоску кружев. Сейчас платье выглядело более скромным, иначе Селина вообще отказалась бы появиться в нем. Ей казалось, что ни одна респектабельная женщина не осмелилась бы столь оголить свою грудь, как заставляла ее сделать миссис Девилин ради удовлетворения прихоти старого маркиза.

Квентин Тивертон молча остановился на пороге и оглядел девушку с головы до ног.

Если она была сейчас совсем не похожа на заплаканное испуганное создание в ночной сорочке в жалкой гостиничной мансарде, то и он не походил на всадника в старомодном английском костюме для верховой езды, сопровождавшем ее через Черный лес.

Она не могла оторвать от него глаз.

В белоснежной рубашке с искусно завязанным шелковым шейным платком, в туго обтягивающем его стройную фигуру фраке с длинными фалдами, он выглядел необыкновенно элегантно.

Тревожная мысль заметалась в голове Селины. Вдруг он решит оставить ее дома, посчитав, что ее наряд никуда не годится, а она сама недостойна быть его спутницей.

Но Квентин улыбнулся и произнес с чрезмерной и не очень искренней, по мнению Селины, любезностью:

— Не сомневаюсь, что множество мужчин, которых я прежде и в глаза не видел, заявят, что они мои закадычные друзья, после того как увидят мою хорошенькую сестрицу!

— Взгляните, пожалуйста… у меня все в порядке? — робко попросила Селина.

— Здесь слово «в порядке» не годится, — откликнулся он. — Сногсшибательно! Не это ли ты хочешь от меня услышать?

— Если б вы сказали мне правду…

— Мы должны всегда говорить друг другу правду, — ответил Квентин Тивертон. — Если помнишь, это одно из условий заключенной между нами сделки.

Горничная тактично удалилась из комнаты, и тогда Тивертон сделал Селине выговор:

— Однако ты уже допустила грубую ошибку, да еще в присутствии прислуги. Мы брат и сестра, и обращайся ко мне соответственно.

— О боже! — воскликнула Селина. — Простите, я так растерялась. А вы… а ты уверен, что я ничем не посрамлю тебя? Может, мне лучше сегодня остаться в номере и не выходить, пока завтра не будут доставлены платья? Я не хочу, чтобы ты меня стыдился в компании…

— Взгляни на себя в зеркало! — приказал Тивертон. — Что ты там видишь?

— Не знаю… По-моему, ничего хорошего. Я очень… испугана.

— Лжешь! — с улыбкой возразил Квентин. — Ты видишь в зеркале свое прекрасное отражение. А зеркало не лжет, в отличие от тебя. Вперед, Селина! Мы на пороге большого приключения. Переступим же порог и узнаем, что нас ждет. Разве тебе не любопытно, Селина?

Впоследствии Селине было трудно восстановить в памяти, как все происходило, настолько она была взволнована и ощущала себя попавшей в сказочный мир.

Они обедали в громадном ресторанном зале отеля, похожем на цветущий сад. За окнами протекала живописная река Ооз, а по набережной катились экипажи с нарядной публикой.

Селина поначалу мало на что обращала внимание, так как изрядно проголодалась после долгого путешествия через горы и леса и утомительной примерки новых платьев.

Все, что она ела за обедом, было превосходно на вкус и рекомендовано Квентином Тивертоном как фирменные кушанья ресторана. Ей запомнилось оленье жаркое и пирог со сливками и мягким душистым сыром, но на стол было подано множество и других блюд, попробовать которые Селина не отважилась, а их названия выветрились у нее из головы.

— Завтра закажем тебе розенкюхен, — пообещал Квентин.

— Пирог с розами? — удивилась Селина.

— Или ты предпочитаешь угрей и лягушачьи лапки? — поддразнивая ее, засмеялся он.

Удовлетворяя ее любознательность, Тивертон рассказал Селине, что Баден-Баден стал курортом еще в 125 году до Рождества Христова и назывался тогда Водами Аврелия.

Римские солдаты для поправки своего здоровья пили здешнюю воду и купались в источниках, а в средние века тысячи паломников устремились сюда в надежде на исцеление.

— А кто правит городом? — спросила Селина.

— Это независимое государство, возглавляемое маркграфом, герцогом Захрангеном, — ответил Квентин Тивертон. — Так сложилось, что это сейчас старейшая правящая династия в Европе. Маркграфу предлагали королевский статус, но он отказался от короны и принял лишь титул Великого герцога Баденского.

— А я его увижу? — поинтересовалась Селина, движимая детским желанием хоть одним глазком глянуть на королевскую особу.

— Они сейчас, несомненно, на скачках, — сказал Тивертон. — Кстати, скачки в Бадене не менее пышно обставлены и знамениты, чем королевские бега в Аскоте в Англии.

Он еще о многом поведал Селине, так что, заканчивая ужин, она произнесла в восторге:

— Я столько интересного услышала сегодня, что у меня просто голова идет кругом. Ты не представляешь, но ведь я за исключением того случая с маркизом никогда раньше не обедала с джентльменом наедине.

— Я бы желал, чтобы маркиз стерся из твоей памяти навсегда, а я был бы первым, кто отобедал с тобой, — заявил Квентин Тивертон. — Правда, я рад и тому, что во второй раз выбор пал на меня.

— В тот раз это был не мой выбор… вы же знаете, — упрекнула его Селина.

— Забудем о маркизе и обо всем остальном, — сказал Квентин, заметив, как мрачная тень накрыла девичье личико. — То, что было до встречи с тобой, просто не существует. Если играешь роль, то необходимо целиком погрузиться в нее.

— Я и стараюсь так поступать, — сказала Селина. — Я уже почти… представляю себя твоей сестрой.

Говоря это, она подняла взгляд, и глаза их встретились. Что-то было в его лице, чего она понять не могла, и ее это встревожило. Селина вгляделась в него пристальнее. Тогда Квентин сказал:

— Продолжай в том же духе, сестричка. Мы едем в казино. Я забыл известить тебя, что мы не отправимся сейчас с визитом к мадам Леблан. Причиной тому ее послание, которое я получил недавно. Нас обоих приглашают позднее поужинать с нею и герцогом на его вилле. Уверен, что ты будешь обрадована.

— Да, конечно, — сказала Селина.

На самом деле ей было бы гораздо приятнее скромно отужинать в обществе одного только Квентина Тивертона.

Наемный экипаж, проделав короткий путь, подвез их к зданию казино, которое снаружи напоминало классический древний храм, а внутри — хоть Селина и не догадывалась об этом — было копией королевского дворца в Версале.

Там были статуи полуобнаженных богинь, поддерживающих на головах массивные канделябры, и была зала ослепительной белизны с золотыми затейливыми решетками и лепниной в стиле Людовика XVI. Был там и салон мадам Помпадур, в точности воспроизводящий обстановку комнаты мадам Помпадур в Трианоне, и Зеленая гостиная в стиле ренессанс, как в эпоху Людовика XIII.

Все это настолько поражало, ослепляло, дышало великолепием, что Селина, совершенно растерявшись, инстинктивно крепко ухватилась за руку Квентина.

Но еще большее впечатление, чем само казино, производила собравшаяся там публика. Селина и представить себе не могла, что увидит сразу в одном месте столько значительных и столь нарядно одетых персон.

Каждый из мужчин был личностью, и, разумеется, весьма примечательной. Как позже она узнала, здесь были представители самых знатных и прославленных благородных родов Европы. Ну а от взгляда на женщин дыхание просто замирало.

Их наряды, вышивки, кружева, перья на шляпках, цветы на корсажах, ленты, шлейфы, веера — все находилось в непрестанном движении, переливалось, сверкало, мелькало и менялось, как в калейдоскопе, и этим завораживающим танцем расцветок и оттенков хотелось любоваться до бесконечности.

Но если их платья ошеломляли, то от вида драгоценностей можно было просто обезуметь. Никакое зрелище не способно было сравниться с подобным парадом красоты и богатства.

Казалось невероятным, что грациозные белые шеи и тонкие руки, изящные пальчики и маленькие ушки могут нести такую тяжесть, не в прямом смысле, а в том, какое несметное богатство воплощалось в этих украшениях.

Наверное, на эти ограненные искусными ювелирами камушки можно было бы купить всю нашу планету. Если не всю Вселенную.

Селина чувствовала себя неуютно среди этого изобилия бриллиантов, сапфиров, рубинов и изумрудов. Кто-то со стороны, взглянув на нее, наверное, сравнил бы девушку с дикорастущей лилией, случайно попавшей в оранжерею, заполненную роскошными экзотическими орхидеями.

Квентин Тивертон медленно вел Селину по направлению к игорным столам, и, как он и предчувствовал, множество мужчин стали претендовать на якобы давнее знакомство с ним.

То один по дороге изъявил желание завязать с ним дружеский разговор, то подошли двое, чтобы представить третьего, а он всех троих никогда прежде не встречал. Пока они обменивались рукопожатиями с Квентином, глаза их упорно сверлили Селину.

«Моя сестра!» — эти два слова ему пришлось повторять десятки раз, и, переводя дух во время короткой паузы, он умоляюще обратился к Селине:

— Я хочу заняться игрой. Встань у меня за спиной, не поворачивайся ни вправо, ни влево, взгляд не отрывай от стола и постарайся разобраться в правилах игры.

Селина сделала, как он сказал, и увидела множество золотых монет, сложенных в кучки по краям стола, и пальцы, хватающие их беспрерывно, словно хищные когти.

Впервые она наблюдала за мужчинами и женщинами, целиком отдавшимися игре случая, ощутила их напряжение и взрыв эмоций, когда они выигрывали или оставались в проигрыше.

Вначале Селина очень боялась, что Квентин Тивертон проиграет. Ей было хорошо известно, что уже через несколько часов по прибытии в Баден-Баден он влез в долги.

Нужно было оплачивать номер в отеле, слишком дорого ему обошлись наряды, заказанные для Селины, и собственные костюмы. К обеду им подали специальное, янтарного цвета вино, про которое Тивертон сказал, что оно выдерживается в бутылках с «золотой» пробкой.

«Что будет, если он проиграет?» — задавалась вопросом Селина. Ее пальцы вцепились в спинку его стула и не ослабляли хватку, пока она с облегчением не увидела, что кучка монет перед ним увеличилась.

Селина почувствовала, что, занятый игрой, Квентин совершенно забыл о ее существовании.

И действительно, когда один из представленных ей только что джентльменов подошел к ней с разговором, Квентин не обратил на это никакого внимания.

— Могу ли я принести вам что-нибудь выпить, мадемуазель? — спросил француз.

— Нет, благодарю вас, — ответила Селина. — Я слежу за тем, как играет мой брат, и мне не хотелось бы отвлекаться.

— Объяснить вам правила игры? — предложил француз. — Или вы их знаете?

— Для меня это пока китайская грамота, — робко призналась Селина.

— Я буду счастлив взять на себя роль учителя. Давайте подойдем к соседнему столу.

Не зная, как ей следует поступить, но посчитав, что будет грубостью отказать любезному кавалеру, Селина позволила ему увести себя туда, где крутилась рулетка.

Она, стоя в стороне, наблюдала, как движется, подпрыгивая, маленький белый шарик, а деньги переходят из рук в руки и золото теряют те, кто поставил на неверный номер.

Ее спутник, пожалуй, безуспешно пытался втолковать Селине «сложную» механику игры в рулетку, разницу выигрышей или потерь, когда ставки сделаны на одну цифру или на комбинацию цифр.

И тут крупье провозгласил:

— Faites vos jeux, messieurs et mesdames![1]

Селина сказала:

— Я почему-то уверена, что на этот раз выпадет двадцать девять!

— Тогда мы должны поставить на этот номер, — поспешно сказал ее учитель.

Он поставил несколько золотых кружочков напротив этой цифры, прежде чем Селина успела задержать его руку.

— Я могла… ошибиться, — запротестовала она.

Но ее возражения запоздали. Крупье объявил:

— Vingt neuf noir[2].

— Я была права? — в изумлении воскликнула Селина.

— Говорят, что красивой женщине всегда везет, когда она в первый раз принимает участие в игре. Это уже стало традицией, — улыбнулся француз.

Когда распределяли выигрыш, он сгреб кучку монет со стола и ссыпал их в ладонь Селине.

— Зачем? Это ваши деньги! — противилась она.

— Вознаграждение за риск, — шутливо отозвался француз.

— Рисковали вы, а не я! — возражала Селина. — Я не могу принять это, месье.

— Вы вдохновили меня на риск!

— Нет, пожалуйста… У меня и в мыслях не было участвовать в игре.

Она произнесла это так убежденно, что француз несколько опешил:

— Ясно теперь, что вы, мадемуазель, новичок в казино и незнакомы с общепринятыми здесь обычаями. Но если вас это устроит, я заберу деньги обратно с условием, что вы подскажете мне номер, на который я их вновь поставлю.

— Я боюсь… что не осмелюсь… повторить… — Селина запиналась буквально на каждом слове.

— Пожалуйста, попытайтесь, — уговаривал ее француз, как будто вся жизнь его зависела от решения этой едва знакомой ему девицы.

У Селины не было ни сумочки, ни кошелька, куда можно было сложить монеты. Она так и держала их на раскрытой ладони и невольно следила за прыгающим над вращающимся кругом белым шариком.

Она была почему-то уверена, что число двадцать девять выпадет еще раз. Откуда в ней была такая уверенность, она и сама не понимала. Нервная дрожь охватила ее. Казалось, что подскоки шарика передаются ей, заставляя трепетать, или, наоборот, она управляет его бездумной пляской по кругу.

— Делайте ставки, месье и мадам!

Голос крупье не имел никакого выражения. Это был механический голос, и таким же безжизненным голосом Селина негромко произнесла:

— Ставьте!

Француз нагнулся к столу и успел сделать ставку в последний момент.

Колесо завертелось, шарик начал скачку. Продолжалась она недолго и происходила в полном молчании.

Селина выиграла вторично и теперь уже смотрела на мужчину, вовлекшего ее в игру, с торжеством. Глаза ее засияли.

— Теперь я могу с вами расплатиться и имею право на свою долю.

Его бледное лицо стало еще бледнее.

— Попытайтесь еще раз, — настаивал он.

Селина решительно мотнула головой:

— Нет, мое везение кончилось. Я не игрок и не хочу им становиться. Я должна вернуться к брату и рассказать ему, что произошло.

— Весь выигрыш ваш! — вскричал француз, но она не дождалась, когда он соберет монеты со стола, и устремилась обратно к Тивертону.

Так получилось, что он как раз поднялся ей навстречу.

— Погляди, сколько я выиграла! — воскликнула Селина, протягивая ему на раскрытой ладони монеты. — Это еще не все! За мной несут остальное.

Горстку монет она опустила в его руку и тут же заметила удрученное выражение его лица.

— А ты… проиграл? — И голос ее сник. Словно прокололи воздушный шарик. И он сморщился.

— Да, мне не повезло, — вздохнул он.

— Ну и ладно! — сказала Селина, стараясь его ободрить. — Ты проиграл, я выиграла. Я теперь знаю номер, который всю эту рулетку перевернет вверх тормашками.

— Неужели? — иронически задал вопрос Квентин Тивертон. — Откуда у тебя деньги? Они твои?

— Мои, но я не собираюсь их себе присвоить. У нас общая касса. К тому же я у тебя в долгу.

— А могу я сыграть на твои деньги, Селина? — не глядя ей в глаза, с усилием произнес Тивертон.

Она была только рада ему ответить:

— Все мое — твое. Пусть тебе повезет!

Квентин Тивертон взял у нее монеты и забрал то, что поднес галантный француз…

Затем он молча направился куда-то, бесцеремонно расталкивая на пути расточающих приветливые улыбки посетителей казино.

Селина, как собачка на поводке, следовала за ним.

В дверях Голубой комнаты, где шла самая отчаянная игра в баккара, какой-то мужчина преградил дорогу Тивертону:

— Привет, Квентин! Я ожидал встретить тебя здесь. Все выигрываешь?

— Наоборот, проигрался… — сухо ответил Квентин.

— Не везет в карты — везет в любви! — Мужчина цинично оглядел фигурку Селины.

— Разреши представить тебе мою сестру, — сказал Тивертон. — Правда, затрудняюсь, как представить тебя. Твое имя выветрилось из моей памяти.

— Уилтон. Мы познакомились в Каире. Постарайся вспомнить.

— Да-да, припоминаю… ну да, конечно. Позволь представить тебе, Селина, отважного воина, полководца британской армии. Сэр Джон Уилтон, галантнейший солдат!

— Я уже не солдат и сменил форму на смокинг. Не выпьем ли мы за встречу старых друзей?

— У меня есть одно страстное желание — сыграть в баккара, — сказал Квентин Тивертон. — Но я буду благодарен, если ты поухаживаешь за моей сестрой. Я не решаюсь оставлять ее без присмотра, но солдату империи я целиком доверяю.

— А она не откажется от моей защиты? — спросил сэр Джон.

— Нет, сэр Джон, — пролепетала Селина. — Я во всем полагаюсь на мнение Тивертона.

— Тогда присядем, милая девушка, — предложил мужественный воин, указывая ей на ближайшие кресла. — Почему-то мне кажется, что вы впервые в казино.

— Почему вы так подумали? — поинтересовалась Селина.

— Я могу вам ответить, но на это понадобится некоторое время, — загадочно произнес сэр Джон.

И он принялся расточать Селине комплименты, но она плохо его слушала. Все ее мысли были заняты Квентином. Она страстно желала ему выигрыша.

Селина была уверена, что деньги, которые она дала Тивертону, принесут ему удачу. В ней проснулся некий мистический дар предвидения. Ведь смогла же она увидеть дважды счастливый номер в рулетке.

Она подумала: «Может, когда-нибудь он встанет за моей спиной, а я буду играть и сделаю то, что сделала для незнакомого мне француза?»

Но тут до ее слуха донеслось банальное изречение сэра Джона:

— Удачлив в картах, неудачлив в любви.

А был ли Квентин Тивертон удачлив в любви? Она так мало знала о нем. Кто была Кора Перл, о которой упомянула мадам Леблан? Ведь Тивертон появлялся с Корой Перл в парижских салонах. А сама мадам? Восхищался ли Тивертон ею как актрисой или был ее любовником?

Селина не могла понять, почему ее мучает ревность к этим женщинам. Ей-то на что претендовать? Что многие красавицы любили его — это понятно. Ведь он так обаятелен, так добр, он — само совершенство!

Квентин сказал, что душа у него черствая. Но кто, как не он, помог ей избавиться от страшной миссис Девилин, привез в Баден-Баден и пообещал найти супруга?

Даже жутко подумать, что бы она делала, если бы не он. Ей надо во всем полагаться на него, а самой вести себя тихо и ни в коем случае не вмешиваться в его личную жизнь.

И вдруг Селине пришло на ум, что Тивертон уже начал выполнять свое обещание насчет ее замужества. Не является ли сэр Джон первым из подобранных им кандидатов в ее мужья? Эта мысль заставила Селину внимательнее присмотреться к своему кавалеру.

— Вы так очаровательны! Ваша красота завораживает! — твердил сэр Джон. — Но я, конечно, не оригинален. Многие мужчины говорили вам это до меня.

Селина отрицательно покачала головой.

— Тогда позвольте мне повторить то, что я уже вам сказал. — Воин империи захлебывался от восторга. — Ваш братец поступил мудро, что привез вас сюда, Баден-Баден сможет по достоинству оценить вашу красоту. Но долго вы здесь не задерживайтесь!

— Почему? — удивилась Селина.

— Потому что вы будете иметь еще больший успех на приемах в Лондоне и вам больше подойдет атмосфера Букингемского дворца.

Селина вежливо рассмеялась:

— В такое место меня просто не пригласят.

— А почему бы и нет? — искренне удивился сэр Джон.

— По одной простой причине… — Тут Селина замялась, но быстро нашлась: — Мой брат не позволит мне посещать балы. Да и ему вряд ли пришлют приглашения.

Сэр Джон выглядел озабоченным.

— Очевидно, я чего-то не знаю, — дипломатично заметил он. — О да, неудивительно! Догадываюсь, что Аркли терпеть не может вашего брата. Да, лорд человек трудный…

Для Селины речь его была лишена всякого смысла. Кто такой лорд Аркли, она не знала, и за что он ненавидит Тивертона, ей тоже было неизвестно. Квентин утаил от нее эти факты, рассказывая свою биографию.

Желая направить беседу в иное русло, она спросила:

— А где вы остановились в Баден-Бадене, сэр Джон?

— Моя жена и я гостим у Маркгрейвов, — ответил тот и добавил: — У них в замке сыро и скучно, и обычно после обеда я убегаю оттуда. И, оказывается, не прогадал. Встреча с вами вознаградила меня за перенесенные муки.

Селина рассмеялась, а в душе вздохнула с облегчением.

Стало ясно, что Тивертон не прочит уже женатого сэра Джона ей в мужья.