Невинность и порок

Глава шестая

Войдя в салон, Квентин Тивертон убрал со столика фарфоровые безделушки и вазочки, высыпал на него груду монет.

Добыча была так велика, что казалось, круглый маленький столик вот-вот подломится под тяжестью монет.

Глаза Селины светились, так же как и золото на столе.

— Сколько же ты выиграл? — спросила она, затаив дыхание.

— Почти тысячу фунтов, если считать на английские деньги, — ответил он. — По крайней мере, достаточно, чтобы не думать о деньгах какое-то время.

— Мы сможем расплатиться с долгами? — обеспокоенно поинтересовалась Селина.

— Сегодня же мы это сделаем, — кивнул он и, опустившись в кресло, вытянул ноги, приняв расслабленную позу. — А теперь доложи в подробностях, как ты это все провернула?

Селина послушно описала ему свое путешествие в спальню барона.

— Я сама не знала, что ищу, — призналась она, — но у меня было предчувствие, что я обязательно найду нечто… какую-нибудь улику, подтверждающую твои подозрения.

— И что дальше? — торопил Квентин. Любопытство жгло его, и он подгонял Селину.

— Я увидела крохотную кисточку и не могла взять в толк, зачем она понадобилась барону…

— Да уж, в пристрастии к искусству его не заподозришь, — согласился Тивертон.

— …и тут я заметила светящееся пятнышко…

Селина дала подробный отчет о дальнейших своих открытиях, о светящихся пилюлях, о волшебных свойствах очков, о колодах карт, хранящихся в ящике туалетного столика.

— Чего я не могу понять, так это зачем барон, будучи столь богатым, докатился до постыдного шулерства.

— Да, он богат, это правда, но есть люди, которым всегда мало того, что они имеют.

Тивертон добавил после некоторого размышления:

— Я убежден, что барон играл честно вплоть до последних нескольких сдач. Но когда на кон было поставлено уж слишком много, а ему казалось, что выиграл он за вечер недостаточно, тут он и поддался искушению.

— Интересно, носит ли он очки в обычных обстоятельствах?

— Я видел его с моноклем, когда он не за карточным столом, но для многих мужчин это просто забавная игрушка или украшение. Они считают, что монокль придает солидность. На самом деле зрение у него в полном порядке.

— Что ты собираешься предпринять? — полюбопытствовала Селина.

— Ничего! — ответил Квентин Тивертон.

— Вероятно, когда он обнаружит пропажу одной пары очков, то догадается, что произошло.

— Наверняка, — согласился Тивертон. — Но пока он еще пребывает в растерянности. Иначе он бы не навязывал мне так упорно свое гостеприимство на следующий вечер.

— Он не может тебе как-то повредить?

Квентин Тивертон покачал головой:

— Он не может ничего предпринять, не выдав себя. Малейшее подозрение в жульничестве сразу отвратит от него всех игроков. Обирать до нитки ему уже будет некого.

— И все-таки ты нажил себе злейшего врага, и я боюсь за тебя, — сказала Селина.

Тревожная нотка, прозвучавшая в ее голосе, растрогала Тивертона. Он постарался принять беспечный вид.

— Как-нибудь я сумею постоять за себя. Обещаю, со мной ничего не случится.

— Мне не нравится барон… и потом… мы все-таки в чужой стране…

Сказав это, она с ужасом подумала, что барон может настоять на дуэли или, что еще страшнее, послать наемных убийц. Вдруг темной ночью, когда Квентин будет возвращаться из казино, на него нападут!

Она слышала, что такие вещи происходят особенно часто за границей, а барон из тех злодеев, кто не останавливается ни перед чем, чтобы осуществить подлые свои намерения.

— Тебе не следует за меня тревожиться, — успокаивающе сказал Квентин Тивертон.

Он ласково погладил ручку Селины. Девушка вздрогнула, и он ощутил это.

Он заглянул ей в лицо. Она смотрела молча ему в глаза, и оба они вдруг почувствовали, что ни в силах даже пошевелиться.

Наверное, они просидели бы в неподвижности очень долго, им было так хорошо вдвоем, но шум подъехавшего экипажа заставил Селину вскочить.

— Может быть, это барон! — прошептала она в страхе.

Квентин Тивертон тоже встал и, открыв ящик секретера, стал горстями ссыпать туда золотые монеты.

Дверной звонок настойчиво задребезжал, послышались шаги сонного Джима по мраморному полу прихожей.

Когда последняя монета нашла свое место в ящике секретера, Квентин Тивертон задвинул его и повернул ключ в замке.

Мужской голос у парадного входа прозвучал весьма решительно. Джим что-то невнятно ответил, затем проследовал к двери в салон, приоткрыл ее и объявил:

— Лорд Хоудридж!

Он почти тотчас появился на пороге, на удивление изящный и торжественный в элегантном вечернем костюме.

— Извините меня за визит в столь поздний час, — сказал он, — но, проезжая мимо, я увидел в окнах свет и понял, что вы еще бодрствуете.

— Мы только что вернулись, — сказал Тивертон. — Входи и присаживайся, Хоудридж. Могу я предложить тебе глоток вина?

— Благодарю, но вынужден отказаться. Я весь вечер наслаждался отменной едой и экзотическими напитками у Великого князя. Я ожидал встретить вас там обоих…

Селина пришла на помощь Тивертону, объяснив:

— Во время прогулки с его светлостью я предполагала, что мы будем там ужинать.

— Да-да, конечно, — быстро сказал Тивертон. — Но потом нам пришлось изменить планы… Но я уверен, что там было достаточно интересной публики, чтобы ты не чувствовал себя без нас одиноким.

— Мне очень не хватало общества твоей сестры, Квентин, — признался Хоудридж.

Он опустился на софу, обитую голубой парчой, и погрузился в размышления.

— Ты абсолютно уверен, что ничего не хочешь? — осведомился Тивертон.

— Ничего, — твердо заявил лорд Хоудридж. — Ничего, кроме беседы с тобой наедине, если это возможно.

— Тогда я оставляю вас, — сказала Селина. — Еще раз выражаю вам искреннюю благодарность, милорд, за приятную прогулку.

Она сделала реверанс, а лорд Хоудридж тут же вскочил:

— Сегодня я намеревался прокатить вас вокруг замка Маркгрейв. Там превосходные виды.

— Мы еще успеем там побывать.

Она надеялась, что раз Тивертону нет необходимости вновь садиться за карты, то он может провести время с ней.

— За завтраком мы решим, что нам делать, — заявил Квентин, как бы прочитав ее мысли. — Выспись хорошенько, Селина, и… спасибо тебе.

Она знала, за что он ее благодарит, и ответила ему улыбкой, нежной и полной обожания. Впрочем, эту улыбку оценил только Тивертон, лорд Хоудридж был занят тем, что спешил галантно распахнуть перед девушкой дверь, за что также был вознагражден милой улыбкой.

Как обидно, думала Селина, что лорд Хоудридж объявился именно в тот миг, когда они с Квентином переживали самый чудесный момент в жизни.

Впрочем, вполне возможно, что это касалось только Селины, а Тивертон не испытывал подобного чувства. Ведь она была влюблена в него, а он… О том, что он думает, что творится в его душе, она ничего не знала и знать не могла.

Теперь ей уже казалось, что она влюбилась в Тивертона с первой их встречи, с того момента, как он появился в ее мансарде, где она рыдала в отчаянии. Он походил на прекрасного, доброго волшебника, посланца какого-то иного мира, и пришел к ней специально, чтобы спасти ее и свершить чудо.

Но этот чудотворец был еще и мужчиной, а Селина, хоть и юной и неискушенной, но все-таки женщиной, и она неминуемо должна была в него влюбиться.

— Я люблю его! — произнесла она вслух, войдя в свою спальню, и увидела свое отражение в зеркале в дальнем конце комнаты. Девушка остановилась перед зеркалом. В голубом своем наряде при газовом освещении, заставляющем сверкать ее белокурые волосы, она выглядела очень привлекательной.

— Я люблю его! — повторила она. — Ах, если бы он полюбил меня…

Селина не строила иллюзий на свой счет. Она не очень умна, не остра на язык, не обладает особыми талантами. Она не умеет флиртовать, бросать на мужчин зазывные взгляды, как другие женщины, которыми он восхищается. А самое плохое то, что у нее нет ни гроша!

Болезненно уколола ее мысль, что она и так обошлась Тивертону слишком дорого.

— Я не что иное, как никчемная обуза, за которую еще надо платить!

Впервые в жизни ей захотелось быть богатой, обладать знатным титулом, может быть, иметь красивый дом и поместье, чтобы все это отдать любимому человеку.

— Квентин достоин занять самое высокое положение! — говорила она самой себе. — Если у него будет свой дворец и конюшня с хорошими лошадьми, он перестанет увлекаться азартными играми и такими женщинами, как Каролина Летесснер.

Воспоминания о Каролине будто кинжалом пронзили ее сердце. Ей даже расхотелось смотреть на себя в зеркало, ибо отражение в нем настолько не походило на роскошную актрису-куртизанку, что всякая надежда завоевать любовь Тивертона у Селины угасла.

Тем временем внизу после ухода Селины мужчина долго молчали. Квентин Тивертон не выдержал первым:

— Зачем ты пожелал увидеть меня среди ночи?

— Чтобы поговорить о Селине.

— Говори, я слушаю, — мрачно произнес Тивертон.

— Как раз когда я покидал Англию и уже направился в Дувр, чтобы оттуда попасть в Кале, — начал лорд Хоудридж, — то по дороге заглянул к своей кузине, которая живет в Кентербери в Кенте. У кузины есть дочка пятнадцати лет, а у дочки подруга, и эта подруга гостила там…

— И что? — равнодушно спросил Тивертон, только потому что Хоудридж сделал паузу.

— Имя подруги Аннетта Тивертон!

Теперь надолго замолчал Квентин. Но от него ждали объяснений. Он заговорил глухо:

— Селина не любовница мне. В силу обстоятельств, о которых я предпочел бы не распространяться, мне пришлось взять на себя заботу о ней. Простейший способ объяснить всем, почему мы вынуждены жить вместе, — это представить ее как мою сестру.

— Да, неудачно получилось, что я встретился с твоей настоящей сестрой, — сказал лорд Хоудридж.

— Позволь повторить тебе еще раз, — сказал Тивертон. — Мои отношения с Селиной точно такие же, как были бы с Аннеттой, будь она на ее месте.

— Я в это верю. То, как ведет себя Селина, меня в этом убеждает. Но у меня такое чувство, не сочти, Тивертон, мои слова за дерзость, что твое финансовое положение весьма шатко. Я бы хотел предложить Селине свое покровительство.

Наступившее молчание вновь первым нарушил Тивертон:

— Единственный вид покровительства, на который я дам согласие, это обручальное кольцо.

Настал черед лорда Хоудриджа глубоко задуматься. Он произнес после паузы:

— Неужели ты собираешься подыскать мужа для Селины в кругу наших общих, так сказать, «курортных» знакомых? Или ты метишь повыше? Тогда позволь выразить сомнение в успехе твоего предприятия.

— Селина настоящая леди, как ты, кажется, сам уже смог убедиться, — отозвался Квентин Тивертон. — Ее покойные родители были в высшей степени достойные люди.

— Тем не менее благодаря тебе она общается с гранд-дамами парижского полусвета.

— Это не испортит ее, пока я за ней присматриваю, — жестко произнес Тивертон.

— По-моему, ты тешишь себя иллюзиями, — возразил лорд Хоудридж и добавил: — Я буду очень щедр. Я даже готов положить на счет Селины некоторую сумму.

Квентин Тивертон поднялся с кресла.

— Обсуждать эту тему бесполезно, — заявил он резко. — Я твердо намерен выдать Селину замуж, хотя, конечно, в выборе супруга последнее слово останется за ней. Но могу тебя заверить, причем от ее имени также, что ни на какие иные отношения она не согласится. — Чтобы как-то смягчить суровость подобной отповеди, Квентин добавил: — Причиной того, что она сейчас со мной, был ее испуг… Один мерзавец-француз — грязная свинья — предложил ей то же самое, что и ты.

Лорд Хоудридж тоже встал, но не покинул комнату и принялся расхаживать взад-вперед, меря ее широкими шагами.

— Я очень богатый человек, Тивертон, и смогу обеспечить Селине спокойную комфортабельную жизнь.

— А когда она тебе надоест? Что тогда? — поинтересовался Тивертон.

— Она будет хорошо обеспечена. Но как может надоесть такое прекрасное создание? Мы проведем вместе много-много лет.

— Селина до последнего времени жила в тиши и уединении. О внешнем мире у нее нет ни малейшего представления. Ее молодость и невинность сейчас тебя в ней привлекают, а когда их не станет…

— Сколько можно твердить тебе, что я ее обеспечу. У нее будут деньги, свой дом в Лондоне и, конечно, собственный экипаж и лошади.

— То же самое ты мог бы предложить хорошенькой оперной певичке или гризетке, которая тебе приглянулась. Бог мой, опомнись! Мы же говорим о Селине! Ты же видел ее, говорил с нею… Разве ты не понял, какова ее душа?

— Я признаю, что она прекраснейшее из созданий божьих! — ответил лорд Хоудридж. — Но я не готов к браку. Я вообще никогда не женюсь. Я слишком ценю свободу…

— Тогда нам нечего больше сказать друг другу. — Квентин Тивертон поднялся. — Спокойной ночи, Хоудридж. Я посоветую Селине отказаться от твоего приглашения на прогулку. Она получила множество приглашений, и ей предстоит еще сделать выбор, кому отдать предпочтение.

— Значит, есть кто-то другой?

— Ответ на такой вопрос вполне очевиден, незачем его было даже задавать. Мы ведь ведем разговор о Селине! — Он поглядел на лорда свысока. — Когда будешь уходить, взгляни, сколько в холле карточек, присланных Селине. Не меньшее их количество, я уверен, скопилось в «Стефани» от тех, кто еще не знает, что мы покинули отель и переселились сюда.

Квентин услужливо распахнул дверь, чтобы гость мог уйти, но лорд Хоудридж все еще колебался.

— Постарайся рассуждать разумно, Тивертон. — Он вдруг перешел на просительный тон. — Разреши мне самому поговорить с Селиной.

— Тебе нечего ей сказать, — отверг его просьбу Квентин. — И я не позволю тебе тревожить ее! Могу только тебя предупредить, чтобы ты избежал неприятных моментов… Не пытайся говорить с ней на эту тему. Если бы Селина слышала то, что здесь говорилось, она была бы в шоке и почувствовала бы к тебе отвращение… по меньшей мере, если не сказать хуже…

Квентин набрал полную грудь воздуха и произнес речь, в которой каждое слово было подобно удару хлыста:

— Селина не вещь, выставленная на продажу. Я знаю, тебе по средствам купить на аукционе любую породистую лошадь, бриллиант, картину или дворец. Но здесь торг неуместен. Езжай к себе, Хоудридж, выспись как следует и более не трать времени на визиты сюда.

Квентин Тивертон проводил его через холл и вывел на парадное крыльцо.

Ожидающий возле кареты лакей тут же распахнул дверцу перед милордом. Хоудриджу ничего не оставалось, как сесть в экипаж и уехать.

Квентин Тивертон закрыл и запер дверь еще до того, как ночной гость скрылся внутри кареты.

Он пригасил газовые рожки в холле, и за этим занятием Селина застала его. Она появилась наверху, на площадке лестницы.

— Его светлость отбыли? — спросила она с легкой иронией, хотя на самом деле у нее было тревожно на душе. — Что он хотел?

Тивертон вскинул голову. Обычно он возвышался над ней. Теперь было наоборот — он смотрел на нее снизу вверх.

Селина уже переоделась в простенький легкий халат, который сшила когда-то сама.

Когда она была без элегантного вечернего наряда, а волосы ее не уложены в прическу, свободно струились и ниспадали светлыми локонами по плечам, — каким воплощением юности и чистоты казалась она!

Он ей ничего не ответил. Поэтому Селина спустилась на пару ступенек и переспросила:

— Чего он хотел?

Квентин отвернулся, прошел в салон и начал там гасить газовый свет.

— Болтал о каких-то пустяках, — небрежно бросил он через плечо. — Иди спать, Селина.

Она не уходила, ее пристальный взгляд словно жег ему затылок, спину…

— Он хотел поговорить с тобой… обо мне?

— С чего это вдруг ты решила?

Квентин Тивертон не хотел оборачиваться и все же сделал это. Она смотрела на него, и он не смел отвести взгляд в сторону.

— Он сказал мне сегодня днем нечто… что удивило меня, — призналась девушка.

— Что он сказал? — спросил Тивертон, и она ощутила такой гнев в его голосе, что это ее испугало.

Селина попыталась объясниться, стыдясь своих наивных предположений:

— Он не сказал ничего определенного, но мне показалось… что… он не собирается жениться на мне! Это не так! Я ошиблась?

— Нет, не ошиблась. Он на тебе не женится, — ответил Тивертон.

Некоторое время они молчали. Наконец она задала робкий вопрос:

— Он предложил тебе что-то другое?

— То, что я отказался с ним обсуждать, — резко, словно отрубил, сказал Тивертон. — Хоудридж исчез из твоей жизни. Забудем о нем. Здесь полно других мужчин, которые прямо вьются вокруг тебя. Каждый стремится с тобой потанцевать, тебя коснуться… — Квентин говорил с явной издевкой. — Но теперь у нас уже нет такой необходимости срочно искать тебе супруга, — добавил он деловым тоном.

— О, как я рада! — вырвалось у Селины. — Если мы не будем слишком расточительны, денег нам хватит надолго.

— Надолго никаких денег не хватит, таков закон природы, — рассудительно произнес Тивертон. — Но если мы будем тратить по соверену в день, то без завтрака и без обеда мы не останемся.

— Значит, хоть несколько дней ты… не будешь играть? — с радостным трепетом спросила Селина.

— Как бы я хотел ответить тебе «да», но… — Тивертон печально развел руками. — Игра для меня единственный способ добывать деньги. А у денег есть одно проклятое свойство — исчезать неизвестно куда и очень быстро.

Он заметил, как огорчилась Селина, и все же продолжал безжалостно и сурово:

— Скоро сезон в Баден-Бадене закончится, и все потянутся караваном в Париж.

— И нам тоже нужно туда ехать?

Париж для нее ассоциировался с мадам Девилин и мертвым маркизом. Ужаснее места не было на земле.

— Есть и другие города, но Париж предпочтительнее.

— А если нам вернуться в Англию? — задавая подобный вопрос, Селина вступала на зыбкую почву.

Тивертон ответил не сразу:

— Мне нельзя возвращаться домой, и, вероятно, я должен тебе объяснить почему.

— Если не хочешь, не надо мне ничего объяснять, — поторопилась сказать Селина.

— Нет уж, давай все выложим начистоту. Исповедь на заре наступающего дня, разве это не возвышает дух? — Квентин, может, шутил, а может, и в самом деле нуждался в самоочищении. — Только признайся, ты поверишь в то, что я скажу, поймешь, что я делаю все, чтобы нам обоим было хорошо?

— Зачем об этом спрашивать? Я доверилась тебе во всем и до конца. У меня нет желания как-то вторгаться в твою личную жизнь. Мне достаточно… быть вблизи от тебя.

Последний газовый светлячок, который еще не успел загасить Тивертон, теплился в матовом шаре. Трогательная, хрупкая — в ночных шлепанцах без каблуков — Селина казалась еще меньше ростом, крохотной, невесомой и неосязаемой, как лесной эльф, и красота ее была тоже волшебной, неземной…

— Я не хочу быть тебе помехой, — говорила Селина, а губы ее дрожали. — Я хочу только того, что хочешь ты… что бы ты ни пожелал…

— Существует огромная разница между тем, что я хочу, и тем, что я должен и могу сделать, — сказал Тивертон.

— Почему? — удивилась Селина.

— Потому что я обязан прежде всего подумать о тебе, — ответил он, — потому что вся твоя жизнь, твое будущее — все зависит от того, что происходит сейчас, в эти дни, и за каждый день я отвечаю… и перед самим собой, и уж наверняка перед господом богом. Я не прощу себе, если ты будешь несчастлива.

— Я счастлива… так счастлива… потому что с тобой! — воскликнула девушка.

Ее руки потянулись к нему; не отдавая себе отчета, что она делает, она обняла его, и — если б он сделал то же самое — она готова была бы простоять так хоть целую вечность.

Но Квентин резко отстранил ее от себя — почти оттолкнул, и произнес неестественно громко и сурово:

— Не отправишься ли ты наконец спать, Селина? Нечего бродить по дому, как привидение. Ты должна выглядеть свежее утренней розы и румяной, как заря, иначе… — Он запнулся. — Или ты забыла, ради чего мы болтаемся в этом чертовом Баден-Бадене?

Если б он вдруг дал ей пощечину или обругал последними словами, то все равно Селина поразилась бы меньше.

Ее руки бессильно упали, слезами наполнились глаза. Она отпрянула от него и как безумная устремилась наверх, в свою спальню.

Квентин догнал ее на лестнице и у самой двери преградил ей путь.

— Прости меня, прости меня, Селина! — твердил он. — Я не должен был это говорить, но ты сама вынудила меня. Мне трудно было сдержаться.

Она повернулась к нему, но не видела его лица из-за слез, застилающих ее взгляд.

— Я тебе благодарен… Ты не представляешь, как я благодарен тебе… за то, что ты сделала для меня этой ночью. Ты спасла меня от разорения, от краха…

Она ожидала от него иных слов, может быть, иной благодарности, но он подарил ей лишь намек.

— О нас, о наших проблемах мы поговорим утром… не сейчас… не здесь. Я не могу говорить, когда ты так смотришь на меня, черт побери!

Квентина разгневал ее взгляд. Но почему? Она никак не могла понять. И не могла понять, по какой причине сменилось его настроение после визита лорда Хоудриджа. Ведь как все было хорошо, радостно, светло, а как только он явился и побеседовал наедине с Тивертоном, все пошло кувырком.

— Я больше не смотрю… и не буду смотреть на тебя… на вас, сэр, простите, если это вам так не нравится, — нашла в себе силы быть ироничной Селина. — Действительно, час поздний… спокойной вам ночи, сэр!

Ей так хотелось, чтобы он хоть слегка улыбнулся. Но Квентин мрачно удалился, и тогда, плотно закрыв за собой дверь, она дала волю слезам, присев на кровать.

Утешала ее лишь единственная надежда, что Квентин Тивертон не так скоро раздобудет ей подходящего супруга, а до этого они будут вместе…

— Я люблю его, и большего счастья мне не нужно! — шептала, всхлипывая, маленькая влюбленная Селина.

Лорд Хоудридж сошел с дистанции — почему-то так показалось Селине, а в общей группе остальных кавалеров фаворит еще не проявил себя. При всей своей отрешенности от мира сего Селина читала иногда газеты и отчеты о бегах, поэтому и воспользовалась подобным термином.

Рыдания ее вскоре прекратились. Она погрузилась в сон, но несколько раз за ночь просыпалась и со счастливой улыбкой на устах засыпала снова, убеждаясь, что она по-прежнему на вилле, что Тивертон где-то рядом и у нее в запасе есть еще несколько дней, прежде чем он отыщет ей следующего кандидата в мужья.

Радостное настроение не покидало ее и когда она утром ворвалась в кухню, чтобы успеть помочь Джиму приготовить и сервировать завтрак для хозяина дома.

То, что Джим тоже волшебник под стать Тивертону и уже купил на рынке свежее масло, сливки, сыр, яйца, бекон, ей было не в диковинку, а то, что Квентин Тивертон спустился к завтраку, приветливо улыбаясь, стало для Селины истинным подарком. Как будто наступило Рождество или ее день рождения.

— Чутье мне подсказывает, что ты приложила свою чудодейственную ручку к тому, что будет подано на стол, — сказал Тивертон. — Я учуял аппетитный запах и услышал, как вы с Джимом смеялись над чем-то. Когда поварам весело, то и еда у них получается отменной. Чем вызвано веселье?

— Джим кое-что рассказал о ваших с ним прошлых приключениях, — призналась Селина.

— За болтливый язык я сверну ему шею, — пригрозил Квентин, но Селина была уверена, что он этого никогда не сделает.

Пока они завтракали, из-за двери до них донеслись какие-то непонятные звуки. Тивертон поинтересовался, что происходит.

— Ничего особенного, сэр, — доложил слуга, — но в холле нет уже места для букетов и корзин с цветами. По моим предположениям, сэр, вам не стоит тратиться в ближайшее время на пропитание. Во всяком случае, ужинать вы будете где-нибудь в гостях.

— Еще один соверен сэкономили! — воскликнул Квентин с серьезной миной на лице.

Джим протянул ему пачку конвертов с приглашениями.

Селине было любопытно убедиться самой, говорит ли Джим правду. Она встала из-за стола, подошла к двери и выглянула в холл.

От самых разнообразных цветов у нее запестрело в глазах. Огромные корзины, увитые роскошными лентами, букеты… Разве когда-нибудь она могла даже во сне увидеть такое пиршество красок! Все столы, стулья — все было занято цветами. И карточки! Их было несколько стопок, выложенных столбиком.

— Кто же послал мне их? — воскликнула Селина.

Она принялась за чтение сопроводительных карточек, прикрепленных к букетам, а Джим, находящийся неподалеку, укрепил ее веру, что это не сон, а реальность, трезвым высказыванием:

— Если мы вернем в цветочный магазин хоть треть всего, что здесь есть, и запросим полцены, то обеспечим себя едой на неделю.

Она кивком выразила свое согласие, но тут появился Тивертон.

— Интересно, кто же твои поклонники? — спросил он.

— Я вообще никогда не слышала про этих людей. Все какие-то незнакомцы! — удивлялась Селина. — Мадам Леблан и мадам Летесснер представляли мне многих, но имена их я не запомнила. Впрочем, вот букет от… лорда Хоудриджа! Должна ли я написать ему ответ и поблагодарить? Не будет ли бестактно так резко порвать с ним все отношения?

— Может, ты и права, но не торопись, — сказал Тивертон. — Подождем и посмотрим.

— Подождем чего? — спросила Селина.

— Последующих извержений вулкана, — с усмешкой ответил ей Квентин.

Он начал просматривать стопку карточек.

— Ты просто перевернула весь Баден-Баден вверх дном. Джим прав, нам незачем заботиться о пропитании. Важно только выбрать, у кого на вилле кормят вкуснее.

— Вкуснее я бы готовила для тебя сама, — не удержалась Селина. — Нам незачем для этого посещать званые ужины.

— Твое предназначение не обслуживать меня… или какого-то другого мужчину, — твердо заявил Тивертон. — Ты не должна ничего делать из того, что утомляет женщину. Разве только подставлять ручку для поцелуя и выслушивать комплименты от ангелов, специально слетающих для этого с райских небес.

Он рассмешил ее, и она была за это ему благодарна.

— Я бы вышла замуж за какого-нибудь ангела, но вся беда в том, что я не верю в их существование. Покажи мне хоть одного, и я тут же побегу с ним венчаться.

— Он не возьмет тебя в жены с такой растрепанной головой.

С неприбранной прической, в утреннем небрежном туалете она была так пленительна, что Тивертон…

Что мог сделать Тивертон?

Он спросил:

— Селина?

— Да?

— Как тебе показался лорд Хоудридж? Он тебе нравится?

— Он приятный человек…

Возникла пауза.

— И? — Был ли это вопрос или непроизвольный возглас, который издал Тивертон?

— Ты же сказал, что мы больше с ним не увидимся.

— Но он прислал тебе корзину цветов… и там вложено письмо. Прочти его!

Селина удивилась:

— Как ты из множества корзин распознал подарок Хоудриджа? Ты что, маг?

— Нет, сыщик, ищейка, — усмехнулся Тивертон. — Корзина доставлена из «Стефани», а значит, до нашей с ним беседы. Хоудридж не знал, что мы переехали.

Селина взяла конверт с карточкой. Самым большим желанием ее было разорвать его в клочки и выбросить в корзину для мусора. То, что могло быть там написано, читать ей совсем не хотелось.

Но Квентин ждал, чтобы она прочитала послание. Он настаивал, и она, конечно, подчинилась.

— Ну и что он пишет? — спросил Квентин.

Селину поразила нетерпеливость и настойчивость в его голосе. Она прочла вслух:

«Моя дорогая Селина!

Мне необходимо срочно поговорить с тобой, в любое время, в любой час, какой ты назначишь.

Прошу, пожалуйста, не откажи мне в этой просьбе ради собственного благополучия и моего также.

Безмерно обожающий тебя

Хоудридж».

К концу чтения записки голос Селины совсем сник, а закончив, она с недоумением взглянула на Тивертона:

— Что такого важного он хотел сказать мне?

— То, что мы с тобой обманщики!

— Как? — Дрожь охватила Селину.

— Скажу тебе правду. Лорд Хоудридж изъявил желание взять покровительство над тобой!

Селина побледнела, и тогда Тивертон поспешил ее успокоить:

— Это не такое оскорбительное предложение, как может тебе показаться. Но я показал ему на дверь, то есть выгнал его, сказав, что я твой единственный и истинный покровитель.

— Он… тебе поверил?

— Думаю, что да. Я ведь сказал правду, а правду трудно опровергнуть. И к тому же он все-таки знаком с тобой…

— А я… про меня можно подумать что угодно, — с отчаянием в голосе произнесла Селина.

— Про тебя нельзя подумать ничего дурного.

— Но ты сказал ему… что я не соглашусь на его постыдные предложения?

— Я дал ему понять, что у него нет никаких шансов…

— Тогда отошли ему цветы обратно… С вежливым отказом.

— Ты в этом уверена? Дорога, которая открывается перед тобой, отлично вымощена. Стоит только тебе вздернуть вверх головку, Селина, и… вперед! Кстати, за Хоудриджа я ручаюсь. Он человек верный слову. И боюсь, что он так легко не отступит.

— А есть ли у меня другие кандидаты в женихи? — робко поинтересовалась Селина.

— Могу сказать, что их целая куча, судя по карточкам с приглашениями, которые мы получили. Но я бы на твоем месте держал их всех в волнении на старте. Я и Хоудриджу намекнул, что не он один участвует в скачках.

Такое заявление Квентина больно задело Селину. Она молчала некоторое время, потом произнесла:

— Ты как будто бы… вынуждаешь его жениться на мне. Но ведь он не тот человек, за которого я бы охотно вышла замуж… даже в том положении, в каком я нахожусь.

— Моя милая Селина! Хоудридж — та самая крупная рыба, которую мы подцепили на удочку! Он богат, независим, и все его мысли заняты тобой.

— Говори прямо, Квентин, он в меня влюблен?

— По-моему, он испытывает похожее чувство. Ранее за ним такого не замечалось. Но условия, выдвинутые им, нас не устраивают.

— Я так поняла, что ему нужна не жена, а любовница, — покраснев, произнесла Селина. — Я на это не пойду!

Ее глаза теперь напоминали штормовое море.

— Нищим нельзя привередничать. Что подают, то и хватают! — сухо сказал Тивертон. — Тебе нужен супруг, Селина? Честно признаться, я не замахивался так высоко, если б под руку не попался Хоудридж. Он с юности уже знал себе цену и кичился и своим происхождением, и богатством. Мы учились вместе в школе, и я его натуру знаю. Удивительно, что он, будучи столь высокого мнения о себе, клюнул на крючок. Его надо осторожно водить теперь, как форель, чтобы не сорвался.

Тивертон сжал губы в тонкую линию, морщинка перерезала его лоб. Явно, что он не особенно рад тому, что ему приходилось в этом убеждать Селину.

— Если его светлость предложит тебе брак, то это превзойдет все мои ожидания во сто крат больше, чем мой ночной выигрыш.

Селина подошла к окну. Бледный рассвет уже позволил различить силуэты кипарисов в саду, был виден и маленький фонтан с дельфинами и купидоном — смешной, но симпатичный и даже трогательный. Небо голубело, обещая солнечный день, а цветы на клумбе готовились раскрыть свои лепестки.

— Я не желаю… чтобы моим мужем стал лорд Хоудридж, — произнесла она едва слышно, но робкий ее голосок достиг ушей Тивертона.

— Он еще не просил тебя об этом, — съязвил он.

— Но, возможно, попросит. И я ему откажу.

— Ты скажешь «да», черт побери! — взорвался Квентин. — И упадешь на колени, и воздашь хвалу господу за то, что тебе выпала такая удача.

Она хранила молчание, и он вынужден был продолжить:

— Подумай, какая у тебя альтернатива? Вспомни, на что ты сама рассчитывала — устроиться в какой-нибудь приличный дом гувернанткой? Там ты и зачахнешь. Впрочем, вероятно, тебе придется оказывать «услуги» хозяину дома или его сыну.

Плечи Селины вздрогнули, но она по-прежнему молчала.

— Хозяйка будет ревновать тебя, злобствовать, а испорченное, избалованное дитя будет измываться над тобой — безответной нищей, «ни служанкой, ни леди, а так, чем-то бесправным…». Тебя никто не будет уважать: ни господа, ни прислуга, и все только станут ухмыляться за твоей спиной. А все потому, что твоя красота, молодость, изящество им поперек горла.

Селина не могла дальше выслушивать его гневный монолог.

— Но почему я не могу остаться с тобой? Бедные, пусть даже голодные… но мы будем вместе?

— Почему? — взвился Тивертон. — Потому что это невозможно.

— Почему? Почему невозможно? — вопрошала Селина. — Тебе приятно мое общество, ты доволен едой, которую я готовлю для тебя… Я не собираюсь вмешиваться в твои дела. Играй, если тебе это нравится. Выигрывай… проигрывай — все равно. Я смогу прокормить тебя парой луковиц и куском сыра, если ты проиграешься в пух и прах. Я останусь здесь, в доме, и вместе с Джимом буду ухаживать за тобой. И ты не пожалеешь! И больше не потратишь на меня ни пенни.

Говорила она негромко, но каждое слово ее было весомо. Квентин не решался ее прервать.

Наконец он все же возразил ей. Он взмахнул пачкой карточек и записок, присланных Селине:

— Спорить бессмысленно. Мы оба знаем, что я не имею права держать тебя при себе до бесконечности. Наш обман уже раскрыл лорд Хоудридж… нетрудно предположить, что и другие будут столь же проницательны и скоро правда о нас выплывет наружу. Если нам удастся уломать Хоудриджа и отправить тебя с ним под венец, то считай, Селина, что тебе выпал невероятно счастливый жребий.

На этом Квентин Тивертон решил поставить точку и удалился.

Селина осталась одна, и ей показалось, что вместе с ним ушел и грядущий день, и солнце, и цветы, и все радости жизни. Вокруг нее стало пусто, и пустота была в ее душе.