Невинность и порок

Глава 11

Утро выдалось чудесным. Небо казалось более ясным, а солнце светило ярче, чем когда-либо доводилось видеть Джулии.

Стоя в маленькой спальне, которую она делила с Джеком, Джулия вспомнила то чувство, которое соединяло их, когда они лежали рядом.

«Это любовь», — сказала она себе.

Джулия оправила постель и осмотрелась. Комната выглядела безукоризненно чистой, покрывало на кровати радовало глаз, подушки были взбиты. Смена только что выстиранного белья Джека висела на крючках в углу.

Ощущая удовлетворение, она спустилась по лестнице и так же придирчиво осмотрела комнаты нижнего этажа. Убедившись, что свежеиспеченный хлеб лежит на столе, овощи остается только разогреть, а коптильня забита до отказа мясом, Джулия подошла к маленькому столику в углу гостиной и бросила взгляд на конверт, оставленный ею тут час назад. Она прикоснулась к нему кончиками пальцев. На глаза навернулись слезы, едва женщина вспомнила, с каким трудом далось ей это письмо.

Было так трудно сказать всему «прощай»…

Боль в голове снова напомнила о себе, и Джулия поняла, что нуждается в этом напоминании, потому что в какой-то момент решимость совсем было оставила ее. Она подняла глаза вверх и произнесла про себя молитву, благодаря Бога за вовремя данный совет.

Твердой походкой Джулия направилась к двери, взяла со стула капор и надела его, решив не завязывать ленты слишком туго, чтобы боль не усилилась. В последний раз она окинула долгим взглядом комнату, подняла чемодан и вышла.

Фургон ждал ее у коновязи. Поставив чемодан на повозку, Джулия уселась на козлы. Всхлипнув, усилием воли она заставила себя держать подбородок выше. Она уезжала, чтобы никогда не возвращаться, однако не это было главной причиной ее горя. Настоящую муку ей причиняло сознание того, каким безмерным будет горе Джека, когда он вернется вместе со своими людьми в конце дня и обнаружит, что ее нет. Джулия сожалела об этом едва ли не больше, чем о необходимости покинуть дом, ставший ей родным. Единственным утешением была мысль, что эта боль пройдет в отличие от той, на которую она обречет Джека, если решит остаться.

Дорогой Джек… Она так любила его.

Джулия дернула за поводья, и фургон тронулся в путь.

— Ты не мой босс! Я не стану этого делать.

— Нэш!

Не обращая внимания на укоризненный тон Пьюрити, разъяренный ковбой с вызовом смотрел прямо в лицо Кассу. Работники «Серкл-Си» прервали работу возле грубо сколоченного загона, забитого мычащими телятами, и наблюдали за стычкой.

Пьюрити направилась в их сторону. Ей следовало это предвидеть. В то утро Картер явился к завтраку как раз в тот самый момент, когда она спускалась по лестнице. За ней шел Касс. Едва взглянув в лицо Нэша, девушка пожалела о своем промахе. Пока ели, Нэш молчал, однако его терпения хватило ненадолго. Первое же распоряжение Касса он принял в штыки. В ходе работы напряженность между ними росла и в конце концов перешла в открытую враждебность.

— Я этого не позволю, Нэш, — огрызнулась Пьюрити.

Парень обернулся к ней, глаза его сверкали.

— Я не собираюсь выполнять приказы этого малого, Пьюрити, и все тут!

— Вот как? — тут же отозвался Касс, едва сдерживаясь. — Ты будешь подчиняться мне или же никому, во всяком случае пока я здесь!

— Ты не можешь меня прогнать! — Нэш бесстрашно уставился на более рослого противника. — Я работаю на Стэна без малого восемь лет и заслужил свое место на ранчо. Ты же, пользуясь своим преимуществом перед людьми, у которых не было другого выбора, как только позволить тебе остаться, помыкаешь всеми вокруг!

Касс рванулся было вперед, но был остановлен резким голосом Пьюрити:

— Нет, Касс! Прошу тебя…

Схватив его за руку, она почувствовала, как он затрясся от еле сдерживаемой ярости.

— Только не сейчас… даже ради тебя, — прохрипел он.

— Касс… — Голос Пьюрити понизился до чуть слышной мольбы. — Дай мне возможность самой все уладить.

— Тебе незачем пресмыкаться перед ним из-за меня! — с жаром заявил Нэш, пытаясь освободиться от удерживавшего его Бака. — Давайте разберемся прямо сейчас!

— Нет! — снова вмешалась Пьюрити. — Я сказала: «Нет». Ты слышишь меня, Нэш? Я не потерплю, чтобы ежедневные стычки мешали работе. С нас хватит и того, что уже случилось, и я не допущу, чтобы один из нас попал в ловушку, которую, как кажется, кто-то весьма ловко нам приготовил.

— «Кто-то»? — усмехнулся Нэш. — Ты держишь за руку этого самого кого-то, и это ясно всем, кроме тебя.

Лицо Пьюрити внезапно вспыхнуло, и она отпарировала:

— Вот как? Но именно я решаю здесь все, потому что я босс, и, стало быть, мне отдавать вам приказы.

Губы Нэша растянулись в улыбке.

— Это другое дело. Твои приказы я готов выполнять в любое время дня и ночи.

Пьюрити поняла, что угодила в ловушку.

Мельком взглянув на Касса, девушка заметила бешенство, которое тот тщетно пытался прикрыть равнодушием. Она отпустила его руку, вдруг ощутив, насколько слабее была в физическом отношении, потом обратилась к молчаливому ковбою, стоящему в нескольких футах от них:

— Хортон, я хочу, чтобы ты и Нэш поехали и еще раз проверили границу нашей собственности. Нельзя допустить, чтобы хотя бы одно животное из стада «Серкл-Си» случайно забрело за нее. — После некоторого размышления она добавила: — И не забудьте по дороге хорошенько осматриваться по сторонам.

Обернувшись к Нэшу, Пьюрити заметила негодование на его лице и холодно произнесла:

— Не надо ничего говорить, Нэш. Ты отправишься туда, куда я тебя послала. Или ты забыл, что хозяйка здесь я?

Пьюрити видела, как часто дышал юноша, заметила на его лице обиду и боль, которые он не мог выразить словами. Теперь она искренне раскаивалась в принятом решении.

— Поторопись.

Пыль, поднятая копытами стремительно умчавшейся лошади Нэша, еще не улеглась, а Пьюрити уже поймала холодный взгляд Касса. Она понимала, что означает этот взгляд: он в последний раз пошел на уступку.

Молча отвернувшись, Касс взял тавро для клеймения и распорядился:

— Тречер… Питтс… приготовьте телят. Бак… Бэрд… проверьте железо. Роум, подбрось немного топлива в огонь. Пламя почти погасло. — И без того резкие черты его лица заострились. — Нам нужно поставить клейма на всех телят до единого, прежде чем этим вечером мы отправимся домой!

Пока мужчины не тронулись с места, чтобы исполнить его распоряжения, Пьюрити молчала. Она думала о том, что пришло время сделать выбор.

— Что это такое, черт побери?

Роджер ударил рукой по покрытому аккуратными колонками цифр листу бумаги, который лежал на письменном столе старшего клерка банка Уолтера Грэма, и прошипел с такой яростью, что изо рта у него брызнула слюна:

— Это не те цифры, которые мне нужны! Я просил у тебя отчет за прошлый месяц, а не за текущий!

— В… вы просили у меня отчет за этот месяц, сэр.

— Ты что, споришь со мной? — Роджер наклонился ближе к съежившемуся от страха клерку. — Тебе надоело здесь работать, Грэм?

— Нет, сэр.

— Тогда дай мне те цифры, что я просил!

Подняв глаза, Роджер с особенной остротой ощутил на себе укоризненные взгляды стоявших рядом клиентов банка: Элизабет Флэгг, толстой, простоватой на вид домохозяйки, Хомера Уильямса, хозяина погрязшего в долгах ранчо, у которого хватило дерзости нахмуриться, и, наконец, Марджори Перкинс, высокомерной жены Джонатана Перкинса, владельца самой крупной лавки в городе. Ухмылка на его лице сделалась шире. Его совсем не заботило, что о нем могут подумать.

Ворвавшись в свой кабинет, Роджер захлопнул за собой дверь и подошел к окну. Все еще охваченный дрожью возбуждения, от которой, похоже, уже не в состоянии был отделаться, он окинул взглядом улицу. Внезапно он увидел ту, что подсознательно искал, и выругался вслух.

Вот ведьма! Он был прямо-таки одержим ею!

Роджер судорожно вздохнул и провел дрожащей рукой по волосам. После очередного посещения заведения Софи, не принесшего ему ничего, кроме досады, он всю ночь проворочался без сна. Самая опытная из ее девочек оказалась не в состоянии принести ему облегчение. Символ его мужского достоинства оставался таким же вялым и поникшим в ее умелых руках, как и теперь в брюках. Похоже, на него не действовали никакие способы возбуждения, кроме одного вида длинноногой, светловолосой ведьмы или даже мысли о ней.

Расстроенный Роджер пробовал найти утешение в бутылке бренди, и в результате проснулся слишком поздно. Времени на обычный утренний визит к цирюльнику у него не осталось. Он даже не заметил, что его тонкая белая рубашка после вчерашнего вечера имела несвежий вид, а жилет был в пятнах пота, которым он исходил с самого утра. Впервые в жизни идя в банк в неотглаженных брюках, он в спешке вляпался в собачье дерьмо, которое прилипло к подошве его ботинка. Однако мучительнее всего для него было сознавать, что, в то время как он изнывал от неудовлетворенного желания, Пьюрити лежала в объятиях другого мужчины — высокомерного вульгарного выскочки, полукровки, которого она ему предпочла.

Неожиданно Роджера осенила мысль, что причина почти болезненной одержимости, которую вызывала в нем Пьюрити Корриган, заключалась в том, что она была единственной женщиной, осмелившейся бросить вызов его мужскому превосходству, каким бы то ни было образом сравниться с ним. Она была… единственной женщиной в его жизни.

Мысли Роджера оборвались, едва за дверью послышались знакомые шаги. Он обернулся, и почти тут же дверь распахнулась. Показалась пухлая, округлая фигура отца. С треском захлопнув за собой дверь, Уиллард Норрис не спеша подошел к сыну.

— Ты что, совсем из ума выжил? — Лицо Норриса-старшего выражало крайнее раздражение, когда он прорычал: — Ты понимаешь, что несколько минут назад выставил себя на всеобщее посмешище?

— Посмешище? — Роджер натянуто рассмеялся. — Кто был рядом, чтобы видеть меня? Только толстая вульгарная домохозяйка и…

— …Марджори Перкинс, самая известная сплетница во всем городе!

— Меня не волнует, что подумает обо мне она… или кто бы то ни было еще!

— Зато меня это волнует! — прошипел Уиллард Норрис, испепеляя сына взглядом. — Только посмотри на себя! Как ты выглядишь! Костюм грязный и мятый, а… а это что за запах? — Уиллард посмотрел на ботинки сына, глаза его сузились от внезапной догадки. — Отвратительно!

Роджер машинально отступил на шаг.

— Я плохо спал этой ночью и утром проснулся позже обычного.

— Судя по твоему лицу и запаху, который от тебя исходит, ты спал вместе с бутылкой!

Роджер прищурил глаза.

— С кем или с чем я сплю, касается только меня!

— Меня тоже! — Надвинувшись на него с угрожающим видом, Уиллард Норрис остановился всего в нескольких дюймах от сына, и Роджер заметил яростную дрожь, пробежавшую по грузному телу отца, когда старик, вперив в него взгляд, гневно спросил: — Это все из-за той женщины, не так ли?

Роджер покачал головой.

— Я… я не знаю, о чем ты говоришь.

— Не лги мне! — прошипел Уиллард Норрис, весь побагровев. — Я видел, какими глазами ты смотрел на Пьюрити Корриган. Ты просто помешан на ней, жалкий глупец! Позволил плотским желаниям взять верх над здравым смыслом и теперь не способен думать ни о чем, кроме нее! — Сделав паузу, он добавил сквозь зубы: — Вот уж никогда не подумал бы, что ты окажешься таким дураком. — Остановившись на миг, чтобы оценить действие, произведенное его словами, банкир заявил: — Разберись с этим раз и навсегда! Можешь делать все что угодно: поставить эту женщину на колени, разжевать ее, выплюнуть и втоптать в грязь, если это доставит тебе удовольствие, а затем иди дальше своей дорогой! Это не совет, Роджер, а предупреждение. Возьми себя в руки, и немедленно! На меньшее я не соглашусь!

Уиллард Норрис отступил назад, его массивная грудь тяжело вздымалась.

— Убирайся отсюда… сейчас же! Прими ванну и найди какое-нибудь приемлемое решение, но не смей возвращаться в банк в таком жалком состоянии, потому что в противном случае я вышвырну тебя отсюда вон и не посмотрю на то, что ты мой сын! — Уиллард сделал паузу, взгляд его стал жестким. — И заруби себе на носу: в другой раз я тебя предупреждать не стану.

Поморщившись от последних слов отца, Роджер уставился на дверь, которую закрыл за собой Норрис-старший, и с отвращением подумал: «Высокопарный осел… злобная скотина…»

Юноша схватил шляпу. Да, стоит вернуться домой и привести себя в порядок, тогда можно будет довести до ума намеченный план, соображал он на ходу.

Роджер задержался у двери. Решение принято: если он не получит Пьюрити, она не достанется никому.

Усталый, Джек возвращался домой. Его лошадь медленно плелась по дороге. Ехавшие рядом работники вымотались не меньше. День выдался сегодня особенно трудный. Взъярившийся бык… павшая лошадь… Джек знал, что этот бык всегда отличался скверным нравом, но все-таки не мог понять, что именно заставило его напасть на них. Могучее животное набросилось на людей, как только они приблизились. Стадо в панике бросилось бежать, загородив мерину Уолша путь к отступлению, и, когда бык снова бросился вперед, Уолш оказался в ловушке.

Джек вздохнул. Он знал, что никогда не сможет забыть предсмертное ржание бедного мерина, когда рога быка вонзились ему в грудь.

В конце концов им удалось обуздать быка, но спасти жеребца было невозможно. Пропало славное трудолюбивое животное, и этот случай омрачил весь день. Такие потери всегда огорчали Джека.

Как только впереди показались строения ранчо, Джек поднял голову и сразу ощутил тревогу. Все выглядело как обычно… вот только не было видно дымка, поднимавшегося из трубы на крыше дома.

Странно… Джулия в это время всегда что-нибудь готовила на кухне. Для нее всегда было предметом особой гордости подать ужин к самому их возвращению.

Джек пришпорил лошадь.

Когда он вошел в дом, его удивила необычная тишина. Сердце отчаянно забилось. Направляясь на кухню, Джек позвал:

— Джулия! — Он ускорил шаг. — Джулия?!

Взлетев вверх по лестнице, Джек снова окликнул ее. Никто не ответил. В состоянии, близком к паническому, он спустился вниз и тут заметил конверт, лежавший на столике. Взяв его, он увидел Холмса, с встревоженным видом стоявшего в дверном проеме.

— Ты не нашел ее?

Джек покачал головой. Почему-то он не мог произнести ни слова. Когда Джек достал письмо из конверта, он сразу узнал аккуратный, ровный почерк Джулии. В горле встал комок. Опустившись в кресло, он начал читать:

«Дорогой Джек!

Мне так трудно сказать тебе «прощай», но пришла пора быть совершенно честными друг с другом, о чем мы забывали все последние годы. Я знаю, что правда окажется для тебя болезненной. Боюсь, что это письмо вызовет твой гнев и даже изменит к худшему твое мнение обо мне. Надеюсь только на то, что время все лечит и у тебя в памяти останется лишь моя любовь к тебе.

Прежде всего я должна поблагодарить тебя за то бесценное сокровище, которое обрела благодаря тебе: радость любви. До нашего знакомства я даже не надеялась когда-либо познать любовь. Ты дал мне ее. Я так и не смогла подарить тебе ребенка, и ты доверил мне своего собственного сына. Каждый день и час нашей совместной жизни я, ценя эти дары, старалась по мере сил их возместить. К сожалению, мне это не удалось.

Не могу сказать, что я помню в точности, когда именно мне стало ясно, что Шепчущая Женщина снова вошла в твою жизнь. В твоем отношении ко мне ничего не изменилось, но в глазах у тебя, дорогой Джек, появилась печаль. Я чувствовала, как мука разъедает твою душу, но отчаянно пыталась убедить себя в том, что ошиблась.

Прозрение пришло самым неожиданным образом. Ты помнишь ту ярмарку, на которой мы побывали несколько лет назад? Ты не заметил коммивояжера, который задержался ненадолго на пустом сиденье рядом со мной, пока вы с Кассом участвовали в состязаниях. Он оказался весьма словоохотливым человеком. Не зная, кто я такая, однако хорошо помня тебя и Касса, этот человек сказал, что видел вас обоих в поселке кайова, когда был там в последний раз. По его словам, вы с сыном были парой, которую трудно забыть, а когда он увидел вас вместе с индианкой, сходство между Кассом и его матерью сразу же бросилось ему в глаза. Он описал ее мне так подробно, что я, казалось, увидела ее собственными глазами. Если верить ему, она была очень красива и ее имя чрезвычайно подходило ей, потому что она всегда говорила тихим голосом, напоминающим шепот. Я знала, что она и не могла выглядеть иначе.

Коммивояжер покинул меня, прежде чем вы вернулись, и я твердо решила ничего тебе не говорить.

Не могу передать, как трудно мне было порой принимать от тебя похвалы, слышать, как ты говоришь о моем великодушии и благородстве, зная, что на самом деле все обстоит далеко не так. Я понимала, что ты скрывал от меня возвращение в твою жизнь Шепчущей Женщины из самых лучших побуждений, поскольку доброе сердце не позволяло тебе отнять у меня то, что уже стало неотъемлемой частью моего существования. Мотивы моего собственного поведения были далеко не столь бескорыстными. Я поступила так из эгоизма, ибо не допускала и мысли о том, чтобы расстаться с тобой. Я лгала тебе, делая вид, будто не знаю правды. С моей стороны было неблагородно заставлять других страдать. Кроме того, я проявила трусость, боясь, что не смогу жить без тебя.

Даже сейчас, в миг сердечного раскаяния, я не вправе сказать, мой дорогой, что сама приняла решение уехать. Господь сделал за меня выбор, и мне остается лишь воспользоваться предоставленной им возможностью.

Видишь ли, Джек, я неизлечимо больна. Симптомы моей болезни: приступы головной боли, от которой никак не удается избавиться, слабость и дрожь в руках и ногах, тошнота — стали проявляться уже давно. Отец рассказывал мне о смерти матери и бабушки, которые умерли от того же заболевания, что и у меня. Я старалась не обращать внимания на признаки недуга, пока не поняла, что больше тянуть невозможно. Как ни странно, когда доктор Циммер подтвердил диагноз, я испытала почти облегчение, усмотрев в происходящем руку провидения.

Тогда же я написала в миссию, где служил мой отец, и узнала, что он жив, рад принять меня обратно и заботиться обо мне до самого конца.

Не беспокойся за меня, Джек, не надо обременять себя неоправданным чувством вины. Со мной все будет хорошо. Та боль, которую я тебе причинила, — слишком недостойная плата за твое великодушие, а Шепчущая Женщина не заслуживает того, чтобы ее законное место было занято другой, не обладающей ни силой ее духа, ни благородством ее души. Кассу не придется страдать из-за того, что он должен отвергать перед людьми свою родную мать, возвращенную ему столь чудесным образом. Я хочу уберечь его в дальнейшем от того внутреннего разлада, который порожден его растущей привязанностью ко мне.

Милый Джек, теперь я понимаю, что мы с самого начала не были предназначены друг для друга. Жизнь, прожитая с тобой, явилась для меня неожиданным и драгоценным даром, который я с радостью приняла, но который мне не суждено было сохранить.

Пожалуйста, объясни все это Кассу и передай ему, что я благодарна ему за его любовь ко мне больше, чем он может себе представить. Скажи также, что называть его своим сыном было для меня одной из самых больших радостей в жизни. Умоляю тебя, передай ему, что я от всей души прошу у него прощения.

Моя последняя просьба к тебе, Джек, будет самой трудной. Какой бы отклик ни вызвало у тебя это письмо, какими бы противоречивыми ни были твои чувства, пожалуйста, позволь мне сделать этот последний шаг: навсегда уйти из твоей жизни. Заклинаю тебя: не лишай меня возможности искупить свою вину и не забывай о том, что меня толкнула на этот шаг любовь, хотя и с таким опозданием.

Когда придет срок, я попрошу отца связаться с тобой. Теперь уже осталось недолго. Я буду ждать этого дня без страха, потому что с души моей снято бремя, а воспоминания о нашей любви будут поддерживать меня.

Ты так много дал мне, Джек: дом, сына, жизнь, которая была прекраснее, чем я могла вообразить даже в самых смелых грезах, однако самым великим даром была твоя любовь, и память о ней я буду лелеять до конца своих дней. Благодарю тебя за все. Прости меня, если сможешь. Я никогда не перестану любить тебя.

Твоя жена Джулия».

— В чем дело, Джек?

Джек даже не заметил обращенного к нему вопроса Холмса, все еще стоявшего с хмурым видом в дверном проеме. По щекам его текли слезы, и он не видел, как надсмотрщик медленно отступил за порог и притворил за собой дверь. Почти невыносимая боль охватила его, и ему осталось только закрыть лицо руками.

Еще один закат и одна ночь, ночь, до боли не похожая на остальные.

Пьюрити лежала в постели, ожидая Касса. Стэн еще за несколько часов до того удалился к себе в спальню, примыкавшую к гостиной. Беспокойная обстановка в доме очень нервировала его. Пьюрити знала, что главным источником напряжения была неприязнь их работников к Кассу. Трудясь бок о бок годами, эти люди стали слишком близки друг другу, чтобы нарушить свое единство. Столкновение между Кассом и Нэшем этим утром послужило своего рода поворотным пунктом. Девушка поняла это по глазам парней, когда они увидели, что она может принять сторону противника.

Кроме того, был еще Касс… Его уверенность в том, что один из работников «Серкл-Си» виновен в гибели его брата, по-прежнему оставалась непоколебимой. Мужчины чувствовали исходившую от него угрозу и не хотели дальше терпеть его на ранчо.

Пьюрити снова невольно протянула руку к медальону. Благодаря Кассу она чувствовала себя ближе, чем когда-либо, к своим сестрам. Прошлое отчетливо предстало перед ее глазами, и теперь она могла смотреть в будущее с уверенностью, что в один прекрасный день снова встретится с ними. Если прежде Пьюрити пыталась мысленно говорить с сестрами, представляла, как на ее месте поступила бы Онести или что подумала бы в том или ином случае Честити, то теперь она знала: решение надо принимать ей самой.

До Пьюрити донесся звук шагов Касса. Едва оказавшись на лестничной клетке, он без малейших колебаний свернул к ее двери.

Почувствовав приближение Касса, Пьюрити села на кровати и следила за тем, как он продвигается в полумраке комнаты. Да, она любила его. Их взгляды встретились, и жесткая складка у уголков его рта смягчилась. Он потянулся к пуговицам рубашки.

Чувствуя почти нестерпимую боль в груди, Пьюрити прошептала:

— Нет, Касс. Не надо. — Его рука застыла в воздухе, а она проговорила: — Какое-то время нам удавалось жить только нынешним днем и не думать о том, что принесет нам завтра, однако реальность неумолимо настигает нас. Мы не можем и дальше прятаться от нее.

Касс сделал еще один шаг в ее сторону.

— Эти часы принадлежат только нам, Пьюрити.

— Нет. — В груди у Пьюрити все словно сжалось. — Я не могу больше притворяться, Касс, не могу быть одним человеком, когда лежу в твоих объятиях, и совсем другим, когда наступает день.

— Не понимаю…

— Я хочу сказать, что люблю тебя, Касс. Но тайная любовь не может принести нам ничего хорошего. Слишком многое стоит между нами. Работники на этом ранчо преданно служили Стэну долгие годы. Они поддерживали нас, когда ни я, ни Стэн почти ничего не могли им предложить взамен, и заслуживают такой же преданности с нашей стороны. Я не могу делать вид, будто не знаю, что ты взвешиваешь каждое слово, ненароком сорвавшееся с их губ, складываешь эти слова одно за другим в своем сознании, как камни, чтобы вымостить путь к мести. Я не собираюсь их предавать!

— Разве правосудие и предательство — одно и то же?

— Не знаю. — Пьюрити покачала головой, в глазах ее блеснули слезы. — Мне ясно лишь одно: я не в силах в этом участвовать.

— Ты тут ни при чем.

— Нет, дело как раз во мне. Люди вокруг чувствуют это, и я тоже.

— О чем ты говоришь?

— Только о том, что я не могу по ночам делить с тобой постель, а с рассветом делать вид, будто часы, которые мы проводим вместе, не оставляют во мне никакого следа, ведь мое отношение к окружающим меняется. Да и они на меня смотрят по-другому.

— Нет…

— И еще я хочу сказать, что у меня не больше прав просить тебя отказаться от того, что ты считаешь своим долгом, чем у тебя обращаться с подобными просьбами ко мне.

— Пьюрити…

— Умоляю тебя, Касс… — Пьюрити судорожно вздохнула. — Уезжай отсюда.

Она заметила, как внезапно поникли его плечи, почувствовала, какую боль испытывал Касс, когда он прошептал:

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Касс, разве ты не видишь? — Голос Пьюрити сорвался на всхлипывание. — Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал. — Едва Касс сделал еще один шаг в ее сторону, она тихо взмолилась: — Пожалуйста…

Тени переместились, и Пьюрити увидела лицо Касса. Она прочла в его глазах муку, не уступавшую ее собственной.

Спустя какое-то мгновение он вышел.

Этой же ночью вдоль задней части дома, занимаемого владельцами ранчо «Серкл-Си», осторожно двигался человек. Луч лунного света, мелькнувший во мраке, осветил исполненное злобной решимости лицо. Роджер окинул взглядом двор. Его сердце колотилось от возбуждения, которое почему-то только придавало ему бодрости. Осмотрев барак, он увидел, что в помещении горит слабый свет. Пришлось ждать два часа, пока не установилась полная тишина и люди не улеглись.

Поджав губы, Роджер поднял глаза к окнам спальни Пьюрити и дал волю воображению, представив себе девушку, готовившуюся ко сну. Но к удовольствию примешивалась и горечь, потому что Норрис понимал: каким бы ни был исход этой ночи, ни «Серкл-Си», ни Пьюрити Корриган уже не будут теми же, что и прежде.

Роджер улыбнулся, крепче ухватившись за бутыли, которые принес с собой. Из осторожности он оставил своего коня вместе с вьючной лошадью в некотором отдалении от главных зданий. Там их не могли ни увидеть, ни услышать.

Роджер приблизился к дому. Его улыбка стала шире. Да, в последние недели он только зря тратил время, стараясь нанести ущерб ранчо «Серкл-Си». Все это доставило ему куда больше хлопот, чем удовлетворения. Теперь Роджер удивлялся, как он сразу не догадался, что есть куда более простой способ отомстить за все те унижения, которые ему пришлось испытать.

Мрачно ухмыляясь, он снял крышку с первой бутыли и не спеша двинулся вокруг дома. Роджер не скупился, щедро поливая деревянные стены керосином. Опустошив одну бутыль, потом другую, он сообразил, что ему следует экономить горючую жидкость, чтобы ее хватило на весь дом.

Покончив с этим делом, Роджер отступил на шаг и бросил последний взгляд на темное строение. Сколько времени простоял этот дом, если верить хвастливым уверениям Стэна Корригана? Двадцать? Двадцать пять? Роджер пожал плечами. Это не имело значения. Все равно ему осталось стоять недолго.

Роджер вынул из кармана газету и свернул несколько листов в толстые трубочки. Трясущимися от волнения руками он поднес спичку к первому листу. Глаза его расширились, по спине пробежала дрожь, из груди вырвался сдавленный смешок. Горящая бумага полетела к задней стене дома…

Вспышка была мгновенной. Вдоль всего основания здания пробежали языки пламени.

«Великолепно! Потрясающе!» — радовался Роджер.

Он метнулся к фасаду дома, на ходу швырнув еще один горящий лист свернутой в трубочку бумаги, после чего бросился к последней сухой стене.

Пламя взметнулось ввысь, рассеивая мрак, и Роджера вдруг охватил приступ неудержимого ликования. С его губ уже готов был сорваться злобный смех. Ему хотелось крикнуть: «Ты спишь, Пьюрити? Ты уже решил, будто взял надо мной верх, Стэн Корриган?» — но вместо этого он подхватил пустые бутыли и скрылся в темноте.

Пьюрити закашлялась и беспокойно зашевелилась в постели. Очнувшись ото сна, она не сразу поняла, что ее комната заполнена дымом. Слух уловил потрескивание огня. Девушка почувствовала сильный жар и заметила зловещие отблески пламени в своем окне.

Вскочив, Пьюрити рванулась к двери. Дым жег ей глаза, саднило в горле, в груди чувствовалась такая тяжесть, что почти невозможно было дышать. Открыв дверь, она увидела, что весь дом охвачен огнем.

Девушка пошатнулась, и тут же чья-то сильная рука подхватила ее. Подняв глаза, она разглядела в клубах дыма широкоплечую фигуру Касса.

— Пьюрити… — Касс пытался перевести дух.

Пьюрити, чувствуя все нарастающую слабость, без сил упала ему на грудь. Несколько часов назад, уступив пламенной мольбе девушки, Касс отправился к себе в комнату. Там, беспрестанно расхаживая из стороны в сторону, он пытался совладать с бурей противоречивых чувств, бушевавшей в его душе. Наконец, так и не успокоившись, прилег на постель и задремал. Ему показалось, что сон длился всего несколько секунд. Проснувшись, Касс увидел просачивавшиеся в окно клубы дыма, вскочил на ноги и выбежал в коридор. Тут он и увидел Пьюрити.

Крепко прижав к себе обмякшее тело девушки, Касс тихо позвал ее:

— Пьюрити.

Пьюрити открыла глаза. С отчаянно бьющимся сердцем он обвил рукой ее талию и повел к лестнице. Он чувствовал, как Пьюрити из последних сил старалась удержаться на ногах, пока они вслепую пытались спуститься вниз. Оказавшись на первом этаже, она тут же ринулась в сторону задней части дома, бормоча имя Стэна, однако Касс решительно потащил ее к двери.

Удушливый дым застилал путь, языки пламени устремлялись все выше и выше в небо, сильный жар, казалось, сожжет гортань…

Касс пошатнулся и остановился, с трудом соображая, в какую сторону идти.

Тут до него донеслись крики, потом оглушительный треск. Парадная дверь распахнулась, и дым вырвался в образовавшийся проем. Теперь Касс смог определить направление. Он крепче обхватил руками Пьюрити и бросился вперед.

Вырвавшись наружу, Касс снова услышал крики и почувствовал, как Пьюрити выхватили из его объятий за миг до того, как он упал на колени, ловя губами воздух. Лицо Пьюрити почернело от дыма. Она схватила за руку Пита, опустившегося на корточки возле нее, и крикнула:

— Стэн все еще в доме!

Но Бак был уже у двери. Бросив взгляд через плечо, Касс увидел, как он исчез в клубах дыма. Картер последовал за ним, и в тот же миг пламя, охватившее строение со всех сторон, взметнулось еще выше.

Закашлявшись, Касс усилием воли заставил себя подняться на ноги. Чувствуя, как к нему снова стремительно возвращаются силы, он крикнул людям, стоявшим рядом с ним:

— Дома нам не спасти! Заливайте водой парадный вход. Для Бака это единственная возможность вытащить Стэна!

Люди кинулись к дому, торопясь исполнить его приказ, но в этот миг в дверном проеме показались две шатающиеся фигуры. Сверху градом посыпались искры. Зажмурившись, Касс бросился вперед, чтобы помочь Баку. Бак оступился и чуть было не упал. Пьюрити из последних сил подползла к нему, а Касс между тем опустил на землю безжизненное тело Стэна. Он увидел, как Бак встал рядом с ним на колени, и услышал его хриплый, едва различимый за все усиливавшимся ревом пламени голос:

— Нэш потерял сознание… он все еще там…

Касс взглянул на горящее строение и вдруг стремительно ринулся в дом, не замечая, что Бэрд следует за ним по пятам.

Дым щипал Кассу глаза, мешая что-либо видеть, жар опалил ему легкие, и дышать стало почти невозможно. Его нога задела какой-то мягкий предмет на полу, и он оступился. Бэрд возник рядом с ним из дыма, и Касс схватил его за руку, прохрипев:

— Картер здесь. Помоги мне вытащить его.

Еще один вдох, одно усилие… Дверь была всего лишь в нескольких дюймах от них.

Вырвавшись наконец из дома, Касс услышал крики, которые не смог разобрать. Картера выхватили у него из рук. Бэрд, едва держась на ногах, выбрался из дома следом за ним, и они оба рухнули без сил на колени. Касс с усилием перевел дух, грудь его вздымалась. Он услышал совсем рядом голос Пьюрити и почувствовал, как она обняла его и крепко прижала к себе.

Отчаянный кашель Стэна заставил Пьюрити снова броситься к нему. Касс поднялся на ноги и огляделся вокруг, чувствуя, как к нему возвращается прежняя ясность рассудка. Нэш лежал тут же на земле. Глаза его были закрыты, лицо почернело от дыма, но он дышал. Теперь дом был полностью охвачен огнем. Крыша угрожающе покачнулась и рухнула на землю, подняв целый сноп искр.

Охваченный минутным приступом слабости, Касс отвернулся, и взгляд его остановился на фигуре, двигавшейся в темноте за пределами освещенного пламенем пространства.

Касс напряг зрение. Он не мог утверждать с уверенностью… но…

Пламя вспыхнуло ярче, осветив на короткое время лицо человека, мелькнувшего среди деревьев. Тот сразу же отвернулся и растворился во мраке.

— Касс… — Пьюрити снова оказалась рядом с ним. — Стэн едва дышит. Мне страшно!

Касс обернулся к стоявшим поблизости людям и хриплым голосом скомандовал:

— Дом потерян! Забудьте о нем! Хортон, подавай фургон! Пит, принеси из барака одеяла и подушку, надо везти Стэна к доктору. И захвати с собой какую-нибудь одежду для Пьюрити. — Он бросил взгляд на Картера. Молодой человек все еще дышал с трудом. — Да, заодно возьми одеяло и для Картера. Мы повезем его с собой. — Касс опустился на колени возле Стэна и, видя, что тот хочет что-то сказать, обратился к нему: — Не тратьте силы на разговоры, Стэн. Мы с Пьюрити постараемся отвезти вас в город как можно скорее.

Не в состоянии расслышать слов, которые упорно твердил Стэн, Касс ниже наклонился к нему.

— Я вас не слышу.

— Я говорю… — Стэн перевел дух. — Н… не надо мне перечить, когда мне есть что сказать! — Касс попытался было отстраниться, но ладонь Стэна накрыла его руку, и старик прерывистым шепотом произнес: — Спасибо.

Фургон с шумом остановился возле них, Касс крепко прижал к себе Пьюрити и распорядился:

— Поехали!

— Бак, постучи в ту дверь и разбуди доктора!

На улицах мирно спавшего города было еще темно, когда Бак пошел будить врача. Соскочив с козел, Касс закрепил поводья и направился к задней части повозки. Он сам правил фургоном, сидя рядом с Баком. Путь от ранчо до города был преодолен очень быстро. Опасаясь за жизнь Стэна и Картера, Касс гнал лошадей что есть сил.

Когда Касс раздвинул полог, Пьюрити обратила к нему свое почерневшее от дыма лицо и тихо произнесла:

— Нэш чувствует себя лучше, Стэн же по-прежнему дышит с трудом.

Касс поднял глаза на Пита, сидевшего рядом с девушкой.

— Сначала мы займемся Стэном.

Доктор встретил их у входа, застегивая на ходу брюки. Нахмурившись, он указал им на кушетку за своей спиной и проворчал:

— Что у вас стряслось, черт побери?

— Пожар… дом сгорел дотла.

При коротком, отрывистом ответе Пьюрити у Касса все сжалось в груди. Они уложили Стэна на кушетку, и Касс отправился за Картером. Подойдя к фургону, он увидел, что тому удалось приподняться и сесть. Едва Касс протянул Картеру руку, юноша отвернулся, однако в его голосе не было прежней враждебности, когда он произнес:

— Со мной все в порядке. Я и сам справлюсь.

Молча подождав, пока Картер твердо встанет на ноги, Касс вернулся к Пьюрити. Когда доктор осматривал Стэна, Касс, не обращая внимания на находившихся рядом Пита, Бака и Картера, обнял девушку и привлек к себе. Она прижалась к нему и замерла в его объятиях. Доктор обернулся к ней, и Касс почувствовал, как ее охватила дрожь.

— Не позволяйте старине вводить вас в заблуждение. Он пока не собирается умирать. Все, что ему нужно, — это поменьше волноваться и побольше бывать на свежем воздухе, и тогда он быстро поправится.

Касс уловил едва сдерживаемое всхлипывание Пьюрити. Он понимал, каких усилий ей стоило выпрямиться и медленно подойти к Стэну. Девушка опустилась на колени рядом со своим названым отцом, взяла его за руку и тихим голосом обратилась к нему.

Отойдя к двери, Касс убедился, что все идет как надо, и незаметно выскользнул на улицу.

Касс молча шел, направляясь к окраине города. Внутри у него все кипело. Отдельные факты постепенно сложились в его уме в законченную картину: пожар, вспыхнувший с неожиданной силой и неистовством… пламя, охватившее дом со всех сторон… ясно различимый в воздухе запах керосина.

«Да, план был предельно прост», — сделал он наконец вывод.

Добравшись до места, он разыскал нужную ему холостяцкую квартиру, по слухам, обставленную с большой роскошью. Касс подошел к задней части дома и через окно пробрался внутрь. Серебристая дорожка лунного света привела его в гостиную. Тут Касс задержался, бросив взгляд на лестницу, ведущую к спальням наверху. Он успел сделать лишь шаг, когда из темноты до него донесся язвительный голос:

— А вот и ты наконец!

Роджер выступил из тени, глаза его зловеще сверкали. В тусклом свете Касс увидел ружье, нацеленное прямо ему в грудь.

— Ты и впрямь невежественный дикарь, — злорадно усмехнулся Роджер. — Незачем было подходить к окну. Специально для тебя я оставил дверь открытой, а ты даже не попытался войти в нее. — Он хмыкнул. — Думаешь, я не заметил, что ты видел меня на пожаре? А может, ты полагаешь, что у меня хватило глупости вернуться сюда и сразу лечь спать, делая вид, будто я ничего не знаю о случившемся?

Роджер приблизился еще на шаг, тонкие черты его лица были искажены ненавистью.

— Ты уже решил, что находишься здесь в своей стихии, да? Привычка подкрадываться в темноте у твоих сородичей в крови!

Касс молчал, словно отказываясь признать свое поражение, а у Роджера между тем вырвался короткий смешок:

— Что? Нечего сказать, а? Только потому, что попал прямо ко мне в руки? Ведь сам сейчас дал мне возможность представить дело так, будто ты тайком пробрался ночью в мой дом с намерением убить меня, и я выстрелил в тебя в целях самозащиты. Даже техасский рейнджер, которого вы все ждете, не посмеет этого отрицать! Я лицо неприкасаемое, — продолжал Роджер, все более распаляясь. — Мой отец пустит в ход свое влияние, и шериф охотно примет на веру любые мои показания! А когда все останется позади, Пьюрити вынуждена будет прийти ко мне. — Он сделал паузу, после чего злобно добавил: — Я хочу, чтобы ты представил себе эту картину: Пьюрити, лежащая обнаженной в моих объятиях… уступающая любому моему капризу… отдающая мне все, что она когда-либо отдавала тебе… и еще больше, намного больше. — Короткий смешок сорвался с его губ. — Представь себе все это, черт возьми! Я хочу, чтобы эта мысль стала для тебя последней!

Касс отскочил в сторону, спрятавшись в тени, как раз в тот самый момент, когда Роджер нажал на курок и тишину ночи разорвал выстрел. Эхо еще раздавалось в стенах дома, а Роджер выстрелил еще раз… и еще…

Вскрикнув, Касс рухнул на пол.

— Болван! Или ты на самом деле думаешь от меня скрыться? — крикнул Роджер и не получил ответа.

Не выпуская из рук оружия, он кинулся вперед.

— Негодяй… где ты?

Бросившись на него из темноты, Касс всей тяжестью своего тела прижал Роджера к земле и одновременно выхватил из-за пояса нож. Сердце Касса забилось сильнее, когда он приставил лезвие к горлу Роджера и прохрипел:

— Ты прав, Норрис. Привычка подкрадываться в темноте у моих сородичей в крови.

Выпучив глаза, Роджер приоткрыл рот. Сердце его лихорадочно колотилось. Касс почувствовал, как по телу соперника пробежала дрожь ужаса, и процедил сквозь зубы:

— Твой план почти сработал, Норрис. Еще несколько минут, и Пьюрити задохнулась бы от дыма у себя в комнате. Я мог не успеть добраться до нее вовремя. — Касс перевел дух. — Негодяй… именно под ее окном ты и запалил огонь в первую очередь! Когда же добрался до той стороны, где сплю я, твои бутыли почти опустели. Тебе ведь неизвестно было, на каком этаже моя спальня, Норрис? В этом и состояла твоя ошибка, потому что дым в моей комнате был не очень густым. Я пострадал не так сильно, как Пьюрити, и успел перетащить ее в безопасное место. — Чувствуя, как кровь стучит в его висках, Касс продолжил: — Мерзавец… ты хотел ее, но не мог получить и тогда попытался убить! — Он сделал паузу и добавил с уничтожающим презрением: — Ты проиграл… зато я — нет. Ты назвал меня дикарем. Да, это правда, и мне хочется, чтобы именно это тебе запомнилось навсегда, чтобы в свои последние минуты ты чувствовал у шеи нож дикаря и знал, что именно его лезвие выпустит тебе кровь…

— Нет, Касс, прошу тебя!

При звуке родного голоса Касс застыл на месте, затем обернулся и увидел в дверном проеме Пьюрити и Бака.

— Тебе лучше уйти, Пьюрити! — резко сказал он.

— Нет, я не уйду! — Тотчас оказавшись рядом с ним, Пьюрити даже не попыталась выбить у него из рук нож, а лишь быстро зашептала: — Пит тоже заметил Роджера во время пожара, но не стал ничего тебе говорить, из страха, что ты совершишь непоправимое, а отправился за шерифом. Через минуту шериф будет здесь. — На глазах у девушки выступили слезы, и она хриплым голосом добавила: — Не делай этого, Касс. Если ты не послушаешься меня, Роджер останется победителем. Как бы я ни любила тебя, это ничего не изменит, потому что свершится непоправимое. Он не стоит этого, Касс! Пожалуйста, не позволяй ему взять над собой верх.

Охваченный яростью, Касс взглянул на человека, лежащего под ним неподвижно. Дрожа от страха, с мертвенно-бледным лицом, Норрис не в силах был даже пошевелиться, когда Касс прижал нож к его горлу…

Неожиданно пробормотав себе под нос проклятие, Касс резким движением поднялся на ноги и поволок Норриса за собой. Бросив презрительный взгляд на расплывшееся пятно на брюках Роджера, свидетельствующее о том, что тот обмочился, он с силой швырнул его в сторону шерифа Бойла, как только представитель закона показался в дверном проеме.

Роджер с трудом выпрямился, пытаясь унять слишком явную дрожь, и визгливым голосом обратился к шерифу:

— Арестуйте этого человека, шериф! Он ворвался в мой дом и пытался меня убить! Он…

— Не тратьте зря слов, мистер Норрис! — резко прервал его шериф. — Пит рассказал мне о том, что вы наделали, и, на мой взгляд, от расплаты вам не уйти.

— Я требую, чтобы вы пригласили сюда моего отца! Я требую…

Пинок шерифа прервал вопли Роджера. Касс посмотрел на Пьюрити. Он обнял девушку за талию, словно объявляя ее своей перед всем миром, и увлек за собой к двери.

Первые слабые проблески рассвета озаряли город, когда они вышли на улицу. Выждав несколько минут, Касс вдруг обернулся к Баку. Пережитые ими трагические мгновения, столь многое прояснившие, как будто требовали еще одного, последнего, признания.

— Ты сделал это, не так ли, Бак?

Пьюрити была ошеломлена неожиданным вопросом Касса. Она перевела взгляд с него на Бака, и, когда тот не решился отвести глаза, ее осенила догадка, от которой перехватило дыхание. Последующие слова Касса только подтвердили ее:

— Тебе известно, что случилось с Парящим Орлом.

Бак ничего не ответил.

— Почему ты это сделал? — Касс говорил тихо, ничем не выдавая своих чувств. — Парящий Орел был еще подростком.

— Он был мужчиной и держал в руках ружье!

Глаза Пьюрити на миг закрылись, у нее засосало под ложечкой, а Касс между тем отозвался:

— Парящий Орел никому не смог бы причинить вреда.

К его удивлению, Бак ответил не сразу. Его морщинистое лицо стало печальным, и он покачал головой:

— Не знаю. Возможно, ты и прав. Все случилось слишком быстро… Направляясь к табуну за сменой лошадей, я заметил, что несколько животных отбились от стада, и поскакал за ними. Вдруг вижу, что какой-то индеец собирается угнать наших быков. На мой оклик он не остановился, а когда я погнался за ним, обернулся и выстрелил. — Бак сделал паузу. — Он промахнулся. Я — нет.

Дрожь пробежала по телу Касса. Он был потрясен, как будто пуля, выпущенная Баком, сразила и его тоже. Рука его опустилась. Пьюрити видела, как напряглось все его тело, а Бак между тем продолжил свой рассказ:

— Когда я подъехал, он был уже мертв. Я побоялся, что это приведет к серьезным осложнениям, поскольку уже слышал о проходившем неподалеку паувау, и потому уволок тело подальше, чтобы его никто не мог обнаружить.

Неприятное ощущение в груди Пьюрити превратилось в настоящую боль, когда Бак перевел взгляд на нее. Голос надсмотрщика стал хриплым:

— Мне очень жаль, Пьюрити. Я подумал, что для тебя будет лучше, если ты ни о чем не узнаешь. — Не дожидаясь ответа, он снова обернулся к Кассу: — Пьюрити в это время находилась у фургона с провиантом, помогала Питу прилаживать колесо. Моя лошадь захромала, поэтому она позволила мне взять свою, чтобы привести замену. На ее кобыле я и ехал, когда все произошло. Как и собирался с самого начала, я привел себе другую лошадь, а любимицу Пьюрити постарался как можно скорее отвести обратно к ней. Пьюрити все еще была занята колесом и не заметила моего отсутствия.

Бак перевел взгляд на Пита, стоявшего неподалеку. Тот пожал плечами.

— Как только Пьюрити оставила нас, Бак рассказал мне о случившемся. Позже я отправился вместе с ним туда, где он спрятал тело, и мы вместе похоронили твоего брата.

Пьюрити увидела раскаяние, отразившееся на лице Бака. Когда он снова обратился к Кассу, кончики его губ подергивались.

— Прости. Не мне судить, хорошо или дурно я поступил. Могу лишь рассказать, как все было на самом деле. Когда пули просвистели над моей головой, у меня не оставалось иного выбора, как только отстреливаться, а если учесть, как много этот перегон скота значил для ранчо «Серкл-Си», то я не мог пойти на риск, дав знать властям о случившемся. — Бак сделал паузу. — Когда появился ты и арканом сорвал с лошади Пьюрити, я догадался, что среди индейцев, собравшихся на паувау, растет враждебность к белым и нам лучше как можно скорее покинуть это место.

— Бак… — Голос Пьюрити был полон муки. — Почему ты ничего мне не сказал?

Бак попытался улыбнуться.

— Какой от этого был бы прок, дорогая, ведь изменить что-либо мы уже не могли. — Бак снова обернулся к Кассу. — Говоря по правде, для меня не имело значения, индеец этот парень или нет, когда я увидел, что он пытается угнать наш скот. Я бы поступил точно так же, если бы передо мной был белый. — Бак помолчал, после чего продолжал уже более мягким тоном: — Есть еще кое-что, в чем я должен тебе признаться теперь, раз уж все вышло наружу. Мне и Питу не нравилось, как в последнее время разворачивались события на ранчо. Все зашло настолько далеко, что мы, если бы не этот случай, сегодня ночью готовы были принять решение. Не стану лгать тебе. Скажу только, что один Бог знает, к чему это могло привести.

Бак снова сделал паузу, пытаясь побороть волнение, затем закончил свое признание словами:

— Этой ночью, Касс, мы все увидели, что ты собой представляешь. Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, и потому я выложил тебе все без утайки. Теперь моя судьба зависит от тебя, я готов принять любое твое решение.

Касс молчал. Его лицо казалось совершенно невозмутимым, однако от внимания Пьюрити не ускользнули противоречивые чувства, разрывавшие его душу: боль утраты и ярость. Сопереживая ему, девушка внезапно почувствовала, что ее выбор наконец сделан: она останется рядом с Кассом, на что бы он ни решился.

Пьюрити протянула ему руку.

Секунды молчания показались ей долгими часами.

Сердце замерло в ее груди от радости, когда Пьюрити почувствовала, как пальцы Касса сомкнулись вокруг ее руки. Она затаила дыхание, когда он медленно повернулся спиной к двум мужчинам, не сводившим с них глаз, и пошел прочь, увлекая ее за собой.

Бледный свет раннего утра постепенно становился ярче, когда Касс внезапно остановился в тени навеса и обернулся к ней, обняв ее и прижав к своей груди. Закрыв глаза, Пьюрити прошептала слова, которые шли из глубины ее сердца:

— Мне так жаль, Касс. Я ни о чем не знала.

— Зато я знал, — прошептал в ответ Касс, прикоснувшись губами к ее волосам, и голос его был полон муки. — Поверив в твою непричастность к исчезновению Парящего Орла, я пришел к выводу, что в этом замешаны либо Бак, либо Пит. Любой другой работник на ранчо непременно сообщил бы тебе о стычке с индейцем. Мне было ясно, что из всех ваших людей только Бак и Пит рискнули бы навлечь на себя твой гнев, считая, что поступают так ради твоей же безопасности.

— Жаль, что я об этом не знала, — вздохнув, прошептала Пьюрити.

— Я тоже сожалею об этом, но одно мне ясно, даже яснее, чем когда-либо прежде.

Пьюрити ощутила на себе всю силу взгляда его зеленых глаз, что когда-то смотрели на нее с холодной враждебностью, почувствовала тепло его крепкого тела, некогда прижавшего ее к земле своей тяжестью. Ей приятно было ласковое прикосновение его пальцев, которые однажды ночью схватили ее за волосы, и она с радостью и трепетом услышала низкий голос любимого:

— Я люблю тебя, Пьюрити.

В душе девушки все запело, а Касс между тем продолжал:

— Не важно, кто тут прав, а кто нет. Все равно ничего не изменить, а я не хочу тебя потерять.

Касс наклонился к ней, и она ощутила тепло его поцелуя, долгого и страстного.

Внезапно отстранившись от нее, прерывисто дыша, Касс произнес всего три слова, полных любви. Они окрылили ее и вернули надежду. Вся красота и богатство мира сейчас заключались для нее в одной простой фразе:

— Нам пора домой.