Невинность и порок

Глава 1

— Ты сама понимаешь, что это бесполезно.

Ей не нравился тон его голоса.

Остановившись у самых дверей, Пьюрити обернулась к человеку, сидевшему за столом. Утро выдалось на редкость тяжелым. Стояла необычно жаркая для весны погода, а она с самого рассвета не присела. Девушка выглядела усталой и была не готова к спору, который, судя по лицу собеседника, вот-вот готов был вспыхнуть с новой силой.

— О чем ты говоришь, Стэн? — задала она ему тот самый вопрос, который он ожидал услышать.

— Ты прекрасно знаешь о чем. — Пожав плечами, Стэн Корриган взмахом крупной руки указал на кипу бумаг, разбросанных на рабочем столе. — Бессмысленно притворяться. У нас нет выхода. Как бы ты ни пыталась уверить меня в обратном, «Серкл-Си» не протянет больше года.

— Стэн, мы уже проходили через все это раньше.

— Верно.

Выкатив из-за стола свое инвалидное кресло, Стэн направил его в сторону девушки с той ловкостью, которую ему против воли пришлось выработать с тех пор, как норовистая лошадь сбросила его на землю и он узнал, что никогда больше не сможет ходить. Вот уже три года прошло с того дня, но мучительные воспоминания о нем все еще не покидали Пьюрити, временами охватывая ее с такой силой, что она испытывала почти физические страдания. Стэн, такой сильный и несгибаемый, ее опора, ее поддержка…

— Ты слышишь меня, Пьюрити?

— Я откликаюсь на имя Бутс.

— А я буду называть тебя так, как мне угодно! И не пытайся сменить тему разговора!

Пьюрити через силу улыбнулась. Даже будучи беспомощным инвалидом, Стэн сохранил прежнюю проницательность и мог без труда разгадать любую ее уловку. Кроме того, он ни на йоту не утратил своего боевого пыла, и именно поэтому она никак не могла понять его постоянного пессимизма, когда речь заходила о финансовом положении ранчо.

— Пьюрити…

— Ладно. Говори то, что хотел сказать. Я тебя слушаю.

Стэн сделал паузу. Глядя на него, Пьюрити с болью в сердце отметила, как он изменился за последние три года. Стэн заметно похудел, его волосы окончательно поседели. Некогда широкие плечи поникли, грудь, на которой она так часто прятала свое лицо в поисках утешения, утратила былую мощь, а сильные руки теперь время от времени начинали подрагивать. И это еще не было самым худшим. Бледность Стэна, выступавшие скулы, которые лишь недавно стали заметны на его таком милом, знакомом с детства лице, не говоря уже о темных тенях под глазами, внушали девушке опасения. Правда доктор Уильямс заверил ее, что причин для беспокойства нет, и все же…

— Ты, кажется, сказала, что готова меня выслушать?

Пьюрити нахмурилась.

— Да.

Стэн начал издалека, не скрывая своего скептицизма:

— Ты ведь знаешь, как обстояли дела на ранчо, когда я нашел тебя?

— Ты едва сводил концы с концами, тогда как «саквояжники»[5] и им подобные захватывали участки земли по всей округе.

— Верно. Видишь ли, все дело в том, что мне так и не удалось окончательно встать на ноги. — Стэн снова сделал паузу, после чего криво усмехнулся. — И, судя по всему, уже никогда не удастся, даже в прямом смысле слова.

— Я знаю об этом, Стэн.

— Нет, не знаешь. — Выражение лица Стэна вдруг смягчилось. Он жестом указал ей на стул рядом с собой. — Подойди ко мне, дорогая, и присядь, я хочу тебе все объяснить. — Он подождал, пока она уселась, затем продолжил: — Мне нет нужды вспоминать, что нам пришлось преодолеть за эти годы, так же как и объяснять тебе, сколько усилий каждый раз требовалось, чтобы протянуть от одной весны до другой, не опасаясь, что банк заберет у нас имущество. Достаточно сказать, что, как только я начал надеяться на лучшее, эта проклятая лошадь сбросила меня и мне отказали ноги.

— Но ведь я заняла твое место!

— Верно. И ты отлично справлялась со своими обязанностями. Черт побери, во всем Техасе не найдется погонщика, который сумел бы тебя превзойти. Но многое от тебя не зависит.

Пьюрити хранила молчание.

— У нас слишком большие долги. Да и карантин, наложенный на наше стадо, здорово урезал доходы. Перегон скота в прошлом сезоне принес недостаточно денег, чтобы выбраться из ямы, в которой мы оказались. — Стэн указал на кипу бумаг, разбросанных на столе. — Это все счета, дорогая моя. Тут нет ни моей, ни твоей вины, однако нам при всем желании не оплатить их полностью.

— Банк продлит нам кредит.

— Думаю, что нет.

— Я попытаюсь договориться.

— Я уже пробовал.

Пьюрити кивнула:

— Ко мне прислушаются.

Стэн натянуто улыбнулся.

— Ты имеешь в виду, что Роджер Норрис прислушается к тебе, потому что положил на тебя глаз?

Пьюрити невольно поморщилась.

— Да.

— Хочешь уговорить его попросить отца предоставить нам небольшую отсрочку, не так ли?

Взгляд светлых глаз Пьюрити был прикован к Стэну.

— Если понадобится.

— А что, если он захочет жениться на тебе?

— Жениться на мне? — Пьюрити даже вздрогнула от этой мысли.

— Вполне возможно.

— Я вообще не собираюсь выходить замуж, — заметила она, — потому что не имею ничего общего с жеманными, вечно взмахивающими ресницами и виляющими бедрами городскими девицами, у которых на уме нет ничего более важного, чем последний модный журнал или недавно прибывший в город кавалер! И уж тем более я не позволю какому-нибудь типу надеть мне на палец кольцо и потом думать, будто он вправе мной распоряжаться. Да ведь это то же самое, что вдеть мне кольцо в нос!

— Каждая женщина должна рано или поздно выйти замуж.

— Почему?

— Потому что… потому что иначе ее жизнь не будет полной.

— Кто это тебе сказал?

— В этом не было нужды.

— Но ты почему-то не женился.

— Я же не женщина!

Пьюрити состроила гримасу.

— Ты сам сказал, что я ни в чем не уступлю любому мужчине в Техасе.

— Но из этого не следует, что…

— Это значит, что мне вовсе не обязательно выходить замуж.

— Пьюрити… дорогая моя… — Стэн взял девушку за руку, его взгляд был спокойным. — Ты же понимаешь, что я не вечен.

Пьюрити почувствовала внезапное раздражение.

— Не смей так говорить!

Стэн еще крепче сжал ее руку.

— Твоя семья погибла при разливе реки. — Девушка протестующе покачала головой, но он не обратил на это внимания и продолжил: — Когда я умру, ты останешься совершенно одна. А если я лишусь ранчо…

Пьюрити выдернула руку и поднялась с места, почувствовав внезапную дрожь в коленях.

— Я устала от этого разговора.

Явно раздосадованный тем, что не может последовать ее примеру, Стэн проворчал:

— А я — нет!

— Тогда можешь говорить сам с собой, потому что я не намерена больше все это слушать!

— Пьюрити…

— Я сейчас же отправляюсь в город, чтобы повидаться с Роджером Норрисом. Ходят слухи, что цена на говядину должна подняться, а если прибавить выручку от того стада, что мы собираемся пригнать на рынок в этом году, наши дела пойдут на лад. Нам нужна лишь небольшая отсрочка.

— Я не хочу, чтобы ты с ним встречалась.

— И все же я это сделаю.

Стэн напрягся, и на скулах у него вздулись желваки.

— Этот Роджер — хитрый тип. Не дай ему уговорить себя сделать что-нибудь вопреки твоему желанию.

— Стэн…

— Хватит! Я уже заметил, как он смотрит на тебя, и мне это не по вкусу!

— Но ты бы не стал возражать, если бы он надел мне на палец обручальное кольцо.

— Это другое дело.

— Вот как?

— Ты слышала меня, Пьюрити.

Пьюрити довольно долго молча смотрела на Стэна, затем внезапно направилась к двери. Остановившись на пороге, она вдруг резко обернулась и напомнила:

— Я уже говорила тебе: мое имя — Бутс.

— А я говорю: нет.

Сообразив, что его последняя фраза была обращена к закрытой двери, Стэн раздосадованно проворчал что-то себе под нос, затем прислушался к доносившемуся со двора голосу Пьюрити, грубоватым тоном отдававшей распоряжения работникам. Картер и Роум откликнулись почти сразу же. Стэн не сомневался, что они незамедлительно поспешат исполнить поручение. Среди обитателей «Серкл-Си» не было человека, который не питал бы к девушке уважения — все ценили ее за деловые качества, а не потому, что она считалась дочерью босса.

Кроме того, хватало и тех, кто был к ней неравнодушен.

Стэн невольно пожал плечами. «Черт побери, почему бы и нет? — подумал он. — Пьюрити красива, хотя и упорно отрицает это». Он откинулся на спинку кресла, вспоминая, как прелестная сероглазая девочка вошла в его жизнь.

Комок встал у него в горле, как это часто случалось в последнее время, когда он предавался воспоминаниям. Стэн снова и снова мысленно возвращался к нескольким неделям перегона, последовавшим за спасением малышки. Он вспомнил свою растущую привязанность к ней и то внутреннее напряжение, от которого у него невольно сжималось сердце по прибытии в очередной город. Стэн боялся, что, справившись, не разыскивает ли кто потерянного ребенка, получит утвердительный ответ. Теперь он не без стыда вспоминал, что радовался, услышав слово «нет». Когда же пришло время решить, останется ли маленькая Пьюрити Бьюкенен у него или ее возьмут на воспитание другие люди, Стэн вдруг понял, что решение он уже принял.

Да, на самом деле девочку звали Пьюрити Бьюкенен, но ему пришло в голову, что сама она, вероятно, не помнит свою настоящую фамилию. Оглядываясь назад, он готов был согласиться, что с его стороны вряд ли было правильно дать ей свое имя, не оформив это юридически. Все произошло как бы само собой. И по правде говоря, он гордился, что она зовется Пьюрити Корриган. Девушка была удивительно красива и очень привязалась к нему. Сам Стэн вынужден был признаться себе, что не мог бы любить ее больше, если бы она была его родной дочерью. Однако растить девчушку оказалось не так-то просто. Как только трагические события изгладились из памяти маленькой Пьюрити, проявилось ее своенравие. Гибкая как тростинка и упрямая как мул, она то забавляла и восхищала его, то доводила почти до отчаяния. Так было, например, когда в восьмилетнем возрасте она решила называться Бутс.

Бутс! Что за чертовщина! Ему еще никогда не приходилось слышать более нелепого прозвища!

А произошло это так. Недостаточно уверенная в себе, Пьюрити старалась изо всех сил походить на мальчика. Однажды какой-то скотовод неосторожно заметил, что ее имя напоминает детское сюсюканье. Девочка запомнила его слова. Вскоре после этого случая Стэн подарил ей на день рождения пару сшитых вручную ботинок.

Когда Пьюрити с важным видом расхаживала в них по двору, кто-то в шутку назвал ее Бутс. С этого дня она стала настаивать на том, чтобы все окружающие звали ее только так.

Стэн вздохнул. Если бы он женился, все могло бы сложиться иначе. Воспитанная женщиной, Пьюрити не стремилась бы подавлять в себе все женственное и тем самым доказывать всем, что ни в чем не уступит любому работнику на ранчо. Мысль о замужестве не претила бы ей, и она с присущим ей упрямством не настаивала бы на том, что только полагаясь на собственные силы должна добиться успеха в жизни. А он сам, невзирая на одолевавшее его предчувствие близкого конца, мог бы теперь спокойно сидеть в инвалидном кресле и не беспокоиться, что ранчо, возможно, придется отдать за долги.

Лишь одно обстоятельство внушало ему некоторую надежду. Хотя Пьюрити предпочитала носить мужскую одежду, нельзя было не признать, что она красавица и если бы захотела выглядеть чуть более женственной, то могла бы стать по-настоящему опасной для мужчин.

Улыбка тронула губы Стэна: чистота — опасная добродетель. Тут есть над чем поразмыслить!

Стэн едва не засмеялся, подумав, что Пьюрити попала в собственный капкан. Ее желание во всем походить на мальчика привело к неожиданному результату. Одежда подростка, которую носила девочка в детстве, была удобной, но мужской костюм, что она надевает теперь, производит впечатление, прямо противоположное тому, которого она хочет добиться.

Мысль о том, что Пьюрити не следила за модой, что она чересчур высока, на взгляд некоторых, слишком худа и крепко сбита, не огорчила Стэна. Для него не было секретом, что один вид ее длинных, стройных ног и бедер в облегающих брюках мог заставить многих мужчин повернуть голову в ее сторону. Даже мешковатые рубашки, которые она носила, чтобы скрыть пышную, не стесненную корсетом грудь, неизменно привлекали к ней внимание. Что уж говорить о длинных, платинового оттенка волосах девушки — ее единственной уступке общепринятым критериям женственности. Правда, обычно она запле тала их в косу, однако строгая прическа только подчеркивала тонкие черты лица и безупречную кожу, а также улыбку, способную разбить сердце любого мужчины.

Его немало беспокоило то, что Пьюрити как женщина производит куда более сильное впечатление, чем ей самой кажется. Она допускает ошибку, не обращая внимания на то, что привлекает мужчин, совсем не стремясь к этому. Не устояли перед ней и их собственные работники: юный Нэш Картер и далеко не столь молодой Джейк Бэрд.

Стэн нахмурился. Пьюрити отправилась в город, чтобы поговорить с Роджером Норрисом. Хотя этот малый был хорош собой и, судя по слухам, пользовался большим успехом у дам, на всем свете существовала лишь одна женщина, которую он по-настоящему желал. Видя огоньки, вспыхивавшие в глазах Норриса всякий раз, когда тот смотрел на Пьюрити, Стэн невольно задавался вопросом, какое место занимал в его помыслах законный брак. Для себя он решил, что, даже прикованный к инвалидному креслу, найдет способ добраться до города и разобраться с этим малым, если того потребуют обстоятельства.

Стэн расправил плечи, пытаясь побороть тревогу. Пьюрити была совершенно уверена, что способна справиться с молодым Норрисом. Может, так оно и есть, через пару часов она вернется из города и сообщит ему, что срок ссуды продлен. Она была слишком умна, чтобы позволить Норрису обмануть ее и заставить сделать что-нибудь против ее воли. Кроме того, он предупредил Пьюрити относительно возможных намерений сына банкира и, зная ее, был уверен, что его слова до сих пор звучат у нее в ушах.

Как бы Стэну хотелось видеть выражение лица Норриса, когда Пьюрити появится в банке!

Пьюрити остановилась в дверном проеме Первого городского банка, пытаясь собраться с мыслями. Время близилось к полудню, и яркие солнечные лучи нагрели булыжники мостовой за ее спиной. Окинув взглядом помещение, она заметила, что у окон кассиров только двое клиентов, а Уолтер Грэм, старший клерк, сидел за письменным столом и был занят своими обычными делами.

Она посмотрела на часы, висевшие на противоположной стене. Половина одиннадцатого. У нее в запасе было достаточно времени, чтобы поговорить с Роджером до ленча. Это как нельзя более кстати. Приди она чуть позже, у него появился бы предлог пригласить ее поесть вместе с ним, что позволило бы перевести чисто деловую беседу совсем в иное русло. Между тем именно этого ей хотелось по возможности избежать. Столь крайнюю меру она решила приберечь как последнее средство.

Тут девушка спохватилась, что, отправляясь в город, так и не догадалась сменить одежду, которую надела, как только встала. Это был ее повседневный костюм: выцветшая рубашка и потертые брюки. Пьюрити понимала: утомительная езда по утренней жаре, столь необычной для этого времени года, не добавила ей свежести, но что было делать? Она сняла шляпу и вытерла пот с лица.

Пьюрити три года была полновластной хозяйкой на ранчо и успела избавиться от заблуждения, что ей необходимо одеваться по-мужски, чтобы ее воспринимали как равную. Теперь она предпочитала мужскую одежду только из-за ее простоты и удобства. У нее не было платьев, потому что она не испытывала потребности иметь их. Вместе с тем сейчас она понимала, что обстоятельства изменились.

Девушка нахмурилась. Стэн сказал, что Роджер имеет на нее виды, да Пьюрити и сама знала это. Норрис не спускал с нее глаз, когда видел ее в городе, хотя сама она никогда не поощряла его ухаживаний. Для Пьюрити не было секретом, что Норрис считается самым завидным женихом в округе: все дамы, имеющие незамужних дочерей, смотрели на него с восторженным блеском в глазах. Поэтому она была потрясена, узнав, что и Стэн не прочь взглянуть на Роджера как на жениха. Уж от него-то он этого никак не ожидала!

Пьюрити намеревалась представить веский довод в пользу продления срока ссуды, выданной Стэну, но, если уговоры не помогут, надеялась воспользоваться своей привлекательностью.

Девушка чувствовала себя в долгу перед Стэном и ради него готова была пойти и на большее. Именно по этой причине она сейчас подумала, что следовало уделить больше внимания своей внешности.

Дверь кабинета Норриса внезапно распахнулась, и Пьюрити поняла, что теперь поздно волноваться из-за того, как она выглядит.

— Пьюрити Корриган! — На лице подошедшего к ней сына банкира отразилось явное удовольствие. На нем был безукоризненный костюм самого модного покроя, а каштановые волосы и великолепные усы тщательно подстрижены. Его внешность резко контрастировала с неопрятным видом девушки, но, похоже, он не придал этому значения и протянул ей руку. Ладонь его была теплой. — Я давно не видел вас в городе и весьма польщен тем, что вы зашли к нам на минутку.

— Я приехала сюда, чтобы встретиться с вами, — ответила Пьюрити, через силу улыбнувшись.

— Вот как!

Будь она проклята, если не заметила, как лихорадочно заработало при этих словах воображение Роджера!

— Да.

— Тогда пройдемте в мой кабинет. — Роджер взял ее за руку, затем подхватил под локоть и увлек за собой.

Она почувствовала почти неудержимое желание высвободить руку, однако не сделала этого. Первая уступка заставила Пьюрити стиснуть зубы. Все оказалось куда сложнее, чем она полагала.

Пьюрити Корриган улыбалась.

Роджер чуть не рассмеялся, вспомнив свои неудачные попытки выудить у нее улыбку. В его памяти всплыли все те случаи, когда он безуспешно старался вовлечь ее в беседу, бесконечные часы, проведенные им у окна в надежде увидеть ее. Сколько раз, как только проносился слух, что гордая красавица в городе, он поджидал ее, чтобы только приблизиться к ней.

Теперь Пьюрити смотрела на него, недоумевая, почему он молчит. А он любовался ее белокурыми волосами, платиновый оттенок которых был светлее медальона в форме сердечка у нее на шее. Вблизи кожа девушки казалась еще более гладкой и чистой, глаза словно светились изнутри. Один вид ее рубашки, прилипшей к телу, пробуждал в нем пылкое желание. Рослая, безупречно сложенная, она была воплощением всепобеждающей естественной женственности, далекой от обычных дамских ужимок. Стоило ему взглянуть на нее, как у него на душе словно кошки начинали скрести.

Никогда еще Норрис не испытывал столь сильного влечения ни к одной женщине.

Усадив ее в кресло, он расположился рядом и заговорил самым искренним тоном, на какой был способен:

— Чем могу служить вам, Пьюрити?

— Это касается ссуды, выданной Стэну, — ответила Пьюрити.

— Ссуды? — переспросил Роджер, притворяясь, будто в первый раз об этом слышит.

— Ваш отец отказался продлить ее.

— Вот как? Я об этом не знал. Отец многим отказал. Это было чисто деловое решение.

— Я как раз хотела это с вами обсудить. У меня есть новые сведения, позаимствованные из газеты, выходящей на восточном побережье. Ожидается, что цена на мясо подскочит вверх, и перегон этой осенью обещает стать более прибыльным, чем когда бы то ни было. Я надеялась убедить вас, что Стэн сможет выплатить долг, если ваш отец согласится подождать. Вы не могли бы замолвить за него словечко?

Пока она говорила, он как зачарованный не сводил взгляда с ее губ и тем не менее с трудом сдержал улыбку. Пьюрити Корриган, по сути, умоляла его сделать одолжение!

Роджер решил воспользоваться своим преимуществом:

— Вы не станете возражать, если я спрошу, почему вы пришли ко мне, вместо того, чтобы сообщить все это моему отцу?

— Мне казалось, что вы с большей охотой согласитесь меня выслушать.

— А почему вы так решили?

Ему явно удалось смутить Пьюрити. Она не ожидала столь прямого вопроса. Видя отражавшуюся в ее глазах внутреннюю борьбу, Роджер уловил то мгновение, когда выражение их изменилось и девушка заговорила с неожиданной откровенностью:

— Насколько мне известно, вы давно хотели познакомиться со мной поближе, и я подумала, что вас обрадует такая возможность.

Помолчав, он спросил:

— Что вы имеете в виду?

— Я знаю, что вам нелегко будет убедить отца продлить срок ссуды Стэна. Однако если вы это сделаете, оказав тем самым огромную услугу как Стэну, так и мне, я не останусь в долгу. Раньше хозяйство занимало все мое время, теперь в знак признательности я постараюсь что-то изменить.

Внезапно сообразив, что достаточно одного неверного шага с его стороны, чтобы Пьюрити навсегда стала для него недосягаемой, Роджер ответил, осторожно подбирая слова:

— Вы делаете мне предложение, Пьюрити?

— Я вовсе не собираюсь продавать себя мужчине за деньги, если вы это имеете в виду. — Пьюрити даже бровью не повела. — Я сказала только то, что думала.

— И никаких обещаний?

— Никаких.

Роджер почувствовал, как в нем медленно закипает гнев. «Вот дерзкая тварь!» — подумал он. Глядя ему прямо в глаза, она равнодушным тоном дала понять, что ей известно о влечении, которое он к ней питает, после чего с самым невозмутимым видом предложила ему сделку, при этом не взяв на себя никаких обязательств! Несомненно, она считает, будто он не в состоянии ей отказать.

Роджер не отрывал от нее глаз. Следует ее хорошенько проучить, решил он. Он может добиться — и до сих пор добивался — любой женщины в городе. Пожалуй, следует напомнить ей об этом.

Однако он и слова не проронил о других женщинах, потому что знал: прекрасная ведьма отлично понимает, что на свете существует лишь одна женщина, которую он действительно желает.

Обескураженный, Роджер дал единственный ответ, на какой был способен:

— Эти новости с рынка… расскажите мне о них подробнее.

Пьюрити улыбнулась. Догадывалась ли она, как отчаянно колотилось в его груди сердце?

В этот миг он поклялся себе, что заставит ее улыбаться ему со страстью, не уступающей его собственной, даже если это станет последним, что он сделает в жизни.

Пьюрити вернулась из города вскоре после полудня в самом мрачном расположении духа. Она направилась прямо к загону для клеймения телят и принялась ругать работников, что было совершенно на нее не похоже. В результате ужин прошел в неловком молчании. Мужчины один за другим выходили из-за стола, едва опустошив тарелки. Пьюрити было стыдно за свое поведение. Она понимала, что ей следует извиниться перед каждым из этих порядочных, трудолюбивых людей.

Когда Пит вошел в столовую, она подняла глаза, заранее готовая к тому, что увидит выражение неодобрения на его лице.

Как она и предполагала, убирая со стола тарелку с почти нетронутой едой, старый повар бросил на нее укоризненный взгляд.

— Я не голодна, Пит.

— Ты должна была проголодаться.

— Возможно, но мне совсем не хочется есть.

Пит вышел, ничего не ответив, и Пьюрити осталась наедине с угрюмо смотревшим на нее Стэном. Она уже знала, что ее ожидает.

— Может быть, ты мне все расскажешь?

Пьюрити откинулась на спинку стула.

— Тут нечего рассказывать.

— Дьявольщина! — не сдержался Стэн. Его лицо побагровело. — Что произошло этим утром между тобой и Роджером Норрисом? Ты вернулась домой злая как собака, набрасывалась на любого, кто попадался тебе под руку.

— Я знаю.

— Ну?

— Что ну?

— Ну и что дальше?

— У нас был долгий разговор. — Она невольно поморщилась. — Мы вместе зашли к Мод и там перекусили.

— Вот как?

Она кивнула.

— И…

— Что и?

— Согласился он нам помочь или нет?

— Сказал, что постарается.

Стэн помолчал, затем раздраженно спросил:

— Ладно! Чего это тебе стоило?

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал! Что за сделку ты с ним заключила? Я ведь вижу, ты ходишь сама не своя.

— Сама не своя…

— Пьюрити!

— Ну хорошо! — Лицо Пьюрити против ее воли вспыхнуло румянцем. — Я обещала Роджеру, что, если он поговорит со своим отцом и тот согласится продлить срок ссуды, я найду время, чтобы мы могли узнать друг друга поближе.

— Ты найдешь время, чтобы вы могли узнать друг друга поближе?

Пьюрити кивнула.

— Так… и что еще?

— Все.

— Все?

— Я же сказала тебе! — Не в силах больше сдерживаться, Пьюрити вскочила на ноги. — Никаких обещаний… только возможность узнать друг друга поближе.

Лицо Стэна исказилось.

— Думаю, мне нет нужды спрашивать тебя, как ты сама относишься к этой сделке.

— Я считаю ее… вполне честной.

— Неправда.

— Однако это так.

— Черта с два! Ведь одна мысль, что Роджер Норрис будет появляться у нас в доме и волочиться за тобой — или что там еще у него на уме, — внушает тебе такое отвращение, что ты не в состоянии проглотить ни кусочка!

— Ты ошибаешься.

— Ложись спать, Пьюрити.

— Еще рано.

— Ты выглядишь так, словно вот-вот свалишься с ног от усталости. Делай, что тебе говорят.

Девушка кивнула. Как ни странно, у нее не было сил с ним спорить.

Через несколько минут она забралась в постель и попыталась забыть обо всем.

У него не было сил, а может быть, мужества, чтобы пошевелиться.

Стэн устало провел рукой по лицу. Пит уже убрал со стола и заново сервировал его для завтрака. При этом ни Стэн, ни он не произнесли ни слова. Даже звон кастрюль в кухне стих. Судя по всему, повар покончил со своими делами и отправился в барак для работников.

Стэн бросил взгляд на стенные часы. Было почти девять. Пьюрити скорее всего уже спала, да и парни скоро улягутся. И если он знал их так хорошо, как ему казалось, то для них будет облегчением отвести душу после угрюмого молчания за столом. Однако он готов был поручиться головой, что, несмотря на досаду, вызванную излишней вспыльчивостью девушки, никто из этих мужчин не потерпел бы ни единого слова, сказанного против нее.

К глазам Стэна подступили непрошеные слезы. Он знал, что все его работники были искренне привязаны к Пьюрити. Она выросла на глазах у большинства из них, и они видели, как девушка изо всех сил старалась выполнять свои обязанности на ранчо, не требуя для себя никаких поблажек. После того как его ноги парализовало, они согласились подчиняться ей, зная, что он сам этого хочет, однако постепенно ей удалось завоевать их уважение. Стэн видел, что они гордились Пьюрити и восхищались тем, чего ей удалось добиться, не меньше его самого. Он был уверен, что все эти люди чувствовали себя ее защитниками. Он мог на них положиться, и это его радовало.

Проклятие! Стэн хлопнул ладонью по столу. И все из-за того, что он прикован к инвалидному креслу, будь оно неладно! Ему ни в коем случае не следовало перекладывать бремя своих обязанностей на плечи такой молоденькой девушки! И теперь, спустя три года, было еще большим безрассудством надеяться на то, что она сумеет отвести от ранчо беду!

Стэн устало провел рукой по густым седеющим волосам, невольно покачав головой. Нельзя было отпускать Пьюрити в город на встречу с Роджером Норрисом. Этот малый смотрел на нее как на лакомство, которое ему не терпелось проглотить. Когда-то Стэн думал, что Роджер может прийтись Пьюрити по душе, однако достаточно было одного взгляда на ее лицо, когда она вернулась домой, чтобы все его надежды развеялись как дым.

Внезапно приняв решение, Стэн повернул кресло и, добравшись до гостиной, покатил к большому, забитому бумагами столу. Бросив беглый взгляд на ворох счетов, он решительно отбросил их в сторону и вынул из среднего ящика лист писчей бумаги. Рука дрожала, когда он взял перо и обмакнул его в чернильницу. Сознавая, что у него не осталось иного выхода, он усилием воли унял дрожь и принялся писать.

Пьюрити внезапно проснулась и окинула встревоженным взглядом комнату, пытаясь стряхнуть гнетущее чувство страха, навеянное ночным кошмаром. Самообладание постепенно вернулось к ней, когда она увидела знакомые обои с поблекшими голубыми цветами, туалетный столик с зеркалом и несколькими безделушками, умывальник с белым потрескавшимся кувшином и стенной шкаф, где помещался ее скудный гардероб.

Девушке вдруг пришло в голову, что у нее очень мало вещей, которые она по-настоящему ценила. Первое место среди них занимала хранящаяся в сундучке под кроватью пара сшитых вручную ботинок, которые подарил ей Стэн.

Ей никогда не приходилось видеть обуви лучше. Время от времени Пьюрити вынимала башмачки, чтобы полюбоваться, и их вид неизменно вызывал у нее улыбку: такими крошечными они казались. Девушка была уверена: Стэн не догадывается, что она все еще хранит их. Но почему-то она была не в силах с ними расстаться.

Там же лежала красная лента от коробки конфет, которую парни подарили ей на ее последний день рождения. Конфеты привезли из Сент-Луиса. Казалось, она в жизни не пробовала ничего более вкусного, ведь их преподнесли друзья.

Здесь же Пьюрити хранила револьвер в кобуре, торжественно врученный ей Стэном в ее шестнадцатый день рождения. Девушка вспомнила, что, увидев его в лавке оружейника, не в силах была оторвать от него глаз. Она даже надеяться не смела на то, что он когда-нибудь будет принадлежать ей.

Но больше всего на свете Пьюрити дорожила маленьким золотым медальоном в форме сердечка, покоившимся в ложбинке у ее груди. Она протянула к нему руку. Это было все, что осталось у нее от семьи, которую так давно унесла река.

Пьюрити попыталась воскресить в памяти уже поблекшие было образы родных, и на ее лице появилась улыбка. Ее мать, такую же светловолосую, как и Пьюрити, звали Джастин. Имя отца было Клэй. Как ни странно, все, что она помнила о матери, — это ее холодная ладонь, смахивавшая слезы с лица девочки. Пьюрити казалось, что одно ее прикосновение уносило прочь лихорадку. Что до отца, то она отчетливо могла представить только его ярко-рыжие волосы и улыбку. У него был приятный низкий голос.

Сестер же своих Пьюрити помнила хорошо. Темноволосая Онести была старшей, самой красивой и толковой из троих. Следующей по возрасту шла она сама. Младше всех в семье была Честити, с вьющимися рыжими, как у папы, локонами. Пьюрити очень хотелось иметь кудри такого же оттенка, как у Честити. Она подозревала, что Онести мечтала о том же.

Девушка привычным жестом коснулась рукой сердечка: папа подарил каждой из своих дочек по одинаковому медальону. Пьюрити вспомнила, как она гордилась этой вещицей, имевшей для нее особое значение. В памяти сохранились последние слова отца. Он сказал, что мама будет править фургоном, когда они начнут переправляться через реку, а ей не надо бояться, потому что Онести позаботится о ней и Честити. Хотя Пьюрити никогда и никому, даже Стэну, не говорила об этом, она была уверена, что в один прекрасный день медальон приведет ее к сестрам, которых она потеряла.

На глаза Пьюрити неожиданно навернулись слезы, и она не без досады смахнула их. Время для слез давно миновало. Все равно ими горю не поможешь. Став взрослой, Пьюрити нашла себе тайное утешение — когда среди ночи ее охватывала тревога, она брала в руку медальон и беседовала с сестрами. Девушка не сомневалась, что они живы, каким-то образом слышат ее голос и знают, что в эту минуту средняя сестра думает о них.

Пьюрити вздохнула. Слышат ли они ее сейчас? Как бы поступила Онести, зная, что ранчо грозит разорение и никто, кроме Пьюрити, не может выручить из беды Стэна, а у нее остается только один способ выторговать для него столь необходимое время?

Юное решительное лицо старшей сестры промелькнуло перед мысленным взором Пьюрити, и ответ стал очевидным: Онести сделала бы все, что в ее силах. И она поступит так же.

Пьюрити закрыла глаза.

«Но только не обручальное кольцо, черт побери! Ни за что на свете!» — подумала она.

Смутные воспоминания снова всплывали в мозгу покрытого испариной Бледнолицего Волка. Они сливались с яркими красками неба над головой и проблесками золотистого солнечного света. Его густые волосы прилипли ко лбу. Каждая прядь словно обжигала огнем, напоминая ему о той могущественной силе, которую он призывал к себе на помощь. Пот струился с висков, выступал каплями, как бы окутывая его пеленой влаги. Лихорадка овладела его мыслями, его плотью, и лишь дух оставался прежним…

Бледнолицый Волк открыл глаза, осматривая вершину холма, на котором сидел, — то место, куда привело его предзнаменование. Дневной свет уже померк, настала ночь. Солнце — источник жизни — опустилось обратно в подземную обитель, оставив лишь слабые отблески, тень былой мощи, чтобы озарять потемневшее небо.

Лучи серебристого света коснулись кожи Бледнолицего Волка, принеся с собой прохладу. В небе появились огни. Они мерцали, словно пытаясь рассеять тьму, но он знал, что это им не по силам. Юноша вскинул голову, ожидая новый, уже третий рассвет. В молитвенной позе он просил о просветлении. Подняв руки в молитве и вспомнив песнопения, обращенные к Великому духу, Бледнолицый Волк ожидал видений, которые до сих пор не появились.

Он снова будет ждать, будет молиться, вдыхая дым благовоний, и поститься… потому что потребность его была как никогда велика. Глубокая рана на его теле, нанесенная безжалостной рукой, уже зажила, но шрамы на душе остались. Его путь по-прежнему оставался неясным.

И тогда глазам Бледнолицего Волка предстало видение, ясно различимое на фоне ночного неба. Светловолосая женщина с очень белой кожей и ясными глазами! Он видел, как рядом с ней хлынула чья-то кровь, и почувствовал, как крик вырвался из груди, когда он пытался остановить багровую струю, но было уже слишком поздно. Кровь пролилась, и уже ничего нельзя было изменить.

Лицо женщины приблизилось, стало более отчетливым. Он узнал ее: светлые волосы, светлые глаза, светлая кожа… Враг. И он понял, что ему надо делать.