Невинные грехи

Глава 4

Фелисити проголодалась, но ждала, пока Грант наконец доел и пригласил ее пройти в гостиную. О, ей подали много еды, в том числе, судя по запаху, какое-то блюдо с гнилой рыбой, но она не смогла заставить себя притронуться к стряпне миссис Уимпол. То, как Грант проглотил свой ужин, а потом еще и порцию Локлена, поразило ее. Казалось, его аппетит не знает границ, и все же на его мускулистом теле не было даже намека на жир.

Фелисити прошла следом за Грантом в гостиную и, когда он показал на шелковый диван перед большим окном, села, чинно сложив руки на коленях.

Взгляд Гранта на какой-то миг задержался на диване, и Фелисити решила, что ее муж хочет сесть рядом, но он, видимо, передумал и остался стоять перед ней.

Девушка надеялась, что объяснение не будет слишком долгим, ибо при необычно высоком росте Гранта Синклера встретить его взгляд можно было, только сильно запрокинув голову. У нее уже начала болеть шея.

Впрочем, скоро, к ее облегчению, он понял, что находится слишком близко к ней, и начал прохаживаться по гостиной, по какой-то причине старательно не выходя за пределы роскошного обюссонского ковра.

Грант то замедлял, то ускорял шаг, нервно проводя руками по волосам, — видимо, готовился к речи.

Пока он метался по комнате, Фелисити наблюдала за ним. Откровенно говоря, для нее не имели значения причины, по которым он не желал, чтобы она показывалась на публике. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он хочет расторгнуть брак, прежде чем слухи о нем расползутся по Лондону. На его месте она бы потребовала того же от своей нежеланной супруги.

Только она не была на его месте.

И хотя ее брак с лордом Грантом Синклером был случайным, в ее планы не входило его разрывать.

Ибо брак этот мог стать ключом к освобождению ее матери… И ее собственной свободе.

Гранту было чертовски сложно сосредоточиться на том, что он собирался сказать, пока на него были устремлены поблескивающие в свете двух свечей изумрудные глаза Фелисити. Конечно, освещения совершенно не достаточно, но денежные сундуки Синклера были почти пусты после вчерашней провальной игры. Он невольно облизнул губы, когда проходил мимо пустого графина. Да, Синклеру теперь предстоит обходиться без многих вещей до тех пор, пока он не исправит свое семейное положение и не вернет права на наследство.

Пальцы Фелисити начали нервно постукивать по колену.

— Может, мне прийти позже, когда вы соберетесь с мыслями и решите, что хотите мне сказать?

Грант удивился.

— Нет, сударыня. — Он подошел к ней и сел рядом. — Я знаю совершенно точно, что хочу вам сказать.

— Что ж, хорошо.

Тут он заметил, что пальцы ее вовсе не постукивали: это дрожали руки. Она была совсем не такой храброй, какой хотела казаться.

Он взял ее тонкую кисть в свои ладони. Рука показалась ему совсем маленькой, а сама она выглядела беззащитной. Грант начал поднимать глаза и заметил родинку на ее левой груди. Тут же ожил его член, и он торопливо перевел взгляд на ее лицо. Девушка прикусила пухлую коралловую нижнюю губу. Он снова почувствовал шевеление в брюках.

Черт! Нужно переходить к делу.

— Фелисити, наш брак был случайностью, и мы оба знаем, что он не будет долгим. — Грант успокаивающе погладил ее кисть большим пальцем. — Понимаете, я помолвлен с другой.

— Да, это серьезно. — Она понимающе кивнула головой.

Грант облегченно выдохнул. Похоже, все будет не так сложно, как ему представлялось.

— Как же вы объясните своей невесте и ее семье, что женились на другой? — Она чуть подалась к нему и посмотрела прямо в его глаза. — Конечно же, она обидится. Может, даже захочет поквитаться.

— Что?!

Какого дьявола! Она, похоже, не поняла.

— Нет, Фелисити. Я не могу отказаться от своей невесты. От нашего союза зависит слишком многое.

Фелисити замерла, но не сказала ни слова.

— Наш брак нужно аннулировать. Быстро. И без шума.

Она выдернула руку.

— Это невозможно. Мы заключили союз перед лицом Господа. Там были десятки свидетелей!

— Чепуха. Наш брак необходимо расторгнуть, и сделать это нужно очень осторожно.

Фелисити вскочила с дивана и бросилась к двери, однако по дороге каким-то образом справилась со своими чувствами и остановилась. Обхватив себя руками за плечи и низко опустив голову, она подошла к камину и повернулась к Гранту спиной.

— Простите меня, лорд Грант, но я не могу вернуться. Меня исключили. Мне некуда возвращаться. — Она говорила спокойно, тщательно взвешивая слова. — Я знаю, что могу сделать вас счастливым. Я поклялась быть любящей и верной женой.

Через несколько мгновений девушка со вздохом опустила руки, а потом резко повернулась и с вызовом вскинула голову.

— Я образованна, воспитанна и… Я умею готовить!

Грант грустно улыбнулся.

— Я в этом не сомневаюсь. Фелисити, вы… не понимаете.

— Тогда, умоляю, милорд, объясните так, чтобы я смогла понять!

Она бросилась к нему, опустилась перед диваном на пол и, положив руки Гранту на колени, устремила на него умоляющий взор.

Тот покачал головой, проклиная себя за глупое безрассудство, которое поставило его и эту женщину в такое положение.

— Присцилла уже показала вам весь дом?

— Да, почти все комнаты. — Фелисити пожала плечами, не понимая связи.

— Что в этом доме бросилось вам в глаза прежде всего? — Он обвел рукой мебель и две свечи, освещавшие гостиную.

Фелисити осмотрелась.

— Только приемные комнаты обставлены хорошо. Остальная часть дома почти пустая.

— Вот именно! О чем это говорит?

Грант встал и, взяв за руки Фелисити, тоже поднял ее на ноги.

— Ваша семья бедна, хоть и знатна, но вы хотите сохранить видимость благополучия… По крайней мере, наверное, пока ваша сестра не выйдет удачно замуж.

Близко.

— Но финансовые трудности меня не пугают. Я жила и в гораздо худших условиях, когда у меня и двух свечей не было, а спать приходилось на тюфяке, брошенном на пол. Я могу заменить кухарку и сэкономлю вам на ее окладе. Я могу шить…

— Остановитесь, прошу вас!

Он мягко положил руку ей на плечо и посмотрел прямо в глаза. Такое невинное создание!

— Фелисити, моя сестра не единственная, кто ждет удачного брака. Нам всем нужно удачно жениться. Только тогда мы сможем получить наследство.

Глаза Фелисити выразили смятение. Она снова закусила нижнюю губу. Та уже сделалась вишнево-красной и приобрела соблазнительную припухлость.

На миг Гранту представилась совсем другая брачная ночь. Ночь, когда он не вернулся в Лондон, а завалился в постель с этим ангелом. Проклятие! Такие мысли делу не помогут. Он снова перевел взгляд на ее глаза.

— Вы должны кое-что узнать, Фелисити. Мои братья, сестры и я пользуемся не самой лучшей славой здесь и в Шотландии. Нам даже дали прозвище «Семь Смертных Грехов».

Она непонимающе воззрилась на него. Несмотря на то, что в Лондоне не было такой газеты, которая не освещала бы регулярно выходки детей Синклер, Фелисити, похоже, не была знакома с их историей.

Поэтому Грант продолжил:

— Не так давно наш отец выставил нас из дома и отправил в Лондон с тем, чтобы мы хорошенько обдумали свое поведение, заявив, что на наследство мы можем рассчитывать, только если возьмемся за ум и станем достойными фамилии Синклер. Те из нас, кто не преуспеют в этом начинании, будут отлучены от семьи и оставлены без пенни в кармане.

— Но здесь вас только четверо: вы, Присцилла, Локлен и Киллиан, — с подозрением в голосе произнесла она.

— Это потому что мой старший брат Стерлинг и сестры, Айви и Сьюзен, вышли замуж. В глазах отца они искупили свои грехи.

Глаза Фелисити засияли.

— А теперь и вы искупили!

— Нет, нет. — Грант повесил голову. — Я совсем в другом положении. — Он медленно набрал полную грудь воздуха и так же медленно выдохнул. — Фелисити, представьте: я помолвлен со знатной женщиной, дочерью друга моего отца. И вдруг после ночной карточной игры и пьянства я случайно женюсь на другой… На вас. — Он поднял голову и посмотрел на Фелисити. — Женитьба на вас при таких обстоятельствах опозорит мое родовое имя, если об этом станет известно в обществе.

Из-за того, что в комнате царил полумрак, Грант не был уверен, но ему показалось, что на глазах Фелисити выступили слезы.

— У меня нет выбора. Прошу, вы должны меня понять. Я не хочу вас обижать, но, если наш брак не будет аннулирован, прежде чем о нем узнают отец и невеста, я пойду по миру.

— А если наш брак будет расторгнут, это погубит меня…

Когда Грант не ответил сразу, Фелисити сорвалась с дивана и бросилась к двери, но на полдороге остановилась.

— Мне… Мне некуда идти. Никто из друзей не захочет со мной разговаривать, даже смотреть на меня. — Она посмотрела на него через плечо. Грант заметил, что она дрожит. — Умоляю, позвольте хотя бы переночевать у вас, милорд.

У Гранта защемило сердце: его беспечное поведение могло разрушить жизнь этого невинного существа. Но положение было безвыходным.

— Ну конечно, вы можете остаться.

Ее плечи расслабились.

— Я даже настаиваю, чтобы вы пожили у нас, пока брак не будет признан недействительным.

Похоже, это несколько улучшило ее настроение. Но он знал, что должен быть предельно откровенен с ней. Жестоко давать ей надежду, даже призрачную.

— Но только на короткое время, пока все не решится. Ведь только так я могу быть уверен, что нашу тайну никто не узнает.

Спина Фелисити напряглась, но она покорно кивнула.

— Это очень великодушно с вашей стороны, милорд, — холодно сказала она и медленно вышла из комнаты.

Боже! Совсем не так он представлял себе этот разговор. Грант прислушивался к ее шагам на лестнице, пока они не стихли. И снова его взгляд устремился на графин.

Пустой…

Как же знакомо было ему это ощущение!

Небо посветлело, солнце еще не вышло, но это не мешало его лучам золотить крыши особняков на западной стороне Гроувенор-сквер. Фелисити сбежала по ступенькам и пошла быстрым шагом к стоянке извозчиков, которую заприметила на Брук-стрит за углом.

Она рисковала. Три мили городских дорог отделяли Гроувенор-сквер от Ньюгейтской тюрьмы. Она не знала, успеет ли вернуться, прежде чем в доме заметят ее отсутствие, но должна была попробовать. Разговаривая вчера вечером с миссис Уимпол, она узнала от кухарки, что Синклеры редко завтракали до полудня, так как всегда очень поздно выбирались из дому. Если это правда, у нее на все про все было часов шесть.

Забравшись в экипаж, она положила рядом с собой на сиденье завернутый в газету пакет с хлебом и сыром, который получила от миссис Уимпол, и прижала его рукой, чтобы он не упал на грязный пол, если экипаж занесет на повороте. Кто знает, может быть, это будет единственное, что съест ее мать за день. Если Фелисити еще удастся ей его передать…

Это был второй раз, когда Фелисити разрешили встретиться с матерью, но она все равно не смогла побороть чувства отвращения, которое охватило ее на подъезде к Ньюгейтской тюрьме — мрачному зданию, выстроенному над одними из ворот старой городской стены.

Перед входом она остановилась, чтобы собраться с духом. Пока ехали, солнце взошло над городскими крышами, но не над Ньюгейтской тюрьмой. Она подняла голову и всмотрелась в серое здание. В нишах стен с одной стороны стояли статуи, символизирующие главные добродетели: Справедливость, Стойкость и Благоразумие. С другой стороны расположились Свобода, Безопасность и Достаток. Девушка покачала головой, не в силах поверить тому, что эти добродетели были запечатлены на здании тюрьмы, построенной на несправедливости, подавлении, унижении и лишениях.

Под шипение газовых фонарей Фелисити прошла за молчаливым надзирателем по сводчатому коридору к женскому отделению. Когда завернули за угол, в нос Фелисити ударило такое зловоние, что в животе у нее все перевернулось. Жуткий звук из слившихся воедино женских криков, плача и воя наполнял коридор и становился все громче и ужаснее по мере их приближения к двери с решеткой. Мерзкий запах экскрементов, рвотных масс и алкоголя бил в нос, а вопли сотен измученных женщин разрывали уши.

Девушке захотелось развернуться и бежать отсюда без оглядки, но она понимала, что не сделает этого. Кроме нее, у матери не было никого. Она — ее единственная надежда на выживание.

Сердце Фелисити чуть не выпрыгнуло из груди, когда надзиратель открыл тяжелую дверь и пропустил ее к железной решетке. Крики и стенания переросли в нечто невообразимое. Она закрыла уши руками и вдруг поняла, что тоже кричит. Ей показалось, что ее голова вот-вот взорвется…

Надзиратель со злостью заколотил дубинкой по железной решетке, и только тогда крики постепенно смолкли. Фелисити неуверенно опустила руки. Теперь были слышны только крики детей и плач младенцев, сопровождаемые мучительными стонами, кашлем и скорбными всхлипываниями.

В полутьме, при свете нескольких ситниковых[3] свечек и маленького очага, были видны жмущиеся друг к другу полуобнаженные тела.

Надзиратель поднял фонарь, что позволило ей рассмотреть лишь небольшую часть помещения. Фонарь осветил ад, в котором жили эти женщины. Усеянные вшами брови и волосы. Лохмотья, пропитанные грязью, выделениями организма и кровью от месячных, а кое-где даже с пятнами жидкостей, истекающих при деторождении. И их здесь были сотни, втиснутых в грязное прямоугольное помещение, разделенное на шесть общих камер и две маленькие одиночные. Многие из этих женщин, как и ее мать, были брошены сюда без суда и следствия.

Где-то здесь, посреди этого кромешного ада, находилась ее мать. Фелисити стала напряженно всматриваться сквозь два ряда покрытых осклизлой грязью решеток, отстоящих друг от друга на один-два фута. В тот же миг несколько тощих женщин просунули через решетки, отделяющие их от Фелисити, деревянные ложки, привязанные к палкам.

— Эй! — сказала одна. — У тебя есть еда. Я чую ее запах. Дай мне!

Попрошайка резко ткнула ее ложкой, отчего Фелисити вздрогнула.

Спина ее покрылась холодным потом. От мерзкого запаха грязи, алкоголя и немытых тел у нее закружилась голова, и она отступила от решеток. Камеры были забиты фальшивомонетчицами, воровками и проститутками. Ближе всех к ней сидели на полу несколько женщин с замусоленными картами в руках. Еще одна выбирала вшей из волос маленькой девочки.

Мысль о том, что где-то здесь находится мать, была для нее невыносима. Ее охватила паника. Она прикоснулась к руке надзирателя.

— Прошу вас, откройте дверь, позвольте мне войти туда и найти мать.

— Не могу. Туда даже я не вхожу один. — Он указал на кучу тряпок посередине камеры. — Я думаю, это та женщина, которую вы ищете.

Фелисити на миг растерялась, но тут тряпки зашевелились, и она, приникнув к прутьям решетки, увидела, что это была лежавшая на полу хрупкая женщина. В длинных засаленных каштановых волосах ее запуталась солома, одежда превратилась в рванье. Словно почувствовав внимание, узница повернула бледное изможденное лицо и обратила на Фелисити мутные глаза.

— Мама!

Неожиданно женщина оживилась. Взгляд ее сделался осмысленным, она проползла через толпу к решетке и поманила Фелисити.

— Скажи, девочка, почему я до сих пор здесь? — произнесла она хриплым шепотом.

Фелисити подалась вперед.

— Мама… Я… — Она протянула руку сквозь решетку.

Узловатая рука матери просунулась через внутреннюю решетку и с неожиданной силой вцепилась в ее рукав.

— Меня уже должны были освободить.

Она дернула девушку за руку, и та ударилась скулой об осклизлые прутья решетки.

— Мама, пожалуйста… — Горячие слезы подступили к глазам Фелисити. — Отпусти меня, я все объясню.

Сидевшие рядом женщины загоготали:

— Ты что, не понимаешь, Мортима? Твоя дуреха дочь ничего не смогла сделать. Никуда ты отсюда не денешься!

Мортима приблизила лицо к Фелисити и обдала ее зловонным дыханием.

— Это правда, моя дорогая? Ты ничего не сделала?

Фелисити похолодела, когда услышала тон матери и ласковые слова, за которыми так часто следовала пощечина.

Она сглотнула, потом изобразила то, что, как она надеялась, походило на уверенную улыбку.

— Так ты теперь замужем? — Глаза Мортимы заблестели.

— Да, мама. — Фелисити отступила на шаг и принялась оббивать пыль с подола, пытаясь совладать с чувствами.

— Ты стала невесткой тюремщика? — сказала Мортима, усаживаясь на пол.

— Нет, его сын так и не пришел.

Да и зачем ему было приходить? Боже, мать никогда ее не поймет! Фелисити не походила на мать. Она была лишена того начала, которое позволяло бы ей делать те мерзкие вещи, которые требовала от нее мать.

— Выходит, ты новая жена начальника тюрьмы. Наверное, я тебя недооценила.

— Нет.

— Ты же сказала, что вышла замуж. — Мать смерила дочь подозрительным взглядом.

— Вышла… Но за другого человека.

— За другого? Какого черта, девчонка?! Как это поможет мне? Ты должна была выйти за тюремщика или его сына. У нас был такой план.

Это никогда не было моим планом.

— У меня не было выбора, мама. Сын тюремщика поцеловал меня.

— Ты позволила ему поцеловать себя? И это все? — Мать Фелисити раздосадованно засопела. — Никчемная девчонка!

— Этого оказалось более чем достаточно. В глазах друзей я была опозорена. Меня исключили. — Фелисити уже расхаживала перед решеткой, как лев в клетке. — Потом вмешалось провидение и дало мне спасение… в лице одного родовитого джентльмена, который находился почти в таком же положении, как я.

— И он на тебе женился? — с большим сомнением в голосе спросила мать.

— Да. Хотя я до последней секунды не верила, что он сделает это. Все ждала, что он уйдет, но он не ушел. Мы поженились случайно.

Какое-то время мать Фелисити сидела молча, буравя дочь злым взглядом.

— Как я уже говорила, никчемная девчонка.

Сердце Фелисити сжалось. Она не была никчемной, несмотря на то, что мать повторяла ей это тысячу раз. В душе она понимала, что ничуть не хуже других людей. Когда мать бросила Фелисити, ее взяла к себе тетка и воспитала как свою дочь, любила и верила в нее настолько, что та, в конце концов, и сама в себя поверила. Фелисити подняла голову. Она не никчемная.

— Думай, что хочешь, мама, но теперь я леди Грант Синклер.

— Ну да, конечно. — Мать явно не поверила ей сначала, но, когда выражение лица Фелисити не изменилось, взялась за решетку и встала с пола. — Ты — леди? Что, правда, что ли? — На лице ее загорелась странная зловещая улыбка.

Не надо было рассказывать матери про брак. Все равно его скоро аннулируют. И это, вероятно, произойдет еще быстрее, когда Грант узнает, что ее мать сидит в застенках Ньюгейтской тюрьмы.

Она стала жертвой минутной слабости: Фелисити просто захотелось, чтобы мать гордилась ею, подумала о ней что-то хорошее. Хотя бы раз. Как это ужасно — нуждаться в одобрении того, кто презирал и обижал тебя всю жизнь! Фелисити стало противно.

— Гм, быть может, в тебе все же есть что-то от матери. Расскажи, как тебе это удалось. Ты соблазнила его? Задрала юбку и попрыгала у него на коленях?

— Нет, нет! — Фелисити твердо покачала головой. — Я ничего не делала и не планировала. Я же говорю, это произошло случайно, — пробормотала она.

Вспомнив про хлеб и сыр, девушка достала пакет.

— Стойте! — крикнул надзиратель. — Дайте это мне.

Фелисити развернула газету.

— Здесь только хлеб и кусок сыра. Больше ничего.

Надзиратель выхватил у нее хлеб, разломал его на мелкие куски и бросил обратно на газету.

— Должен проверять, чтобы в камеры не передавались ножи или другие предметы.

Он оторвал кусок сыра и положил себе в рот.

— Пожалуйста, посмотрите на нее. — Фелисити указала на мать.

Надзиратель бросил беглый взгляд за решетку.

— Она может бороться за еду не хуже остальных, — ухмыльнулся он, отламывая еще один кусок сыра и отправляя его в рот.

Фелисити открыла сумочку и достала гинею, которую подарила ей тетя после бракосочетания. Это были почти единственные ее деньги, но, если благодаря им мать сегодня, а может, и завтра поест, отдать их было не жалко.

Даже темнота не помешала надзирателю мгновенно увидеть монету. Фелисити медленно опустила газету с хлебом и остатками сыра и протянула ему монету.

Он выхватил деньги и повернулся спиной к решетке.

— За это ей можно купить глоток спирта. Если она будет хорошо себя вести.

— Спасибо, сэр.

Фелисити поняла, что не делает ничего запрещенного. Свернув побыстрее газету, она просунула ее сквозь решетку. Мать протянула руки со своей стороны, схватила пакет и торопливо спрятала под лохмотья.

— Вам пора уходить, — сказал надзиратель Фелисити, повернувшись.

К матери начали подкрадываться соседки по камере. Как только надзиратель оставит их одних, еду у нее отнимут. Нет, они не могут сейчас уйти…

— Прошу вас, позвольте задержаться еще на минутку, — умоляюще улыбнулась девушка здоровяку надзирателю с румянцем во все щеки.

— Я сказал, вам пора, мисс.

Он взял ее под локоть и подтолкнул к коридору. Оглянувшись на мать, такую слабую, такую жалкую, Фелисити увидела, как ту обступили другие женщины, но рот ее уже был набит. Мать улыбнулась и начала проглатывать пищу.

Глаза Фелисити наполнились слезами. Мать часто обижала ее душевно и телесно, смеялась над ней, а потом вообще бросила на долгие годы, но такого существования не заслуживал никто, даже она.

Она вызволит ее из Ньюгейта, чего бы это ни стоило.