Невыносимая для Мерзавца

Глава 14

Мятежный

– Раздевайся, – выдохнул я то, что зудело на кончике языка.

Ещё никогда я не произносил это слово не как обещание или угрозу, а как проявление заботы. Оно занозой воткнулось под кадык, и дышать стало просто невозможно.

Как зомби, следил за крупными каплями дождя, скользящими по тонкой шее. Моё сердцебиение оглушало, лупило по рёбрам, затмевало разум. Мысли в мешанину серую превратилось. Картинка размывалась, только бы не сорваться…

Распахнутые полы пиджака открывали простую белую футболку, превратившуюся во вторую кожу. Ткань будто проверяла мою выдержку на прочность, манила, искрилась влагой, очерчивала то, что должна была скрывать, прятать и беречь.

Я был от себя в полном шоке. В полнейшем!

Видел жгучее пламя в её глаза, бликующее непривычной для меня алчностью, желанием соблазнить и очаровать, а также ПРОВОКАЦИЕЙ! И я поддался…

Своими руками создал капкан, в который должна была попасть малышка с безумием во взгляде, а в итоге? В итоге оказался в замкнутом пространстве с той, от которой воздух вскипает. Эта зараза душит меня, удавкой вокруг горла сворачивается и шипит как гадюка ядовитая.

Её запах, нежная хрипотца в голосе, походка дикой кошки – это какое-то токсическое оружие, аналогов которого нет.

Не трожь!

Отпусти…

Я уговаривал себя, медленно разжимая пальцы, которыми впивался в молодое сочное тело. Втянул в последний раз её дурманящий аромат сладкой груши и заскулил.

– Шевелись давай, – не самым аккуратным способом опустил Веру на пол и зверем бросился к камину. Мне нужно было занять руки, только бы забыть эти ощущения, что жжением остались на подушечках. – Высыхай, а то заболеешь.

– А что ты раскомандовался? – взревела Вера, роняя на пол тяжелый и насквозь мокрый пиджак.

В доме пахло чистотой, свежей древесиной и сладостью ванильного диффузора. Разжёг камин, замер всего на мгновение, делая вид, что грею трясущиеся ладони у ещё слабого пламени.

– Ты же сама хотела попасть в мой дом? – злость сковала челюсть, и слова вылетали как пули. – Ну? Довольна?

– Да! Лучше с тобой, чем скончаться от молнии, – Боковым зрением наблюдал, как она стягивает через голову футболку, как заворачивается в один из пледов, предназначенных для улицы. Вдох застрял в лёгких, когда на пол упали и джинсы, звонко бряцая металлом пуговиц по деревянному паркету. Нутром ощущал обнаженное женское тело всего в нескольких метрах. Как охотник, чуял кровь загнанного зверька…

Сука… А ведь она все видит, все понимает, но идет до конца. Смертница. Такие топят по встречке, пока противник не сдастся. Знает, что рискует превратиться в мокрое пятно на асфальте, но никогда не остановится первой.

Но проблема в другом. Я – точно такой же…

– Ну и где спать будешь? – закурил, лишь бы замылить то наваждение, что с ароматом её кожи в носу застряло. Сигарета таяла на глазах, дразня сознание шающим угольком.

Вера застыла, осматривая пространство домика. Шале и правда было небольшим, если не сказать – крохотным. Круглый стол, чугунный камин, диван и огромная кровать под стеклянным куполом. И в подтверждение своих слов я рухнул в мягкость подушек, направляя взгляд наверх, но только бы не на неё.

– То есть на джентльменство рассчитывать нет смысла?

– Дядь, так кушать хотца, что аж переночевать негде? Вот дом, за который ты так отчаянно сражалась, дальше-то что?

– Сука… – прошептала она, думая, что не услышу. Но её ядовитое шипение эхом загуляло по окнам, врезаясь мне в мозг стрелой арбалета. И хорошо стало… Эти её эмоции были такими настоящими, правдивыми.

Приподнялся на локтях, рассматривая танец разъяренного медвежонка. Вера раскидывала вещи, с психом сбросила плед и так нагло прощеголяла мимо меня всего в метре…

Дрянь! Ну какая же ты дрянь!

Мои зубы крошились от силы сжатия челюстей. Сжирал её взглядом, скользил по аппетитным формам, силясь не рассмеяться над милым пингвинёнком на её белых трусиках. Терпел не потому что боялся истерики, а потому что не мог. Просто изучал, оценивал и подыхал…

Как придурок следил за покачивающейся подвеской пирсинга в её пупке, скользил по дерзкой заднице, тонкой талии и по-девичьи борзо торчащим сиськам. Твёрдые соски буквально вспарывали хлопок топа, а тяжесть плоти творила ад. Они как маятник колдуна вихляли из стороны в сторону, надрывая по волокнам мою выдержку. Не шевелился, боялся испугать треском рвущейся от перевозбуждения ткани.

Мазохист, блядь…

Отвернись! Не смотри! Спать ложись, охотник. Но нет…

С упоением следил за её передвижениями, понимая, что получил даже больше, чем рассчитывал.

Вера подошла так близко, что член жалобно задёргался. Наклонилась, опираясь рукой всего в сантиметре над моей головой. С её длинных волос стекала вода, падала на мою раскаленную кожу. Чувствовал её резкие выдохи. Считывал, как пульс, чтобы броситься тренировать искусственное дыхание. Молился, чтобы перестала дышать! Чтобы рухнула в обморок! Только бы прижаться к этим мягким губам.

Но эта молодая сучка изводила меня! Каждое её движение было выверено до такой точности, что шансов не сдохнуть у меня всё же не осталось. В темноте дома стёкла превратились в зеркала, в гладкой поверхности которых отражалась её попка с забавным пингвинёнком на трусах.

– Блядь, – выдохнул я… Пальцами стиснул простынь, когда понял, что задумала эта девчонка. И так вовремя… Вера попыталась выдернуть из-под меня одеяло, но не рассчитала силы. Руки подогнулись, и она буквально рухнула лицом на меня.

Внутри все вспыхнуло… Кожей живота ощущал её истошный крик, тепло дыхания, нежность язычка.

– Ты специально? – она вскочила почти мгновенно, не дав насладиться тем, как елозит в сантиметре от моего паха. – Гад!

– Верочка, – я перехватил её запястье, спасая себя от звонкой пощёчины. – Пока у меня больше аргументов думать, что всё, что ты делаешь сейчас – четкий план по соблазнению взрослого дяденьки. Зачем спасла меня от компании той славной барышни? Зачем обманом утащила в дом? Зачем сняла этот сраный плед? Чтобы доказать, что был неправ насчёт груди?

– То есть всё же не прав? – в её голосе остался только хрип. Губы дрожали, но не от обиды… Она изо всех сил пыталась не растянуться в довольной улыбке. Смотрела в глаза без страха, стыда и прочей напускной дребедени.

– Неправ, – дунул, и от теплого воздуха по её коже побежали мураши. Проследил за их суетливой траекторией ровно до края топорщащегося топа, что так несправедливо скрывал от меня её прелести. – Дяденька слеп, глуп и нуждается в визите к офтальмологу. Быть может, это баллончик лака внёс коррективы в остроту моего зрения?

– А дяденька тот часом от ночной эякуляции не скончается? – Грушенька вновь нагнулась, задоря легким касательным соприкосновением наших носов. – Трубы надежны? Не рванут в самый неподходящий момент?

– Думаешь, пора проводить опрессовку?

– Посоветуйтесь с врачом, Вячеслав Андреевич, но не с тем, что офтальмолог, – Вера выхватила подушку, оттолкнулась и, нагло виляя бёдрами, прошагала к велюровому дивану рядом с камином.

– Слушай, Вера Дмитриевна, а ты, говорят, в медицинском училась? Не проконсультируешь?

– Так я хирургом когда-то хотела стать, – эта дрянь плюхнулась на диван, сложив ноги в позе лотоса, замотала влажные волосы на затылке, чтобы мне лучше были видны её красивые плечи и глубокие ключичные впадины, в которых до сих пор сверкали капли дождя. – А вам к урологу. Я к пиписькам взрослых дяденек могу присмотреться только перед ампутацией. Вы уверены, что именно это вам нужно?

И я не выдержал… Рухнул на спину, заливая помещение громким смехом. Этот звук неконтролируемым потоком водопада опустошал меня от тревоги, напряжения и всякого мусора, что скопился за день. Ну что за гадюка? Мало кто мог меня развеселить вот так, чтобы захлёбываться смехом. Мало кто осмеливался дерзить, не боясь перейти тонкую грань между откровением и вседозволенностью. А эта вообще берегов не видит. Несётся, не видя ни знаков, ни граней разумного.

Ненавидит, бесится, но напролом прёт к своей цели. Правда, есть у меня подозрение, что летит эта девочка абсолютно на ощупь, не понимая, в чей капкан угодила…

Глава 15

Верочка

Люди добрые, помогите!

Его взгляд липким, навязчивым бенгальским огоньком бродил по мне, оставляя микроскопические ожоги на коже. И это было наваждением, предчувствием, от которого уже просто не избавиться.

Меня то в пламя бросало, то ледяной волной накрывало. Легкие пылали, сердце билось, как ненормальное, а руки ходуном ходили, как на самом страшном экзамене.

Да, я хотела свалить его на лопатки! Поэтому и скинула плед, только бы обескуражить его! Но выстрел был мимо… Он даже по касательной не прошелся. Мятежный был убийственно спокоен: ровный голос, четкие движения, полное отсутствие суеты и обескураживающая уверенность.

Он вообще живой? Или робот бесчувственный? Откуда столько спокойствия?

Слава лежал на белоснежных простынях и смотрел на коварный танец пламени в камине. А огонь был на его стороне, рыжие блики ласково скользили по его красивому лицу, подчеркивая и резкость черт, и порок во взгляде. Сука… Ну как? Как я могла попасть в этот капкан? Строила ловушку для него, а угодила в неё сама…

Быстрыми и незаметными движениями подтягивала плед, укрывая ноги.

– Вы ознакомились с черновиком проекта? – воспользовавшись паузой, окончательно укуталась. Подхватила с пола свою футболку и промокнула волосы, с которых капала вода.

– Грушенька, у меня есть нерушимое правило, вечером я не работаю.

– То есть всё же проблемы со здоровьем? – я не удержалась и рассмеялась. – Сердечко бережете?

Мятежный проигнорировал мою колкость и достал телефон.

– У вас осталось двадцать минут, – он с таким напором зарычал в трубку, что страшно стало даже мне. – А ещё пять минут, чтобы принести горячий чай, лимон и что-нибудь перекусить, – он с царапающей внимательностью прошелся взглядом по моим щиколоткам, выглядывающим из-под белоснежного пледа. – Время пошло.

Мятежный рывком поднялся с кровати и исчез за скрытой дверью.

– И че, серьёзно? Можно вот так вот не отвечать на вопросы? Просто уходишь, и всё? – меня разрывало от злости. Такая контрастная черта между пламенем его внимания и леденящим душу равнодушием.

В порыве высказать ему всё, что пчелами роится в моей голове, я в очередной раз забыла воспользоваться мозгом. Он просто отключился, моргнув на прощание сигналом «ERROR». Рванула дверь на себя и застыла…

Ванная тонула в полумраке зажжённых свечей, по мраморным стенам скакали теплые блики, с завистью подглядывая за мужчиной из моих мечт. Такой таинственный, закрытый, с коварной загадкой во взгляде. И я залипла. Как подросток, напоровшийся на самое откровенное видео. И было в этом что-то запретное, то, к чему ещё ни разу не приходилось прикасаться. Соблазн оказался сильнее. Я окончательно проиграла своим самым низменным мыслям.

Мятежный стоял в водопаде тропического душа, брызги разлетались в разные стороны, а пар от горячей воды облаком тумана окутывал его, а затем предательской дорожкой тянулся к моим ногам.

Стыда во мне было недостаточно, чтобы выйти. Зато бесстыжести хватило, чтобы, не отрывая глаз, блуждать по идеальному треугольнику спины, по крошечной и твердой, как камень, заднице и длинным по-мужски красивым ногам.

Но центром моего внимания стал рваный рисунок татуировки. Не было в нем мягкости линий, пошлых вензелей или приевшихся узоров. Но зато в нём была суровость толстых штрихов, переходящих в тоненький пунктир, будто оставленных твёрдым карандашом художника. Линии искрами фейерверка сходились в точке между лопатками, где был набит ловец снов с красивыми полупрозрачными пёрышками.

Что-то завораживающее было в этом рисунке. Притягательное. Хотелось подойти и притронуться, ощутить магию символов…

Но додумать я не успела. Сильная рука рывком вметнула ворох брызг вверх и сомкнулась на моём запястье. Пальцы сжались, и я мощным рывком полетела куда-то вперед, под водопад обжигающих брызг.

– Нравится? – Мятежный развернул меня лицом к себе и впился взглядом. Кипяток хлестал по лицу, а я дрожала от холода. – А ты, деточка, бессмертная или отбитая? Тебя не учили, что с взрослыми мужиками нужно держать дистанцию? Что они опасны, на их стороне сила, власть? Запомни, что у женщины не может быть зоны комфорта рядом с чужим мужчиной. Она будет целью, трофеем, жертвой… – Вячеслав звонко цыкнул и полоснул взглядом по моему лицу, а добравшись до шеи чуть замедлился. – Зачем же ты пришла, милая Грушенька?

– Хотела… Хотела… – брызги летели повсюду, отскакивая от наших тел, и создавали облако тумана. И легче становилось. Я не видела его, четкость превратилась в размытость, смазанность. Не могла сделать вдох, дышала, как загнанная собачка, оставалось только высунуть язык.

Смысл его слов вдруг так четко зазвенел в голове набатом. И правда! А зачем я здесь? Чего хотела?

И лишь когда Мятежный дернулся и подался вперед, упираясь в меня своей эрекцией, запертый воздух страха вылетел из лёгких вместе с предательским стоном. И в этом жесте не было агрессии, в нем было столько страсти, столько напора и желания поделиться бурей эмоций.

– Хотела? Так чего же ты хотела? – шепнул он, едва касаясь губами кончика моего носа. И опять эта пьяная малина… Опять эта обманчивая сладость ликёра, после которой голову сносит, опять жар его дыхания и близость, лишающая почвы под ногами.

– В туалет… Я хотела в туалет, – на выдохе произнесла я. И вроде бы сбежать, но вместо этого я будто случайно пробежалась пальчиками по его торсу. Подушечки жгло, хотелось вонзиться ногтями, оставить след, отметину… Чтобы весь мир знал, что он мой.

Мой?

– Так он в соседнем помещении, – Слава подцепил мои волосы и откинул их от лица, чтобы ничего не мешало. – Ты, наверное, случайно? Просто ошиблась дверью?

– Именно.

– Тогда иди? – в бликах длинных свечей его лицо было мягким, они ласковыми зайчиками путались в колючей щетине, скользили по идеально ровной спинке носа, замирали на галочке пышных губ. Они словно семафорили, подсвечивали мне путь к наслаждению. К порочному, яркому, болезненному, но наслаждению. Но в следующий момент его голос стал суровым, в нем появился приказной тон. – Уходи!

– Ухожу, – ведомая каким-то эмоциональным порывом, привстала на цыпочки и прижалась губами. Испивала сладость, вбирала тепло и дрожала от сумасбродности, что не вписывалась даже в мою шкалу. Ждала его руки… Я просто жаждала прикосновений. Но Мятежный медлил… Он словно отчаянно думал, тянул время, растягивал мои нервы, как тросы, на которых удерживали рвущуюся к свободе яхту.

Но не выдержал, когда понял, что никуда я уже не уйду. Эти канаты треснули, ярким хлопком оглушая реальность. Сильный язык толкнулся вперед, разводя мои губы, и случился взрыв…

Все эмоции, всё сдерживаемое безумие одним мощным тепловым ударом рухнуло на нас. Захлёбывались, умирали, рычали и стонали. Голова кружилась от хаотичных касаний, в которых не было пошлости. Его ладони с каким-то трепетом скользили по бокам, по бедрам, медленно смыкаясь на заднице. Пальцы настойчиво пробирались под хлопковую ткань, дразня, стягивая и без того болезненные ощущения в животе в один комок напряжения.

Силы покидали. Безумие душило, отравляло.

Мои бедра просто пылали, судорожными толчками прижимались к его каменной плоти, создавая совершенно новое ощущение. Меня пробивало током… Импульсы стреляли по нервным канатам, скапливались в самом низу живота, делая мышцы стальными.

Я ощущала его. Не мозгом, не анализом, не взглядом, а телом, плотью, душой. Расстояние между нами растворилось. Слава так сильно вжимал меня, что было нечем дышать…

– Блядь, – шипел он, сжимая мои волосы в кулак. Его поцелуи несли боль, Мятежный втягивал кожу, прикусывал и, прежде чем отпустить, проходился языком по отметкам, которыми он одаривал меня с щедростью. – Висит груша, нельзя скушать…

И его слова будто заклинанием прозвучали, вплетаясь в звонкий плеск воды. И именно в этот момент вспыхнул свет…

Но магия никуда не делась. Нас продолжало коротить, вот только разница была в том, что теперь я видела его глаза. Чистые, с легкой зеленью океана и бурей в расширенных зрачках. Чувствовала его настолько реально, настолько правдиво и по-взрослому. Мне не было страшно, не было стыдно. Но и в его глазах я не увидела укора или осуждения, лишь страсть и желание, разгоняющие его сердцебиение.

– Вячеслав Андреевич! Тук-тук… Можно? – знакомый мне голос администратора нарушил тишину.

– О, будущий труп пожаловал, – Слава стиснул челюсть, медленно отстранился, через силу убирая от меня руки, а после вихрем сдернул халат с крючка и выскочил из ванной…

Глава 16

Прижимала трясущиеся пальцы к опухшим, искусанным губам и смотрела на свое бесстыжее отражение в зеркале. Сердце стучало, замыливая остроту слуха. Все плыло. Я будто на облаке покачивалась где-то высоко-высоко, и все произошедшее в этой ванной казалось кадром из эротического фильма. Я до сих пор чувствовала его касания, его губы, сильные руки.

Но разве я не должна суетиться и пытаться спрятаться? Разве не должна сгорать со стыда? Ведь это совершенно чужой мужчина! И он был честен, когда предупреждал о том, что бывает с такими глупышками, как я. Но тогда почему в душе порхают бабочки? Почему низ живота сводит томной болью? Почему пылают щеки? И отчего на языке застыло царапающее и откровенное признание самой себе: «Мой!»

– Ты голодная? – Мятежный стукнул в дверь, но войти не решился. – Выходи.

– Боишься? – я стянула белье, развесила ровным рядком на полотенцесушителе и надела пушистый халат. – Опять здоровье тревожит, или старческий стояк?

– А ты мастер провокации, – Слава сидел на кровати и быстро строчил что-то на ноутбуке. Но когда вскинул на меня быстрый взгляд, мои мураши вновь вернулись и заплясали по коже. – Не боишься, что поддамся?

– Мятежный уже не столь безмятежен, да? – шла на цыпочках, медленно, чтобы он мог разглядеть меня по максимуму. Пусть любуется. Пусть запоминает ту, что рано или поздно завладеет его каменным сердечком.

– Вер, а вот у твоего шторма есть шкала? – он снова рассмеялся и хлопнул ладонью по кровати, подвинул поднос с закусками и кофейником ближе, но сам чуть отдалился, упираясь спиной в мягкое изголовье. – Ты бы сразу предупреждала, когда выходишь в город руины сокрушать. СМС, что ли, рассылай, когда грядёт смертельная волна?

– Я ещё раз спрашиваю, тебе страшно?

– А я тебе ещё раз отвечаю, что без тормозов не только ты, – Мятежный закурил и сквозь прищур осмотрел меня с ног до головы. – Ты знаешь, сколько дяде Славе годиков?

– У нас в универе только высшая математика, поэтому счет десятками остался далеко в школьной программе, – взобралась с ногами на кровать, но села на противоположный край. Налила чашку горячего кофе и застонала от удовольствия.

Дождь будто усиливался, тарабанил по остеклению с такой яростью, что жутко было. Но были и противоположные ощущения: потрескивание влажных дров, легкий дымок, аромат пряного кофе и сладкая порочная малина. И мужчина…

– Ладно, признаю, что была неправа. И за провокацию прошу прощения тоже. Честное пионерское, что не было цели совратить, изнасиловать или довести до ручки. Честно. Просто поддалась какому-то порыву.

– Что? – он снова рассмеялся, закидывая голову назад. На его холодном суровом лице улыбка смотрелась абсолютно волшебно. Хотелось на руках ходить, анекдоты травить, голой рассекать, лишь бы продлить это чудо. – Вер, ты совсем не похожа на ту, кто спокойно признается в своей неправоте. Колись, что задумала? Пурген? Яд гадюки? Или перо под рёбра?

– Фу, как грубо, – я отломила ещё теплый круассан, макнула его в вишнёвый джем и отправила весь кусок в рот, жмурясь от удовольствия. Дождь снизил интенсивность, создавая шуршащую от его голоса тишину. Море все так же бушевало, пытаясь смыть деревянный пирс, тянущийся вдоль ровной линии домиков.

– А чего ты хочешь, Грушенька? Вроде, выяснили уже, что я и не Илларион, да и с помощью высшей математики узнали, что намного старше тебя, – Мятежный с таким смаком затягивался горьким удушающим дымом, что не смотреть на этот откровенный секс было просто невозможно. Но у меня была проблема. И она заключалась в том, что я не знала ответа на его вопрос.

Рядом с ним функции мозга стихали. Я дышала, думала, смотрела чувствами, эмоциями. И это было так необычно, так дико и даже шокирующе, что страшило саму себя.

– Быть может, мне тебя трахнуть, чтобы твои иллюзии рассыпались осколками? – его слова выстрелом задели мое сердце. В них не было злости, грубости и угрозы. Они звучали как сладостное обещание, что вновь спазмом отдалось внизу живота.

– Дядь Слав, ну договорились же уже, что ты стар, слаб и нуждаешься в диспансеризации. И, кажется, уролог не входит в список обязательных врачей, – улыбалась и открыто смотрела в глаза, до сих пор ища в себе хоть каплю стыда.

– И правда… Придется потратиться.

– Будь так любезен. Мне нужен здоровый заказчик, способный самостоятельно перевести премию, а не с помощью нянечки. Ну, так что с проектом? Ты посмотрел?

– Вер, я не работаю по ночам, – Мятежный затушил сигарету, наклонился и аккуратно забрал из моих рук чашку.

– Придется, – касание его пальцев было мимолетным, быстрым, но и этого оказалось достаточно, чтобы снова оглохнуть от сердцебиения. Разряд тока, вспышка, жар и сбитое дыхание. Рывком притянула его компьютер и под уколом возмущённого взгляда вошла в почту и ткнула в свое письмо, которое на удивление оказалось прочитанным. – Я нашла два варианта камня, что соответствует твоим требованием, а заодно моему вкусу. Вот, смотри…

Развернула презентацию, созданную на коленке в производственном цеху, и толкнула лэптоп по скользкой сатиновой простыне. Мятежный долго сверлил меня взглядом, но в итоге сдался.

– И сколько мне будет стоить твой вкус? – он цыкнул, листая прикреплённые фото, а потом достал телефон и стал кому-то звонить. – Спишь, Козлов? А зря… Завтра камень мне отгрузи, который Вера Дмитриевна выбрала. И чтобы доставку мне в этот раз не сорвал, а то побежишь горным козликом быстрее Добби Доббитовича.

– В смысле… Козлов… Он что, твой подчиненный? – осенило меня, когда Мятежный отбил вызов и припал губами к моей чашке кофе. – Это что, твоя фирма?

– Конечно, моя. Вера, – он захлопнул компьютер и вновь погрузился в свой телефон. – И фирма моя, и комплекс, и домик этот тоже мой. Здесь тихо, и я очень часто приезжаю просто поспать в полной тишине, вдали от света новостроек, толп туристов и попсы, что эхом тянется с пляжей. В этом городе почти всё мое. Такси, на котором ты ездишь, клуб, в котором тусовалась с однокурсниками, пристань, отель рядом с твоим домом. Но это я не с целью хвастовства, а для информации. Это мой город, и то, что я позволяю тебе немного больше, чем другим, не повод нарушать рамки.

– Это ты… Ты мою машину сломал? – мысль лупанула меня под дых. И вдруг картинка перестала быть волшебной и магической. Реальность, где я заперта сильнейшим дождем в небольшом домике в компании своего босса, вдруг стала поглощать. Заигралась, Верочка. Ой, заигралась… А ведь он правду говорит, он не из тех мужчин, что спокойно бредут за женщиной, лишь бы за ухом почесали.

– Глупости не говори, Вьюша, – он вдруг протянул руку, перехватил за запястье и подтащил к себе. Ткань белья была скользкой, было невозможно сопротивляться. Я просто смотрела в его зеленые глаза и отсчитывала сантиметры расстояния. Обратный отсчет до взрыва. Три… Два… – Спи.

Мятежный приподнял меня и выдернул одеяло, а потом завернул, как куклу, обхватил рукой, прижал к себе и с шумом выдохнул в затылок.

– Надеюсь, этой ночью мы оба не сдохнем от твоей эякуляции.

– Мой стояк крепкий.

– Я чувствую…

Глава 17

Мятежный

Утро было нервным, беспокойным, непривычным и совсем не безмятежным. То, для чего я приезжаю сюда раз в неделю, лопнуло мыльным пузырём. Дышать было просто невозможно, облако женских волос пеленой застилало лицо, аромат сладкой печеной груши душил, опьянял. Но в этом был своего рода кайф.

Касался, но не в полной мере. Обнимал, но без пошлости, без диких намерений и уж тем более не с чувством принадлежности. Она другая… Сильная, порывистая, вольная. Как ветер, что волнует море, как ливень, что всю ночь тарабанит по стеклам.

Вздрогнул от легкого стука в дверь. Аккуратно вытащил руку, на которой спала Вера, затянул халат и открыл.

– Вячеслав Андреевич, доброе утро, надеюсь, что не разбудил, – управляющий смотрел себе в ноги, не решаясь поднять глаза. – Авария устранена, виновные наказаны, всем клиентам отправлен комплиментарный завтрак за доставленные неудобства. Ещё распоряжения будут?

– Слушай, Трубников, а кто из нас управляющий? Ты или я?

– Я… Я… Вячеслав Андреевич, прошу прощения за вчерашнюю панику, подобное больше не повторится. Машину милой барышни уже отправили в автосервис на эвакуаторе, Роман пообещал отчитаться лично вам в самое ближайшее время. Завтрак уже можно подавать?

– Можно! – крик Веры донесся из-за спины, а затем и быстрый топот босых ног послышался. – И кстати, я не ем по утрам зелень.

– Барашка зажарить? – усмехнулся, развеивая очередной штамп об этой чудной девчонке.

– Не смей, Мятежный! Не трожь барашка…

– Слышал? Барышня мясоед, поэтому сделай все по высшему разряду.

Трубников ускакал быстрее пули, а я вдохнул полной грудью свежий морской воздух, ещё богатый озоном и влажностью прошедшей грозы. Распахнул все окна, впуская свежесть в дом, и отправился в гардеробную, где меня ждала сумка с вещами.

С утра мозг работал в привычном темпе, правда, с сильными перебоями. Возбуждение стало перманентным, член то и дело подергивался, указывая мне направление в сторону ванной, где плескалась моя ночная гостья. Забавная… Податливая, мягкая, нежная, вот только смотришь на неё и понимаешь, что при малейшем неверном шаге в глотку вцепится и не поморщится.

С ней и правда не было правил.

Вот что бы я сделал раньше, окажись в моем номере дама, так навязчиво напросившаяся в гости? Да трахнул бы и рухнул спать, лениво прогнав напоследок дела на завтра. А с ней? А с ней иначе.

– Хм… Хм… – Вера вновь застала меня врасплох, благо нижняя часть тела уже была прикрыта. Быстро натянул футболку и развернулся. – Значит, это и правда твой дом? Тогда к чему комедия с арендой шале?

– Моё шале дальше, – я махнул в сторону окна на крайний домик, чуть спрятанный в рощице. – Но там меняют кровлю, поэтому пришлось брать резервный. Он служит больше макетом того, что мы продаем любителям тихого отдыха в горах. Витрина. Поэтому он такой крохотный, стерильный и бездушный.

– То есть ты хочешь сказать, что никакого отношения к сломанной машине не имеешь? – она поджала губы и впилась взглядом.

– Вер, мне скоро сорок, и поверь, существует масса способов затащить даму к себе в домик.

– Мятежный, твои способы, может, и рабочие, но вот только я из тех дам, что если и идут в гости, то только потому, что хотят этого сами.

– Да, я понял. Все та же песенка. А еще ты не хочешь работать на меня. Я всё помню, – открыл дверь, увидев, как по пирсу бегут официанты, толкая перед собой сервировочный столик. – Позавтракаем на свежем воздухе?

– Что ты хочешь сказать? Что, типа, нашел способ приручить? Так я тебе не зверёныш, Славочка.

– Нет, я просто жду, когда ты честно признаешься, что хотела остаться наедине только для того, чтобы сместить фокус моего внимания с той привлекательной блондинки, – я завернул за угол, где под тентом раскинулась гриль-зона с уютными диванчиками и шикарным видом на море. – Осталось только понять для чего?

– Я просто хотела спать.

– Выспалась? – закурил и принял из рук официанта чашку кофе.

Вера бесилась, косилась на посторонних и топала ножкой. Как жаль… Я уже даже привык видеть её полуголой в трусиках с пингвином. Шик, но такой естественный, без синтетических кружев и тонны штукатурки, что потом слепком остается на простынях и наволочках. Нет и притворства в ее словах. Она не фильтрует, не подстраивается, лупит, как пулемёт, не думая о моем уже немолодом сердечке. Забавная…

А быть может, надо было трахнуть? И тогда не только её иллюзии осыпались осколками? Ну что необычного? Баба как баба. Те же ноги, те же руки. Только титьки без силикона и задница, как сочный персик. А еще губы такие мягкие, естественные, а не формой удивлённой утки. Она не тянется к кошельку, не смотрит в рот, не ждет подарка.

Сука… Мятежный, ты в чем хочешь себя убедить? В том, что она обычная, или в том, что стояком и в сорок можно столы поднимать, хотя твоя визави абсолютно прикрыта?

– Боже, как красиво, – Вера схватила со стола свежий круассан, напихала в него колбасы, сыра, несколько слайсов огурца и бахнула от души горчицы, а затем вскарабкалась на деревянное ограждение. Ела, щурилась и принимала утренние лучи солнца. – Я прогуляла универ из-за тебя.

– Наша песня хороша, начинай сначала, да? Я тут при чем?

– А кто камень белый захотел?

– Машину починят часа через два, там бензонасос полетел, – я прочитал сообщение от местного автослесаря. – Но я могу прямо сейчас подбросить тебя домой. А тачку пригонят вечером.

– Отлично. Только Козлову скажи, чтобы камень выбирал тщательнее, и Добби Доббидовича предупреди, чтобы к завтрашнему дню старую и совершенно скучную брусчатку сняли.

Верка мотала ногами, говорила с набитым ртом и улыбалась. Счастливая, молодая и окрыленная жизнью, в которой нет необходимости выживать и отвоевывать место под этим южным солнцем. Вот пусть так и будет. Пусть живёт и радуется. Наши жизни идут в параллель, им негде пересечься. И ломать законы геометрии совершенно не хочется. А ещё не хочется, чтобы её розовые очки, через которые она смотрит на реальность, затянуло трещинами разочарований, обид и бестолковых истерик. Не тот я мальчик, что обогатит её опыт. Совсем не тот.

Груша явно не рассчитывала, что я замолчу, прекратив нашу словесную дуэль. Оборачивалась, обдавала недоумевающим взглядом, но вопросов не задавала.

– Ты поела?

– Поехали уже, может, на пары успею, – Вера спрыгнула с ограждения и рванула в дом.

Дорога была тяжелой. Я хоть и летел, игнорируя знаки ограничения скорости, но минуты тянулись патокой. Старался занять мысли, отвечал на все звонки, хотя обычно предпочитаю наслаждаться видом извилистой трассы.

На въезде в город чуть сбросил скорость и свернул в сторону центра. Дороги уже ломились от автомобилей, проспект кишел запоздалыми туристами. Мне оставалось два поворота… Всего два! Но впереди плетущаяся красная «мазда» вильнула к обочине и раскорячилась так, что пришлось остановиться.

– Сука, – шикнул я и закурил, наблюдая, как водительская дверь распахивается. Первым делом показалась длинная стройная ножка с золотым браслетом на щиколотке, а после и знакомая мне аппетитная задница в комплекте с симпатичной мордашки. О, нет… Чёрт, как не вовремя.

– Вячеслав Андреевич, – елейным голосом затянула Танечка, проработавшая секретаршей у меня года два, пока удачно не выскочила замуж. – А я всё еду и гадаю, вы это или нет.

Рыжуха походкой топ-модели двинулась в мою сторону, обошла капот и так нагло вторглась в салон через открытое окно. От её аромата свербело в носу, а влажные и звонкие поцелуи, что отметинами остались на щеках, скорее нервировали, чем возбуждали.

– А я всё думаю, что это за курица, не уважающая других участников дорожного движения, – врубил аварийку, отмахиваясь от возмущенных водителей, вынужденных теперь объезжать меня. Не смотрел на Грушу… Только чувствовал нарастающее напряжение. Её ноги все быстрее отбивали ритм возмущения. Эта девчонка категорически не переносит конкуренции.

– Я как раз еду к вам в офис, – Татьяна Ловцова с интересом осмотрела мою спутницу, чуть прищурилась, но в приветственном жесте всё же кивнула. Совсем чуйку потеряла, раз позволяет себе подобные вольности. – Говорят, у вас вакансия секретаря освободилась?

– Тебя муж из клетки выпустил, что ли? – хохотнул я, наблюдая за их зрительным поединком. Тут и ставки было делать бессмысленно, Ловцова отвернулась первой, даже подсобралась и притушила искры во взгляде.

– Мы развелись. Ну, Вячеслав Андреевич, найдете для верного дружочка подходящую должность?

– А ты навыков не растеряла? – не знаю, какая собака меня за задницу цапнула, но я будто специально вбрасывал дровишки в разгорающееся пламя.

– Всё, мне пора, – зашипела Вера, перегнулась на заднее сиденье, схватила сумку, а потом… Потом проскользила губами по скуле и остановилась в самом краешке рта. Буферная зона, преступив которую, окажется в проигрыше, но остановившись на грани, оставит после себя тяжелые мысли, полные порнографических картинок. Сука… Мелкая, откуда в тебе столько коварства женского? Откуда?

– Стой, – попытался перехватить её за руку, но опоздал. Грушенька ловко спрыгнула с подножки моего джипа и скрылась в толпе.

– Упс… Я что, помешала? – наигранно виновато вздохнула Таня.

– А у тебя с совестью и телефон отобрали? Номер отдела кадров в интернете украли? – стиснул челюсть, пытаясь среди толпы найти нужную брюнетистую головку. Но она словно растворилась.

– Вячеслав Андреевич… – Таня стала заикаться, отшатнулась от двери и сомкнула пальцы в замок.

– Резюме, отдел кадров. Последовательность ясна?

– Да…

– Всего доброго, – я рывком сдал назад, вызвал тонну возмущения клаксонов, аккуратно объехал застывшую на месте дуру набитую и, наперекор всем правилам движения, развернулся, не дожидаясь перекрестка.

Сука…

Глава 18

Дура! Ну что ты за дура такая?

Летела навстречу толпе, не сводя взгляда со шпиля универа. Он был как цель в игре, к которой мне во что бы то ни стало нужно было добраться.

У него таких баб тыща. Да и вообще, какая разница? Ну, зарвалась разок, ну, позволила себе немного безумия. Так ничего страшного не произошло же. Невинность цела, душевных травм никто не нанёс. Тогда почему меня душит злость? Почему до сих пор хочется вернуться и сжать шею этой рыжей гадины? А потому что ты дурочка, Верочка. Молодая. Зелёная. Неопытная.

Взметнула по ступеням на второй этаж как раз вовремя. Коридор оглушило звонком, а студенты стали распределяться по аудиториям.

– Вера? – Лариска пробегала мимо, а узнав меня, притормозила. Внимательно осмотрела с ног до головы, звонко рассмеялась. А смеяться было над чем! Моя мятая одежда просто вопила о том, что ночь прошла феерично. – Идём, я тебя на первых двух парах отметила.

– Серьёзно? – я сразу не поняла, зачем она протягивает мне свой кардиган, а потом снова осмотрела свое отражение в ростовом зеркале. – Блин…

– Пользуйся, – Лариска открыла дверь нужной аудитории и прошла к привычному второму ряду. – Вот конспекты, завтра вернешь.

– Спасибо! – я на миг сжала её пальцы, а девчонка дернулась и с подозрением во взгляде прищурилась.

– Тебя будто корова пожевала, а есть передумала.

– Хуже, Лорик, хуже. Я в такое дерьмо влипла…

И пока мы ждали преподавателя, я взяла и выдала ей всё. И про поцелуй, жертвой которого стал сам Мятежный, и про работу, и про то, что я чуть не ослепила его, выскочив из-за угла с баллончиком.

– Мятежный? – Лара беззвучно произнесла его имя. – Ты шутишь? Да? Это прикол такой у тебя? Ты вообще кто такая, раз в друзьях имеешь подобного уровня персонажей?

– Нет, Лорик. Он своей безмятежностью сожрал мое чувство юмора. Вот смотри, – сжала её ладонь трясущимися пальцами. – Я близка к сердечному приступу. Мне скоро самой потребуется доктор!

– Ты хоть знаешь, кто он? Много говорят, конечно, половина из этого местные байки. Но в любом слухе есть правда, Вер. В любом! – Лара ободряюще похлопала меня по плечу. – Там и криминал, и бабки гигантские. А ещё он женат на дочери бывшего губернатора. Ты совсем ку-ку?

– Ой, Лорик… Помоги? А давай ты со мной поработаешь на объекте? Он хорошо заплатит, а я тебе половину отдам.

– Ты чокнулась? – Лариса тряханула своими короткими волосами и залилась смехом, игнорируя удивление одногруппников. – Думаешь, он будет рад тому, что ты привела хер знает кого к нему в дом?

– Тебе деньги нужны?

– Нужны, – она снова кивнула и посмотрела на часы. – Так, народ, двадцать минут прошло. Уходим!

Толпа словно ждала этой команды, и уже через мгновение нас несло потоком счастливых студентов в сторону выхода. И лишь в метре от дверей меня выхватили из этого горного безумия.

– Вера? – Алеша собственной персоной стоял у стенки, так пошло подпирая её ногой. – А я ждал тебя к первой паре.

– Так я была. Ты просто меня не увидел.

– Ну, я не ректор, можешь не оправдываться, – Алёша скуксился, когда ко мне подошла Лариса. – Я, собственно, хотел тебя… вас позвать на свой день рождения. Суббота, клуб «Тайга». Подарков мне не нужно, не люблю я этого, а вот хорошую компанию просто обожаю.

– Ладно, – я пожала плечами, посмотрев на новоиспеченную подругу. – Идём?

– Посмотрим, Алёша, – Лариса рассмеялась и потянула меня к выходу из здания.

– Приходите! Будет весело, обещаю!

Лорик меня не подвела, как верный друг сопровождала на участок Мятежного, помогала с обзвоном компаний, занимающихся рулонным газоном. После универа мы с ней объезжали питомники, тщательно выбирая растительность. Ему нужна брутальность, сухость, строгость. Какие, к чёрту, ромашки?

К четвергу я уже наизусть знала все виды хост, кустовых гортензий и краснолистных клёнов. Хотелось, чтобы его глаз радовался не только летом, но и серой осенью. Особенно долго мы создавали композицию для бесснежной зимы и весны. Вечнозеленые, рано цветущие, чтобы оставить заказчика довольным.

Возвращалась я домой только вечером. Садилась за компьютер и продолжала создавать проект, чтобы лично принести ему господину Мятежному…

Сука! И ведь не звонит, не пишет. На объекте не встречается, хотя машина его стоит в гараже, а перед входом дежурит кортеж охраны. Окна его дома занавешены, и даже в панораме первого этажа мне не удалось поймать ни одной человеческой тени. Он словно специально дистанцируется, отдаляется.

Наверное, думает, что я идиотка малолетняя? Боже, ну почему я никак не могу вырвать его из своих мыслей? Всматриваюсь в машины, в лица, оборачиваюсь на любой звук, надеясь встретиться с зеленью его глаз.

Добби Доббитович оказался мировым мужиком. Они за сутки сняли брусчатку, да так аккуратно, что я тем же вечером удачно продала её, а деньги положила в конверт, подсунула под входную дверь. Но и на этот жест никто не отреагировал. А вчера мастера закончили монтаж новой подъездной площадки, и дом просто кардинально преобразился. А Мятежный был вновь безмятежен, равнодушен к переменам. Казалось, что даже если я построю новую террасу из говна и палок, то он попросту пройдет мимо, лишь бы насолить.

Все эти мысли превратились в один порочный замкнутый круг. Я вновь и вновь бродила по нему, как в забытье. Весь мир перестал существовать, а Мятежный – нет. Он занозой поселился где-то в душе. Всё, что будоражило ещё недавно, померкло на его фоне.

– Вера! – вскрикнула Леська, нервно расхаживающая по парковке у нового дома, где недавно поселился мой родной брат. Моё сердце пустилось в пляс, потому что знала, что через лесок находится участок Мятежного. Всего метров триста по лесному бурьяну…

– Привет, Лесь. Я так соскучилась, – обняла молодую жену своего брата, прижала и позволила прослезиться.

Я была рада, что и они решились перебраться сюда. Вадим, конечно, не горел желанием, потому что в родном городе у него миллион дел. Но все прекрасно понимали, что то место навсегда останется живым напоминанием о беде, через которую пришлось пройти этим двоим. Вадюша спас Леську, подобрал её безжизненное тельце на обочине и помог выбраться из болота, куда их обоих затягивало слишком стремительно. И после этого я ещё больше зауважала брата. Он вдруг показал, что умеет любить так отчаянно, так честно, искренне.

– Идём, нас ждут.

Мы брели по тропинке, быстро обмениваясь новостями. Разница в возрасте у нас была небольшой, наверное, поэтому мне было с ней так легко и свободно. Леська имела мягкую силу, она просто идеально дополняла моего холодного и скупого на эмоции Вадюшу.

– Мелкая, – брат перехватил меня на полпути и закружил в воздухе так, что платье взметнуло вверх, а по заднице ветерок прошелся. – Ну? Где накосячила? Что скрываешь? Мне отец настрого велел следить за тобой.

– О! Шпион по соседству или, как говорят в моих кругах, стукачок обыкновенный. Вадь, ну пусти меня, а то уже мутит.

– Беременна? – грохнул смехом он, но на землю поставил и даже поддержал, пока мой вестибулярный аппарат не настроил контакт с земным притяжением. – Кто он? Кто этот смертник, что позволил коснуться моей чудной девочки Верочки?

За спиной послышался кашель. Такой хриплый… Грудной…

– Отстань, Вадим Дмитрич. Ты не на работе, чтобы устраивать разнос, – я оправила свой весёленький желтый сарафанчик и обернулась. За длинным столом сидела вся честная компания. От Раевских и Горозии до Мятежного и Каратицкого. И все взгляды были направлены в мою сторону. Вот только волновал меня один единственный. – Всем привет!

После долгого приветствия, все наконец-то угомонились и застучали приборами по тарелкам. Рай сначала в красках описал, как им душу вытрясла, пока обустраивала их холодные и неуютные жилища, но потом от всего сердца поблагодарил.

– Вадь, я бы на твоем месте внимательнее за ней следил. Девочка – атас. И коня остановит, и хату построит, и мебель купит за три копейки, – Раевский будто назло мне вбрасывал и вбрасывал дурацкие мысли братику. Ну нет… Ещё пара колкостей, и Вадюша стукнет по столу, выделит мне комнату в доме и запретит передвигаться по городу без охраны и водителя. Ну, Раевский…

Но Вадим не спешил устраивать расправу и дознание. Смотрел на меня мягко, с любовью, а значит, есть ещё время подышать на свободе. Но не он один беспокоил меня за этим столом. Были ещё кадры, от которых коленки дрожали даже под столом.

Не было сил обернуться. Не хотела. Не могла…

Как нашкодившая двоечница смотрела в свою тарелку и гоняла маслину. Лишь вскользь осматривала Мятежного и его пышногрудую блондинистую спутницу из того бара…

Глава 19

Шах и мат.

Ну а что ты хотела? Ведь Мятежный прав. Мне двадцать с хвостиком, ему почти сорок. Между нами пропасть, разлом тектонических плит. Да мои родители в жизни не примут моё увлечение. Наверное… Одно дело – пудрить мозг ровеснику, ходить в кино, клянчить духи и цветы не потому, что сама не можешь себе это купить, а как факт внимания. Но другое дело – Мятежный. Взрослый. Опытный. Суровый.

– Вер? – Таечка Беспутова присела на стул рядом, сжала мою ладонь. – Всё хорошо? Я же вижу, как ты напряжена.

– Он смотрит? – выдала я, как на духу. Мне было так важно, чтобы он смотрел! Чтобы вновь смотрел на меня, как тогда… Под обжигающим водопадом брызг. Смотрела в глаза Беспутовой и пыталась увидеть его отражение, но нет… Там лишь вспыхнул огонёк азарта.

– Смотрит… Смотрит… – захихикала Таечка и приобняла меня. – Мы с Адкой весь вечер наблюдаем, как наш стальной и безэмоциональный Мятежный глаз с тебя не спускает. Получается, ты была права? Надо брать судьбу в свои руки?

– Ну? Что случилось? – по правую руку от меня присела Ночка. – Говори уже, а то сил терпеть нет. Мы уже устали смотреть в его щенячьи глазки. Признавайся, Вьюша.

– Я на него работаю…

– Правду говори, Верка, а то братцу тебя быстро солью! – Беспутова сжала мой локоть, пользуясь тем, что Ада так ловко загородила меня от любопытных взглядов. – Ну? Совратила? Погубила? Отвергла? Чего это он так смотрит на тебя?

И мне пришлось рассказать. Все и с самого начала. Девчонки хором зажали ладонями рты и смотрели друг на друга не моргая.

– Дура, да?

– Конечно, дура. На кой фиг ты сбежала из машины? Надо было накостылять той рыжухе, и дело с концом, – шипела Таечка, подливая себе вина. – Сейчас бы он не сидел с этой силиконовой барби.

– Ну и пусть сидит! Пусть! – отбросила салфетку и сложила на груди руки. – Мне всё равно. Он мой начальник, и на этом все.

– Ой, себе ты можешь врать сколько угодно, вот только мы-то всё видим!

– Если хоть одна живая душа узнает то, что вы там видите, то я даже после ссылки на Урал найду способ отравить ваши жизни, – я дернула за упругую кудряшку Таечку. – Ферштейн?

– Мамой клянусь…

Когда моя тайна перестала быть такой тяжелой, а в глазах подруг появилась поддержка, настроение стало подниматься. Я уже легче поддерживала и разговор, и не так сильно пугала брата несвойственной себе молчаливостью. И даже смело оборачивалась в другой конец стола, где сидели Рай, Мятежный и Каратик. Мужчины о чем-то спорили, их лица уже румянились от выпитого, вороты рубашек с каждым часом прибавляли одну расстёгнутую пуговицу. Девчонки танцевали у меня за спиной, то и дело тыча в бок, пытаясь расшевелить меня.

– Тая! – взвизгнула я, когда мне на спину вылилось холодное шампанское, а замороженная клубничка завалилась за шиворот.

– Прости, Верусь, – зашептала Тая, подозрительно быстро хлопая ресницами.

– Точно Беспутова! – я вскочила, нарочно резко дёрнула подругу за пружинку локона и метнулась в дом.

Здесь всё было так, как я оставила. Лично выбирала мебель, отделку кухни, комнат. Хотелось, чтобы, войдя сюда, мои родственники почувствовали, что дома. Продумывала каждый элемент, ночуя прямо на этом диване три недели. И оно того стоило. Если бы не Каратик со своей завиральной идеей не просто переехать, но и перетащить всех друзей, то я бы сейчас, завёрнутая в пуховик, брела на практику в морг, пропахший смертью, а не сидела на берегу моря, наслаждаясь теплом солнца и смехом близких.

Вошла в ванную, стянула бретельку и подпрыгнула, пытаясь вытащить ту льдинку. Но она застряла. Длины рук не хватало, я крутилась, до сих пор надеясь отделаться малой кровью. А когда стало понятно, что проще снять платье, выдохнула и потянулась к длинной молнии на спине. Схватила собачку и вздрогнула, когда чужие горячие пальцы накрыли мои.

В тусклом свете бра отражение Мятежного было странным. Влекущим, волшебным и мягким. Смотрел из-за спины, не отрывая глаз. Опустил мою руку, и тишину помещения разрезал звук молнии. Чувствовала движение. Медленное, словно специально стягивающее все мои нервы в канаты. Но не могла ни остановить, ни прервать, ни ударить…

А так хотелось! Он всю неделю играл в недотрогу. Сторонился, прятался, заставлял поверить, что не нравлюсь! А теперь? При первом удачном случае он врывается в ванную и думает, что имеет право лапать меня?

Имеет, Верочка. Конечно, имеет, потому что ты сама не против. Ты же ждешь каждого касания. Мимолетного, короткого, чувственного. Смотришь в отражение и упиваешься его взглядом.

Высокий, статный, его ширины плеч хватит, чтобы закрыть меня от всего мира. А пламени в глазах – чтобы спалить каждого, кто притронется. Вот только он сам не торопится… Боится?

– Зачем? – прошептала я, ощущая, как широкая бретелька все ниже и ниже спадает с плеча, утягивая тяжестью металлических клёпок ткань. Миллиметр за миллиметром сарафан спадал. Вот и россыпь родинок в ложбинке, и аппетитный изгиб груди. И вроде уже рубеж пройден, где пора бы заорать, оттолкнуть, спрятаться. Но почему мне мало? Почему хочется чего-то большего?

Напряжение в моем теле просто зашкаливало. Я тряслась, как трансформаторная будка, получившая удар молнии, а когда горячие мужские пальцы лёгким бегом от плеча двинулись вдоль стремительно падающего декольте, застонала.

Его касания были мягкими, быстрыми… Он огладил грудь и, чуть пробравшись под сарафан, сжал окаменевший сосок.

– Сука, – выдохнула я, падая спиной ему на грудь. Вскинула голову, чтобы встретиться взглядами без зеркала. А вживую… По каждой венке гуляли искры. Опасные, стремительные. Они с такой ритмичностью дубасили по нервным окончаниям, что я чуть ли не содрогалась. – Прятался?

– Занят был, – Слава облизал свои губы и стал наклоняться. Расстояние таяло, а мучительное скольжение его пальцев ускорялось. Внутри меня пламя вспыхнуло. Все клеточки стали чувственными, раздраженными, даже плотная ткань платья превратилась в наждачку, усугубляющую моё состояние.

– И кем же ты был занят? Рыжей? Или блондинкой? Какого хера приехал с ней в дом моего брата? – спросила, собственно, за это и поплатилась. Мятежный впился в мои губы, терзая языком, смывал всю дерзость мыслей, готовую выплеснуться. А потом рывком оттолкнул вперед. Как куклу… Я еле успела подставить руки и упереться в каменную столешницу.

Дышала тяжело, громко, как лошадь загнанная. Хрипела и бесстыже пялилась в отражение. Рассматривала его, наслаждалась. Сквозь тонкую ткань рубашки был виден рельеф мышц, в распахнутом вороте блестела испарина, а кадык дергался, выдавая его напряжение. Чувствовала его. Знала, что не одна полыхаю изнутри.

Его тяжелая рука легла в районе поясницы, заставляя прогнуться. Дыхание ошпарило кожу, и вдоль позвоночника заскользил язык. Я не могла терпеть. Сжимала бедра, пытаясь унять безумие, что творилось в мышцах. Они напрягались, перекатывались задаваемым темпом пальцев, что до сих пор терзали мою грудь. Стало влажно, больно, я переступала с ноги на ногу, ища облегчения. Но Мятежный был создан, чтобы доводить до пика! Он измывался, губами поймал подтаявшую, но ещё холодную клубничку, застрявшую в складках, и стал выписывать вензеля.

Меня закрутило в водовороте эмоций. Подобного ещё никогда со мной не было. Все стало неважным, игрушечным, тусклым на фоне моего возбуждения. Я вспыхивала спичкой. Шипела, искрила…

Инстинктивно, порывисто толкнулась задницей, встречаясь с его каменной плотью, и вдруг перед глазами всё померкло… Темнота кругами замутнила взгляд, веки задрожали, мышцы обмякли, а в ушах зашумело. У-у-у-у-у-у-у…

Хватала ртом воздух, скулила и задыхалась от бессилия. Оргазм мощным взрывом сжег все мое самообладание, спалил желание дать отпор, обиду и мучительное ожидание недели. Он рядом…

– Умница, – шепнул Слава, застегивая молнию на спине, а через секунду слух резанул хлопок двери. Ушел…

Глава 20

Мятежный

В голове туман. Легкие сжались сталью цепи. А в мыслях только ОНА…

Зависимость. Помешательство. Сдвиг по фазе.

Вылетел из ванной, как чумной. Поспешно попрощался с друзьями и чуть не забыл свою спутницу, пришлось даже звонить ей, чтобы не возвращаться.

– Слава, ну ты и скот, – шикнула Настя, запрыгивая на заднее сиденье авто. – На той неделе побрил меня со встречей, на этой мы у твоих друзей внезапно оказались. Ты мне дашь денег или нет? Ну месяц меня уже за нос водишь, а время – деньги!

– Насть, ты мне, конечно, моя любимая племяшка и прочее бла-бла-бла, но на кой хер тебе автомойка? – я чуть ли не взорвался. Внутри и так все кипело, а она снова свою песенку про собственный бизнес. – Ну ладно бы модный шоурум какой-нибудь, чтобы торговать китайщиной, но автомойка – мужское дело, это не игрушка. Ты даже универ не окончила, а это было главным условием!

– Если бы твоя Верка пришла и попросила, то ты бы дал денег! – моя племянница была не только вспыльчивой, но и очень внимательной и проницательной. Конечно! От её глаз просто не могло утаиться то, что я испытал, увидев Веру. Не ожидал. Её появление было выстрелом в темечко. Смертельным.

– Ты сейчас сильно лезешь не в свои дела, Настя, чем только отдаляешь себя от цели, – я закурил и махнул Егору, своему водителю, чтобы вёз меня в город.

– Это твоё окончательное решение?

– Моя дорогая племянница, я предлагаю вспомнить условия, на которых пообещал тебе поддержать стремление обогатиться. Ты помнишь?

– Универ и годный бизнес-план, – Настя захныкала и затопала ногами, как делала всегда, когда не получала то, чего хочет.

– Именно. Давай начистоту? Пункт первый: ты совершенно не надежна, неопытна и зелена. Пункт второй: через три месяца, когда начнутся налоговые, пожарные и прочие проверки, ты снова прибежишь ко мне, потому что пройти одна не сможешь, не потому что женщина, а по причине пункта первого. Всё, стоп. Либо ты ищешь компаньона в свой бизнес, либо мы больше не возвращаемся к этому обсуждению, – наверное, я был слишком груб, прямолинеен, что из глаз моей взбалмошной родственницы хлынули слёзы обиды. Но это правда жизни. Да и, признаться, мне очень надоели её звонки. Мне проще давать деньги просто так, чем покупать в перспективе себе геморрой.

– Ты ещё скажи, чтобы я замуж вышла удачно и перестала делать тебе мозг!

– Воооот! Можешь же, когда хочешь, – подмял под руку свою племяшку, потрепал по волосам. – Годный бизнес-план.

– Выйти замуж? – Настька никогда не умела долго злиться, поэтому через минуту залилась звонким смехом.

– Нет. Не делать мне мозг.

– Слушай, а она мне даже понравилась. По-хорошему чокнутая, упрямая, самодостаточная. Именно такая тебе и нужна. А то ты вечно выбираешь отбитых, ветреных и повернутых на своей значимости. Слав, мама давно говорит, что баба тебе нужна нормальная. Пусть не самая адекватная, а я видела её шальной взгляд, когда она наглым образом увела тебя, но зато нормальная!

– А вот это плохой бизнес-план. Женат я был, и мне там совсем не понравилось. Душно, сложно и очень дорого.

Настька выбежала недалеко от офиса Марка, куда я и направлялся, чтобы напиться. После всего ада, ворота в который я открыл добровольно, когда вторгся в ванную к Вере, мне просто нужно было выдохнуть и успокоиться.

Друга я нашел в переговорной, где редакторы презентовали очередной выпуск ежемесячного журнала. Сталь, как всегда, молчал, выражал полную незаинтересованность во всём происходящем, но все уже прекрасно знали, что это своего рода психологическое давление, потому как в конце совещания начнётся самое интересное. Как только последний докладчик с облегчением выдыхал, в Марка просто дьявол вселялся. Он начинал рычать, пыхтеть, краснеть, как рак в укропе. Это бесчинство длилось долгие полчаса. Пока он не напихает каждому, то никогда не успокоится. Порой мне кажется, что он специально себя доводит, чтобы с чистой совестью напиться в дровинушку.

– Лена! Никого не пускать! – рявкнул он секретарше и толкнул дверь своего кабинета, приглашая меня. – Ты за рулем?

– Ты же знаешь, что нет. Ну, что на этот раз вытворили твои олухи?

– Разорить меня решили, вот что! – Марк плеснул водки по стопкам и сел на диван. – Ввязались в конкурс красоты, который нам доверили не только освещать, но и спонсировать. Сливать бабло на протеже богатых папиков – такое себе вложение кровно заработанных.

– Согласен. Кстати, о протеже, – Марк весьма удачно свернул тему в нужное мне русло. – Меня Раевская попросила пристроить свою подругу, она долго работала в издательстве, молодая, веселая, бойкая. Быть может, у тебя есть что-то подходящее?

– Я сейчас в таком настроении, что готов уволить любого. Пусть приходит в понедельник. Одним бездарем больше, одним меньше, уже всё равно. Но у меня условие…

– Нет, Сталь! Умоляю, только не шантаж!

– Не располагайся, мы едем в клуб, – Марк вскочил и кинулся вон из кабинета. – Эта неделя просто решила меня убить! Ещё эта чокнутая дамочка, что свалилась на мою голову.

– О! А это уже интересно, – я махнул секретарше и бросился догонять друга. – Колись, Сталь, кто стал причиной твоего психоза? Ну, явно же не конкурс красоты! Я же тебя, прощелыгу, знаю, ты из всего сумеешь выжать пользу. Так кто довёл тебя до истерики?

– Отвали…

До клуба мы ехали молча. Марк хмурился, ворчал, а сам просто гипнотизировал свой телефон, то ли ожидая звонка, то ли боясь его.

Но лучше бы мы сидели в комфортном кабинете. Можно было просто молчать, изредка чокаясь бокалами, но не быть здесь… Только не здесь!

Управляющий провел нас в привычную приватную зону, и вроде всё шло как обычно. Но чёрт меня дёрнул обернуться в сторону танцпола, где в самом центре зажигала знакомая мне парочка…

– Вера? – зашипел я, сжимая поручень руками.

– Тая? – взревел Марк.

Я просто не сводил глаз со своего чертенка. Она была другая… С каждой встречей эта девчонка разрушала мои шаблоны. Дерзкая, как в первую нашу встречу, когда она, не подключив мозг, стала размахивать неприличными жестами в мою сторону. Решительная, как во вторую…

Она стояла в центре проезжей части и внимательно заглядывала в лица водителей. Контрасты её украшают, подсвечивают, подчёркивают. На ней было лёгкое голубое платье, на фоне которого её глаза казались ведьминским туманом. Я даже не понял, как подзавис на ней. А когда узнал, отвернулся. Траблы с Вьюником и Раевским мне были не нужны. Но каково же было моё удивление, когда спустя несколько минут меня буквально засосали в поцелуе. Из всего многообразия водителей, она выбрала меня.

Ну а дальше судьба просто сталкивала нас лбами, как будто играла в игру коварную: собеседование на должность дизайнера, где я нашел свою претендентку болтающейся на ветке, затем набережная, где её появление стало внезапным, как гром среди ясного неба. И как-то привык… Искал взглядом, принюхивался, ждал.

Девчонка…

Наблюдал за её веселым танцем, улыбался отвязности и экспрессивности, но ровно до того момента, когда на её задницу, чью мягкость до сих пор помнили мои пальцы, не легли чужие мужские руки.

Глаза кровью налились. Контроль и спокойствие взорвались миллионом осколков! Я даже не понял, как перемахнул через ограждение, спрыгнул на первый уровень, приземлившись всего в метре от компании за столиком.

– Ой! Ты чего такой неаккуратный? – одним движением я выбил опору из-под его ног, уложил вниз лицом, сжал волосы и со всей дури приложил хлебальником о грязный пол.

– Слава! – орала Вера, повиснув на моей спине. – Ты что творишь?

Но её неполные пятьдесят килограмм не могли удержать ни меня, ни моё желание уничтожить того, кто посмел прикоснуться к моему…

Глава 21

– Мятежный, уймись! Ты его убьёшь!

Толпа расступилась, но так даже лучше. Я вдруг ощутил свободу, волю… Расправил крылья, что уже много лет были скованы цепями взрослых понятий: репутация, лицо, статус… Но сейчас будто обратно вернулся, в те времена, когда честью были не слово и не бабло, а сила удара. Умеешь бить так, чтобы противник рыгал кровью, значит, сможешь выжить. Если тебя боятся, то в спину ничего не прилетит.

Этот мужик решил, что любая женщина может стать его только потому, что он так хочет. Но это не так… Это мой город. Это моя женщина. И только я могу трогать её!

Произнесенные мысленно слова царапали, душили, убивали. Но они так яро откликались в душе, что было очень похоже на правду.

– Слава! Славочка… Слава!!! – сквозь слёзы вопила Вера, прижимаясь ко мне все сильнее. Она тянула руки, сжимала плечи, целовала в затылок, пытаясь усмирить, успокоить. Ей не мешали ни рука Марка, ни ор толпы, ни снующие охранники, не понимающие, как нас расцепить. – Отпусти его, Мятежный! Отпусти!

– Ты труп, блядь! – мой голос был чужим, холодным, и это слышал даже я, что уж говорить о бедолаге, что отчаянно пытался закрыть лицо. А в глазах страх был… Живой, играющий, как пламя костра. А где же смелость? Где пьяный огонь блядства, с которым он шёл к молодой девочке? Где та бравада играющих мышц?

Я будто сам распалял себя! Нарочно затягивал в бездну гнева, злости, господствующей силы. Этот здоровяк был мощнее, но меня это никогда не пугало. Я готов был убить… И впервые за долгое время не за себя.

– Всё, всё… Он всё понял, Слав, пусть валит отсюда!

Марку надоело быть свидетелем убийства, он смахнул Верку с моей спины, на что я отреагировал молниеносно. Обернулся, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. Но то, что увидел в её взгляде, ошарашило… Она рыдала, а в глазах искрился страх.

– Пшёл отсюда, – Сталь схватил мужика за шкирку и швырнул в руки охранников. – Чтобы духу его здесь не было. Дамы и господа, ничего страшного не произошло. Танцуем, чужих женщин не трогаем, и выпивка за наш счёт!

Марк в свойственной себе легкой манере снял напряжение, а толпа отреагировала мгновенно. Все рванули к бару, забыв и про драку, и про кровь, что оперативно убирали с пола.

– Разберёшься, – я ткнул в грудь управляющего и перекинул Грушу через плечо.

– Вера!!! – заорала Беспутова и так рьяно бросилась за нами следом. Но Марк отреагировал молниеносно, точно так же перекинул через плечо и продолжил дальше давать распоряжения персоналу.

– Что же ты не сопротивляешься, Грушенька? Или, быть может, тебе понравилось? – вырвался на свежий воздух через служебную дверь. – А? Признавайся! Хочешь, верну того смертника?

– Не хочу! – она внезапно оттолкнулась и спрыгнула с моих рук, отходя на несколько метров. Её крошечное черное платье, сверкающее пайетками, задралось, открывая всю красоту ног. Она дрожала, растирала руки, снимала холодными ладонями жар щек. – Но тут не о моих желаниях речь. Мятежный, у тебя большие проблемы. Ты категорически не переносишь отказов, не понимаешь, когда нужно остановиться! Черт, ты его чуть не убил… Чего ты хочешь? Ну? Скажи?

Я стиснул челюсть. Сжал фильтр сигареты и смотрел на Верку в упор. Шаг… Шаг… И в носу снова свербит от её головокружительного аромата. Сладость приторная, навязчивая, ею хочется упиваться, пьянеть, кайфовать. Она кружит голову. Её чувственность сводит с ума! Перед глазами до сих пор стоит тот спонтанный и такой стремительный оргазм, что раскаленной сталью стекал по моим нервам. Эта девчонка даже не понимает, что делает со мной!

– Молчишь? – она хмыкнула, сделала шаг навстречу и перехватила из моих губ сигарету. Чувствовал дрожь её пальцев, видел испуг. Но зато не убегает. Стоит рядом. Дышит со мной одним воздухом… – Только молчишь ты не потому, что не знаешь, что ответить, а потому что не можешь позволить себе откровенность. Решил, что я твоя? Думаешь, достаточно захотеть, и всё сразу станет твоим? Нет, Мятежный. Нет! Ты ж меня боишься, смотришь аккуратно, ограничиваешь, облизываешься, как кот на сметанку, но тут же бьёшь себя по рукам и контроль включаешь.

– Ты сама видела, что происходит, когда у меня срывает планку. И ведь ты именно этого добиваешься? Проверяешь границы дозволенного, подходишь всё ближе и ближе. А я тебя предупреждал, что без тормозов здесь не только ты. Страшно? Тогда какого хера ты до сих пор стоишь рядом? А потому что у тебя тоже нет ответа на этот вопрос! Ну? Как тебе мой психоанализ? Годный? Не задавай вопросов, Вера, пока не у знаешь ответа на зеркальный.

– Твой психоанализ сходится к желаниям…

– А в нашей жизни все сводится к желаниям. Всё! Еда, секс, потребности, безопасность. И ты… – я рванул вперёд, увлекая её за собой. Прижал к стене, подложив под задницу руку, чтобы не ударилась. – И ты сводишься к желаниям.

Она была рядом. Близко. Дышал ею. Тонул в серых туманных глазах! В них было столько соблазна, столько коварства, столько скрытого порока… Эта девочка – дьявол, полный искушения. И все в ней бьет точно в цель.

Прижался лбом, наблюдая, как дрожат её ресницы. Вера с шумом выдыхала, вскользь облизывала губы, ожидая поцелуя. Он ей был просто необходим!

– И опездолу своему, Алёше, скажи, чтобы я его рядом с тобой не видел, – выдохнул все напряжение и прижался губами. Прижался, забирая все тепло и нежность её поцелуя.

Руки сами заскользили по тонкому телу. Очерчивал изгибы, впивался пальцами, чтобы запомнить. В памяти выжечь!

Она станет указателем в ад, путь в который пройдет через личное кладбище, заполненное жертвами этих странных чувств. И дело не в её красоте, дело в ней самой.

Искры рассыпались в разные стороны, над нами будто зарево поднялось, сжирающее все живое вокруг, и лишь двоим было позволено дышать здесь. Друг другом…

– Тёлкам своим скажи, чтобы руки свои держали при себе, – она вырвалась из плена моих губ, с силой прикусывая напоследок, чтобы не забыл. Стала дышать, хапать воздух, захлебываясь. А после оттолкнула… Да так сильно, что пришлось отступить. – Слышал? Убью всех ещё до того, как ты решишь, чего именно хочешь от меня!

И Груша моя улизнула. Пригнулась и нырнула в служебную дверь, оставляя за собой легкость смеха.

Смеется… А ведь я чуть не убил из-за неё человека!

Глава 22

Напоминал себе наркомана в завязке. Хотелось, но низззя… Вот только кто именно даёт эту команду, я никак понять не мог. То ли воспалённое чувство ответственности за тех, кого приручили, то ли разум. А если это меня приручили? Если это меня дрессируют несносным характером и взрывом психики?

Как придурок, после работы возвращался в огромный пустой дом только для того, чтобы увидеть её аппетитную задницу, носящуюся по территории. С каждым днём её наряд становился всё откровеннее, и я ждал, когда же моя зараза продефилирует по новому сочному газону голяком.

Бедная бригада работяг… Пришлось и с ними поговорить «по душам», теперь ни один липкий взгляд не касался её тела, они как стадо баранов пялились своему новому и очень горячему начальнику исключительно в ноги.

Мы приветствовали друг друга, но в своей, немного ёбнутой манере. Я стоял за занавеской второго этажа, а Вера бросала в меня быстрым и абсолютно снайперским воздушным поцелуем. Но вот прощание было просто гениальным… Девчонка вскидывала в мою сторону средний палец и рассыпала напоследок по двору лёгкий смех. Сучка…

Каждым жестом выводит меня. Стоит только погрузиться в нирвану, где логика одерживает победу над чувствами, эта зараза рушит всё своим появлением. Тайфун по имени Вера убьет меня рано или поздно. А ведь всё просто. Параллельные прямые. И они не пересекаются, все это прекрасно знают.

– Братик! – теплые родные руки легли мне на плечи, вырывая из тяжелых мыслей. – Кричу тебя, кричу, а ты? Что случилось?

– А почему что-то должно случиться? – развернулся на кресле, поднялся и обнял старшую сестру. – Луиза, ты ли это? – присвистнул, осматривая свою красотку. Постройнела, на лице улыбка коварная, а глаза сверкают, как гирлянда на городской ёлке. – Ну? Кто он?

– Ой, у тебя ничего не выйдет, гадёныш младшенький, – сестра толкнула меня обратно в кресло и присела на одно колено. Впилась взглядом и долго молчала, сканируя в своей обычной манере. – Я всё знаю. Настька разболтала за семейным ужином, который ты благополучно пропустил, что наш Слава влюбился.

– Я не знаю, кто такой этот ваш влюблённый Слава, но уже жаль его. Бедолага.

– Вера, значит… – Луша улыбалась и еле сдерживала любопытство. – Расскажешь сам?

– Или ты из сумочки электрический стул достанешь? – я рассмеялся, закурил, только бы занять руки. – А чего одна пришла? Маман где? Батя чего с караваем не явился?

– Папенька до сих пор празднует твой развод с Иркой. А мама отправила гонца, то есть меня.

– То есть тебя ей не жалко, да? – снова прыснул смехом я, вспоминая родителей, к которым давно не заезжал. Эх, Настька… Язык вырву за сплетни. А я-то думаю, чего это мне маменька по вечерам не названивает, чтобы проверить, не сдох ли от работы её сыночка, а она просто молодым мешать не хочет. Тактичные какие…

– Сидишь тут один, грустный… Отшил, да? В бункер свой непробиваемый спрятался и игнором укрылся? – закивала Луиза, явно пробравшись в мои мысли, что крутятся в голове заевшей пластинкой. – Ну, конечно, так мы и думали.

– Вот видишь, как хорошо? Ты ж уже всё знаешь, так чего пришла? – подкатился к столу, попросил у секретаря кофе. – Сама с собой поговорила? Поговорила. А теперь давай газуй уже отсюда, я аудиенции у тебя не заказывал.

– В глаза твои бесстыжие решила посмотреть. Ну, вдруг тебе стыдно станет?

– Мне?

– Тебе-тебе, мой милый братец. Сколько можно бобылём ходить? Работа-работа! А дальше что? Тебе же скоро сорок!

– Вот именно, Луша, – стиснул челюсть, чтобы лишнего не вырвалось. – Мне сорок! Только не говори, что Настька подробностями не поделилась.

– Ой, да неужели ты арифметику вспомнил? – Луиза прижалась, уложила голову мне на плечо. – Поди, к каждому своему десятку её двадцать прибавляешь, да? И картинка пугает? Когда тебе будет пятьдесят, ей будет тридцать… И так далее?

– Калькулятор достать? Или так справишься?

– Справлюсь, Славик. Справлюсь, – успокаивающе зашептала Лушка, зарываясь пальчиками в моих волосах, как делала ещё в детстве, чтобы успокоить, унять боль, которую я скрывал, возвращаясь после очередной драки. – Может, ты и прав.

– Конечно, прав, Луша. Ну, конечно, я прав! Ну не тот я принц, что мир ей откроет, и времени у них будет столько, чтобы вкусить счастье. Моё счастье закончится намного раньше. НАМНОГО!

– Тогда почему твоё сердечко бьётся так, будто бастует? – сестра пальчиками пробралась под рубашку и застучала по коже, под которой творились ад и пекло. – Хочется, но колется? Ты же всю жизнь бунтовал против шаблонов! Как мальчик из гниющего и аварийного барака смок взойти на Олимп?

– Тебе правду сказать?

– Нет, избавь, я спать спокойно хочу, Слав. Но ты просто подумай о том, что я тебе сказала. Ты вечно против шерсти идёшь. Аллергия на правила у тебя, ты ж ищешь самое дохлое дело и творишь конфетку, чтобы всем доказать, что в твоей пороховнице пороха на всех хватит. Так откуда эта робость?

– Ревизию в пороховнице провёл, – наш разговор стал напоминать допрос, ну или приём у психолога-недоучки. Ни то, ни другое я на дух не переносил. Внутри всё бунтовало!

– Ой ли… А быть может, думаешь, что не по зубам? Старый стал, всего добился, и уже напрягаться не хочется? Конечно… С ней надо будет соответствовать до конца жизни, держать планку, перепрыгивая свой же уровень. Не хотца, да? Лень? Только вот в любви так не бывает, Славик.

– Луша, ещё слово, и я буду вынужден тебя убить, – обнял её, прижался губами ко лбу и закрыл глаза, погружаясь в прошлое, о котором она напомнила. Но лучше бы я этого не делал. В смысле – не закрывал глаза, а то пропустил самое интересное.

Через мгновение дверь распахнулась, и в кабинет лютой фурией влетела виновница моего бесконечного психоза. Вера, как всегда, была обворожительна. Узкие джинсы, светлый тонкий свитер и грубая кожанка, только подчеркивающая всю сложность её натуры. Длинные, чуть вьющиеся волосы занавесом переливались, скользя по плечам, а в глазах ярость полыхала. И я знал причину её неистовства. Хм… Не оценила она моё приглашение. Не оценила…

– Ты, Слава Андреевич, умом тронулся? – Груша мельком прошлась по Луизе, особо тщательно осматривая её ноги, свисающие с моего колена. – Решил насолить, сделать так, чтобы я никогда не сдала твой гребаный объект? Ты у меня уже в глотке сидишь!

– О чем вы, Груша Дмитриевна? Я вашу глотку даже пальцем не трогал, Боже упаси, – снова закурил, наблюдая, как ошарашенная секретарша Маша несет кофейник, стараясь обойти по касательной бушующий тайфун. – Так что случилось? Я с радостью помогу, лишь бы вы не ползали по моему новому газону в труселях. Я ж немолод, сердечко и отказать может.

– Вы слышали? – Верка прищурилась, но вот посмотрела не на меня, нет… Она уже вовсю убивала взглядом Луизу. – Встаньте, милая, а то у дяди сердечко пошаливает. Уберите пальчики, что вы его там ковыряете под рубашечкой-то? – девчонка просто ядом брызгала, а щеки её стали пунцовыми, будто с родителями порнушку посмотрела. – Давай-давай, милая… Убирай!

– Так я пульс замеряю, – Луша мгновенно втянулась в игру, когда прошел первый шок. Черт… Вера, ты не на ту нарвалась. – Тахикардия. Маша, капни шефу пять капель коньячка. Слава Андреевич, раздевайтесь…

– Стоп! – взвыла Вера, оборачиваясь к бедняге Машке, что в стену вжалась. – Никакого стриптиза и уже тем более коньячка, пока ваш шеф не узнает, почему перенесли доставку камня со вторника… НА ОКТЯБРЬ!

– Производственная необходимость. Козлов сказал, что наш камень на реконструкции дворца Махараджа заказали. Вер Дмитриевна, прости, но я никак не мог подпортить международные отношения, а то дипломатический кризис мог нагрянуть, – душа пела… Вот она вопит, думает там ерунду всякую, на Лушку смотрит зверем, а мне хорошо. И спокойно, главное.

– Если завтра камня не будет, Слав, я за себя не отвечаю, так и передай и Махараджу, и Козлову своему бессмертному! – Вера тыкала пальцем, топала ногой, казалось, ещё минута, и она взлетит в воздух от кипучих эмоций. – Завтра! Ты слышал?

– Ну, Луш, ты видела? – шепнул на ухо сестре назло. Знал, что фурия взбесится, но всё равно делал. Пакостил, как мальчишка, ведомый чувствами, инстинктами, желаниями. И она отвечала. С щедростью делилась настоящими эмоциями, не пластиковыми, не слизанными из ромкома пошло-плаксивого. Настоящая и до одурения прекрасная.

Желание. Нет… Бьющее по вискам возбуждение душило. Кто ты такая, Вера? Откуда ты? Из какой вселенной осела на мою орбиту, меняя ход планет, спутников, руша магнетическое поле так, что больше никто не вставляет?

– А давайте знакомиться? – первой сдалась сестра, она встала, оправила платье и сделала шаг навстречу Вере. – Меня зовут…

– А мне неинтересно! – Вера просто прыскала ядом, думая только о том, как бы поудачнее кастрировать своего заказчика, то есть меня. – Продолжайте пальпировать своего пациента, милочка, вдруг он уже скончался, а то вы так поспешно встали! Вы к урологу-то записались, Зануда Андреевич? Как там стояк? Держится ещё сварка? Не рванёт, а то я удалюсь…

– А я настаиваю, – Луша еле сдерживала смех, но продолжала тянуть руку. – Меня зовут Луиза…

– Боже, как пошло! – Вера закатила глаза. – Ничего поумнее не могли придумать?

– Я – старшая сестра Зануды Андреича, – и всё, это были последние связные слова сестры. Она взорвалась хохотом и всё же сжала правую руку Грушеньки. – Ооочень приятно, Верочка. А вы мне нравитесь.

– Чёрт… Чёрт… – Вера отступала к выходу, переводила растерянный взгляд с меня на сестру и что-то забормотала под нос, пошатываясь на высоких каблуках. Тоненькая, как вербочка, с огромными испуганными глазами. Мне вдруг так сильно захотелось взять, прижать… И ВЫПОРОТЬ!

– Вер, ну не убегай, – Луша бросилась следом, чем ещё больше напугала Веру. – Давай кофе выпьем? У меня тоже дом есть с бестолковым задним двором…

– Нет! – взвыла моя молодая истеричка и растворилась, не осмелившись даже в глаза посмотреть. – Только не Мятежные!

– Ну? Ещё наставляющие на путь истинный слова остались? Или, быть может, вы уже отстанете?

– Свечку за тебя поставлю, Мятежный, – снова рассмеялась Луша, падая на диван. – Пусть Боженька тебе помогает не сдохнуть от её огня. Блин, воды бы святой у матери набрать…

– А не хочешь пойти на мероприятие с братом? – решение было молниеносным, спонтанным, но таким желанным, что спорить с ним не стали ни я, ни Луша, явно принявшая правила нашей чокнутой игры. – Сегодня выставка Тёмной Ночи…

Глава 23

Верочка

Неслась по проспекту, прикрывалась курткой, лишь бы никто не видел, как пылает от стыда моё лицо.

Вера! Ну, мозг же есть! Мозг! Он умеет думать, умеет фильтровать яд слов, умеет призывать к тактичности! Но нет же… Ты же задницей думаешь, так ведь жить веселее, правда?

– Тая! – взвыла в трубку телефона, пока перепрыгивала через поребрики. – Я такая дура…

– Вер, я на работе, – моя новоиспеченная подруга, доставшаяся мне по наследству от Раевской, шептала, а звук был такой, будто она из пустого ведра говорит. Несмотря на дикую разницу в возрасте, эта дикарка так чувствовала меня, не видя ничего страшного в поступках, от которых у некоторых волосы шевелились. С первого взгляда поняла, что мой чечик. – Что случилось? Если ты не истекаешь кровью, и никто не надругался над тобой, то, может, вечером поговорим? А то меня уволят!

– Ладно, в галерее встретимся, – я прыгнула в машину и рванула домой. Времени на разговоры всё равно не было, потому что через два часа открытие выставки Адель Ночкиной. Ещё утром ко мне нагрянули родители, отец категорически отказался переезжать в отель и назло всем стал осваивать диван, кося взглядом на кушетку, на которой, очевидно, мне придётся спать.

К счастью, когда я пулей влетела в квартиру, то родителей уже не было. Собралась я быстро, надела коротюсенькое белое платье, взбила волосы, нанесла немного румян и блеск для губ.

Ехала в такси и все время ждала звонка от Мятежного. Ну что вот он за гад такой? Почему ещё не позвонил? Почему не отчитал, не взорвался гневом, ведь я практически оскорбила его сестру! Ещё на пошлость имени намекала, всерьёз предполагая, что это проститутка, что скрасила обеденный перерыв этого придурка занятого.

На глаза то и дело наворачивались слёзы. Мне было так жаль… Ведь я не грубиянка, не злюка! Но я так соскучилась по Мятежному, что когда появился повод примчаться к нему в офис, даже не стала думать. Меня гнало ветром, порывом тоски, желанием вывести его на эмоции, чтобы опять стёкла вдребезги!

Видела его каждый день. Да, нас разделяла плотная занавесь тюля, но видела. Чувствовала. Он не вёлся на провокации, не спускался, не подавал признаков жизни. Просто наблюдал и наслаждался театром, где в главной роли была игрушка Петрушка по имени Верочка.

Галерея сверкала тысячами огней, создавая зарево в тёмном небе. Вечер был шикарный, дул ласковый теплый ветерок, а аллея пальм шелестела листьями, унося мою тревогу. Я выдохнула и засеменила к центральному входу. Видела цель… Официанты стояли ровным строям, сверкая фужерами шампанского, и понеслось. Залпом один, второй… И вот уже сердце не рвет грудную клетку. Взгляд медленный, плавающий.

– Вер! – Димка, сын Адель и Раевского, стоял в дальнем углу галереи, тоскливо покачивая льдинку в пустом бокале. – Ты чего такая? Пчела ужалила?

– Ага. Прям в задницу, Раюша-младший, – выпалила я, игнорируя шипение парня, которому совсем не нравилось это сравнение. Его можно было понять, он не знал об отце двадцать лет, а тут ХОП… – Напьюсь сегодня. Прикроешь от папочки? Нечего ему смотреть, как я душу дезинфицирую.

– Рано, – он отмахнулся от официанта, идущего в нашу сторону с подносом. – Беспутова тут проболталась, что сегодня вечеринка какая-то крутая в одном клубе. Тематическая. Лично я собираюсь оставить родичей наедине. Ты как? С нами?

– Беспутова, зараза! Кстати, где она? – мне так не терпелось поделиться с ней очередной эпичностью, что могла случиться с такой дурой, как я, поэтому отчаянно шарила глазами, пытаясь найти кудрявую голову в толпе наплывающих гостей.

– О! Открыли основной зал, – Димка кивнул в сторону вышедшей из высоченных зеркальных дверей Ночки. Она нервничала, сжимала руки, выкручивала пальцы, всё время оборачиваясь туда, где пряталось её личное сокровище. Тёмная Ночь – псевдоним Адель Ночкиной, и её выставка стала просто громом средь ясного неба для всех любителей современного искусства, ведь более чувственно-эротичных работ я ещё ни разу не видела. Ночка под шквал аплодисментов перерезала широкую бархатную ленту малинового цвета и перешагнула порог с такой смелостью, что Димка не выдержал и бросился поддержать мать, явно переживающую самую трогательную минуту за последние двадцать лет.

А мне всё равно было… Расталкивала толпу, как шизофреничка, потому что видела свою прелесть…

Картина «От Ада до Рая» просто манила меня сочностью малиновой подсветки. Я столько слышала об этом великолепии, столько грезила, мечтала… Столько слухов гуляло по нашему тесному сообществу, столько фотографий, копий, оригинальных набросков! Но как же несправедлива реальность! Вживую она ещё более прекрасна.

Эмоций на картине было так много, их будто из таза выплеснули прямо на холст. Переливы, мазки, полутени – это не чувство реальности, это зубодробительная эйфория, настоящий оргазм, воронка чувств, из которой уже никогда не выбраться. Эти двое, чью жизнь разлучила судьба, казались бессмертными, потому что иначе и быть не могло. Я могла вдохнуть стойкий запах страсти, могла ощутить их любовь, прикоснуться к тайне, к их страхам и секретам.

Картина оказалась довольно большой, поэтому заняла центральный хрустальный куб, пронизанный лучами лазера. По щекам катились слёзы, я что-то выкрикнула и припала к оградительной штанге, раскидывая руки в стороны так, чтобы никто не смел смотреть на неё.

Она моя…

Душа разрывалась от счастья с толикой боли, примерно как смесь карамели с морской солью. От контраста этих вкусов фейерверк становился более мощным, незабываемым.

– Она продана! – кричала я, пугая посетителей безумием во взгляде. Готова была шипеть, орать и даже драться, лишь бы просто никто не подходил. Но очарованных было больше, чем мне того хотелось. Они восхищенными зомби всё тянулись и тянулись, чем вызывали истерику и панику.

Не могла оторвать глаз, беззвучно рыдала. Меня настолько пробрало, настолько в душу запало, что сохранять спокойствие было невозможно. А когда ко мне присоединился Димка, встав за спиной, чтобы мне по темечку не прилетело за дерзость, стало правда легче.

В какой-то момент сердечко ухнуло, а по спине промчались мурашки, я даже обернулась, всматриваясь в толпу, ведь знала только одного человека, чей взгляд вызывал одновременно и бурю, и восторг…

Глава 24

Мятежный

– Чокнутая…

Стоял в тени толпы и не мог отвести взгляда от безумной девчонки, что так отчаянно пыталась отвоевать то, что ей не принадлежит. Кричала, тихо хамила каждому, кто делал на один шаг больше, чем ей того хотелось, и так эротично рычала. Она билась в понятной мне истерике от невозможности контролировать ни свои эмоции, ни обстоятельства, что были выше её сил.

Безумие, отчаянье, стихия…

В этой девчонке жизнь била ключом, хотелось греться от её энергии, хотелось быть причастным, хотелось открывать для неё новые грани безумия, что ещё живо у меня в груди. И именно в этот момент, когда слов «хотелось» в моей голове становилось так много, я заставлял себя вспоминать про параллельные прямые, про принца, про девичьи мечты, что ещё не успели отвалиться от этой молодой девчонки коркой закостенелой суки.

Ну не могу Я испортить этот цветок… НЕ МОГУ! Пусть другой… Но и эта мысль сводила меня с ума. Вспоминал ярость, что накрывала каждый раз, когда к ней приближались, и понимал, что план – говно. Может, Луиза права? Может, я просто ссыкло? А, может, сестра просто радуется, что сердце мое трепещет, оттого и думать разумно не может.

Блядь… Да эта девчонка же – просто приглашение в АД! Причем такой соблазнительный до чёртиков.

Гости разбрелись по группам, когда накал интереса к картинам стал стихать, но я продолжал хлебать водку в полном одиночестве, как воришка, подсматривая за своей целью.

– Слав, ты идёшь? – Луша аккуратно забрала из моей ладони стопку. – Привёл меня, чтобы вовремя тебя остановила?

– Останови меня, сестра.

– А вот не буду, – она звонко рассмеялась и потянула меня в сторону зала, где уже начались торги. – Ну? Сколько ты готов спустить бабла, братик?

– А с чего ты решила, что я вообще люблю искусство?

– Ну, искусство, возможно, ты и не любишь, но вот девчонка брешь в твоей броне явно пробила. А мужики так любят сорить баблом, доказывая свою щедрость!

– Ничего ты обо мне не знаешь, – поцеловал сестру в макушку и усадил на последний ряд, прямо за спинами Вьюников.

И если бы я только знал, что когда на аукционе дойдет очередь до последнего лота, по залу промчится тайфун.

Это было настоящей драмой, трагедией.

Вера отчаянно пыталась биться за картину, а когда её сбережения кончились, за неё вступились и Раевский, и Горозия, и вся чета Вьюников, даже пьяный от своего горя Каратик пару раз бездумно махнул рукой, перебивая цену. Мужики стали переглядываться, прикидывая, сколько ещё можно слить бабла, чтобы их не отправили в дурку. Совещались, скидывались, смеясь над глупостью происходящего. Но сумма и правда была уже настолько серьёзной, что у адекватного человека, занимающегося бизнесом, возникали сомнения в целесообразности этого вложения.

И когда во взглядах отца и братьев Вера поймала растерянность и сомнение, не выдержала! Пулей вылетела из зала. Промчалась мимо нас всего в метре, не замечая никого и ничего. Мир для неё превратился во враждебный сгусток энергии. В глазах было столько ненависти, смешанной с горючими слезами, что сердце сжалось.

– Эх ты, – Каратик шлёпнул по хребту, пробираясь мимо меня. – Мог за компанию с кучкой придурков и посорить баблом, Мятежный. У тебя ж его как у дурака фантиков.

– Мне есть на что их спустить.

– Это ты Вере будешь объяснять, – друг коварно подмигнул и громко хохотнул. – Херовый из тебя ухажер, Слава. Ой, херовый…

– Какой есть, – я заржал в горло, наблюдая за его многозначным взглядом. Сталь, сука… Язык у него длинный, раз даже Каратик уже в курсе дел.

Как ни странно, но счастливым после аукциона никто не вышел, Адель хлюпала носом и всё время осматривала толпу, пытаясь найти девчонку, но той и след простыл… Аде было стыдно, неловко. Но, с другой стороны, это был единственный шанс выплыть из того дерьма, куда её втянул её бывший.

Вечер прошел просто шикарно. Я смотрел на финдиректора, который уже примерно подбил выхлоп, а когда тот заулыбался, стало ясно, что благодаря какому-то придурку галерея жить будет.

Луша отправилась домой на такси, а я сел в машину, закрыл глаза, чтобы насладиться тем, к чему удалось прикоснуться. Моя девочка… Моя…

Дом звенел пустотой. Тут почти не было мебели, его стены были холодными, необжитыми, но полными надежды, что не зря я всё это затеял. Менял дома, квартиры, переезжал с места на место, пытаясь найти для себя уют и ощущение тепла не физического, а душевного. А нашел его в доме, что строился под продажу. Смотрел на газон, на цветастые ленты, растянутые на колышках, которыми Вера намечала зоны дальнейших посадок, и ощущал, что дома. И будь там кучка с одинокой ромашкой, моё внутреннее ощущение бы всё равно не изменилось.

Впервые прошелся по длинным коридорам, не просто считая комнаты, но и прикидывая их назначение. Хлебал горючую жижу, пытаясь забыться, но это не получалось.

А потом ещё полночи, как полный придурок, колотил стену над кроватью, отцентровывая своё самое дорогое из пассивных вложений так, чтобы в зеркалах над комодом видеть его отражение постоянно.

А пусть глаза мозолит. Пусть висит и напоминает, сколько стоит человеческая глупость.

Рухнул в кровать, забываясь глубоким, но беспокойным сном.

И снился мне той ночью малиновый закат, на фоне которого танцевала Верка. Она была так прекрасна, что сердце отчаянно колотилось, оглушая звуками «ТУК-ТУК-ТУК».

И я даже испугался. Вскочил, прижимая руку к сердцу, но нет… На месте, и даже бьётся вполне ровно.

Но звук продолжал раздражать перепонки. За окном первые лучи рассвета ласково касались глади моря. Посмотрел на часы.

– Что за смертник в пять утра? – шикнул я, сбегая по лестнице. За дверью была тишина, ни голосов, ни беспокойного воя собак, лишь монотонный стук. Щелкнул замком и не поверил своим глазам…

Прислонившись к дверному косяку, стояла Груша. Она пьяно покачивалась, долбила по светлому дубу каблуками. Босая, растрёпанная, нереально соблазнительная, с размазанной до подбородка помадой, будто пешком шла до моего дома и целовалась с каждым встречным.

– Скорую вызывали? – растянулась она в улыбке и скинула пальто прямо на пол. На её белом платье в области груди губной помадой был нарисован красный крест. – Ну? Где больной?

– Так скончался, пока вы ехали, – спросонья картинка казалась иллюзией, обрывком фильма для взрослых, где двое вдруг решили пошалить, примеряя ролевые игры, пока дети у бабушки.

– Ну, значит, будем проводить воскрешение, – она вскользь поцеловала меня в подбородок и так нагло, совершенно по-хозяйски вошла в дом. Бросила туфли в пороге, а пальто, зацепившись длинным поясом, само вползло на порог. Вера даже не осматривалась, просто скидывала с себя одежду. Первым полетел левый чулок, потом правый… Она стала ступать по белоснежному ковролину лестницы. – Давайте, показывайте ваш труп.

– Зачем?

– Чтобы решить, оставаться у вас ночевать или нет. Реанимационное мероприятие может затянуться, Зануда Андреевич, а это уже сверхурочные. Они, кстати, в нашем договоре прописаны? Ох, чёрт… У нас же нет договора… Тогда останусь в благотворительных целях, вы же явно больной… Только протрезвею, и сразу начнём вас лечить, – обрывки её фраз я уже слышал со второго этажа. Стоял как истукан, поправляя свой крепкий стояк, который явно нуждался в медицинской помощи.

Подхватил из кухни две бутылки воды и пошел по следам её разгула. Платье попалось на лестничной площадке, а из спальни уже доносилось сонное бормотанье.

Трусы без пингвина и тонюсенькие треугольники кружева, очевидно, служившие бюстгальтером, лежали у изножья, а на моей стороне кровати, вниз лицом спала причина моей мятежности… Груша…

– Лежит Груша и опять нельзя скушать, – я даже думать не стал. Логика, разум и прочая хрень ещё спят, поэтому я просто лег рядом, прижал к себе обнаженное и сильно пьяное тельце, проваливаясь в безмятежный сон.

Глава 25

Верочка

Мне было душно, жарко. Нечем дышать. По шее стекала капля пота.

И как только я попыталась пошевелиться, голову пронзила острая боль. В виски будто нож всадили, прокрутили и протолкнули до самой рукоятки. Но добило меня не это, нет…

На белоснежном комоде нарочито аккуратно были разложены мои трусы и лифчик. Какого чёрта? Дышать перестала. Сердце замерло. А вот предчувствие трубило, что я опять куда-то вляпалась.

Медленно вела глазами от пальчиков ног, торчащих из-под белоснежной простыни, ровно до мужской ладони размером с Тихий океан… Зажмурилась. Стиснула зубы, потому что рисунок татуировки был знаком до боли.

– Мятежный… – стоило произнести это заклинание, или проклятье, я пока сама не решила, как за спиной послышался грудной хриплый смех. И на меня лавиной рухнули воспоминания… Аукцион, на котором я наблюдала, как моя картина уходил в руки какой-то богатой суки, потом и клуб с тематической вечеринкой, и реки шампанского… И очумелый взгляд Мятежного, открывшего мне двери среди ночи. Сама пришла… Чёрт, что я там несла? Реанимация, эксгумация…

– Груша-груша… – хохотал он, даже не думая убирать руку с меня. – Ты такая очаровательная в пьяном бреду! Пожалуй, капну тебе в утренний кофе дозу коньячка, только бы ты не останавливалась…

– Замолчи, гадкий Мятежный! Ты в курсе, что Минздрав трубит тревогу из-за женского алкоголизма? Он ни к чему хорошему не приводит: случайные беременности, инфекции, депрессии! Слишком хлопотно для здравоохранения, – пыталась спрятаться в простыню, лишь бы не смотреть ему в глаза. Было стыдно до жути! – Это была не я, это горе во мне бушевало.

– Ну а чего ты своё горе ко мне принесла? К тому же пьяное, голое, очень горячее и так отчаянно желающее совратить дяденьку?

Слава стиснул руки крепче, а потом резко дёрнул, прижимая к груди. Пыталась вырваться, путалась, размахивала руками, лишь бы вновь не очаровываться теплом его тела. Хотелось выть! Жар вновь пронёсся по позвоночнику, мысли и без того были пьяные, а теперь и подавно! В таком состоянии не то что таблицу умножения не вспомнить, ты и имя своё забудешь, потому что пламя между ног становится невыносимым, бесконтрольным, убийственным!

– Ты долго ещё задницей елозить будешь, а то стояк у меня хоть и крепкий, но не пластмассовый, – зашептал Мятежный в опасной близости от моего уха. И меня снова током ударило. Мышцы свело, дыхание оборвалось, оставалось лишь скулить дворняжкой, истосковавшейся по его ласке. Играл по моему телу, как маэстро на рояле, извлекая томную мелодию греха.

– Материалы качественней нужно выбирать. Но ничего, есть у меня знакомый ветеринар, он по дружбе поможет тебе со стояком дырявым…

– То есть всё же кастрация? – он губами скользил по мочке, выдыхая пламя страсти. Он словно повелевал мной, моими чувствами, эмоциями… Подчинял мысли, биение сердца, дыхание.

– Ну, не скорую же беспокоить по такому пустяку!

– Замолчи, Верка, ты только усугубляешь ситуацию! Я начинаю верить, что ты святая, сбежавшая из ада.

– На курсе психотерапии мы разбирали некоторые кейсы пациентов. За святостью, самопожертвованием и необоснованной добротой может крыться обычный инсульт, Слава. Так что когда ты снова подумаешь, что я святая, просто вызови мне скорую. – шептала, несла какую-то дичь, чем ещё больше веселила его.

– То есть доброты в природе и не существует? – он водил языком по кромке роста волос, спускался к шее и вновь прикусывал кончик мочки. Чередовал мягкую ласку, внезапные укусы и резкие выдохи. Меня будто в омут затягивало! И уже сдалась почти, но Мятежному мало было, он требовал полной капитуляции.

– Доброта в глазах смотрящего… Мы наделяем самыми положительными качествами другого человека, возводим в лик святых, чтобы самим получить надежду на то, что мир ещё не прогнил до конца!

– Замолчи, Вьюша, а то правда худо становится.

– А куда хуже? – силы закончились… Растеклась в его руках, потому что сопротивляться самой себе просто невозможно. Этот мужчина был магнитом, отзывалась на звук его голоса, касания. – Вот бы поцеловать в той пробке не тебя, а какого-нибудь старенького Иллариона!

– Хер тебе, Грушенька, – он стиснул мои бедра и подкинул в воздух. Простыня заскользила по коже, обжигая её холодом. Видела, как эта предательница открывает меня для него… И ничего с этим не делала. Подняла глаза и дёрнулась… В его взгляде фейерверк разразился над мутной гладью моря. Эти эмоции было невозможно скрыть. Это было желание. Мятежный с таким вожделением осматривал меня, пока усаживал верхом. Рывком откинул простынь, чтобы ничего не мешало.

Его пальцы были горячее кипятка, они начали свой бег по ногам, замедлились на животе. Впивался в кожу, оставляя белесые полосы, оцарапывал, вил кружева, а я следила за этим танцем, как умалишенная. Кусала губы и ждала… Ждала момента, когда он накроет грудь, как тогда.

Удовольствие билось в крови, сжимало легкие, кружило голову… И мои бедра дернулись от знакомого спазма. Мышцы живота стянулись в канат, а когда Слава накрыл правую грудь, лишь слегка пройдясь по набухшему соску, я взвыла, вскидывая голову вверх. Хотелось, чтобы это не прекращалось никогда. Хотелось находиться в его руках вечно, впитывать эту грубую, но такую щедрую ласку, которой он был переполнен.

– Давай, девочка, убей меня, – внезапно рассмеялся Слава и со всей силы ущипнул за вершинку, а после накрыл горячим поцелуем. Это было нереально… Сказочно, убийственно прекрасно. Я снова взвыла и распахнула глаза…

Муть в мыслях стала такой густой, что я даже не сразу поняла, что произошло. Моргала… Моргала… Но видение всё никак не растворялось. На стене над кроватью висела МОЯ ПРЕЛЕСТЬ! Моя… В утренних лучах света картина просто светилась! Малиновые блики рассыпались, творя безумие любви. Глазам своим поверить не могла!

– Мятежный! – заорала я так, что самой дурно стало. Горло вспыхнуло, а потом – тьма…

Его пальцы проскользнула мне под бёдра, так стремительно раздвинули складочки, утопая в океане возбуждения. Горячие подушечки заскользили, обласкивая каменный клитор. Меня пробивало от разрядов. Тряслась, впивалась в его ноги, откинулась назад абсолютно инстинктивно, и тогда меня накрыло… Этот оргазм был сумасшедшим, ярким, оглушающим.

Я скулила, рыдала, ощущала, как слёзы омывают лицо, скользят по шее. Перед глазами растекались малиновые круги, как на полотне.

– Груша, – выдохнул он и рванул вперед. Его ладони сомкнулись на шее и рванули на себя, буквально смыкая наши губы.

Это был пожар, ураган… Бились зубами, сплетались языками… Я была раздавлена силой его эмоций. Расплющена, стерта. Его напор, грудное рычание и глубокие поцелуи обескураживали. Теряла не то что себя, да я Вселенную теряла! Металась в безвоздушном пространстве, как крошечная бусинка, потому что он заменял собой всё. И притяжение только рядом с ним, и воздух тоже в его власти.

Дурела! Готова была лезть на стенку, дышала сладостью его кожи с легкой ноткой табака и рыдала. В голос, заглушая звуки поцелуев! Искала любую возможность выплеснуть эмоции, чтобы не сдохнуть здесь и сейчас.

Ощущала его горячую каменную плоть, головку, что так убийственно скользила, размазывая сочащуюся влагу по складочкам. Я умирала… Умирала в его руках и готова была испытывать это снова и снова.

– Останови, Вера, – хрипел Мятежный, удерживая мои бедра, выписывающие отвязные толчки.

Потребность ощутить его внутри себя была невыносимой. Он рычал, прикусывал кожу. Видела муки в его глазах… Видела сомнение. Анализ, он вновь пытался врубить логику, контроль. Вот только рубильник сломан и ремонту не подлежит. Я уже ни за что не позволю ему этого сделать. Не уйдешь ты от меня, Мятежный! Моим будешь…

– Останови, Вьюша!

– Хер тебе, Мятежный…

Но договорить я не успела, в открытые двери на террасу послышался шорох колес, а после гул клаксона и громкий смех.

– Мятежный, ты что, нас не ждешь?! – этот голос был мне знаком… Причем с самого детства. Своего братика я узнаю даже в полуобморочном состоянии, подобном тому, до которого меня довёл Слава.

– Блядь, – Слава прижал меня к себе, вскочил, подходя к пышному тюлю, за которым нас не должны были заметить.

Я закрыла рот ладонями, не давая визгу вырваться. На выбранную мною брусчатку выходили все Вьюники, которых мне доводилось знать! Мама, папа, Вадюша и Леська. Они осматривались по сторонам, оценивали дом, саженцы, которые успели привезти во двор, и вели себя весьма подозрительно.

– Это что, проклятье вашей фамилии – вторгаться в мои угодья? Вера! Мой стояк не выдержит! – Мятежный шипел, как закипающий чайник. Впервые видела его таким: лицо красное, на лбу пульсировала венка, а зрачки напоминали тарелки НЛО, зависшие в небе.

– Это знак, Славочка! Знак… Чуть не согрешили! – я соскользнула по нему, как по канату, громко ойкнув, когда каменная плоть оказалась между ног. – Вот умеешь ты мозги пудрить, чуть не отдалась тебе, Мятежный!

– Я – пудрить? То есть когда ты приходишь и голяком прыгаешь в мою кровать, это что? Поощрение? Или предложение? – Слава распахнул гардеробную и стал быстро натягивать джинсы и футболку. – Нет уж, Вер, ты расскажи… Просто ещё одного подобного визита моё сердце не выдержит!

– Ой, не пыхти! – собирала свои вещи, как по команде «Атас». – Я ещё не спросила с тебя за мою прелесть! Гадкий, Слава! Картину мою забрал, а щас чуть девственности не лишил…

В последний раз посмотрела на картину, что так шикарно вписалась над мягким изголовьем его кровати, и бросилась вон из спальни, насквозь пропахшей грехом.

– Ты что… Что? – завопил он, когда мы выскочили на лестницу. – Ты…

– Что ты так распереживался? – я даже рассмеялась. Вся ситуация была просто сюром каким-то. Я, голая, на его лестнице, сжимаю свои манатки, и при всем при этом говорим мы о невинности, к которой он был явно не готов. – Ой, Слав… А стояк-то твой сломался всё-таки, – прошлась кончиками пальцев по его паху. – А я думала, ты рад будешь. Говорят, невинность сейчас в цене, на черном рынке можно продать за сумасшедшие деньги! Но не переживай, уже все решено.

– Какой, на хер, чёрный рынок? Ты что, гуглила? И вообще, что там решено? – Мятежный был просто в шоке. Смотрел на меня, как инопланетянку!

– Решено то, что именно ты станешь моим первым… Но позже. А пока… Пока нам полный звездец! – захныкала я, наблюдая, как у парадной топчется компания моих родственников. – Мне конец… Мне конец!

Глава 26

Мятежный

Я был убит. Выстрелом в лоб!

Эта девчонка точно меня доконает!

Мне ещё никогда не приходилось скрывать в гостевой комнате обнажённую девушку. Никогда! А если учесть, что по коридору разгуливали её родственники, это просто уму непостижимо. Мятежный… Это пиздец!

– Вячеслав, – ахнула Нинель Вьюник, пробегаясь пальцами по шёлковым обоям столовой. Эта чокнутая семейка разбрелась по всему дому, как муравьи! Я будто продал им билеты на экскурсию, а сам забыл об этом. – Вы простите за столь раннее вторжение, но Денис нам так красочно описал всё великолепие вашего дома, что мы решили не тянуть с визитом.

Описыватель, мля… Ну, погоди, Раевский! Я о тебе тоже что-нибудь опишу!

– Ой, мам, брось эти реверансы интеллигенции. Она ж вымерла ещё в двадцатых. Так и скажи, что мы просто боялись, что весь мед съедят, а утренним гостям не достанется, – Вадим осматривал не интерьер, а выгодное расположение дома, из любой точки которого был просто шикарный вид. Бескрайние просторы моря, брутальные горы с севера и густой лес на западе. Вьюник довольно кивал, улыбался, гоняя в голове мысль. Вот только он был настолько воодушевлён, что я стал догадываться о причине этого визита. – Рай сказал, что ты этот дом на продажу готовишь. Давай, говори сумму и дату, когда освободишь помещение, нас всё устраивает. Да, пап?

– Конечно! – мужчина хлопнул в ладоши и крутанулся вокруг своей оси, оценивая высоту потолка.

– А я передумал, – мозг еле соображал, я стоял как истукан возле кофемашины, а сам взгляда не сводил с двери, за которой пряталась Вера.

Телефон в руке не унимался, эта гадюка то голые фотки слала, то проклятья, не понимая, что так она мне не помогает, а наоборот, очень сильно мешает! Член то дыбился, как парус морской яхты, то опадал, вспоминая её слова про девственность. Чёрт… Я что, превратился в тех самых папиков, что готовы платить малолеткам, лишь бы напитаться их молодостью? Мятежный, это пиздец…

«Спровадь их! Немедленно».

«Вера, выходи… Это не в моих принципах! Я не прячусь от проблем, а с удовольствием решаю их!»

«Только попробуй, Мятежный! Убегу! Потом сам будешь перед папой оправдываться по поводу своего чёрного юмора».

Черт… Там огромное окно, через которое она с лёгкостью выскользнет и улизёт в лес по проторенной тропе Добби Доббидовича! Зараза! Ну что за хрень! После нашего знакомства моя жизнь сошла с рельс и теперь несется по ухабам на велосипеде, то и дело отбивая яйца! И ощущения такие смешанные: то больно, то яйца гудят, как мотор рыбацкой лодки, то сердце замирает… Может, Груша права? К врачу надо. Точно!

– Как передумал? Почему передумал? – Вадим ошарашенно распахнул рот. – Я думал родителей сюда поселить.

– Вадь, ну твои ожидания – твои траблы. Я тут при чём? Завтра ты за почкой моей придёшь, потому что Рай скажет, что и с одной жить можно? Спроси у Кости, у него там в резерве есть дом, кажется, на центральной улице. Без выхода к морю, но с видом на горы. Что ты к моему дому прицепился?

– А мне этот нравится! – прищурился Вьюник и впился взглядом так знакомо, что аж смешно стало.

– Я рад, что наши вкусы сходятся, но этот дом МОЙ! И почка, кстати, тоже.

Разлил кофе по чашкам и распахнул дверь на террасу, впуская свежий воздух. И вроде шло всё ровно и спокойно. Вадя порычит, да перестанет. Сейчас нужно думать лишь о том, чтобы избавиться от этих любителей чужих домов и поговорить с Верой.

Что это за новости такие про девственность? Розыгрыш? Проверка реакции?

Вот только когда обернулся, я заметил странный взгляд Нинель. Матушка Вьюников внимательно смотрела под дверь той самой комнаты… Опустил глаза и замер. Уголок дубового полотна зажал кружево, и теперь оно так зазывно колыхалось на сквозняке. Женщина вздрогнула и метнула быстрый взгляд не на меня…нет! Она посмотрела на красную от сдерживаемого смеха Лесю, а вот уже та с меня взгляда не сводила.

– Вадюш, ну поехали, посмотрим другой дом, – Леся прошла мимо и острым носком туфельки подцепила кружево, извлекая из капкана. Женщины с напряжением наблюдали за тем, как бюстгальтер медленно, миллиметр за миллиметром исчезал под дверью, а ещё через мгновение от улики не осталось и следа. Лифчик юркнул в щель, поставив на мне крест в глазах этих милых, но сейчас очень удивленных дам…

– Очень жаль, Вячеслав. Признаться, дом мне тоже очень понравился. Просторный, светлый, большая часть окон выходит на море, – Нинель обернулась, посмотрела прямо в глаза, да так, что колени дрогнули. У меня! Взрослого сорокалетнего мужика! Стыд вдруг прорвался из недр забытых ощущений, потому что лет двадцать уже этого не испытывал. Она всё поняла, иначе и быть не могло. Отсюда этот вызов, осуждение во взгляде и отсроченное желание моей смерти, ну, или кастрации. Вставайте в очередь, дамочка… – Хороший дом, Вячеслав. А кто занимался декором?

– Домом занимался знакомый дизайнер, могу дать контакты, а двор реанимирует ваша дочь. Прошлые недоумки сотворили розарий и ромашковое поле, очевидно, рассчитывая, что я чокнусь, пока гадаю. – Женщина опешила от моего спокойствия. – Как вам?

– Ой, Верка любого в тиски зажмет, когда очень этого хочет, – Вьюник старший прошелся по террасе, осматривая уже более-менее приличный двор.

Вдали послышался рёв двигателя, и я выдохнул. Боже! Как вовремя приехал Добби Доббитович! Он высадил бригаду, а сам покатился в сторону гаража, чтобы спрятать машину в тень. Мужики вяло пошли мимо, всё время оборачиваясь, будто боялись, что в любой момент выскочит Верка.

И она выскочила…

И тут пришла моя очередь очумевать от происходящего. Я уже сбился со счёта, который раз! Она как сумка с сюрпризами, причем дна у этого сундучка не было. Удивление стало основой прошивки моего мозга, кровь уже просто не бурлит без этой занозы в заднице. Казалось, если она сейчас уедет, то дом потеряет своё очарование. Но теперь у меня есть козырь. Картина… Пусть приезжает хоть каждый день, любуется на здоровье. На глазах пусть будет.

Вера, в накинутой поверх платья рабочей куртке, шла вместе с Добби и отчаянно спорила. Ну как спорила… Она просто орала и то и дело тыкала ему в нос планшетом. Она так органично не замечала нас, так самозабвенно притворялась, что даже мне захотелось поприветствовать её, что уж говорить о шокированных родственничках.

– Вы обещали! Почему мне звонят из питомника и говорят, что траншея под живую изгородь не готова? Вы знаете, сколько стоит каждый этот клён? Ему дренаж нужен, а вместо этого они стоят в пластиковых колбах! Там корневая система гниёт, и это на вашей совести! Хотите, я на вас Мятежного натравлю? А? Вы этого хотите? – Вера размахивала руками, указывала на ряд саженцев, что и правда стояли с краю газона с корнями, обёрнутыми в плёнку. – Час! У вас есть час… Иначе я за себя не отвечаю, Генрих Давидыч.

Черт… Его что, Генрих зовут? Ещё и Давидыч? Точно… Он же поэтому Добби. Я чуть смехом не прыснул, наблюдая разворачивающуюся комедию с трагичным концом.

– Вера? – охнула Нинель и метнула взгляд на дверь, съевшую кружевной лифчик, а потом на дочь, что выглядела вполне прилично и даже причесаться успела. Рабочая куртка прикрывала красный крест на платье, да и в целом внимание отвлекала от вчерашнего наряда.

– Мам? – Груша так реалистично удивилась и даже замерла. – А вы что здесь делаете? А? Проверять меня приехали, да? Папа! Зачем весь этот цирк? Мы же с тобой договорились, что ты не терзаешь меня, не лезешь в мою жизнь!

– Верка, ну ничего такого, честное слово! Мы просто в гости приехали, не ожидали тебя тут встретить с утра пораньше, – отец с шумом сглотнул и раскинул руки, обнимая дочь.

– А когда вы ожидали меня увидеть? Я тут и до универа, и после. Видите? Ничего не готово! А сегодня привезут редкие гортензии! – она снова всплеснула руками и догнала Добби. Бедный мужик… – Вячеслав Андреевич, болгарку готовьте, сейчас я ваших работяг на удобрение пускать по одному стану!

– Мы поедем, пожалуй, – откашлялся отец, махнув семье в сторону парковки. – Пока и нас не порубали…

– Я с вами! – крикнула Вера. – Пять минут мне дайте, я быстро им ноги пооткручиваю…

Глава 27

«Картину когда вернёшь?»

Вокруг меня была суета, директора спорили, размахивая квартальными отчётами, а я в эйфории растворялся. Читал бесконечный поток СМС и тихо посмеивался. Давно я не занимался столь бесполезным делом, как строчить буковки, хотя куда проще поговорить. Так же быстрее и эффективнее. Тогда для чего тратить время? Но нет…

Моя Верочка уже второй день трубку не берет, зато сообщениями меня атакует, а перед сном фотографии своих ножек шлёт, чтобы не забыл о дерзком великолепии молодого тела. Но больше всего я скучал по её смеху.

«Эх, Груша… Быть может, самое время ворваться в офис и разнести всё тут?»

«То есть даже не ужин? А ты скупердяй, Мятежный…»

«Естественно, я всё спустил на картинку. Уговорила, сделаю тебе бутерброд».

Гадюка… Почуяла, что я на крючок попался, и мотыляет теперь по волнам, как заядлый рыболов. Нарочно дает вкусить всё бессилие и потерю покоя. Да я даже спать перестал! Вроде, всё как обычно. Возвращаюсь загнанной собакой, падаю в кровать, но вместо сна меня уносит в бездну дурмана… И рука снова к телефону тянется. Звоню, а она сбрасывает!

Только вот какой с неё спрос, если я сам понять не могу, что делать дальше… А что я умею? Что знаю о женщинах? То, что они стоят в очереди за моей дверью, а остальное делают сами. Вот только чуйка мне подсказывает, что этот трюк здесь не проканает. Ни для неё, ни для меня самого.

Я словно жду чего-то. Ощущение, как перед покорением вершины. С замиранием сердца смотришь на заснеженный пик горы, покрытый молоком облаков, и собираешь себя по кускам, чтобы сделать первый шаг. Вот это по мне…

Луша права, я никогда не ходил по прямой. Не было интереса в этом. А вот взобраться на высоту, где ещё ни один конкурент жопу свою не грел – вот это стоящее дело.

Вот и Грушенька – высота. Однако взобраться на неё мало, ей соответствовать всю жизнь придётся, чтобы пламя в её серых глазах всегда искрилось. Этот огонёк ещё не тронут ни одним мужиком. Он не задувался безразличием, холодом и скукой… Она чистая, отчаянно жаждущая настоящих чувств, а не суррогата.

Ну? Слава Андреевич, ты готов? Что там по пороху? Наскребёшь?

«Отдай мою радость, Мятежный!»

«Ты знаешь адрес, где теперь живёт твоя радость».

Ответил и расхохотался. В голос, да так громко, что в зале совещаний тишина наступила. Собравшиеся смотрели на меня, как на инопланетянина, а Сталь и вовсе поперхнулся водой.

– Чё замерли? Срёмся дальше, не стесняемся, – махнул и отвернулся к окну, чтобы морда моя довольная никого больше до инфаркта не довела.

«Опасно к вам приезжать, Вячеслав Андреевич. Вы всё норовите убить меня оргазмами. А я девочка неопытная, непривыкшая к столь сильным ощущениям. Вдруг понравится?»

«Поэтому ты прячешься?»

«Занята была».

«План по доведению до самоубийства готовила?»

«На эпиляции была. Должна же я подготовиться к самому ответственному дню в своей жизни? Ну? Миллион алых роз и ванильное мороженое готовы?»

«О чём ты?»

«Так решили же, Вячеслав Андреевич. Станешь моим первым мужчиной…»

И вот тут меня пора было откачивать. Сердце снова ухнуло, будто на сноуборде со склона полетел, причем без шлема! Лечу, не зная, что меня ждёт там…внизу. Погибель? Определенно, погибель.

– Слав, ты бы пожалел сотрудников, а? – шепнул Марк со спины. – Мария Семёновна чуть от приступа не откинулась. Ты когда смеялся-то при них? Только орешь или взглядом испепеляешь.

– А ты прям всё обо мне знаешь, да? И как же тебе, бедненькому, жить-то дальше? – отбросил телефон, понимая, что Верка вкинула очередной крючок, заглотив который, придётся либо шлюху вызывать, либо гнать в универ и за волосы вытаскивать свою зазнобу с занятий, чтобы снять напряжение. – Что с Каратиком?

– Мне пиздец, – Сталь застонал и рухнул в кресло, закрывая лицо руками. – Он меня закопает!

– И будет прав, Марку́ш, – я закурил, осматривая опустевшую переговорную. – Тут уже не до причитаний, действовать пора. Твой редактор выпустил статью, полную дерьма, а это не просто сын мэра! Если ты не найдёшь, как отмотать всё вспять, то кранты придут нам обоим.

– Ой, не прибедняйся, – отмахнулся Сталь и бросился к бару. – Ты-то выплывешь, а вот мою задницу на углях поджарят! Лидка, оказывается, уволилась ещё до того, как я нашёл того, кто макет номера изменил.

– Редактор?

– Да…

– Это фиаско, – хмыкнул я, раскручиваясь на стуле. – Но ведь это проще простого. Раз уволилась, значит, денюшку скушала, причём нехилую, – достал телефон и набрал Володина. – А найди мне последние финансовые операции…

– Лидии Кириченко, – шепнул Марк, отхлёбывая коньяк прямо из бутылки. – Витальевна, кажется.

– Да, списки подними, данные у тебя должны быть. И телефон её найди, как связаться, а то трубку дура брать перестала, – мимолётно проверил уведомления, но Груша перестала изводить меня сообщениями. И слава Богу… Есть перерыв. – С ней встретиться надо, Марк.

– Зачем? Выпороть и в угол поставить? – хмыкнул друг.

– Если она скушала одну деньгу, то и от нашей не откажется. Сечёшь? Надо просто подкормить, узнать, кто статейку ту позорную про сынка мэра заказал, а дальше – дело техники. Натравим Каратицких на негодяя, а сами помогать будем, чтобы по жопе не досталось. Нельзя, Марку́ш, ни с настоящим, ни с будущим мэрами ссориться. Низззя…

– Сам знаю, – отмахнулся он и встал у окна. – Меня в офисе уже юристы их караулят.

– Значит, времени нет. Если не найдем эту шкуру продажную сегодня, то она из города свалит. Пойдем…

– Куда?

– Куролесить, блядь. Что ещё-то? – сдёрнул с шеи галстук и вошел в гардеробную, чтобы переодеться. Костюм мне сегодня точно не пригодится. – А ты не пей больше.

– Почему?

– Говорить тебе придётся, а то я нервничать начинаю рядом со шкурами, могу и психануть.

Сука… Ещё одиннадцати утра нет, а я уже устал.

То, что газета Марка выпустила грязную статью про Костю Каратицкого, мы узнали только утром, когда вся пресса, будто белены объевшись, стала вирусить обнажённые фото сына мэра, развлекающегося в местном стриптизе.

Потребовался целый час, чтобы остановить эту вакханалию, мне лично пришлось звонить Серебрянникову, совладельцу местного телевизионного канала, чтобы в дневной выпуск новостей не просочилось ни грамма чернухи. Канал-то мой, мля! Хватит мне пресса и от Верки, их секса с моим мозгом не вынесу.

Ну ладно… Допустим, Каратицкие мне ничего сделать не могут, но не по-пацански это как-то. Не по понятиям. Помогать надо, а не закапывать по макушку друга…

Глава 28

– Вот она, – крякнул Сталь, высаживая сигарету в две затяжки. Он кивал на длинноногую блондинку, бредущую по проспекту в сторону небольшого итальянского ресторанчика. – Сука… И аппетит у неё есть, и настроение отличное. Смотри, как приплясывает, а в офисе серой мышью ходила.

– Ты б схавал столько лимончиков, в тазике с черной икрой жопу бы отмачивал, – мы выскочили из машины и направились следом.

Володин был даже разочарован тем, как легко оказалось нарыть на неё информацию, а настоящим подарком стал активный телефон, запеленговать сигнал которого было проще простого. Вот это-то нас с Мариком и пугало больше всего. Её сливали, причем так явно и откровенно.

У входа в ресторан чуть притормозили, чтобы понаблюдать, кто ждёт эту стервозину, а заодно и показаться охране, дав понять, что «папа» дома. Пока начальник охраны, бледнея, закрывал ставни ресторана, чтобы никого не впускать, мы остановились у бара.

– Одна? – хмыкнул Сталь. – Это что – мишень, Слав? Ну кто так подставляется?

– Тот, кого хотят подставить, Марик.

Но отбитая на всю голову блондинка вальяжно процокала каблуками к дальнему столику и села в гордом одиночестве, не понимая, что времени ощутить богатство ей не дали.

– Черт, как романтично! – рассмеялся Сталь, отталкиваясь от барной стойки. Он нарочно не сдерживал голос, чтобы по полупустому залу рык его донесся до Кириченко. – Чего ж ты, Лида, продаться сообразила, а из города свалить – нет? Неужели не подсказали?

Девушка вздрогнула и попыталась выбежать, но когда увидела в пороге меня, осела на стул. Бледное лицо, глаза, полные слёз, дрожащие губы. Да… Истерики не избежать. Вот не действовали на меня эти фишки бабьи. Только раздражение вызывали. То ли дело Груша…

– Ну, давай, – Сталь махнул опешившему бармену, чтобы меню принесли. – Чистосердечное, как перед причастием. Кто? Сколько? За что?

– Марк Андреевич, – заикаясь, прошептала Лида. – Что вам нужно?

– Правда, Кириченко. Правда нам пиздец как нужна, – я сел ближе к дрожащей девушке, чтобы сбежать не думала. – Где бабло выдают за подлости? А то я давно говорю, что Марк Андреевич уж очень добрый руководитель, надо бы научиться ему плохому. Ну? Говори.

– Вы серьёзно думаете, что расскажу? Да меня же грохнут, как только выйду отсюда! Вы даже не понимаете, с кем связались!

– Ну, начнем с того, что мы пока ни с кем не связывались, Кириченко, это ты все грядки перепутала. Вместо того чтобы прийти и рассказать, кто и зачем на тебя давит, ты решила подставить весь журнал! Ты знаешь, кто такой Каратицкий? – Сталь не выдержал и закурил. Откинул голову на спинку кресла и стал пускать кольца дыма, как делал всегда, когда напряженно думал.

– Знаю, – Лида всхлипнула и уронила голову мне на грудь. Я вздрогнул и попытался откинуть, но та вцепилась пальцами в футболку. Дуры бабы… – Но что мне было делать? Они ввалились ко мне в квартиру и стали пугать! Не было у меня вариантов.

– Тогда о чем ты думала, дура? О чем? Неужели надеялась, что тебя никто искать не станет? – Сталь не орал… Нет. Он шептал, но так пронзительно, что даже у меня по спине мурашки пробежали. Это от этого же? Да? – Вместо того чтобы быть в выигрышной позиции, ты продалась. Тогда не обижайся, Кириченко. Не обижайся…

Сталь достал из кармана распечатки денежных переводов и толкнул по столешнице.

– Как думаешь, кому поверят больше? Мне или тебе? Одно моё слово, и тебя к печатным изданиям и на пушечный выстрел не подпустят! Ты урыла себя, идиотка! А Каратицкие позаботятся о том, чтобы и в городе тебе были не рады. Это политика! Они выгребут, а потом ещё и с заказчиком помирятся, и детей покрестят, а ты – муравей в этой жизни. Нет у тебя защитников! Лида… Лида… Знаешь в чем разница игр богатых и бедных?

– Нет… – заикаясь, хрипела она, продолжая заливать меня слезами.

– Это забава у богатых такая, жучить друг друга под хвост, пока не наскучит. А потом они дружить начинают и уже вместе ищут новую цель. Ну? Теперь понятно, кто станет их целью потом, когда они накусаются между собой?

Сталь чеканил правду, заставляя Лиду биться в истерике.

– Здоро́во, – меня хлопнули по спине и на соседний стул упал Каратик, собственной персоной. Он сцепил пальцы в замок и хрипло рассмеялся, наблюдая за рыдающей Лидкой.

– Привет, – Марк кивнул и снова откинулся на спинку, уступая право на допрос. Вот только всем понятно было, что ни слова эта дурочка не скажет, пока не прорыдается. – Тираж отозвать не удалось, Кость.

– Каратик, это я не дал сделать, – с силой оторвал цепкие пальцы девчонки, но та, как осьминог, снова вцепилась. – Тут поздно с причиной бороться, надо придумать, как развернуть это так, чтобы в выигрышном свете выставить.

– Предвыборка вся к хуям! – взвыл Каратик и стал растирать лицо руками. – Знали бы вы, что там происходит сейчас!

– Типографию я закрыл, – Марк вытащил из кармана образцы буклетов и бросил на стол. – Заказами на печать завалили. Но есть ещё кустарные производства, Слав! Не напечатаю я, напечатают другие! А к утру весь город будет завален этим дерьмом.

– Я вам ещё раз говорю, что поздно бодаться с корнем проблемы, надо развернуть ситуацию, как реверсивное движение. Думай, Сталь! Думай, блядь!

И снова по шее шаркнуло странное ощущение. Необычное… Но такое знакомое. За мной будто кто-то наблюдал. Волосы на затылке ожили, пуская по позвоночнику тонкую цепь возбуждения. Дернул головой и замер…

Полупустой ресторан переливался в бликах высоких свечей. На уличной террасе сидела шумная компания, даже не обратившая на нас внимания, да у бара был занят один столик. И даже ничего странного на первый взгляд, если бы из-за небольшой деревянной ширмы не выглянула знакомая мне мордочка.

Груша…

Вера просто прожигала взглядом Лидку, рыдающую у меня на груди. Глаза её снайперским прицелом следили за рукой чужой женщины.

А вечер перестаёт быть скучным.

Внутри всё сжалось, в ушах застучало, а член, как на всё готовый пионер, подпирал джинсы.

Она моя.

Это была единственная истина.

Груша – вершина, к которой придётся топать всю свою жизнь.

Моя…

Сильная, резкая, безбашенная. Говорит, не думая, хлещет правдой, не боясь никого на этом свете. Не играет, не жеманничает, не строит из себя инстадиву. Выжимает из меня все соки не на публику, а чтобы насытиться эмоциями до конца.

Вера нарочно медленно перекинула свои длинные ножки, что снятся мне по ночам уже много дней подряд. А потом оттолкнулась от подлокотников мягкого кресла, встала и походкой дикой и мегасексуальной кошечки двинулась в мою сторону.

Сердце отбивало такт поражения. С каждым шагом. С каждым вздохом. Воздух становился пьяным, душным. Она брала не телом, нет… Это что-то иное. Странное, неведомое и незнакомое. После контакта с этим НЛО реальность лишается красок. Табун женщин, толпящийся за дверью, теряет смысл. Если я и желал оргазма прямо здесь и сейчас, то это должна быть только эта чертовка…

– Огонька не найдется? – Вера наклонилась, нарочно прогнувшись в пояснице так, словно пыталась убить меня видом на свою шикарную попку, обтянутую кожаными штанами.

– От вас самой можно прикуривать, – потянул носом, вдыхая сладость аромата её кожи. – Бензином облились с утра?

– Ага, у меня такой шеф, что мысль об убийстве стала навязчивой, – выдохнула она, приближаясь, но не для того, чтобы прикоснуться, а для того, чтобы рыкнуть Лидке на ухо. Та вздрогнула и шарахнулась от меня, как от огня. Верка внезапно обернулась к очумевшему Каратику и прошептала: – Братику скажешь, я и за тобой приду, Костя. Усёк?

– Да… – он кивнул и впервые за все это время выдавил коварную улыбку.

– За мной! – шепнула Вера, хватая меня за руку. – Быстро, Мятежный… Пришло время…

Глава 29

Как мальчишка, которого поманили заморской «Хуба-бубой», махнул Марку и покорно встал. Видел в её глазах уже знакомое пламя, понимал, что без ожогов эта ночь уже не закончится.

– Да храни тебя Господь, – крякнул Каратицкий в спину.

И я стал повторять его слова как мантру.

Все мои отношения были шаблонными, выверенными долгим опытом, построенными по всем правилам: не влюбляться, не впускать, не влюблять… Да и как можно НЕ делать чего-либо, если ты не веришь в это? Проще простого.

Быстрые отношения – гарантия душевного спокойствия. Потому что знаешь, что тебе никто и ничего не обязан. Все эти сказки про душевные метания только губят, а у меня времени на это нет. Подъем в шесть, отбой в полночь, в коротких перерывах рабочего дня – обеды с друзьями, по выходным – запой, чтобы стресс снять.

Прививку от сумасшедшей любви я получил ещё в юности, но тут что-то пошло не так. Эта девчонка так глубоко проникла под кожу, что волосы на макушке дыбятся, будто 220 шарахнуло. Без неё воздух кислый, тусклый, совершенно чужой.

– Быстрее! – Вера схватила меня за локоть и потащила к машине у входа.

Дёрнула дверь, втолкнула на заднее сиденье. А я подчинялся… Понимал, что творю дичь, что потакаю её эмоциональности, что придётся выруливать из этого дерьма, но ничего не мог с собой поделать. И вы бы не смогли, глядя в глаза этой чертовки, так коварно защёлкнувшей наручники на моем левом запястье.

– Груша… – я попытался остановить это безумие, но моя чокнутая девчонка заткнула мне рот поцелуем. Быстрым, полным пламени, а потом, рассыпая смех по пустынной улице, захлопнула заднюю дверь.

– Замолчи, Мятежный… Замолчи! – она легко впрыгнула на водительское кресло, завела двигатель и рванула вперёд, забирая последнюю надежду на то, что эта ночь не закончится в тухлом от пота обезьяннике. – И как это у тебя получается попадаться у меня на пути? Город огромный, но мы постоянно оказываемся в одном и том же месте! Ты специально? Ты выводишь меня, да? Заставляешь вскипать от ревности, порабощаешь мысли, вытаскиваешь наружу все самые отвратительные качества!

Груша рычала, то и дело оборачивалась в мою сторону, пытаясь понять, почему молчу. А мне хорошо было. Если ты не можешь повлиять на безумие несправедливого мира, то нужно просто ему отдаться. Целиком и полностью…

– Что за девка рыдала на плече? – взвыла она, наконец-таки выплёвывая то, что по-настоящему гложило её всё это время. – Я тебя предупреждала, чтобы никто не подходил? Предупреждала…

– Грушенька, милая, а чего ты хочешь? – я закурил и слегка приоткрыл окно. Признаться, ощущать себя прикованным и практически украденным – странно. Нервишки шалят, в голове взрываются петарды, а кровь вновь пульсирует в паху, грозя инфарктом. А от спермотоксикоза может быть инфаркт? Или инсульт?

– Я… Я… – Вера глотала воздух, пыталась собраться с мыслями, вот только не получалось. Пунцовые щёки, пульсирующая на шее вена и чуть подрагивающие губы – признак стресса. Она сама не ожидала от себя подобной выходки, а значит, мы с ней в этом очень похожи. Когда рядом, то творим безумие, даже не думая о последствиях.

– Ты украла меня на глазах у Марка и Каратика, чтобы только не видеть, как чужие женские руки скользят по моей шее? Вот и скажи, чего ты хочешь? – выбросил сигарету в окно, а потом сдвинул корпус вперед настолько, насколько позволяли наручники, и уложил руку ей на шею.

Хотелось ощутить всю бурю её эмоций, впитать бешеный пульс, влажную от испарины кожу, рвущееся от адреналина сердце. Скользил по груди, слушал её стоны, а сам дышал ею… Сладко, соблазнительно, запретно. Она и правда Груша, которую очень опасно кушать. Не родителей её боюсь, и не гнева Вадика, а того, что остановиться не получится ни у неё, ни у меня.

– В этой жизни я всего добился сам. Меня дважды резали, три года назад подстрелили, а знаешь почему? – шепнул и прижался к её шее, втягивая губами нежную молодую кожу.

– Нет…

– Потому что они пытались забрать моё. А я – камикадзе, Вера. Ёбнутый, отбитый на всю голову камикадзе! В порошок сотру любого, кто посягнёт на то, что стало моим однажды. А ты изо дня в день роешь подкоп под бронёй между нами, горсть за горстью, щепотка за щепоткой… Не страшно? Я не мальчик с потока, с которым можно покрутить шуры-муры, а потом свалить в туман, сказав, что просто опыта набиралась. Нет, Грушенька… Ты сейчас в миллиметре от того, чтобы стать моей. Навсегда…

Верка скулила, ёрзала на сиденье, потому что ощущала то же, что и я. Нас обоих тянуло друг к другу магнитом, причем поле это было всесильное, не поддающееся законам физики. Разум мутнел, а здравомыслие не хотело замечать очевидные факты. И даже проблесковые маячки полицейских машин не могли сотворить чудо.

– Решила, говоришь? А не боишься, что твой первый мужчина станет последним? Думаешь, отпущу потом? Нет, Верочка, но ты всё прекрасно понимаешь, сладкая моя девочка. И изводишь меня ты специально, чтобы проверить границы дозволенного. Не стоит, Груша…

– Это угроза, Мятежный? Да? Думаешь, достаточно сказать, что стану твоей? Так я не вещь! Ты мне ещё про разницу в возрасте расскажи!

– А что про неё рассказывать, если ты и сама всё знаешь? – пытался одной рукой достать телефон из кармана.

Если первые минуты погони были забавными, щекочущими нервы, то теперь совсем не смешно стало. К патрульной машине присоединился целый кортеж, определённо получивший указание на «перехват». Мы мчались по извилистой трассе, тонущей в ночных сумерках, а значит, не скрыться.

Мало мне скандала с Каратиком? Завтрашней истерики в прессе лично мне точно не нужно. Хотя… Косте это даст несколько свободных дней, но у меня отберет. Родители Верки наверняка читать умеют, а это не есть хорошо.

– Вера, дай ключи от наручников. Где они? В сумке? Давай, я сам найду!

– Не дам! Что, не нравится, когда всё идет не по плану? Думаешь, только тебе можно портить чужие свидания? Нет, милый мой… Этот день ты никогда не забудешь!

– Да я даже если жесть как захочу тебя забыть, то ни черта не выйдет! – я вновь сжал её шею, наслаждаясь трепетом. Хорошая девочка… Отзывчивая, чувственная… Порою я довожу себя до исступления фантазиями. Наваждение, пьянящий разум яд, отрава, от которой нет спасения. – Ты чокнутая на всю голову! Невыносимая, сумасбродная, отчаянная. Вера, ты откуда такая на мою голову свалилась?

– Ой, прости, Мятежный… Тебе же такого не надо. Что вы! Вячеслав Андреевич – серьёзный мужчина, бабки, власть, тёлки штабелями вдоль красной ковровой дорожки. Его в городе каждая собака не просто знает, а голос от страха теряет. Скажи мне, Славочка, а каково это – не иметь рычагов влияния на молодую соплю вроде меня? А? Каково это – лишиться инструментов давления? Сложно добиваться внимания девушки непривычными средствами? Меня бабками не купить, сам знаешь, из какой я семьи. Силой не взять, зубы выбью и не посмотрю, кто ты. Тебе даже припугнуть меня нечем! Ну не рассказывать же папке, что я в понедельник пропустила искусствоведенье? Ни хрена у тебя нет…

– Но шанс-то всё равно есть, – рассмеялся, потому что права моя Груша по всем фронтам. Вычислила меня, как пацанёнка, потому что чувствует. Моя девочка… Моя! Лизнул её от самого подбородка, с силой раздвигая губы языком. – А вдруг есть шанс, что ты сама начнёшь за мной бегать? Будешь тратить мои бабки, фамилией моей пользоваться или пугать всех тёлок, что в штабелях пылятся с тех пор, как ты чёрной кошкой перебежала мою дорогу. Как тебе план? Как по мне, так отличный. Зачем напрягаться, если ты и сама всё можешь сделать? Ну? Готова стать Мятежной?

– Бегать за тобой я никогда не буду, можешь даже не мечтать. А вот шанс угодить в дурку у тебя есть, Славочка. Ну? Признавайся, хочешь в дурдом? Тогда добивайся, напрягайся и изощряйся. Я тебе такой фейерверк жизненный устрою – закачаешься, – Вера шептала, из последних сил сопротивляясь реальности. Она сама искала мои губы, пальцы все сильнее сжимали оплётку руля, и не пугали её ни вой сирены, ни скорость. Заводило её это, подстегивало, делало чувства острее, сильнее.

– А зачем мне напрягаться? Ты же сама меня выкрала. Вот и машину угнала, а это срок, полторашечка. Ой… Или ты не заметила, что за нами уже десять минут менты гонятся?

– В смысле – угнала? – прохрипела она, осматривая глазами салон чужого мерина.

– Это не моя машина, Верочка, – тихо рассмеялся, оставляя быстрые поцелуи в уголках рта. – Это угон, детка. Угон…

– Мятежный!!!

Глава 30

– Мятежный!!!! – орала Вера, пытаясь не отключиться. – Это что, не твоя машина?

– Нет, – целовал… целовал… Не мог остановиться. Прикусывал кожу на её шее, упивался сбивчивым биением сердца. – Где ключи?

– Не знаю…

– Вера, бля, – я зарычал и сдернул с переднего сиденья её сумку. Размером с мою ладонь, а такое ощущение, что бездонная. Когда пальцами нащупал связку ключей, выдохнул. Быстро отстегнул наручники и достал телефон, чтобы Волоше набрать. Из этого дерьма нужно выбираться как можно скорее.

– Слава… Славочка! Что делать? – заскулила Груша, жмурясь от страха.

– Глаза открой, пока не разбились! Топи, Вера. Топи!

Мы летели по трассе, игнорируя требования прижаться к обочине. В какой-то момент стали в голос смеяться, Вера прижималась щекой к моей руке, ластилась, пыталась скинуть напряжение, искала поддержки. Знала, что со мной нечего ей бояться.

– Сейчас будет резкий поворот направо, свернёшь, и вырубай фары, – я с силой нажал на её правое колено, заставляя утопить педаль в пол. Придерживал руль, помогая входить в повороты так, чтобы не угробить нас. Как только мы свернули в сторону леса и покатились вниз по склону, Вера выключила фары, а я крутанул руль, пряча автомобиль в густых зарослях кустарника.

– Меня посадят? – Верка отстегнула ремень и рванула на заднее сиденье. Прижалась к груди, сжимала шею, целовала, шептала, пытаясь справиться со страхом. – Да? Слав?

– Никто никого не посадит, – обхватил её лицо ладонями, поцеловал, пытаясь не сдохнуть от рвущегося возбуждения. – Но валить пора. Вещи свои собери, и идём.

– Куда идём? – Груша прижала к груди сумку, но руки не расцепила.

– Не бойся, – мы выскочили из машины и стали спускаться вниз по тропинке. – Волоша, я тебе сейчас скину локацию, а ты гони эвакуатор, и чтобы через час всё было решено. Машина стояла у моего ресторана с ключами в салоне, может, это кто-то из своих?

– Шеф… Я всё сделаю, конечно, – заикаясь, прошептал мой начбез. – Но я правильно понял, что вы угнали машину?

– Правильно.

– Ох… Чёрт! – Волоша отключился, а я, как только мы отошли на безопасное от места преступления место, включил фонарик. Верка дрожала и храбро пробиралась по рыхлой почве на своих каблуках.

– Вер, ты в следующий раз выбирай амуницию, соответствующую своим преступным замыслам, – перебросил её через плечо и ускорил шаг. Вдали шелестела река, а геолокация на почти сдохшем телефоне показывала довольно знакомую местность.

– Слав? Мы где?

– Мать, тебе лучше знать, где ты собиралась прикокнуть меня, – несмотря на всю абсурдность ситуации, мне было довольно смешно. Меня не душили мысли о Каратике, об очередной заднице, в которую мы попали с Марком, просто кайфовал рядом с моей безбашенной девчонкой.

– Я не хотела тебя убивать, – Вера оттолкнулась и стала соскальзывать с плеча. Поддерживал её руками, пока она не обхватила мои бедра ногами. Груша обняла холодными пальчиками шею, улыбнулась и прижалась к груди. – Я просто хотела, чтобы ты смотрел только на меня.

– Поэтому ты два дня пряталась?

– Мама всегда говорила, что когда заболеваешь, нужно остаться дома и оградиться ото всех, чтобы температура быстрее прошла. Вот я и подумала, вдруг я больна?

– Ну и? Прошло?

– Нет, Мятежный, – выдохнула она, прижимаясь губами к кадыку. – Ты – смертельная болячка. Не работают с тобой мамочкины советы.

– Пиздец тебе, Вера… – меня в темечко садануло. А чего я, собственно, тут пыжусь, сопротивляюсь, если всем уже давно понятно, что не выжить нам по отдельности. – Поздно ты о вирусе заговорила.

– Что это значит?

– Моя… – выдохнул и прижался губами к её макушке. Прижимал к себе, ощущая её выдох облегчения.

– Теперь к тебе никто не подойдет? – на грудь капнула её слеза. Вера сжимала футболку, впивалась ногтями, требуя ответа. – Никто? Мятежный, блядь! Пообещай, что никто не подойдёт!

– Обещаю.

– Тогда, так и быть, познакомлю тебя со Славиком, – смеялась она, откидывая голову, чтобы в глаза посмотреть. – Тебе сильно придется потрудиться, чтобы заполучить благословение.

– Какой, к черту, Славик?

– Потом сюрприз будет… Машины! – Вера взвизгнула, указывая на яркую вспышку из-за редеющих деревьев. – Нам туда?

Фух… Когда среди стволов показался светлый фасад загородного комплекса, я даже выдохнул. Телефон к этому времени окончательно сдох, поэтому дребезжание музыки немного успокоило. Поставил Веру на ноги, когда мы вышли к служебной парковке. Справа была набережная вдоль горной реки, а вот по левую сторону тянулась лента ресторанов и мини-отелей для любителей отдыха на природе. Я любил это место – непроходимые леса, тишина, полный отрыв от реальности. Сталь всегда смеялся надо мной, что бизнес для меня – удовлетворение собственных потребностей. А я и не спорю. Занимаюсь только тем, что душу рвёт в щепки.

– Мы куда? – Вера дрожала от холода, прижималась, куталась в тонкую кожаную курточку.

– Родители уехали?

– Нет… Дома тусуются. Я им сказала, что с Лариской реферат писать буду, – Вера дёрнулась, словно мысли мои прочитала. – Что… Что ты задумал?

– Контракт будем подписывать, а потом и рефератом займёмся, – махнул опешившему управляющему, высочившему на парковку на перекур. – Смирнов, мой дом пустой?

– Конечно, – кивнул Лёха и засуетился. – Подготовить?

– Поздно, я уже устал, – нырнул в служебную дверь. Шли через всю кухню, пугая сотрудников внезапным появлением начальника. – Ужин подготовьте.

– Слав, так завтракать уже пора, – смеялась Вера, пробираясь пальчиками под футболку.

– Пиздец тебе, Груша, – шипел я, подхватывая её на руки. Выбежал к центральной площадке, откуда расходились тропинки в лес. Шаги мои по брусчатке синхронизировались с биением наших сердец. Гулко так, сильно. И когда в пышных зарослях показался небольшой домик прямо на берегу реки, я и вовсе сорвался на бег. – Только попробуй сбежать.

– А я теперь от тебя никуда не сбегу, Мятежный…

Глава 31

Вера

В его глазах сверкал огонь.

Не тот, от которого тепло и уютно, а тот, от которого душа в пепел превращается. Его эмоции, к которым я так привыкла, вдруг в чувства превратились. И взгляд его уже был полон не насмешки или игривости, а потребности, да такой стойкой, несущей, как опоры моста. Знала, что нужна ему не меньше, чем он мне. Это притяжение, сила которого не поддаётся влиянию извне. Оно между двумя людьми. Прочное, нерушимое, важное.

– У тебя всё ещё есть шанс остановить, – шептал он, закрывая на ключ дверь. – Но нет шанса уйти.

– Ага… Нет уж, Славочка. Я же предельно ясно объяснила, что всё решено. Ты – мой первый.

– Ошибка, Верка, – процедил Мятежный сквозь зубы и ошпарил взглядом своих зелёных глаз. – Я – твой последний.

Мятежный поставил на ноги, чуть придержав, чтобы не упала. А меня качало… Как лодку в самом центре урагана. Уносило в открытое море, где так много опасности, но разве с таким, как он, может быть страшно? Волны исходящей от него энергии лупили меня по нервам, кружили голову, дурманили, но чего они не могли сделать – поколебать моей решимости.

Мятежный стоял в трех шагах от меня. Подпирал спиной дверь, сжимал ключ в ладони и смотрел на меня, думая, что испугаюсь, убегу.

Знаю, что со мной он другой. Видела, как сдерживается, как буквально бьёт себя по рукам, чтобы не рвануть вперёд! Глупый Мятежный…

Дрожащими пальцами скинула с себя промокшую куртку и сделала шаг. Ещё шаг… И вот я уже ощущаю тепло его тела, могу вдохнуть одуряющий аромат коньячной малины, могу пьянеть, дуреть, зная, что уже никогда не отпустит. Он мой. Моя мятежность, моя безмятежность, моя сила, моя любовь.

– Слав, ты проиграл, – я рассмеялась, буквально падая в его объятия. – В тот самый момент, когда оказался не Илларионом.

– Нет, Груша, я проиграл на трассе, когда ты отчаянно пряталась от меня в машине Раевского.

Он обрушился на меня горячим поцелуем, сила которого не вписывалась ни в одну шкалу. Его руки сжимали меня, лишая возможности дышать, он шел, подталкивая вглубь домика, не зная пощады над обстоятельствами. Даже если сейчас грянет буря и разрушит наше убежище, он всё равно уже не отступит.

Под нашими ногами скрипели деревянные половицы, в окна забарабанил ливень, лупя по стеклу так, чтобы отрезвить нас, заставить одуматься. Или просто скрыть обезумевшую парочку от всего мира.

Я потерялась! Утонула! Меня качало по волнам безумия, то роняя на дно, где нечем дышать, то вознося к небесам, где царили тишина и пугающее спокойствие.

Мой ты, Мятежный! Мой!

Порывистый, отчаянный, сложный и такой нужный. С ним мир стал единой картиной. Частички пазла сложились, открывая и всю силу любви, и всю силу чувств.

Ему не нужны были слова. Он просто дышал мною, да так откровенно, что сердце обрывалось.

В этих глазах поселилась любовь. Такая бурлящая, как горная река. Опасная, как дикий зверь. И надёжная, как первый оргазм. Он, наверное, этого ещё не осознаёт, пытается бороться с очевидным, но лично мне всё стало предельно ясно. В той пучине сгорала не одна я. Не одна.

– Не убегу… Не убегу… – повторяла вновь и вновь, чтобы запомнил, чтобы поверил.

Не отводила глаз, не могла себе позволить пропустить каждую искру из тех, что разлетались от наших касаний.

Мы сдирали одежду, швы трещали, сердца бились, в ушах лупила кровь.

Поцелуи становились удушающими, как бойцовские приемы. Мы буквально убивали друг друга, уничтожали объятиями. Поцелуи вытягивали живительный воздух, и ты умирал… Умирал от желания!

Я всё ждала, когда же меня накроют смущение, стыд, желание прикрыться. Но не было места этим чувствам. Наоборот, потребность ощутить его всем телом стала навязчивой идеей. Шарила пальчиками по его рукам, впивалась в кожу, повторяла рисунок татуировки. Согревала выдохами, соблазняла стонами.

Слава поднял меня как пушинку, уложил на кровать и в одно движение стянул остатки одежды, что мешали ему. А я так неумело и глупо путалась пальцами в пряжке ремня, прикусывала кожу на его вибрирующей шее, требуя помочь! Мне было важно, было необходимо прикоснуться к нему всем телом! Просто ощутить силу его желания, убедиться, что не сон это!

И это не могло быть сном. Его поцелуи были так точны, так болезненно-прекрасны, что голова шла кругом. Я дрожала от его касаний.

Скулила, тихо всхлипывала, наблюдая за лаской его пальцев.

Скользил по коже, оставляя следы, согревал каждую родинку, оглаживал каждый шрам. Он не просто дарил удовольствие, он изучал моё тело, как аппарат МРТ. Сканировал, пронизывал, убивал.

– Пиздец тебе, Груша…

– Не убегу… Не убегу…

Мы были придурками. Чокнутыми! Ополоумевшими идиотами, дорвавшимися друг до друга.

Здесь не было места играм, не было места бестолковым разговорам. Только взгляд. Только касание. Только дыхание. Одно на двоих.

Меня разносило в щепки. Выгибалась, пытаясь растянуть окаменевшие от напряжения мышцы. Меня скручивало канатом. Возбуждение тяжестью свинца давило на живот. А Слава чувствовал… Как сталкер, следил за мурашками, накрывал горячую кожу поцелуями, слизывал капли судорожной испарины, блуждал пальцами, доводя до исступления.

В глазах появилась рябь, дыхание сбилось, казалось, сердце колотится вхолостую! Во мне не осталось крови! Не осталось духа…

Но этого было мало!

Его горячие губы вдруг заскользили по шее, по груди, зубами царапнул каменную вершинку соска, прошелся по животу, и я затряслась в конвульсиях. Всё стерлось, в темное пятно превратилось. Не было ни времени, ни места, в вакуум провалилась, как под лёд в проруби.

Дышать перестала. Дёрнула ногами, пытаясь остановить его, но Мятежный быстро сообразил и развёл мои ноги ещё шире. Я оказалась открытой перед ним, полностью.

И вот тут я умерла. А потом снова и снова!

Меня лупила истерическая дрожь. Это было так странно – ощущать его губы на своих складочках, чувствовать медленное движение языка, испытывать физическую сладость, граничащую с безумием.

Кровь закипала! Казалось, я ломаю пальцы, сжимая в ладонях простыни до болезненных спазмов, насквозь пронзала ткань, слышала её жалобный треск.

Он подталкивал меня к краю пропасти каждым своим поцелуем, каждым движением языка. И вот когда я оттолкнулась, готовая воспарить над его безмятежностью, по телу прошла резкая стреляющая боль. Распахнула глаза от неожиданности…

– Тише…Тише… – шептал он, впиваясь в мои губы.

Я получила то, о чем мечтала. Чувствовала его внутри себя.

Силу его ощущала.

Медленные толчки, покачивание бедер, боль… всё смешалось. И я уже не понимала, что происходит. Мне было так хорошо, так непередаваемо прекрасно, что голова шла кругом.

Боль усиливалась, но вместе с ней нарастало и напряжение.

Оно было иным, незнакомым. Будто снежный ком начинал бег с вершины. Все гудело, слышался напряженный рык, биение его сердца, выламывающего грудную клетку.

– А-а-а-а! – взвыла я, замирая от странных ощущений. Меня словно на части разорвало. Спазмы стали душить, мышцы сжались, а по крови разгонялось удовольствие. И уже почти не больно было, это едкое ощущение трансформировалось в нечто иное: жгучее, порочно-прекрасное, тягучее, как раскалённый зыбучий песок. С головой уходила. Просто падала, просто утопала, надеясь на повторение.

И вдруг всё замерло! Тишина, и лишь мой вскрик взорвался в ушах. Я словно на американских горках рванула вниз, причем явно не пристёгнутая и с вырванной, к херам, перекладиной.

Умирала…

Из последних сил, пытаясь найти спасение, впивалась пальцами в его спину. Вспарывала кожу, отвечала на поцелуй, ласкала язык, повторяющий толчки его бедер. И вот тут взревел Мятежный. Он дёрнулся, выгибаясь ревущим на луну волком, а по животу потекла горячая вязкая жидкость.

Не могла дышать… Из глаз катились слёзы, изо рта вырывались животные хрипы.

Мне было мало!

Смотрела на прекрасного мужчину, что показал мне небо в алмазах, и рыдала. Впитывала ти́нистую муть зелени его глаз, пульсацию зрачков, не ощущая досады неправильного выбора. Всё я правильно сделала. Так красиво причинить боль мог только безмятежный мерзавец, укравший моё сердечко.

– Не выдержал твой стояк, Мятежный. Не выдержал…

Глава 32

В носу защекотало от знакомого терпкого аромата. Открыла один глаз и рассмеялась.

Мятежный стоял в халате у распахнутого окна, пил кофе и шипел на свой телефон, очевидно, не радовавший утренними новостями.

– Живой? И даже скорая не потребовалась? – попыталась встать, но боль, застрявшая внизу живота, стрельнула без предупреждения, и я застонала, падая обратно.

– Скорее это тебе нужна неотложка, Груша, – в его взгляде промелькнула обеспокоенность. Он взял со стола поднос и двинулся в мою сторону. – К врачу сейчас поедем.

– Ну, ещё чего! Его осмотра я точно не вынесу, – потянулась вперед, встречая его поцелуй, пропитанный горечью кофе. – Мне и твоего пальпирования хватило. Мог бы и поаккуратней своим орудием размахивать.

– Собирайся, и поживее, – он улыбался… Да так мило, так трогательно, что сердце снова в паровозик превратилось. Мне не хотелось ни собираться, ни покидать этот уютный уголок рая.

– Мятежный, ты серьёзно?

– Вполне. Я сделал пару звонков и уже записал тебя на приём. Вера, не спорь!

– Слав, уймись. Через это проходит каждая женщина, и поверь, статистически от оргазма сдохнуть намного вероятнее, чем от разрыва плевы.

– Груша, я умоляю, не говори этих слов, – он закатил глаза и разрезал еще горячий круассан. – Они катастрофически асексуальны, а мне и так дурно.

– Тебе не понравилось? – загоготала я, ойкая то ли от смеха, то ли от боли. – Да я ж была сногсшибательна, как дикая кошка! И заметь, без единой дрессуры.

– Ты и сейчас прекрасна, как Афродита, но к врачу я тебя всё равно отвезу. Ешь, и погнали.

– Никуда мы не поедем, – я сжала его руку, потянула на себя и поцеловала. – Всё хорошо.

– Правда? А вдруг…?

– Мятежный, я врачей ценю, люблю и уважаю. И поверь, я точно знаю, когда нужно идти к врачу, а когда можно подорожник приложить.

– С тобой невозможно спорить, – он прилёг рядом, подвинул, обнял и поцеловал в макушку. – Ты же про подорожник пошутила, надеюсь?

– В кармане куртки целый гербарий, зря, что ли, вчера через весь лес пёрлись? – хохотала, растекаясь в его объятиях. Боже, как хорошо! – Кстати! Что с машиной? Мне пора сушить сухари и вязать теплые носки?

– Ну, нет, Верка, теперь ты от меня точно никуда не денешься. Даже в казенном доме. Волошин всё сделал по красоте. У хозяина нет претензий, полиция уже забыла о ночном инциденте, так что выдыхай и твори дичь дальше.

– Прикроешь? – вскинула голову, наблюдая за его улыбкой.

– Спрячу.

– Мятежный, – я всё же поднялась, ощущая, что боль между ног уже не такая острая. – А давай хлопнем банк, раз уж у тебя так прекрасно выходит все мои косяки решать?

– Давай, – он подмигнул и закурил. – Только мой банк, и счет желательно тоже мой, чтобы не сушить сухари.

– Ну воооот… Попёрли старпёрские мотивы, – не знаю почему, но я была счастлива. Хохотала, как ненормальная, смотрела на довольного Мятежного и заливалась, стирая слёзы дрожащими пальцами. Хорошо-то как! – Я думала, мы с тобой как Бонни и Клайд!

– Напомню, что закончили они не очень хорошо, поэтому давай без подражаний?

– Чёрт! – телефон Славы вспыхнул уведомлением, а я краем глаза заметила время. – Мне же домой пора… Меня мамочка убьёт! Такси?

– То есть воспользовалась мной, и бежать? – Мятежный сжал меня за локоть, дернул на себя, хороня в объятиях. – Вообще-то у меня совсем другие планы были на сегодня.

– И какие? – щеки почему-то вспыхнули, я ощущала, как предательский румянец стекает к шее, чтобы Слава уж точно его заметил.

– Пара интенсивных дрессировок, а то моя дикая кошка вчера чуть мне скальп в порыве страсти не сняла своими коготками.

– Позже попрактикуемся, сначала подорожник приложу. Родители сегодня улетают, и если ты не хочешь, чтобы они вместе с морскими сувенирами прихватили и меня, то придётся отпустить.

– Во сколько вылет?

– Не смей! Мятежный, я ж по глазам вижу, что ты мятеж задумал! – у меня дыхание перехватило. – Не надо тревожить родичей, пусть летят с миром!

– Как скажешь, – он дёрнул плечами и сделал глоток кофе, вновь погружаясь в тренькающий телефон.

– И что… Как теперь жить дальше-то, Мятежный? – забрала из его рук чашку, сделала глоток и закрыла глаза. – Можно и дальше принимать цветы от других мужчин? Танцевать на барной стойке и строить глазки всем подряд?

– Конечно, можно, – Слава кивнул и стал быстро печатать ответное сообщение. – Если ты хочешь угробить кого-нибудь, то именно так и делай. – Он вдруг отбросил телефон, схватил меня за локоть и притянул к себе, в глаза заглядывая. – Катком перееду сначала твоих мальчиков, а потом и тебя выпорю. Кстати, об этом я ой как давно мечтаю!

– Чё, прям пара? – на вдохе прошептала я, утопая в его теплой зелени глаз.

– Ну, мы же этого добивались? Пусть не совсем нормальными путями, но этого?

– Что, и в кино пойдем? – мысли путались, вопросы всплывали какие-то глупые, странные, почти детские.

– Только знай, что я люблю порнушку, – Слава резким движением откинул одеяло, в которое я была завёрнута, как в кокон. Прижал к себе, провёл носом по шее, замедлился на мочке уха и выдохнул, замирая в прелести этого момента. – Но ничего, и ты её полюбишь. А теперь собирайся, у нас дела. Ты до скольких в универе?

– До пяти, кажется. Но мне сначала домой надо, если я хочу, чтобы родители не отказались от единственной дочери.

– Хорошо, я до шести на переговорах, а потом заберу тебя.

– Заберешь?

– Ну да, – он быстро оделся, прошёлся по влажным волосам пальцами. – Ванильное мороженое, миллион роз и фильм для взрослых. Я всё помню.

– Так уже поздно, Слава Андреевич. Ты забрал обе мои прелести, не потратив ни копеечки! Ой… Я ж забыла, ты всё на картинку потратил!

– Как бы я хотел это забыть, – он закатил глаза, вспоминая своё не самое разумное вложение.

Воспоминания того вечера до сих пор тяжестью подорванного сердца отзывались. Как я рыдала… Смотрела на красногубую кралю, что так методично перебивала каждую ставку, и готова была убить! Поэтому и напилась в том баре, а потом заявилась к Мятежному, чтобы потревожить его уютную безмятежность. Плохо мне – плохо пусть будет и ему. Помню, как поднималась по лестнице, машинально расставляя мебель по комнатам, двери в которые были все нараспашку. Помню печаль, едкую грусть и надежду… Надежду на то, что мой мужчина всё вылечит.

И он вылечил.

Слава помог надеть куртку, присел, застегивая молнию на перепачканных грязью замшевых ботильончиках, а затем взял за руку и повел заново знакомиться с миром, где он и я были неразлучны.

Упс… Осталось только сказать об этом папочке?

Глава 33

– А я только одного не поняла, что с Каратиком-то? Видок у него был вчера просто ужасный!

– Знал бы точнее, если б вчера одна негодница не выкрала меня с весьма увлекательной встречи.

Я даже уже не удивилась, что у выхода из главного корпуса этого СПА-отеля стоял его «мерин» и две машины сопровождения. У Мятежного всё под контролем, и муха не пролетит, не предъявив флайт-план.

На всякий случай притормозила, осмотрела салон, пытаясь понять, не тот ли это случай с повторным знакомством с садовым инструментом по имени грабли.

– Садись давай, поздно бояться, – он рассмеялся, подтолкнул вперед, открывая для меня пассажирскую дверь. – Чур, я за рулём, а то твоё вождение ещё долго будет на полке «психотравма» валяться. Чуть не угробила же! А я ещё так молод, меня столько всего нового ждёт.

– Ладно-ладно, разрешаю гундеть и ворчать. Была неправа, но исправлюсь, – я всё же решила присмотреться к автомобилю, чтобы во второй раз не опростоволоситься, когда решу похитить его. – Так что с Каратиком?

– Подстава, – Слава вновь зарычал и закурил, пуская тонкую струйку дыма в приоткрытое окно. Он махнул сопровождению, пропуская их вперёд, и вырулил с парковки. – Кто-то слил в прессу фотографии нашего будущего мэра, и, как ты понимаешь, фотосессия была не у театра оперы и балета.

– Ну как кто-то, – я быстро скролила ленту новостей, ужасаясь расползающимся сплетням. – Вполне понятно, что это сделал твой дружок и подельник, Марк Сталь. Вернее, его журнал. Ой-ой… Мятежный, это же полный сральник!

– Это ещё мягко сказано, Вер. Есть идеи? Все помнят твоё эпичное спасение Ночкиной и Раевского в том ресторане, может, и тут что придумаешь?

– А есть у меня одна идейка…

Ехали мы быстро, окольными путями, блуждали по частному сектору, а когда вырулили к центральному проспекту, я даже охнула от неожиданности. Мятежный борзо въехал на подземный паркинг, куда у него каким-то образом очутился ключ, как раз в тот момент, когда я закончила фантазировать на тему спасения своего лучшего друга Кости Каратицкого.

– Даже у меня нет пропуска сюда! Хозя-жмот, сдает его придурку-соседу, что слушает романсы до полуночи. Вот зачем ему паркинг? Он всё равно блаженный, – застонала, вспоминая, сколько времени приходится убивать на то, чтобы найти парковочное место, возвращаясь с работы или универа.

– На, плодово-ягодная моя, – Мятежный вложил в мою ладонь заветную карту. – Твоя «заднеприводная» уже, кстати, на месте.

Мы и правда остановились напротив моей красненькой малышки, аккуратно припаркованной недалеко от выхода к лифтам.

– Вот скажи, Слав, а ты фокусник, да? – смехом заливалась, ощупывая негодника. – Где голуби из рукавов? Где бесконечный носовой платочек из кармана? А нос красный где? Ты всё умеешь? И очаровывать, и влюблять, и подарки щедрые отсыпать, да?

Мятежный вздрогнул от нечаянно выпавшего признания, и я вновь краской стала заливаться. Ну что я за тупица-то такая? Что, не могла промолчать? Неужели нужно сразу нож к горлу приставлять?

– А у меня учитель есть хороший, – голос его стал похож на шорох осенней листвы. Успокаивал, забирал тревогу и стыд за безрассудство. – Жила-была одна гадкая девчонка по имени Верочка, а потом – ХЕРАКС, и поцеловала она злого и бездушного принца по фамилии Мятежный. Старый он был, много чего повидавший, много кого отхеравший. Сердце у него было как тот белый плитняк, из-за которого ты вытрясла мне всю душу. Жил он себе и не тужил, работал, как чокнутый, мир мечтал покорить…

– И чё, и чё? – шептала я, следя за движением его губ. На парковке горело только дежурное освещение, скрывая нас от любопытных глаз жильцов. Слава пробежался пальцами по ноге, соскальзывая к бёдрам, чуть протиснулся под задницу, и вот я уже сижу на нём. А этот гад ещё лыбится и сидение назад отодвигает, чтобы удобнее было. – Когда уже заветное: «И жили они долго и счастливо»?

– Не торопись, гадкая девчонка, тут же слушать надо, мораль уловить. И вот с того момента всё пошло у этого дяденьки псу под хвост. Потерял Мятежный свою безмятежность. Ты, кстати, Грушенька, её не видела? Не?

– А я ж её себе забрала, – прошлась пальчиками по колючей щетине, очертила красивые губы, двинулась по шее, замирая прямо на беснующейся венке, выдающей его состояние. – Пусть у меня теперь хранится в надёжном месте. Может, я тоже буду безмятежной?

– Или мятежной? – его слова выстрелом прозвучали. Раскатом грома в январе. Вдох застрял где-то в гортани, раздирая слизистую жаром. Смотрела в его глаза, и даже тени сомнения не было, что не шутит он. Нет…

– Ты что… Ты что удумал?

– А ты подумай, Вер, я, кажется, тебе давал вчера шанс уйти от огня? Ну, отделалась бы осколочным, а теперь уж прости… – он так неожиданно рыкнул и сцапал зубами мою губу. И опять эта пьяная малина… Опять она дурманит рассудок, заставляя чувствовать, а не думать.

– Вот вечно ты всё с ног на голову сносишь, Слав. Всё на максимум, да? И живешь так, будто в последний раз, и любишь так же? – я нарочно произнесла это слово, что запустило таймер обратного отсчета. И он, и я понимали, чего ждем друг от друга. Только у кого хватит смелости первому выдернуть чеку?

– А как я люблю, Грушенька, узнавать будем с тобой вместе, – он впился своим смертельным поцелуем, от которого кровь в жилах стыла. Все мысли, тревоги и заботы в пепел превратились. Ну что может быть важнее, чем этот дикарь?

– Всё, Мятежный… Хватит! А то я подумаю, что твой стояк снова закапал, – взвизгнула и рванула ручку двери на себя. Убегала, оборачивалась и прижимала пальцы к искусанным и залюбленным губам. Хорошо как… Мамочки, как хорошо-то!

– Вера? – знакомый голос точечным выстрелом в затылок заставил застыть.

– Мамочка…

Глава 34

– Мам! – я уже полчаса отчаянно пыталась достучаться до неё, но мама просто расхаживала по квартире, собирая вещи. Она швыряла их в чемодан, шипела и дёргала носом, демонстрируя крайнюю степень раздражения. – Ну поговори со мной!

– Вера! – мама остановилась в дверях, а потом рухнула в кресло на балконе, закрыла глаза и вдохнула полной грудью. – Я думала, что воспитала тебя правильно. Старалась говорить обо всём, не ограждаясь сухими фразами «Я так сказала! Я – мать, мне виднее!». А что в итоге? Я узнаю последней о том, что у тебя роман с взрослым мужчиной! Как ты считаешь, это правильно? Что я должна сейчас чувствовать?

– Мам, ты же помнишь, что мне уже не пятнадцать? – я аккуратно села на корточки перед ней, сжала дрожащие руки и стала покрывать поцелуями. – Ты у меня самая лучшая. Пока все девчонки прятались от мам, скрывали секреты, таились, у меня была лучшая подруга, моя любимая мамочка. Так что же изменилось? Почему ты сейчас закрываешься и торопишься сделать выводы?

– Я знала… знала! Чувствовала, – мама прижалась щекой к моей макушке. – Ты была у него в доме тем утром, да? Видела тот дурацкий прозрачный бюстгальтер, который ты вечно таскаешь на все экзамены. Ты же его надела и на аукцион, да?

– Да, мам. Думала, он принесёт мне удачу, – рассмеялась и вскинула голову, чтобы в глаза посмотреть. – Я влюбилась, мам…

– Что? – мама вздрогнула и откинулась на спинку. – Я уже отчаялась это услышать… Думала, моя дочь изо льда! Все ходили на свидания, таскались по дискотекам, а моя Верка с отцом на работу ходила, чтобы поиграть в великую начальницу.

– Мам, с ним мне не нужно быть начальницей, не нужно быть главной. Мятежный… Он такой… Мам, с ним я не дышу! Я порхаю, как бабочка, в какой-то ласковой и нежной прострации, творю глупости, живу эмоциями, умираю от силы чувств, тону и вновь воскресаю. Он – мой воздух. Он – адреналин, который печет изнутри так сильно, что стихает лишь, когда его глаза касаются меня, – не контролировала себя, слезы струились по щекам, я задыхалась от правды, что наконец-то обрела правильные слова, форму, смысл.

– Доченька моя, но он… Он ровесник Вадима! Вер, ну ты же совсем девчонка! Сама посчитай вашу разницу! Ты лишаешь его возможности быть полноценным отцом своим детям. Ну, родишь ты лет через пять, а дальше? Когда его ребёнок пойдет в школу, ему будет за пятьдесят! – мама быстрыми движениями стирала слезы, говорила сумбурно, даже не пытаясь подбирать слова. – Вера! О чем мы говорим! Какие дети? Чёрт!

– Мам… Мамочка! – я так нагло вскарабкалась ей на колени, обняла, прижала. – Просто успокойся. Поверь, от того, что ты мне подкидываешь страхи, решение моё не меняется. А вот желание не слушать тебя – только растет. Ты же знаешь, что у меня непереносимость чужих советов. Вы с отцом прожили долгую совместную жизнь, а ведь у вас разница тоже немаленькая! Сколько? Одиннадцать?

– Двенадцать, – цыкнула мама. – Это не меняет сути дела, Вера!

– Да? Тогда чем ваша любовь серьёзнее, чем моя? Ну же, мам. Скажи! Чем твое решение отличается от моего? Почему ты не ошиблась тогда, а я – дура? – этот разговор приобретал совершенно не тот оттенок, которого бы мне хотелось. Вскочила и стала метаться по кухне, разбирая посудомоечную машину. Старалась занять себя, чтобы не сорваться из-за обиды и гнева. – Признаться, я немного шокирована!

Как прекрасно начался день…

Его поцелуи, ласковый шепот, говорящий языком желания взгляд. Когда он рядом, кажется, меня уже никто не остановит! Во мне столько силы, столько запала! Мятежный смотрит с восхищением… Он идеальный.

Ненароком посмотрела на Славика, одиноко стоявшего в коридоре. Думала, это мой идеал. Но нет…

– А что скажет папа? Что скажут братья? – шикнула мама, преследуя меня по пятам. – Ты об этом подумала?

– Мам? Ты что несёшь? – я замерла, а чашка из руки выскользнула, разбиваясь на миллион осколков. – Ты себя слышишь? Тебя волнует реакция папы, а не то, что твоя дочь влюблена? Да? Я перед тобой тут душу выворачиваю, откровенничаю, рассказываю, насколько счастлива, а ты…

– Вера… – мама остановилась, стыдливо рассматривая осколки на полу. – Я не это хотела сказать.

– Но сказала именно это! Чёрт, я поверить в это не могу! – я скинула куртку и рванула в ванную.

Плеснула в лицо ледяной воды, чтобы собраться с мыслями. Ожидала такой реакции и от Вадима, и от отца, не от мамы! Она же всегда была на моей стороне. Принимала дуристику младшей дочери, пыталась понять, разобраться! А сейчас? Что случилось сейчас?

– Вер, порой, когда речь заходит о счастье твоих детей, ты уже не можешь разумно мыслить. Поддаешься тревогам, эмоциям, – мама стояла у двери и шмыгала носом. – Но я не хотела тебя обидеть.

– Но ты это сделала. Мам, ты знаешь, когда речь заходит о черствости родителей, часто дети ведут себя упрямо. Ну? Теперь мы квиты? – вытерла лицо и прошла мимо. Хотелось закричать, сказать ей многое. Мне было стыдно! Но не за свою влюбленность, а за реакцию мамы.

И проблема в том, что если она так отреагировала, то что будет, когда узнают отец и братья? Они меня утопят? Скинут с крыши? Заклеймят?

Боже… А что будет с Мятежным?

Рванула в гардеробную, чтобы переодеться. Надела джинсы, футболку, кожаную куртку, на ходу застегивала молнию полусапожек. Скинула в сумку тетради, ноутбук и, не прощаясь, пошла к выходу.

– Ты просто уйдешь? – всхлипнула мама, надеясь разжалобить и заставить вернуться, чтобы продолжить линчевание.

– Ты сделала все, чтобы я ушла, выключила телефон и перестала думать о том, что могу любить, – сжала дверную ручку, обернулась. – Ты правда считаешь, что меня нельзя любить? Что мой потолок – ровесник, да такой, чтобы мамочка и папочка одобрили?

– Вера! Вернись, и мы начнём все заново!

– Счастливого полёта, мам. Но давай договоримся, что этот позор останется между нами. Не нужно навязывать отцу своё мнение, а то он расстроится, что его жена сожалеет о столь шокирующей разнице в возрасте! Папе скажи, что у меня зачёт.

Знала, что перегнула. Понимала, что позволила себе лишнего!

Но ничего поделать с собой не могла.

Было так обидно, так больно!

Можно подумать, мне не страшно. Но нет! Взрослому поколению мало груза своего опыта, они и с детьми им так щедро делятся, даже когда этого совсем не нужно.

Я выросла, наблюдая любовь своих родителей. Они полноценны как врозь, так и вместе. Дополняют друг друга, создают новую реальность, где помимо быта есть что-то большее. Они не ссорятся, лепя пельмени на Новой год, хотя вся семья знает, что отца это жутко бесит, а мама молчит, когда зимой наш загородный дом превращается в пункт паломничества его родственников, которых нужно веселить, кормить и обстирывать. Она смирилась и с тем, что отца вечно нет дома, все так надеялись, что с выходом на пенсию всё изменится, но как же мы ошибались. Да, ему уже много лет, вот только запалом он ещё с некоторыми молодыми потягаться может.

Вот на этом я выросла. И не то что всегда мечтала о разнице в возрасте, нет. Но я просто знала, что так тоже может быть, что так нормально!

А оказалось…

Даже не заметила, как спустилась в паркинг, дошла до своей малышки, открыла дверь… И застонала…

На водительском сиденье стояла огромная корзина белоснежных роз.

– Ну, вот что ты за гадость безмятежная! – опустилась в кресло, зарываясь носом в облако нежности лепестков.

Глава 35

Мятежный

Это было странно…

Безумно странно, когда впервые за долгие годы ты не просто вынужден, ты желаешь перестроить свою жизнь. Даже ценой ментального здоровья своей секретарши, что уже прячется под стол, лишь бы не пересматривать график в четвёртый раз за неделю.

Оказалось, что вечерние встречи, переговоры, ужины в знак уважения и замасливания нужных мне людей идут в параллель с желанием обнять Грушу.

Мне хватило двух дней, чтобы понять, как делать не стоит, а как нужно. А нужно отделять то, что приносит тебе бабло, от того, что вносит смуту в странно трепещущее сердце.

– У меня пары до вечера, а ты чем займёшься? – Груша выглянула из ванной, взмахнула зубной щеткой, как волшебной палочкой, призывая меня уже наконец-то подняться с кровати. – Вставай, Мятежный! Давай-давай… Свари мне кофе!

– Суббота, Вер, – шепнул я, перекатываясь на живот. Раскинул руки по кровати, сминая подушку, насквозь пропахшую сладостью моей девочки. – Давай я грохну того, кто придумал учиться в субботу? Или закрою твой универ… Или снесу его, к чертям, в конце-то концов.

– Давай, но сначала я получу диплом, а то папочка точно выгонит меня из дома.

Вера усмехнулась, но как-то грустно. На изменения её настроения я был настроен похлеще, чем сонар какой-нибудь. Внутри всё сжималось, сердце тревогой колотиться начинало.

Обернулся, лишь мельком зацепив её потухший на мгновение взгляд. Та-а-а-ак… Очень интересно. Что за хрень?

– Вер, – подтянулся, сел и закурил. – А когда родители прилетают?

– Не знаю, – Вера мгновенно скрылась за дверью. – А что?

– Верка, ты дурочкой-то не прикидывайся, – я осмотрел спальню, что стала походить на женский будуар больше, чем гримёрная Мулен Руж. Её вещи так органично вписывались в светлый интерьер, даже не нервируя глаз.

Комод под телевизором вспыхнул яркими цветами её фотографий в рамках. Серебристый поднос – парфюмом и ароматными свечами в широких колбах. Гардеробная заполнилась джинсами, платьями, а в комоде поверх моих боксеров залегли кружевные стринги и хлопковые трусишки с пингвинами.

Сука… И не бесило же! Вот как бы ни пытался найти это деструктивное чувство, не было его. Просто улыбаешься, как придурок, роешься в цветастом барахле и вдыхаешь сладость маленьких саше с ароматом ванили. Всё собой заполонила. Ни сантиметра не оставила. И дом захватила, и душу…

– Мы уже почти три недели вместе живём, – встал через силу, наблюдая, как Вера, виляя жопкой, шлифует кисточкой по лицу. – Давай поговорим?

– Нет, – она топнула ногой и зыркнула, как маленькая, но очень злая собачка. – Слав, оставь вопрос с родителями мне!

– Хорошо, – вскинул руки, делая вид, что признал поражение в споре, сгрёб её в свои объятия, зарылся носом в волосы. – Чего ты хочешь? Ужин? Или прокатимся до спа? Вырубим телефоны и будем смотреть кино, как придурки?

– Слава Андреевич, – Вера рассмеялась и крутанулась в моих руках, чтобы в лицо смотреть. – Ты знаешь, какой у меня заказчик? Пипец просто! Всю душу мне вынул со своим газоном, говорит, дренаж плохой.

– Так пошли его куда подальше, как умеешь, да и всё.

– Не могу. Чёрт с ними, с деньгами, я себе папика богатого нашла, – прыснула она смехом, поднимаясь на цыпочки, чтобы до подбородка дотянуться. – Но вот репутацию и портфолио я себе испоганю.

– То есть ты карьеристка?

– А ты что хотел себе – рыбку-прилипалу? Чтобы денежки твои кушала, а вопросов лишних не задавала, да? Нет уж, готовься и к истерикам, и к допросам, и к совместным раутам, потому что одного я тебя уже не отпущу. Украду, да и всё.

– Верка, ты на всю голову отбитая!

– Ты такую и ждал. Да, Мятежный?

– Да…

Есть у меня минус. Ну, не то чтобы минус, а качество уебанское – видеть людей насквозь. Вот и Верку вижу… Улыбается, в глаза смотрит, а на душе кошки скребут. А я даже не видел этой живности. Так… Сама говорить Груша отказывается, значит, берём измором и старым добрым вынюхиванием.

– Ты мне кофе приготовишь, нет? – Вера быстро перевернула завопивший телефон экраном вниз, чтобы я не успел прочитать имя абонента, и отбросила его по мраморной столешнице подальше. А я прикинулся старым, немощным и слабовидящим. Ну, как знаешь…

– Приготовлю, – поцеловал крепко-крепко и вышел. Замер на секунду, ожидая, пока ответит на звонок, но Грушенька только рыкнула на вибрирующий гаджет, но трубки не подняла.

Ой, как интересненько…

У меня было золотое правило – не работать по выходным. Оно появилось, когда я однажды проснулся и понял, что не заметил, как наступила весна. Как обкурыш, наблюдал за зазеленевшими деревьями, голубым небом, откровенно прибавившимся потоком туристов на набережной.

Я будто проспал огромный кусок своей жизни, а вернее – тупо проторчал его на работе. Вот с тех пор и отключаюсь от суеты, как правило, сбегая из города поближе к природе. Поэтому и настроил по всему побережью спа-отелей, закрытых пляжей и гольф-клубов. Развлекался, как мог.

А с появлением Веры пришлось перенести часть дел на первую половину субботы, чтобы среди недели не торчать до ночи в офисе. Гармония. Золотая середина.

От женской руки расцвела не только спальня, но и весь дом. Сомнения насчёт его необходимости окончательно отпали, когда, вернувшись однажды, я обнаружил, как преобразились кухня и гостиная. Плотные шторы цвета игристого, ковёр с высоким ворсом у камина, мягкие кресла, мимимишные подушечки с кисточками, а по стенам расползлись картины Адели Ночкиной. Эти двое окончательно спелись, решив превратить моё убежище в галерею, а я не был против. Пусть балуется, сколько угодно.

Кухня тоже перестала напоминать макет в интерьерном салоне. Столешницы заполнились вазочками с цветами, вдоль панорамного окна поселились орхидеи, буйно цветущие даже в осенний холод. Короче, помещение стало домом. Настоящим, теплым и уютным.

– Сла-а-ав, – протянула Вера, пока я накрывал на стол. Знал я эту её манеру растягивать гласные. Что-то задумала…

– Что?

– Сегодня привезут мебель, – хихикнула она, повисая на мне со спины. – Расплатишься, да? Там совсем чуть-чуть, честное слово…

– Что там? – быстро всучил ей бутерброд в руки. Нужно пользоваться моментом, пока уговаривает меня не бурчать.

– Кровать для гостевой, несколько комодов и гарнитур для террасы.

– Вер, ну кто в зиму покупает мебель для террасы?

– Тот, кто не хочет почку продавать за неё в сезон! – Вера прищурилась, но бутерброд откусила. – Не ворчи.

– Хорошо.

– Всё, я умчалась! – она перелила кофе в термокружку, сжала зубами завтрак и хаосом бури вылетела из кухни, громко взвизгнув, когда открыла входную дверь. – Ой!…

Глава 36

– Каратик? – взвизгнула Вера, а я уже мчался в коридор, чтобы понять, какого чёрта там происходит.

Костя стоял, вальяжно подпирая косяк так, чтобы не дать выпорхнуть Верке.

– Вера-Вера-Верочка… Чудненькая девочка, – пропел Каратицкий, рассматривая красную от смущения Грушу. – Ты опять заблудилась? Или снова за грибами в ночь ходили?

– Каратик, я убью тебя, если не замолчишь! – Вера топнула ногой и с надеждой обернулась в мою сторону.

– Иди, Вер, – махнул Косте, чтобы выпустил фурию, пока цел и невредим. – Проходи, Каратик. Я вот только понять не могу, у меня там табличка стоит с приглашением в гости по утрам?

– Слав! – крикнула Вера, указывая на подъезжающий грузовик с эмблемой мебельного центра. Эта гадюка звонко рассмеялась, прыгнула в машину и резво вылетела с парковки.

– Что это?

– Подарок, Костя. Это подарок…

Улыбался, пока работяги вносили в дом несколько десятков коробок. А когда оказалось, что места осталось только чтобы протиснуться, уже было не до шуток.

– Ну, ведь это то, о чем я думаю? – Каратик ходил, рассматривая свёртки.

– А я мысли твои не читаю, Каратик. Чего припёрся?

– Предупредить хотел, что Вадю вчера родичи накрутили из-за Верки, – он дернул плечами и прошел в кухню. – Кофе сваришь?

– А что случилось? Вадя двойку получил?

– А Верка с матерью уже месяц не разговаривает.

– В смысле? – я чуть не раскокал чашку, пока нёс её к столу. – Как не разговаривает?

– Языком, бля. Мятежный, делай что хочешь, но исправь эту хрень, – Костя рылся в вазочке с конфетами, вытаскивая любимую карамель. Золотой мальчик, а вечно охотится за самыми дешевыми конфетами из детства. – Ты что, не в курсе был?

– Нет…

– Ну, тогда добро пожаловать в ад интриг Веры Дмитриевны Вьюник. Она с детства такая, затаит обиду и в блиндаж уходит, надевая броню, каску, и нож точит, чтобы сердце тебе вырезать при любом удобном случае, – Каратик говорил абсолютно серьёзно. – Ты мне в уши там не лей свой кисель. Я не слепой, вижу, что серьёзно у вас тут всё, – он махнул на розовые подушечки, раскиданные по ковру, на котором мы вчера до ночи смотрели фильм.

– Вадим дома? – вздохнул, складывая в голове пазл. Картина ясна, но чего-то всё равно не хватало.

– Ага…

– Тогда пойдем.

Я быстро сходил в душ, надел спортивный костюм, решив, что офисный мундир вызовет скорее ярость. Костя уже сидел в тачке, дожидаясь меня.

Сам виноват. Забыл о том, что у этой девчонки за спиной семья. А ещё забыл, что характер у неё стальной, и в проблемах своих она никогда не признается.

Дурак…

Костя вопросов больше не задавал, просто подвёз меня к дому Вьюника, а сам молча удалился, понимая, что не его ума это дело.

Недолго думая, я толкнул калитку, тут же напарываясь на Вадима. Он хрипел, но тягал огромные коробки из гаража.

– Здорово! – махнул издалека.

– О! Мятежный, давай, присоединяйся. Верка, гадюка, тут сюрприз мне на выходной организовала.

– Ну почему сразу Верка, – во дворе показалась супруга Вадима, Леся. Хрупкая, тонкая, нежная, она чем-то напоминала Дюймовочку, особенно рядом со здоровяком Вьюником. – Вадь, ну все комнаты пустуют! Родители приехали, и даже разместить было некуда!

– Они сами отказались, – Вадя махнул мне на самую длинную коробку, указывая на распахнутую дверь в зал. – А сборку вы не заказали, чтобы мы с тобой, Крошка, до утра шурупчиками играли, да? Это ролевухи такие новомодные?

– Чур, без меня, – рассмеялся я.

– Ясен пень, что без тебя. Сука, Каратик должен был приехать, чтобы помочь, опять опрокинул.

– Сами справимся, – я выдохнул, смиряясь с тем, что суббота похерена во имя укрепления родственных связей.

Лишь спустя полчаса, когда все коробки были перемещены по комнатам, Вадим разогнулся, разминая спину, и посмотрел на меня.

– Что случилось, Мятежный? Люди такого полёта не приходят утром в субботу. С Каратиком что-то?

– Нет, Вадим. Нам поговорить бы.

– Пиздец, – выдохнул Вадим, стреляя взглядом на ойкнувшую Лесю. – Ну, давай кофе попьём, что ли?

– А водка есть?

– Точно пиздец, – Вадик опустил голову и махнул Лесе. Та зашуршала на кухне, собирая на стол. А когда мы сели, он вновь бросил на неё короткий взгляд, призывая удалиться, однако та поджала губы, но не ушла. Села рядом с мужем, стиснув его руку в своей крошечной ладошке.

Я плеснул в рюмки холодную прозрачную жижу, толкнул одну Вадиму и выдохнул.

У меня не было ни опыта в подобных разговорах, ни желания его получать. Понимал, что лучше зайти издалека, помягче, чтобы не вызывать скорую, но что-то пошло не так…

– Жениться я, Вадя, решил…

– Тааак… Очень интересно, – он осушил стопку, закинул в рот огурец и, на всякий случай, обнял свою жену, чтобы обозначить занятые кандидатуры. – И? За благословением пришёл?

– В точку.

– В каком смысле? – Вьюник напрягся и подался вперёд, впиваясь в меня своим острым взглядом.

– Женюсь я, Вадим Дмитрич, на Вере Дмитриевне…

– Слава! – охнула Леся и стала дуть на красное лицо мужа, она размахивала полотенцем, посылая в мою сторону укоризненные взгляды. – Можно было помягче?

– Ты что, знала? – Вадим дернулся в сторону жены, сжал её запястье, чтобы полотенцем не прикрывалась.

– Да там даже слепой уже давно всё понял, Вадя! – она всплеснула руками и ливанула себе горячительного. Залпом осушила, и пришла очередь Вадима дуть на жену. Та заходилась, глотала воздух, стонала и роняла слёзы. – Но вы так упорно убеждаете себя, что Вера до сих пор дитя малое, что даже в голову не пришло просто взять и поговорить с ней, как с взрослой. Нет, Вадим! – Леся словно взбеленилась, щёки её вспыхнули, глаза засверкали возмущением. Кому-кому, а ей-то уж точно знакомо было то чувство, когда за тебя решают все и вся. – Вадик, не как с взрослой. Вера и есть взрослый и самостоятельный человек. И ваши страхи не несут образовательной и оградительной цели, они несут деструктивное влияние на её психику. Сказать проще?

– Потрудись, – Вадим всем корпусом развернулся к разъярённой жене, едва сдерживая улыбку.

– Не вешайте на неё свои комплексы, страхи и неудавшийся опыт предков! Пусть сама живёт свою жизнь. Достаточно ясно?

Леся вскочила со стула и стала расхаживать по гостиной, поправляя подушки на диване, скатерть на большом круглом столе и занавески цвета весеннего неба.

Я знал их историю… Вадим нашёл изможденную и полуживую Лесю на обочине. Она не была шлюхой, она просто оказалась манким трофеем для избалованных мажоров.

– Так она поэтому с мамой не разговаривает? – крякнул Вадим, медленно переводя на меня взгляд. – Что, не одобрила маман вашей сладкой парочки?

– Вот тут я пас, Вадь. Не в курсе! – я поднял руки, разливая очередную порцию «успокоительного». – К тебе к первому пришел. Репетиция, так сказать.

– Мятежный, тебе лет-то сколько? – хрипнул Вадим, сжимая пальцы в кулаки.

– Столько же, сколько и тебе, Вадим, – я тоже подался вперёд, потому что не терпел грубости и хамского напора, которыми он пытался пробить мою броню. Не тот метод, Вадим Дмитрич. Мимо! Мой ход.

– Блядь!! – захрипел он, а через минуту дом уже сотрясался от его смеха.

Знал, что у Вади нет шанса. Он просто лишен самого важного аргумента. Нельзя ему произносить его вслух при молодой жене. Нельзя…

Вадим отмахнулся ото всех, схватил сигареты и выбежал во двор, пытаясь дозвониться до кого-то.

– Спасибо, Лесь, – я кивнул растерянной девушке, понимая, что сделала она даже больше, чем должна была. Намного больше…

– Чем могла. А дальше сам…

Я вышел следом, Вадим сидел на диване у бассейна, вдыхал ледяной ветер с моря и слушал сухой голос автоответчика, пытаясь дозвониться до сестры.

– Не насилуй телефон, Вадим. Не ответит. Она и мне с утра целую фуру сюрпризов пригнала, и тоже без сборки, потому боится и прячется, – усмехнулся и сел рядом с шокированным братом. – Как по-разному ощущается разница в возрасте, да? Когда между тобой и сестрой пятнадцать лет – то она ребёнок до конца жизни. А когда влюбляешься, как пацан, когда заказываешь вагон цветов и ждёшь восторга в её глазах, то пятнадцать лет превращаются в условность.

– Сука… Дохера ты умный, – цыкнул Вадим, осматривая дом, подаренный жене, чтобы она забыла прошлое, в котором прошла через ад, пытаясь выжить.

– Если бы я умел говорить на сопливом языке, то поклялся бы в любви к твоей сестре…

– Но?

– Но я не умею, – закурил и откинулся на спинку дивана, наблюдая за прыгающими от гнева желваками Вьюника. – Школа жизни, через которую я прошел, обучила меня методам шантажа, насилия, порою даже принуждения. А вот соплям – нет. Мог бы послать тебя ко всем чертям и даже не объясняться, но не стану. Скажу так… Ты меня знаешь?

– По работе к тебе претензий нет, как к мужику – тоже, – он опустил голову, понимая, к чему я клоню.

– Так вот тебе моё слово, – я протянул руку ладонью вверх и терпеливо ожидал ответного рукопожатия. – Моя до тех пор, пока смогу соответствовать её буре.

– А потом?

– А потом, когда ни виагра, ни тантрический секс уже не будут действовать на двух пердунов, мы с тобой, Вьюник, вместе съедем в дом престарелых играть в нарды и жевать лимонный мармелад, – я от души рассмеялся, представляя эпичную картину своей старости. – Кстати, строительство пора начинать. Ты в доле?

– Отличный план, Мятежный, – Вадим со всей силы хлопнул по моей руке, но я выдержал.

– Ну, а теперь, когда мы уже поняли, что твои родители тоже ни черта не знают, мне нужна твоя помощь. Проучим Веру Дмитриевну, чтобы не утаивала проблемы?

– Давно мечтал…