Невыносимая для Мерзавца

Эпилог

Семнадцать лет спустя…

Море так загадочно шелестело с самого утра, что даже шорох беговой дорожки не мог его заглушить. Мятежный внимательно наблюдал за беснующейся стихией, лишь изредка опуская взгляд на стремительно моргающий циферблат монитора. Ещё два километра назад должен был остановиться, но не мог… Дальше, выше, сильнее…

Сердце приятно постукивало, мышцы наливались свинцом усталости, в голове стали шебуршать мысли о предстоящем дне. Он любил утро… Не за то, что мог остаться наедине с собой. А за то, что каждая секунда превращалась в томительное ожидание…

И если гора не идёт к Магомеду, то Магомед сам идёт к горе. Очевидно, так решили его дети, с диким рёвом вбегая на мансарду, чуть ли ни кубарем. Мальчишки размахивали мечами, издавали звонкое улюлюканье и бились обо все углы, чтобы усилить эпичность своего появления.

– Егор! – Мятежный шлёпнул рукой по кнопке СТОП, накинул полотенце на шею и, чуть согнувшись, чтобы отдышаться, посмотрел на сына. – Мама, кажется, говорила не играть в доме? Вы ей все вазы уже перекокали.

– Ну, ты же ей не скажешь, – вступился за брата Владик, самый младший из Мятежных. – Пацан пацана не сдаст, да пап?

– Не сдаст, конечно. Но и с наказанием сам справится, – он вытянулся, расправляя мощные плечи, отчего его сыновья сжались и стали переглядываться.

– Пап, да мы Славика пришли отлупить, – Егор бросил взгляд на двери в кладовую, не сумев сдержать ухмылку.

– Славика? А это пожалуйста, – Мятежный сел на диван, раскинул руки по его спинке, готовясь наблюдать то, о чем мечтал все эти годы…

Пацаны подорвались, распахнули сдвижную дверь и начали тыкать бедного Славика, наряженного в его свадебный костюм.

– Даму сердца его не заденьте, – Мятежный прыснул хохотом, рассматривая старенький манекен, облаченный в свадебное платье, в котором выходила за него замуж его дорогая супруга.

Он помнил тот день так отчетливо, так ясно он стоял у него перед глазами, что порой сердце сжималось. Помнил сбивчивое дыхание Веры, её дрожь, трепет… И тот вызов, с которым она объявила о том, что они скоро станут родителями.

Мятежный в тот день впервые ощутил страх…

Он вдруг так отчетливо осознал, что теперь от него зависит так многое… Так много людей нуждаются в нём, в его крепком плече. И слово «опора» – вдруг обрело иной смысл: наполненный, дурманящий…

Страх продлился недолго. Ну, пару минут, не больше. А вот счастье стало перманентным, бесконечным.

Нет, в их совместной жизни было разное: ссоры, скандалы, сборы вещей, но вот каждый раз всё заканчивалось одинаково – он прижимал свою невыносимую супругу так крепко, как мог, и начинал кружить в танце, пока не услышит выдох облегчения.

Он научился усмирять её бурю, а она продолжала усиливать шторм. Он убаюкивал, охранял, поддерживал, а она разжигала пламя, войдя в которое, он сгорал дотла.

Его Вера…

– Получай! – взвизгнул Владик и воткнул игрушечный меч прямо между ног мерзавца-Славика, отравляющего жизнь Мятежного все эти годы.

Он был уверен, что не потерпит нахлебника, но тогда у Славика появилась подруга, и вроде как-то уже неудобно было вышвыривать их обоих на задний двор. Они теперь были официальной парой, обучающий макет скелета и манекен с огромной головой, даже их с женой костюмы напялили… Чёрт… Это было похоже на психологический триллер какой-то!

Но Вера пошла на уступки. Она выделила молодой паре комнату на мансардном этаже, благословила их брак, и Мятежный перестал вздрагивать, входя в темноту помещений, боясь натолкнуться на Славика.

– МЯТЕЖНЫЙ!!!!! – крик доносился с лестницы, и парни втроем замерли, оборачиваясь на звук.

– О-оу… – протянул Егор и бросил в отца мечом. – Па, прикрой…

– А как же «пацан не сдаст пацана»? Вы че, малявки, кинуть меня решили? – рыкнул Мятежный, заставляя сыновей побагроветь одновременно и от стыда, и от неизбежного гнева матери.

– Пап, ну тебя она пощадит, а у нас приставку заберёт! – заскулил Владик, заталкивая свой меч в рукав Славика, но тот словно упёрся во что-то. Парень всё пытался и пытался, а потом с силой рванул ткань, и вдруг оттуда фантики посыпались… Один за другим, просто валились нескончаемым водопадом.

– Не понял! – грохнул Мятежный и в два шага приблизился к придурку-Славику. Он стал его ощупывать, обыскивать, выворачивать карманы, буквально выгребая тайник своей жены. – МЯТЕЖНАЯ!!!!!

– Упс…. – застонал Егор, понимая, что ненароком спалили мамочку.

Ой, что сейчас будет! Он двинулся по стеночке, и брата своего подтягивал, пытаясь покинуть место будущей битвы. Знал он это лицо отца: распахнутые глаза, беснующиеся желваки, вибрирующие крылья носа…

Быть беде! И лучше бы им с братом успеть смыться, чтобы не попасть под горячие руки не менее горячих родителей. Но не успел…

– Что это всё значит? – мама, застывшая на последней ступени лестницы, просто испепеляла отца взглядом. – Ты опять им разрешил изводить моего Славика? Он уже стар, болен и немощен! Оставьте вы его в покое.

– И давно ты со своим Славиком тут сладеньким балуешься? – Мятежный присел, рассматривая фантики.

Он точно помнил их… На прошлой неделе привёз конфеты ручной работы из Италии, они были такие красивые, в желтенькой бумажной обёртке, а на сгибах ленточки красные были повязаны. И тащил он их, чтобы Майку порадовать, а не чтобы жена их тайком лопала.

После первой беременности у неё началась страшная аллергия. Та неделя казалась адом! Он остался один с близнецами, Майей и Андрюшкой, пока жена валялась под капельницами. Вот с того дня весь шоколад и оказался в черном списке их семьи. И казалось, правило это было нерушимым. Неоспоримым…

Но с каждой новой беременностью Веру просто накрывало… Она с ума сходила при мысли о шоколадном батончике. Бредила ими, плешь Мятежному проедала! А потом снова и снова попадалась за поеданием конфет.

Последним был Владик. Но прошло уже семь лет! Он думал, что и заскоки жены ушли в далёкое прошлое, но вот опять… Он стиснул в ладони обёртки и резко вскочил, подходя к злющей Вере.

Она сжимала губы. Сыпала молниями ярости из глаз, но не показывала ни чувства вины, ни уж тем более страха и смирения…

– Грушенька, – прошептал он, цыкая сыновьям, чтобы исчезли, пока он тут мать их немного повоспитывает. Мальчишки прижались к стене, желая раствориться, но Вера тоже была готова к тому манёвру и выкинула руку, сжимая пальцы на перилах лестницы в мёртвой хватке.

– Я вам говорила, чтобы не трогали Славика?

– А я тебе говорил, чтобы ты не ела шоколад?

– А я не с тобой говорю, Мятежный!

– А я с тобой, плодово-ягодная моя!

Между ними всё искрилось, даже воздух пылал синим пламенем. Дети вжались в угол, пряча улыбки, потому что знали, что лучше бы не встревать, когда взрослые открывают сезон охоты друг на друга.

Парни толкались, безмолвно делая ставки, но и это было бессмысленно. В этой войне никогда не было победителей. Родители просто доводили друг друга до сумасшествия, а потом обнимались, и в их семье снова мир наступал…

– Кому сказал – брысь! – шикнул Мятежный, от которого не утаились смешки сыновей.

– Кому сказала стоять и не двигаться? – парировала мать, сильнее сжимая балясину, казалось, ещё мгновение, и лакированное дерево в щепки разлетится!

– Дышать-то хоть можно? – шепнул Егор, слишком поздно пожалев о дерзкой смелости.

– Можно! – хором ответили папа и мама.

– Ой, там, кажется, Майка приехала, – Владик прижался к стеклу и рассмеялся. – Она не одна! С хахалем! Наша Майка втюрилась! – он быстро распахнул окно и заверещал во всё горло: – Жених и невеста, тили-тили-тесто!

– Мы ещё поговорим, – угрожающе протянул жене Мятежный и подошел к сыну, чтобы посмотреть издалека на того смертника, решившего, что имеет право встречаться с его старшей дочерью.

– Мам! Пап! Майка хахаля своего привезла! – басистый хохот Андрея раздался где-то внизу, а через мгновение мальчишек ветром сдуло.

Мятежный не мог не воспользоваться моментом. Схватил жену и зажал в угол, зарываясь носом в её шелковые волосы.

– Грушенька, мы же с тобой, вроде, договорились! Ты не ешь шоколад, а я не курю…

– Тогда какого фига от тебя вчера несло, как от пепельницы?

Вера так и не научилась сдерживать этот предательский стон… Она так и не выработала броню, за которой могла прятаться от возбуждения, желания, от той власти, которая уничтожала её силу сопротивления. Опустила руки на шею мужа, пробежалась ноготками, зарываясь в волосы, и улыбнулась.

– Ничья?

– Да не я это! Брат твой курит как паровоз!

– А ты рядом стоял, да? – рассмеялась она.

– Почти… Ладно, делать что будем? Сразу хлебальник разбить этому смертнику, или темноты дождёмся и на пляже прикопаем?

– Не говори ерунды! – Вера поцеловала мужа, чуть замедлившись, чтобы прикусить нижнюю губу. – Конечно, темноты дождёмся, а я пока веночек сплету по-быстрому.

Нравились ей эти мгновения единения. Тишина, трескучее напряжение вокруг и его тяжелое дыхание, выдающее ломающуюся выдержку. Не одна она была слаба, Мятежный тоже никогда не мог злиться дольше пяти минут. Всё, так или иначе, заканчивалось сексом. И сейчас бы закончилось, если бы не крики с первого этажа.

– Ты в душ, а я пока возьму удар на себя, – она мягко оттолкнула мужа, мечтательно закусила губу, так красочно представляя картину упущенного и страстного примирения. – Мятежный, мы не можем запороть наш первый раз! Это первый парень, которого наша дочь привела знакомиться.

– Он же станет и последним…

Мятежный был настроен решительно. Так уж вышло, что у него четверо детей, но всего одна дочь. И абы кому он свою принцессу отдавать не намерен! Пусть этот поц руки держит при себе, пока инвалидом не остался.

И столько ярости в нём было, столько злости! Он помнил вечер пятницы, когда вернувшаяся из универа Майка весело прощебетала, что в воскресенье будут гости. Дочь, ровно, как и её мать, слишком хорошо знала слабости папочки любимого, поэтому и методы его обезоруживания были отточены долгими годами: милая улыбка, объятие, взгляд, полный любви, и легкий поцелуй в щетину.

Он не мог запретить.

Не мог запереть дочь, хотя очень этого хотел… Но не мог и не навести справки про её этого ухажера долбаного. Осталось только жене признаться, что ослушался и прощупал всю его семейку.

Мятежный ворвался в душ, встал под прохладные струи, смывая тяжесть с натруженных мышц. Он столько об этом думал… Столько фантазировал, доводя себя до инфаркта, но вот когда дочь заявила о своей увлеченности, он до сих пор не верил в то, что это может быть любовью, оказался совершенно разбит. А когда вышел, то на глаза вновь этот Славик попался, усыпанный фантиками.

– Стоп…

Щекочущее нервы подозрение нахлобучило его так стремительно, что даже дыхание оборвалось. Придурок! Как же он уже забыл…

Эти истерики жены он уже проходил трижды. Они были ему так знакомы, так понятны и привычны… Первый раз – с близнецами Майкой и Андрюхой, следующим был Егорка, а потом и Владик… Она что, намекнула? Или издевалась? Это шутка такая?

– Гребаный ты экибастуз! – рявкнул Мятежный и кубарем бросился с лестницы. И даже успел, потому что когда в последний момент схватил жену за локоть, отталкивая в их спальню, наткнулся на хитрый и переполненный коварством взгляд…

– Груша…

– Поздравляю, Мятежный!

Супруга даже сопротивляться не стала! Сдалась, рассыпая по комнате свой легкий смех. Вера была так счастлива, и сдерживать этот порыв уже было просто невыносимо!

Казалось, уже жизнь устаканилась. У них четверо прекрасных детей, дом, шикарный задний двор, густая плодовая роща, будоражащая ароматами цветения по весне. Всё удалось. Она воплотила все свои мечты. Стала независимой, любимой, абсолютно счастливой!

Но всё же Вера тосковала. Ей нравилось ощущать пьянящую душу сладость детской кожи, нравились и бессонные ночи, и то перманентное чувство тревоги, в котором родители находятся лет до пяти.

Владику в этом году уже в первый класс идти, он вдруг стал таким взрослым, серьёзным, больше не приходил в родительскую спальню под утро, а Вере было от этого тоскливо… Она так ждала звук крошечных пяточек по паркету…

Лежала до самого рассвета и прислушивалась к каждому шороху, ожидая своего малыша. И, очевидно, она так сильно об этом думала, так рьяно хотела вновь погрузиться в вечный недосып, отекшие ноги, всклокоченные волосы и стихийные слёзы счастья, что судьба не выдержала и в очередной раз улыбнулась.

Да, она была уже немолода… Почти сорок! Но ведь и её саму мама родила довольно поздно. Значит, и бояться совершенно нечего.

И о каком страхе идёт речь, когда рядом с ней такой мужчина?

Вера смотрела на очумевшего от шока Мятежного и смеялась.

Хохотала так, что стены дрожали, передавая вибрацию счастья и радости маленькому сердечку, тихо бьющемуся у неё в животе…

– Я люблю тебя! – Мятежный рухнул на колени и пошел к ней, протягивая свои мощные руки. Прижался, как делал это каждый раз, узнавая о беременности своей жены.

Они были счастливы. Всю свою жизнь!

И детям они желали того же самого… Именно поэтому, оправившись от своего приятного шока, взялись за руки и направились на первый этаж…. ПЫТАТЬ смертника, решившего, что может просто так забрать у них дочь, пока Андрюха роет ямку на пляже…

КОНЕЦ