Незнакомка из Пейроля

Глава 11

В субботу выдалась отличная солнечная погода с теплым южным ветерком. Самюэль вел машину в направлении Кастра и время от времени поглядывал на Паскаль, обеспокоенный ее напряженным молчанием.

– Скоро приедем, – попытался он вызвать ее на разговор. Вчера, сразу после звонка Паскаль, он достал дорожную карту и наметил маршрут, чтобы не петлять десять раз по одной и той же дороге. Больница находилась где-то за чертой города, на берегу реки Агру.

– Все будет хорошо, – мягко добавил он, коснувшись руки Паскаль.

Вряд ли, конечно, но зачем заранее терзать себя? По телефону ее голос звучал так тревожно и растерянно, что он сам предложил поехать вместе с ней, не дожидаясь, пока она его об этом попросит. Он не стал спрашивать, почему Лоран не стал ее ангелом-хранителем в этом мероприятии. Немного подумав, Самюэль решил, что в любом случае с ним ей будет лучше, а также сделал вывод, что, как ни хорошо ей было с Лораном, даже если допустить, что она по уши в него влюблена, – они еще не настолько знают друг друга, чтобы она могла довериться ему в столь щепетильных семейных делах.

Самюэль подъехал ко входу медицинского учреждения, в котором содержалась Юлия. Перед зданием был ухоженный парк, имелась также небольшая стоянка для машин посетителей, которая была абсолютно пуста.

– Я подожду тебя здесь, – сказал Самюэль. – Можешь оставаться там, сколько захочешь…

Паскаль кивнула с вымученной улыбкой на губах. На ней была черная футболка, джинсовая куртка и брюки, волосы она собрала в хвост. Самюэль молча восхищался ею, поскольку место и время для комплиментов были неподходящими.

– Не бойся, хорошая моя.

Он обнял ее и прижал к себе, затем открыл дверь.

Она вышла из машины прямо перед большим зданием цвета охры с белыми наличниками, окруженным цветником. Подняв голову, она насчитала пятнадцать окон, не сомневаясь, что это палаты пациентов.

Стеклянная дверь открылась, и на пороге показалась невысокая полная женщина. Улыбаясь, она протянула Паскаль руку.

– Вы доктор Фонтанель? Меня зовут Виолетта Карруа, я ответственный администратор. Это вы со мной говорили по телефону…

– Да. Очень рада с вами познакомиться.

– Давайте пройдем ко мне в кабинет.

Она проводила Паскаль через современный светлый холл, мало чем отличающийся от обычных больниц. Линолеум на полу, и достаточно просторно, чтобы пронести носилки или вывезти больного в инвалидном кресле.

– Наше учреждение было построено после войны, но потом его несколько раз перестраивали, в целом у нас хорошие условия. Входите, пожалуйста.

Они вошли в большой кабинет и сели напротив друг друга за стол из светлого дерева, на котором стоял букет цветов.

– Доктор Фонтанель, у меня есть ваши рекомендации, они вызвали большой интерес среди нашего персонала.

Виолетта Карруа дружески улыбнулась ей, но Паскаль чувствовала себя очень скованно и ничего не ответила.

– Ваш запрос был большим сюрпризом для нас, – продолжала Виолетта. – Приятным сюрпризом! Юлия содержится здесь более десяти лет, и я никогда бы не подумала, что члены ее семьи однажды станут ее разыскивать…

– Я узнала о ее существовании только этой зимой.

– Да, я так и поняла. Ваш поступок заслуживает похвалы… Поскольку вы сами врач, вы понимаете, что люди с синдромом Дауна отличаются особой впечатлительностью и ранимостью. Посещения, знаки внимания, маленькие подарки приносят им огромную радость. Мы стремимся окружить вниманием и любовью всех наших пациентов, но к Юлии наш персонал относится с особенной деликатностью, несмотря на то, что ее коммуникативные способности весьма… ограничены. Она похожа на стареющего ребенка, у нее проблемы с координацией, которые с возрастом только усугубляются.

Виолетта немного помолчала, и Паскаль спросила:

– Какой у нее коэффициент интеллекта?

– Тридцать.

У большинства пациентов с синдромом Дауна коэффициент интеллекта равняется приблизительно пятидесяти единицам. Коэффициент интеллекта у нормального человека составляет от восьмидесяти пяти до ста двадцати единиц. Виолетта, должно быть, заметила состояние Паскаль и заговорила снова:

– Юлия последовательно содержалась в специальных учреждениях, поскольку ей необходимо было помочь выработать необходимые повседневные навыки. В принципе, она должна была прожить не более двадцати лет, но природа распорядилась по-другому. Сейчас состояние ее здоровья стабильное, вы, конечно, можете просмотреть ее медицинскую карточку… У вас есть ко мне вопросы?

Паскаль молчала, пытаясь подавить в себе желание сбежать отсюда, она даже сжала руками подлокотники кресла, чтобы не вскочить.

– Нет, пока нет вопросов, – выдохнула она. – Я думаю, что мне следует увидеть Юлию.

– Вы не хотите сначала поговорить с психиатром, у которого она наблюдается?

– Нет…

– Что ж, тогда пойдемте, – сказала Виолетта Карруа, поднимаясь.

Они еще раз пересекли холл. Паскаль казалось, что ее ноги налились свинцом. Она пыталась подготовить себя к худшему. В эту минуту ей так не хватало плеча Самюэля. Ни отца, ни брата, а одного только Самюэля, который дожидался ее в машине у входа.

Виолетта остановилась рядом с игровой комнатой, дверь в которую была открыта. Большое свободное пространство, широкие окна, телевизор, мягкие кресла, обитые тканями веселых расцветок, несколько пластиковых столиков и стульев, на застланном ковром полу – игрушки. У телевизора спиной к Паскаль сидели две женщины. Поскольку одна из них была в белой блузе, Паскаль взглянула на другую.

– В это время, – объяснила Виолетта, – все идут в столовую на полдник, но мы накормили Юлию заранее. Идемте…

Паскаль сделала глубокий вдох. Она поклялась себе, что не будет искать сходства и не станет думать о своей матери. Медсестра поднялась и выключила телевизор.

– Вот женщина, которую мы ждем, Юлия!

Паскаль, словно падая в пропасть, прошла расстояние, разделявшее ее и Юлию, взяла стул и села напротив нее.

– Здравствуй, Юлия, – ласково произнесла она.

Она увидела именно то, что и предполагала. Ее опытный взгляд отметил все детали клинической картины. Плоские, псевдоазиатские черты лица, свидетельствовавшие о хромосомной аномалии, усиливались вьетнамским происхождением Юлии. Маленький высоко посаженный нос, ни одной морщинки, широкие губы и большой живот. Черные волосы из практических соображений коротко острижены.

– Меня зовут Паскаль.

Взгляд темных глаз Юлии был мягким, словно бархатным. Паскаль решила смотреть только в эти глаза и не обращать внимания на все остальное.

– Я рада познакомиться с тобой, Юлия.

Раздался неясный звук, однако через пару секунд Юлия смогла произнести:

– Па…каль.

– Паскаль, да. А тебя зовут Юлия.

– Юлия Нянь.

Все чувства, которые Паскаль пыталась отринуть от себя, нахлынули с новой силой.

– Юлия Ньян, ты права. Юлия без забот. Ты моя сестра. Мы с тобой будем дружить. Хочешь?

Она не замечала, как из ее глаз катились слезы, в то время как на лице Юлии расцветала блаженная улыбка.

Самюэль знал, что Паскаль надолго не задержится. Юлия, скорее всего, через несколько минут потеряет к ней интерес. Они не смогут обменяться воспоминаниями, рассказать друг другу о своей жизни, не смогут разделить чувств друг друга. Будет ли Паскаль регулярно навещать Юлию? Захочет ли, чтобы Юлия полюбила ее? Зная Паскаль, он был убежден, что она будет заботиться о своей сводной сестре и, конечно, захочет компенсировать ей недостаток любви.

Самюэль хорошо помнил Камиллу. Она была очаровательной тещей, никогда не болтала лишнего, была очень нежна, хотя все сильнее страдала от нервного истощения. Видя, как она заботится о своих детях, никто бы не подумал, что она была способна бросить своего ребенка, к тому же больного. Анри защищал жену от всех невзгод, он видел, что она эмоционально неустойчива, поэтому всеми силами старался сохранить в секрете ее прошлое. Оно, должно быть, тяжелым бременем лежало на душе бедной Камиллы.

Фонтанели хорошо относились к Самюэлю, несмотря на его развод с Паскаль, они не вычеркнули его из своей жизни, возможно, потому, что у него не было родителей и не было своей семьи. А может быть, потому, что Анри и Адриан надеялись, что он снова станет мужем Паскаль. Марианна с горечью сказала ему как-то, что он так и не отпустил от себя свое прошлое.

Самюэль вышел из машины, прошелся по парку, затем вернулся и сел на капот, наблюдая за пациентами на прогулке. Те из них, кто мог двигаться, с помощью медсестер играли в мяч, остальных вывозили в креслах. Зрелище, прямо сказать, не из легких. В каком состоянии будет Паскаль, когда выйдет оттуда?

Наконец он увидел ее на пороге больницы. Она шла, низко опустив голову и держа руки в карманах. Ее волосы были распущены по плечам. Она шла к нему, не глядя по сторонам.

– Мы можем ехать, – сказала она бесцветным голосом. Самюэль протянул руку, и она, рыдая, прижалась к нему.

– Я здесь, Паскаль, любимая, успокойся…

Не выпуская ее из объятий, он повел ее к безлюдной аллее.

– У тебя есть бумажные салфетки? – спросил он. Она вынула одну, вытерла нос, затем вынула следующую, чтобы стереть слезы со щек.

– Дай мне, у тебя тушь потекла.

Пока он приводил ее в порядок, она снова завязала волосы в хвост.

– Она… Юлия хотела потрогать мои волосы, – объяснила она.

У Паскаль был такой растерянный вид, что Самюэль не знал, что и сказать.

– Как она?

– Нетрудно догадаться.

– Вы смогли… поговорить?

– Да. Несколько слов. Она почти не разговаривает, но хорошо понимает. Я думаю, что смогу подружиться с ней, если мои посещения будут не слишком ее волновать. Люди, которые ухаживают за ней, на вид очень добрые и компетентные. Никакой трагедии нет…

Где-то рядом раздались крики, похожие на скандал школьников. Самюэль обнял Паскаль и снова прижал ее к себе.

– Делай как знаешь, но подожди, пока не пройдет состояние шока.

Он почувствовал, как она немного расслабилась и стала спокойнее дышать. Прислонившись головой к его шее, она прошептала:

– Боже мой, как же это все было тяжело! Я едва смогла покинуть кабинет директора. Мне хотелось, чтобы ты был там и толкнул меня в спину.

Она подавила в себе нервный смешок, по-прежнему прижимаясь к нему, а ему хотелось никогда не разжимать своих объятий. Он гладил ее волосы, стараясь успокоить, и ловил себя на мысли о том, что мечтал обнимать ее таким образом не одну бессонную ночь. Он вдыхал запах ее духов, даже чувствовал биение ее сердца. Он был взволнован гораздо больше, чем ему того хотелось, и его рука стала нежно поглаживать ее шею.

– Самюэль!

Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, но не стала сопротивляться. Несколько секунд она разглядывала его, нахмурив брови, затем лицо ее посветлело.

– Самюэль, как ты можешь…

На этот раз она укоризненно рассмеялась, и он почувствовал, что выглядит нелепо.

– Прости меня, – сказал он, отпуская ее. – Мне очень стыдно, но ты всегда производишь на меня такое действие!

Вопреки всем его ожиданиям, она встала на носки и легонько поцеловала его в губы.

– Ты отвезешь меня домой? – спросила она и, взяв его за руку, повела к стоянке.

Аврора закончила работу и переодевалась в раздевалке персонала. Она с беспокойством думала о том, что Паскаль не откажется от своих намерений. Встреча с Юлией сильно потрясла ее. Они в воскресенье устроили в Пейроле девичник, отклонив предложения Жоржа и Лорана. Паскаль нужно было выговориться, и Аврора терпеливо слушала ее. Они вышли в парк, где пропалывали клумбы, грелись на солнышке и в который раз обсуждали историю Юлии.

Часы в коридоре показывали семь вечера. В это время Надин Клеман обычно уходила из больницы. Если бы она догадалась, что ее ожидает, то получше бы обращалась со своими сотрудниками! Аврора надела пальто и вышла. Ее дружба с Паскаль, без сомнения, раздражала Надин, которая всячески стремилась усложнить ее работу в Пюрпане. Если так пойдет и дальше, то она тоже уволится. Мысль о том, что она будет работать вместе с Паскаль, была ей приятна, к тому же ближе к Пейролю, но… дальше от Жоржа. А он уже не раз поднимал вопрос о разделяющем их расстоянии и предлагал жить вместе.

Что же делать? Аврора любила его, тем не менее ей не хотелось менять свою жизнь. Почему она должна была уходить из этого чудного дома в Пейроле, где ей было так хорошо? Веселая дружба с Паскаль, смех, разговоры, горящий камин зимой и ничегонеделание на лужайке летом, щебетание птиц по утрам, – неужели ей придется отказаться от всего этого? Нет, она останется свободной, независимой и сама будет решать, как ей провести предстоящий день или вечер, она будет встречаться с мужчиной, которого любит, и не погрязнет в серых бытовых проблемах. Но насколько долго Жорж сможет терпеть ее своеволие?

Погруженная в свои мысли, она подошла к лифту и слишком поздно заметила Надин Клеман, которая, теряя терпение, беспрестанно нажимала кнопку вызова.

– Он что, сломался, что ли? – сердито спросила она Аврору.

В этот момент лифт наконец пришел, и Надин, зайдя в него, окликнула:

– Вы едете, милая моя?

Она так называла всех медсестер. Аврора нехотя зашла следом, ей вовсе не хотелось быть свидетельницей того, что должно было произойти. Когда лифт опустился на первый этаж и двери раскрылись, Аврора взглядом поискала Паскаль и увидела ее, нервно расхаживающую по вестибюлю.

– Ой, я кое-что забыла наверху, – пробормотала Аврора и снова зашла в лифт.

Надин закатила глаза кверху и вышла из лифта, не взглянув на Аврору. В это время в вестибюле было людно: кто-то возвращался домой после дневной смены, другие же врачи, наоборот, приходили на ночные дежурства. Надин торопилась домой, чтобы немного передохнуть. С возрастом ей все труднее было выдерживать этот адский темп работы, который она навязывала и другим. Конечно, ей пора было уже выходить на пенсию, но она и думать об этом не хотела.

– Мадам Клеман!

Перед ней стояла Паскаль Фонтанель, преграждая ей путь.

– Мне нужно с вами поговорить…

Надин смерила Паскаль взглядом с ног до головы. Она была удивлена и раздосадована. Что этой заразе могло понадобиться в Пюрпане? Может, она пришла за своей подругой Авророй? А, нет, она пришла к Вийневу! Слух о том, что малышка Фонтанель стала любовницей Лорана Вийнева, разошелся по всей больнице, да и в городе об этом судачили.

– О чем мне с вами говорить? Я спешу!

– Это важно, но мы не можем говорить прямо здесь.

– Куда же вы предлагаете пойти, доктор Фонтанель? – вскинулась Надин.

– Давайте выйдем и найдем место, где нам не помешают.

Паскаль произнесла это ледяным тоном, в котором явственно слышалась агрессия, что нисколько не испугало Надин, а лишь заинтриговало. В ее больнице никто не смел так нападать на нее.

– Ну, пойдемте, при условии, что это ненадолго! – согласилась она, широким шагом направляясь к выходу.

Совершенно не к месту перед ней возник образ отца, который учил ее: «Не ходи, как гусар». Она подавила улыбку, думая о том, какая все это ерунда по сравнению с ее успехами.

– Здесь подойдет, – сказала Паскаль позади нее. – Укромное место понадобится вам, а не мне.

Надин остановилась и обернулась. В ней уже закипала ярость, но что-то в позе Паскаль остановило ее, и она смирила свой гнев. Они стояли за одним из административных корпусов, вдали от пешеходной зоны.

– Мне нужно рассказать вам кое-что, Надин. Это история, конца которой вы пока не знаете. Я называю вас по имени, поскольку мы с вами близкие родственники…

Надин застыла в молчании. Кто ввел эту дурочку в курс дела?

– Вы, должно быть, знаете, что я встретилась с вашим братом, Бенжаменом… Вы знаете очень многое, чего не знаю я!

– Меня это не интересует, – твердо сказала Надин.

– Правда? Видите ли, Надин, я ваша племянница, ваш отец был моим дедушкой, и это дает мне право говорить с вами о нашей семье.

– У вас нет никакого права на это! И я уже достаточно слушала вас…

Надин шагнула в сторону, чтобы уйти, но Паскаль схватила ее за плечо.

– Вы выслушаете меня… давайте не будем устраивать скандал.

Решительный и спокойный тон молодой женщины встревожили Надин. Вздернув подбородок, она подумала, затем кивнула в знак согласия.

– Для меня это было настоящей головоломкой, – начала Паскаль, – которую мне пришлось решать одной, потому что никто не хотел мне рассказывать о семье Монтагов. Вы провели большую часть детства вместе с моей мамой, пока ее не отправили в пансион. Судя по тому, что случилось с ней потом, вы, должно быть, ненавидели ее очень сильно. Бенжамен удовлетворился тем, что не виделся с ней, ваш второй брат, думаю, тоже, но вы и ваша мать настолько ненавидели ее, что поступили с ней не по-человечески жестоко.

– Поступили жестоко? Подумайте только! Не говорите глупостей, с Камиллой никогда не…

– Никогда не обращались грубо, вы хотели сказать? Спасибо и на этом! На нее никто не обращал внимания, все делали вид, что ее и не существует.

– Ну что ж, – нервничая, прервала ее Надин, – все это было пятьдесят лет назад, и я об этом уже ничего не помню.

– Я хочу немного освежить вашу память. Моей матери разрешили идти на все четыре стороны, поскольку никому из Монтагов не было до нее дела. Предоставленная самой себе, одна, без гроша, она повстречала в Париже человека по имени Рауль Косте. Забеременев, она вышла за него замуж и родила девочку, больную синдромом Дауна. Косте воспользовался этим, чтобы бросить ее. У нее не было никаких источников к существованию, не было профессии, ваша мать не захотела отправить ее на учебу. И она вернулась к вам, конечно, с тяжелой душой, но у нее больше никого на свете не было, кроме вас. Она думала, что вы не настолько жестоки, чтобы еще раз выгнать ее, но вы так и поступили. Вы, ваши братья, ваша мать… Никто из вас не протянул ей руки. Ей нечем было кормить своего ребенка, ее отовсюду гнали.

Надин пожала плечами, с циничным равнодушием слушая эту историю бедной Золушки, повторяемую Паскаль. Решив закрыть ей рот, Надин возразила:

– А кто ей виноват? Камилла позволила первому встречному сделать ей ребенка, вы это сами сказали, и мы не обязаны были расплачиваться за ее похождения!

– О, конечно! Из-за вас, из-за вашего эгоизма, вашей враждебности она оказалась одна, безо всяких средств к существованию. В то время ей был двадцать один год, а вам около тридцати, Надин… вы уже были врачом, вы произносили клятву Гиппократа, но вы не проявили ни капли сострадания ни к своей погибающей сестре, ни к ее ребенку.

Надин хотелось заткнуть себе уши, она все бы отдала, чтобы остановить этот словесный поток. Она не хотела вспоминать ни о тех временах, ни об этой ужасной Камилле…

– Эта девочка с синдромом Дауна умерла в младенческом возрасте, – запротестовала она, – и, насколько я знаю, мы ее не убивали!

– Умерла? О, вовсе нет! Эта девочка выжила и живет до сих пор. Моя мать была вынуждена оставить ее в больнице, у нее не было другого выхода. Из-за вас, как всегда!

Надин вздрогнула, отпрянула на шаг и прислонилась спиной к стене. Ребенок Камиллы был жив? Она видела его всего лишь раз, когда Камилла явилась в семью Монтагов. Странный ребенок, которого никому из них не было жаль. Камилла просила о помощи, это правда, но все считали, что она получила то, что сама заслужила. Муж сбежал от нее, больная дочь на руках, – и она рассчитывала, что Монтаги будут расплачиваться за ее ошибки? Мать выгнала Камиллу с ее ребенком на улицу.

– Если вы хотите увидеть ее, Надин, то это недалеко – больница находится рядом с Кастром.

– С какой стати мне видеться с ней? – закричала она пронзительным голосом.

Паскаль, не отрываясь, смотрела на нее, и глаза у нее были точно как у Камиллы – та же форма, тот же цвет.

– Она обращалась не ко мне, мне не в чем упрекнуть себя, – сказала она тише.

– Возможно, но вы, должно быть, чувствуете и свою вину, потому что не осмелились открыть, кем приходитесь мне. Вы очень хорошо хранили этот секрет.

– Я не хотела, чтобы поползли слухи… чтобы по этому поводу возникали бессмысленные разговоры, как этот, что вы мне сегодня навязываете.

– Если до сих пор вам не хотелось стирать грязное белье, то теперь мы можем выстирать его вместе. Напоминаю, мы принадлежим к одной семье, хотите вы этого или нет!

Надин все еще пыталась возражать, но ей действительно сделалось не по себе. Эта грязная история возвращала ее в прошлое, о котором ей не хотелось вспоминать.

– Лишь в одном наши точки зрения совпадают, – безжалостно продолжала Паскаль. – Мой дедушка, знаменитый Абель Монтаг, офицер с большим чувством долга, не должен был привозить мою мать во Францию! Но он не предполагал, что даже самое жалкое существование во Вьетнаме не может сравниться с той ужасной жизнью, на которую вы обрекли ее здесь. Носить имя Монтаг, быть членом вашей семьи – это самое худшее, что могло с ней произойти. В конечном итоге вы уничтожили ее, и она умерла от нервного истощения. Вот то, что я хотела вам рассказать, радуйтесь, если можете… Всего хорошего, Надин.

Паскаль развернулась и решительной походкой удалилась от нее. Надо же, какая злость таилась в этой женщине! Эти обвинения, полные ненависти… Надин глубоко вздохнула. Ей сделалось трудно дышать. Она разомкнула пальцы, сжимающие ремень сумки. Ей не следовало стоять здесь одной, прислонившись к стене, ее могли заметить…

Как сомнамбула, Надин подошла к стоянке и села в машину, но не завела мотор, потрясенная сценой, которую только что пережила. В течение долгих лет она запрещала себе вспоминать о том, что было связано с Камиллой, особенно эпизод ее возвращения в Тулузу… и эта несчастная Паскаль заставила ее вспомнить все до мельчайших подробностей. Это случилось серым ноябрьским днем, разговор Камиллы с матерью продолжался всего несколько минут на пороге. Камиллу бездушно выставили на улицу, и Надин поддержала это. Да, она уже была тогда врачом. Почему она должна была защищать Камиллу, которую терпеть не могла? Эта девчонка украла у нее любовь отца, из-за нее ее мать стала сварливой и жестокой… Камилла была узурпатором…

У Надин началась икота. Несмотря на жесткий характер, постоянный контакт с пациентами все-таки немного смягчил его, она была уже не той, что тридцать лет назад. Если бы сейчас Камилла оказалась на пороге ее дома с больным ребенком на руках, она, конечно, излила бы на нее свой легендарный гнев, но не закрыла бы дверь перед ее носом. К несчастью, она ничего не могла изменить в этой истории. Она ведь на самом деле считала, что этот ребенок умер. Потом она узнала о браке Камиллы с альбийским врачом Анри Фонтанелем, и это изгнало из ее сердца угрызения совести. Окончательно они исчезли после того, как Камилла отказалась от наследства. Эта несчастная дурочка не захотела принять свою часть только из-за того, что не хотела больше встречаться с ней и ее братьями!

Надин становилось все хуже, и она порылась в сумке, нашаривая таблетку примперана. Боже мой, неужели с ней случится приступ прямо во дворе больницы? И почему она так терзается из-за этого? Ей больше не следует думать об этом. Никогда. Паскаль выплеснула весь свой яд и больше не вернется к этому разговору.

Протянув руку к ключу зажигания, Надин неожиданно вспомнила фразу «эта девочка выжила и живет до сих пор». Может, лучшим средством покончить с этой историей было поехать и увидеть все самой?

«Ты спятила, ей-богу! Что увидеть?»

Здесь ничего уже нельзя было сделать, ребенок родился с синдромом Дауна, так распорядилась судьба. Но ведь Абель оставил после себя приличное состояние, и семья Монтагов могла бы как-то помочь Камилле…

«Это ужасно…»

Надин уже не знала, что было хуже – этот разговор с Паскаль или терзавшие ее воспоминания и смутное чувство вины… Она нажала на газ, словно по пятам за ней гнался сам дьявол.

Самюэлю казалось, что эта неделя никогда не закончится, расписание операционного блока было настолько плотным, что он буквально валился с ног. При такой нехватке анестезиологов ему скоро придется работать по двадцать часов в сутки. Да уж, эта специальность нынче становится редкой, и все из-за этих чертовых судебных процессов в Штатах. Что бы там ни было, будущее не обещало ему легкой жизни. Хирурги высоко ценили его компетентность и спорили друг с другом за то, чтобы именно он участвовал в проведении их операций. Это, конечно, льстило ему, но его личная жизнь была под угрозой. А по большому счету, она попросту отсутствовала. И кажется, пришла пора решительно с этим бороться.

С прошлой субботы он постоянно думал о Паскаль. О том сильном желании, которое она в нем вызывала, о потребности защищать и утешать ее, о невыносимой боли, которую он испытывал, оставляя ее в Пейроле. После поездки в Кастр он завез ее домой и вернулся к себе, в свой пустой и постылый дом, где ему было нечего делать и некого любить.

Почти каждый вечер он куда-нибудь выходил. В прокуренных барах было полно красивых девушек, которые улыбались ему, но они его не занимали. Почему? Потому что он держал в своих объятиях Паскаль и чувствовал, как бьется ее сердце.

Она позвонила ему во вторник и рассказала срывающимся голосом о своей встрече с Надин Клеман, но позвонив ей через два дня, он услышал голос автоответчика. Нет никаких сомнений, что она продолжает укреплять свои отношения с Лораном.

К счастью, приближаются выходные, и он сможет отправиться в аэроклуб. Там после занятий со стажерами, может, и самому удастся немного полетать. Как и большинство других пилотов, он обо всем забывал, когда поднимался в небо.

Выходя из ангара, он лицом к лицу столкнулся с Лораном, который деланно непринужденным тоном воскликнул:

– А, как раз тебя-то я и искал! Послушай, Самюэль, я не могу учиться у Даниэля, как инструктор он абсолютный ноль, я бы хотел получить диплом у тебя.

– Даниэль вовсе не ноль.

– Но я хочу учиться у тебя, Самюэль. Пожалуйста. Разве мы с тобой в ссоре?

– Нет…

– Тогда что мешает? Я практически готов к сдаче экзамена.

– Ты даже можешь совершить авторотацию?

– Это, конечно, мое слабое место, но я все же рассчитываю на успех.

Когда Самюэль и Лоран три года назад познакомились в аэроклубе, они сразу понравились друг другу и стали настоящими друзьями. Ссориться в таком возрасте не имело смысла, тем более участвовать в петушиных боях.

– Хорошо, – уступил Самюэль, – посмотри на мое расписание и запишись на занятия. Но я тебя предупреждаю, что…

– Я не буду говорить с тобой об этом, только если ты сам меня попросишь.

Они поняли друг друга с полуслова, не упоминая даже имени Паскаль.

– Кстати, – просиял Лоран, – у тебя в два часа окно, и мы могли бы позаниматься, согласен?

Самюэль молча смотрел на Лорана, размышляя, мог бы он раз и навсегда покончить с ревностью.

– Тебе придется плохо, – наконец решительно произнес он, указывая на «Хьюз-300».

Паскаль резко нажала на тормоз, заметив Леони Бертен, стоявшую посреди дороги. Поравнявшись с ней, она остановилась и опустила боковое стекло.

– Я чуть вас не сбила…

– Мой котенок залез на дерево, смотрите, он там! Он не может слезть, боится, а я не могу бросить его здесь!

Паскаль взглянула вверх и увидела на высоте трех метров маленький рыжий комочек.

– Я пойду за лестницей, – сказала старушка.

– Мадам Бертен, вы что? Подождите немного, я поставлю машину.

Паскаль, паркуясь к обочине, думала о том, почему ни ей, ни Авроре не приходило в голову завести кошку или собаку.

– Давайте поторопимся, а то этот дурачок упадет! – попросила Леони.

– Не стойте на дороге, я сейчас полезу за ним. Как зовут этого беглеца?

– Карамель.

Паскаль взяла лестницу, приставила ее к стволу и стала медленно взбираться по ней, бормоча ласковые слова, чтобы успокоить котенка.

– Сиди смирно, маленький, а то ты свалишься, и я свалюсь вместе с тобой…

Забравшись наверх, она протянула руку, и перепутанный котенок вонзил ей в ладонь свои крохотные коготки.

– Браво, малыш! Ну-ка убери свои когти, я твоя спасительница… Ну вот, мы и спустились.

– О, спасибо вам, спасибо! – бормотала Леони, снова выйдя на середину дороги.

Взяв у Паскаль котенка, она сунула его в один из больших карманов своей блузы.

– Я очень люблю кошек, – сказала она, словно оправдываясь.

– Но это не причина, чтобы выскакивать на дорогу… знаете, многие ездят как сумасшедшие.

Леони хрипло засмеялась и пожала плечами.

– Вы же сами знаете, что здесь почти никто не ездит! Паскаль поставила лестницу на место и согласилась на предложение Леони выпить кофе.

– Сейчас, только возьму свою сумку.

Закрывая дверцу машины, она подумала, что хорошо было бы подарить Леони букетик гиацинтов, который она купила на рынке в Альби. Эти гиацинты принесут больше радости Леони, чем ей самой, поскольку пейрольский парк утопал в цветах самых разных оттенков; она купила этот букетик, повинуясь привычкам парижанки.

– Я ненадолго, в моем багажнике продукты, которые нужно положить в холодильник, – сказала Паскаль, входя в кухню. – Как обычно по субботам, я скупила весь рынок на площади Святой Сесилии.

Она протянула Леони гиацинты, и та, глядя на них с удивлением, спросила:

– Это для меня? Спасибо… Интересно, что ваша мать тоже часто останавливалась здесь, чтобы подарить мне букет! Она всегда привозила из Альби цветы, да вы, должно быть, и сами это помните?

В последней фразе, произнесенной нарочито медленно, слышался намек, и Паскаль удивленно взглянула на Леони.

– Моя мать обожала цветы.

– О да! Лестрейд рассказывал мне об этом, когда приходил подстригать мои изгороди. Он мне рассказывал обо всех чудесах пейрольского сада… И каждую субботу она, как и вы, ездила на рынок и покупала срезанные цветы, множество разных цветов…

Паскаль хорошо помнила это, в доме всегда стояли большие букеты, но она думала, что это цветы из парка. И впрямь, для чего разрушать красоту клумб? Паскаль вспомнила о плетеной корзине, которую часто видела в руках матери. Что в ней было – увядшие розы?

– Может, вы на что-то мне намекаете, мадам Бертен? – спросила она тихо.

Леони раздумывала, оценивающе глядя на нее.

– Нет, я больше ничего не знаю. Возможно, из-за того, что я была заинтригована всем этим, однажды задала вашей матери вопрос… Ее ответ был странным, загадочным… она сказала, что не хочет срезать цветы со своих клумб, потому что в них было какое-то послание.

– Послание?

– Да. Пейте кофе, доктор Фонтанель! В моем возрасте память уже не та, может, я что-то и напутала.

Но Паскаль была уверена, что у Леони с головой все в порядке. Выпив кофе, она поблагодарила мадам Бертен и погладила за ушками котенка, выбравшегося из кармана Леони на волю.

– Не выпускайте его больше на улицу, – сказала она, покидая дом мадам Бертен.

Что означала вся эта история с посланием? На что старушка хотела обратить ее внимание? Паскаль в замешательстве прошла к машине и через несколько минут въехала в открытые ворота Пейроля.

– Ты все купила за один раз! – восхитилась поджидавшая ее Аврора.

– Я заходила в гости к мадам Бертен.

– Давай-ка я сама перенесу продукты из багажника, а ты пойди взгляни на Лестрейда, он уже, по-моему, целый час инспектирует клумбы, которые мы с тобой пропололи!

Аврора рассмеялась, беря в руки две большие сумки.

– Быстро отправь его восвояси и приходи обедать, я приготовила пирог с маслинами. Думаю, мы можем расположиться прямо здесь, погода чудесная…

Паскаль рассеянно посмотрела на нее и отправилась на поиски Лестрейда. Она прошла через лужайку, остановилась и вернулась назад. Ее окружал просто фейерверк цветочных красок: лютики, крокусы, тюльпаны, колокольчики, фрезии, ирисы и анемоны, нарциссы, не говоря уже о розах…

– Красиво, правда? – сказал Люсьен, появляясь из-за деревьев.

В руках у него был большой пульверизатор.

– Ох уж эти мне паразиты! – вздохнул Лестрейд, ставя аппарат на землю. – Нужно внимательно следить, иначе…

– Эти цветы долго будут цвести? – резко спросила Паскаль.

– Когда эти увянут, распустятся лилии и гладиолусы, полиантесы и маргаритки, потом гвоздики, астры…

– Вы каждый год сажаете одно и то же?

– Да, и в одном и том же порядке. – Зачем?

– Потому что я пообещал.

– Кому?

– А как вы думаете?

Паскаль открыла было рот, но, передумав, не произнесла ни звука. Люсьен Лестрейд смотрел на нее с нескрываемым удовлетворением, словно учитель, гордый за свою ученицу. Она снова оглядела парк, и вдруг ей все стало так очевидно, оказалось настолько простым…

– Когда будете уходить, закройте ворота, хорошо?

Не обращая больше на него внимания, она побежала к дому. Поскольку она могла проверить свою догадку, ей не хотелось ждать ни минуты. Она бросилась в кухню, где Аврора заканчивала разбирать сумки с продуктами.

– Поехали со мной в Тулузу!

Аврора хотела что-то возразить, но Паскаль уже схватила свою сумку и ключи от машины.

Самюэлю пришлось применить все свои дипломатические способности, чтобы убедить Паскаль отказаться от аренды вертолета. Прокат стоил очень дорого, даже такой небольшой машины, как «Хьюз-300», а ему как инструктору позволялось брать любую свободную. Он наотрез отказался отпускать ее одну.

– Ты уже целый год не летала сама, да еще находишься в таком возбужденном состоянии, к тому же хочешь взять с собой Аврору! Я освобожусь в половине четвертого, а вы пока пойдите в бар, поешьте там и подождите меня…

Паскаль наконец смирилась, превозмогая охватившее ее нетерпение. Самюэль был прав, она давно не практиковалась, и, если возникнут какие-то затруднения, Аврора ничем не сможет ей помочь.

Пока они сидели в баре, жуя бутерброды и запивая их чаем, Аврора забросала Паскаль вопросами.

– Это, возможно, идиотская мысль, я не хочу ничего рассказывать, пока сама не увижу. В любом случае, обещаю тебе прекрасную прогулку, на небе ни облачка!

Когда Самюэль наконец вернулся, Паскаль уже сидела как на иголках, и они тут же отправились к вертолету. Самюэль помог Авроре сесть в заднее кресло, пристегнул ее ремнями безопасности, надел на нее шлем и закрыл дверь. Затем он сел вместе с Паскаль на передние сиденья.

– У тебя есть карта, моя красавица? Если ты успокоишься, я обещаю, что дам тебе вести вертолет до Гайяка.

Паскаль послушно кивнула и проверила свой микрофон. Самюэль проверил показания приборов.

– Что ж, вы готовы, девушки? Отправляемся… Бросив еще один взгляд на приборную панель, он включил сцепление ротора.

– Какая прелесть! – услышали они громкий голос Авроры в наушниках.

– Мы хорошо слышим тебя, не кричи, – сказала Паскаль, смеясь.

Сделав круг над крышами аэроклуба, они взяли курс на северо-восток. Через десять минут, когда они пролетали над Тарном, Самюэль предложил Паскаль самой вести вертолет.

Она обрадованно поставила ноги на педали и положила правую руку на рычаг управления.

– Командуй сама, – сказал Самюэль.

– Что, теперь ты управляешь? – забеспокоилась Аврора.

– Я слежу за ней, не бойся, – заверил ее Самюэль, улыбаясь. – Я сам ее учил, поэтому она должна справиться…

Оставив позади Тарн, они оказались над Альби, и Паскаль посмотрела на карту, лежавшую у нее на коленях. Управление вертолетом доставляло ей огромную радость, и ее уже не так занимало то, что она ожидала увидеть.

Она попыталась сконцентрироваться, зная, что Самюэль не допускал ни малейшей рассеянности. Они пролетели над Гайяком, но за минуту до появления Пейроля она передала управление Самюэлю.

– Когда мы будем над Пейролем, что я должен делать, красавица?

– Ничего особенного. Немного покружи над ним.

– Может, сделаем посадку?

– Нет, ты мне все цветы помнешь!

Он заинтригованно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Надо было идти на снижение, чтобы они могли как следует рассмотреть пейрольские владения.

– Не так быстро, – попросила она.

На высоте пятьсот метров над землей их глазам предстало роскошное зрелище пейрольского парка. Как и предполагала Паскаль, цветочные насаждения образовывали собой огромную надпись… Это было послание, составленное Камиллой, которое можно было рассмотреть, лишь находясь в небе.

– Невероятно… – пробормотал Самюэль в микрофон. Он сделал круг, немного снизился и пошел на следующий на меньшей скорости.

Аврора онемела от удивления; что же касается Паскаль, то она только и могла, что прошептать:

– Боже мой, как же ей удалось все это сделать? Каждая клумба представляла собой одну из букв имени «Юлия», обведенную кругом. Камилла могла бы сделать это во французском стиле, при помощи лабиринта кустарников, но она предпочла цветы. Это была сложная композиция, для создания которой требовалась большая фантазия, и с земли ее невозможно было разгадать. Знал ли Люсьен Лестрейд, что он делал, или же он довольствовался тем, что четко выполнял распоряжение Камиллы, сделанное много лет назад?

– Эти цветы быстро завянут, да? – спросил Самюэль.

– Да, но на их месте вырастут новые. С весны до осени это имя будет цвести разными красками.

Вот почему была необходимость удалять увядшие цветы! Чтобы дать распуститься новым. Это был огромный труд, совершаемый ради прекрасного и трогательного результата – знака, обращенного к небу и Богу.

– Твоя мать действительно не могла забыть об этом, – медленно произнесла Аврора.

– Она не могла забыть. Это было ее навязчивой идеей, ее мукой…

Столько лет растить эту таинственную картину и не иметь возможности увидеть результат своего труда! Возможно, она была уверена в том, что все получилось правильно? Невероятная, эфемерная работа… Возможно, она таким образом наказывала себя.

– Давайте выбираться отсюда, – прошептала Паскаль.

Хотя она еле шевелила губами, Самюэль расслышал, потому что увеличил скорость и поднялся вверх. Паскаль закрыла глаза, думая, что ей со всем этим делать. Возможно, следует вырвать все цветы вместе с луковицами, вспахать землю, засеять ее травой, посадить деревья, чтобы навсегда покончить с этим. У нее было на это право, ведь она нашла Юлию.

Рука Самюэля нежно коснулась ее щеки, вытирая с нее слезу.

– Не плачь, хорошая моя…

Точно так он сказал ей тогда, после похорон Камиллы, и ей стало так же горько, как и в тот день, словно она второй раз хоронила свою мать.