Незнакомка из Пейроля

Глава 4

Нервничая, Анри смотрел на стюардессу, которая, рассказывая об аварийной эвакуации, демонстрировала пассажирам спасательный жилет и кислородную маску. Он терпеть не мог самолеты и удивился тому, что Паскаль нравилось летать. Слава богу, что сейчас она не летела с ними.

Сидящий рядом Адриан был погружен в чтение журнала, и, похоже, его не беспокоил момент взлета. Анри закрыл глаза и положил в рот жевательную резинку, чтобы избавиться от закладывания ушей. Хорошо, что выходные прошли, он выполнил свой долг, в следующий раз Паскаль сама приедет к нему. А потом он придумает предлог, чтобы больше никогда не появляться в Пейроле. Всю ночь он думал о Камилле и, заснув на рассвете, увидел ее во сне.

Камилла, хрупкая и нежная, всегда спала обнаженной, и на ее ресницах часто блестели слезы. Она плакала даже во сне. А когда он занимался с ней любовью, хваталась за него так, будто тонула. Может, удовольствием она стремилась заглушить свою печаль?

Самолет достиг крейсерской скорости, и полет, кажется, стабилизировался. Анри рискнул выглянуть в иллюминатор, но с такой высоты уже ничего не было видно. Вчера вечером, стоя у окна и глядя на ночной парк, он спрашивал себя, почему Люсьен Лестрейд докучает его дочери. Может, он хочет ей о чем-то рассказать? Но что он знал о драме, которая терзала тогда Фонтанелей? Он мог лишь строить догадки, потому что Камилла никогда не доверилась бы подобному человеку.

Как бы то ни было, Анри решил позвонить Лестрейду этим же вечером. Он предложит ему такую сумму денег, которая обеспечит его на тридцать лет вперед, и он больше не посмеет совать свой нос в дела его семьи.

Откидываясь на спинку кресла, Анри в миллионный раз спросил себя, был ли он прав. Ответа на этот вопрос он не знал, и он продолжал его мучить.

Стюардесса прикатила тележку с напитками. Полет из Тулузы до Парижа был недолгим, и Анри едва успел допить свой стакан, как объявили посадку. Тем лучше. Чем раньше он приступит к работе в клинике, тем меньше у него останется времени на воспоминания. В Сен-Жермен тень Камиллы также преследовала его, но не так отчетливо, как в Пейроле. К счастью, Паскаль ничего не знает, и Анри не позволит, чтобы Люсьен Лестрейд нашептал ей какие-нибудь гадости. Пусть уж она радуется этому дому, который так любит! Раз он не смог ее разубедить, то…

– О чем ты задумался, папа?

Адриан с беспокойством смотрел на него, и Анри сказал первое, что пришло в голову:

– О следующем административном совете.

– Не беспокойся, все будет хорошо, – сказал сын, потрепав его по руке.

Конечно нет. Все его проблемы оставались там, в Пейроле. Анри взял стакан с апельсиновым соком и посмотрел на часы. Он торопился – торопился забыть…

Аврора осторожно спустила с чердака последнюю вазу.

– Вот! Наконец-то я их все собрала. Паскаль, стоя наверху, рассмеялась.

– Зачем тебе вазы без цветов?

Она рылась в покрытых пылью старых чемоданах, нагроможденных в темном углу. На некоторых были наклейки, подписанные рукой матери: «занавеси из библиотеки», «покрывала из спальни». Возможно, Камилла надеялась, что однажды они снова пригодятся? Может, собиралась вернуться в Пейроль, когда Анри выйдет на пенсию?

Паскаль подняла крышку и уловила слабый запах нафталина. В чемодане лежали ткани, завернутые в бумагу. Паскаль мельком взглянула на Аврору и решила ничего ей не говорить о своей находке, чтобы эти ткани не были развешаны по всему дому.

– Обожаю обследовать твой чердак! – сказала Аврора. – Ты только посмотри на этот чудесный трельяж… Мы починим ножку, заменим зеркало, и он прекрасно будет смотреться в комнате, правда?

Паскаль отошла от чемоданов и приблизилась к Авроре.

– Правда, но на сегодня достаточно, – сказала она. Хотя вчерашняя вечеринка удалась наилучшим образом, обе они изрядно устали. Только на мытье посуды ушло несколько часов.

– Тебе нужно отдохнуть, Паскаль. Ты работаешь по двенадцать часов в сутки, да еще под постоянным прессингом Надин Клеман. Ты хоть знаешь, какой фурор произвела в отделении! Жорж постоянно смотрит на тебя взглядом жареного карпа… Вообще это не мое дело, тем более что он мне самой очень нравится. Кстати, он не врач. Да, мне нравится его чувство юмора, он… Подожди-ка, а это что еще такое?

Машинально шаря рукой в ящике трюмо, она обнаружила серую пластиковую папку с загнутыми углами.

– В такой папке должны храниться сокровища или же любовные письма, – сказала она, передавая папку Паскаль.

От времени и высокой температуры папка немного расплавилась, зато в ней сохранилась маленькая книжечка.

– Я хочу напомнить, – продолжала тараторить Аврора, – что если тебе нравится Лоран Вийнев, то не следует…

– Да, да, я знаю…

Паскаль, нахмурившись, читала документ.

– Что это означает? – пробормотала она. Аврора заглянула ей через плечо.

– Выписка из свидетельства о браке, дата 16 апреля 1966 года. Муж: Косте Рауль; жена: Монтаг Камилла Хуонг Лан…

Ошеломленная Паскаль перечитала все еще раз.

– Париж, отдел регистрации 22-го округа! Странно, мама и папа поженились в 1970 году в Альби.

Она на секунду закрыла книжечку и критически осмотрела ее; к сожалению, документ выглядел вполне правдоподобно. Перевернув страницу, она увидела, что графы о смерти супругов были пусты, зато в графу «первый ребенок» было вписано имя, заверенное подписью чиновника.

– Третье августа 1966 года, в девять пятнадцать утра родилась Юлия Ньян Косте.

Графа о смерти детей тоже была пустой.

– У меня есть фотографии со свадьбы моих родителей, – растерянно проговорила она. – Они венчались в церкви. А венчаться можно один раз, если только человек не овдовел, как мой отец!

С приближением ночи тени на чердаке становились все гуще, несмотря на то что светила электрическая лампочка.

– Рауль Косте. Юлия Косте. Боже мой, кто эти люди? Проще всего было узнать обо всем у отца, и она сделает это сейчас же. Должно было существовать простое объяснение, до которого она не может додуматься, будучи сильно шокированной своим открытием. Анри все объяснит ей. Но… почему ни он, ни Камилла никогда ни единым словом не упоминали об этом?

Паскаль захотелось плакать, горло ее перехватил спазм. Аврора взяла ее за локоть.

– Пойдем отсюда.

Сжимая в руке найденное свидетельство о составе семьи, Паскаль позволила отвести себя на первый этаж. Сев за кухонный стол и подперев подбородок руками, она пыталась осмыслить то, что узнала. Так, значит, ее мать вышла замуж в двадцать один год и была уже беременна, поскольку ребенок родился через три месяца после заключения брака. Дочь назвали Юлией, добавив ей вьетнамское имя, как и у самой Камиллы… Сейчас ей должно было исполниться тридцать девять лет. Паскаль никогда не слышала о старшей дочери своей матери. Ни воспоминаний, ни даже намеков. Этой Юлии Косте не существовало в семье Фонтанелей. Скорее всего, она умерла в юном возрасте, но зачем было скрывать это?

– Позвони отцу, поговори с ним, и тебе станет легче, – предложила Аврора, ставя на стол две чашки дымящегося чая.

Наряду с жизнерадостностью одной из привлекательных черт Авроры было ее дружелюбие. Что бы делала Паскаль без нее? Да, Пейроль был на самом деле слишком велик для одинокой женщины, а присутствие подруги все меняло. Вместе они быстро обустроили дом, много смеялись, болтали ночами, натирая старую мебель, найденную в глубинах чердака, доверяли друг другу свои секреты. Им было хорошо вместе, и будет так же хорошо зимой по воскресеньям, когда они вместе будут смотреть телевизор, завернувшись в плед, а весной будут вместе работать в саду, чтобы привести парк в порядок. Аврора была незаменима, без нее Паскаль никогда бы не открыла ящик этого трюмо.

– Если бы тебя там не было, – пробормотала она, – я бы просто расплакалась… Думаю, что не смогу задать отцу этот вопрос, потому что он мне не ответит. Или же скажет неправду. Похоже, это какая-то тайна, которую от нас тщательно скрывали. Боюсь, он ничего не расскажет.

– Но ты имеешь право все знать! Речь идет о твоей матери, о твоей сестре! Ну, по крайней мере, о твоей сводной сестре…

Где-то на этом свете, возможно, существовала женщина, которая была ее сводной сестрой. Та же степень родства, что и с Адрианом.

– Если она жива, – проговорила Паскаль, – то я найду ее.

Она не могла думать по-другому, зная, что не успокоится, пока не узнает правду.

– Как ты думаешь, твой брат в курсе?

– Не знаю. Несмотря на разницу в возрасте, мы были очень близки с ним и доверяли друг другу, пока я не вышла замуж за Самюэля. Невозможно представить, что он мог скрыть от меня подобные вещи.

Но теперь она была уже не так уверена в этом. Еще час назад она могла бы сказать то же самое о своем отце, а теперь…

– Я напишу в 22-й парижский округ. Если Юлия Косте умерла, у них это должно быть зафиксировано. Человека не могут похоронить, пока не свяжутся с отделом регистрации рождения и смерти, это обычная процедура. Когда я узнаю что-то от них, тогда решу, что делать дальше.

Аврора молча смотрела на подругу, затем встала и зажгла свет. В кухне сразу стало теплее и уютнее. Теперь Паскаль показалось глупым ее желание заплакать. Ее мать была нежной и деликатной женщиной, все свое время она посвящала образованию Адриана и Паскаль. Она обожала детей и должна была так же сильно любить эту Юлию. Как и когда она потеряла ее? Может, отец девочки, Рауль, увез или похитил ее? А что стало с ним самим? Но зачем – и этот вопрос был самым мучительным, – зачем понадобилось окружать все это такой секретностью? Конечно, Камилла говорила очень мало, и почти никогда не рассказывала о своей жизни, не вспоминала ни о своей юности, ни о семье, в которой ей довелось жить. «Те злые люди» – только так она и называла их, за исключением отца, который привез ее из Ханоя. О Вьетнаме у нее вообще не сохранилось никаких воспоминаний, кроме имени матери, которую звали Ле Ань Дао. Но какое отношение все это имело к какому-то Раулю Косте, возникшему неизвестно откуда?

– Как можно ничего не знать о своей матери? – вздохнула Паскаль.

В противовес этому она хорошо знала историю семьи с отцовской стороны. Это была целая династия альбийских врачей. Адриан и Паскаль, как и все Фонтанели, тоже дали клятву Гиппократа, продолжив традицию. Существовала даже улица Эдуарда Фонтанеля, хирурга, жившего в 19 веке. Но она ничего не знала о Монтагах. Только куцая история офицера, который привез из Индокитая медаль за боевые заслуги… и внебрачного ребенка. Камилла говорила, что в своей жизни она любила лишь двух мужчин – капитана Абеля Монтага и Анри, и никакого упоминания о Рауле! Может, это была ошибка молодости, о которой ей хотелось забыть? Но о том, чтобы покинуть ребенка, не могло быть и речи, она никогда бы не смогла так поступить. Она всегда повторяла с бесконечной любовью: «Двое моих детей. У меня двое детей». Это об Адриане, который не был ее сыном, и о Паскаль. Но иногда она говорила так: «Я родила двоих детей», и никто, похоже, не обращал внимания на некоторую смысловую неточность этих слов.

– Я приготовлю что-нибудь на обед, – объявила Аврора. – И не говори мне, что ты не голодна!

Ничто на свете не могло заставить Паскаль потерять аппетит – это уже стало семейной легендой, поэтому она не смогла признаться Авроре, что мысль о еде вызывала у нее тошноту.

Самюэль, насвистывая, вышел из палаты интенсивной терапии. Его очередной пациент абсолютно нормально выходил из состояния наркоза, сердечный и дыхательный ритмы тоже не внушали опасений. Радовало и то, что работать в субботу пришлось недолго. Иногда такое случалось из-за нехватки анестезиологов, что объяснялось новыми американскими веяниями. Там, если в ходе операции возникали какие-то осложнения, в этом обвиняли анестезиолога. Несколько судебных исков в отношении врачей и больниц слегка понизили интерес молодых людей к этой специализации. Данная ситуация огорчала Самюэля: он любил свою работу, но предпочел бы быть менее загруженным.

Приняв душ, он взглянул на часы и увидел, что ему как раз пора в аэроклуб, где он назначил свидание Паскаль. После вечеринки в Пейроле они за неделю ни разу не встретились в коридорах Пюрпана, и, в конце концов, он был вынужден пригласить ее на завтрак. Это никак не связывалось с отсутствием Марианны, просто ему до смерти захотелось увидеться с Паскаль. Она была так хороша в своем черном шелковом платье! Элегантная, чувственная, экзотичная… Рядом с ней Марианна казалась простушкой. Бедная Марианна, она звонила ему каждый день и подробно рассказывала, как проводит отпуск, а завершала разговор долгими признаниями в любви. Ему было неловко слушать все это, он чувствовал себя виноватым, потому что ничего к ней не испытывал и не знал, как покончить с этим; и все же она его волновала. Он был готов дать голову на отсечение, что не знает, как относится к ней. Но что касается его бывшей жены, увы, не осталось ни малейшего сомнения в том, что он по-прежнему от нее без ума. И так, наверное, будет продолжаться до конца его дней. Как он должен теперь поступить – добиваться невозможного, чтобы она дала ему еще один шанс, или же, наоборот, держаться от нее подальше, не видеться, не думать больше о ней? Запутавшись в противоречиях, он упрекал себя в том, что помог ей поселиться здесь, при этом честно признавался себе, что за этим скрывались эгоистические мотивы.

Сидя на высоком сиденье у стойки бара, Паскаль от души смеялась. Она заранее приехала в клуб на свидание с Самюэлем и встретила там Лорана Вийнева, который выходил из маленького туристического самолета «Робен DR 400». Лоран сразу же предложил ей совершить экскурсию по клубу, взглянуть на взлетно-посадочные полосы и ангары, а потом повел в бар. Он был в восторге оттого, что встретил ее вне стен больницы, и весело шутил.

Она еще не пришла в норму после находки того семейного документа и чувствовала себя разбитой. Всю эту неделю ее мучила бессонница, и когда наконец сон приходил к ней, ей снились кошмары. Она больше ничего не смогла придумать, кроме того что обратиться в парижскую мэрию. И она не звонила отцу, поскольку не знала, что ему сказать.

– Если хотите, я возьму вас с собой в полет, – предложил Лоран с обезоруживающей улыбкой, – но, насколько я знаю, вы предпочитаете вертолет.

– Когда входишь во вкус, это быстро превращается в настоящую страсть, вы убедитесь в этом сами.

– Я уже попробовал! Самюэль настоящий профессионал, через два-три месяца я надеюсь получить у него аттестат.

– Он был также и моим инструктором, вместе с ним все казалось легко.

В то время когда Самюэль давал ей уроки в Иссиль-Мулино, они были молодоженами и очень любили друг друга. Вспомнив об этом, она загрустила. Наверное, Самюэль женится на Марианне, и они не станут затягивать с рождением детей.

– Если вам хочется летать, Паскаль, не отказывайте себе в этом. Не стоит вкладывать все свои средства в Пейроль, что-то надо оставить и на развлечения…

Видимо, он неправильно истолковал выражение грусти на ее лице, тем не менее его сочувствие было весьма утешительным.

– Я хотела бы задать вам один вопрос, – внезапно сказала она. – Как можно найти человека, если известно только его имя, дата и место рождения?

Она ничем не рисковала, обратившись к нему с этим разговором, Самюэлю же она решила ничего не говорить о своей находке. Он был на короткой ноге с ее отцом и запросто мог позвонить ему и все рассказать.

– Вы проводите частное расследование или же пишете детективный роман?

Улыбка Лорана была обворожительной; поскольку Паскаль ничего не ответила, он продолжил:

– Вы можете попробовать провести поиск через интернет. Но начать следует с получения копии свидетельства о гражданском состоянии нужного вам человека. Так вы, по крайней мере, узнаете первые семь цифр его идентификационного кода, если речь идет о французе.

– Да.

– Можно также попытаться разыскать членов его семьи, родственников…

Слушая его, можно было подумать, что все это так просто сделать. Занимая высокий пост, он, по-видимому, не сталкивался с бюрократическими преградами. Она с благодарностью посмотрела на него и, к своему удивлению, заметила, что он покраснел. Она никогда бы не заподозрила его в робости, также как и не считала, что может произвести впечатление на такого мужчину.

– На дороге просто сумасшедшее движение! – воскликнул Самюэль, приближаясь к ним. – Прошу прощения за опоздание, но ты, по крайней мере, не скучала, у тебя прекрасная компания…

Он поцеловал ее в шею, затем без энтузиазма спросил:

– Ты позавтракаешь с нами, Лоран?

– Нет, не буду вам мешать, я ухожу. Разочарованная отказом, Паскаль пожала ему руку и поблагодарила за экскурсию по клубу, затем вместе с Самюэлем она направилась к клубному ресторану.

– Как бы я хотел быть летчиком-истребителем, думаю, я зарыл в землю свой талант! – пошутил Самюэль.

Он, казалось, был в прекрасной форме, и Паскаль позавидовала его беззаботности.

– Хорошие новости от Марианны?

– Да, прекрасные, она наслаждается отдыхом… и я рад, что могу немного побыть один.

– Не очень-то мило по отношению к ней.

– Похоже, что я больше не способен жить с кем-то вдвоем.

Она удивилась, потому что помнила, как ей было с ним легко; он почти все время был в прекрасном настроении и никогда не отгораживался от нее.

– Мне было хорошо вместе с тобой, но теперь, видимо, все кончено, – тихо добавил он.

– Не думай так. Я убеждена, что из тебя получится прекрасный муж и отец. Устраивай новую семью, Самюэль, не тяни с этим!

Он загадочно улыбнулся и покачал головой.

– Представь, Анри до сих пор жалеет обо мне, поскольку считает, что я был идеальным мужем.

– Конечно, потому что ты врач. Если бы я привела архитектора или водопроводчика, он бы воспринял его в штыки.

– Ты действительно считаешь, что я должен снова жениться?

– Да, я и сама хотела бы влюбиться в кого-нибудь.

– Я не хочу, чтобы ты кого-то полюбила.

– Самюэль, я надеюсь, ты шутишь? Мы с тобой в разводе, ты не забыл? Во время бракоразводного процесса мы наговорили друг другу кучу гадостей. Мне так отчаянно хотелось от тебя детей, что я, должно быть, была невыносима… Но дело сделано, несмотря на то что ты мне говорил в субботу вечером в Пейроле.

Ее искренность задела Самюэля за живое, и, пытаясь скрыть это, он принялся рассматривать жареную утку на своей тарелке. Помолчав с минуту, он вздохнул.

– Жаль… Но я пригласил тебя сюда не за этим. Мы сейчас поедим, а потом полетаем, и управлять вертолетом будешь ты. Мой первый урок длится всего четыре часа.

Перспектива совершить полет обрадовала Паскаль.

– Ты имеешь право брать вертолет, или же нас после этого ждут неприятности?

– У меня есть бесплатные часы, кроме того, я инструктор.

– Фантастика!

Первый раз за эту неделю она по-настоящему обрадовалась и смогла забыть на некоторое время о семейной тайне. Проглотив кусок fénétra, миндального пирожного с цукатами, она отказалась от кофе, чтобы поскорее покончить с завтраком. Самюэль, казалось, забыл о своей неудавшейся попытке примирения и улыбался ее детской нетерпеливости. Не мешкая, они направились к ангарам, чтобы найти для себя вертолет.

Он проследил за тем, как она застегнула ремни безопасности и надела шлем.

– Ты меня хорошо слышишь? Так, куда ты хочешь полететь?

– К Пейролю!

– Договорились.

Развернув на коленях карту, он изучил маршрут полета, сделал какие-то пометки и запустил мотор. Паскаль поудобнее устроилась в кресле. Как и все другие вертолеты, Jet Ranger был оснащен двойным управлением, и ее руки скоро ощутили вибрацию. Она с восторгом наблюдала за безупречным взлетом Самюэля и слушала, как он переговаривается с диспетчером. С той же полосы, с которой они взлетели, стартовал «Робен», и она подумала, что в нем мог быть Лоран.

В понедельник утром, придя на работу, Надин Клеман устроила головомойку своей секретарше, затем набросилась на помощницу медсестры, вслед за ней она обрушила свой гнев на отдел респираторной кинестезии, выбрав Жоржа Матеи в качестве козла отпущения. В половине одиннадцатого, когда Паскаль с кофейником пришла к Авроре в ординаторскую, в отделении царила тягостная атмосфера.

– Не попадайся ей на глаза, – прошептала Аврора, – она сегодня злая, как цепной пес!

– Как и всегда, не правда ли?

Грустно вздохнув, Паскаль оперлась на край умывальника. Жорж Матеи ворвался в комнату, как вихрь, и, заметив Паскаль, мгновенно остановился.

– О, простите! Я вам помешал.

– Нет, мы устроили небольшой перерыв, – быстро ответила Аврора, – можешь присоединяться к нам.

– Я тоже принесу себе кофе. Вы будете еще кофе? Они согласились и, как только он вышел, дружно расхохотались.

– Это он тебя искал, – сказала Аврора с недовольной миной.

– Я думаю, он еще не определился с выбором, и если ты ему немного поможешь, то…

– Он очень робкий.

– Все мужчины робкие, – подтвердила Паскаль, вспомнив, как одним взглядом заставила Лорана покраснеть.

За окном с самого утра, не переставая, шел дождь, от порывов ветра дрожали стекла.

– Какая ужасная погода! – вздохнула Аврора.

– Сегодня вечером зажжем камин.

– А у нас есть дрова?

– За оранжереей, у забора, сложена куча поленьев. Кстати, насчет оранжереи: там крыша прохудилась, дыр не видно из-за растительности, но позавчера я их хорошо рассмотрела, когда летала с Самюэлем над Пейролем.

– Как он выглядит с высоты?

– Совсем маленький. Кукольный домик, окруженный джунглями! В одно из воскресений надо заняться парком, а то он уже ни на что не похож.

Жорж вернулся, осторожно неся на эмалированном лотке три чашки кофе.

– Попью с вами кофе и за работу, – сказала Паскаль, направляясь к столу.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвалась Надин Клеман. Она взглянула на лоток с кофе и прошипела в адрес Паскаль:

– Наверно, у вас нет других занятий?

Не оставляя ей времени на ответ, она набросилась на Жоржа.

– По-моему, у вас масса работы! Кажется, так вы говорили мне час назад? Как бы там ни было, вам нечего делать в ординаторской, поэтому отправляйтесь на свое рабочее место!

Она посторонилась, давая ему пройти, затем снова обратилась к Паскаль, не обращая внимания на Аврору.

– Я знаю, что это ваше излюбленное место, где вы отлыниваете от работы. В моем отделении все врачи находятся на своих рабочих местах. Если вам это в тягость, лучше поискать себе другую работу.

Паскаль сохраняла спокойствие, не позволяя себя запугать.

– Я сделала обход всех своих пациентов, мадам. Я просто зашла выпить чашечку кофе перед вашим обходом.

Профессор Клеман делала обход каждый день строго в одиннадцать и, как невесть какая важная птица, требовала, чтобы все врачи собирались вместе и следовали за ней, но до обхода оставалось еще десять минут.

– Я надеюсь, что истории болезни ваших пациентов в полном порядке и моя секретарша уже получила от вас все письменные отчеты!

– Непременно.

Надин с яростью смотрела на Паскаль, но ей не удалось заставить ее отвести взгляд. Скорее всего, она собирается на обходе распекать ее перед каждым больным, но Паскаль была уверена в себе. Уже много раз Надин пыталась загнать ее в угол, но Паскаль всегда находила, что ей ответить, поскольку была добросовестным и дотошным врачом. В больнице Некер она приобрела немалый опыт, поэтому причин для беспокойства у нее не было.

– Я невысокого мнения о ваших заслугах, доктор Фонтанель, – бросила Надин с презрительным смешком, – и вы это хорошо знаете!

– Да, я успела это заметить, – ответила Паскаль бесстрастным тоном.

Надин, сбитая с толку нежеланием Паскаль парировать ей, секунду помедлила и вышла, хлопнув дверью. Она быстро шла по коридору, и попадавшиеся ей на пути медсестры шарахались от нее в разные стороны. Добравшись до своего кабинета, она схватила со стола пресс-папье и в ярости швырнула его о стену. Почему она так легко поддалась своей личной неприязни, да еще перед медсестрой?! Об этой стычке скоро будет знать вся больница. «Я успела это заметить». Какая самонадеянность, какое высокомерие! Уж она доберется до этой спесивой дряни и непременно найдет повод уличить в непрофессионализме. В любом случае, она больше не потерпит здесь ее присутствия. Она чувствует себя больной, когда видит эту маленькую мерзость, так напоминающую собой Камиллу.

Надин заставила себя сесть и, закрыв глаза, принялась глубоко дышать. Воспоминания, связанные с Камиллой, со временем становились все менее отчетливыми. Когда эта идиотка поехала вместе со своим Раулем в Париж, сколько тогда было ей, Надин, лет? Двадцать пять? С тех пор она ни разу не видела ее, да ей и дела никакого не было до нее. Монтаги вычеркнули из своей жизни этот постыдный эпизод с незаконнорожденной девчонкой и постарались как можно скорее о ней забыть. Через некоторое время они были поражены новостью о том, что Камилла вернулась в их края и вышла замуж за Анри Фонтанеля. Сама Надин вышла замуж за Луи Клемана. Этот брак не был помехой ее медицинской карьере – в сорок лет она овдовела и целиком посвятила себя профессии, добившись поста заведующей отделением.

Она снова открыла глаза и посмотрела на настенные часы. Десять часов пятьдесят семь минут. У нее оставалось еще три минуты, чтобы окончательно успокоиться. Похоже, что Паскаль Фонтанель даже не подозревает, с кем имеет дело, и это давало Надин определенные преимущества. Возможно, Надин и смогла бы относиться к ней с безразличием, если бы не эти огромные черные глаза, гладкие блестящие волосы и желтоватый оттенок кожи. Увы! Ее сходство с Камиллой чересчур раздражало Надин, а эта высокомерная манера поведения была совершенно невыносимой!

Перед глазами Надин всплыл образ отца в униформе. Он никогда не рассказывал об Индокитайской кампании. Лишь однажды упомянул о крепости Ланг Сон, защищая которую от японцев горстка французов была взята в плен. Говоря об этом, он с грустью и нежностью взглянул на маленькую Камиллу. Надин, сгорая от ревности, топнула ногой и забралась на колени отца. Он молча позволил ей сделать это. Ему нечего было сказать. Она была его старшей дочерью и имела на него полное право.

Пытаясь освободиться от ненужных воспоминаний, Надин встала. Той маленькой девочки больше не было, как не было больше и героя Абеля Монтага. Он умер в своей постели, как обычный человек. Но разве он не предал свою законную жену и детей?

Она сняла с себя белый халат и надела жакет. Проводить обходы в деловом костюме, чтобы выделяться на фоне своих сотрудников, было ее правилом. Она была их начальницей. Большой начальницей.

Самюэль прижался к Марианне, целуя ее плечо, грудь, живот. Он чувствовал себя виноватым и словно извинялся таким образом. То, что он слишком поторопился получить удовольствие и потерял контроль над собой, только польстило ей. Он был прекрасным любовником, и в постели она сходила от него с ума, но она никогда не думала, что может на него так подействовать. Она немного похудела за время отпуска, отсутствие аппетита напрямую было связано с отсутствием Самюэля. За две недели на солнце ее кожа приобрела золотисто-бронзовый оттенок и эффектно контрастировала со светлыми волосами. Среди мужчин она слыла красавицей, и Самюэль подтвердил ей это, когда обнял в аэропорту Бланьяк.

Руки и губы Самюэля были преисполнены необыкновенной нежности, и Марианна застонала, отдаваясь его ласкам. Может, он наконец-то полюбил ее? Эта мысль так взволновала ее, что она, чувствуя приближение оргазма, не смогла сдержать крика.

Она приходила в себя в течение нескольких минут. Самюэль, опершись на локоть, ласково смотрел на нее. В его взгляде не было любви, только нежность.

– Ты потрясающая женщина… Ты хорошо там отдохнула?

Ни страсти, ни объяснений в любви… Его дружеский тон разочаровал ее. Сейчас он поднимется и скажет, что уезжает в клуб. О, конечно, он не изменял ей, это было видно по его нетерпеливому желанию. Нет, он был верен ей, но он постоянно думал о своей бывшей жене, и даже не пытался это скрыть.

– Ты виделся с Паскаль?

Вопрос застал его врасплох, и после секундной паузы он ограничился кивком. Поскольку она молчала, ожидая объяснений, он раздраженно продолжил:

– В прошлую субботу я завтракал с ней в клубе, а потом взял с собой в полет. Она хочет научиться управлять вертолетом.

Конечно, желания Паскаль – это святое.

– Прекрасно. Я надеюсь, что тоже смогу научиться. Она никогда не осмеливалась просить его об этом, но поскольку бывшая имела право появляться в клубе, то и она не останется стоять в стороне.

– Ты хочешь научиться? – с улыбкой спросил он. – Это очень дорого…

– Правда? Это слишком дорого для простой секретарши и чересчур сложно для моего понимания!

В гневе она вскочила с кровати, пронеслась в ванную и заперлась на задвижку. Почему она так глупо повела себя в их первую же встречу? Ведь все начиналось так хорошо…

– Марианна!

Она закрыла уши руками. Если она послушает его, то все закончится тем, что он войдет и обнимет ее. Он умел утешить, но он не мог любить ее. Но ведь он никогда и не говорил, что любит ее, он не лгал ей.

Она долго просидела на краю ванны, а когда наконец встала и подошла к окну, то увидела, что машины Самюэля во дворе не было.

– Тем хуже для тебя, идиот несчастный, – вполголоса проговорила она.

Такого мужчину, как Самюэль, невозможно было завоевать слезами, драматическими сценами. Он с самого начала сказал ей, что не может избавиться от дурных воспоминаний, связанных с разводом. Зачем от него требовать того, чего он не способен дать?

Она подошла к зеркалу, подавляя в себе желание заплакать, критически осмотрела себя со всех сторон. Да, она обворожительна и не признает себя побежденной. Она будет продолжать бороться, чтобы заполучить Самюэля, и она добьется своего.

Паскаль помахала рукой вслед удаляющимся огонькам машины Авроры. Свет дня очень быстро сменился темнотой, а пронизанный холодом воздух словно заранее предупреждал о приближении зимы. Несмотря на ирландский пуловер с широким воротом, Паскаль ощутила дрожь и поторопилась вернуться в дом. Аврора заехала, чтобы переодеться и вымыть голову. Жорж Матеи пригласил Аврору на обед. Это первое свидание он назначил ей в «Pure Louis», баре на улице Турнер, в центре Тулузы.

Паскаль нисколько не пугала перспектива остаться в одиночестве; она решила воспользоваться этим и привести в порядок библиотеку. Как и отец в свое время, она устроила здесь кабинет, но ее бумаги лежали в беспорядке, а некоторые коробки с книгами, доставленные со склада в Париже, до сих пор не были распечатаны.

Она смахнула пыль со шкафов белого дерева и задумалась, как лучше расставить книги. Художественную литературу она поставит на полки большой стены, а научные труды рядом с рабочим столом, чтобы были под рукой, ведь ей необходимо освежать свои знания, чтобы не запутаться в коварных сетях Надин Клеман! Эта мегера подавила свой гнев и не замечала Паскаль во время обхода, но проблема ведь не снята. Интересно все же, почему мадам так озлобилась по отношению к ней?

Паскаль открыла коробку, и ее сердце сжалось. Эти книги подарил ей Самюэль после того, как она перенесла операцию по удалению аппендикса. Это был предлог, чтобы увидеться с ней и пробыть у ее постели лишние десять минут. Она хорошо помнила, как растерянно и недоверчиво он смотрел на нее в тот день.

От странного звука, раздавшегося рядом с домом, она вздрогнула. Насторожившись, она поднялась, чувствуя, как бьется сердце. За окнами стояла абсолютная темнота, и она не могла разглядеть, что происходит в парке. Машинально поискав глазами предмет, которым при необходимости можно было бы защититься, она схватила со стола ножик для разрезания бумаги. Смехотворный жест, однако он помог ей вернуть присутствие духа. Сжимая в руке свое оружие, она решительно шагнула к окну, повернула задвижку и распахнула створки.

– Не бойтесь, это всего лишь я, – произнес хриплый голос.

– Месье Лестрейд?

– Я вам уже говорил, что вы можете называть меня Люсьеном…

Волоча ноги, он вышел на свет, лившийся из окон библиотеки. Колени его велюровых штанов были измазаны землей. Паскаль с недоверием оглядела его.

– Что вы здесь делаете?

– Работаю, что же еще?

– В темноте?

– Нет, сейчас я складывал инвентарь. День так быстро закончился.

– Но, в конце-то концов, – возмутилась она, – по какому праву вы приходите ко мне? Мы уже с вами все выяснили, Люсьен, я не хочу, чтобы вы…

– Да, только вы же ничего не делаете! Абсолютно ничего! Везде сорняки разрослись, листва не убирается, все заброшено!

– Ну и что?

– И что? Боже мой, разве вы сами не понимаете?

Он взволнованно приблизился к окну, и она инстинктивно отпрянула, сжав ножик.

– Простите, – сказал он, останавливаясь. – Я не хотел напугать вас. Только не вас, ни в коем случае не вас… Я ухожу и вернусь завтра.

– Нет! Пожалуйста, Люсьен, не приходите больше сюда.

– Я не буду шуметь. Не беспокойтесь, я не возьму с вас денег, я даже не буду подходить к дому, если хотите.

В его назойливости было что-то причудливое и пугающее. Паскаль не посмела возражать ему. Он исчез в темноте и, наверное, взялся за свою тележку, поскольку она снова услышала металлический скрежет.

– Я смажу ей колеса! – закричал он из темноты.

Она немного помедлила, огорченная своей недостаточной твердостью, вернулась к столу, положила ножик и прислушалась. Ушел ли он?

Напуганная, она прошла по всему дому и везде зажгла свет. Наглость Лестрейда возмущала ее, но парк действительно приходил в запустение. Когда у них находилась свободная минутка, они пытались что-то делать, но результатов их муравьиного труда не было видно. Что именно он здесь делал? Она пообещала себе, что ближайшие выходные посвятит уборке листьев. Чтобы избавиться от Лестрейда, она должна начать наводить в парке порядок, доказывая тем самым, что больше не нуждается в его помощи.

– Но почему я должна что-то доказывать? С какой стати он вмешивается? – вслух произнесла она.

Что он сказал ей две недели назад? «Я пообещал». Что это было, пари или клятва? Кому он пообещал? Она никоим образом не могла узнать это, ведь Лестрейд отказывался отвечать на прямые вопросы. При этом он не хотел повиноваться ее приказаниям!

Паскаль стало не по себе. Ей захотелось позвонить отцу, чтобы позвать его на помощь, потребовать объяснения всех этих загадок. К несчастью, он сам окружал все тайной. Если она заводила речь о Пейроле, он сердился и не хотел разговаривать на эту тему.

Повинуясь импульсу, она взяла телефон и стала набирать номер отца, потом сбросила его и набрала номер Адриана. Он поднял трубку после шестого гудка.

– Я помешала тебе? – извинилась она.

– Нет-нет… Рад тебя слышать, сестрица.

Когда он так называл ее, это означало, что он не один.

– Я не отниму у тебя много времени, я просто хочу задать тебе пару вопросов.

– Ты тоже принимаешь участие в какой-то игре, связанной с Пейролем?

Она расслышала щелчок его зажигалки. Если он зажег сигарету, это означало, что он не торопится.

– Я говорю серьезно, Адриан. Кстати, не помнишь ли ты, почему папа уехал отсюда? Тебе тогда было двадцать, и ты наверняка знаешь то, чего не знаю я.

– Ну, ему всегда хотелось переехать в Париж, он задыхался в провинции. К тому же мама заболела, она все меньше разговаривала, интересовалась только цветами, и это беспокоило отца.

Их мать, без сомнения, увлеклась цветами, чтобы забыться. Паскаль вспомнила корзины, куда она складывала розы или лилии. Существовала ли связь между навязчивой идеей Камиллы и назойливостью Люсьена Лестрейда?

– Как ты думаешь, Адриан, почему они всю мебель сложили на чердаке? Ведь дом собирались сдавать, а все необходимое родители могли купить уже в Сен-Жермен, не так ли?

– Мама очень сентиментально относилась к вещам, окружавшим ее, ты же сама помнишь! Подумать только, ты вместе со своей подругой перетащила всю рухлядь назад. Кстати, как поживает Аврора?

– Она уехала в Тулузу, чтобы провести там вечер с очаровательным молодым человеком.

– Жаль…

– Кого? Тебя? Ты находишься за семьсот километров от Авроры, так что забудь о ней. Лучше скажи мне, о чем вы с отцом недоговаривали, когда я хотела купить Пейроль. Надеюсь, что сейчас, когда я уже сделала это, тема перестала быть запретной?

– Она никогда и не была запретной, – запротестовал Адриан.

Паскаль услышала, как он шумно выдохнул сигаретный дым, будто подчеркивая свое неодобрение. Немного помолчав, он произнес:

– Кстати, это было не очень-то умно с твоей стороны поехать туда сразу после похорон матери. Этот дом не приносит счастья.

– Папа тоже так считает, однако, если мне не изменяет память, мы здесь были очень счастливы.

– Тебе, возможно, было там хорошо, но не ему. Этот пожар, в котором заживо сгорела моя… мать, был для него страшным воспоминанием. Он уничтожил все остатки той мастерской, но не забыл об этом.

На этом месте всю осень пестрел сиреневыми цветами гибискус, и Паскаль неприятно вздрогнула, вспомнив о нем.

– Он мог бы продать эти владения, если воспоминания были так невыносимы для него.

– Кому продать? Люди сразу же прозвали Пейроль плохим местом, и его никто бы не купил! Я был еще мал, и пускаться в такую авантюру с маленьким ребенком на руках…

– Хорошо, принимается, но потом, насколько я знаю, больше никаких драм не происходило.

Снова последовало молчание, еще один вздох, затем Адриан заговорил:

– Послушай, блошка, я думаю, что папа заботился о маме. Он воспользовался предлогом, что мне надо учиться на медицинском факультете в Париже, а на самом деле переехал из-за того, что у мамы стало ухудшаться здоровье.

– Разве? Она тогда еще не была больна.

– Да, она была здорова, но она испытывала чувство подавленности, мало разговаривала, у нее совсем не было аппетита. Жизнь в Пейроле угнетала ее.

Паскаль так сильно захотелось рассказать Адриану о найденном свидетельстве о браке, что ей пришлось укусить себя за губу. Ее отец и брат всегда были заодно, и Адриан, должно быть, был в курсе тех дел, в которые не посвящали ее – маленькую тогда девочку.

– Я жалею о том, что не расспросила маму в свое время о ее жизни, потому что вообще ничего о ней не знаю. А ты?

– Не знаешь о чем? – удивился он.

– Не знаю ничего ни о ее юности, ни о семье, в которой она росла…

– Она решительно порвала с ними.

– Почему?

– В конце концов, зачем тебе все это?

Голос Адриана внезапно стал недовольным, ему, должно быть, надоел этот разговор. Паскаль вспомнила о том, что он, вероятно, был не один.

– Если хочешь, – предложила она, – я тебе перезвоню завтра.

– Мы уже исчерпали эту тему, разве не так?

Он занервничал и поторопился закончить разговор.

– Лучше позвони папе, а меня все это не касается. Ну, уже поздно, целую тебя, сестричка.

Она разочарованно попрощалась и повесила трубку. Адриан, похоже, не понял цели ее расспросов. Как бы он отреагировал, если бы она рассказала ему об этом свидетельстве? А в сущности, почему она умолчала о нем? Почему не поделилась со своим братом? Когда она узнала о первом браке своей матери и о рождении этой Юлии Ньян, ей захотелось самой докопаться до истины. Она не хотела, чтобы кто-то манипулировал ею и тем более лгал.

В размышлениях она приготовила себе чашку растворимого кофе и отнесла ее в библиотеку, где по-прежнему горел свет. Не обращая внимания на коробки с книгами, она включила ноутбук и подсоединилась к интернету. По крайней мере, одну вещь она могла разузнать довольно просто. Зайдя на несколько сайтов, она наконец нашла то, что ей было нужно.

«Женские имена в основном подчеркивают их красоту… Простые имена всегда состоят из односложных слов… Приверженность азиатов множеству имен помогает им подчеркивать значимость личности… Имя ребенка часто отражает надежды его родителей…»

Она просмотрела длинный список имен, дошла до буквы H и узнала, что имя Ньян означало «беззаботная». Беззаботная Юлия…

Паскаль открыла ящик стола и вынула свидетельство о браке. У Камиллы еще были имена Хуонг Лан, что означало «аромат орхидеи», а мать Камиллы звали Ань Дао, что означало «аромат вишни». Цветы, все время цветы, лишь только Юлию назвали «беззаботной». Может, Камилла надеялась, что ее ребенок не будет знать горя и забот? Своей первой дочери она дала несколько имен, одно из них вьетнамское, Паскаль же не дали вьетнамского имени. Почему в момент рождения Юлии Камилла думала о своем происхождении, о своей матери Ань Дао и о далекой стране, откуда была родом?

Паскаль вздохнула и закрыла ноутбук. Некоторое время она прислушивалась к окружавшей ее тишине, затем протянула руку к конверту, который пришел утром из отдела 22-го парижского округа. Интуиция ее не подвела – Юлия Ньян была жива.

Она вложила конверт в свидетельство и сунула на дно ящика под другие документы. Поиск, который она провела через абонентскую телефонную сеть, показал, что существует много людей с фамилией Косте, и она твердо решила найти следы Рауля. В конце концов, она могла связаться с членами семьи ее матери, этими Монтагами, которых Камилла и знать не хотела.

Паскаль порядком устала и не собиралась дожидаться Аврору. Наоборот, она надеялась, что ее подруга вернется поздно, что будет верным признаком хорошо проведенного вечера в компании Жоржа Матеи! Потянувшись, она прошла в кухню, чтобы приготовить себе яичницу и тосты. Почему Лоран Вийнев еще ни разу не пригласил ее на завтрак? Служебное положение не позволяло или же из-за того, что Самюэль был его другом? Мысль о том, что Самюэль каким-то образом продолжал заявлять свои права на нее, слегка раздражала ее и… обнадеживала.

Закончив мыть сковороду, она услышала, как где-то в глубине дома хлопнула дверь или, возможно, незакрытое ею окно. Она поставила сковороду и прислушалась. Оконные стекла все так же подрагивали от порывов ветра, и она снова ощутила тот же страх, что и два часа назад. До сегодняшнего дня ей было хорошо и спокойно в Пейроле, ее не угнетало огромное пространство, которое она помнила наизусть, и не тяготила разъединенность с остальным миром. Почему же теперь от простого сквозняка ее сердце наполняется страхом?

Паскаль заставила себя сделать глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться, и пошла проверить комнаты первого этажа. Окна были закрыты, ни одно не разбито, все выглядело как обычно. Она поднялась на второй этаж и уже с лестницы заметила, что дверь в комнату Авроры закрыта, чего никогда прежде не случалось. Помедлив секунду, она отворила ее и увидела на полу кружащиеся сухие листья. В комнате было холодно, створка незапертого окна хлопала под порывами ветра. И хотя Паскаль обнаружила причину своего страха, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы подойти к окну и закрыть его. Шум ветра сразу утих, но ей казалось, что он лишь коварно где-то затаился.

Придя к себе в комнату, Паскаль, прежде чем лечь, долго прислушивалась к звукам и шорохам старого дома. Она была не из числа впечатлительных, поскольку долгие ночи проводила на дежурствах в пустынных клиниках, да и самостоятельные полеты хорошо способствовали тренировке самообладания, тем не менее сегодняшним вечером ей не удавалось справиться с беспокойством.

Забравшись под одеяло, она не стала выключать лампу у изголовья и, слушая шум дождя и завывание в каминной трубе, пыталась расслабиться.

– Я не хочу, чтобы мне было страшно в Пейроле… Я у себя дома, я в безопасности, – шепотом повторила она. Но лишь пару часов спустя, когда колеса машины Авроры зашуршали по гравию главной аллеи, Паскаль вздохнула с облегчением.