– Кто-то говорил, что это ненадолго! – Лиз ткнула пальцем в приглашение, украшенное тиснеными золотыми листьями, с насмешкой поглядев на Тину. – Только посмотри на это. Видишь? «Приглашаем на торжественный ужин по случаю шести месяцев со дня бракосочетания Брента и Гейли Мак-Келли».
– Но я не говорила, что это ненадолго!
– Говорила, говорила!
– Ты могла так сказать? – Гейли тяжелым взглядом впилась в лицо подруги, которой оставалось только поднять руки вверх и всем видом изобразить полное раскаяние.
– Вы были едва знакомы. Наверное, на свадьбе я трепанула языком нечто похожее после моря выпитого шампанского!
Джефф, который сидел за рабочим столом Гейли, откинувшись на спинку стула, подался всем корпусом вперед и, постучав пальцем по приглашению, улыбнулся:
– А вы уверены, что за ужином сумеете вести себя пристойно?
– Очень смешно, – огрызнулась Гейли, соскакивая с краешка стола. – Мы никогда не устраивали эротических шоу.
Джефф опустил ресницы и принялся чертить что-то в карманном ежедневнике, бормоча словно сам с собою:
– Но вы способны простое рукопожатие превратить в настоящее эротическое шоу.
– Джефф!
– Зря обижаешься. Я просто завидую вам, – небрежно сказал он и снял пиджак со спинки стула. – Значит, уже полгода? Поздравляю, детка. Это будет в пятницу? Спасибо, я приеду под звон торжественных колоколов.
– А Бубс приедет? – мило поинтересовалась Гейли, лениво постукивая кончиком карандаша по подбородку. Увидев, какой смущенный взгляд бросил Джефф в сторону Тины, Гейли порадовалась, довольная своей уловкой. Но он нашел в себе силы вежливо ответить на вопрос:
– Нет, дорогая, я буду без Бубс. А кого еще вы ждете?
– Народу будет немного. Только вы втроем, Чед, Гари Мак-Келли и Триш. Возможно, нагрянут предки Брента…
– Что ж, отлично, – пробормотал Джефф. – Поехали по домам?
– Гейли, я могу тебя подбросить, – предложила Лиз, – со мной едет Тина, мне нетрудно довезти вас.
– Спасибо, Лиз, – ответила Гейли. – Джефф собирался посмотреть последние картины Брента.
При этих словах Джеффри нахмурился, не зная, чего ждать, – на самом деле Гейли соврала. Недавно Брент согласился на проведение следующей выставки в «Сейбл гэлери», но они решили обождать до зимы, и вопрос о просмотре предназначенных к вернисажу полотен еще не вставал.
«Значит, ей что-то нужно», – понял Джеффри.
Он знал Гейли лучше самого Брента, потому что был знаком с ней намного дольше и видел в различных жизненных ситуациях.
– Да, Лиз, спасибо, – наконец ответил он. После того как Джефф запер галерею, они пересекли улицу и зашагали в гараж. Он дружески погладил Гейли по плечу:
– Ну, детка, что случилось?
Гейли бросила на него быстрый взгляд, но промолчала. Они подошли к машине. Открывая дверцу автомобиля, Джефф приподнял брови, изображая крайнее удивление, но ничего не сказал. Гейли прошмыгнула в салон, и, захлопнув дверь, он прошел к водительскому месту. Даже когда машина выезжала из гаража на улицу, Гейли не проронила ни слова. Джеффри терялся в догадках. Возможно, это из-за нынешнего разговора с подругами. Если бы что-то произошло у них с Брентом, то скорее всего Гейли стала бы обсуждать это с Лиз и Тиной, но никак не с ним.
Когда они выехали за город, где поток автомобилей был менее плотным, Джефф поглядел на свою пассажирку. «Она в самом деле очень красива, – решил он. – И одевается просто, но стильно, словно модель из «Вог». Черты лица прекрасны, утонченны и правильны, а в обрамлении густых золотистых волос это совершенно потрясающее зрелище». Сердце Джеффа едва заметно сжалось, он недоумевал, почему они не влюбились друг в друга.
– Ну как живется в райских кущах? – нарушил он молчание.
– Джеффри, – с раздражением ответила Гейли, – у меня все прекрасно, хватит дразниться.
– Да что ты. Я по-хорошему завидую вам. Гейли поглядела в его сторону и повторила:
– У меня в самом деле все отлично.
Джефф понял, что она чем-то страшно взволнована.
– Тогда зачем тебе понадобилось переговорить со мной наедине?
Гейли с минуту колебалась, уставившись в окно. Осенний ветер, усиленный быстрым движением машины, подхватил прядь светлых волос и развеял ее золотистыми нитями, блестевшими на солнце, точно паутинки.
– Из-за Брента, – в конце концов решилась она. – Ты знаешь, что он уже закончил серию эскизов, которые сделал с моей помощью, а также большинство масляных полотен?
– Ты что-то говорила об этом.
– Да, но теперь он начал писать нечто совсем иное. Джефф с пониманием вздохнул:
– Он художник, Гейли. Рисовать обнаженных женщин – его работа. Ты отлично понимала это, выходя за него. Ни за что не поверю, что ты опустилась до глупой ревности к какой-нибудь натурщице.
– Но я не ревную, Джефф. К тому же он не приводил новых натурщиц.
– Вот как?
Гейли покачала головой:
– Он вообще стал работать по-другому.
– Да? Хорошо получается? Расскажи мне. – Он заметно оживился, а Гейли замялась.
Немного приподняв ладони с колен, она собиралась что-то показать жестом, но уронила руки и тихо произнесла:
– Да. Очень хорошая работа. Но она… странная.
– Чем же, Гейли? Ради Бога, говори, что в ней особенного!
– Война, Джефф! Он рисует войну, – ответила девушка.
Джефф нахмурился:
– Войну? Какую войну? Вьетнамскую?
– Началось с вьетнамской. Он сделал несколько эскизов. Как наши солдаты бегут по джунглям. Потом он написал большое полотно. Это замечательная работа. Там изображены молоденький юноша и взрыв бомбы, разорвавшейся у него за спиной. У солдатика такое выражение лица, что сердце разрывается. Нет, это очень, очень здорово.
– Тогда о чем тебе беспокоиться?
– Но… – начала Гейли, и у нее перехватило дыхание. Она лишь прошептала слабым голосом: – Не знаю. Мне показалось, что очень уж резкая перемена… Потом еще… На этом все не кончилось.
– Как?
– Он переключился на войну за независимость.
– К портретам Джорджа Вашингтона, что ли?
– Если б! Он пишет Патрика Генри, ораторствующего перед палатой представителей, баталии, долину Фордж.
Джефф смутился:
– Но они хороши, не так ли?
– Великолепны, на мой взгляд!
– Тогда я не понимаю твоего беспокойства. Гейли улыбнулась:
– Да нет особого беспокойства. Помнишь картину, о которой мы рассуждали в галерее? Полотно с обнимающимися влюбленными. Кстати, сам Брент купил ее. Он сделал это для меня.
– Знаю. Я же сам продал ее. Он настоял, чтобы уплатить за полотно не комиссионные, а полную цену, хотя я пытался убедить его не делать этого. – Джефф украдкой посмотрел на Гейли, а потом протянул руку, ероша ей волосы. – Возможно, сегодня я увижу что-то новенькое? Это радует. Скажи, мне самому попросить Брента показать картины?
– Давай сначала посмотрим, как он себя поведет, ладно?
– Будь по-твоему.
Вскоре они добрались до дома. Ворота были открыты, и машина проехала к подъезду по засыпанной желтыми листьями аллее. Захлопывая двери «мазератти», Джеффри окинул взглядом фасад добротного здания, построенного в современном стиле.
– Красиво, но я почему-то ожидал, что Брент предпочтет твой замок.
– Там не хватает места для большой мастерской, – коротко ответила Гейли. – Хотя мы частенько отдыхаем у меня. Почти каждый уик-энд. – Она повела друга в особняк. – Мери! Брент! Это я!
Экономка, само воплощение домашнего уюта с неизменным ароматом яблочного пирога, вышла поздороваться с Гейли и гостем.
– Здравствуйте, дорогой мистер Сейбл, – сказала Мери. – Брент в мастерской. Мистер Сейбл, а вы останетесь обедать у нас?
– Право…
– Пожалуйста, Джефф, оставайся. Мы будем очень рады.
– Уговорили.
Когда Мери унесла их плащи, Гейли с Джеффом поднялись в студию и постучались в запертую дверь. Мак-Келли, как всегда неотразимый и непринужденный, в отрезанных по колено джинсах и перемазанной масляными красками футболке, широко улыбаясь, появился на пороге мастерской. Он поцеловал жену и энергично потряс руку Джеффри, который ощутил приступ знакомого смущения, охватывавшего его, когда он оказывался рядом с ними. Ему почему-то все время казалось, что Брент и Гейли с трудом, лишь из приличия, сдерживаются, чтобы не броситься друг к другу в объятия, а он им страшно мешает. Супруги вели себя настолько радушно, что на сей раз смущение длилось недолго и вскоре сменилось белой завистью: Джеффу очень хотелось пережить такие же чувства, встретить женщину, с которой они так же чудесно подходили бы друг другу.
– Проходи, Джефф, очень рад тебя видеть! – сказал Брент. – Хочешь, покажу кое-что новенькое? Только не пугайся.
– Ты хорошо знаешь, что я никогда не откажусь посмотреть работы Мак-Келли… не важно, что на них изображено, – ответил Джефф.
Гейли прошла к одному из маленьких столиков и уселась на него, а Брент повел гостя по мастерской и принялся сдергивать пыльные покрывала с полотен, законченных и незаконченных.
«Гейли права, все это очень хорошо. Чертовски хорошо. И даже блистательно. Ничуть не слабее его прежних работ, разве что совсем в ином духе…» – думал Джефф, разглядывая новые картины.
Некогда Мак-Келли изображал любовь, красоту, передавая в красках прелесть переживания, нежность чувств, которые невозможно выразить словами.
В нынешних работах он превзошел себя, изобразив иные человеческие чувства: боль, ужас, смерть. Но, конечно, не только это. Он схватил и ухитрился выразить на холсте доблесть и честь, предательство и трусость. Образы были настолько реалистичны, что казались почти осязаемыми. Джеффри отметил полотно, посвященное Вьетнаму. Оно впечатляло достоверностью, что вполне объяснимо – Брент побывал во Вьетнаме, и ему сам Бог велел знать эту войну в мельчайших деталях. Джеффри понимал, что Мак-Келли рожден художником, неудивительны его цепкий глаз и образная память, навсегда запечатлевшие в мозгу жуткие подробности войны.
Но Джеффа совершенно потрясли работы, посвященные войне за независимость. Они выглядели так, словно были написаны с натуры. Люди, изображенные на этих полотнах, казалось, сейчас задвигаются, заговорят – настолько верно передана каждая мельчайшая подробность в их облике, в их костюмах. Как будто Брент близко знал их, словно он слышал грохот канонады, видел пушечные дымы и огненно-красные мундиры британцев, босые кровоточащие ноги патриотов, перезимовавших в долине Фордж.
– Что скажешь? – спросил Брент.
– Это невероятно.
– Как тебе этот сюжет?
Джеффри тщательно взвесил свой ответ:
– Ты сделал слишком крутой поворот в тематике. Не пришлось бы расстаться с прежним зрителем. Хотя, впрочем, ни один художник не может в угоду публике превращаться в ремесленника. Тогда он иссякнет, испишется. Может быть, ты исчерпал прежнюю тему. Но дело не в сюжетах, Брент. Эти картины поражают чем-то совершенно иным, твой особый дар делает тебя непревзойденным в изображении чувств. У тебя это от Бога. Я думаю, эта способность позволила тебе словно бы проникнуть в глубь веков.
– Благодарю тебя, – ответил Брент. – Гейли говорила мне то же самое. – Он протянул руку жене, которая соскользнула со столика и шагнула к нему. Мак-Келли обнял ее и, поставив впереди себя, положил подбородок ей на макушку. В этом не было ничего особенного, но при первом их прикосновении друг к другу Джефф немедленно ощутил сильное возбуждение. Ему захотелось стремглав броситься вон и поскорее заняться восхитительной любовью с женщиной, которая так же любила бы его, как Гейли – Брента.
– Эй, ребята, поаккуратнее! – взмолился гость, и хозяева с пристыженным видом поспешно отодвинулись друг от друга. Джефф рассмеялся и извинился.
– Это тоска по милашке Бубс, – пояснила мужу Гейли. Брент рассмеялся и заметил, что придется найти замену полногрудой пассии. Джефф согласился.
Брент, извинившись, отправился переодеться и отмыться перед обедом, а Гейли, проводив Джеффа в гостиную, прошла в кухню, чтобы приготовить аперитив. Вскоре она вернулась, неся поднос с напитками:
– Скотч с содовой и кубиком льда.
– Отлично, благодарю.
Теперь Гейли выглядела куда спокойнее. Она расслабилась, поняв, что Джеффу понравились новые работы мужа и что он счел смену тематики и сюжетов вполне естественной. К тому же, пока они сидели в гостиной, поджидая Брента, Джеффри вспомнил и порассуждал о периодах творчества Пикассо, таких не похожих друг на друга. Вскоре Гейли была совершенно спокойна и счастлива.
– Иными словами, он по-прежнему гениальный малый?
– Без всякого сомнения.
– Здорово!
– Ты сама знала об этом.
– Я знала, что мне нравятся сюжеты картин, – ответила она. Джефф понял, что имелось в виду. Он не сумел бы объяснить, в чем конкретно заключается ее правота, но интуитивно чувствовал, что Гейли не ошибается.
Зазвонил телефон.
– Я возьму трубку! – крикнула хозяйка, поднимаясь с дивана, но на верхней ступеньке лестницы показался Брент, на ходу застегивая пуговицу на воротнике рубашки и произнося те же слова. А когда из кухни донесся голос Мери, сказавшей то же самое, – получилось настоящее трио. Гейли рассмеялась и села на место, Брент улыбнулся ей, а отвечать на звонок предоставили Мери.
Но она очень скоро выглянула из-за двери и, обратившись к Бренту, сказала:
– Это ваш отец, мистер Мак-Келли. Что-то важное.
Художник озадаченно нахмурил брови, извинился и исчез в глубине верхнего холла. Через минуту он стремительно промчался вниз по лестнице. В руках у него был плащ.
– Брент! – Гейли вскочила на ноги.
Он приостановился и наскоро поцеловал жену:
– Мне срочно надо домой.
– Но ты же дома! Брент покачал головой:
– Извини, я хотел сказать, мне надо в Тайдуотер, дорогая. К дяде Хику. Он очень плох. Мама просила явиться немедленно. Мне необходимо быть там.
– Но разве я не должна поехать с тобой?! – почти задыхаясь от волнения, выговорила Гейли. Джеффу стало жаль ее: бедняжка явно опешила, что Брент отодвинул ее в сторону словно постороннюю. Но муж покачал головой:
– Гейли, он уже без сознания. Тебе хочется посмотреть на агонию? Лучше оставайся и обедай с Джеффри. Джефф, я правда рад, что ты приехал к нам. Прости…
– Что ты, это ты прости меня, Брент. Надеюсь, твоему дяде станет лучше.
– Едва ли. Он так стар, – пробормотал Мак-Келли. – Кажется, я даже забыл, что он смертен. Дорогая, не переживай так сильно.
Он еще раз чмокнул жену, поблагодарил Джеффа за визит и уехал. Гейли проводила его угрюмым взглядом из-под красивых тонких бровей, которые в этот момент почти сошлись у переносицы. Она выглядела потерянной и несчастной. Но через несколько минут упрямо произнесла:
– Я должна быть с Брентом.
– Но, – возразил Джеффри, – ты все равно ничего не сможешь сделать.
– И Брент ничего не сделает. Он будет там, рядом с родителями и с семьей. А мое место – возле него.
Джефф пожал плечами:
– Он заботится о тебе.
– Надеюсь.
– Может, сделаешь мне еще порцию виски?
– Конечно. – Гейли поднялась, чтобы наполнить его стакан. Но отвлечь ее Джеффу не удалось. Он слышал, как за дверями кухни Гейли сказала Мери, что должна была поехать с Брентом, как Мери повторила ей то же самое, что минуту назад говорил Джефф, что мистер Мак-Келли не взял ее с собой ради ее же спокойствия.
Вскоре Джефф страшно пожалел, что Гейли не отправилась вслед за мужем. За обедом она неожиданно встала из-за стола и бросила салфетку:
– Джеффри, я не могу больше ждать ни минуты. Я понимаю, что это для тебя большое неудобство, но не мог бы ты отвезти меня в Тайдуотер? Я так нервничаю, что не рискну сесть за руль.
Джефф понял, что Гейли боялась ехать туда одна, боялась вновь быть отвергнутой.
– Конечно, поедем, как только ты соберешься. Она вознаградила его благодарной улыбкой, одной из тех, которые делали ее неповторимо очаровательной.
– Сейчас, только сбегаю за деньгами. Ах, Джеффри, спасибо тебе.
Брент всегда испытывал муки совести, когда терял близкого человека. Сейчас он сидел в спальне на втором этаже старого особняка, на краешке постели дяди Хика, и держал в ладонях его руку.
Усадьба представляла собой фермерский дом, расширенный пристройками до приличествующих настоящему поместью размеров. Брент смотрел на бугорки и прожилки под высохшей сморщенной кожей старческой руки, которая казалась полупрозрачной. Его руки выглядели неуместно загорелыми и здоровыми рядом с дядиной увядшей ладонью.
Хик умирал. Никто не произнес еще этих слов, но их и не требовалось. Лицо дяди превратилось в предсмертную маску. Дышал он со свистом и хрипением, а сердце едва билось.
Брент думал, что слишком мало и редко общался с этим необычным родственником. Хик всегда оставался в его глазах особенным и неповторимым. Черт побери, это была ходячая история! В младенческие годы Брент испытывал к дяде Хику благоговейный страх. Но позже этот мудрый, многоопытный старец научил мальчишку рыбачить и охотиться, ходить по лесу так же бесшумно, как индейцы.
«Я люблю тебя, Хик, – думал Брент, мечтая, чтобы старик еще раз открыл глаза перед тем, как уйти. – Я люблю тебя всем сердцем. Изредка, но я навещал тебя… Конечно, это было до свадьбы, но я и после собирался… Ты знаешь, Гейли тоже тебя полюбила. Просто не понимаю, почему я откладывал эту поездку…»
Вдруг глаза старика открылись. Они были сверхъестественно, болезненно белесыми. Пальцы Хика стиснули руку Брента. «Я тоже тебя люблю, сынок».
Брент не сумел бы наверняка сказать, произнес ли Хик эти слова вслух или лишь глазами, но он знал, что они были, как то, что дядя пожал ему руку.
Риа Мак-Келли, которая вместе с мужем стояла в дальнем углу комнаты, тихонько всхлипнула, и муж принялся утешать ее.
Хик попытался что-то сказать. Чтобы расслышать последние слова старика, Брент склонил голову к его губам. Уже не имело смысла притворяться перед ним, уговаривать беречь дыхание и силы. Он умирал. Он знал об этом и приготовился к смерти.
– Дом… – с трудом выговорил дядя. – Дом остается тебе, мальчик мой.
Брент так старался уловить шепот умирающего дяди Хика, что не заметил, как дверь спальни открылась и закрылась за кем-то. Но внезапно пальцы умирающего с неожиданной силой обхватили его руку:
– Не… приводи… ее… сюда. Не… приводи… ее… сюда. Не… приводи… ее… сюда.
Из дальнего угла донесся тихий возглас. Брент оглянулся и увидел там Гейли.
Но откуда, черт побери, она взялась? Она осталась дома, с Джеффом! Он совсем не хотел для нее таких встрясок, потому что помнил, скольких близких людей она потеряла в жизни.
Но она стояла в спальне, такая красивая и такая трогательная в приглушенном свете печальной комнаты. Последние слова Хика не остались для нее тайной, но старик протянул ей вторую руку, и Гейли без колебаний направилась к нему.
Когда их руки встретились, Хик поглядел ей в лицо и улыбнулся светлой улыбкой.
А потом он умер.
Брент уловил, в какой миг душа старца покинула тело. Он почувствовал это, ощутив небывалую опустошенность, обрушившуюся на него. Он не знал, почувствовала ли Гейли то же самое. Кажется, через несколько секунд она охнула, осторожно положила ладонь Хика ему на грудь и, отвернувшись, заплакала.
Брент вскочил и обнял ее, крепко прижимая к груди. Как ни странно, утешая Гейли, прикасаясь к ней, он ощущал, что страшная опустошенность сменяется приливом сил. Как еще сильнее становится его любовь к ней.
– Идем вниз, идем.
Джонатан Мак-Келли уже вывел свою супругу из спальни и поджидал сына с невесткой. Потом все спустились по широкой лестнице в кабинет старого хозяина, недавно переделанный в уютную современную кухню.
У Гейли дрожали руки. Она могла думать только о последних словах дяди Хика: «Не… приводи… ее… сюда. Не… приводи… ее… сюда. Не… приводи… ее… сюда». Кто-то сунул ей в руку стакан. Риа Мак-Келли улыбнулась невестке, хотя выглядела очень усталой и измученной. Глаза ее блестели от неудержимых слез.
– Выпей это, дорогая. Ума не приложу, что имел в виду Хик. Он был о тебе такого высокого мнения.
– Правда? – Гейли залпом выпила бренди, а Брент кивнул матери, намекая, что неплохо бы снова наполнить стакан.
Риа налила еще и опустилась на стул неподалеку от невестки.
– Гейли, – твердо сказала она. – Я не хочу, чтобы ты почувствовала себя плохо из-за этих минут. Хик восхищался тобой. Как внешностью, так и душой. Он остался очень доволен вашей беседой на свадьбе, заметил, что ты уважаешь историю. Дядя захлебывался от счастья, рассказывая об этом нам и знакомым. Дом он давно отписал Бренту, поскольку сын всегда любил это фамильное гнездо и часто гостил у него. После встречи с тобой Хик радовался, как ребенок. Он надеялся, что ты полюбишь Тайдуотер, как любил его он.
Не… приводи… ее… сюда. Не… приводи… ее… сюда. Не… приводи… ее… сюда.
Гейли улыбнулась. Она не знала, что думать. Хик держал ее руку очень мягко и ласково. Он поглядел на нее тепло, словно хотел ей помочь. Будто на самом деле любил ее. Но он твердо запретил Бренту приводить ее в этот дом…
– Не беспокойтесь. Я понимаю, что он необыкновенный человек и что никто из нас не знает подлинного смысла его слов.
Риа улыбнулась. Джонатан говорил по телефону с похоронным агентом. Немного позднее они сидели вокруг кухонного стола и вспоминали. Брент крепко держал жену за руку. Она ощущала его близость и тепло, понимала: несмотря ни на что, муж всегда будет оберегать и защищать ее.
Лишь около полуночи они поехали домой. Вернее, в то место, которое Гейли вслед за Брентом называла домом. Дело не в названии – ее дом был там, где находился Брент.
Гейли устала и была ошеломлена. Завтра и послезавтра будут поминки, а на третий день – похороны. Им придется отложить свой праздник. Гейли заснула, едва коснувшись головой подушки, но рука Брента успела крепко и надежно обнять ее.
Глубокой ночью она разбудила его истерическим воплем, который был страшнее предыдущих. Как только Брент попытался успокоить ее, жена закричала еще громче и принялась отчаянно вырываться. Потом Гейли отбежала в угол спальни, где упала на пол, продолжая бороться с невидимым противником. Брент в испуге приблизился к Гейли и поднял ее на руки.
Она еще раз пронзительно вскрикнула и замерла.
Когда он все-таки сумел разбудить ее, Гейли ничего не помнила.