Ничья

Глава 10

Вечером четверга я, сидя уже в белом Авентадоре, ожидала пока закончит стрекотать на корейском по телефону господин Гросу, приобрётший на днях черный Авентадор в собственность, ибо с фирмой проката вышел едва ли не скандал, начались какие-то проблемы со страховкой, угрозы судом и прочая херня, так что Марину, которому осточертело ругаться с прокатчиками, просто выкупил зверюгу, немного пострадавшую в процессе поздравления Маркелова с открытием его чебуречной.

Салон был красный.

— Несколько вульгарно, — окинув интерьер недовольным взглядом вздохнул Мар, когда я в первый раз садилась в новую его Ламбу. — Но черного у них не было. Был Хуракан с черным салоном, но сама тачка оранжевая. Лучше красный салон.

— Что-то сутенерское в этом есть, — покивала я, скидывая туфли и упираясь в панель перед собой. — Шмаровозка, люкс версия. — Фыркнув, скосила взгляд на Мара, с укором посмотревшего на меня, прежде чем сдать с парковки. — Что? Ты же меня возишь. Вот, шмаровозка.

Господин Гросу прикусил щеку изнутри, с непроницаемым лицом глядя на дорогу. Титанически сдерживаясь.

— Ма-а-ар! — простонала я, потянувшись к нему и зарывшись носом в шею, возмущенно произнесла, — ты Диме мигалку подарил! Не смей сейчас делать вид, что не понял моего циничного юмора и спускать эффект в унитаз! — в знак протеста несильно прикусывая его за плечо, — с кем еще я так пошутить могу!

Все-таки прорвало, он прыснул и досадно рассмеялся, останавливаясь на светофоре и сжав довольно гоготнувшую меня, поцеловал. Ну, как поцеловал. Трахать он и в поцелуе умеет.

Сзади посигналили и я, оправляя футболку, когда он запоздало тронулся на зеленый, негромко обозначила:

— Давай не будем делать проблему на пустом месте, я так не умею и не могу с людьми, которые ко многим вещам относятся как к трагедии, о которой нельзя разговаривать, шутить и прочее. Было и было. И так не только с фактом эскорта, хорошо?

Он согласно кивнул, взяв мою руку и поцеловав ладонь. Согласиться-то он согласился, но…

Мар хоть и не показывал, но любые мои вопросы (даже очень аккуратные и издалека) о Маркелове и разрешении ситуации с погромом корчмы, явно приводили Мара в режим скрытого бешенства и параноидальной подозрительности. Вроде бы умный, вроде бы все понимает, но ревность шанса интеллекту не оставляет. В общем, как в церкви, имя лукавого всуе поминать было нельзя, а то не дай боже разверзнуться небеса и переебет меня молнией, грешницу.

Испытывая чувство вины за недавний скандал, когда лгала ему и причиняла боль, преследуя пресловутые благие намерения, я старалась не трогать его с этого ракурса, согласно кивнув на его «никаких претензий ни финансового ни личного характера ни у кого ни к кому нет, тебе этого достаточно?». И кивнула еще раз, честно глядя в непроницаемые глаза. Опасно спокойные.

У меня свои тараканы и он с ними терпеливо обращался и обращается, и я поняла, что он имел ввиду, когда требовал перестать над ним издеваться. У него тоже свой зверинец есть, тараканы ревности прямиком оттуда. У каждого человека свои загоны, все мы не без греха, поэтому я к этим вопросам больше не возвращалась. Я-то нет, а вот у жизни довольно своеобразное чувство юмора — когда случаются ситуации, где нежелательно касаться определенных тем, эта самая тема всплывает с неожиданной стороны: в посольстве Южной Кореи, куда был подан мой пакет документов на получение визы, потребовали свидетельство о разводе, печати в паспорте им оказалось маловато. У меня определенно есть задатки суицидника, потому что мне было смешно, когда я говорила об этом Мару, отреагировавшему вроде бы спокойно, но уже понятно как на самом деле.

Поэтому вечером мы катили ко мне за документами, Мар болтал с какими-то знакомыми в Сеуле, я зависала на мануале по ретуши фотографии. Зависала до того момента, пока не свернули во двор и я не увидела припаркованный недалеко от подъезда серебристый Кайен со знакомыми номерами.

Прохлада по венам и резкое неосмотрительное желание грязно выругаться вслух, а потом пойти и хорошенько переебать владельцу Порше, явно решившему без предупреждения меня навестить.

Сдержала мрачную ухмылку, убирая планшет в сумку и начав обуваться. Мар, снова с трудом втискивая машину, окончил звонок и я, коснувшись его кисти и нежно улыбнувшись, произнесла:

— Мар, через неделю квартира уже не моя, завтра последние вещи заберу… Может, переночуем напоследок? Все-таки… — прикусила губу, оглядывая черный контур крыла на его шее, когда он немного повернул голову ко мне. — Ладно, забудь. Чего-то я сентиментальная в последнее время…

— Можем, — мягко улыбнулся, заглушая машину. — Почему нет. У меня тоже много воспоминаний с этим местом связано. Да и с Егором надо попрощаться…

Рассмеялась, потянувшись к его улыбающимся губам, зарываясь пальцами в волосы.

— Съездишь за виски себе? Да и у меня вина вроде бы не осталось… — потерлась носом о его нос, едва касаясь губами губ. — Тут за углом магазин. Я пока в душ схожу, а то как с утра по лесам с фоторужьем скакала, потом по студиям, консульство, магазины… О, шмотье надо взять. А нет, лучше в Риверсайде, чего туда сюда таскать. Съездишь за бухлишком, пока я в душе поплескаюсь?..

Разумеется, согласился. Вышла из машины и спокойно направилась к подъезду. Прижала брелок к магнитному замку и потянула дверь на себя, одновременно отклоняя входящий вызов Глеба, видимо, утомившегося ждать, когда ему откроют. Несколько шагов по лестнице и остановилась на верхней ступени, чтобы, глядя в светло-голубые глаза Анисова, расслабленно оперевшегося плечом о мою дверь, с вежливой улыбкой посоветовать:

— Пошел на хуй отсюда.

Глеб не совсем идиот, он знает с чьей подачи организована протекция госпожи Малицкой. И он пришел к человеку, занявшимся этой самой подачей.

К своим тридцати годам Глеб не утратил некоторой смазливости, запоздало перерождающейся в обворожительную мужскую привлекательность. Широкоплеч, поджарый и высокий. Кожа светлая, и кажется светлее из-за темных волос. Черты лица немного огрубели, но на этом контрасте выигрышнее смотрелась чувственная линия губ. Взгляд светло-голубых глаз стал менее провокационно-соблазняющим, а сейчас, без теней ослепленного обожания, с которым он годами смотрел на лухари-несушку, Глеб создавал ошибочное впечатление приятного и адекватного молодого мужчины. Очень ошибочное.

— На теплый прием и не рассчитывал, — заключил низким, с легкой хрипотцой голосом, улыбаясь и с легким прищуром глядя в мое лицо. — Без воды: где Улька?

— Не ебу. — Пожала плечом я, пресекая небольшую, тускло освещенную лестничную клетку до своей двери, чтобы за локоток отвести его от двери, но он, усмехнувшись, так и не отстранил плеча от металла. Я, утомленно вздохнув, посмотрев на него, попросила, — будь добр, покинь территорию.

— Соф, — с насмешкой глядя на меня, Глеб со значением произнес, — а давай ты не будешь забываться….

— Давай. — Охотно согласилась, и указала в сторону спуска с лестницы, — вон там выход.

— Где Ульянка? — перехватил мою кисть, проворачивающую ключ в замке. Сжал до боли, мешая завершить оборот.

— Глеб, дорогой, не перегибай. — Глядя на дверь, сдерживалась от более резких слов и действий. И молилась всем богам, чтобы писк магнитного замка обозначал приход кого угодно, даже Егора, но только не того, кого я под левым предлогом отослала. Перевела взгляд в голубые глаза и тихо произнесла сквозь зубы, — руки убери, больной, блять…

— Рэм накажет? — наигранно изобразил испуг, хищно полуулыбаясь и сжал кисть чуть сильнее. — Так вроде у него смена наложниц произошла, а ты с ним и знаться не хотела. Что это у вас за Содом и Гоморра, Соф? А, временами принципы ржавеют, да? Когда очень нужна помощь Рэма, можно и забыть, что ты рыдала у нас на кухне и просила не пускать его. Вы втроем теперь живете? Трахаетесь по расписанию или тройнички бывают?

— Я не знаю где она, знала бы — не сказала, уходи отсюда, — едва слышно прошипела я, с раздраженным презрением глядя в его глаза и сдерживаясь из последних сил, чтобы не ударить ему между ног. Встала так, чтобы со спины все выглядело, будто я вставила ключ в дверной замок, а он просто стоит рядом, прислонившись плечом к дверному полотну. Алреналин разбавил кровь и внутри быстро нарастало напряжение, готовое вот-вот перейти в ненужную панику, когда попыталась стряхнуть его пальцы, слыша за спиной шаги. Потому что знала эту поступь. А Глеб, улыбнувшись уголком губ, стиснул кисть сильнее и я нечеловеческим усилием подавила скулеж и желание дернуться от прострелившей боли. И подавить рефлекс впиться свободной рукой в горло, чтобы прошить кожу ногтями.

— От девушки отойди. — Очень спокойный голос Мара за моей спиной. Не видящего как меня держит Глеб. Хвала богам. — Три секунды.

Анисов, глядя за мое плечо, скользнув оценивающим взглядом по шмоткам Мара, задумчиво посмотрел на меня, ослабляя хват и, прохладно усмехнувшись, заключил:

— Новые песни о старом. Искренне желаю…

— Одна секунда. — Обозначили позади.

— … чтобы на этот раз сложилось. — Глеб, отстраняясь от двери, поднял руки в пародии на сдающегося, снисходительно посмотрев на Мара, а потом снова на меня, сжавшую челюсть и проворачивающую ключ пальцами, ослабевшими от стихающей пульсирующей боли.

— Ульянке передай, что я люблю ее даже зная какая она сука. И я очень хочу с ней поговорить. — Сказал Глеб, когда я открыла дверь и оглянулась на Мара, склонившего голову немного на бок и спокойно глядящего на Глеба, отступившего на полтора шага от порога в сторону соседней двери.

— Хорошо. — Безразлично кивнула я, напряженно глядя на Мара все так же не отводящего внимательного взгляда от Глеба. И поведшего подбородком в сторону выхода:

— Снова три секунды.

Глеб негромко рассмеялся и, вздохнув, направился в указанном направлении. Мар стоял на верхних ступенях спокойно глядя перед собой, пока Глеб, прицокнув языком, когда понял, что тот не посторонится, боком прошел мимо него, но, разумеется, не удержался и, остановившись чуть ниже Мара, глядя ему в затылок, с насмешкой произнес:

— А дай угадаю: ты с ней познакомился на каком-то светском движе. Сначала перестрел взглядами, флирт, потом охуенный секс, затем прекрасное ни к чему не обязывающее общение и ты сам не понял, как на ней завис. Они по одной схеме работают, братишка. Ты еще будешь на моем месте, когда в петлю из-за этой стервы захочется, даже зная чем она промышляла, откуда эти навыки и для чего они нужны. Не веришь мне, у мужа ее бывшего спроси, он тоже через такое прошел и тоже покоя не знал, хотя, казалось бы. Ты бы задумался над этим всем.

— Мар, — тревожно позвала я, шагая к нему, неторопливо оборачивающегося к Глебу, которого от Мара отделял всего метр с небольшим. Просительно коснулась локтя, а он, глядя на Глеба, хмыкнул:

— Когда тебя ебет кто кого ебет — ты ебанат. Секунда на исчезновение.

— Ну и дурак, — фыркнул Глеб, направляясь к двери.

Разувшись, прошли на кухню. Мар, идущий немного впереди, негромко и спокойно говорил:

— Только отъехал, но вспомнил, что время за десять, алкомаркеты закрыты. Решил вернуться, и тебя посвежевшую позвать поужинать. — Проходя мимо стола, развернул стул, в невербальном приказе сесть. Хмыкнув, подчинилась, глядя на него, хозяйничещего на моей кухне. — А тут обнаружилась причина, по которой мне надо было уехать, чтобы самостоятельная и независимая Соня сама решила с уебаном. — Открыл холодильник, чтобы взять бутылку вина и направился к барной стойке за бокалом, мимоходом достав из шкафчика ополовиненную бутылку виски. Вернувшись к столу, откупорил бутылку, плеснул белого в запотевающий стакан, подал его мне и уселся с бутылкой виски напротив, обманчиво досадно покачав голой, — какая неожиданность — бухло дома есть. Совершенно забыл, что мы с тобой семья алкоголиков, у нас может дома отсутствовать еда, но чтобы выпивка, это нонсенс… — Ногой под столом выдвинул соседний со мной стул, положил на него ногу и отпил из горла, пристально глядя на меня, у которой на языке слабела прохлада вина и распадался слабый отзвук фруктового букета, — надо же, как только зашел разговор о ностальгии, — улыбнувшись, широким жестом рукой с бутылкой обвел квартиру, — меня снова принимают за лоха. И доколе это будет продолжаться, а, Сонь? — большой глоток не поморщившись, краткий злой выдох, так же глядя на меня, — мы же совсем недавно договаривались разговаривать обо всем. Хули снова начинается? Что это за хуй был?

Запила желание рявкнуть в ответ. Запила вместе с мыслью, что я снова делаю ошибку. И все рассказала. Рассказала об лухари-несушке, рассказала почему я встречалась с Рэмом, стараясь не смотреть, как Мар стал на этой части прикладываться к бутылке чаще и пошел за сигаретами. Рассказала, почему Анисов появился на моем пороге и чего он хотел.

— А сразу вот это нельзя было рассказать? — раздраженно стряхивая пепел в распахнутое окно и глядя в ночную тишь за окном, с подавленной злостью, осведомился он. — Соня, если ты искала помощи, нахуя ты ему звонила? Нахуя ты мне врала, что подруга просто с парнем рассталась? Ты, когда-нибудь, блядь, прекратишь мне врать?

Чтобы не ответить так, как у меня вертелось на языке, залпом допила бокал и, развернувшись на стуле, глядя на него, сбивающего ногтем тлеющий конец с сигареты, зло глядящим на меня, выдыхая дым в сторону окна, улыбнулась и уточнила:

— То есть, когда мою подругу сливают в группу деанонимизации шлюх, вебкам моделей, проституток, эскорта, порно актрис и подобного, я должна была обратиться к тебе?

— Да! — рявкнул так, что я от неожиданности подпрыгнула. С такой интонацией, как будто я ему в тысячный раз задаю тупейший вопрос.

И еще сильнее разозлилась. Но плеск вина в бокал и не глядя на него глоток. Мар снова развалился напротив, на краткую секунду сжал пальцами переносицу, и порядком спокойнее произнес:

— Вечер, когда мы познакомились. Твои условия, всего полчаса и я знал о тебе. Ты подумай, какие связи используются, чтобы за двадцать шесть минут найти человека и минимальную о нем информацию. Фотосессия в ванной, когда ты мне сказала, что зря этот финт с поиском в первый вечер был, я тебе ответил, мол, да ладно, столько людей на уши поднял. Ресторан Некрашевича, отдельный кабинет, ты, я Богдан, и два мента. Открытие-закрытие ресторана Маркелова, ты думаешь там простые люди рядом со мной стояли? У тебя наблюдательность с перебоями работает, что ли? Хотя, это ладно, это после слива Ульяны было. День рождения Лёхи — ты действительно не понимаешь, кто там за столом сидел? И почему мы все за этим столом сидим? Если тебе нужна была помощь, идти надо было не к этой гниде, а к тем, которые знают, что такое близкий человек. Идти надо к близким, а не тварям.

Смотрела в стол, внутри хаос и в голове одна мысль — только бы не сорваться. Нервы сжаты в тугую пружину, в мыслях отрывки из рациональных возражений, внутри расцветает обида и раздражение. Лишь бы не сорваться.

Мар, глотнув виски со стуком поставил бутылку на столешницу и в сгущающейся предгрозовой тишине негромко, с эхом усталости произнес:

— Я опять ничего не понимаю… я тебя люблю, я хочу с тобой семью, но у меня такое ощущение, что я тебя к этому склоняю. Заставляю. Сонь, давай проясним…

Да, конечно, снова виновата неразговорчивая и ничего недогоняющая я, с моим питомником Мадагаскарских тараканов. Девочка без отношений и не знакомая с мужиками. Особенно теми, которые говорят, мол, я все решу, ты все должна говорить мне и вообще о каждом шаге докладывайся. Какая я негодяйка, что не сваливаю на него проблемы, не попросила решить с Ульянкой, будучи на тот момент уверенной, что в конце августа мы разбегаемся. Дурочка такая что обратилась к человеку, твердо зная, что у него есть возможность и ресурсы чтобы быстро исправить ситуацию, а не плакала от безысходности на плече Мара… какая я плохая, да еще и с личным пространством!.. Он ведь святой, семью вон хочет, детей хочет, а я тупенькая нервы ему делаю.

— Извини. — Тихо перебила его я, глядя в сторону.

— Что? — немного опешил он.

— Извини, — повторила, все так же угрюмо глядя в сторону. — Ты был прав, отношений как таковых у меня не было. Я не права, пытаясь все решать сама, извини. — Перевела на него утомленный взгляд, мысленно выцедив: "начнешь сейчас дальше прогрессивно врубать мужика хуем по стулу стучащего — автоматически скачаешь пиздюлей бесплатно и без регистрации".

Я действительно к этому была готова, правдиво изображая вселенскую печаль глядя в карий бархат подернутый поволокой, но если сейчас прозвучит хоть одно его слово снова в обвинительном ключе, боевой режим будет активирован, ибо забота заботой, но обращаться со мной как с бесхарактерной тупейшей идиоткой, которая делает нервы ему, всему такому альфасамцовому святоше…

Но Марин это Марин и обезоруживать он умеет. Вздохнув, поднялся с места. Чтобы обойти стол, остановиться позади напряженной меня. И обнять со спины.

Сердцебиение и без того было ускорено, но сейчас заколотилось бешено. Внутри смятение. Смятение хаоса готово вот-вот переродиться в распахнутые двери ада, но смятенного простым жестом — объятиями. Спокойными, уверенными и теплыми. Когда комок подкатывает к горлу, а причины вроде бы нет. Мар коснулся губами моего виска и тихо с усмешкой сказал:

— Хочешь, я ноги вырву этому пулэ белитэ, который дверь тебе пачкал?

Если бы он знал, что Глеб мне кисть выворачивал, то, думаю, вопрос бы не прозвучал, а я, уже выпросив у Егора черные мусорные пакеты, распределяла бы расчленку. Чисто Питерская тема…

— Белт… чего? — хихикнула я, откидывясб назад, прижимаясь спиной к его груди. Прикрывая глаза, чувствуя как напряжение внутри растворяется в упоительном тепле. Согревающим и отогревающим вот в этом кольце рук, ощущении его тела и его улыбающихся губ на виске, с эхом смеха пояснивших

— Пулэ белитэ — безмозглый хер. Ну, вообще грубее звучит. Молдавский.

— Твоя бабушка была хулиганкой. — Рассмеялась, мягко расцепляя его руки, чтобы встать и просительно потянув его за локоть, усадить на свой стул и плюхнуться ему на колени, обнимая за шею.

— Она была темпераментной, — мягко улыбнулся Мар, обнимая одной рукой за поясницу, а второй, взяв мой бокал, отпил вина и, отставив его вновь на столешницу, слегка накренив аккуратно взбалтывал вино, наблюдая за светло-желтым блеском. Перевел взгляд на этикетку на бутылке и заключил, — переохладила, вкус немного потерялся… — Я фыркнула, он слабо улыбнулся, потянувшись к бутылке чтобы открыть ее и так и оставить. — Бабушка была темпераментной. Терпит-терпит, а потом какая-то мелочь, случается ядерный взрыв и мы с дедой прогуляться идем, пока она не успокоится.

— А если холодно или дождь? — тихо спросила, осторожно перебирая темные мягкие пряди.

— Не выходили из моей комнаты. И ее не пускали. — Негромко рассмеялся, переводя взгляд в ночь за окном. — Она быстро успокаивалась если ее не трогать, а дедушку так и подмывало что-нибудь съязвить в этот момент, потому что она действительно была очень милой и смешной когда злилась. И она злилась сильнее если он что-нибудь говорил и если мне и дедушке становилось смешно. От этого становилось еще смешнее, а она просто сатанела… замкнутый круг, в общем, поэтому было проще переждать в укрытии. Бабушка, когда злилась, то уважаемого человека, военного хирурга, автора десятков статей и участника бесчисленных научных конференций по торакальной хирургии, называла пулэ билитэ. И гоняла за хлебом авторитетного на районе пацана, имеющего разряд по боксу. — Я пыталась сдержаться, но он и сам прыснул, лукаво посмотрев на меня. Обнял теснее и снова перевел взгляд за окно. В поволоке глаз задумчивость ислабое тепло, когда он снова оказался там, в воспоминаниях. — На самом деле я не помню, чтобы они серьезно ссорились. Прокручиваю сейчас в голове и не могу вспомнить ни одного случая… бывало, редко, но бывало, что и деда разозлится на что-нибудь, но бабушка ему покивает, вокруг него побегает со всем соглашаясь и он успокаивался, думая, что это он тут самый умный и сам по себе очень отходчивый…

— Мама в кого из них пошла? — Подумав, тихо спросила я и прикусила губу, когда отстраненно усмехнулся, но прежде чем я успела перевести тему, едва заметно качнув головой, произнес:

— Я не могу сказать. Мама во всем и всегда слушалась моего отца. — Кратким жестом попросил подать бутылку виски и, сделав небольшой глоток, на мгновение прикусил губу смазывая прохладную усмешку. — Дедушка так и не простил ему, что он бросил маму когда она была беременна мной. Мне было около года, когда отец объявился, мол, все осознал и ребенок, то есть я, действительно от него и он забирает всех назад. У меня двое старших братьев, разница с ними в пятнадцать и одиннадцать лет… Дедушка сначала разговаривал с мамой, потом пытался ее отговорить к отцу возвращаться, но она была настроена решительно. И братьев настроила. Деда разозлился и сказал, что пусть уходит, но при условии, что меня оставляет ему с бабушкой. Она ушла.

— Когда ты об этом узнал? — сглотнув, обняла за плечи, ощущая кончики его пальцев под футболкой, поверхностно оглаживающие поясницу.

— После похорон бабушки. Мне шестнадцать только исполнилось, переехал к родителям, начались первые столкновения с отцом и он потащил меня делать тест на отцовство. У меня со старшим братом, Марчелом, более-менее отношения. Дан, как и мать, во всем слушает отца. Марчел в общих чертах рассказал почему я жил у дедушки и вообще почему отец так… отчужден, что ли. Рассказал, потому что после этого инцидента, когда отец заорал, что я не его сын и потащил меня в медцентр, у меня ступор был пару дней. Там просто еще несколько нехороших вещей всплыло, мне было трудно это принять. Я в юности вообще был впечатлительным и, как при переезде выяснилось, чересчур эмоциональным, вспыльчивым и очень упрямым. До того момента я и не подозревал о наличии у себя таких черт характера. Хотя, может, роль сыграл подростковый возраст и то, что бокс я бросил, мои хобби казались отцу неподходящими и он им препятствовал, а энергии уходить некуда было, — насмешливо улыбнулся, слегка прищурено глядя в окно. — Хотя, наверное, это все взаимосвязано. Ну, в общем, дальше ты догадываешься, какие отношения у нас с отцом складывались, потому что тест подтвердил, что он мой биологический отец, а он в заключении почему-то прочитал что это значит я его собственность.

— Марчел и Марин, сокращенно получается вас одинаково зовут? — добавив изумления в интонации спросила я, касаясь губами его виска.

Мар рассмеялся, снова отпив виски и покачал головой.

— Нет. Вообще, эти имена не сокращаются. Все пошло с Тёмы, за ним и остальные подхватили.

Повернул ко мне лицо. Сквозь приоткрытое окно стрекот сверчков, отдаленный шум трассы. Слабая, почти растворившаяся тень никотина на кухне по которой изредка сквозил сквозняк. А между нами космос. Он был там, в бездне карих глаз, со своими черными дырами и бесконечной непостижимой красотой.

Сбито выдохнула, ощущая, как растворяюсь в этом космосе, давно пустившим корни внутри, преобразившим и снявшим застарелую усталость и перманентную настороженность.

Пересела так, чтобы оказаться лицом к лицу, обняла за плечи, приблизив лицо к правой стороне шеи. Вела носом по контурам тату с упоением глубоко вдыхая его запах и растворяясь в нем, и тихо признавая:

— Ты — лучшее, что со мной случалось. — Отстранила лицо от шеи, от мурашек по его коже. Положив локти на плечи, зарылась пальцами в темные мягкие пряди, вглядываясь в карий бархат. — Я очень, — понизив голос, утопая в обволакивающем карем бархате с поволокой, подаваясь к нему, прошептала, — сильно, — едва-едва касаясь губами раскрытых губ, — тебя, — вжимаясь в него и вжимая в себя, чувствуя как тесно обнимает, выдохнула на губы еще тише, — люблю.

Поцелуй мягкий, пьянящий под учащенный стук сердца в унисон и обрывы дыхания, смешавшегося, когда немного отстранилась.

— Мне кажется, — его голос ниже чем обычно. Ладонями оглаживал спину, пальцами путался в волосах, обжигая дыханием шею и душу шепотом, — я впервые счастлив.

***

Может быть на мне какое-то проклятие или я просто была очень грешна в предыдущей жизни, но когда я пребывала в том же состоянии, о котором накануне вечером сказал Мар, мне прилетело лопатой по затылку добрейший привет от жизни — меня слили.

И узнала я об этом наихудшим путем — через племянника. Вольдемар, позвонивший, когда я зависала в пробке возвращаясь с оставшимися вещами в Риверсайд, очень волнуясь и сбиваясь сказал о посте в том же канале, где недавно блистала Улька. Я, в шоке перед собой, торопливо соображая, соврала Володе какую-то дичь, что, разумеется, это неправда, что есть у меня конфликт с одной фотографом, которая прознав о модельном прошлом решила так подгадить. Спросила Вову, знает ли об этом его отец и Марина. С упавшим сердцем услышав подтверждение, попросила дать ему трубку. Соврала Диме тоже самое, но он, на середине меня перебил, сказал, что он в это не поверил и заявил, что пусть и дальше весь наш городок фанатов первого анального кипит, то же самое было, когда и про Ульяну вброс был, и вообще эта ерунда для людей которым заняться нечем, то воду заряжали через телевизор, то за инопланетянами гонялись, теперь с появления соцсетей спектр развлечений расширился и мне не нужно забивать этим голову. Сидела, сжав рот руками, что Димка не слышал моего прерывистого дыхания, когда меня изнутри просто разрывало. То есть, я знала, что Димка нормальный мужик, но когда меня застали врасплох и у меня был дикий страх, что он не поверит и запретит мне общаться со своим сыном, на такую его реакцию я искренне не рассчитывала. На заднем фоне послышался голос Марины и Дима произнес:

— Да, ты права, Марин. Соня, ты бы Наде позвонила. Добрые люди ей наверняка уже рассказали про эту хуйню и… ну, сама понимаешь.

Завершив звонок, тупо пялилась экран, пока не посигналили сзади, требуя наконец продвинуться вперед в медленно рассасывающейся пробке про которую я совершенно забыла.

Холодными пальцами открыла мессенджере, открыла канал и почти сразу нашла слив на себя. Эскортные фотки и очень поганое — скрин. Скрин того как в закрытой группе шел набор на тему в Мадрид, и я на него скинула свои данные. Параметры и соответствующие фотки.

Ссылок на мои страницы нет, уже плюс. Сам пост странный от слова очень. Начинался с обозначения моего полного имени с девичьей фамилией и родным городом.

«После переезда в Питер еще в середине учебы в универе начала кататься на дорогих машинах и иметь все, что полагается моделькам из западных модельных агентств. Особо этим не кичилась, нигде не светилась, только частные и частые поездки за границу. Как именно они происходили, видно на скрине выше. Через некоторое время поездки прекратились, удалилась инста и вообще про нее ни слуху ни духу, а потом Софья появилась в статусе жены одного влиятельного в Спб человека, наверное не знавшего о скрытой деятельности новоиспеченной супруги. Говорят, что даже в браке не прекратила скакать по чужим койкам за деньги, из-за чего и случился развод через пару лет, несмотря на то, что она тщательно затирала следы проститутского прошлого, но кому нужна шаболда в женах? Как-то так. Вообще это очень неприятная личность, высокомерная, злая, очень глупая и вроде как до сих пор бегающая за бывшим, этому ее высокомерие не препятствует. Строит из себя нищую, наверное, надеясь, что бывший муж сжалится и накинет деньжат. Вроде бы сейчас тусит с Питерскими золотыми мальчиками, наверное, надеется, что хоть так через неокрепшие умы бог пошлет кусочек сыра»

Я прыснула, оценив подход. Ну правда же, есть смешные моменты. Это как про Ульку, где Глеб говорил, что она на стольких хуях покаталась, тут об отношениях грешно не узнать. Блять, Анисов, смертник, что ли…

Я только набирала Мару, прикидывая варианты как бы так подвести, чтобы он не поехал выдергивать ноги пулэ белитэ и убедить, что, в принципе, ничего страшного, мы через неделю улетаем в Сеул, и мне плевать на этот пост. Потому что Дима и Вальдемар не верят. Надя поистерит, но… это Надя. Уж явно не желающая возвращаться в родной город. Я прикидывала варианты, собираясь послать вызов Мару, но мне позвонила лухари-несушка:

— С боевым крещением, диван! — гоготнула она. — Ну, кто тебя слил? Кому ебало бить поедем?

— Твоему бывшему, — хохотнула я. — Я же говорила тебе утром, что он вчера притаскивался. Мар его шуганул, не очень жестко, но прямо с определенным посылом, что тут не передача «жди меня».

— Как черноокий принц отреагировал? — очень задумчиво спросила Улька.

— Судя по тому, что не позвонил, пока не в курсе, — мрачно усмехнулась я. — Да знает он об этом. Не сказать, что рад был, но пиздюлей навешал, чтобы не загонялась. То, что меня пинками гоняет в посольство, чтобы визу оформляла в Корею, думаю, говорит о том, что ему реально по большому счету похуй. Сейчас наберу ему, изображу истерику, чтобы ко мне ехал, а не Анисову позвоночник вытаскивать через анус. А там тихо-мирно стартанем через неделю. Визу открывают в среду, вроде бы, по крайней мере Мару по большому секрету об этом уже шепнули, еще через неделю вылет, соцсети мои не засвечены, а те, кто меня в лицо знает… ну меня тут скоро не будет, так что на работу никак не повлияет. В общем, все настолько нормально насколько вообще возможно в этой ситуации.

— Точно? — негромко спросила Кочерыжкина с той особой интонацией, когда понимаешь, о чем именно спрашивает твой родной человек.

Вздохнув, рассказала о племяннике и его семье, о их реакции и своем беспокойстве.

— Накручиваешь себя, — зевнула Кочерыжкина. — Димка нормальный мужик. Вон от Надьки сбежал и сына забрал — это прямой показатель. Так что не бзди, сказал, что не верит, значит не поверит. Да и Маринка не дура и Володька тоже… ну, он всегда ж находил, что сказать обидчикам, сколько раз ты его возила в травмпункт?.. Вечером заеду, бухнем? Или с Маром тебе нужно… стабилизировать его, в общем.

— Я не думаю, что это много времени займет. — Усмехнулась я, сворачивая на развязку. — Заезжай, отчего ж нет. Он тебе понравится.

— Прямо очень умный?

— Прямо очень.

— Ух! Ладно, уговорила. — Фыркнула Улька и отключилась.

Воткнувшись в еще одну пробку, уняла нервозность и послала вызов Мару. Отклонил, прислав сообщение: «пока не могу, что-то срочное?». Хохотнула и ответила отрицательно.

Заехала в магазин, дома сгенерировала ужин, села за обработку фотографий, не реагируя на редкие сообщения в директ от тех, с кем была знакома. Спрашивали одно и то же — правда ли. Взяла телефон, чтобы поставить на беззвучный и сердце екнуло, когда в эту же секунду на экране высветились одиннадцать цифр абонента, звонящего мне. Похолодевшими пальцами приняла звонок.

— Добрый вечер, Софи, — произнес Рэм. — Произошла неприятная ситуация. Ульяна избила Вику в салоне красоты Можайской, сейчас они обе там. Вика вызвала полицию, Ульяна в неадекватном состоянии. Боюсь, меня она не послушает, а вот тебя может. Приедь и забери подругу, пока она не натворила еще больше глупостей.

— Хорошо, — глухо выдала я, выбегая из квартиры завершая звонок, и посылая его Малицкой, но абонент не поднимал трубку. Сколько бы я не звонила.

Только на середине пути, чертыхнувшись, когда мой звонок снова остался без ответа, я сообразила, что звоню не тому абоненту. Выматерилась и, горестно застонав, набрала Мара. Который, выслушав меня, выругался еще грязнее и рявкнул, чтобы ехала домой, он минут через сорок будет в этом салоне. Меня это кардинально не устраивало, потому что до салона мне мчать осталось десять минут, а через сорок, если не остановить лухари-несушку еще и Рэма увидевшую, вместо салона может остаться воронка в земле. Да и не послушает она Мара и вообще никого, подобное состояние, когда она срывалась с девизом «гори все синим пламенем!» было лишь пару раз. И этот раз, очевидно, тоже из такого разряда.

Пятничным вечером, как это часто бывает в центре, все парковки были забиты. Оттормаживаясь рядом с линией парковки через дорогу от салона, открытого содержанкой коррупционера и зама гендира крупной целлюлозно-бумажной компании, я врубила аварийки и выскочила из салона. Как раз в тот момент у входа в салон, недалеко от пустой машиной полицейских, тормозил автомобиль Рэма и водитель побежал открывать ему дверь, но Маркелов уже вышел из машины и поднимался по ступеням.

Хотела перебежать дорогу, но движение было оживленным и пришлось мчаться до светофора и нервозно пританцовывать там, проклиная слишком долгий запрещающий переход сигнал.

Дорвавшись до входных дверей, боком промчалась мимо испуганно вздрогнувшей при моем появлении и очень помятой Вики. Нехило ее Ульянка отмутузила.

Мимо стойки администратора, безошибочно в спа-зону, откуда выходил один из полицейских.

Рэм стоял недалеко от входа тихо переговариваясь с одним из полицейских. Улька, мрачно глядя в пол, сидела на диванчике в отдалении и цедила воду из стаканчика. В окружении сотрудников салона. Видимо, сдерживающих ее до появления Рэма, отправившего потрепанную наложницу в машину.

Рэм взглянул на меня и я кивнув на Ульянку повела подбородком в сторону выхода. Он что-то спросил у полицейского и тот через пару секунд ответил согласием, которое мне обозначил Рэм.

— Ульяна, — позвала я, вглядываясь в лицо лухари-несушки. Все-таки от Вики ей тоже досталось, хоть и немного, царапина от ногтя на правой скуле, уже обработанная и не кровоточащая. Встретив взгляд еще злых зеленых глаз, спросила, — можно тебя?

Кочерыжкина, ухмыльнувшись, посмотрела на Маркелова, не обращающего на нее никакого внимание. Я напряглась, готовая в случае чего ринуться на перехват, но нет. Встала и царственно направилась ко мне.

Выйдя из салона, направились к ее машине, припаркованной недалеко от автомобиля Рэма. Взяв из своей прокатной тачки сигареты, зажигалку и свой забытый телефон, она встала спиной к машине Рэма. Закурила, с насмешкой просмотрев пятнадцать пропущенных от меня. Глядя на сигарету в тонких холенных едва заметно подрагивающих пальцах, я молча ждала. Изредка бросая философские взгляды на мою машину, которую через дорогу грузил эвакуатор. Улька, выдохнув дым, когда скурила сигарету почти до середины и взяла себя в руки, начала:

— Тебя слил не Анисов. — Я изумленно посмотрела на нее, а она усмехнулась. — После того как ты утром сказала, что он вчера к тебе явился, я встретилась с его папашей, уже пора было обсудить возмещение ущерба. Он сказал, что сам в шоке от произошедшего и он не говорил Глебу о том, что он меня нанял. Потому что Глеб его на хуй сразу пошлет и ударится во все тяжкие. Сыночек до сих пор не в курсе реального расклада и папка старается его не трепать, изредка подгоняя принцесску, с которой периодически утешается. — Улька сплюнула в сторону и вновь затянулась. — Он явился к тебе. Я его знаю, диван, и я не думаю, что он у тебя просто вежливо спрашивал. Ты вот сейчас скажи мне, Мар вовремя пришел ведь, да?

Я, сжав челюсть, не ответила, а она зло рассмеялась.

— Вот и у меня мысли проскочили, когда ты утром говорила об этом. Его слив тебя в эту ебаную группу, вообще нихуя не вписывается, Сонь. Вот вообще нихуя. Он мужиков боится. — С презрением фыркнула она. — После Маркеловских предупреждений он затих. После того как он Мара увидел, он тоже затих бы. Нихуя это не вписывается в его трусливую натурку. Поэтому я этому дебилу позвонила. Детали встречи рассказывать не буду, скажу только что этот сука в перерыве между своим нытьем, упомянул, откуда птичка прилетела с инфой о моем прошлом на хвосте. — Повела головой в сторону стоящего позади автомобиля Рэма. — Вечерину Авериной помнишь? Я позвонила Настеньке и, оказалось, эта дурочка напрямую спросила у Вики, а правду ли я при всех сказала, что она эскортница. Вика обиделась.

— Блять, Уля… — выдохнула я, сдавив глаза ладонью. И сдавливая желание ринуться к машине Рэма и завершить то, что хотела сделать Улька.

— Вика обиделась, — тихо рассмеявшись, повторила Улька, затушив подошвой туфли сигарету брошенную под ноги. — И нашептала Глебу, что и я не чиста, а он же дебил, ну и сотворил всю эту хуйню. Не смотри так на меня, это только середина. — Улька сглотнула, глубоко выдохнула и продолжила, — я с этой шалавой просто поговорить хотела, обозначить, сколько она мне задолжала и уговориться как она будет расплачиваться, у меня тоже ведь и информация и возможности есть, а деанонимизированная шлюшка на содержании не задерживается ни у одного богатого хуя. Обозначить Бахиной, что пришла пора платить за несоблюдение корпоративной этики, жизнь бумеранг и все такое. Нашла эту тварь по своим внутренним астральным каналам, приехала сюда, а она, увидев меня, пересралась, затупила и знаешь, что защебетала? Про тебя. Что слив на тебя дала, потому что приревновала Рэма. Тупица, блять… — Улька закрыла глаза дрожащими ресницами, качнулась в сторону машины, но я твердо сжала ее руку. — У нее Лерка Курякова приятельница. Лерка с нами в топах была, пока не стравилась наркотой и не скатилась, а доступ в старые закрытые группы у нее остался. Отсюда скрин. Пиздец, конченная… Обе… — телефон в ее руках пиликнул оповещением о входящем сообщение и Улька, открыв его, прикусила губу, напряженно глядя в экран, — бля-я-ять…

Я, приготовившаяся начать диалог с итог выведения Ульки в относительно уравновешенное состояние, обеспокоенно спросила, что случилось:

— Мама приехала, я должна была ее встретить… — простонала Улька, глядя в экран. — Из головы из-за этих сук вылетело все… Мы завтра вылетаем с ней на Барбадос на недельку, я хотела ее отлечь от всего этого…

— Езжай давай за ней, — выпучила глаза я изумленно глядя на Кочерыжкину. — Ты дура, что ли, вообще? Давай мчи.

— Поехали со мной! — хохотнула госпожа Малицкая, потянув меня за локоть в сторону пассажирского, — пусть Маркелов разгребает.

— Сейчас Мар подъедет, — покачала головой я и, вздохнув под ошарашенным взглядом Кочерыжкиной, пояснила, — поверь, так надо. Езжай, Уль. Если что, я наберу. — Она отрицательно было качнула головой, но я повторила тверже. — Езжай за мамой. Для тети Вали каждая поездка в Питер это стресс, ты же знаешь. А она тебя сейчас на вокзале ждет одна. Давай, вали. Я позвоню.

— Они не сцепятся? Мар и этот пидорас?

Отрицательно покачала головой, внутренне совсем неуверенная. Улька еще меньжевалась, пока я фактически не стала на нее рявкать и она, взбесив меня еще больше ненужными извинениями, все-таки укатила.

Сбросила только было посланный звонок Мару, заметив Рэма спустившегося по ступеням вместе с полицейским, направившемуся к машине к своему коллеге. Понимая продолжительный взгляд Маркелова, направилась к нему.

— Улька нужна? — спросила, вглядываясь в проспект и мысленно моля, чтобы Мар приехал не сейчас.

Рэм отрицательно качнул головой, глядя на полицейских о чем-то совещающихся у машины. Стоял и молчал, все так же глядя на них, но будто мимо. Спросил очень тихо:

— Ты знаешь, откуда он родом?

— Рэм, заканчивай, — холодно отрезала я, даже не сомневаясь о ком идет речь.

Прицокнул языком. Утомлённо вздохнув. Вынул сигареты из пиджака и, приподняв уголок губ, произнес:

— Считаешь меня мерзавцем и подонком. Ты пойми, Софи, даже если тебе казались мои действия неправильными, это не отменяет того факта, что всегда и прежде всего я думал о твоей безопасности. Ты считаешь меня садистом, а в этот момент я совершаю самый мазохисткий поступок. Просто знай, что с этим мальчиком ты никогда в безопасности не будешь. Несмотря на то что здесь он прячется за спинами друзей с большими связями. Он сам по себе такой, что с ним невозможно быть в безопасности. Его родной город Рымнику-Вылча, посмотри, чем славится этот город. Гросу фронтмен, гордость и легенда этой клоаки.

— От того, что я тебе сейчас не переебала, — шепотом начала я, поворачиваясь в сторону направляющихся к нам полицейских и видя как перед машиной Рэма паркуется Ламба, а недалеко, перед полицейским автомобилем останавливаются Брабус и черный немецкий седан с выходящими из него солидными дядечками, — тебя спасает совсем не то, что ты второй раз помогаешь моей подруге, ну здесь конечно обстоятельства такие, что… тебя сейчас спасает только то, что вокруг много свидетелей, Рэм. И еще больше тех, которые из-за моих необдуманных порывов тебе голову могут случайно свернуть, невзирая на последствия.

Мар подошел почти одновременно с полицейскими и Тёмой, ухмыльнувшегося мне, по-пацански подавая руку и явно несколько удивляя полицейских и подошедших дяденек:

— Здорова, бро!

Не удержавшись, прыснула, приобнимая его в ответ и кивая на спокойное от Мара:

— На улице прохладно, сядь в машину.

Села. Приоткрыв тонированное окно. Слышно было не так хорошо как хотелось, но все же слышно. Рэм сухо обрисовал ситуацию, обозначив, что заявления от пострадавшей не будет, но есть запись с камер и он не ручается за то, что она не попадет в сеть. Солидные дядечки, явно с красными корочками в кармане, перекинувшись парой реплик с Маром и Тёмой вошли в здание. Вскоре вернулись, когда у крыльца шел неразборчивый разговор Мара, Тёмы и Рэма с полицейскими. Дядечки с полицейскими снова отошли к их машине и зарылись в бумажках и телефонных звонках, разговаривая с только подъехавшей владелицей салона. И с владельцем владелицы салона. Сначала направившемуся к компании у крыльца, чего-то там с ними обсудив, три раза поржав вместе с ними, потом снова отправился к полицейской машине и, забрав свое имущество, то есть растерянную Можайскую, укатил.

Я, напрягая слух изо всех сил, вглядывалась в панель перед собой не видя ее. Вновь эта сюрреалистичная атмосфера, когда они общались у крыльца, будто поверхностно знакомые люди, скрашивающие ожидание пиздежом. Поверхностно о бизнесе, о налогах, о прочей хери. Отчетливо ощущалось, что несмотря на тон трепа, атмосфера сгущается и Рэм не выдержал первым:

— …согласен, это проще. Еще и потому, что, насколько я знаю, в Корее не требуют подтверждение происхождения финансов стартового капитала при регистрации организации, да и инвестировать в такой бизнес там проще. Мне интересно, Марин, а Софья осведомлена откуда деньги на этот дорогой бизнес.

В горле пересохло и сердце заколотилось, мешая вслушиваться в ответ Артёма, вновь прикурившего и незнакомой прохладно лениво-презрительной интонацией ответившего вместо промолчавшего Мара, глядящего в заинтересованно приподнявшего бровь Рэма:

— Маркелов, — Тёма выдохнул дым, склоняя голову и с сомнением глядя на него, — вот ты вроде бы не дурак же. А с первого раза не понял, что у тебя случится, если ты не угомонишься.

Рэм не смотрел на него, будто и не слышал. Он смотрел на Мара, приподнимая уголок губ:

— Это очень удобно, прятаться за спинами друзей?

Снова ответил Тёма, с откровенным презрением начавший:

— Да он и не прячется. В отличие от тебя. Это ты скажи, удобно ли прятаться за…

— Тёма, — негромко перебил Мар. — Это провокация, не реагируй.

Шахнес ухмыльнулся и оглянулся на дядечек, как раз поболтавших с полицейскими, уже садящимися в машину. Один из дядечек кивнул Тёме и тот, вынув из кармана телефон, обозначил Мару, что можно ехать. Мар только развернулся, но остановился, глядя в асфальт. Как и Тёма, только было набравший кому-то, тут же завершивший звонок, оглянувшись на Рэма, произнесшего им в спину:

— Разумно избирать территорию, где не требуется история происхождение финансов. В России такая история наказывается по трем статьям уголовного кодекса. В Румынии по двум, если не ошибаюсь, но срок больше. Вообще, должно быть, это очень печально — быть исключенным из университета на финише учебы и попасть под следствие.

Мар тихо рассмеялся и, обернувшись к Рэму, произнес:

— Чуть менее печально, чем те последствия, которые может принести один ПДФ документ, когда он попадет не в те руки, ты согласен? Или ты не получил сегодня от меня пожелание доброго утра с приложенной копией этого документа?

Я, сидя в темном салоне, вообще перестала улавливать суть происходящего, мне казалось, что все это дурной сон. И мне не очень не хотелось слышать эти слова, то, что было в них, в этих интонациях, но на мои желания всем было плевать.

— Любой бизнес это риск, — задумчиво глядя на Мара произнес Рэм, — ты готов сравнить у кого болезненнее будет итог, если Софья узнает правду не от тебя, а, допустим, дня через два-три через СМИ? Узнает не только она, резонансная новость явно докатится и до руководства Сеульского Национального университета и столько лет потрачено впустую…

— Маркелов, — хохотнул Тёма, — ты же понимаешь, что быстро выйдет опровержение. С исключением из универа тоже маловероятно, время отнимет на разбирательства, тут не возразишь, но маловероятно. Еще маловероятнее со сроком. А потом тебе снова пожелают доброго утра, но уже не мы, а тот, кому явно не понравится то, что ему анонимно пришлют. Ты готов рискнуть политической карьерой? В лучшем случае только ей. Не смеши, а.

— Риск, Шахнес. Не обижайся, но тебе действительно стоит придерживаться своего умного друга, он побольше понимает в этих вещах, — улыбнулся ему Рэм и перевел взгляд на Мара. — Можно обойтись и без этого цирка, да только ты уверен, что она от тебя не уйдет, если узнает правду каким-либо другим путем? Если да, то почему до сих пор не рассказал? Знаешь, почему я могу поклясться, что она не знает? Она в твоей машине сидит, за которую снова уплачено интересно добытыми деньгами… Знала бы — не сидела. Ты совершаешь мою ошибку, мальчик — человеку нужно давать право выбора. Ну так, и? Три дня, СМИ и каждый разгребает со своими последствиями?

— А давай, — азартно фыркнул Мар, кивнув усмехнувшемуся Тёме, что-то быстро произнесшему на корейском, — через три дня ты делаешь вброс и я ломаю тебе жизнь. Хорошо отдохни за эти семьдесят два часа, потому что после тебе не скоро удастся выспаться, Маркелов.

Он резко повернулся и, дернув Тёму за руку, направился к машине.

Сел за руль. Мазнув по приоткрытому окну и моему лицу, глядящему вперед, ухмыльнулся, качнув головой и с ревом мотора лихо выехав в поток, произнес:

— Сегодня ночью вылетаешь со мной и Тёмой в Москву. То, что я расскажу… объяснять лучше на примерах.