Ничья

Глава 9

И снова преступно быстрое движение времени, с учетом того, как мало его осталось. Очень мало. Я переносила фотосессичные, Мар чаще раньше уезжал с работы, предпочитая дорабатывать дома, ведь там была я, ну и тезка его. С друзьями почти не виделись. Даже с Улькой, полностью погруженной в процесс монетизации управляемым ею хайпом.

Вечером пятницы перед очередной командировкой в столицу, я уговорила Мара, что я за ним поухаживаю (мне дали в подарок маску в одной косметической лавке и мне надо было ее потестить на ком-нибудь). После того как мы двадцать минут убили на снятие пленки с его тату, обработали ее и пришли к единогласному мнению, что она несказанно хороша, господин Гросу (непередаваемо милый в моем бежевом ободочке с бабочкой) вытерпел легкий пилинг лица, ложку уно и даже небольшую коррекцию бровей почти без истерик и попыток сбежать. Лежа на постели просматривал какой-то очередной летсплей, пока я, наложив ему патчи и сверху маску, придавала пилочкой форму ногтям его свободной руки, не теряя надежды все-таки уговорить на полировку ногтей. Мар, почему-то уверенный, что из-за наличия тканевой маски на лице говорить ему нельзя, вглядываясь в экран, едва шевеля губами снова и снова отказывался от расширенных услуг спа-салона на выезде. Я грустно повздыхала, и потребовала вторую руку, так как с этой закончила.

Тут же, будто чувствуя, Мару позвонил Тёма по видеосвязи. И я испытала непередаваемый восторг и обожание, когда Мар, фыркнув и поправив ободочек, принял звонок.

Тёма курящий в машине, на секунду потерял дар речи и вроде бы даже выронил сигарету. Изумленно вглядывался в Мара, а потом, расхохотавшись, выказал досаду об отсутствии у него постоянных отношений. Я пообещала поухаживать за его лицом по-братски, Мар нам это запретил, и перекинувшись еще несколькими смешными репликами, Тёма озвучил причину звонка:

— Посмотрел видос, который я тебе скинул? Перс застрял в текстурах. Прихожу в техотдел и спрашиваю их когда механику ходьбы пофиксят. Они мне: игра в стадии разработки, это допустимо, потом исправим! Я говорю им: это баг, суки, исправляйте, дальше все только хуже станет. Знаешь, что они мне заявили? Ну на нем же снаряжение в сорок килограмм, естественно, он не сможет подняться из ямы. Мар, это пиздец, я не знаю, что с ними делать. Вернее знают, но меня посадят за массовое убийство.

— У Валеры уже открыт его комплекс страйкбола? — задумчиво спросил Мар.

— Вроде да…

— Объяви этим, что у них корпорат на природе в выходные, мы оплатим все. Как только согласятся, скажи, что это тактическая тренировка, ведь на приобретённом опыте легче будет моделить. Долгова поставим ответственным, он же пытается выслужится, поэтому надзиратель из него немилосердный будет, когда они в снаряжении станут прыгать, бегать и скакать. До тех пор пока не признают что это баг.

— Мар, ты видел этих тощих задротов? — Фыркнул Тема, вновь закуривая и с сомнением качая головой. — В жизни ничего тяжелее… мышки не держали. Они от одного заряженного вор белта уже завоют.

— В том и суть. Дай людям право выбора — либо на себе испытать, либо признать, что баг и фиксить сейчас. — Мар согласно кивнул мне, закончившей с его ногтями и жестом предупредившей, что надо снимать маску. — Кстати, по поводу нашего запроса на патчи, техподдержка снова отмахнулись, что лагает из-за компов?

— Нет, мы же им характеристики и записи выслали. — Покачал головой Тёма, с интересом наблюдая, как я, сняв патчи, омываю тоником прекрасное лико его друга. — По срокам выхода патчей пока тишина.

— Нам расписание стримов надо составлять, а с этими лагами парни время теряют и в минус уходят. Платформа вообще в курсе, что и им самим это тоже в минус идет? — Нотка раздражения в голосе господина Гросу, которого я обмахивала ежедневником за неимением опахала.

— Я тебя предупреждал, что с русскими работать тяжело. — Расхохотался Тёма, выдыхая дым в окно, и наблюдая как на слегка недовольный фейс Мара наносят крем. — Сейчас Стасу скажу, он их изнасилует и они точно вышлют. Обновить сетку на субботу?

— Пока по старой пролетим. Во вторник-среду подведу итог за месяц, посидим с тобой, покумекаем, как и кому остатки разбросать. — Задумчиво ответил Мар, пока я распределяла массирующими движениями крем по его лицу.

— Мы все еще рашим в этом сезоне? — кивнув, Тёма зарылся в планшете.

— Как всегда. — Не без эха удовольствия подтвердил Мар. — Предварительно: минимальный разрыв с Олегом и его тиммейтами, там приблизительно в двадцатку всего, но уже стало явным то, что они не догонят нас. Остальные в три четыре раза меньше.

— Звуки любви и восторга, брат! — С обожанием посмотрел на него Тёма, откладывая планшет и выруливая с парковки. — Минут через двадцать за тобой заеду.

Я только встала с постели, чтобы убрать косметический арсенал, как Мар за локоть дернул меня обратно.

— У нас есть пятнадцать минут. — Улыбнулся, с удовольствием подминая меня под себя и запуская ладони под футболку.

— Всего пятнадцать? — притворно запротестовала я, стягивая с него ободок и зарываясь пальца во все еще слегка влажные волосы.

— Ты себя видела? — целуя шею с фальшивым возмущением осведомился он. — Ты такая красивая, что дай боже минуту продержаться, не то что пятнадцать. Я постоянно за это переживаю. С самого первого дня.

***

Вечером в субботу я, прикатив в Риверсайд после сессии в студии, разобрала оборудование и, приняв душ и облачившись в свои шорты и футболку Мара, от которой слабо, но пахло его парфюмом, плюхнулась в кресло в его рабочем кабинете, чтобы заняться обработкой фотографий, но прозвучала трель дверного звонка.

Подойдя к двери и вглядываясь в экран на ней, демонстрирующий миниатюрную стильно одетую блондинку за порогом, немного удивилась.

Она тоже, когда увидела меня, открывшую дверь. Я бы сказала, что полностью опешила. В больших голубых глазах абсолютное неверие, взгляд по моему телу, с задержкой на футболке, совершенные губы дрогнули и почти неслышно горько выдохнули: «теперь ясно». Прокашлявшись, она мелодичным голосом вежливо произнесла:

— Здравствуйте. Марина можно?

— Его нет дома. — Оповестила я, разглядывая ее лицо. А мы похожи немного. Типаж точно один. — Что-то передать?

Блондинка закусила губы, глаза увлажнились и она торопливо отвела взгляд. Поправив лямку стильного рюкзачка на плече, разворачиваясь и собираясь удалиться, отозвалась ровным, пусть фальшиво, но все же ровным голосом:

— Да, удачи.

Она сделала пару шагов от двери и застыла, когда я, с участившимся сердцебиением, спокойно уточнила:

— От кого?

— Бывшей. — Мелодичный голос дрогнул. — С этого момента.

Резонанс внутри. Диссонанс. Неверие, яростное отрицание.

Не умеешь — не блядуй, значит. Так он сказал о Тёме, изменяющем своей девушке, когда позвонил той и пытался Тёмино блядство прикрыть.

Да невозможно же… Не может такого быть. А вот она, схожая со мной внешне, да и не только внешне, ибо никаких скандалов и бабских истерик не закатила, просто молча уходила, реальна.

— Подожди, — неожиданно глухо произнесла я. — Меня. Тут рядом неплохой бар, я только сниму с себя это.

Небольшую тесную двухэтажную средней руки забегаловку спасал только панорамный вид. В общих чертах обрисовав срок встречи и оговоренный тип взаимоотношений девушке Мара, сидя напротив нее, тактично смотрела в окно, когда она, отпив сока расплакалась во второй раз за свой рассказ.

Мы не очень похожи, как оказалось, она намного мягче. Деликатная, вежливая, совершенно не злобная, с нулевым уровнем агрессии по отношению к миру. К Мару. О себе Таня рассказала вскользь, но то что, она имеет прямые родственные связи с одним чинуш в Новосибе, было очевидным.

Встречаются с Маром фактически со второго курса. Год назад стали жить вместе. В конце мая начались постоянные ссоры, решили взять перерыв в отношениях на лето. Таня не упомянула, чья именно это была инициатива, но, судя по задержке дыхания и краткой паузе, когда она говорила про это, не сложно было догадаться, кому именно пришла в голову эта мысль. Она на лето в Новосиб к родителям, он сюда к друзьям и по бизнесу, который планирует развернуть вместе с другом после финиша учебы. И начались странности. С июля все вроде бы шло к тому, что Мар хотел возобновить отношения, она к томму моменту гостила у родственников в Москве, а он приезжал по воскресеньям в столицу, они виделись. Она не сказала, что они спали, но сказала, что Мар вроде бы снова был не против того, чтобы возобновить все. А потом внезапно он снова стал отчужден и отдалился.

Сопоставляла ее рассказ и по всему выходило, что он ее морозил в зависимости от наших с ним отношений. А потом пошли горки — там, где я его держала на расстоянии вытянутой руки, он держал Таню у ноги, а там где все у нас шло прекрасно, Тане сухо сообщали о том, что все же нужно расставаться. Вначале отношений спал со мной по будням, с ней по выходным. По воскресеньям. В субботу работал, а ее трахал в воскресенье перед возвращением. Таня, очевидно, не знает, что он приезжает в пятницу или субботу, ей о местонахождении сообщают, когда на нее есть время. Она приехала сюда, чтобы окончательно выяснить все, перед тем, как остаток лета проведет с семьей в Новосибе.

И все вроде бы складно и ладно, но мой скептицизм внутри все нарастал. Это был не разряд бабского неверия, что долго водили за нос. Разглядывая Таню, отпивающую кофе, глядя в окно и украдкой снова вытирающую слезы, супротив фактам и сложившимся пазлам, меня не покидало ощущение иррациональности. В том, что Мар любит меня у меня сомнений не было, в том, что все рассказанное Таней имело место быть, тоже. Я не дура, я знаю, что вешать мужику нимб над головой глупо, все способны на все. Только вот здесь что-то было неправильное, несмотря на органичность сложившейся картинки…

Я только вознамерилась аккуратно прощупать Таню, но мне пришла смс от Мара с неожиданным: «ты где?».

Ответив, что со знакомой в баре, сдержала усмешку, когда в следующем смс он потребовал название забегаловки. Получив ответ, проигнорировал мой вопрос для чего он интересуется. Кажется, сейчас случится нечто весьма занимательное. Он и Тёма в Мск, значит, приедет кто-то из друзей. Вопрос для чего и как они отреагируют друг на друга. Если Таня и Мар вместе со второго курса, она явно знает их, а они ее.

— Тань, сейчас мой брат подъедет, ты не против? Он с вещами помочь пообещал.

— Конечно, — кивнула она, бросив взгляд на часы. — У меня скоро вылет, я, наверное, пойду.

С трудом уговорила ее на еще один кофе. Сегодня определенно был мой день. Заметив за ее плечом знакомую фигуру, почти сразу нашедшую нас взглядом и направившуюся к нам, кивнула на него, уже подошедшего к столу:

— Тань, это Марк.

Она оглянулась. Не узнала. Неудивительно, Мар на фотографиях и Мар в жизни не то чтобы два разных человека, но разница есть, если с ним не знаком. Он, сухо кивнув ей, снимая капюшон худи и, не отпуская меня немного прищуренным взглядом, Таню, разумеется, тоже не узнал.

Потому что и не знал никогда.

Мар, в упор глядящий на меня, засунув руки в передние карманы джинс, ровно спросил:

— Мы можем поговорить?

— Тань, извини… — с сожалением произнесла я, с улыбкой глядя на засобиравшуюся Таню, которая, скорее всего, и не Таня вовсе. Она хотела расплатиться за кофе, но я ее опередила, — оплачу, не переживай. Передай работодателю привет.

Она, уже вставшая из-за стола, на краткий миг застыла и вперила в меня пристальный взгляд, мигом утратив маску нежной и хрупкой девушки. Рефлекторно посмотрела на Мара, садящегося на ее место напротив меня, не обращающего на нее никакого внимания и в больших голубых глазах на секунду злость вперемешку с досадой из-за осознания своего провала. Да, они не ждали его сегодня, сейчас. Она видела его только по фотографиям, если Рэм вообще потрудился их показать. Хотя… судя по спектаклю, уровень подхода серьезный. Но приглушенное освещение бара, его неожиданное появление и в таком виде, а я назвала его братом и представила его другим именем, все это в комплексе сыграли плохую шутку с не очень профессиональной актрисой. Хотя, может, и неплохая актриса, только мой внутренний Станиславский и детектив Коломбо посильнее будут.

Она только посмотрела на меня, явно собираясь хоть как-нибудь вытянуть ситуацию, но я отрицательно повела головой, предупреждающе глядя ей в глаза. Внутри нет ярости и злости, только мрачная готовность и неистовое неосмотрительное желание сломать сначала марионетку, готовую за деньги на что угодно, а потом разобраться с той тварью, которая снова начала плести свои паучьи сети… Неужели не понимает, совсем не понимает, чем для него это может обернуться? Неужели тогда, сидя в машине, когда побледнел от нескольких моих слов, до него так и не дошло, что я его знаю. Неужели не понимает, что при факте его любви, пусть больной, и факте того, что я его не люблю, у меня арсенал оружия побольше, а желание им воспользоваться непреодолимое. Неужели не доходит, что при должной подготовке и красивой игре, я могу ему устроить перманентное состояние напряжения. Страха. Ужаса…

Блондинка все-таки признала поражение. Прикусив губу, напряженно посмотрев на Мара, в недоумении приподнявшего бровь глядящего на нее, все-таки удалилась.

Я готова была к вопросам, задать и ответить. Вопросам, почему он вернулся, солгать на вопросы, что это за девушка и что за затянувшаяся пауза сейчас была, но Мар, заказав виски, совершенно выбил меня из колеи, когда, подавшись к столу вперед и поставив на него локти, без перехода, сразу в лоб, спросил:

— Ты встречалась с Маркеловым неделю назад?

Ощущение ступора и растерянности. Хаос мыслей и предположений того, что случилось и сейчас произойдет, переродились в страх. С трудом взяла себя в руки.

— Да. — Признала я, глядя в потемневший бархат. И внезапно для самой себя, дрогнувшим голосом добавила, — ничего не было, Мар.

— Совсем ничего? — прохладно усмехнулся он, чем вновь подкосил мой самоконтроль. Махом опрокинув в себя принесенный виски, вынув свой телефон, быстро в нем порылся и положил передо мной экран с воспроизведенным видео, — а вот это тогда что?

Запись с камеры наружного наблюдения, под которой припаркован автомобиль Рэма. Изумительный видеоряд. Чудеса монтажа в виде обрезанного действа, начавшегося с того, что я сидящая полубоком, развернув корпус к Рэму, коснулась его ладони на подлокотнике. Неслышный диалог, где улыбалась ему. Он перевернул ладонь и пальцы касаются друг друга. Снова краткий диалог и я улыбаюсь. А потом поцелуй, где он дернул меня на себя, вжал в себя, а я не отпрянула и не оттолкнула. Прижался лбом к моему. И все. Нет дальше того как оттолкнула, отстраняла его руки и вытирала губы рукавом. Нет того, как вышла из машины и у меня перекосилось лицо от ярости, прежде чем снова села в салон и сорвала регистратор. Не слышно диалогов, а само качество картинки позволяет узнать лица, но не выражение глаз, не дает правильно трактовать мимику, характер улыбок, нет этого ничего, и все превратилось в запись любовников, флиртующих и целующихся в машине.

Экран погас, а мне показалось, что время остановилось. Внутри все замерло, в голове на долю мгновения пустота, а потом взрыв ярости от несправедливости. Ярость замороженная болью, потому что мне трудно было представить, что испытывал Мар, когда смотрел это. Какой силы это было, что сорвало его из Москвы обратно в Питер, чтобы показать вот это. Изумительный обман, который я не имею права не поддержать…

"Щенок сам все разрушит". Мар очень ревнив… И если он узнает правду, даже если в нее поверит, он сцепится с Рэмом, а Маркелов, наверняка, только этого и ждет… он не отвяжется, он так и будет его кусать, вводить в заблуждение, манипулировать. Вон уже спектакли начались… Расчет понятный — я кину претензию Мару, он мне, оба друг другу не верим, исход закономерный. Выход только один:

— Мы с подругой выпили в тот вечер, она уехала, я решила прогуляться. — Пальцы совершенно ледяные, сцепленные в замок на бедре, когда смотрела в окно на набережную. — Встретились с бывшим, разговаривали о прошлом и на меня накатило, извини. — В горле драло, а внутри кроме вспарывающей боли ничего нет, когда вынудила себя усмехнуться и прохладно спросить, — жгем мосты?

— В глаза мне посмотри. — Оттенок требования в смеси с раздражением. Стараясь дышать размеренно, через секунду подчинилась. — Теперь повтори.

В горле стало драть сильнее. Он смотрел пристально, черты лица будто заострились, в глазах вместо поволоки дымка злости, взгляд тяжелый, давящий. Повторила с трудом из-за подавления порыва постыдно разреветься под прессом чувства вины и отчаянного желания сказать правду, что я не предавала. Но я не имела права говорить правду. Реветь тоже. Потому повторила ложь.

— Ты мне изменила? — не дослушав, прищурился, склоняя голову на бок и прошивая пристальным взглядом.

— Слушай, давай без этого, — поморщилась я, вновь глядя в окно и чувствуя как сердце ломает ребра. — Речь изначально была о курортном романчике и я не дума…

— Ты. Мне. Изменила? — чеканя слова сквозь стиснутые зубы, и каждое слово полосует внутри. А у меня в голове только одно — сейчас нельзя ошибаться.

— Ну, если ты запись не видел, то…

— Двенадцать раз посмотрел. Ответь на вопрос.

— Да. Да, изменила. Сказала же, накатила ностальгия, была слегка нетрезва и я не удержалась.

Он все так же сидел, так же прищурившись смотрел на меня, не шелохнулся, ни одного движения мимики, но по нему это чудовищно ударило. Отголосками в только начавшем отводиться взгляде, но удержал себя в руках, даже почти сразу подавил то, что вспыхнуло в глазах и опалило сжавшееся сердце. Наверняка не только у меня сжавшееся. Нужно добивать. Именно сейчас, иначе дальше станет только хуже. Достать из него нож и добить контрольным… гореть мне в аду.

— Марк, давай не будем забывать очевидные вещи: где и как мы познакомились. Для чего начали весь этот фарс. У каждого за спиной свое прошлое, иногда могут возникать сомнительные моменты, но они выглядит таковыми, только если забыть о формате наших с тобой отношений. Изначально уговоренном формате. Мы взрослые люди, нужно вести себя соответствующе и…

— Помолчи, — закрыл глаза, опуская голову, сжав переносицу пальцами и протяжно выдыхая, — иначе меня сейчас разорвет.

Замолчала не потому что он сказал, а потому что больно и в мыслях долбилось то, что если я, зная правду, внутри ломаюсь, то каково сейчас ему?.. Это блок на рациональных сейчас действиях — добить, мы должны сейчас разорвать, так правильно и нужно. Так необходимо в первую очередь для него. А я не могла, потому что взгляд зацепился за крыло на его шее. Вчера сняли пленку…

Встретить достойного человека с которым ты счастлив. С которым легко, интересно и весело. С которым глубоко и на обнаженных чувствах. Влюбиться. Безусловно и чисто. Я недавно поняла что мужчины добрее, веселее и заботливее у меня никогда не было. Мужчины. Никогда не было. А его у меня отнимают. Вынуждают ломать, причинять боль, лгать.

Как только он уедет из страны… Только пусть Мар сейчас меня бросит и спокойно отсюда уедет, а с этой сукой мы сочтемся. Ответит за каждую каплю крови, которой сейчас истекало нутро, когда я лгала Мару, вынуждала прервать отношения, находилась в роли предателя и причиняла ему колоссальную боль. Потому что так для него лучше. За каждую каплю крови ответит…

Он отнял руку от непроницаемого лица. Разомкнув губы только хотел что-то сказать, но его телефон, все так же лежащий передо мной, разразился оповещением о звонке Тёмы.

Взяв трубку, глядя в окно недолго слушал и я замерзла от арктической стужи очень краткой улыбки, коснувшейся его губ, когда он ответил:

— Отлично, я тоже скоро буду, без меня не начинайте.

Не глядя на меня поднялся из-за стола, безэмоционально и сухо оповестив, что скоро вернется и есть еще один разговор.

— Куда ты? — поднялась рефлексом, вцепившись в его локоть и глядя в непроницаемый профиль. — Мар?

— А хочешь со мной? — внезапно улыбнулся он, переводя на меня взгляд, от которого внутри все сжалось. Хищный очень, азартный, но в нехорошем таком азарте. Пугающем.

— А хочу. — Хмыкнула, кивнув и сжав губы.

Он расплатился и мы покинули бар. В Ламбе против обыкновения было тихо. Ни разговоров, ни музыки, только давящая тишина и впервые пристегнутый ремень, потому что ехал он быстро и борзо. Иногда чрезвычайно. Выглядел спокойным и при этом парадоксально органичным в мчащемся и периодически срывающимся в вибрацию от мощности спорткаре. Может быть, потому что я уже знала, что спокойствие у Мара равно тому, что он в бешенстве.

Вскоре он тормозил на широкой парковке перед неизвестным мне рестораном недалеко от центра. И меня очень напрягло то, что я узнала людей, которые стояли недалеко от входа. Припарковались они так же нагло, как и Мар — на два места, кто поперек, некоторые на аварийках на проезжей части. Мерины Богдана и Лёхи, Урус Валеры, понятно чей Брабус, еще парочка дотоле неизвестных наглухо тонированных бумеров, из которых вышли крепкие бородатые молодцы, направляющиеся к улыбающейся небольшой компании у орущего басами тоже неизвестного гелика недалеко от входа.

Когда мы подошли к компании, я поняла, что о разладе наших отношений с Маром, здоровающемся со всеми, в курсе только Тёма, отведший от меня взгляд. Остальные отнеслись вполне по-свойски, в том числе и сидящий боком на переднем пассажирском гелика Родион, пара его друзей, стоящих рядом с ним, имена которых не запомнила и четыре рослых лица горячих южных кровей.

— Внутри все занято. — Закуривая, оповестил Мара Тёма. — У Лёхи там знакомые, сейчас с ними допиздится, и они нам свой стол уступят.

— Ты как, заряженный? — кивнув ему, обратился Мар к Родиону. Тот, почесав нос широко улыбнувшись, сообщил:

— Вкатил, движа хочу не могу. — Потянувшись на заднее сидение, извлек биту, — смотри, какая у меня волшебная палочка есть.

Богдан, стоящий недалеко от него, приобнимающий со спины Амину, покрутил пальцем у виска и произнес:

— Дурак, что ли. Убери.

Фыркнувший Родион не стал возражать, когда Валера под общий смех отнял у него биту и понес к своей машине.

— Что происходит? — тихо и напряженно спросила я нехорошо усмехнувшегося Мара, когда смеялись остальные.

— Приехали поздравить владельца с открытием. — Кивнул в сторону входа в ресторан.

— Кто владелец? — коснувшись холодными пальцами его кисти, с упавшим сердцем спросила я.

— Номинально некий Уваров. — Ответил Мар, кивнув на Тёмино «Леха выбил нам стол, заходим». И первым направился внутрь.

Я не успела ничего спросить, просто не успела сообразить от догадки, застопорившей мыслительную деятельность, когда Тёма, придержав за локоть Мара, твердо глядя ему в глаза, произнес:

— Мар, никаких телодвижений, ясно? Мар, блять, — встряхнул за плечо очень спокойно улыбнувшегося Мара и что-то рявкнул на корейском.

Мар глядя ему в глаза, борзо ухмыльнулся и Тема дернул его еще раз. Марк сглотнул, кратко глянул на меня напряженно глядящую на него. На мгновение сжал челюсть и кивнул Артему.

— В смысле? — нахмурился Родион, закрывающий машину глядя на них, когда почти все уже вошли в рест. — Он просто смотреть будет?

Артем раздраженно оглянулся на Родиона, рядом с которым остановились Валера и Анвар, и произнес:

— Он не гражданин эрфэ, Родя. Сечешь, каким видом скандала может обернуться?

— Слышь, — Валера неожиданно пугающе улыбнулся и я поняла, что мое мнение, что его внешность обманчива, сделанное тогда, в день рождения Лёхи, может быть было ошибочным, — а ты что-то лишних вопросов не задавал, когда с дурью влетал, а они тебя вытаскивали так, чтобы твой батя не узнал. Сказано тебе: гнида дорогу перешла. Какие еще причины тебе нужны?

— Да я в плане того, что… — с сомнением глядя на него начал Родион и прервался, когда Анвар жестко за плечо прижал его к машине и с некоторым презрением глядя в неимоверно расширенные зрачки, произнес:

— Родь, я десять пятилетних пацанят тренирую чуть ли не каждый день, а ты один умудрился за минуту мне нервы сделать. Ты понимаешь, как ты себя ведешь?

— Анвар, — позвал Мар, внимательно глядя на притихшего Родиона. — Не нужно. Я прошу тебя.

Анвар отпустил Родиона и вместе с ожидающими его поодаль молодцами направился ко входу. А Родион смотрел в глаза Мару, рядом с которым докуривал Тёма, глядящий в тонированную стеклянную стену, на заполненный ресторан, задумчиво сказавший:

— Мар, он ебнутый и на кокосе, от него есть смысл. — Тема, указательным пальцем стряхнул пепел, и перевел взгляд на Мара, вскинувшего бровь, глядя на Родиона и с вежливой улыбкой спросившего:

— Вы самое слабое звено, прощайте?

— Да ладно не газуй, Мар. — Ухмыльнулся тот. — Когда я такие движухи пропускал. К тому же реально за мной должок.

Мар улыбнулся уголком губ и медленно кивнул.

— Сотрудничество продлено, Родя. Пойдемте.

Я, в состоянии бликом к тому, когда внутреннее напряжение от увиденного подкосит самоконтроль, сжала кисть Мара, и он, кивнув Тёме и Родиону, задержался. Стоял и смотрел на вход. Очень спокойный. Чрезвычайно.

— Есть номинальный владелец, — чувствуя, как пересыхает в горле, когда метнула взгляд на Урус, куда Валера отнес биту, прикрыла глаза на секунду, борясь с собой, и спросила, — а реальный кто?

— Маркелов, разумеется. — Как о погоде говорил.

А у меня гром среди ясного неба, мандраж внутри и мысли в припадочный пляс вместе с сердцебиением.

— Мар, — напряженно глядя в спокойный профиль, начала я прохладным голосом, — ты не думаешь, что это глупо? Я встречалась с бывшим, я с ним целовалась, а ты парней притащил… что это за разборки пацанов с района?

Но манипуляция мимо, потому что в бархате глаз ярость и посмотрел на меня и улыбнулся:

— Ностальгия накатила в машине, значит? — Я, не заметив как перехватило дыхание и я невольно отступила, слабо кивнула, не узнавая его вообще. А он, с заметным усилием подавив оскал, снова практически выцедил, — когда я тебя целую, ты всегда меня обнимаешь. Подхожу ли со спины, или на коленях ты у меня лежишь, мимоходом ли поцелую, ты всегда меня обнимаешь. Это что же за ностальгия такая, когда человека в себя втискивают, а он застывает и не шевелится? Что было дальше после этой «ностальгии»? М, Сонь? — улыбка вроде, а из-за того что в глазах, как гримасса ощерившегося дикого животного, и просто цепенеешь под этим взглядом. — Что-то, что рушит лживый антураж, что все там взаимно и по доброй воле, верно? — Он смотрел на меня пристально, не моргая, а меня начала бить мелкая дрожь от внутреннего слома где отчаяние и облегчение скрутили внутренности в болезненную спираль, а он улыбнулся, кивая, — верно, блядь.

Прострелом хаос внутри, хлыстом по эмоциональному вихрю и молниеносный поиск вариантов. Сжала кисть, снова прерывая его от движения в сторону входа. Стиснула и, глядя в глаза, жестко произнесла:

— Да, по доброй воле. Ты парней притащил, потому что бабу поцеловали? Блять, Мар, очнись!

— Мы приехали поздравить владельца с открытием. — Раздраженно отнял руку из моих пальцев и, повернувшись, снова было ко входу, бросив через плечо, — можешь подождать в машине.

— Пожалуйста, не надо. — Дрогнувшим голосом искренне попросила я, вновь касаясь локтя, умоляюще глядя в лицо, когда он повернул голову в профиль, — пожалуйста, Мар.

— Я, кажется, говорил однажды как я отношусь к насилию. — Улыбнулся уголком губ и лицо снова непроницаемо. — Оно меня не устраивает в любой своей форме, вот даже в такой, которая была в том Лексусе. Тем более, блядь, в такой.

— Ничего не было, я сразу вышла из машины и уехала домой.

Разумеется, снова никакого воздействия — направился ко входу. Сдавив саднящие виски на секунду, глубоко вдохнув и выдохнув, пошла вслед за ним.

Внутренне убранство ресторана выказывало открытую претензию на соперничество с кафешкой Некрашевича, с той лишь разницей, что баснословные суммы ощущались не из-за кричащего пафоса обстановки, а из-за стильного оформления.

В связи с открытием яблоку негде было упасть. Эдемову. Другое и не могло здесь падать в связи со статусностью гостей. Пересекая помещение вслед за Маром, направляющимся к середине зала, к уже оккупированному его тусой большому круглому столу, я физически ощущала насколько кричаще они здесь выглядели. Среди бомонда придерживающегося дресс-кода, а они все в кэжале. В том числе и я в джинсах и расстегнутой рубашке поверх топа, очень органично вписывающаяся в компанию Мара. Уже заказавшей алкоголь и вошедшей в режим похуизма, когда они что-то громко обсуждали перебивая друг друга и смеясь, и им было плевать на изумленные взгляды и ропот за спинами.

Усаживаясь между Маром и Аминой, кратким взглядом окинув пространство, почти сразу нашла Рэма. Он со своей свитой и Викой под бочком сидели очень близко — чуть наискось в нескольких метрах. И краткий блеск насмешки в его глазах, когда мы с ним встретились взглядами, вопреки ожиданиям, вопреки совсем недавней выраженной ненависти и злости, что я к нему испытывала после вскрытого спектакля, сейчас вызвал только мороз по коже.

Родион, сидящий напротив Мара, пихнул локтем в бок Тёму, заставив того, чокающегося бокалом с усмехнувшимся Валерой едва не пролить коньяк, и указал ему рукой в сторону стола позади нас:

— О, смотри, как удачно! Вон там Веник, наш с тобой заклятый дружбан. — Родион широко улыбнувшись, помахал кому-то позади нас. — А девочка-то у него какая, м-м…

Я оглянулась, чтобы узреть в нескольких метрах так же заполненный стол. Все примерно их возраста, с той лишь разницей, что соответствовали обстановке и вели себя согласно этикету. Почти. Вероятно, скуластый темноволосый тип, что нехорошо прищурившись смотрел за меня на Родиона и согласно гоготнувшего Тёму, и был неким Веником, рядом с которым действительно сидела впечатляющая юная нимфа.

Я повернулась обратно когда Богдан, беззастенчиво притянувший к себе стул с Аминой, чтобы положить подбородок ей на плечо, завершал какую-то шутку, смех гремел за столом, а Тёма, откровенно пошло ухмыльнувшись, глядя за меня и явно не на Веника, выдал первую провокацию. Подхваченной Родионом, глядящим в том же направлении и достаточно громко принёсшим «кис-кис!».

Сердцебиение участилось, потому что провоцировали они очень нагло и откровенно. Валера, развалившись на стуле, закурил прямо за столом, громко споря с Анваром и его приятелями о каких-то боях. Амина, Лёха и Богдан перекидывались троллингом спорящих, а Тёма и Родион с его друзьями, так же, по ходу, находящимися в наркотическом опьянении, в упор смотрели на Веника и его компанию. Оттуда началось прорываться бесполезное: «может начнете вести себя цивилизованнее?» и в том же духе, сначала просто во взглядах, затем и в словесной форме. К столу уже направлялись сесурити, потому что просьбы официанта не курить были проигнорированы Валерой. Я, чувствуя в крови нехилый адреналин, повернула лицо к Мару. Глядящему в глаза Рэма. Как долго они друг на друга смотрели я, растерявшая фокус внимания под нагнетающейся атмосферой, не знала. Вероятно, немало, потому что Мар, как только мы пришли, принимал участие в провокационной вакханалии только поначалу.

— Мар, — очень тихо, так, чтобы слышал только он, позвала я.

Не среагировал. Не реагировал и на то, что Анвар и его приятели поднялись с места, когда к столу подошли сесурити и Анвар абсолютно серьёзно их предупредил:

— Ребят, не надо. Мы все понимаем, это ваша работа, но не надо.

Валера, затушив сигарету, поднялся одновременно с Родей его дружками, Тёмой, Лёхой и Богданом, когда Веник не выдержал и в агрессивной форме поинтересовался, с какой целью они так смотрят и предложил поговорить.

«Разговор» начался прямо в помещении и начался жестко, с вовлечением «собеседников» из других столов, когда на них налетали сцепившиеся в несловесной беседе. Побоище могло начать приобретать массовый характер, но не приобретало, потому что светская тусовка любила мордобои обсуждать, а не участвовать. Анвар и его команда сначала просто сдерживали охрану, потом что-то у них пошло не так и тоже завязался мордобой с вовлечением зрителей, разделившихся в симпатиях к противоборствующим сторонам из-за изрядной дозы алкоголя в крови. Цепная реакция не заставила себя долго ждать — рест разносили со страстью. Валера и Богдан откровенно — отломив ножки от стула корректировали интерьер, внося в бесчинство звон разбиваемого стекла, посуды, поломанной мебели. Тёма раздавая пиздюлей, успевал контролить обдолбанного Родиона, стащив его с поверженного Веника и выхватывая у него из рук все, что могло понести выраженный физический урон его противникам.

Крики, ругательства, звуки ударов, осколки стекла и мебели в царящей атмосфере агрессивного бесчинства и среди всего это Мар, поднявшийся с места, расцепляющий мои судорожные пальцы со своей кисти и направившийся к Рэму и его окружению, так же как он сам, невозмутимо отнесшиеся к творящемуся перед глазами, наблюдая за этим, но не реагируя.

Я напряженно смотрела как Мар присел на край стола рядом с Рэмом. Смотрела, как Маркелов кратким упреждающим жестом велел оставаться на месте своим подсосам, уже встающим со стульев. Смотрела, как они смотрят друг другу в глаза, разделенные меньше метра расстояния в царящей по кругу агрессивном хаосе и разрушении.

Голос Амины, про существование которой я забыла, прорвался сквозь гул в голове:

— Камеры, как у нас дома. — Глотнула из бокала Богдана виски, оценивающей пробегаясь взглядом по потолку, — и расположены стандартно, когда появляется слепая зона. Видимо, только папа на такие вещи внимание обращает…

Усмехнувшись, она поднялась с места, чтобы направиться в сторону выхода и, встав у стены, подхватив осколок стекла, резко, быстро и слегка поморщившись полоснуть им по ладони.

Глядя на алую капель срывающуюся с зажатой в кулак ладони, когда она, вынув из пачки Валеры сигарету, затягивалась дымом, с интересом наблюдая бесчинство и прижимая к уху телефон, я поняла, что я вообще ничего не понимаю.

Хотелось встать и уйти. Забыть и забыться. А взгляд снова к двум знакомым фигурам. К Рэму, одетому с иголочки, в черный костюм и черную сорочку, неторопливо и мерно постукивающим пальцами с зажатой сигаретой по своему бокалу с алкоголем, задумчиво глядящим в совершенно спокойное лицо Мара, расслабленно полусидящим на столе напротив него, облаченному так же в черное, только худи и гранжевые джинсы.

— Хватит, — прочитала по растянувшимся в полуулыбке губам Рэма, и его взгляд за Мара, на интерьер, от которого мало что оставалось.

Мар никак не отреагировал, так же сидел, так же смотрел в его лицо. Рэм, отпив виски, утомленно вздохнул и посмотрел на меня и выразительно приподнял бровь. Откинулась на стуле, глубоко вдохнув и пробежавшись вглядом по остаткам интерьера и посмотрела на Мара, только поворачивающего ко мне лицо. Отрицательно качнула головой и он кратко улыбнулся, очень сухо, отстраненно и вновь посмотрел на Рэма, выдыхающего дым вниз и в сторону.

Снова ощущение дурного сна, когда у меня перед глазами вот это — они лицом друг к другу под хаосе разрушения, оба расслаблены и спокойны, и я знаю, насколько это спокойствие у обоих фальшиво. Рэм, затягиваясь никотином и пристально глядя в глаза Мара, четче произнес «хватит». На этот раз он обращался только к нему, не окидывал взглядом то, что происходило, не пытался воздействовать через меня. Он требовал у Мара, вроде бы вежливо полуулыбаясь ему, а по факту… А по факту Мар так же вежливо улыбнулся в ответ и, оглянувшись, громко позвал Артема, только что в нескольких метрах ногой с разворота разбившего зеркальную вставку в колонне.

Тёма перехватил иммобилайзер Ламбы, брошенным ему Маром. Зеленые глаза вгляделись в лицо Рэма, повернутое к нему. Пирсинг по нижней разбитой и кровоточащей губе, слизывая кровь и я по этим губам прочитала: «к ноге, псина». В сжавшихся сосудах вместо крови холод, когда я смотрела, как Тёма сплюнув кровь, смотрит на Рэма, прежде чем развернуться, с локтя в горло ударив какого-то недобитка Веника, ринувшегося на него и стремительно направиться на выход, с задором помахав зевающей в уголке Амине.

Подавила желание закрыть ладонью глаза, чтобы взять в тиски насилующий внутри хаос, а потом гаркнуть, чтобы прекратили. Подавила и вновь фотографичными кадрами в память картина все так же расслабленных фигур, глядящих друг на друга, только в их взглядах спокойствие удерживалось на остатках сил. Рэм подносил к уху телефон, Мар подхватив бутылку виски пригубил, пристально глядя в его глаза, а внимание отвлек рев мотора за пределами ресторана. Нарастающий рев, через секунду превратившийся в оглушающий звон, когда Авентадор сносил стеклянную наружную стену задней частью автомобиля, утяжеленной мотором. В дрифте. В широком дрифте, корежившим черный металл, сносящий стекло стены.

Поняла, что не дышала, глядя на множественные осыпающиеся в дым резины осколки, чей звон терялся в пробирающем рыке двигателя, прорывающимся с пламенем и осечками из выхлопных труб до тех пор, пока корпус автомобиля не уперся в угол стены.

Мертвая тишина в ресторане. Скрежет стекла под подошвами черных кроссовок, когда Мар, подхвативший со стола Рэма початую бутылку виски, направлялся к своей разбитой Ламбе. К русскому русому борзому, вышедшему из салона и оперевшемуся бедром о покореженный металл задней части автомобиля, тихо, но очень громко в возникшей тишине произнесшему:

— Контр-террористс вин*, - принял бутылку от Мара, вставшего рядом, так же опираясь бедром об изломанный металл. Вытерев сукровицу с фильтра сигареты протянул ее Мару, медленно обводя тяжелым вглядом застывших людей и безэмоционально их оповещая, — через пять-десять минут прибудет полиция. Разбор полетов затянется на несколько часов. Тех, кого волнует свое время — прошу покинуть помещение.

— Педали перепутал? — улыбнулся Мар, наблюдая как удаляются воины с ристалища, а оставшиеся, прибывшие с ними, переглянувшись, подносят к ушам телефоны.

— Ой, — гоготнул Тёма, отпив виски и тоже прижимая к уху телефон.

И прежде чем он, развернувшийся и перешагивающий остатки ограждения, покинул пределы слышимости, до меня донеслось его сказанное абоненту: «дедуль, привет, я тебя не разбудил? Отлично, я просто… деда, я тут в неприятности вляпался… нет, я цел, со мной все в порядке, не переживай так. Нет-нет, клянусь, я цел, просто тут такая ситуация…».

Время волновало многих. Почти все, кто участвовал в массовой драке, покинули разнесенный рест еще до прибытия полиции. Даже несколько задержавшейся.

Я сидела в Брабусе Тёмы так же, как недалече Родя в своей машине — полубоком на пассажирском, спустив ноги на ступеньку. Смотрела на Рэма с пьющей Викой. Он был чуть поодаль, со стороны входа. Рядом подсосы, все на телефонах. Отобрал у нее бутылку и велел ей идти в машину, разумеется, она безропотно подчинилась одарив меня презрительным взглядом. А я перевела взгляд на Мара, сидящего на капоте разбитой Ламы и перекидывающимся репликами со своим окружением. Постепенно, по мере прибытия из родственников, редеющим. Да и не только родственников. Я заметила Степана и Сергея, тех самых, что тусили с Тёмой, Маром и Богданом в ресте Некрашевича, когда я приехала, а потом мы все отправились праздновать день рождения Лёхи в дом его лучшего друга, который и стал таковым по признанию пьяного Лёхи, потому что Мару было дело до их вражды, перевоплощенной им в причину, когда Лёха сиганут с утеса, понимая, что с его лучшим другом случилось что-то страшное.

Я сидела на переднем пассажирском, глядя в асфальт, и непроизвольно прислушивалась к отцу Богдана, в небольшом отдалении от меня отчитывающим курящего сына, глядящего в сторону Амины, рыдающей на плече своего обеспокоенного отца и испуганно рассказывающей ему, что как только началась потасовка, она хотела покинуть ресторан, но ее кто-то толкнул и она, упав, прошила осколком ладонь. Богдан смотрел на нее, выдыхая дым, и не реагировал на отцовское раздраженное:

— Стоило один раз похвалить… сначала это, — его отец кивком указал в сторону Амины, которую обнимал папа, а рядом стояла тревожно звонящие кому-то люди. — Теперь это. — Указал на разнесенный ресторан и, вглядевшись в такие похожие глаза сына, осведомился, — дальше что мне от тебя ожидать, Богдан? Бомжиху беременную домой приведешь?

— Кроме Амины я никого не собираюсь приводить, — бросив окурок под ноги и затушив его подошвой кроссовка, Богдан жестом попросил у меня пачку салфеток, лежащих в отсеке моей распахнутой двери и направился с ними к Амине.

— Ой, блять, а… — раздраженно глядя вслед сыну, доставшим несколько салфеток и через пару секунд забирающему из окровавленной ладони Амины уже насквозь пропитавшийся комок ткани, чтобы оглядеть почти некровоточащий порез. Отец Богдана, глядя на отца Амины, с почти нескрываемым напряжением смотрящим на свою дочь, кровь которой бережно оттирал Богдан, громко позвал, — Азат Рустамович!..

Азат Рустамович обернулся на голос и, тяжело вздохнув, кивнув Валере, стоящему рядом с ним в окружении серьезного вида дяденек, периодически подходящих к Рэму и его подсосам, направился к отцу Богдана так же тяжело вздохнувшему и кому-то набирающему.

Валера, взглянув на находившегося рядом с ним Лёху, ухмыльнулся и что-то произнес, в конце крякнув и тем самым вынудив Лёху гоготнуть. И получить весомый подзатыльник от своего отца, раздраженно на него взглянувшему, отвлекшись от пары полицейских с которыми до того разговаривал.

— Заслужил, — признал Лёха, потирая затылок и пристыженно глядя в глаза папе, недовольно качнувшему головой и вновь начавшему разговаривать с полицейскими.

А я смотрела на новую компанию Мара. Полнящуюся. Солидного вида мужчины были примерно из того же разряда, что Степан и Сергей — особая выправка, особые взгляды, только, очевидно, что на порядок выше. Когда к Мару и Тёме подошел один из полицейских, то рядом стоящий с Маром дяденька, только что одобрительно смеявшийся со всей остальной компанией, мазнув взглядом по окружающей обстановке и удостоверившись, что за ним никто не наблюдает (я вовремя прикинулась бревном, созерцающим асфальт) аккуратно оттянув борт ветровки, кратко продемонстрировал красную корочку и у полицейского мигом отпал интерес.

Происходящее напоминало сюр. Множество кавказцев, много людей в штатском, но ясно, что при определенных регалиях, кто-то уезжал, кто-то приезжал, но все действительно шло на спад в миролюбивом ключе. Сюр был не в этом, а в том, что к концу действа редеющие компании Рэма и Мара слились в одну. Стояли недалеко от разнесенного реста и что-то вполне дружелюбно обсуждали. Глядя на них, на этих людей, и в частности на этих двоих, возникало обманчивое впечатление, что, несмотря на недавнюю бойню, несмотря на жесткий режим битвы взглядов, все разрешится тихо и мирно — Мар готов был возместить ущерб, Рэм похлопотал чтобы претензий не было у тех, кто ради них даже остался, после предупреждения Тёмы. Они стояли в окружении полицейских, приближенных и федералов. Изредка смеялись над чьей-то смешной шуткой и общий вайб был ровный…

Маркелов иногда смотрел на Мара, тот отвечал ему тем же — показательная вежливость и отстраненность. Все шло нормально, как будто не он и его друзья нанесли ущерб, как будто не Рэм не имел ничего против. Мар определенно многого может достичь в политике…

Холод при этих мыслях и моя внутренняя напряженная насторожённость была оправдана — Мар действительно выжидал. Все вот это произошедшее, к тому же с привлечением девчонки, Амины, пусть внезапно тоже сыгравшей, но отыгравшей хорошо для всех, это все не цель. Это средство. Они не пришли громить ресторан, он не привел друзей к… гниде, которая дорогу перешла. Я поняла это со сжавшимся сердцем, когда Мар перестал реагировать на вопросы полицейского. Он внимательно смотрел на Тёму, стоящего рядом с Рэмом, напротив Мара. Тёма смотрел за Мара, за его плечо, смотрел в разнесенный рест и прежде чем я успела отследить его взгляд, Тёма улыбнулся уголком губ и перевел взгляд на Мара. Тут же посмотревшего Рэму в глаза. И, разомкнув губы, сказавшему пару слов. Кратких, с этого расстояния не слышных. Вероятнее всего произнесенных так, чтобы мало кто услышал и из тех, кто был рядом. И Рэм, если тоже не услышал, то безошибочно прочитал по губам.

Глядя на Мара он мгновенно сошел с лица. Его перекосило. Озверел. Я видела, когда он был зол, видела его даже в ярости, но в таком состоянии, близком к аффекту, я его никогда не видела никогда и эта реакция в секунду, когда такой как Рэм, человек-самоконтроль, молниеносно утратил самообладание, это вызвало страх. Я инстинктивно вжалась в сидение, неотрывно глядя в его лицо. Это совершенно неузнаваемое из-за ярости лицо с ломающимся от ненависти свистящим шепотом, когда он ринулся к Мару:

— Только посмей… я тебя живьем закопаю, сученыш… — его перехватил Тёма, напряженно оглянувшийся, на качнувшегося к нему Мара, выглядящего вроде бы спокойным, но уже понятно было, что бы случилось, если Рэма не перехватил бы Тёма и пусть запоздало, но рядом стоящие полицейские.

А Мар смотрел ему в глаза. В ненавидящие, утратившие самообладание и рациональность глаза он смотрел так, что я вспомнила, что именно набито на предплечье его правой руки.

Дрожащими пальцами извлекла телефон, чтобы вызвать такси. Еще совсем недавно я смотрела в карие глаза с поволокой с болью, понимая, что нужно рвать отношения, потому что он не соперник Рэму. Сейчас, после того как Маркелов, с обширным жизненным опытом за плечами, с непревзойдённой способностью манипулировать людьми, за секунду утратил все маски глядя на того, что парой слов вывел его в бешенство, у меня не было никаких других вариантов, кроме как рубить эти отношения. Мне казалось, что я знаю их обоих. Садясь в машину такси и оглянувшись на группу людей, где даже на первый взгляд заметна была выраженная неприязнь и колоссальное напряжение, я поняла, что я их не знаю с такой стороны. Я могу сгореть, а у них только начнется война. За мой пепел, очевидно. Война, в которой трофей я и никому из них не будет дела, что трофей мертв, на арене будут иметь значение только мужские амбиции.

***

В квартире Мара я достаточно быстро собрала свои вещи. Молча, без мыслей и эмоций. Слом произошел, когда помещала котенка в переноску. Он испуганно мяукал и никак хотел оставаться в пластиковой коробке и от стресса его трясло. Я плакала потому что мне было его очень жалко — второй переезд за неделю, то туда, то сюда, замучали бедное животное эти бестолковые люди. Вытирая градом катящиеся слезы, я говорила котенку, что все хорошо, скоро мы приедем домой, не нужно бояться. Он мяукал, а я плакала, чувствуя себя последней тварью.

Упрямо вытерев слезы, закинув сумку на плечо, взяла переноску и только перешагнула порог, но ноги вросли в пол. Мар, вышедший из лифта и глядящий в телефон спокойно шел по коридору:

— Давай сначала поговорим, — дописав и отправив сообщение, он остановился рядом, касаясь ручки переноски, — пусть пацан пока по квартире походит. — Я, сжав губы, глядя за его плечо, не реагировала и Мар, устало вздохнув, рационально произнес, — Соня, нам необходимо поговорить, зачем оттягивать?

Он выпустил котенка, я заваривала кофе на кухне. Мар, сев за стол, благодарно кивнул на поставленную перед ним чашку и выключил почти бесперебойно разражающийся оповещениями телефон. Отложил на край стола и посмотрел на меня, севшую напротив него.

— Я хочу расстаться. — Обозначила я, глядя на огни ночного города за панорамным окном,

— Почему? — совершенно спокойно спросил он.

Усмехнулась. Отпила кофе и посмотрела в его задумчивые глаза. Будто ничего и не произошло. Если бы он на порыве не взял меня с собой, то мне очень трудно было бы догадаться даже хотя бы отдаленно о произошедшем. Вздохнув, отставив чашку на стол, откинулась в кресле, внимательно глядя на него и оповестила:

— Потому что это ненормально. Потому что мы уговаривались на другое и то что происходит сейчас это ненормально. Потому что это бесперспективно. Вспомни где и как мы познакомились. Для чего начали всю эту херню, — он улыбнулся глазами и я неодобрительно прицокнув языком, покачала головой, — Мар, давай серьезно. Мы переспали в первый же день, мы и продолжили общение ради секса, ну бывает такое, чуть увлеклись, не тормознули вовремя и выдумали вот это вот все. Только это результат лимита времени. После месяца знакомства переезжать в другую страну и бросать здесь все, я не планирую, это глупо. Дальше логически: расстояние, время и кто даст гарантию, что ни ты и не я не встретим человека с которым тоже возникнет подобная страсть и что делать? Это отношения в никуда, они должны остаться вот такими, курортным романчиком, все остальное это в никуда.

— Теперь реальную причину, — кивнув, отпил кофе, приподняв уголок губ.

Фыркнула, вновь глядя в окно и вновь качая головой. Отключение мыслей, эмоций, отключение всего, ради того, чтобы прохладно и серьезно:

— Потому что я не люблю тебя.

Чувствовала взгляд. Собравшись с духом, посмотрела на него, с непроницаемым лицом глядящего в столешницу. Сглотнул. Ладонь, лежащая на столе дернулась к закрывшимся глазам.

Нужно уходить сейчас. Нужно… Потому что еще секунда и нервы все-таки оборвутся. На губах иллюзорный привкус металла. Привкус крови. Его не было по факту, но ощущения… Внутренний стон от болезненного разрыва, от снова боли, от такой выраженной ее степени, когда коротит нутро…

Встала на слабые ноги, задержав дыхание, чувствуя комок в горле и дрожь в пальцах. Встала, чтобы пройти мимо, а он, сжав мою руку, неожиданно резко усадил в ближайшее кресло, сквозь зубы выцедив:

— Не договорили еще. Нет! — фактически рявкнул, зло глядя в глаза, когда попыталась протестующе подняться, отворачивая голову, потому что не сдержалась, и влага скользнула по щеке. — Не любишь, значит, — хрипло хохотнул. — Ничего. Моей любви на двоих хватит.

Показалось, что ослышалось. Время вновь замерло, а его слова долбили в голове. Интонация, тембр, прорыв эмоций, даже слова почти те же… и запрет уходить. Из комнаты, из дома. От него, пока он не закончит — все очень похоже. Почти один в один. И реакция на это заученная — ступор, страх, пресс вины. Рефлекторно все это…

Такое я уже слышала. Не именно такие слова, но то, что было в них. Заставляя отступать, подчиняться, унижаться. Бояться.

Почти не осознала момента, когда ударила. Пощечина звонкая, ладонь горит, а он снова хрипло рассмеялся глядя в столешницу и в глазах провал в ад. Очередной раз открытые двери в мою персональную преисподнюю, открыты новые двери, а ад тот же.

Встряхнув рукой, встала твердо, погребаемая под накатившей волной ярости:

— Я уже была в отношениях, где мужик думал точно так же, — улыбнулась, зло глядя в карие глаза, в провал в огненную, испепеляющую бездну, ставшую еще более выраженной, когда он, сжав челюсть что желваки заходили, снова сильным рывком усадил назад и молниеносно придвинувшись, блокировал так, что не могла не то чтобы подняться, даже просто дернуться, а он, глядя в глаза, прошипел:

— Не было у тебя мужика и тем более отношений, девочка. — От тяжести того, что выедало его интонации и расцветало в неузнаваемых глазах невольно окаменела, а он, глядя на меня, улыбаясь, сообщил, — это чмо, которое твой бывший, он далеко не мужик, уж поверь. Он — это что угодно, но не мужик. Его даже человеком назвать язык не поворачивается.

— Что ты?.. — онемевшими губами прошептала, в почти страхе глядя на него. — Почему ты так говоришь? Мар? — а он, мрачно ухмыльнувшись, молчал. И меня прошил прямой ассоциацией момент у ресторана, тот, когда я садилась в такси. Я же не вещь, суки… — Да идите вы оба на хуй, понял? — почти с ненавистью выдавила глядя в провалы глаз. — Руки от меня убери. Насилие, блять, он не любит… Руки, я сказала!

Мар рассмеялся и отпустил. Пошел вслед, и когда я коснулась сумки и оглянулась в поисках котенка, он, опираясь плечом о стену, глядя на меня, произнес:

— Я знаю, что ты работала в эскорте.

Как будто молнией ударило. Настолько неожиданно, что я полностью утратила дар речи, глядя на спокойного Мара.

— Откуда?.. — прокашлявшись, выдавила, глядя в спокойные глаза. А он усмехнулся. И у меня сложилось, — Рэм… — слабость в теле, абсолютное неверие, но подтверждение в бархате глаз. И новая шокирующая догадка, — вы ведь сегодня не впервые встретились, так? Ты знал, как он выглядит, ты сразу нашел его вглядом. Он знал, когда ты уедешь, ты знал про рест… что, блядь происходит?.. Ты… — отступила, в шоке и почти страхе глядя на него. Ледяные пальцы в волосы, обрыв в дыхании, — он тебя подослал, да? С самого начала все было подстроено… он тебе платил, а сейчас ты пошел в отказную и…

— Чего, нахуй? — перебил Мар полностью охренев.

— Вы не впервые встретились! — рявкнула я, исподлобья глядя на него.

— Нет, не впервые. — Хмуро подтвердил он и повернувшись, пошел обратно на кухню. — Пошли покажу, когда впервые.

Кухня стол, его включенный телефон, который едва не швырнул передо мной. Нажала на воспроизведение записи. Снято на парковке. Снято так, когда человек включает запись и опускает телефон вдоль тела, а в кадре мелькнул знакомый силуэт, стоящий напротив Мара, рядом с Авентодором, прежде чем фокус настроился на пустой заезд в подземную парковку Риверсайда. И прохладный голос Рэма подхвачен микрофоном на середине слова:

— … сем неосмотрительно в твоем положении, поэтому гейм овер, Марин.

Вздох Мара, и утомленно, будто объяснял надоевшему нубу элементарное:

— Задефаный плент нельзя ретейкать, чтобы не раздамажило тебя и тиммейтов. — Секундная пауза и еще отчетливее утомленность от собеседника, — не понимаешь о чем речь, верно? Ну так и не суйся туда, где мало что понимаешь. Это неосмотрительно в твоем положении.

— Значит, взаимопонимания мы не найдем. — В голосе Рэма улыбка.

— Ну почему, можем. — Задумчиво возразил Мар. — Только для этого мне придется говорить в твоем стиле и на твоем языке. Ты бы задумался, действительно ли тебе этого хочется. От машины отойди, мне ехать нужно.

Краткая пауза, звук шагов, смазанные кадры ловящие отблеск освещения на остром черном ребре автомобиля и прежде чем он открыл дверь, запись закончилась

Помертвев, глядя в темный экран, спросила когда это было и от ответа мурашки по рукам. В тот день он напился в дрова и его привез Тёма, выкравший его телефон и предупредивший, чтобы не дала никуда уехать иначе он устроит апокалипсис. Тёма крайне разозленный, Мар в бешенстве… и я сомневаюсь, что причиной стал факт эскорта. Скорее дополнительный фактор для того, чтобы привести его в ярость.

«Гейм овер… кому гейм, а кому овер, псина охуевшая…» — он пробормотал это, засыпая на моих коленях.

«Неосмотрительно в твоем положении».

«Подумай, надо ли это тебе».

Видимо, Рэм остался при мнении что надо. Повлекший показательный дебош и… Тёма, прежде чем разнести стену, произнес «к ноге, псина». А потом Мар в пару слов превратил Рэма в воплощение ярости…

— Чем он тебя шантажировал? — с запредельной тревогой посмотрела на Мара, сидящего рядом, и глядящего в свой телефон. — Чем ты его шантажируешь? Мар!

— Никто никого не шантажирует. Мы пришли к взаимопониманию. — Твердо обрубил он, вновь выключая телефон. — Никаких подробностей, тебе в это лезть ни к чему. Он — бывший, он прошлое, копаться в прошлом незачем. Тебе достаточно знать того, что до этой охуевшей псины наконец доперло, что некоторые вещи делать нельзя. Вопрос закрыт.

Бесполезно! Просто бессмысленно! Резко поднялась и вновь на выход.

Перехватил за локоть и прижал к стене в коридоре. Захлестнуло с головой, оттолкнула и прижала его к противоположной стене, фактически проорав в прищурившееся лицо:

— О чем ты вообще думал!

— О чем думал? — разозлено повторил он. — Заинтересовалась, наконец? Думал о том, что я тебя не на одну ночь хочу, не до конца лета, а на всю жизнь, пойми уже, блядь!

Отстранилась, едва подавляя скулеж и вообще перестав соображать, что я чувствую, чего хочу, и что сейчас делать. А он шагнул вперед, тесня к стене и, уперевшись в нее ладонью над моим плечом, нависнув надо мной, сцепившей челюсть, гневно выдохнул:

— Смотри, расклад: я хочу быть с тобой. Я хочу сделать тебя счастливой, ясно? — стиснул мой подбородок, когда я протестующе начала поворачивать лицо в сторону, а он помешал и глядя в глаза, выцедил сквозь зубы, — ты мне сука тут не отворачивайся, я уже заебался хороводы вокруг водить, в догадках теряться и играть по твоим правилам!.. выслушай меня хоть один блядский раз! — Рыкнул в лицо сдавив подбородок почти до боли. — Да, вот именно так и смотри на меня, когда я тебе буду говорить что мне почти двадцать пять, а я детей хочу от тебя. У меня из головы не выходит тот момент, когда ты читала сказки Гришке. Я хочу, чтобы ты читала так нашим сыну и дочери. Поняла, блять? Я хочу сделать абсолютно всё, потому что ты себе даже приблизительно представить не можешь, как сильно я тебя люблю! Поэтому мы с тобой идем либо женимся и живем счастливо, либо нам обоим пиздец…

— Это с какого хера? — отшвырнув его руку, вытерла трясущимися пальцами слезы, вновь градом катящиеся по щекам.

— То есть когда я уеду, тебе хуево не будет? Давай же, соври еще раз, Сонь! Одной ложью больше, одной меньше, ведь какая тебе разница, что я чувствую, да?

— Я тебе не врала, — отводя взгляд от глаз, в которых открыто теперь была пережитая боль. Нанесенная мной, а он скрывал. Насколько на самом деле ему было больно.

— Угум. Ни разу, блять. Особенно сегодня. — Мрачно усмехнулся, протяжно выдохнув, трогая горячим дыханием прядь у лица. — Ты можешь врать мне сколько угодно, что ты меня не любишь. Ты можешь и дальше трахать мне мозг и нервную систему, что мы когда-то там в чем то там уговорились после двух минут знакомства, можешь дальше накручивать себе херню какую-то и мне за компанию, и заниматься прочей хуйней настоебавшей до невыносимости, а факт в том, что похер на условности, поняла меня? Жить нам с тобой, а не тем, кто там о чем-то шепчется за спиной, да похуй на них, блядь! Ты же пиздец умная, как ты можешь не понимать такие очевидные вещи? — Опустила голову, пытаясь сдержаться, но не получалось вообще. Сорвано дыша, смотрела в пол, а его прорывало дальше, — я любить тебя хочу и охуевать от того насколько ты счастлива рядом со мной, поэтому прекрати надо мной издеваться. Я, как и ты, тоже себя люблю, и когда я на колени перед тобой встаю, а ты мне в этот момент в душу плюешь со своим ебучим «Марк»… — отчетливо скрип его зубов, а меня мурашки вдоль позвоночника, — я проявляю уважение и терпение к тебе и твоим тараканам, но это совсем не значит, что меня можно держать за придурка, накидывать поводок и под каблук загонять…

— Что за бред ты нес… — полностью растерявшись от удивления вскинула голову, а он перебил, прибив взглядом:

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива и вот такого твоего отношения я точно не заслужил, усекла?

Сжала губы, пытаясь угомонить разнокалиберные всполохи эмоций, пытаясь хоть немного соображать, с силой отталкивая его за плечо от себя. А он перехватил за предплечье и рывком дернул на себя, впиваясь горячим губами во влажные от слез мои.

Потонула от разноса ощущений, чувствуя, с какой силы вжал в себя, с какой жадностью целовал и как мне это необходимо. Его сжимающие до боли руки, мягкость его волос в моих пальцах, вкус его грубого поцелуя. Который сделала глубже, потому что мало. Всего этого было мало, мне хотелось ощущать его под кожей, впитать его в ту бурю внутри, которая расколола сознание и перемалывала воющее нутро.

Вжал собой в стену, стаскивая рубашку с плеч. Разорвал ткань топа, стиснув грудь и обжигая кусающими поцелуями шею, мешая снять с него худи. Волна разорвавшегося в животе жара ударила и в ноги и в голову, вынуждая прогнуться в пояснице от ощущения губ на обнаженной груди и его пальцев, сжавших ягодицы. Прижалась к паху, обнимая и втискивая в себе, кусая его губы, оглушенная сердцебиением, отдающимся в ушах. Вновь грубый поцелуй, до болезненного стука зубов, сломивший понимание происходящего. Стащила ненужную ткань с его плеч, припав губами к черным контурам на шее, нетерпеливо помогая, но больше мешая стащить с себя джинсы, скользнувшие по ногам до колен.

Развернул к себе спиной, одной рукой втиснув в себя поперек груди, второй избавляясь от своей мешающей нам ткани. Прислонился, целуя глубоко и рывком вошел, разрывая меня во мне ощущением огненной наполненности, электрическим разрядом пробежавшейся по покореженным нервам. Второй рукой с моего живота ниже, вбиваясь, срывая наполустоны-полувскрики уходящие в его губы. Обняла за шею одной рукой, второй направляя его пальцы по животу и ниже, подсказывая как касаться и двигаться, изнывая в его запахе, в срывающемся дыхании, в жаре его тела и силе рук, от творящегося ада, ломающего любую попытку осознать, разрезая ее полыхающими волнами удовольствия, все нарастающими и парадоксально все сильнее разжигающими голод, несмотря на увелечение ритма, его и его пальцев, несмотря на то, что напряжение внутри почти достигло пика. Сжала его шею, впилась в губы, удар его языка по моему, и достигло. Миллиарды колящих онемением и наслаждением иголочек вместе с разрывом внизу живота, обдавшим пламенем кровь. Вынуждающий захлебнуться воздухом и потерять контроль над собой в мышечной дрожи, скашивающей попытку стоять на ногах и вынуждая фактически повиснув в его руках, сжаться под паралитическим эффектом наслаждения, немилосердно истязающим и услаждающим.

Еще не полностью схлынула горячая пелена с разума, когда осознала, что отстраняется, что планирует сейчас закончить. С трудом встав на ноги, повернулась и впилась в губы, обнимая и надавливая на плечи, вынуждая сесть на паркет тут же, в коридоре. Сел, почти упал, под моим натиском, когда одновременно неверными ногами пыталась скинуть джинсы и повалилась на него.

Пара секунд и тихо застонала в губы, вновь ощутив его в себе, удлиняющим спад оргазма. Вжал в себя, опираясь плечами о стену, сжимая ягодицы помогая выдерживать ускорение ритма когда начала двигаться, тяжело и горячо дышал в шею и ощущение слабости сгорало во вновь зачинающемся жаре вскипяченной крови.

Отстранилась немного, глядя в бездонные глаза, заполненные бескрайним вожделением, опьянением и огнем, сжигающим меня вернее, чем чувство снова непростительно быстрого наката волны оргазма. Вцепилась в плечи, ощущая как втискивает в себя сильнее, затрудняет ритм, но изнутри все равно накрывает и прошептала в пересохшие, горячие губы: «люблю».

Сорвано выдохнул, сжал до боли и его разорвало на секунду раньше меня. Мощь оргазма, едва ли слабее первого вновь уничтожала все изнутри, неслась по сжавшимся сосудам, по содрогающимся мышцам. Меня вело на нем, пытающимся вдохнуть не хватающий кислород, стискивающим до боли, парализуемым дрожью, измученным мной за сегодня до края выносливости…

Душ, извлеченные из сумки вещи, ночная тишина в спальне и тепло его тела, нависшего надо мной, осторожно оглаживающего по волосам, а я поверхностно, едва касаясь, мягко перебирала его пряди, глядя в глаза. Его тихий вопрос почему отталкивала, почему сопротивлялась, когда все начиналось, почему отказываюсь уехать.

Вновь хотела отвести взгляд. Не дал, просительно удержав ладонью у щеки только начавшее отворачиваться лицо. Прикусив губу, глядя в бархат с поволокой, сказала об опасении, что мое всплывшее прошлое может омрачить его будущее. Мар моргнул, в растерянности глядя на меня, а потом, прыснув, покачал головой:

— Господи, а я уж подумал, что… совенок, давай возьмем за правило разговаривать друг с другом и сообщать друг другу о проблемах, хорошо? — заправляя прядь за ухо, посмотрел в мои глаза и, вздохнув, оповестил, — в начале этого года мы с Тёмой зарегистрировали в Корее компанию-разработчик и издатель видеоигр под собственным лейблом. Ну, в перспективе еще разработчик и дистрибьютер игровых машин, но это, скорее всего, в Сеуле состоится, не знаю, не доросли еще, но предполагаем, что разделим студии на секции и основная техническая там будет, так во многом проще… Штаб-квартира здесь, в Питере, постепенно, года через два, перетащим в Москву и… планы Наполеоновские, в общем, с учетом образования, наработанных связей и перспектив. И вот скажи мне, кого будет волновать факт того, что у соучредителя компании в прошлом жена работала в эскорте? Это сфера такая, где публику интересует продукт а не личная жизнь тех, кто его создал. Если допустить один вариант на миллион, что даже если и заинтересует, и что теперь, разбегаться, что ли?.. Так давай сразу составим список чужих ожиданий, по заветам которых будем жить. Херня это все, поняла? — огладив скулу пальцем, мягко улыбнулся. — Херня, даже не думай об этом.

— Так, погоди, — покачала головой я, серьезно глядя в глаза, — во-первых, мы знакомы всего ничего, какая жена и…

— Опять начинается, — горестно простонал Мар и мягко порицательно постучал мне костяшками пальцев по лбу. — Здравствуйте, тараканы. Не сказать, что я по вам соскучился, но уже стало тревожно от долгой тишины. Тут как с детьми. Если нет признаков активности, то лучше подготовить успокоительные.

Я угрюмо промолчала, а он снова негромко рассмеялся, подминая меня под себя плотнее. Но у меня был еще один беспокоящий меня вопрос:

— Мар, тогда на террасе, когда Тёма виагру заглотил и искал кандидатуру, со мной советуясь… Тёма знает обо мне и эскорте?

— Нет, — прыснул он, с укором посмотрев на меня.

— А ты, спрашивающий у меня откуда эти знания, уже знал, да? — убито зарылась лицом в его плечо.

— Твой ответ про опыт мне понравился. — Рассмеялся он, обнимая меня крепче. — Не в плане того что мне по вкусу этот факт, но дело прошлое и смысл себя и тебя накручивать… а тогда, на террасе, со стороны, если знать весь контекст, это убойная самоирония была. Потому мне понравилось. Я же говорил как-то, что мне неоднократно сообщали, что чувство юмора у меня так себе.

— А я сказала, что бессовестно врут. И я снова подтверждаю эти слова, — рассмеялась в унисон с ним.

*Отсылка к компьютерной игре CS: GO, где в основе лежит борьба команд террористов и противостоящим им спецназу. В зависимости от победы одной из команд в соревновательном матче, в конце объявляется либо terrorist win, либо counter terrorist win.