Ничья

Глава 11

Самый глупый страх — бояться знать.

Можно ли меня назвать трусихой? Оказывается, да. Глядя на столицу в объятиях субботних сумерек, пролетающую за тонированным окном бумера, забравшего меня час назад из Шереметьево, я пришла к неожиданному для себя выводу, что я трусиха.

В пятницу вечером билет на один рейс с Маром оформить не получилось. При нем же позвонила клиентке и не слишком старательно убеждала ее перенести назначенный на субботнее утро фотосет. Согласись с ее аргументом, что договоренность на съемку была заключена нами более месяца назад, уже уплачен аванс и я сейчас поступаю как минимум не профессионально. Согласилась с ней и сообщила Мару, что и на утренний рейс я не попаду. Взяли вечерний.

Дома он фактически молча собрал вещи и улетел, а я узнала второе название его родного города и причину этого названия.

Хакервилль.

Это слово не выходило из головы. Оно долбило в мыслях как и статьи, описывающие причину это названия. Долбило и дробило мысли, натягивало нервы до состояния струн. Всю бессонную ночь, субботнее утро, всю фотосессию, весь день проведенный на автомате, дорогу в Пулково, перелет и встречу в Шереметьево. Встречал не он, он был занят. Разумеется, работа же. Днем позвонил и как ни в чем не бывало сообщил, что пришлет человека, который меня встретит и отвезет к нему. К ним.

Встречающий мужчина был самого солидного вида и мало похож на заказанного водителя. Это было интуитивно понятно и когда он с кем-то разговаривал по телефону, по его интонациям несмотря на то, что смысл диалога уловить было трудно, по приказному тону я поняла, что это явно не просто водитель.

Вечерние пробки, ночь густела не только за окном, она оседала холодящей теменью внутри. Не сказать, что я ожидала чего-то вроде офисного центра или на худой конец каких-нибудь переоборудованных складов для работы выходцев Хакервилля, или дома за городом, однако беспрепятственный въезд в неплохой высотный жилой комплекс оказался из категории неожиданных вещей.

Марин встречал у подъезда. Припарковав машину рядом с ним, водитель, взяв небольшую стопку бумаг с соседнего с ним пассажирского сидения, покинул салон вместе со мной.

Мар снова выглядел так, будто ничего необычно не происходит, вскользь приветственно коснулся губами виска, забирая мой рюкзак и пожал руку водителю. Приняв от него бумаги с легким прищуром быстро пробежался по ним взглядом, когда мужчина произнес:

— Гузман попросил быть повнимательнее, есть несостыковки.

— Завтра в обед передам исправленный вариант, — отозвался Мар, прицокнув языком и поднимая взгляд от бумаг на мужчину, кивнувшего ему и уточнившего:

— На сегодня вы закончили?

— Почти, — качнул головой Мар, бросив оценивающий взгляд на часы. — Через час-два завершим.

— Техпотери имеются? — мужчина снова кивнул и, послав вызов абоненту поднес к уху телефон, внимательно глядя на Марина.

— На данный момент нет.

Они распрощались и Мар повел меня в дом.

— Голодна? — поинтересовался он, пропуская меня вперед в лифт.

— Ты долго будешь тянуть? — усмехнулась, бросив взгляд в свое несколько бледное отражение.

— Отнюдь. — Улыбнулся, глядя в мои глаза в зеркале. — Сейчас у нас, так сказать, обеденный перерыв перед очередным этапом. Ну, как, очередным. Уже последним на сегодня. Мы с тобой успеем поговорить, да и сам этап ты увидишь.

— Этап чего? — повернулась к нему, внутренне вроде бы готовая к ответу, вроде бы уже подозревающая и даже утвердившаяся, но, как оказалось, не так хорошо готовая к правде:

— Отмыва, — беззвучно по его губам. Потому что камера в лифте, и хоть он стоял прямо под ней и лица было не видно, но звук писался.

Лифт все так же достаточно быстро ехал ввысь, цифры этажей сменялись на табло, в голове так же почти привычно пульсировало: «Хакервилль» сейчас делающее это его «перед последним этапом. Отмыва» вполне закономерным, многое поясняющим, почти ожидаемым. Пазлы медленно вставали на место в ожидании остаточных, я смотрела в спокойные карий бархат с поволокой, а ощущение нереальности происходящего нарастало. Хмыкнув, отвела взгляд и вслед за ним вышла из лифта.

Лифтовая площадка и коридор был схож оформлением с Риверсайдом, а вот квартира в конце коридора разительно отличалась. Не особо большая, со свободной планировкой и, несмотря на необходимый минимал предметов интерьера, делящего пространство на условно гостиную и обеденно-кухонную зону, явно не обжитая. Ибо нужна была для других целей.

Вдоль стен аккуратными стопками запакованные коробки с ноутбуками, блоками, какими-то еще трудно мной опознаваемыми компуктерными хренями. В гостиной диван и кресла заняты тоже коробками, но уже с мобильными гаджетами. Журнальный стол забит упаковками сим-карт, перехваченных резинками. Квартира-склад для инвентаря в хакерских состязаниях, видимо.

Я вслед за Маром шла к обеденной, где за большим столом находилась достаточно интересная компания, занятая послетрапезным кофе-чаепитием и оживленными разговорами. Всего шесть человек, включая добродушно улыбнувшегося мне Тёму, застонавшего, когда пробежался взглядом по бумагам, свернутым Маром в трубочку, которой он достаточно весомо стукнул Тёме по затылку, прежде чем бросить бумаги перед ним. После выполнения нашего с Тёмой привычного обряда приветствия, усаживаясь на выдвинутый для меня Маром стул рядом с пустующим его, Мар представил меня присутствующим, но, что интересно, их он мне не назвал.

— А мы, можно сказать, знакомы, — улыбнулся шатен, сидящий напротив меня, потягивая чай.

— Да, Стас, кажется, — улыбнулась в ответ, отказываясь от Тёминого предложения набить кишочек и вспоминая, где же я видела это лицо.

В аэропорту. Я встречала Мара, прилетевшего… с очередного отмыва вместе с Тёмой и ним.

Сдержала мрачную усмешку при этих мыслях, сохраняя вежливую доброжелательность на лице. А внутри пружина напряжения начала медленно скручивать внутренности.

Стас кивнул. Сидящий рядом с ним брюнет, обратив взгляд на Мара, приподняв уголок губ, крайне заинтересованно спросил:

— Мы расширяем штат?

— Боишься конкуренции? — усмехнулся Мар, положив руку на спинку моего стула и согласно кивнув на предложение кофе от худощавого блондина, направляющегося к кухонному гарнитуру, на котором располагалась кофе машина.

— Наоборот, — махнул рукой брюнет, переводя взгляд на вежливо улыбнувшуюся меня, — всегда рад коллегам.

Тёма, помогая Стасу убрать со стола контейнеры из-под харчей, оглянулся на брюнета и произнес:

— Конечно, ты рад. Надеешься, что мы возьмем стажера на которого ты снова спихнешь половину своей работы? Не прокатит, Тарас. — И не сильно стукнул его по голове убираемой коробкой из-под пиццы.

— Вот не надо! — хохотнул тот, собирая оставшиеся тарелки и направился с ними к посудомоечной машине. — Ромка тогда сам вызвался помогать. — Блондин, который, не оборачиваясь от гудящей кофе-машины, показал Тарасу фак, видимо, и был тем самым Ромой. Тарас, повернувшись к ухмыльнувшемуся Стасу, перевязывающему мусорный пакет стоящий рядом с наполненным смятыми коробками из-под ноутов, шутливо-серьезно потребовал, — Стас, подтверди!

— Что ты наглая скотина, могу подтвердить, — фыркнул Стас.

— И я могу, — гоготнул Рома, усаживаясь рядом с Маром, и придвигая к нему одну из чашек кофе. — Прямо ответственно заявить.

Негромкий смех за столом, затем отвлеченные разговоры. Мысленно запретила себе себя накручивать. Мар сказал, что поговорим, соответсвенно, дергаться и доводить себя до седин рано. Потому мысленный блок и любимое — анализ. Изредка включаясь в поверхностный треп, приходила ко мнению, что второй раз за наше недолгое знакомство с Маром я попадаю в интереснейшую компанию, подобие которой едва ли еще встречу. Первое слово, происходящее на ум — неординарные. Все приблизительно одного возраста. Внешний облик — стиль, нередки известные бренды в одежде и аксессуарах. Их можно было бы принять за золотых мальчиков только это были совсем не они. Почти у всех несколько ускоренный темп речи, находчивы — подхватывают беседу и меняют ее русло иногда в совершенно неожиданную сторону просто ради удачной шутки. Блеск глаз. Разумный, проницательный. И взгляд всверливающийся, когда понимаешь, что перед тобой люди умеющие не только читать, но и считывать. У умных людей не бывает легкого, беспечного взгляда. Ненамеренно взгляд такой, просто привычка, а она, как известно вторая натура… Язык тел свободен — самоуверенные. В голосах некоторых улавливались тени акцентов — не все русские, что вскоре подтвердилось: смуглого брюнета с приятной улыбкой и хитрецой в темных глазах звали Штефан, сидящего напротив него светлоглазого среднего роста шатена Ион, а соседа Тёмы, схожего с ним и харизмой и чем-то даже немного внешне Раду. Он зевнул, прикрыв кулаком рот, и поднимаясь из-за стола, немного утомленно произнес:

— По-моему, я объелся, спать захотелось… — смешно подавляя перекашивающий его зевок, посмотрел на Мара, — это же последний этап? — Мар, тоже явно подавляя порыв зевнуть, кивнул и Раду вопросительно посмотрел на Тёму, с укоризной глядящего на Раду, запустившего челлендж с зеванием, в котором он пытался не принять участие, но сдавшись, ответил на невысказанный вопрос:

— Тринадцать восемьсот тридцать четыре

— Пф. По фигне. — Закрыв ладонью рот, но все равно зевнув, заключил Рома, — минут на тридцать работы…

— Если никто опять не затупит, — со значением посмотрел на него Штефан.

— Так это не я, это сервер. Мар так сказал. — Покачал головой Рома, кивая в сторону усмехнувшегося Мара.

— Чтобы ты не ныл и не портил всем нервы, — гоготнул Тарас, кинув в него фантиком. Рома в ответ бросил кожуру мандарина, по случайности попав в бокал Стаса, крайне возмущенного неточностью авиаудара, но прежде, чем все склонилось в массовое побоище, Мар произнес:

— Парни, чекаем свои группы и как будете готовы, позовете.

Они, перекидываясь шутками, удалились из квартиры. Я, задумчиво отпивая любезно налитый мне сок, вглядывалась в карий бархат напротив, задумчиво рассматривающий меня. Он слабо улыбнулся и негромко произнес:

— Думаю, начать нужно… Да с самого начала. Румыния самая бедная страна Европы. Каждый четвертый житель нищий. Я должен был родиться в Яссах, где помимо известных достопримечательностей и популярных туристических маршрутов, дело обстоит вовсе не так радужно, если отклониться от этих самых туристических буклетов. Так случается, что в преимущественном количестве районов по улицам катается больше телег с конями, чем машин. Множество заброшек, полуразрушенных промзон. Гетто. Нищета. Разруха. Уныние. Я должен был родиться и вырасти там, но отец бросил беременную мать и она вместе с моими братьями переехала к дедушке и бабушке в Рымнику-Вылчу, где и я впоследсвии остался, а она вернулась в Яссы, к отцу с его идеей-фикс о ферме и мечтам о первенстве на сельско-хозяйственном рынке. Рымнику-Вылча город небольшой, но уровень жизни на порядок выше, в основном из-за популярности этого города среди людей занимающихся незаконной деятельностью в сети и имеющих приличный доход. Спрос рождает предложение, а у людей с деньгами повышенное стремление к комфорту, отсюда достаточно высокий уровень жизни, минимальна криминогенная обстановка на улицах и, в целом, по меркам Европы это город неожиданно цивильный и благополучный.

Мар отпил остывший кофе и, вновь взгляну на меня, едва заметно кивнувшую, продолжил:

— Говорят, что внуки это первые дети. Деда и бабуля меня баловали во многом, у меня, в принципе, было все и достаточно рано появился компьютер. Румыния, несмотря на факт не самого финансово состоятельного участника Евросоюза, всегда имел неплохой по скорости интернет. Я с детства был геймером и любознательным ребенком у которого вопрос: «а как это работает?» звучал чаще любых других. Дедушка это поощрял, всегда поддерживал меня в моих интересах, на тот момент относящихся к геймингу и попыткам постичь азы программирования, потому что мне не все игры нравились, а какую я бы хотел, такой не было… — Мар улыбнулся и в глазах снова согревающее эхо прошлого, — деда не всегда понимал о чем вообще речь и что я хочу ему объяснить, но пытался разобраться. Ему было важно то, что мне важно. Это мотивировало, сейчас я понимаю насколько — в тринадцать лет я разработал инди-шутер. Это игра такая… Посмотреть на нее сейчас — незамысловатая и вообще очень простая, но на тот момент она была довольно оригинальной. Начал продавать шутер в интернете, заработав в то время неплохие деньги, ведь что-то новое, нестандартное всегда вызывает интерес… Тогда мы с дедом пришли ко мнению, что быть мне разработчиком, когда я вырасту, — негромко рассмеялся и в поволоке глаз теплые тени былого сгустились. На секунду прикусил губу и продолжил, — я углубился в программирование. Уже не просто написание кодов и изучение движков, вектор немного сместился. В сторону изучения и написания программ более интересных, с, так сказать, разнообразием вариантов применения. Деда был в курсе второго названия нашего города — Хакервилль, он понял, что я начал скрытничать, понял, что явно из-за опасений его неодобрения, но не заметить то, что я чем-то увлечен он не мог и то же имел опасения… из-за того, кем являлся каждый второй в городе. Тогда состоялся наш первый с ним откровенный разговор. Я воспитывался великим человеком, военным хирургом, имеющим за плечами опыт в избранной им профессии, и он не мог не прийти ко мнению, что большинство войн это бизнес. Он работал с последствиями этого и имел определенные суждения о тех, кто занимался таким бизнесом. Равнодушной кровавой жатве в играх политических амбиций и грязной борьбе за ресурсы. Поэтому для него не стало шоком то, что я примкнул к одному сетевому движению. Он не осудил. Поддержал. Я стал одним из сотен участников децентрализованное движения простых анонимных пользователей и хакактивистов, объединённых общей политически мотивированной идеей противостояния насилию, цензуре с целью обмана, замалчиванию и несправедливости на мировой арене. И имя нам — легион. Было. Само движение зародилось в двухтысячных, началось оно с одного достаточно популярного в то время сайта, где юзеры анонимно пилили посты и картинки в группах по интересам, там же сформировалась родина бесцензурного интернет-троллинга. Сначала относительно безобидного, потом челлендж приобрел направленный вектор, и в результате произведенной хакатаки одного популярного на западе псевдонацика, выяснилось, что тот был федеральской проплаченной крысой. Первая скрепа формирования движения не имеющего лидера, объеденного только принципами и идеей. Идеей протеста. В том числе против пропаганды. Существует религиозная секта, достаточно популярная в мире. Лет десять назад она попыталась изъять из интернета свой неосмотрительно пропагандисткий ролик, подмочившей репутацию секте. Разумеется, децентрализованное движение, в принципах которого было противоборство с цензурой и пропагандой, не оставили это без внимания, буквально объявили войну. Сначала обычными методами — вирусили тот самый ролик, что из интернета пытались убрать, сносили сайты секты, создавали проблемы в работе офисов. Сектанты назвали хакактивистов кибертеррористами, и в результате получили акции массового протеста и забастовок от тысяч людей по всему миру, которых призвали на эти митинги активисты интернет движения, раскрыв в нескольких видеороликах суть самой секты и смысл ее настоящей деятельности, цель их пропагандирования и цензурирования правды. Затем было еще несколько знаменательных событий, вроде поддержки и защиты от политического преследования и прессинга человека, слившего в интернет зверства засекреченных военных преступлений Америки в Афгане. Потом снос правительственных сайтов за закрытие популярного файлообменника. Еще несколько знаковых действий движения — произведена информационная поддержка и налажен доступ в интернет для координации протестов в Египте, когда правительство просто отрубило людям сеть по всей стране, думая, что это их остановит. Движение сливало компроматы на коррупционеров-чиновников, на корпорации, деанонимизировало и распространяло данные участников террористических организаций, организаторов и пользователей сайтов пропагандирующих экстремизм, распространяющих детскую порнографию… Много всего перечислять, это только то, что первое на ум пришло. Потом пошли первые волны арестов хакактивистов, реальные сроки, иногда двузначные. Деда, разумеется, знал. После того как мы поговорили и я рассказал ему как я применяю свои навыки и ради чего, моя мотивация и деятельность, разумеется, не вызывали у него осуждения, но он был обеспокоен, потому что на нас началась не то чтобы охота, но… после массовых арестов движение раскололось на две части: тех, кто еще пытался поддерживать общую идеологию и тех, кто решил применять скиллы в киберкриминале, мол, мир безнадежен и если все равно посадят, так хотя бы чтобы было за что. Я хотел остаться на стороне, так сказать, идейных, но дедушка сумел донести до меня мысль, что если я преследую определенные цели, их можно достичь и другим путем.

— Факультет международных отношений… — кивнула я, чувствуя как впервые за эти гребанные сутки у меня внутри появилось хрупкое чувство успокоения, глядя на едва заметно кивнувшего него. — Но почему Корея?

— Мне нравилась эта культура, язык, традиции. Технологии. Все вместе, — улыбнувшись, пожал плечом и перевел на меня задумчивый взгляд. — Как только я определился, начались курсы языка, репетиторы, подготовка к поступлению. Дедушка и бабушка, конечно, в этом всем меня поддерживали. За два года я бы успел подготовиться, планировал даже пройти по гранту. Все бы получилось, если бы я не похоронил самых дорогих людей, ушедших практически друг за другом и не переехал к родителям. — Мар прокашлялся, на секунду прервавшись и ровно продолжил, — я дал обещание дедушке поступить и закончить университет и той же ночью его не стало. Свое обещание я сдержал несмотря на то, что отец, понявший извращенно заключение экспертизы ДНК, всеми силами пытался принудить меня стать одним из инструментов для воплощения в жизнь его идеи-фикс. Я, мать, братья, мы все должны были работать на благо и процветание его фермы, его стремлению стать крупным предпринимателем, наивной мечте быть монополистом в этой сфере сельского хозяйства. — Прохладная насмешка в голосе и и его лицо стало непроницаемым, а я придвинулась ближе к столу, протянув руку, чтобы коснуться его ладони расслабленно лежащей рядом с его чашкой.

Он, глядя на мои пальцы, только хотел продолжить, но раздался хлопок входной двери, как будто прорвавшей капсулу застывшего времени в которой мы находились и появившийся Стас, сосредоточенно глядящий в планшет, возвестил:

— Мар, пятиминутная готовность. — И так же, не отрывая взгляда от планшета направился обратно, вновь хлопнув за собой дверью.

— Идем, — Мар поднялся со стула, глядя на меня, на секунду прикрывшую глаза и пытающуюся унять воспрявшее внутри напряжение, только было почти усыплённое пониманием, что все это я могу принять и забывшее слово «отмыв», сказанное мне им в лифте.

Сердцебиение ускорилось, когда мы направились на выход. Обуваясь, сжала его руку, под предлогом того, чтобы не шататься, пока застегивала ремешок босоножек. Мар, стоящий рядом в недообутых кросовках, переплел пальцы и я снова поняла, что я трусиха, потому что мне хотелось на этом остановиться. Никуда не идти, остановиться именно здесь.

— Сонь, — тихо позвал он, когда расплела пальцы и выпрямилась, выказывая готовность идти.

Смотрела в черные в полумраке небольшого коридора глаза. Секунды таяли в тишине. Он подался вперед, обоняния коснулся его запах, и я привычно среагировала на него — обняла, когда поцеловал. Иллюзорно казалось что на теплой коже шеи с правой стороны я кончиками пальцев ощущаю контуры набитого крыла. По моему эскизу. И никуда не хотелось идти совсем. Остаться тут в полумраке и тишине, в кольце его рук, прикосновении губ, запахе и тепле, ставших родными и это так не хочется терять.

Отстранилась, отводя взгляд и восстанавливая дыхание, не отстраняя ладонь, когда вновь переплел пальцы. Идти пришлось недалеко, в буквальном смысле. Квартира напротив, через пару десятков метров.

Светлая, видовая, с панорамой на набережную за тонированной стеклянной стеной, внушительная по площади и без комнат, просто объемное жилое пространство, переоборудованное в рабочую зону. У несущей стены напротив окон своеобразная застекленная серверная. На первый взгляд рабочие столы, занятые уже известными мне людьми, стояли хаотично — в разном удалении друг от друга, в разном положении — кто лицом ко входу, кто наискось, кто спиной. Но это только на первый взгляд. Сев на указанный мне Маром диван, расположенный за единственным пустующим столом, недалеко от Тёмы, расположившегося за столом напротив Мара и подперевшего висок пальцами, глядя в экраны перед собой, я поняла, что некий порядок такого расположения все-таки есть — перед каждым, исключая Тёму и Мара, упавшего в свое кресло, были плазмы, в беззвучном режиме транслирующие на экране десятки стримеров. И всё вроде бы так безобидно выглядит…

Ладони немного вспотели, когда переводила взгляд с одного сосредоточенного лица на другое. Молчание, шелест клавиш, изредка вибрации мобильных, тоже едва не десятками лежащих на столешницах. Зацепившись взглядом за Тараса, который был в нескольких метрах от меня и мне был прекрасно виден его стол и экран телека перед ним, я проверила догадку. Не ошиблась — количество мобильных на его столе равнялось количеству окон со стримами в плазме перед ним. Хотя, может, это что-то другое значит… Глубоко вздохнула, отключая эмоции расшатывающие и без того покоцанные нервы, откинулась на спинку дивана, глядя в профиль Мара, чуть нахмуренно переводящего взгляд с одного монитора перед собой на другой. Он кратко посмотрел на Тёму и произнес:

— Распределил?

— Да, — через секунду отозвался Шахнес и, бросив взгляд на остальных, произнес — тайминг у всех есть?

Нестройный подтверждающий хор голосов и негромкое, ровное Мара:

— Начали.

Не знаю, чего именно я ожидала, может, какой-то дичи вроде громких перекликиваний, накала страстей и эмоций, но не произошло ничего, кроме того, что шелест клавиш урезался. Мар, заложив руки за голову перестал отводить взгляд от экранов пред собой. Как и Тёма, поставивший локти на стол и положивший подбородок на сцепленные пальцы.

И вроде бы ничего не происходило, абсолютная тишина, легкий гул машин, изредка вибрации гаджетов на столах, но обстановка давила. Неслышно протяжно выдохнула, переводя взгляд с одного сосредоточенного лица на другое, пытаясь устаканить параноидальные мысли, ибо если дичь и творилась, то явно только у меня в голове. Недавно боялась знать, теперь пыталась понять происходящее, задвинув в недра души опасение, скорее всего, вызванное словами Рэма. Я себя в этом почти убедила, когда Мар неожиданно резко подался к столу и очень громко, заставив вздрогнуть от неожиданности, рявкнул:

— Рома, стоп!

Я инстинктивно перевела взгляд на Рому, тоже выдавшему явно рефлекторную реакцию — он тотчас отстранил руки от клавиатуры, поднял их и лишь затем посмотрел на Мара, на мгновение с силой прикусившего губу, глядя в экран и щелкая мышкой, хмуро пояснившего:

— ВПН отвалился.

— Давно? — Рома со все так же поднятыми руками сошел с лица, глядя на Мара. Как и остальные.

— Три секунды назад. — Качнул головой Мар, не глядя, жестом велев остальным остановиться.

— Отвалился или отвалили? — Тёма подал голос с далеким эхом зачинающейся нервозности, явно полностью обуявшей Рому, забывшего опустить руки и коснувшейся остальных. И меня. Видимо, до кучи.

Мар молчал вроде бы всего несколько мгновений, но сгустившаяся тишина и напряжение в переглядывающихся лицах, будто растянуло это на часы, прежде чем Мар ответил:

— Отвалился, — хмыкнул он, — Ром, скинул новый акк, активируй. Продолжаем.

Они продолжили, а у меня, усилием подавившей напряжение, в памяти всплыл вечер перед сливом Ульки. Тихий спокойный вечер в моем неведении, когда Мар при мне переписывался с каким-то Майей. Тащер… как же там было?.. Майя спросил что-то вроде гамают ли ребята тащера завтра в стрим. Мар тогда пояснил, что это игровой сленг и употреблено было в двойственном смысле. Они гамают, он тащит их… гамают, видимо, тоже в двойном смысле, потому что они наблюдали за теми, кто играет, а он следил за ними. Тёма сказал о цифрах. Майя спрашивал о профите за мес, где «мес», видимо, месяц. Мар сказал, что профит это не только выгода, но и прибыль. Отмыв…

Логическая цепь почти сложилась, но тишина снова была нарушена, на этот раз Тарасом:

— Мар, вторая группа, чекни меня. Стример шестой, залет передо мной жир слишком и ник донатера странный.

— Принял, — кивнул Мар и через пару секунд нехорошо усмехнулся, — ник Копп, это с намеком что ли?.. Стоил дабл ВПН, отвалить нереально. — Поднял взгляд на Тёму и спросил, — сколько утекло на этот трек?

— Вторая группа, шестой… — Тёма, глядя в монитор, прицокнул языком и произнес, — работа по плану, на данную минуту по херне, тридцать один. Планируемая сумма сто два.

Мар фыркнул, перевел взгляд на Тараса в ожидании глядящего на него, и произнес:

— Оффни этот стрим и продолжай с остальными. — Тарас кивнул и вновь посмотрел на экран, а Мар сказал Тёме:

— Тридцатку стримеру оставляем, сотку отпишем как техпотери.

— Все сто два отписать как техпотери? — с сомнением уточнил Тёма у кивнувшего Мара, снова заложившего руки за голову, глядя в мониторы. — Мар, приебутся же.

— Приебутся, — подтвердил Мар. — Только в случае если под ником Копп находится американский федерал это добавит им больше головной боли, чем потеря процента со ста двух тысяч.

Тёма вздохнул и что-то произнес на корейском, на что Мар прохладно фыркнул и кивнул. На мгновение прикрыл глаза и, повернув голову, посмотрел на меня. Взгляд неопределенный, непонятный, вроде и успокаивающий, но в то же время под давлением царящей атмосферы и услышанных разговоров, запустивший внутри мандраж.

— Марин, — позвал Штефан и Мар тотчас обратил взгляд в экран, — пятая группа, одиннадцатый трек, у стримера лаг выскочил, патчи же так и не скинули, а у третьего… не понимаю, что происходит.

— С лагом оффни, — с недовольством поморщился Мар, — а третий… сейчас… сервак у них подвис, ожидай. Тёма, пятая группа, одиннадцатый трек закрывай, а его остаток перераспредели на третий трек, на него же новый тайминг.

— Билдю, — отозвался Тёма, — Штефан, остатки с одиннадцатого трека на третий, твое расписание разбил, в среднем сдвиг на две-три минуты. Как сервак отвиснет, идешь по нему.

— Приня… о, отвис. — Кивнул Штефан и вновь воцарилась тишина, но снова ненадолго, ибо ее нарушил Раду:

— Первая группа, завершил, — почти одновременно со Стасом:

— Шестая, завершено.

Мар и Тёма недолгое время молчали, занятые происходящим на своих экранах, потом Мар, взглянув на кивнувшего Тёму, сказал:

— Чисто. Выходите.

Завершали все по такому же алгоритму. Название группы, проверка, разрешение выходить. Заминка вышла у Иона, прервавшего проверку Тараса. С напряжением глядя в один из мобильных телефонов перед ним, Ион обозначил:

— Вторая группа, последние транзакции заморожены, саморег пейпал требует пройти трехфакторку. Что делать?

— Это с какого хера? — изумился Тёма и перевел взгляд на Мара, — оффаем?

Мар покачал головой, прищурено глядя в экран, и спустя несколько секунд тихо и с раздражением произнес:

— Потому что это не самореги, блять… это угнанные акки и кто-то из владельцев обратился в суппорт платежного сервиса. Ион! — и внезапно что-то крайне зло сказал на румынском Иону, удивленно на него посмотревшего и ответившему с возражающей интонацией. Мар отрицательно повел головой, перерезая ему глотку взглядом и отчеканил, но будто отвесил оплеуху, — защиту заморозил, донать. И впредь проверяй не только валидность покупаемого софта, но верифицируемость, ты здесь не один работаешь.

Ион, сжав челюсть, глядя в экран, что-то ровно и негромко произнес на румынском. Мар, прикрыв глаза, протяжно выдохнув, явно контролируя себя от полной потери самообладания, вновь посмотрел в экран и ответил ему:

— Нет, нельзя. Я сказал, что ты здесь не один. Если ты не догнал что это значит, я поясню — коллективная ответственность, поэтому надо думать, что ты делаешь. Проверять покупаемый софт и теститься перед выходными не на отъебись. За тебя и твое легкомыслие нет желающих срок мотать, ясно?

Снова тишина. Я только сейчас осознала, что ладони вспотели, сердце колотится где-то в горле и я протравлена этой напряжённой тишиной, в которой прозвучали такие слова. И внезапно — чувство вымотанности. Утомления от этих качелей, когда я себя накручивала почти сутки, потом там, в соседней квартире, при раскрытии Марином своей биографии я только было уверовала, что все не так уж и плохо, затем, сидя здесь, возникло подозрение, что я весьма наивна. Только успокоилась и сейчас снова…

— Извини, — негромко произнес Ион, глядя в монитор и поправился. — Извините. Больше не повторится. Завершил.

— Чисто. Выходи. — Сквозь зубы выцедил Мар, глядя в экран.

Обстановку нельзя было назвать накаленной, но предгрозовой явно. Я наблюдала, как они завершают, негромко переговариваясь. Смотрела на Тёму, сосредоточенно, сверяясь с экранами, что-то быстро пишущему на листах. Смотрела на Мара, спокойного, проходящего от стола к столу, после одобрительного кивка которого выключалось оборудование и после недолгих манипуляций с телефонами вытаскивались и ломались симкарты.

Квартиру покидали не спеша. Кто-то, вроде бы Рома, предложил отметить «закрытие сезона», Мар, выключающий свои ноутбуки, ответил, что сегодня без него. Тёма, устало зевая и на ходу что-то дописывая, тоже отказался. Он покидал квартиру последним, что-то кратко спросил на корейском у упавшего рядом со мной на диван и прикрывшего глаза Мара. Тот невесело усмехнулся и отозвался отрицательно. Поймав задумчивый взгляд зеленых глаз я фыркнула приподнимая брови, а он слабо усмехнулся и махнул на прощание рукой.

Щелчок закрывшейся двери.

Вздохнув, села боком на диване, нагло закинув ноги на бедро Мара, откинувшего голову на спинку и прикрывшего глаза. Скользнув ладонью по моей босой стопе, видимо, заключив, что она холодна от прохлады работающих кондиционеров, уселся немного полубоком и, подняв край толстовки, прижал мои стопы к своему животу, по возможности максисмально оттянув полы толстовки, чтобы закрыть ноги. Снова качели, снова взлет вверх, когда чувствовала тепло его тела и смотрела в карий бархат с поволокой.

— Отмыв. — Иронично хмыкнула, отводя взгляд. — Думала, что…

Что-то смешное, хоть немного могущее рассеять будто оставшееся в атмосфере напряжение, придумать не удалось и я замолчала. Мар тоже, но не так долго, как мне хотелось бы. И качели логично полетели вниз после своего взлета, по мере его продолженного рассказа:

— Я остановился… да, на похоронах. После них переехал к родителям. Отец не одобрил моих планов, моей уверенности, что именно так все и будет тоже не понял, а я не понял почему он уверен, что после школы я поступаю в местный универ, на аграрный и почему цикл моей жизни теперь будет школа-ферма и почему все меня убеждают, что это я не прав, а не он. Потом экспертиза, тогда она делалась достаточно продолжительное количество времени, а мама неосторожно сообщила мне в этот период, что бабушкины часы, которые я положил ей в гроб в день похорон, не были с нею похоронены. Зачем мертвым антиквариат, когда его можно продать за неплохие деньги. И потратить их на покупку телят и отстройку коровника. И на подобное будут пущены средства от продажи квартиры дедушки бабушки и… да все, что перешло в наследство. Мама действительно считала это разумным. Все они. Только Марчел осторожно ее укорил во время обеда, когда она мне это рассказала. Марчел тут же получил от отца выговор. Не имеет он права матери замечание делать. — Я смотрела на него, глядящего в сторону и отрешенно рассказывающего о том, как в шестнадцать лет, по сути, он остался один. Рядом с чужими людьми. Чувствовала, как парадоксально, но сжимается сердце и вновь хочется отринуть все произошедшее. Все сильнее хочется, при звучании его лишенных эмоций слов, — мой новый порядок жизни совсем не способствовал качественной подготовке к поступлению в Сеульский университет. Постоянные конфликты с отцом, перманентный прессинг, отсутствие средств на репетиторов, случались даже такии глупость как сожженные учебники, перерезанные кабели компьютера. Отец почему-то думал, что в стране, входящей в мировую десятку по скорости и доступности интернета перерезанный провод это серьезная преграда, а взятый мной дополнительный школьный факультатив по информатике его не очень смущал, если я успевал совмещать это с помощью по дому… Разумеется, я провалился на вступительных. Набранных баллов не то чтобы на получения гранта не хватало, их не хватало даже для преодоления порога зачисления на коммерческой основе. Мой личный позор. — Прохладно фыркнул, качая головой. — Своим личным позором отец посчитал то, что я, привезенный им в Ясский универ и не вчитываясь в вопросы проставивший галочки абы где на вступительных тестированиях, тоже, какая неожиданность!.. не прошел порог зачисления на бюджет. Отец упорный, он меня на коммерцию запихнул. — Не знаю почему, но мне стало смешно, да Мар и сам прыснул, кратко взглянув на меня и снова отведя взгляд. — Я сообразил, что можно сделать. Изобразил покорное смирение и с миром был отпущен в общагу. Коррупция — распространенное явление не только в России, поэтому особых проблем с учебой у меня не возникало. Я упоминал о расколе движения в котором участвовал…

— И ты примкнул уже не к идейным, а к тем, которые использовали скиллы в киберкриминале. — Продолжила я, глядя на него, усмехнувшегося и едва заметно кивнувшего.

— Это сложно было назвать киберкриминалом, я так бы не рискнул в тот момент. Только мелкое мошенничество, подсмотренное в Рымнику-Вылче, но это приносило деньги, повлекшее душевное спокойствие у всех. Отец оттаял, довольный «сменой» моих приоритетов и моей «успешной» учебой, а я, проплачивая сессии, спокойно готовился к поступлению. У Дана был друг на одном факультете со мной, который по доброте душевно шепнул моему брату, как часто я посещаю универ и предположил, почему так хорошо закрываю сессии. По итогу, с общаги я съехал обратно к взбешенному отцу, все обвинения отрицал и ради того, чтобы он перестал быть моим надзирателем и снова позволил вернуться в общежитие, в личные приоритеты пришлось выводить его цели — снова забросить подготовку и делать вид как мне интересно учиться в Ясском универе, как я мечтаю стать аграрным инженером и, сука, фермером, — Мар рассмеялся, прикрыв ладонью глаза и, вероятно, я ненормальная, но я тоже гоготнула, ну не вязалось избранное отцом направление с его младшим сыном от слова совсем.

Аккуратно высвободив ноги, уселась по-турецки, поставив локоть на спинку дивана и подперев рукой голову. Мар недолго помолчал и, задумчиво глядя на меня, продолжил:

— Из-за этой всей ебанарии, я снова не прошел на грант, а денег, имеющихся у меня в тот момент, не хватило бы на коммерцию. — Сглотнул и взгляд потемнел. — Отец все-таки поверил моим спектаклям и я снова переехал в общагу. С другом Дана мы поговорили и пришли ко мнению, что отныне он не питает интереса к моей жизни, а если его будут спрашивать, он будет убедительно рассказывать, какой я примерный студент, — прохладная усмешка по губам, а у меня в памяти всплыл момент, когда Мар договаривался с Егором относительно того, что теперь будет моего соседа интересовать. Что-то подсказывало, что тон разговора Мара с другом Дана примерно таким же был. — Но время снова было упущено, его было катастрофически мало. Я готовился к очередным вступительным, однако, подстраховаться на случай коммерческого варианта было необходимо. Подстраховывался не зря. По гранту не прошел, но деньги у меня уже были. Вернул отцу часть, что он потратил на мое обучение и уехал в Корею.

Прохлада растеклась по моим венам, когда он медленно обводил взглядом помещение. Осматривал сервера, оборудование, смотрел на огни столицы за окном.

— В университете познакомился с Тёмой, которого с раннего детства насиловали тем, что он был лишенным голоса трофеем в вечном противостоянии матери и деда, уверенных, что точно знают как именно ему будет лучше, а отец, после развода с матерью, оставил все надежды не то чтобы участвовать в борьбе за победу где трофей переходил из рук в руки в зависимости от успеха противоборствующих сторон, он фактически и не производил попыток даже просто в это противостояние включиться. Итог не заставил себя долго ждать — в подростковом возрасте желанный трофей, которому всю душу вымотали, проявил характер и голос. Мама, наверное, из принципа не желая уступать деду, схватилась за голову, спихнула бесконтрольного Тёму папе, который его очень плохо знал и, выйдя замуж, умотала в Ниццу, иногда оттуда у него интересуясь как дела и как он живет. Отца Тёмы мало интересовало то, что в Питере Тёма, несмотря на свой образ жизни, вполне себе успешно учился в экономическом, потому что питал к этому интерес. Он предложил своему сыну сделку — Тёма поступает в Сеуле на международные отношения, а после окончания, если не заинтересуется и не захочет идти по стопам отца, то пусть занимается чем душе угодно. Разумеется, Тёма затраханный семейными взаимоотношениями, согласился. Мы с ним довольно скоро пришли ко мнению, что факультет выбрали не тот и интересует нас немного иное. Деньги не решают все, это абсолютная правда, но то, что они это один из столпов независимости сложно отрицать.

В темных глазах тяжесть, спокойная уверенность, непоколебимая убежденность. И в его голосе, низком, глубоком, несмотря на вновь отсутствующую эмоциональную окраску, присутствовали тени чего-то такого, что только понижало градус прохлады в моих сосудах:

— Для того, чтобы за короткое время поднять внушительные суммы, нужны не только стержень, скиллы и упорство, необходимы еще изобретательность и творческое мышление. Эта сфера такая… всякая новая тема быстро устаревает, соответственно, доход прогрессивно падает. Ты знаешь, что такое скам?

Отозвалась отрицательно и Мар слабо усмехнулся, все так же глядя на огни ночного города.

— Это вид интернет-мошенничества сопряженного с социальной инженерией. Фактически, скам подразумевает аферы с людьми, посредством взаимодействия с которыми уводятся их деньги. Видов скама очень много, самый распространенный и избитый пример — звонки, якобы, с банков, когда скамеры, прикидываясь сотрудниками, просят человека сообщить данные. Схем много, на самом деле, и в большинстве своем это малоприбыльное предприятие, поскольку сценарии просты, быстро становятся известными и на них ведутся не так много людей, как было изначально. Чтобы тема была прибыльной и долгоиграющей, она должна быть сложной. — Прервался, неслышно глубоко вздохнул и перевел взгляд на меня, — я разработчик мануала для скама на платформах объявлений, основатель пирамиды скамеров, админ и куратор одной из самых мощных на сегодняшний день скам-команд. Принцип работы такой — на интернет-сервисах, где размещаются всевозможные объявления, создается липовое объявление о продаже любого, желательно недорогого и ходового товара в привлекательном для покупателя диапазоне цены. Заинтересовавшегося покупателя скамер-продавец любыми способами уговаривает на доставку через сервис оплаты. Когда он соглашается, присылают жертве поддельную ссылку на страницу оплаты, домен схож с оригинальным, поэтому фальшивку заметить трудно. Жертва вводит данные карты на поддельной странице и прощается с деньгами. Есть еще одна похожая схема, когда уже покупатель мошенник. Продавцу отправляют поддельную ссылку, на странице которой написано, что покупатель внес предоплату, и чтобы ее забрать продавцу нужности ввести данные своей карты. Догадываешься, что происходит после ввода? — я промолчала, а он усмехнулся. — Мы работаем по обеим схемам, вернее, есть еще вариации, но эти две основные. Если быть еще точнее: я руковожу группой, работающей по этим схемам, разрабатываю мануалы, софт, администрирую и инструктирую первую категорию — тэсов — топик стартеров. Они следят за софтом, отслеживают работу и осуществляют набор второй группы — так называемые воркеры. Это те самые, кто создают объявления о несуществующем товаре и обрабатывают жертву пока она не оплатит товар на поддельных страницах платежного сервиса. Задача у воркеров одна — как можно больше людей обмануть на большие суммы. Они получают процент с каждой удачной сделки, профит с нее делится также между куратором, тэсами и саппортами. Саппорты это третья категория, они помогают новичкам-воркерам, позванивают их жертв при необходимости, либо обрабатывают их, если у воркера возникли трудности. В целом контролируют их рабочий процесс. У меня сейчас около семисот человек в группе, в день зарабатывающих в среднем от пяти до двадцати трех тысяч, это усредненная статистика, иногда меньше, иногда гораздо больше. Основное то, что с каждого своего залета, то есть удачного скама — мошеннической сделки, они отчисляют процент с заработка за обеспечение технической стороны наеба. Мой профит от ста миллионов в месяц, который надо легализовать. Как мы это делаем ты видела. Я ответственен за техническую сторону, Артем непосредственно за деньги, их ход. В отмыве. Сейчас мы отмыли через донаты подконтрольным стримерам последнюю часть из ста тринадцати миллионов, которые я заработал в этом месяце. Летом всегда больше, осенью и зимой работу притормаживаем — сложно легализовать, сложно контролировать, оставляем большую часть отстаиваться на весну-лето. Мы отмываем каждые выходные, чтобы не было палевно. Стрим в выходные нормальное явление, как и донаты, не особо щедрые, не привлекающие внимание, когда они разбросаны на десятки стримеров, каждую группу которых мы контролируем. Они тоже получают оговоренный процент с того, что им падает от нас, а оставшуюся часть суммы отчисляют в фонды. Занимающиеся инвестицией ай-ти проектов и компаний. Например таких, как наша с Тёмой фирма-разработчик. Разумеется, эти фонды контролируются ребятами с особым цветом корочек, ибо к тем кто без согласования работает по РУ… недолго такие люди работают. Благодаря Артему, его связям и организации юрлица скоро все это перейдет на новый уровень, интересный тем, что несмотря на бешенный процент который мы все так же будет отчислять ребятам из федеральной безопасности, это будут полностью легальные деньги. Однако, верить никому нельзя, особенно правовой системе Российской Федерации, тут вроде бы все понятно, согласовано и уговорено, но завтра кто-то с кем-то конфликнет и полетят головы с плеч. Поэтому, несмотря на прекрасные отношения с федеральной безопасностью, достигнутые в большинстве своем благодаря дедушке Артема, мы еще стараемся поддерживать отношения с такими как Сергей и Степан. Они из отдела К, занимающегося расследованием финансовых преступлений в киберсфере. Мы с ними очень дружим, а они никак не поймут почему именно, просто бухая, жируя и трахая баб за наш счет, думая, что мы просто щедрые глупые золотые мальчики, которым понтово с ними общаться. А все проще на самом деле проще — мы просто осторожны, они следят за нами, мы за ними. Всеми.

Пронзило. Задержала дыхание, пораженно вглядываясь в его лицо и вспоминая день рождения Лёхи. В тот вечер я приехала в пирожковую Некрашевича и странный разговор в отдельном кабинете сейчас заиграл новыми красками. И насколько же цинично, ужасающе цинично сейчас выглядел тот разговор, когда перед ними сидел один из тех, кого они найти не могут, сетуя, что даже если и поймают, то вменить преступление сложно, ведь «по ущербу может не пройти» — так сказала вроде бы Сергей. Или Степан. Это не важно, потому что я поняла, почему Мар сказал «липовое объявление о продаже любого, желательно недорогого и ходового товара в привлекательном для покупателя диапазоне цены».

В сердцебиение обрыв. Когда и без того подернутая сеткой трещин надежда, стала осыпаться под натиском неоспоримых фактов — я не знаю этого человека передо мной. У него вроде бы сохранена критика своего поведения, он осознает, чем он занимается, но не осознает главного…

Я всматривалась в его лицо не понимая, как вообще такое возможно.

— Я не поеду с тобой, — мой голос внезапно глух и его будто резанул острозаточенным лезвием.

Мар посмотрел на меня с секундной растерянностью, а потом между немного нахмурившихся бровей пролегла морщина.

— Я тебе рассказал, чтобы ты была уверена во мне, — внимательно наблюдая за моей мимикой, вкрадчиво начал он, — я не занимаюсь наркотой и подобной грязью. Всё это, — он, не отводя взгляд от моих глаз, повел подбородком в сторону пустующих столов, — разумеется, не очень законно, однако, Маркелов, имеющий некоторые связи и в общих чертах приблизительно понявший, чем мы занимаемся… одна из причин, почему несмотря на протекцию особой плеяды, мы им не доверяем, они сдают информацию, — полухищная улыбка тронула губы. И черты. Вроде бы знакомые, но оказалось, совершенно неизвестного мен человека, — я рассказал и показал, потому что эта псина нагнетала тогда, у салона.

— Не нагнетала, — возразила я, с усмешкой глядя на него, вопросительно приподнимающего бровь все так же не отводя взгляда от меня, пытающейся собрать хаос мыслей воедино и подавить желание расхохотаться. С неистовой болью и бесконечным разочарованием, от которого еще больнее, потому что он не понимал, насколько заблуждается, совершенно не понимал и не готов был принимать. Сглотнув, с неверием глядя на него, произнесла, — ты какой реакции ждал вообще, Мар? Ты мне говоришь о том, что ты наебываешь, обманываешь, воруешь, отнимаешь. И ставишь это на поток, инициируешь распространение, наращиваешь масштаб. Имея бешеные бабки, которыми можно хоть каждый день годовую стоимость учебы в универе оплачивать, имея дорогие квартиры, тачки, уже запущенный и развивающийся легальный бизнес… ты с какой целью наеб на поток ставишь? Вот с какой целью ты продолжаешь этим заниматься? Ты понимаешь, что ты зависим от таких денег, добываемых таким путем? Ты так же зависим от них как любой нарик от наркоты, ты этого не понимаешь?

— Херню не неси, — пришиб тяжелым взглядом и внутри окончательно, с оглушающим звоном рухнула безумно наивная, но все еще живущая надежда. С треском и режущими нутро осколками.

— Мар! — снова рассмеялась, глядя на него во все глаза, — ответь мне, в чем цель продолжать и развивать свою наебательскую деятельность, когда у тебя есть всё? Когда у тебя активно развивается легальный бизнес? В чем, блядь, твоя мотивация, кроме как зависимости от бабок. Именно таких бабок, добываемых именно так! Да это грязнее чем финансовые пирамиды, туда несут добровольно дебилы всякие, а здесь права выбора нет. Вы же выставляете ходовой товар, не недвижимость, не тачки, не что-то дорогое, потому что за такой наеб могут быть проблемы, а вот за ваш, когда какая-нибудь доверчивая тетка из-под Воронежа продающая на том же самом авито какую-нибудь хуйню вроде поношенных галош едва ли пойдет заяву в ментовку катать, когда у нее твои гаврики спиздят пару-тройку косарей с карты. На то и расчет, верно? И таких уродов у тебя семьсот человек, обрабатывающих по несколько таких теток в день. Вы отнимаете, обманываете, воруете, не даете права выбора, сечешь, в чем разница между вами и организаторами наебаловок вроде финансовых пирамид? И я бы поняла, Мар, я бы так не реагировала, если бы это было пару-тройку раз, я тебе клянусь чем хочешь, что я бы даже приняла все это при фактах твоей биографии, когда тебя твой дебил отец гнобил и не давал вырваться, но сейчас, когда у тебя есть все… у тебя семьсот человек… доход свыше ста мультов в месяц… И ты не собираешься отстанавливаться, ты собираешься усовершенствовать грабеж и ставить его на поток. Сука, от ста лимонов!.. тебе куда это бабло?!

— Блядь, это же не чисто моя прибыль! — сквозь зубы выцедил он и я от шока утратила дар речи. — Ты думала парни тут по чисто из приятельских соображений? Все зарабат…

— Ты вообще ебнутый, что ли? — ахнула я, чувствуя колющие, неприятно цепляющиеся о одежду мурашки, пробежавшиеся по спине. — Ты вообще слышишь, о чем я тебе говорю? Окей, давай с другой стороны зайдем! Ответь мне, будь твой дедушка жив и знай он обо всем, что ты сейчас творишь, он бы одобрил это? — а он молчал, и в поволоке потемневших глаз дымка пожарища, явно сжирающего его изнутри, когда я мрачно усмехнулась, покивав. — Не одобрил бы. Ты пиздец какой лицемер, Марин, просто пиздец полный… Ты на дне рождения Лёхи распинался о том, что инструмент не должен быть оружием, говорил о подмене понятий, когда есть излишество, а сейчас заявляешь, типа, ну да, я наебываю в безумном масштабе, ну и что, это же не наркота, а зачем мне все это надо — вопрос десятый. Социальная инженерия… охуеть! А я-то думала, вот мне как повезло, у меня мужик разговаривать и договариваться умеет и даже вовремя останавливаться. Да, умеет. Манипулировать он умеет, и других этому обучает. Когда ты Лёху и Димку свел так, что они лучшими друзьями стали, и… — задохнулась, впервые отведя взгляд, потому что больно стало от обрушившихся воспоминаний и понимания, насколько ошибочны были мои тогда зарождающиеся представления о Маре, — и по итогу Лёха Димке жизнь спас… я не могу загадывать, как там могло закончится, если бы они тогда еще враждовали, а рядом с Димкой не было такого человека, чтобы за ним… не имею никакого права вообще предполагать, но это… это, Мар, было твоим инструментом, которое ты превратил в оружие, а ты сидел там и осуждал подобных себе. Поэтому ты самый лицемерный человек, которого я встречала, для которого первостепенно бабло, и похуй, что это, по меньшей мере, аморально прежде всего для тебя, всего такого принципиального!

Для него хлеще пощечины, сжал челюсть так, что желваки заходили. В глазах ярость, в обманчиво спокойный интонациях и фальшивой улыбке бешенство, когда начал:

— Такое странно слышать от…

Оборвал себя. Закрыл глаза, темные ресницы дрожат, видимо, так же как оковы на самообладании. А я, рассмеявшись, качая головой, вглядываясь в это чужое лицо, произнесла:

— Ну же, давай, договаривай, — подождала пару секунд, но челюсть он так и не расцепил, прищурено глядя в сторону. Пришлось договаривать самой, — такое странно слышать от проститутки, да. — Он протяжно выдохнул и тверже сжал челюсть, а я, насмешливо фыркнув, возразила, — нет, не странно, Мар. Проституция это одна из самых честных сфер бизнеса, если не самая. Никто ничего не крадет, никого не обманывает. Есть прайс, клиент получил услугу, он ее оплатил и все расходятся миром. Хочешь что-то получить — заплати, прайс тебе обозначили. Не хочешь — до свидания. Понимаешь? Все добровольно. Никто никого не вынуждает, не заставляет, не обманывает, не обкрадывает. Есть услуги и есть клиенты. А вот этот твое — это наеб. Когда вы вводите человека в заблуждение и отнимаете его деньги. Здесь нет выбора, вы вынуждаете. Обманываете, воруете. Это хуже проституции, дорогой. Это рука об руку с политикой там работа по тому же принципу — наеби, забери все и не отдавай ничего.

— Но ты же с представителем политики жила… — послушно и опрометчиво подался на провокацию он, хлестанув по покивавшей мне раздраженным взглядом.

Провал на тестинге, не так уж ты и хорош в социальной инженерии, господин Гросу.

— Жила, — охотно подтвердила я, — только у тебя снова подмена понятий. Ты же явно выяснил, чем Рэм занимается. Гроссмейстер. Сам он нихуя ничего не делает, у него есть загон баранов, которые на бартерной основе ему деньжата отваливают за то, чтобы он свел их с желательными людьми. Есть полубизнесмены, которые считают его вестником оптимизма и платят ему, чтобы он сливал вовремя интересующую инфу из околоправительственных кругов, но это нечасто и только если Маркелов уверен, что ему это никак не аукнется. У него есть загон марионеточных клоунов, развлекающих публику на политтрибуне, с хайпа он денег состригать умеет не хуже Ульки моей. У него есть подкормленные шавки, которые по его команде кому-то надоедают, ему отваливают бабла, и он делает вид что договорился, на самом деле дав воспитательного пинка своей шавке и вновь посадив ее на цепь. Чуешь разницу между собой и ним? Он не тетку из Воронежа обкрадывает, снимая у нее, может быть последние два косаря с карты. Вообще, если совсем уж честно, то мы с ним оба шлюхи, на том и сошлись, наверное. Только я, прости за откровение, пиздой торговала, а он своей беспринципной гибкостью и умением вовремя поставить раком дебилов с деньгами ради других дебилов с еще большими деньгами. Беспринципность она разная бывает, Марин. — На твоей стороне сейчас деньги, сила покровительствующей власти, коррупция. Система сгнила насквозь и такие как ты думают, что вы избранные, вы под защитой, вы ведь самые умные и незаменимые, а факт в том, что всегда приходят новые. Ты же говоришь, что у тебя одна из самых мощных скам-команд. Во множественном числе, значит, таких как ты немало. Завтра заблистает на сцене очередной самородок, готовый за копейки ебашить… о, еще момент в памяти всплыл. Помнишь наше первое псевдосвидание в трактире Некрашевича, которое закончилась еблей в туалете? — улыбнулась, с отдаленно садистским удовольствием наблюдая иронию в сплетении со злостью в обжигающем карем бархате. Эка как сильно мы правду не любим, оказывается… — я пришла, когда вы с Темой трещали с интересными и самого серьезного вида дядечками. Тёма потом все переживал, что много вы им процентов башляете. Так вот, с такого все и начинается. Вы в себя верите очень, за всеми вы следите, и вообще самые умные и мощные, а вскоре появятся на горизонте такие же умные, с голодными глазами и готовые пахать за копейки, понимаешь, чем все обернется? Поучись у Рэма, Мар, он всегда в тени, и вот тогда ты незаменим.

Секунда и второй его ожидаемый провал — самообладание все-таки утратил. Я заблуждалась, когда думала, что я к этому готова. Когда намеренно добавляла выверенный сарказм в интонации, говорила с прохладной иронией, ударяя по болевым точкам. По болевой точке. Чтобы вывести в бешенство, когда он перестанет контролировать и фильтровать то, что говорит. Прокол с осуждением проститутки был первым этапом, подготовительным ко второму, и я действительно была уверена, что готова. Однако… глядя на лицо, такое знакомое, глядя в глаза в которых растворялась, видя как все это искажается, уродуется яростью, балансирующей на тончайшей грани с ненавистью, внутри все содрогнулось. Сжалось и истошно завопило остановиться и остановить. Необдуманно, на защитном рефлексе, все еще оберегающем запятнанные кровью нутра осколки надежды. Дурная бабская натура… Взятая в тиски. Когда прямо смотрела в глаза, в которых отчетливо, обжигающе светилось «ты предала меня». Смотрела, ощущая как холодны руки на моих коленях, усилием удерживаемые от дрожи, когда внутри отпечатывалось то, что неистовством полыхало в глазах и Мар как-то очень по звериному оскалившись хлестнул:

— Может быть, если у тебя такие мысли о бывшем, то ты сама себе врешь, Соня? Первые проблемы — к нему. Заглотила факт его гнилого поступка, когда он прислал мне видео как вы в машине тискались и мне в глаза сидела и как равнодушная, наигравшаяся сука говорила, мол, ну да, ну было, ну сосались. Меня тогда это еще поразило… вот так, в один щелчок пальцев, так просто говорить. Так просто врать… а потом ты на мне висла, умоляя ничего ему не делать. Уж не потому ли, что не хотелось… — понизил голос и ударил словом, — чтобы твоему любимому бывшему мужу счет предъявили за его шакалье поведение? И все твои заходы с вопросами издалека об итогах этой ситуации… интересная ситуация складывается, ты мне постоянно врала, а мудак все равно оказался я и мне бы у твоего Маркелова еще и поучиться надо. Я вообще сейчас не уверен, что тогда, у тебя в квартире, когда ты на мне висла в любви признаваясь, ты снова говорила правду. Ты же постоянно лжешь. И часто получается, чтобы выгородить его. И вот докажи мне, докажи, Сонь, что тогда, когда этот урод у салона мне ультиматум двигал… вы же тогда рядом стояли, хуй знает о чем говорили пока мы не приехали, может быть, ностальгия твоя любимая накатила, и все это… это снова ложь, повод меня бросить и с чистой совестью побежать к нему. Ну так ты скажи прямо, хули ты мне тут нотации читаешь?..

Смотрела в его глаза, приподняв уголок губ. Не пытаясь проглотить ни комок в горле, не подавить шум крови в ушах. Пытаясь подавить единственное желание ринуться к нему, чтобы ударить. Наотмашь. Со всей силы, которая сейчас сворачивала внутренности. Душу. Я впервые поняла, что значит выражение «душа болит». Состояние, когда хочется закричать, убежать, спрятаться и со всей пугающей ясностью понимаешь — не поможет и еще не скоро спадет тошнотворная яркость боли, потому что вот этот взгляд, которым на тебя сейчас смотрят, он еще очень долго будет питать боль, будет бередить порезы эхом слов, в которых он уверен, потому что взгляд… почти презрение. А он не понимает, чего ради это все…

Вдох. Глоток. Выдох. Усилием заслон на ощущениях, потому что либо сейчас, либо никогда…

— Если бы этот твой бред был бы реален, — утомленно прикрыла глаза, — я бы была в курсе того, чем он тебя шантажировал, Мар. Ты требуешь от меня не лгать, ты постоянно меня обвиняешь во лжи, а сам?.. — посмотрела на него, приподнявшего бровь, а в глазах снова эта же выражение. — Ты ведь только сейчас мне рассказал все… и все равно не полностью. Чем ты его шантажировал, что Рэм только околонамеками обошелся? Ну же, мы же с тобой начистоту, давай уж до конца.

— И вот оно подтверждение, — в глазах неверие и уже окончательно утверждаемое презрение. Полосующее воющее нутро. — Рэм-Рэм-Рэм… у нас с тобой проблемы сейчас, а у тебя мысли о бывшем?.. Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Что ты говоришь? Я же тебе душу всю открыл, сука… я же тебе такие вещи рассказал, о которых вообще никто не знает… — его кожа болезненно бледна, выдох неровный, и у меня в голове стучит только одно «нельзя реветь, не сейчас!», — ты мне в очередной раз плюнула в душу и снова о бывшем… Ебать, блять… — качая головой, тихо хрипло рассмеялся, взгляд вообще нехарактеризуем, просто полосует сильнее. А я сижу и смотрю, сдерживаясь из последних сил.

Не скажет. Он не расскажет про это, ясно как день. Отвела взгляд, закусывая губы до боли, будто она могла перекрыть ад внутри… И вроде все понятно — он не понимает и не принимает то, почему я считаю его деятельность неприемлемой. Не понимает и не хочет понимать, что он зависим, что он наебывает прежде всего самого себя. Он разочаровал, умом я понимаю, что здесь снова нужно выбирать себя, только на этот раз это сделатьоказалось гораздо болезненнее, как и сосредотачиваться на мысли, что всегда нужно выбирать себя, ибо нихера хорошего не выйдет, когда выбираешь мужика, да еще и заблудившегося в собственной философии.

— Ты мне показал, — кивнула, окидывая взглядом пустые столы. — Рассказал. Я выбор сделала. Не надо было предоставлять это право, если тебе так претит исход, это не очень умно. — Поднялась на неожиданно слабые ноги, а в голове головокружение, будто пьяная. Опьянеть можно и от эмоций, вот что я сегодня еще узнала, помимо значения выражения «душа болит». Узнала… Ощутила. Боковым зрением увидела как тоже встал, и бросила, — ты прав, наверное, по Рэму еще не отболело. Его номер я наизусть знаю, твой нет, тоже показатель. И если сейчас посмеешь вынудить остаться… я не твоя вещь, и я уже научена.

И ментальный контрольный выстрел в голову от его негромкого, равнодушного:

— Да и не думал. Катись.

Обуваясь на пороге, держалась одной рукой за стену. Штармило. Слезы все-таки полились, но открыв, своей ровной интонацией могла гордиться, громко сказав:

— Сил на сведение тату.

— Спасибо. — Так же ровно отозвался откуда-то из глубины квартиры. И добавил, — за эти полтора месяца

Шах.

Бить до слома можно не только физически, но и вот так…

— Радует, что у тебя останутся такие впечатления. Ибо я только зря время потеряла.

И мат.

Я для него, не принявшая его правды, не меньшее разочарование, чем он для меня, заблудившийся в самообмане. Так что… пусть будет ничья.

Хата-хакерский-склад напротив незаперта. Подхватила рюкзак. Включила геолокацию на телефоне, надеясь, что правильно определит адрес. Вызов такси до ближайшего отеля.

В темном салоне никаких мыслей, когда искала ближайший рейс домой. На это раз повезло, вылет буквально через три часа. Смена маршрута на аэропорт.

Ожидание рейса в аэропорту, невкусный кофе на губах и бессмысленный взгляд в окно, в голове трясина, внутри дыра. Это такое странное ощущение, когда ты будто куда-то провалился, будто в другую реальность, вокруг вроде бы жизнь, а ты словно со стороны на все смотришь… безучастно. Безжизненно. Хотя внутри еще слышен скрежет перемалываемых осколков, оседающих колющей стеклянной крошкой на еще кровоточащих ранах.

Я не солгала — я действительно знала номер Рэма наизусть. Мы не один год вместе были, мне пришлось выучить. Вставала с кресла, когда объявили посадку, слушая гудки в мобильном и как только они прервались, тихо произнесла:

— Привет.

— Как ты?.. — спросонья у него немного хриплый голос, но в глубоких переменчивых интонациях отчетливо беспокойство

— Хуево, Рэм. — Искренне признала я, подавив истеричный смешок. — Ты с Викой…

— Расстались, разумеется. — Мягко перебил. Помолчал и тяжело вздохнул, — Софи, я… в ближайшее время тот пост Вики снесут. Извини меня, я не ожидал подобного и…

— Я через час прилетаю, ты сможешь меня встретить?

— Конечно. — Секундная пауза и спокойная уверенность в голосе. Успокаивающая.

— Рэм, ты заберешь меня д… — голос дрогнул и погас. Прокашлявшись, тихо закончила, — домой?..

— Я люблю тебя, Софи. Конечно, мы поедем домой.

Глядя в свое отражение в иллюминаторе, беззвучно усмехнулась. Красиво и победно.

Холодно и мертво.