Дакота закончила свой последний год в старшей школе, и мы наслаждались ленивым майским днём. Мы припарковались возле молочной фермы в городе, она сидела, подняв загорелые ноги на пыльную приборную доску и слизывала шоколадное мороженое с красной пластиковой ложки. Прикончив последний кусочек, засунула руку в свой выцветший розовый рюкзак и вытащила крахмально-белый конверт с напечатанным ярко-синими буквами обратным адресом Кентуккийского университета.
— Посмотри, что сегодня мне пришло, — сказала она нараспев. — Мне хотелось открыть его вместе с тобой.
Я повернулся к ней, пристально наблюдая, как Дакота глубоко и медленно вздохнула и разорвала белую бумагу. Она вытащила письмо, и моё сердце замерло, когда я увидел, что её глаза остекленели, как только она его прочитала. Я приготовился уже выразить сожаление и сказать несколько ободряющих слов, пока она, наконец, не заговорила:
— Меня приняли.
— Что? — мне бы радоваться за неё. Хотя, так и было. Но её слова были выстрелом в наше будущее, предопределив нашу судьбу, по крайней мере, на обозримое будущее.
— Бо, они дают мне полную академическую стипендию, — она вытерла мокрые глаза и, широко улыбаясь, прижала письмо к сердцу.
Я повернулся и поцеловал её в губы, пробуя слёзы счастья, которые текли по её щекам и падали на красивые губы Дакоты. Прохладный и солёный, этот вкус я так никогда и не смог забыть.
— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спросила она, глядя на меня так, словно ей нужно было моё разрешение не упустить самое лучшее, что с ней когда-либо случалось.
— Понимаю, — ответил я. — Это значит, что у нас есть только лето.
— Хочу провести с тобой каждый день, — сказала она. — До самого конца. До того дня, когда я уеду.
Я кивнул. Все отношения были рискованным делом, но ставить точку на лучшем, что когда-либо со мной случалось, было так больно.
— Рад за тебя, Кота. Правда.
Я взглянул в нежные голубые глаза, в которые опасно влюбился за последние несколько лет, никогда не забывая, как впервые увидел её в школе. Кто-то из детей-инвалидов рассыпал содержимое своего рюкзака по всему полу коридора, где оживлённо сновали ученики. Она была единственной, кто оказался достаточно добр, чтобы прерваться от своих дел и помочь растерявшемуся и смущённому парнишке.
В следующий раз я заметил её на следующей неделе, когда проходил мимо класса. Она сидела в первом ряду, покусывая резинку жёлтого карандаша, и внимательно слушала, как учитель бубнил о шекспировском Гамлете.
Но через неделю я впервые увидел её улыбку, когда она смеялась над чем-то со своей подругой, и пропал. У неё была улыбка, которая осветила всё её лицо и заставила моё сердце пропустить удар. Я совершил ошибку новичка, сказав своему лучшему другу, что она горячая штучка, и в истинно школьной манере он нарочно толкнул меня на неё в коридоре.
— Рядом с университетом есть общественный колледж, — сказала Дакота. — Может быть, когда-нибудь ты захочешь об этом подумать?
Я покачал головой. Мы оба знали, что учебные дисциплины никогда не были моей сильной стороной, и в семье всегда было ясно, что когда-нибудь ферма станет моей. Я был на два года старше Дакоты, и решение остаться после школы в Дарлингтоне далось очень легко. У меня была хорошая работа и красивая девушка, которая сделала желание уехать почти невозможным.
— Мы можем, если хочешь, попробовать поддерживать отношения на расстоянии. Это всего в паре часов отсюда. Большое расстояние может быть не так уж плохо? — она пожала плечами, её глаза ждали моего ответа, как будто она хотела, чтобы я принял решение за неё. Дакота была хорошенькой девушкой, которая расцвела и стала ошеломляюще красива, и мысль о том, что она этой осенью вскружит головы всем парням в кампусе, заставила мою кровь мгновенно вскипеть. Я не мог оставаться дома в Дарлингтоне, работать на ферме отца и постоянно задаваться вопросом, приглашают ли её на каждом шагу на свидания парни из братства, у которых на уме только одно.
— Ты же понимаешь, что к Рождеству наши отношения потерпят полный крах, — сказал я, выдав виноватую ухмылку. — Мы просто должны поставить всё на паузу.
Дакота наклонилась ко мне и снова прижалась своими медово-сладкими губами к моим. Она была так взволнована из-за письма, что я сомневался в её способности полностью оценить, что это будет один из наших последних беззаботных поцелуев.
— Что ты собираешься делать, пока меня не будет?
Я сжал губы, глядя поверх приборной доски.
— Играть музыку и работать на ферме. То, что я всегда делал. Этим летом я получил несколько приглашений выступить на окружных ярмарках. Кто знает, может, из этого что-нибудь выйдет.
— Поедем со мной, — сказала она, её глаза блестели и в то же время были полны страха. — Не думаю, что смогу сделать это в одиночку. Без тебя.
— Не говори так, — покачал я головой. — Ты получила полную стипендию, Дакота. Ты всего добьёшься и уберёшься к чёрту из Дарлингтона, как всегда и хотела. А я буду ждать здесь, когда ты вернёшься.
Её семья была не такой уж замечательной, и дети в школе не всегда относились к ней хорошо из-за того, что она жила в трейлере и носила потерявшую свой вид старую одежду, которая половину времени едва была ей впору. Но, чёрт побери, если она не стала самой красивой, умной и доброй девушкой во всём Дарлингтоне. Я знал, что она многого добьётся в жизни, и будь я проклят, если у меня даже возникнет мысль её удержать. Дакота не могла не быть целеустремленной, умной и амбициозной, как Айви не могла не быть чертовски оптимистичной.
Нельзя было допустить, чтобы Дакота когда-нибудь обиделась на меня за то, что я испортил её будущее или попросил отказаться от её надежд и мечтаний, потому что мы слишком испугались расставания на несколько лет.
В тот день я поцеловал её с пылом солдата, отправляющегося на войну, стараясь сохранить в памяти её вкус и запах, и то, как её нежная щека ощущалась под моей ладонью.
Она отстранилась, её глаза остекленели, и она прикусила нижнюю губу, как делала всегда, когда застывала, о чём-то думая.
— Ты в порядке? — Я убрал прядь волос с её лица и заправил за ухо.
— Мне страшно, Бо, — вздохнула она, опустив глаза на обивку сиденья. Захватила пальцами выбившуюся прядь и попыталась её пригладить. — Я не могу представить свою жизнь без тебя. Ты уверен, что не сможешь со мной поехать?
— Детка, всё будет хорошо, — заверил я её. — Я не могу оставить отца без помощи. И тебе не нужно, чтобы я отвлекал тебя от учёбы.
Она подняла на меня глаза, и её губы на долю секунды задрожали.
— Мы же будем говорить по телефону каждый вечер?
— Можешь звонить мне сколько угодно, — засмеялся я. — Но у меня такое чувство, что ты будешь так занята, что через неделю обо мне забудешь.
Она придвинулась ближе, взяла меня под руку и прижалась щекой к моему плечу. Я мог бы поклясться, что почувствовал её дыхание.
— Только не ищи мне замену, — поддразнил я, хотя на самом деле это не было шуткой. Мысль о том, что она будет смотреть на другого мужчину так же, как на меня, скрутила мои внутренности, и только от одной лишь мысли, что другой мужчина прикоснётся к ней так же, как я прикасаюсь к ней, моя кровь закипела с неудержимой яростью. Я прижался губами к её лбу, целуя и клеймя одновременно.
— Не существует человека, который мог бы тебя заменить. Ты же знаешь.
— Мы снова будем вместе, — пообещал я ей. — Когда придёт время.