— Сюда, мистер Мэйсон, — бойкая, недавно окончившая колледж девушка с планшетом и наушниками провела меня по длинному коридору в гримёрную с моим именем на двери. — Парикмахер и стилист уже в пути, и кто-то скоро подойдёт и прикрепит микрофон.
Я кивнул в знак благодарности и занял место у освещённого туалетного столика, поскольку всё моё пространство заполнила команда, состоящая из мужчин и женщин с бейджиками «MBC».
— Бо, — раздался из дверей мужской голос. Взглянув в зеркало, я увидел отражение мужчины с тёмными, подёрнутыми сединой волосами и стальными голубыми глазами. Одетый в тёмно-синий костюм с красным галстуком, он, стиснув зубы, выдавил натянутую улыбку. — Я Харрисон Биссетт. Я продюсирую это интервью.
Он подошёл ко мне, протянув руку, и когда я обменялся с ним рукопожатием, он выжал ад из моей руки.
— Приятно, наконец, познакомиться, — солгал я.
— Взаимно, — похоже, и он солгал.
— Мы готовы? — Дакота появилась сразу же за Харрисоном, её глаза с тревогой метались между нашими лицами.
Вошёл сотрудник, просунул мне под рубашку длинный провод и прикрепил к воротнику крошечный микрофон, после чего все мы потопали, словно стадо бешено мчащихся коров, по длинному коридору к студии. Обстановка напоминала гостиную, прожектор освещал два мягких кресла и стол, на котором стояли две кофейные кружки с водой.
Дакота села, глядя на лежащие у неё на коленях записи, а молодая женщина, попудрив ей нос, поспешила прочь. Если Дакота и нервничала из-за большого интервью, то хорошо это скрывала.
— Снимаем? — раздался голос из-за двух камер. Все были одеты в чёрное. Режиссёр. Оператор. Остальная часть команды. Все они слились с тёмным фоном, и я видел только её одну.
Боже, она была как никогда прекрасна. Полностью в своей стихии и на своём месте, она сидела, скрестив стройные ноги, и потом подняла глаза, встретившись со мной взглядом.
— Бо Мэйсон, — произнесла она голосом со своим совершенным среднезападным акцентом, который будто звучал изнутри. — В тридцать лет бросает свою успешную карьеру исполнителя кантри. Что подтолкнуло тебя к принятию такого решения?
— Пришло время, — сказал я, откинувшись на спинку стула. — Пришло время остепениться. Пора начинать жить. Жизнь в постоянных разъездах очень тяжела.
— Давай поговорим о гастрольной жизни.
Я поскрёб подбородок, пытаясь придумать способ объяснить, насколько дерьмовыми и тёмными были те годы, не оскорбляя моих фанатов. После короткого утреннего телефонного разговора с моим представителем по связям с общественностью, я получил список ответов с просьбой говорить моим поклонникам только то, что они хотели бы услышать.
— Жизнь во время турне была весёлой, но и немного одинокой. После того, как стихал рёв толпы, и все расходились по домам, оставались только я, моя гитара и крошечная спальня в задней части гастрольного автобуса. Это давало много времени на раздумья.
Дакота взглянула на свои записи и поёрзала на стуле.
— За последние десять лет ты продал более ста миллионов альбомов. Наверное, это для тебя немного сюрреалистично.
— Да, — сказал я. — Большую часть времени я не чувствую, что заслуживаю успеха, который преследовал меня по всему миру, но этого нельзя отрицать. Теперь успех - часть меня.
Она перечислила ещё несколько статистических данных и назвала некоторые из моих платиновых песен, а затем, переложив ногу, подалась ко мне.
— Что делает человек, добившийся такого успеха, о котором даже не мечтал, когда он достигает вершины? Что ты собираешься делать дальше?
— Хочется думать, что я буду медленно возвращаться к нормальной жизни. Я планирую писать песни и уйти на второй план. Моё сердце – мой компас, — я приложил руку к груди, — и он ведёт меня назад домой, в Дарлингтон. Меня ждёт спокойная жизнь.
— Через неделю состоится твоё последнее выступление. В Медисон-сквер-гарден, — продолжила она с нарочито весёлой журналистской интонацией. — Билеты на это шоу были распроданы за семь минут.
— Да уж, я определённо чувствую из-за этого сильное волнение. Но это будет хорошее шоу. Обещаю своим поклонникам. Они этого не забудут. А для тех, у кого не получится присутствовать, шоу можно будет посмотреть в прямом эфире по телевидению в формате платных трансляций.
— Ты известен тем, что очень скрытен, когда дело касается твоей личной жизни, — сказала она. — Чем ты можешь поделиться со зрителями, чего они о тебе ещё не знают?
— Я простой человек, — ответил я, улыбнувшись одним уголком рта. — Ничего особенного, кроме всякой чепухи, усердия и решительного характера. Но, если однажды я что-то решил, то уже ничего не изменить.
— Это касается твоего ухода? — сдержанно улыбнулась она. Что-то в её интервью успокаивало, хотя я подозревал, что отчасти это было её манерой разговаривать. Голос Дакоты был достаточно мелодичным, чтобы рассеять напряжение, а её глаза искрились доверием. Интервью были проклятием моего существования в течение большей части моей карьеры, но сейчас она заставила почувствовать себя очень легко.
— Именно. Не отговаривай меня от этого, — засмеялся я, потирая рукой колено.
— Стоп! — выкрикнул голос. — Давайте прервёмся на пять минут.
Из темноты вырисовался Харрисон, приблизился к Дакоте и наклонился к её уху. Её лицо вытянулось, а затем напряглось, и глаза Дакоты метнулись в мою сторону.
— Я не буду этого делать, — отрезала она. — Нет.
Харрисон сунул руку в карман, словно пытаясь сделать вид, что её возражения его не смутили.
— Как твой продюсер я прошу тебя задать эти вопросы. Это твоя работа, Коко.
— Нет, — она отстранилась от него, в то время как наши взгляды до сих пор были прикованы друг к другу. — Только не так. Это моё интервью, и я не буду проводить его в этом ключе.
Харрисон исчез на заднем плане, когда кто-то из персонала начал обратный отсчёт, и Дакота, как по щелчку, снова включилась в работу. Она продолжила задавать мне общие вопросы, а я продолжил давать общие ответы, изо всех сил стараясь угадать, что хотят услышать массы.
— Снято, — произнёс мужчина и шагнул из-за спин операторов, стягивая наушники с посеребрённой сединой головы. — Отличная работа, ребята.
Дакота отцепила микрофон и отложила записи в сторону.
Когда мы встали, чтобы уйти, я схватил её за локоть, притянул к себе и наклонился к её уху:
— Через двадцать минут в моей гримёрке.
* * *
Я переоделся в джинсы, футболку, свои любимые ботинки и умылся, склонившись над раковиной и ожидая стука, который принесёт мне мою Дакоту. Не прошло и десяти минут, как она вошла, закрыв за собой дверь.
— Ты хотел меня видеть?
— Я скучал по тебе, Дакота, — сказал я, шаг за шагом медленно приближаясь к ней.
— Ты не звонил.
— Как и ты.
— Я не знала, что сказать.
— Просто хотел дать тебе немного личного пространства, и только, — я потянулся к ней, поместив руку на изгиб её бедра чуть ниже талии, и притянул к себе. — Говорят, разлука заставляет сердце любить сильнее.
— Разлука может заставить сердце сделать всё, что угодно.
— Хочешь уйти отсюда?
Она прикусила губу, медленно кивнула, соглашаясь с моим желанием. Мы выскочили из студии, помчались по центру города и направились на юг, не имея в голове никакой конкретной цели. Толпы людей, заполонившие тротуары после окончания рабочего дня и спешащие где-нибудь перекусить, заставляли нас метаться и увёртываться, нырять и петлять, избегая столкновений, и, наконец, я схватил её за руку и притянул к себе ближе, сделав нас похожими на скалу, твёрдо противостоящую потоку. Пусть остальной мир обходит нас.
Из-под канализационных решёток разносились ветром городские запахи, уши затопило звуками сигналов такси, а лёгкие наполнились выхлопными газами. Что хорошего могла найти Дакота в такого рода вещах было выше моего понимания. Я поднял голову, рассматривая море высоких зданий и небоскрёбов, загораживающих вид на прекрасное солнечное небо над головой, из-за которых создавалось впечатление, что сейчас немного темнее, чем должно было быть в это время дня.
— Как долго ты будешь в городе? — спросила она.
— Я уезжаю завтра утром.
Наступившая вдруг оглушительная тишина контрастировала с городской симфонией звуков вокруг нас.
— Я вернусь в следующие выходные на выступление в шоу. Ты придёшь?
Мы нашли свободную скамейку. Дакота потянула меня к ней за руку, и села, заставив меня себя обнять.
— Понятия не имею. В эти выходные свадьба Эддисон.
Пустой, смятый пакет из-под картофельных чипсов подлетел, подгоняемый ветром, к кромке тротуара и упорхнул дальше, прямо за ним последовал газетный лист. Мужчина с блокнотом в руке, подняв голову, останавливал любого, кто осмеливался пройти мимо него, спрашивая, есть ли у них пять минут для быстрого социологического опроса.
— Извините. Прошу прощения у вас обоих, — раздался голос позади скамейки. Мы обернулись и увидели женщину средних лет с тремя детьми, одетых с головы до ног в одежду с эмблемой Техасского университета. — Вы - Бо Мэйсон, верно?
— Да, мэм, — сказал я, одарив её улыбкой и убрав руку от Дакоты.
Женщина достала телефон и протянула его Дакоте.
— Не могли бы вы нас сфотографировать?
Я встал между женщиной и её улыбающимися детьми, и Дакота сделала снимок.
— Мы ваши большие поклонники, — выпалила женщина, и взяла телефон обратно дрожащими руками. — Мы так любим вашу музыку.
— Спасибо. Я это очень ценю, — подождав, пока они уйдут, я снова сел рядом с Дакотой, но в отдалении заметил приближающуюся группу студенток, которые смотрели на нас и о чём-то переговаривались. — Поедем к тебе, Дакота.