Никогда - это обещание

∙ ГЛАВА 3 ∙
БО

— Бо! Бо Мэйсон!

Они выкрикивали моё имя. Все они. Каждый раз. Я никогда не рассчитывал стать всемирно известным кантри-певцом. После подписания контракта в двадцать лет, я решил, что большую часть своих дней буду проводить, играя мелодии в дешёвых барах в Нэшвилле и на городских ярмарках. Но никогда, даже в самых смелых мечтах, я не представлял себе ничего подобного.

— Спасибо всем! — У меня на лбу выступил горячий пот. Я шёл по длинному коридору, и окрашенные стены из шлакоблоков приближались с каждым моим шагом. Выбросив приветственно руку вверх, я улыбнулся, следуя за охраной через плотную толпу обладателей пропусков за кулисы, поклонниц и фанатов, подрабатывающих техниками на моих концертах. Я был всего лишь парнем с гитарой и деревенским гнусавым голосом, который мог петь лучше большинства из них. Но с годами что-то во мне поменялось, и именно поэтому пришло время повесить гитару на стену. — Вам понравилось сегодняшнее шоу?

Фанаты кричали и выли, дёргали меня за руки и рубашку, тянулись к плечам. Повсюду руки, кончики пальцев касаются моего тела, как будто я какой-то Бог.

— Подождите здесь. Я скоро вернусь, — сказал я с чуть заметной улыбкой, глядя в глаза женщине средних лет с потёкшей тушью и слезами, скользящими по её круглым щекам.

— О, боже мой, — взвизгнула она и повторяла эти слова снова и снова. На ней была футболка с моим портретом, потускневшее золотое обручальное кольцо сдавило её безымянный палец. И все эти десять лет я не мог понять, как одно моё присутствие могло вызвать такую реакцию у кого-то, кто даже меня не знал.

— Бо! Дашь комментарий? — Сунул мне в лицо микрофон человек с пропуском для прессы на шее. Его голос был едва слышен за криками женщин, заполнивших коридор от стены до стены. — Бо, у тебя остался ещё один концерт! Что ты чувствуешь?

Я уклонился, решив не отвечать ему и держа свои комментарии при себе ради моих поклонников. По правде говоря, только один человек получит моё последнее интервью.

Мои телохранители последовали за мной к гримёрной. Они точно знали правила. Мне нужно было привести себя в порядок. Перестроиться. Сделать перерыв. Выпить пиво. И потом выйти поприветствовать фанатов, потративших дополнительные 450 долларов, чтобы пройти за кулисы, ВИП-гостей и раздать автографы.

Выступления, как правило, высасывали из меня все силы. Я всегда на шоу выкладывался полностью. Мои поклонники – хорошие, трудолюбивые люди, которые платили приличные деньги за несколько часов веселья. Мой долг, по крайней мере, обеспечить им возможность хорошо провести время, даже если это истощит меня практически до смерти.

Повернув дверную ручку, я с радостью вдохнул прохладный воздух и вошёл в свое импровизированное убежище. Схватив белое полотенце со стоящего рядом туалетного столика, я сгорбился над ним, промокнув лицо и потерев его ладонями. Взглянув на своё отражение в зеркале, я никак не ожидал увидеть в нём удивительную женщину, в упор смотрящую на меня.

Я обернулся и посмотрел на самое прекрасное создание на Земле, сидящее в кресле в углу комнаты с блокнотом на коленях и диктофоном в руке.

— Дакота, — сказал я, медленно выпрямляясь.

Я был не из тех мужчин, кто легко обзаводится бабочками в животе, но будь я проклят, если при виде неё каждый грамм моей плоти не затрепетал, как у влюблённого подростка. Мои губы растянулись в улыбке, когда я, сунув руки в карманы, прислонился к туалетному столику.

— Бомонт. — Её лицо ничего не выражало, не было даже намёка на улыбку или какого-либо признака того, что она счастлива быть здесь. Дакота была одета с головы до ног в чёрное, как будто собралась на похороны, но я подавил желание это комментировать. — Ну, что, начнём?

У неё отсутствовал сладкий и медленный тягучий кентуккийский говор. Она говорила быстро, по существу и без акцента, как жительница Нью-Йорка.

Дакота щёлкнула ручкой и вдавила кончик в жёлтый блокнот, лежащий на скрещённых ногах. Тёмные волосы волнами рассыпались по плечам, сияя в тусклом свете гримёрной, а полные вишнёвые губы сжались в тонкую линию.

— Кстати, я теперь Коко, — сказала она, глубоко вздохнув и расправив плечи. От незнакомки из моего прошлого веяло такой грацией и элегантностью, какую я никогда не видел прежде, что совсем чуть-чуть разбивало моё сердце.

— Коко Биссетт, — мои глаза проследили за её длинными, скрещёнными ногами, остановившись на паре сверкающих туфель на шпильках, которые довершали её образ. Она прошла долгий путь от хлопчатобумажных сарафанов и грязных старых ковбойских сапог. — Верно. Из-за твоего нового имени было трудно тебя найти. Поздравляю.

— С чем?

— С твоим браком.

Она откашлялась, взгляд её красивых голубых глаз опустился в пол, а затем вернулся ко мне.

— Я разведена.

— О, — я подавил вздох облегчения, подошёл к контейнеру со льдом и достал пару бутылок пива. — В любом случае, поздравляю.

Я протянул ей бутылку из тёмного стекла, но она подняла руку и покачала головой:

— Я здесь на работе, Бо.

Время действительно поработало над ней, заставив замкнуться и завернув в идеальную оболочку сдерживаемого достоинства. Я пробыл рядом с ней всего две минуты и уже скучал по ней прежней – по Дакоте Эндрюс моей юности. С яркими, сверкающими глазами и заразительным смехом.

Как будто кто-то украл у неё солнечный свет и ожесточил, превратив в прелестный маленький комочек окаменевших эмоций.

Я смотрел в глубину её штормового голубого взгляда, пока мои пальцы расстёгивали пуговицы на рубашке, молча желая, чтобы она улыбнулась. Боже, я скучал по этой улыбке. Грезил о той улыбке, которая могла осветить всё её лицо и продемонстрировать идеальный лук купидона её полной верхней губы. Мне хотелось верить, что она всё ещё там, прячется где-то и ждёт подходящего момента, чтобы выйти наружу.

Мой взгляд упал на нежную кожу её длинной шеи, и я представил, как мои пальцы будут поглаживать маленькую впадинку прямо под её челюстью, когда я завладею её ртом. Это определённо было в моей повестке дня на неделю.

Пока я раздевался, она неловко ёрзала на стуле, её глаза метались то к стене позади меня, то к полу. Я натянул чистую футболку с моим изображением и списком дат тура на спине, как того требовал мой менеджмер.

— Мне нужно раздать автографы и встретиться с несколькими славными ребятами, — сказал я, — но я вернусь. Ты останешься здесь?

Она взглянула на инкрустированные бриллиантами часы, которые обвивали её тонкое запястье, и подняла брови.

— Уже поздно. Мне нужно пойти в отель, я встречусь с тобой утром. Не знала, что эти шоу заканчиваются так поздно.

— Эй, эй, — выставил я вперёд руку. — Ты останешься со мной. На ранчо. Я ясно дал это понять твоему продюсеру.

Дакота встала, пригладив руками брюки, и перекинула через плечо ремешок сумочки.

— Я забронировала отель. Спасибо за любезное предложение, но я не остановлюсь в твоём доме.

Она шагнула ко мне, но между дверью и мной не было достаточно пространства, чтобы она могла уйти.

— Тогда интервью не состоится.

— Ты серьёзно? — Её челюсть, слегка отвиснув, застыла в движении.

— Как сердечный приступ, — ухмыльнулся я.

— Я здесь всего на несколько дней, — сказала она, не в состоянии поверить. — Ты хочешь сказать, что если я не останусь у тебя ночевать, то не получу интервью?

— Именно об этом я и говорю.

Её лицо нахмурилось, и в глазах закипело негодование, превратив их цвет практически в тёмно-синий. Она вздёрнула подбородок, её шея напряглась, а челюсти сжались, но потом Дакота заставила себя расслабиться, и напряжение сменилось улыбкой на рубиновых губах.

— У тебя хватает наглости не оставлять мне выбора.

Она оттолкнула меня, наши плечи соприкоснулись и зажгли между нами искру непримиримого напряжения. Вдохнув в лёгкие аромат, напоминающий запах свежескошенной травы и полевых цветов, я сказал:

— Мне нечего терять.

Дакота вцепилась в дверь, и я услышал, как она глубоко вздохнула.

— Осторожней там, Кота. Фанаты съедят тебя живьём, как только увидят, что ты, такая красивая, выходишь из моей гримёрки. — Я повернулся, чтобы положить свою руку на её, прежде чем она успела открыть дверь. — Я выйду первым. Отвлеку их. Ты сможешь выбраться через несколько минут.

— Хорошо, — она отступила назад, схватив свой блокнот и скрестив руки на груди. Её взгляд немного смягчился. — Но сегодня вечером я еду в отель. Увидимся завтра.

Приятно было видеть, что за эти годы ничего не изменилось. Дакота осталась такой же упрямой. Она всегда была такой. В любом случае, это была её потеря. Не было ничего лучше, чем проснуться с восходом солнца и смотреть на возвышающиеся вдали зелёные холмы.

Наша семейная ферма раскинулась на тысячах гектаров земли под бескрайними голубыми просторами неба Кентукки. Большой белый фермерский дом, в котором я вырос, был окружён тысячами сахарных клёнов, платанов и амбровых деревьев, и не было места на земле более священного для меня, чем ранчо Мэйсонов.

— Я не буду звать тебя Коко. — Её новое противное имя казалось мне на вкус, как прокисшее молоко. — Просто чтобы прояснить ситуацию. Для меня ты всё ещё Дакота.

Её брови сошлись на переносице, а губы приоткрылись, словно она собиралась ответить мне в том же духе, но потом передумала.

Я с усилием провёл ладонью по подбородку, последний раз вбирая в себя её чудесный образ, прежде чем броситься на растерзание волкам.

Мне хотелось всё исправить.

Хотелось загладить всю причинённую ей боль.

Хотелось вернуть её. Прежнюю её.

И, клянусь богом, я это сделаю.