– Ох! – Мэй выронила из рук челнок и согнулась пополам. Перед ней тут же выросла сгорбленная фигура немой старухи, которую колдун приставил присматривать за своей пленницей. Женщина осторожно коснулась плеча госпожи рукой и вопросительно заглянула в ставшее ужасно бледным лицо.
– Ничего, – ответила Мэй, не отнимая рук от живота. – Просто пнул сильно. Мне прилечь бы…
Старуха подхватила её под локоть и помогла добраться до укрытого соломенным тюфяком настила, служившего девушке постелью. Ни простыней, ни подушки – Йакара-сэ совершенно не заботился об удобствах и здоровье Мэй, потому что был уверен, что крупица магии дракона внутри убережёт его узницу от любых болезней, которые могут навредить ребёнку.
Сунув под голову свёрнутую рулоном шкуру, Мэй подтянула колени к уже давно ставшему заметным животу, потёрла разнывшуюся поясницу и попыталась справиться с головокружением, случавшимся в последние дни всё чаще.
Кормили её очень даже неплохо, но большую часть времени девушка проводила за работой – Йакара-сэ требовал, чтобы она сделала ему предсказание до того, как наследник драконьей крови появится на свет. Он умудрился даже раздобыть где-то ткацкий станок, который позволял выполнять работу быстрее, чем это было бы на обычной раме, но время отнимало не столько создание самого полотна, сколько распутывание шерсти фьорагов, которую Мэй получала уродливыми комьями, воняющими рыбой. Складывалось впечатление, что эту шерсть добывали в низовьях реки Таор рыболовными сетями вместе с уловом, который потом подавали ей на ужин.
Мэй позволялось прилечь и отдохнуть только в такие неприятные моменты, как этот, и когда она засыпала на ходу, буквально падая носом в то, что держала в руках. Вряд ли это шло ребёнку на пользу, но колдуна будто демоны подстёгивали. Каждый вечер он являлся в утлую, промёрзшую хижину, освещал её магическим светом и недовольно морщился, видя, что работа совершенно не продвигается.
– Ты ленивая дрянь! – шипел он на Мэй, сверкая глазами, и исчезал так же быстро, как появлялся.
Старухе-тюремщице было запрещено прикасаться к станку и шерсти. Она приносила еду, помогала девушке вымыться двумя ковшами нагретой на очаге воды, выносила ночной горшок, одевала-раздевала пленницу, и на этом её обязанности заканчивались. Всё остальное время старуха сидела на лавке в углу хижины и следила, чтобы Мэй не отлынивала от работы. Иногда била девушку по пальцам, если та устало опускала руки.
Ей не разрешали выходить на улицу. Хижина отапливалась очагом, сложенным в центре единственного помещения, дым из которого выходил в дыру, проделанную в крыше. Глаза постоянно слезились, а своё плачевное состояние Мэй даже не знала, на что списывать – на усталость, вечный холод или на то, что она уже забыла, как пахнет свежий воздух.
Ребёнок в её животе буянил уже не первый раз, но теперь всё было иначе. В этот раз ей казалось, что всё кончено – слишком сильной была тянущая боль. Слишком гадко было на душе. Прислушиваясь к болезненным ощущениям, девушка молила богов, чтобы этот день стал последним для наследника рода Хараган и для неё. Если её до сих пор не нашли и не спасли, то ждать помощи вряд ли уже стоит. Сын в любом случае убъёт её, но какой будет его жизнь потом? Какую судьбу уготовил для него подлый колдун? Лучше пусть он погибнет сейчас, вместе с ней, чем станет игрушкой в руках этого мерзавца.
– Ну что ещё?! – сквозь звон в ушах услышала Мэй гневный голос Йакара-сэ, которого каким-то образом вызвала старуха.
Должно быть, тюремщица показала своим скрюченным пальцем на девушку, потому что колдун немедленно оказался возле постели и принялся водить перед собой руками, творя какое-то заклинание.
– Хм-м… – задумчиво изрёк он наконец, взял Мэй за руку и вонзил свои кривые зубы в её ладонь.
Мэй чувствовала себя настолько плохо, что даже боли не почувствовала. Балансируя на грани беспамятства, она видела, как колдун слизнул кровь с её руки, а потом гневно сверкнул глазами. Он снова что-то колдовал, почему-то проклинал Хараганов, а потом подхватил девушку под руки, стащил её с тюфяка, доволок до ткацкого станка и приложил её окровавленную руку к узкой полоске того, что Мэй успела выткать. Сверху на её бледную ладонь и на чёрную ткань закапала ещё чья-то кровь, а потом над ухом прогремело злобное «Читай, тварь!», и Мэй выскользнула из своего тела в пространство между мирами.
Ей больше не было больно. Глядя со стороны на своё собственное измученное тело, она думала о том, что там, внутри этого вороха тряпок и обтянутых кожей костей, медленно умирает сын Нэйджела.
– Я знаю, что ты меня слышишь, Йакара-сэ, – спокойно произнесла незримая Мэй, и колдун тут же повернулся на её голос. – Я не стану ничего тебе предсказывать, потому что ты гнусный подлец. Можешь убить моё тело и дитя в нём, но о том, чтобы узнать свою судьбу, забудь.
– Нет, ты сделаешь это предсказание, потому что иначе я убью не только тебя, но и последнего дракона Сальсирии, – зло сощурился колдун. – Ты всё равно сдохла бы, потому что твоё дитя лишилось драконьей магии, а в таком плачевном состоянии, как сейчас… Теперь этот ребёнок для меня бесполезен, и мне наплевать на то, что с ним станет. Сдохнет вместе с тобой? Ну и пусть. Но не раньше, чем ты выполнишь своё предназначение.
– Моё дитя лишилось магии дракона? – Мэй боялась даже предположить, что это может означать.
– Именно так, – ехидно ухмыльнулся Йакара-сэ. – Ты ведь понимаешь, что это значит, да? Теперь где-то над Сальсирией порхает кровожадное чудовище, а в твоём полумёртвом теле совсем скоро остановится крошечное сердечко последнего мужчины рода Хараган. Убить дракона не так уж и сложно, а магия перенесёт меня туда, где я смогу наблюдать за гибелью этого мира, не опасаясь за свою жизнь. Мне не нужна Сальсирия, глупая ты курица. Я могу существовать в любом из созданных Великими Богами миров, какой сочту достойным себя.
– Тогда зачем тебе предсказание?
– О-о-о, я тебе объясню. Когда-то давно одна из твоих прародительниц выткала гобелен для моего предка. Она предсказала судьбы всех его потомков. Даже тех, кто сейчас ещё не родился…
– Но не твою?
– Увы… – пожал плечами колдун. – Мою судьбу, если верить её словам, может открыть только рионская ткачиха, чья магия усилена магией дракона. Сама понимаешь, о ком идёт речь, да? Но твоё дитя больше не даёт тебе нужную силу, а та, что ещё есть в твоём теле, скоро исчезнет, поэтому я и хочу получить своё предсказание сейчас.
– И тебе не нужен был наследник драконьей крови сам по себе? – сощурилась Мэй.
– Ну почему же не нужен? Он был бы приятным дополнением ко всему, что я имею. Я вырастил бы этого ребёнка, его сына, его внука и правнука… Здесь, в этом единственном уголке Сальсирии, куда закрыт путь для простых смертных, я позволил бы мужчинам рода Хараган иметь всё, что они захотят, а их кровь даровала бы мне бессмертие. Я знаю магию, способную на такое. Теперь эта моя мечта недостижима, но один бессмертный дракон в Сальсирии пока ещё есть, и я могу использовать его в своих целях. Разве ты не хочешь узнать, исполню я эту свою мечту или нет?
– Я не дам тебе предсказание, – отрезала Мэй гневно.
– Даже если я дам клятву, что потом отпущу тебя на все четыре стороны?
– Ты подлый лжец, Йакара-сэ…
– Но я никому не лгал! – возмутился колдун. – Я верой и правдой служил Хелигаргу! Это ты заставила меня нарушить принесённую ему клятву верности. Не раздвинь ты ноги перед…
– Хватит! Я теперь ещё и виновата? Никакого предсказания не будет, и можешь хоть на куски меня резать, ты понял?!
– Хорошо… – равнодушно пожал плечами Йакара-сэ и повернулся к старухе, которая всё это время сидела в своём углу с отсутствующим взглядом, будто в хижине не происходило ничего необычного. – Делай с ней всё, что хочешь, но если она умрёт раньше, чем очнётся, я сдеру с тебя кожу тонкими лоскутами.
Перед тем, как исчезнуть в облаке мерцающего тумана, Йакара-сэ брезгливо скривился и плюнул на лежащую на полу Мэй. Она хотела сказать ему вслед какую-нибудь гадость, но сдержалась, потому что это выглядело бы глупо. Нужно было как-то выпутываться из этой ситуации, но как?
Ткацкий станок стоял у окна, но проникнуть наружу сквозь стены или хотя бы через натянутый на оконную раму бычий пузырь у Мэй не получилось. Она снова оказалась запертой в четырёх стенах, где в слабом свете единственной свечи едва заметно поблёскивала живыми нитями узкая полоска сотканной ею ткани. На неоконченном полотне проявился простой узор, ставший бы изумительным украшением какого-нибудь пояса – перевитые между собой жёлтые змеи на бледно-зелёном фоне.
Этот узкий клочок переплетённых шерстинок фьорагов был её дорогой обратно в мир живых. Всего одно прикосновение – он даст ей предсказание для колдуна и отпустит. Если Йакара-сэ сдержит своё обещание, Мэй вернётся домой, где родит сына, который унаследует Латернон, но уже не сможет передать своим детям проклятие рода Хараган, потому что магии дракона в нём больше нет. Нэйджела больше нет… Опять.
В прошлый раз, когда над горами Таорнага взмыло в небо крылатое чудовище, Мэй потеряла какую-то часть своей души. Ланар сказал, что Нэйджел жив, но своими глазами она его так и не видела… В этот раз боли в душе не было, потому что Мэй уже выстрадала её всю. Теперь, когда об очередной смерти мужа ей сообщил колдун, это показалось ей нелепой шуткой.
Сколько можно бояться за его жизнь? Она отпустила его, позволила уйти и даже смирилась с тем, что у него будут другие женщины. Наверное, их судьбам никогда не суждено было быть рядом, поэтому тот, первый гобелен ничего и не сказал ей о Нэйджеле Харагане. Его не должно было быть в её жизни. А теперь никогда и не будет.
Равнодушно наблюдая за тем, как старуха волочёт её безвольное тело по полу и затаскивает на тюфяк, Мэй размышляла о том, хочет ли жить дальше. Нити предсказали ей весну, но разве они не могут ошибиться? Если не читать пророчество для колдуна, она навеки застрянет между мирами, как когда-то это произошло с Эйридией Ра-Фоули. Навсегда… Или нет? Йакара-сэ будет повсюду таскать с собой эту тряпку до самой своей смерти, а Мэй будет вынуждена следовать за ним, потому что её дух привязан к полотну. Что станет с душой призванной в иной мир предсказательницы, когда умрёт её тело? Исчезнет? Растворится в магии нитей или так и будет смотреть на живых со стороны и завидовать тому, что они могут дышать и любить?
Он сказал, что магия дракона скоро выветрится из её тела. Должно быть, именно поэтому мерзкий обманщик отправил её за грань реальности именно теперь, пока в ней есть хоть капля этой магии. Мэй чувствовала, что теперь всё иначе, чем в прошлый раз. В ней было намного больше силы, да и нити неоконченного полотна вели себя по-другому. Они звали её тихим звоном, будто невидимый музыкант осторожно трогал тончайшие струны.
Подбросив в очаг несколько поленьев, старуха заглянула в пустой котелок и взяла его, чтобы набрать на улице снега и согреть воды, но оглушительный рёв раздался где-то вверху раньше, чем она успела дойти до двери. Мэй чуть не рассмеялась, настолько комичным ей показалось то, что ситуация повторяется – она снова застряла вне своего тела возле полотна, которое нужно прочесть, а на улице снова ревёт дракон.
«Ну вот и всё…» – подумала она, когда с потолка вниз посыпались сухие палки и солома.
Крыша исчезла, а вместо неё на фоне облаков возникла разверзнутая, усеянная острыми клыками, огромная пасть чудовища. Дракон несколько мгновений смотрел на бесчувственное тело леди Хараган, но его внимание отвлекла старуха, которая испуганно попятилась, споткнулась и завалилась на ткацкий станок, вцепившись при этом рукой в полоску ткани, скрывающую в себе тайну судьбы Йакара-сэ. Чудовище злобно сощурилось, сгребло одной своей когтистой лапой истошно визжащую женщину, другой бережно подхватило безжизненно обвисшее тело Мэй и взмыло в небо.
Мэй тоже поднялась над землёй, потому что её бесплотный дух рванулся ввысь вслед за теряющим бесценные нити куском полотна, зажатого в руке старухи. Всё выше и выше летела она над заснеженными вершинами, над ровной чашей замёрзшего озера, постепенно удаляясь от своей разрушенной темницы, возле которой застыла и медленно превращалась в крошечную точку фигура колдуна. Где он прятался все эти долгие зимние месяцы, если ветхая хижина была единственным укрытием, насколько хватало взгляда?
Должно быть, старуха лишилась чувств, потому что в какой-то момент её пальцы разжались, и ткань, выскользнув из них, начала падать вниз. Мэй тоже падала и молила богов, чтобы они не дали неоконченному гобелену вернуться к тому, чью судьбу он должен был предсказать.
Боги её услышали или просто ветер решил немного поиграть с пёстрым клочком, но вытканный Мэй фрагмент унесло далеко на восток, где он благополучно лёг на одну из волн в Спящем море.
– Этого мне только не хватало! – сердито пробормотала Мэй, пытаясь дотянуться до лоскутка.
Перспектива провести остаток своей бесплотной жизни на дне морском её как-то не особенно привлекала, поэтому девушка сочла пророчество и пробуждение в когтях дракона более приемлемой для себя судьбой. Волны швыряли полотно из стороны в сторону, вымывая из него незакреплённые шерстинки, и Мэй опасалась, что лоскуток канет в небытие раньше, чем она успеет к нему прикоснуться.
– Да чтоб тебя! – раздосадованно выкрикнула она, когда намокшая ткань ускользнула прямо из-под её руки.
Гонка за предсказанием в центре бушующей стихии продолжалась несколько минут, но они показались Мэй вечностью. Она успела сто раз поблагодарить всех известных ей богов за то, что не чувствует леденящего холода, а ветер и волны не властны над бесплотными прорицательницами и не мешают ей быть рядом со своей неуловимой целью. Хватило всего одного лёгкого касания, чтобы магия выдернула её из морской пучины в тихий туманный мирок, состоящий из небытия и тонких нитей судьбы Йакара-сэ. Она бы даже вздохнула с облегчением, да только дышать не было необходимости.
Всего одна чёткая, чёрная нить, образованная переплетением двух других – давно истончившихся и оборвавшихся. Гладкая, без единого ответвления… Мэй касалась её по всей длине от самого начала и до ярко-алой бусинки настоящего, за которой маячил совсем короткий огрызок.
Йакара-сэ был выходцем из вполне приличной семьи, жившей в большом каменном доме, окружённом диковинными деревьями и цветущим садом, где-то в бескрайних песках королевства Тсалитан. Младший сын, он был предоставлен самому себе. Его не заставляли учиться, но он учился намного больше и успешнее, чем старшие братья. Слабый физически, ещё юношей он обнаружил в себе способности к магии и покинул отчий дом, чтобы научиться чему-то большему, чем управление родовым имением.
Успехи и неудачи, друзья и враги, любовь и разочарование… Мэй видела всё, что он встретил на своём жизненном пути. Обитель Времён, где он досконально изучил все трактаты по магии. Дружба с королём Хелигаргом и клятва верности. Тайная сделка с Кагоннаром Диаскаргеном по поводу какой-то карты. Другие мелкие и незначительные тайны, о которых не нужно было знать его повелителю и покровителю… Каждая монета, попавшая в руки Йакара-сэ, была потрачена на книги, манускрипты и древние пергаменты, содержащие в себе хотя бы крупицу магических знаний. Он посвятил магии всю свою жизнь.
Неприятно было это осознавать, но колдун знал всё о родословной Мэй задолго до того, как Хелигарг принял титул короля Иллиафии. Он наблюдал, ждал и надеялся, что именно она сделает то, чего не сделала её прародительница. Хелигарг не был амбициозным, поэтому колдун выбрал себе другого помощника – это он посеял в алчном до власти сердце Диаскаргена зерно уверенности, что тот может обладать всей Сальсирией. Он подсказал, как этого можно добиться. Он придумал гениальный план, убивший лорда Саржера, а потом и Нэйджела. И всё это только ради того, чтобы получить предсказание своей судьбы. Не власть над всем миром, нет. Всего лишь одно пророчество.
Мэй никак не могла решить, ненавидит она этого человека или жалеет его. Ей было настолько тошно от всего этого, что даже не хотелось завершать начатое. Увы, она прекрасно понимала, что море не даст лоскутку ткани существовать долго. Скоро нити утратят связь между собой, а она должна успеть получить то, зачем сунулась в эту обитель горькой и жестокой правды.
На мгновение задержав руку возле алеющей, словно капля крови, бусинки настоящего, Мэй решительно передвинула пальцы дальше – к самому концу нити, прикоснулась и тут же отдёрнула руку, будто обожглась.
– Нет, только не это…
Нить задрожала, ярко вспыхнула, и реальность обрушилась на девушку с новой силой, в один миг окружив её чужими голосами и многочисленными запахами. Инстинктивно прижав руки к животу, Мэй почувствовала под ладонью уверенный толчок и только после этого позволила себе открыть глаза.
– Моя мама проснулась, – спокойно сообщила сияющая Лисандра кому-то за своей спиной. – Мама, почему ты всё время спишь? Тебя опять заколдовали?
Чьи-то большие руки подхватили девочку и переместили её за пределы поля зрения, которое пока ещё было совсем небольшим и нечётким.
– Госпожа? – склонилось над Мэй знакомое лицо.
– Вассил? – прохрипела она и облизнула пересохшие губы. – Дайте воды.
– Нора, воды! – тут же скомандовал наставник, и Мэй решила, что раз её горничная здесь, то дракон принёс свою добычу в Рион.
Увы, это оказалось не так. Совсем скоро выяснилось, что она уже несколько дней лежит на огромной постели в хозяйской опочивальне замка Латернон в окружении латернонских слуг и под охраной латернонских воинов. Дракон принёс её туда, где она хотела оказаться меньше всего.
Либо она начисто лишилась абсолютно всей магии, либо её нерождённый сын всё ещё излучал признаки драконьей крови, но фьораги совершенно не возражали против присутствия леди Хараган в их владениях. А Исгайл и вовсе не отходил от её постели с того самого дня, как крылатое чудовище оставило свою добычу посреди замкового двора и убралось с глаз долой куда-то на север.
Мэй даже не стала спрашивать про Нэйджела, потому что понимала, как больно будет этим людям отвечать на её вопрос. Да ещё и Лисандра, которую теперь за уши невозможно было оттащить от новой мамы, постоянно вертелась поблизости и без умолку трещала о том, что её папа скоро вернётся домой, и все будут счастливы. Малышка была уверена, что это новый дракон дедушки Кагоннара нашёл маму Алимею и вернул её домой. Мэй заметила, что никто не берётся разрушить эту детскую уверенность.
Только поздно вечером, когда Лисандра заснула у неё под боком и была бережно перенесена в свою спальню, леди Хараган получила все ответы на свои вопросы. Даже те, которые предпочла бы никогда не слышать. Вассил и Ланар не утаили от неё ничего. И о том, насколько была правдива легенда о спящем драконе, они ей тоже рассказали.
Все обитатели Сальсирии знали, что Нэйджел Хараган разбудил дракона для того, чтобы пропавший наследник лишился магии, которая в чужих руках могла натворить множество бед. Мэй решила, что тоже будет в это верить, потому что чувствовать вину за самопожертвование любимого человека было выше её сил. Он сделал это, чтобы спасти Сальсирию. Другой правды нет и быть не может. Он спасал не её. Он спасал весь этот чудовищный и несправедливый мир.