Дракон лежал на небольшом плато возле одной из пещер горы Таорнаг и, вытянув гибкую шею, жадно впитывал знакомые запахи, которые иногда приносили ему из Латернона южные ветры. Сегодня это был запах весенних цветов и праздника. В воздухе витали едва уловимые ароматы жарящегося на больших вертелах мяса, пряностей, сладких медовых булочек и кислого эля, который снова передержали в бочках дольше положенного.
Он прикрыл глаза и попытался найти среди всех этих ароматов запах Мэй, но ветер неожиданно швырнул ему в ноздри вонь мокрой псины – такую сильную, что в присутствии зверя где-то поблизости можно было не сомневаться.
«Как ты меня нашёл?» – подумал дракон, удивлённо глядя на фьорага, который добросовестно обнюхал его большой блестящий коготь и разлёгся рядом, вывалив длинный тёмный язык.
Фьорагам незачем было подниматься так высоко в горы, потому что опасность в Латернон могла прийти только со стороны реки или с восточного скалистого побережья, если какому-нибудь безумцу пришло бы в голову пытаться пробраться на запретные земли с моря. Исгайл шёл сюда не из-за грозящей Латернону опасности – он искал хозяина, хотя тот и приказал охранять новую госпожу.
«Вот же упрямое животное…»
Дракон оскалил зубастую пасть, издал злобный грудной рык и отодвинул лапой пса подальше от себя. Увы, вместо того, чтобы в ужасе убегать или бросаться в бой, Исгайл перевернулся на спину и доверчиво подставил чудовищу своё мохнатое брюхо, усыпанное застрявшими в шерсти колючками – мол, чеши. И так вдруг захотелось почесать…
– Ну здравствуй, Нэйджел Хараган…
Он вздрогнул и повернулся на звонкий голос, а фьораг так и остался валяться на спине в ожидании хозяйской ласки. Незнакомка появилась из ниоткуда, и дракон грозно сощурился, памятуя о том, что именно таким способом колдун перемещался туда, куда ему вздумается.
– Я тебе не враг, – будто услышав его мрачные мысли, предупредила женщина, и ветер перебросил длинные светлые пряди волос ей на грудь, окутав дракона облаком незнакомых, дурманящих запахов. – Моё имя Иллиара Даар, но вряд ли тебе когда-нибудь доводилось его слышать. Здесь меня знают как Великую Богиню Даар.
Она склонилась над нетерпеливо ожидающим ласки фьорагом, запустила свои тонкие пальчики в его густую шерсть и принялась вытаскивать колючки, отчего Исгайл блаженно закатил глаза, полностью отдавая себя во власть исходящей от рук незнакомки магии. Дракон недоверчиво склонил голову набок и водрузил одну переднюю лапу на другую.
– Страшно чесать такое маленькое пёсье пузо таким большим драконьим когтем, да? – посочувствовала ему женщина. – Мне тоже неудобно постоянно задирать голову, чтобы заглянуть в твои глаза.
Она вообще ничего особенного не сделала и не сказала, но Нэйджел почувствовал, что его тело вдруг начало менять очертания, и немедленно скрылся в пещере, чтобы не предстать перед Великой Богиней в неприличном виде.
– О, прости, – усмехнулась Иллиара, и по человеческой коже Нэйджела заструился мягкий шёлк непривычного длинного одеяния.
Он посмотрел на себя, на неё… И вспомнил, что видел платье такого же покроя на изваянии, которое медленно проваливалось под землю в древних руинах неподалёку от замка Рион.
И что полагается делать в таких случаях? Падать на колени и возносить хвалы? Или приветствовать воплощённых богинь положено как-то иначе?
До Нэйджела вдруг дошло, что он снова человек, а это означало, что…
– Куда ты дела дракона? – выскочил он из пещеры, путаясь в длинном одеянии и сжимая кулаки.
– Ого! – удивилась она и перестала баловать фьорага своим вниманием. – А где же раболепие и подобострастие?
– Где дракон? – грозно прорычал Нэйджел.
– Там, где ему и место, – неопределённо махнула рукой Великая Богиня, присаживаясь на плоский камень на самом краю обрыва. – Этому миру драконы не нужны, Нэйджел Хараган, особенно разумные.
– И что это означает?
– Ну да… Тому, кто побывал в шкуре дракона, церемониться с богами незачем… – вздохнула Иллиара Даар, смиряясь с тем, что падать ниц перед ней здесь горазд только ошалевший от прикосновения божественных пальцев пёс.
Она устремила задумчивый взгляд на усеянные пёстрыми полянами первоцветов склоны гор, немного помолчала, собираясь с мыслями, а потом пустилась в долгие объяснения, потому что человеку, побывавшему в шкуре дракона, они были необходимы.
– Несколько тысячелетий назад этот мир был всего лишь камнем, который запросто уместился бы на ладошке твоей дочери, Нэйджел. Я тогда была точь в точь такой, как она сейчас – любопытной, наивной, непоседливой… Но детство в Небесных Храмах заканчивается быстро. Однажды отец принёс мне этот камень и велел вдохнуть в него жизнь. Я сказала, что ничего не умею, потому что ещё маленькая, а он рассмеялся и ответил: «Учись». И я начала учиться… Эти горы, море, пески – всё это было создано мной, когда я была ещё совсем ребёнком. И имя своему миру я сама придумала. Сальсирия…
Мне показывали, что и как нужно делать, а я повторяла за взрослыми. Что-то получалось сразу, что-то приходилось переделывать и доводить до совершенства. Деревья, птицы, животные – постепенно, от простого к сложному. Как-то раз, когда мои наставники отвлеклись всего-лишь на одно короткое мгновение, я немного переборщила с магией и что-то напутала, и в Сальсирии появился дракон. Большой, злой и голодный. Он сразу же принялся поедать всё, что бегало и летало, а я начала плакать, потому что наставники велели избавить столь удачно получающийся мир от этого чудовища.
Мне удалось отстоять его право на существование, и я сделала ещё несколько разных чудовищ, потому что они мне нравились. Никто из моих братьев и сестёр не мог создавать драконов, а я могла и считала это преимуществом. Я гордилась этим. Они были самыми большими, сильными и свирепыми по сравнению со всеми другими живыми существами…
Когда пришло время поселить в этом мире людей, отец сказал, что я должна сделать выбор – либо люди, либо драконы. Он утверждал, что человеческий разум способен подчинить себе и даже истребить любую мощь, и драконы вымрут все до единого, если я впущу в Сальсирию людей. Я не поверила ему. Люди маленькие, уязвимые и… съедобные. Разве они могли противостоять моим чудовищам?
Долгое время я наблюдала за тем, как на созданной мной земле росли жертвенные алтари. На потеху моему самолюбию люди скармливали драконам друг друга, а я радовалась, что оказалась права. Тогда мне ещё очень многому нужно было учиться, но Сальсирию я решила оставить такой, какая она получилась, и принялась за другой мир.
Я наделала много ошибок, прежде чем услышала от наставников, что моё обучение успешно завершено. К тому времени я совершенно забыла об этом, самом первом моём собственном мире с моими собственными драконами. А когда обратила на Сальсирию свой взор, то увидела, что дракон здесь остался всего один, последний. Отец был прав – маленькие, слабые, смертные люди истребили всех моих могущественных чудовищ. Я успела спуститься к этой горе, на которой мы с тобой сейчас так мило беседуем, за мгновение до того…
– Я знаю свою фамильную легенду, – перебил её Нэйджел. – Возможно, услышать её от Богини Даар было бы великой честью, но…
– Знаешь? – горько усмехнулась Иллиара. – Ты ничего не знаешь, Нэйджел Хараган. Твой предок убил моего последнего дракона у меня на глазах. Представляешь, насколько я была зла? Я решила наказать его за всех драконов, которые были здесь уничтожены. И наказание я выбрала самое суровое, какое только можно было придумать. Я лишила весь род Хараганов права любить матерей своих детей и возможности производить на свет больше одного мальчика в каждом поколении. Всего один сын, за жизнь которого в этом суровом мире нужно беспокоиться больше всего на свете, и осознание того, что получить этого сына можно только через смерть женщины.
– Или нескольких женщин, – скрипнув зубами, поправил её лорд Хараган.
– Да, ты прав, – согласилась она. – Тогда я не подумала о девочках, но позже решила, что так назначенное мной наказание будет даже лучше. Я тогда была ещё очень далека от понимания любви и семьи. И совершенно не знала людей… Я сотворила храм с моим изваянием вокруг одного из предназначавшихся драконам жертвенных алтарей и сказала твоему предку, что буду ждать, когда он сам или кто-нибудь из его потомков придёт туда и добровольно принесёт себя в жертву, чтобы избавить от наказания следующие поколения Хараганов.
– А как же кровь дракона и сердце Сальсирии?
– Да, я как раз подвожу эту печальную историю к самому главному. Ни в одном из мужчин твоего рода никогда не было ни капли драконьей крови, Нэйджел Хараган. Сальсирия существует не на магии дракона, а моей милостью. Было очень интересно наблюдать, как желание прожить жизнь до её логического завершения создаёт лживые легенды и подстёгивает тягу к магическим познаниям. Вся магия, которая есть в этом мире, принадлежит мне. Это я вдохнула её в Сальсирию. Твой предок пользовался моими же магическими силами, чтобы найти способ избавиться от наложенного мной проклятия. И колдуны вашего рода в других поколениях тоже пытались это сделать. Когда мне надоело смеяться над их усилиями и ждать, я просто отдала Сальсирию людям. Глупо было надеяться, что хоть кто-то из Хараганов пожертвует собой во благо потомков, потому что твои предки ценили собственные жизни превыше всего остального. У меня были дела и поважнее, я же, в конце концов, Великая Богиня, и этот мир у меня далеко не единственный.
– То есть всё, что мы знаем о последнем драконе…
– Выдумка твоего пра-пра-пра… – пожала плечами Великая Богиня. – Знаю, что для вас, людей, это выглядит ужасно жестоко, но у богов своё ко всему отношение. Мы никогда не поймём друг друга, но я и не жду от вас понимания. Я и объясняться-то перед тобой не обязана, просто хочу, чтобы хоть кто-то в Сальсирии знал, как всё было на самом деле. Маленький каприз злой и кровожадной богини, если хочешь.
– Но я же был драконом только что, – недоверчиво сощурился Нэйджел.
– Да, и мне самой хотелось бы знать, как это у тебя получилось. Похоже, я снова где-то допустила маленькую божественную ошибку, да и тебе от предков кое-какая магия досталась… Знаешь, я уже давно потеряла интерес к этому крошечному и бесполезному миру. Хараганы спрятались за ложью и магией здесь, в этих горах, а остальные люди копошились, создавая и решая какие-то свои проблемы… Здесь было скучно. Я даже хотела отдать Сальсирию кому-нибудь из своих детей в качестве игрушки, но ты, наследник своего рода, несущий на себе печать моего проклятия, вдруг пришёл в тот самый Храм… За прошедшие столетия алтарь в нём видел разные жертвы, и всегда за этим следовали какие-то просьбы, но вы двое, ты и твоя возлюбленная, принесли свои судьбы в жертву мне и Сальсирии, ничего при этом не попросив. Помнишь ту летнюю ночь?
Нэйджел прекрасно помнил ту ночь, но предпочёл промолчать, потому что тогда ему было не до алтаря, давно ушедшего под землю. И они с Мэй вовсе не приносили себя там в жертву, но Великой Богине не обязательно было об этом знать. Скорее всего, Иллиара Даар вкладывала в эти свои слова какой-то иной смысл – поди разбери, что там на уме у великих богов.
– Я была безмерно удивлена, – сообщила Богиня. – Учитывая тягу людей к войнам и склокам, род Хараган с единственным наследником в поколении уже давно должен был прекратить своё существование, а вы не только выжили, но ещё и обернули назначенное мной наказание себе на пользу, превратив своё убежище в горах чуть ли не в королевство. Вы всё вывернули наизнанку и переиначили… Мне захотелось принять твою жертву, но я уже давно успела повзрослеть и научиться думать, прежде чем принимать решения. Я заглянула в твою душу, Нэйджел Хараган, и увидела, что ты даже не знаешь, за что тебя постигла участь стать свидетелем смерти той, для кого ты открыл своё сердце. Для тебя это было уже не наказание, а ответственность и честь. Тогда мне стало интересно, как ты поступишь со своей судьбой дальше, если я сниму проклятие, но оставлю тебя в неведении.
– Великолепно… – скривился Нэйджел. – Великая Богиня решила поиграть в свои старые игрушки, прежде чем отдать их детям, да?
– Я буду считать, что не слышала этих твоих слов, потому что всему есть предел, а моему терпению особенно, – надменно изрекла Иллиара Даар. – Я сняла наказание с тебя и твоих потомков, дала тебе сына, сохранила жизнь твоей женщине, а ты мне дерзишь.
– Я не стану извиняться.
– Это я уже поняла. С людьми всё так сложно… С каждым столетием вы становитесь всё умнее и невыносимее. Не знаю, какая моя ошибка спасла тебя от смерти и позволила стать драконом, но оставлять такое без внимания было никак нельзя. Дракон с разумом человека… Даже представить страшно, чем это могло кончиться.
– Ничем. Я не собирался покидать своё убежище и строить планы относительно того, как подчинить себе весь этот мир.
– А мог бы. Вы, люди, весьма непредсказуемые создания, поэтому твоя, Нэйджел Хараган, драконья сущность теперь обитает в другом мире. Там нет людей, и моим любимцам там ничто не угрожает. Сальсирия все последние столетия принадлежала только людям, такой пусть и остаётся. Я не стану превращать её в детскую игрушку, поскольку вижу, что здесь есть любовь, верность, честь, гордость и способность жертвовать собой во благо других. Живите, как умеете, и берегите мой мир, потому что я ведь могу и передумать. А магию свою я отсюда заберу, она вам ни к чему.
– Всю магию? Но разве без неё…
– Вот как раз без неё здесь станет намного лучше, – не дала ему задать самый важный вопрос Великая Богиня. – Вы из-за одной крупицы магических знаний способны на чудовищные поступки и слишком быстро учитесь. Я не хочу беспокоиться о том, что когда-нибудь вы пробудите кого-нибудь пострашнее дракона. Поверь, небо не упадёт на землю, пока вы сами его не уроните. И Сальсирия не погибнет, пока вы сами её не погубите. Ах, чуть не забыла… Скажи своей беспокойной супруге, пусть она вспомнит, что случается, если полотно, давшее предсказание, оказывается уничтоженным.
– И что это значит?
– Она поймёт, – улыбнулась Иллиара Даар. – А теперь иди к ней, чего стоишь? Я тоже жена и мать, Нэйджел Хараган, и мне некогда ждать, пока ты придумываешь, о чём бы ещё спросить.
Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Просто сидела на камне, а в следующий момент её не стало, будто тёплый ветер унёс лёгкую пушинку высоко к Небесным Храмам Даар, которые, кстати, Нэйджел так ни разу и не увидел, хотя не единожды поднимался туда, где даже драконы начинают бояться высоты.
Он задумчиво почесал затылок, поморщился, оценивая вид, в котором должен был вернуться в Латернон, а в следующий миг оказался лежащим на спине и обслюнявленным с ног до головы, поскольку Исгайл наконец-то пришёл в себя и возрадовался, что его любимый хозяин вернулся.
* * *
Возможно, в Небесных Храмах и принято шастать по улице в бесконечно длинных, белоснежных, ничем не подпоясанных хламидах, которым не даёт упасть к ногам лишь крошечная перламутровая заколка на плече, но у жителей Латернона этот наряд вызывал не меньшее изумление, чем внезапно воскресший и глупо улыбающийся лорд Нэйджел, подбирающий на ходу своё одеяние, чтобы не наступить на подол. Пока он дошёл до замка, за спиной собралась целая толпа зевак, взорвавшаяся шумной радостью только после того, как господин весело подмигнул им и скрылся за воротами.
– Ну сколько можно праздновать? – покачала головой Мэй, укачивая испуганного шумом сына.
– Дай мне его подержать, – попросила Лисандра и протянула к Мэй руки.
Они стояли возле балкона и не видели, как хозяин Латернона тихо вошёл в свои покои и приложил палец к губам застывшего у двери Ланара, не позволив тому издать изумлённо-восторженный вопль.
– Он ещё совсем маленький, Лис. Я обязательно разрешу тебе подержать братика, когда он немного подрастёт, хорошо? – пообещала Мэй Лисандре ласково, но та всё равно обиженно выпятила нижнюю губу, недовольная отказом.
– А мне можно подержать?
Мэй вздрогнула и повернулась на голос, не решаясь верить собственным глазам и ушам. Нэйджел улыбался ей так нежно, тепло и искренне, как улыбаются только те, у кого больше нет никаких забот, кроме семьи, где все безгранично любят друг друга. Где верность идёт рука об руку с честью. Где каждая жизнь ценится превыше всего…
И где есть вездесущая голубоглазая проказница, способная превратить в катастрофу даже самый романтический момент.
– Папа!
– Лис, подожди, не…
Перламутровая заколка с тихим звоном покатилась по полу. Нэйджел охнул и подхватил скользнувший к ногам шёлк, а стоящий позади него Ланар зажал рот кулаком, деликатно отвернулся и вышел в коридор, чтобы там разразиться громоподобным смехом, не смущая при этом и без того смущённых лорда и леди Хараган.
– Я просто хотела тебя обнять… – виновато поникла Лис.
– Я тоже тебя очень люблю, но… Леди, я буду готов к объятиям через несколько минут. А пока мне срочно нужно переодеться в нормальную одежду и дать по шее тому коню, который ржёт за дверью и мешает спать моему сыну.