Но я люблю...

8

Процедура прямого переливания крови прошла как нельзя лучше. Кен перенес ее хорошо, а Луси почти ничего не почувствовала. К следующему утру у нее осталось лишь легкое головокружение, но во время завтрака она забыла и о нем. Врачи, оценив состояние Кена, единодушно пришли к заключению, что его шансы на окончательное выздоровление значительно повысились. Причем особую роль в этом сыграл именно тот факт, что Луси оказалась для мальчика идеальным донором. Доктора в один голос твердили, что Кену необычайно повезло в том, что Луси вообще существует на свете, иначе ему пришлось бы лечиться еще очень долго. Даже будь у малыша брат или сестра, их кровь могла и не подойти.

Луси попросила у администрации больницы позволения дать интервью представителям прессы, которые поместили бы на страницах своих изданий рассказ об уникальном случае Кена. Она надеялась, что, узнав эту историю, многие тоже захотят стать донорами и повторить ее собственный опыт.

Разумеется, прежде всего Луси заручилась разрешением Маккинли. Тот поначалу сильно сомневался в целесообразности ее затеи, но потом согласился, выдвинув единственное условие — фотографии его племянника не должны попасть в газеты. На том и порешили. Луси дала интервью, и на следующий день ее рассказ появился на страницах многих печатных изданий.

Однако на этом дело не кончилось. В тот день, когда Патрик забрал Луси из больницы, у крыльца его дома их встретила кучка репортеров. Тогда-то и проявились скрытые качества характера Патрика Маккинли, а именно: решительность, властность и непреклонность.

Роберт непременно пожурил бы своего молодого хозяина за некоторые выражения, употребленные им в разговоре с репортерами, но Луси была на стороне Патрика. Она тоже считала, что никто не имеет права вмешиваться в личную жизнь людей, даже если те сами приглашали журналистов. К тому же Луси дала согласие только на одно-единственное интервью. Про себя она решила, что, если репортеры возьмут ее в осаду, она немедленно улетит домой.

Об этом она и сообщила Маккинли, когда тот увел ее внутрь особняка, подальше от вспышек фотоаппаратов назойливых папарацци.

— Никуда ты не улетишь! — возразил Патрик, сердито блеснув глазами.

Глядя на него, Луси подумала, что гнев странным образом делает его еще более красивым и желанным. Кроме того, Патрику очень шел светло-серый костюм, который был на нем сегодня, а также белоснежная шелковая рубашка и галстук под цвет глаз. Луси долго не могла отвести взгляд от него, как было всякий раз, когда они встречались. Тот тоже смотрел на нее во все глаза, словно никак не мог насмотреться. Небольшая разлука, продолжавшаяся все то время, пока она была в больнице, как будто еще больше усилила их взаимное влечение. Сейчас Луси уже не могла сказать, как долго она сумеет удержаться от того, чтобы не броситься ему в объятия.

Патрик, похоже, переживал нечто подобное. Во время визитов в больницу он старался не подходить к Луси слишком близко, особенно если она была в ночной сорочке. Они старались не соприкасаться, не целовались, когда прощались, только молча смотрели друг на друга. К сожалению, во время небольшого инцидента с представителями прессы, когда Патрик вел Луси сквозь кучку столпившихся у входа в дом репортеров, он обнял ее за талию. Этот почти машинальный жест одинаково сильно подействовал и на Луси, и на Патрика.

— Ты останешься здесь до конца недели, — заявил он тоном, не терпящим возражений. — И непременно посетишь со мной театр!

— Нет, ничего не получится, — покачала головой Луси.

Она старалась говорить твердо, но ее сердце ускоренно стучало в груди от волнения.

Во время этого разговора они с Патриком стояли друг против друга в холле у подножия лестницы.

— Если ты не согласишься пойти со мной в театр, я тебя сейчас поцелую, — пригрозил он.

Луси продолжала смотреть на него, не находя слов для ответа. Ее одновременно испугали сразу две возможности — что Патрик действительно может ее поцеловать и что он все-таки не сделает этого. В ее воображении тут же начала вырисовываться картина этого поцелуя. Судя по угрожающим ноткам в голосе Маккинли, его намерения были вполне серьезными, а в его действиях вероятнее всего не будет нежности. Предполагаемый поцелуй окажется страстным и жаждущим.

Луси не привыкла к подобным вещам, но была уверена, что все исходящее от Патрика примет с радостью. Более того, этот поцелуй доставит ей неземное блаженство.

— Лу, ты слышишь меня?

— Да, милорд, — сдавленно произнесла она, несмотря на волнение все же не отказав себе в удовольствии слегка поддеть Патрика.

Он сгреб ее за плечи и порывисто прижал к себе, напряженно глядя ей в лицо сверху вниз.

— Падди! — процедил он сквозь зубы. — Ты уже начала называть меня «Падди» и будешь продолжать в том же духе, иначе я не только поцелую тебя, но сделаю также еще кое-что!

— Падди... — едва слышно произнесла Луси дрожащим шепотом.

По лицу Маккинли пробежала судорога, словно он усилием воли заставил себя остановиться и отменить изначальное намерение прильнуть к губам той, кого он столь страстно сжимал в объятиях. Не говоря уже о том, чтобы узнать ее всю.

Луси заметила в его глазах отражение внутренней борьбы. Ей захотелось помочь ему справиться с собой, но как она могла сделать это, если их тела по-прежнему тесно соприкасались, а губы Патрика находились всего в трех дюймах от ее лица? Казалось, еще немного, и он все-таки поцелует ее, подарив тем самым райское блаженство, которого она так жаждала.

Внезапно раздавшийся на лестнице звук чьих-то шагов заставил их испуганно отпрянуть друг от друга. На лице Патрика появилось выражение школьника, застигнутого на какой-то шалости. Луси прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Все происходящее напомнило ей одну из комедий Шекспира, только она никак не могла понять, кто исполняет положительную роль, а кто — отрицательную.

— Это просто безобразие! — донесся сверху ворчливый голос старого камердинера. — Ни в какие рамки не вписывается!

На мгновение Луси подумала, что Роберт имеет в виду их с Патриком, но тот говорил о репортерах.

— Я еще раньше пытался избавиться от этих наглецов, милорд, — продолжил старик извиняющимся тоном. — Но они не обратили на меня никакого внимания. — Затем он с приветливой улыбкой повернулся к Луси. — Как вы себя чувствуете, мисс Луси? Милорд сказал мне, что больничная процедура, ради которой вы приехали, прошла хорошо.

— Врачи настроены оптимистично, — улыбнулась та в ответ. — Кении уже выглядит лучше, а я сгораю от желания выпить чашечку вашего чая.

— В таком случае я оставляю тебя с Робертом, — Маккинли значительно взглянул на нее, — а сам вернусь к Сиду. Он ждет меня, чтобы отвезти в офис. — Он секунду помедлил. — Я велю секретарше заказать нам билеты на пятницу. Что ты предпочитаешь: драму или мюзикл?

Луси не решилась спорить с Патриком в присутствии Роберта.

— Драму.

Маккинли кивнул, потом коротко попрощался и ушел. Как уже не раз бывало, Луси еще некоторое время продолжала смотреть ему вслед. Через минуту она вздохнула и перевела взгляд на камердинера. Оказалось, что тот внимательно наблюдает за ней. Выражение, сквозившее в его проницательных серых глазах, заставило ее покраснеть.

— Прошу вас, Роберт, не начинайте все сначала, — резко произнесла Луси. — Не беспокойтесь, скоро я уеду и ваш драгоценный хозяин вновь будет в безопасности.

Она решительно направилась мимо камердинера вверх по лестнице, но тот придержал ее за плечо.

— Меня волнует не только милорд, — тихо заметил он. — Мне не доставит большой радости осознание того, что молодая и приятная во всех отношениях леди страдает. Его светлость хороший человек, но, как он сам недавно сказал, он всего лишь простой смертный. А значит, мисс Луси, он не может не испытывать к вам влечения.

В эту минуту Луси недоставало только выражений сочувствия со стороны камердинера. Она могла бы справиться с неудовольствием старого слуги, но его доброта была выше ее сил. Как Луси ни сдерживалась, слезы все равно ручьями полились из ее глаз.

— Ах, Роберт! — всхлипнула она, ломая пальцы. — Дорогой мой Роберт!

С этими словами Луси припала к широкой груди камердинера. Тот, казалось, на несколько мгновений смутился, но потом медленно поднял руку и обнял Луси за плечи.

— Ну-ну, не нужно плакать, — успокоительно произнес он. — Все не так плохо, как кажется, верно?

— Нет, плохо! — возразила Луси сквозь слезы. — Я люблю его! Понимаете? Люблю!

Роберт застыл от неожиданности.

— Не говорите так, мисс Луси. Вам нужно выбросить эти мысли из головы.

— Не могу. Я только об этом и думаю.

— Этого-то я и боялся. Потому что он тоже думает только о вас, — мрачно заметил камердинер. — Но любви здесь нет и в помине, детка. Милорда обуревают лишь физические желания.

— Но подобные желания есть и у меня! — вновь всхлипнула Луси.

— Дорогая моя! — возмущенно воскликнул Роберт, мгновенно отстранив ее от себя.

Луси удивленно взглянула на него, утирая слезы. Ей непонятна была внезапная перемена в его настроении. Но потом она догадалась, что Роберт принадлежит к совершенно другой эпохе и ему претят современные нравы. Разумеется, он до сих пор считает секс чисто мужской прерогативой, и признание Луси в том, что она тоже заинтересована в интимных отношениях с Патриком, прозвучало для старого камердинера кощунственно.

— Простите, Роберт. Кажется, мои слова шокировали вас, но поверьте, что о физической любви думает не только ваш молодой хозяин. Возможно, вы будете удивлены, но сейчас многие молодые леди живо интересуются этим предметом, — невесело усмехнулась она. — Поэтому не бойтесь того, что ваш милорд поведет меня в театр или еще в какое-нибудь людное место. Гораздо опаснее будет, если мы с ним окажемся наедине здесь, в этом шикарном доме. Нас не спасет даже то, что наши спальни находятся на разных этажах, а вы выступаете в роли бдительного стража нашей нравственности.

Камердинер гордо выпрямился и окинул Луси негодующим взглядом.

— Я не собираюсь шпионить за вами!

— Что вы! Я вовсе не это имела в виду. Вы для нас словно ангел-хранитель. Не обижайтесь, Роберт. Я очень ценю вашу заботу и доброе отношение ко мне. Кстати, хочу сказать — если вам от этого станет легче, — что в больнице я встретилась с леди Мейдой и у меня сложилось мнение, что это самая милая и красивая девушка на свете. Я постараюсь не делать ничего такого, что может принести ей боль, хотя, по моему глубокому убеждению, она не является подходящей партией для Патрика. Леди Мейда слишком молода и наивна. Я не удивлюсь, если в скором времени она наскучит Патрику до слез.

Роберт нахмурился, словно Луси невольно высказала его собственные мысли.

— Значит, вы считаете, что они не будут счастливы вместе? — уточнил он с беспокойством.

— Совершенно верно. Внешне они выглядят превосходной парой, но как насчет совместимости в постели? Вот в чем вопрос! Не думаю, что Патрик будет счастлив с девушкой, которая окажется подавленной силой его физического желания и не сможет ответить тем же. Прежде в подобных случаях многие мужья находили способ решить этот вопрос, не прибегая к помощи супруги. Но современные жены не столь лояльно относятся к таким действиям своих благоверных. Учитывая эти обстоятельства, можно сказать, что не я с самого начала представляла какую-либо угрозу для брака вашего хозяина. Этот союз находился в опасности задолго до того, как я приехала из Америки!

Закончив свою тираду, Луси повернулась и решительно направилась наверх, оставив задумчиво нахмурившегося Роберта за спиной. Она шла, гордо подняв голову, но на сердце ее лежала тяжесть. Луси осознавала, что по большому счету старый камердинер прав: Патрик не любит ее. Он просто очень сильно ее желает. А спустя некоторое время граф Уэндейлский и не вспомнит о скромной художнице из Норфолка, которая провела в его доме несколько дней.